Властелины и короли (джен)

Всадница остановила перед знакомыми воротами вороную кобылу, огляделась, потом подумала и спешилась, подошла к резным воротам и зачем-то приложила ладонь к теплому золотистому дереву. Запертые створки высились над ней на такую высоту, что ее не взяла бы и Кельпи, да и не стоит заявляться в гости к эльфскому королю таким образом. Здесь же другие эльфы.

— Эй! — несмело позвала Цири в пустоту, ей казалось, что здесь, как и в мире Ольх, никого не осталось.

— Зачем ты кричишь? — раздался голос сзади, и Цири резко обернулась и увидела высокого светловолосого эльфа. Он оглядел ее с головы до ног, не подошел близко, но и опаски не выразил. — Кто ты, дева?

— Я подруга принцессы Даэнис, — ответила Цири, подумав, что это страж или привратник. — Хочу встретиться с ней.

Лицо эльфа помрачнело.

— Ты из ее мира, — сказал он. — Как я не догадался. Сначала я принял тебя за одну из эльфиек, что пришли в лесное королевство после победы над врагом. Не надо идти в город.

— Но почему? — Цири шагнула к эльфу сама. — Я без приглашения, но она обрадуется мне, точно!

— Принцесса Даэнис, моя сестра, не обрадуется тебе, — просто сказал эльф. — Давай уйдем от ворот, и я расскажу все.

Внизу эльфа, который назвался Леголасом, поджидала его собственная лошадь, и он вскочил в седло, бросив, что расскажет подробности в другом месте, у него назначена встреча, потому он должен торопиться, но он приглашает ее присоединиться. К Озерному Городу добрались быстро, и Леголас, спешившись у таверны, бросил поводья мальчику-слуге и вежливо придержал дверь перед Цири.

— Ты опоздал, — в живот эльфу пустой кружкой ткнул рыжебородый гном, громкий и какой-то располагающий, в отличие от гномов мира, откуда явилась Цирилла. — Променял друзей на… на такую красавицу я бы тоже променял, — голос его неуловимо смягчился, но Цири слышала смех, хотя он вроде говорил серьезно. — Украсьте своим присутствием скромный холостяцкий ужин, который был бы обедом, не задержись его величество. Ты там над ручьем косы заплетал и песни пел, Леголас?

— Именно, — с достоинством ответил принц, садясь за стол с кружкой пива. — Пока не допел, приехать не мог.

Цири тоже села, и перед ней сразу поставили деревянную кружку поменьше, чем у Леголаса, от которой шел густой травяной дух.

— Самое то после долгого пути, — подмигнул гном и принялся расспрашивать принца, откуда тот везет свою человеческую спутницу, как мог променять обед на нее и вообще, он ждал его гораздо раньше.

— Это подруга Даэнис, и она не знала, — негромко сказал Леголас, не поддержав шутливого тона, и гном подавился пивом.

— Расскажите мне, — Цири переводила взгляд с одного на другого. — Даэнис защищала меня, она стала мне дорога, я имею право знать, что случилось, — немного неправда, но кому есть дело до честности.

— Я не видел сам, — начал свой рассказ гном, которого, как он представился Цирилле, звали Гимли, сын Глоина. — Там не было никого, кроме Йорвета, Трандуила, Эредина и самой Даэнис. Но Трандуил… он однажды не сдержался, когда что-то мысленно спросил у него, — он кивнул на эльфа, — и Леголас увидел его мысли.

— Расскажи с самого начала, — бесцветно сказал Леголас.

— Расскажи сам, — мгновенно вспылил гном. — Я этого ничего не видел! Ты видел, пусть и в воспоминаниях!

— Боль от потери слишком сильна, — ответил лихолесский принц. — Но я расскажу.

Король Трандуил появился первым прямо посреди тронного зала, и в первый и последний раз подданные его видели, как король, сбросив плащ и доспехи на пол, бегом бежит к главным воротам, раздавая на бегу распоряжения. Даэнис открыла портал, оставила Авалак’ха, чтобы поддерживал его, и Карантира, чтобы он закрыл его после того, как все жители мира Ольх придут, а сама вместе с Эредином, Иорветом и Трандуилом отправилась в южный лес, нельзя было терять ни минуты. Эльфы народа Ольх последуют за ними. Очищенный от проклятий лес радовался гостям, но заниматься им было пока некогда: два короля, принцесса и Иорвет спешили в крепость.

— Я лично изгнал последнего орка из Дол Гулдура, — заявил Трандуил, вырываясь вперед на коне. — Здесь безопасно.

— Но все равно страшно, — заметила Даэнис, ежась от мрачного пейзажа.

— В твоей власти сделать с этим местом что пожелаешь, — пожал плечами Трандуил. — Только захоти, дитя.

Даэнис надела кольцо, уставилась на одну из треснувших статуй, зажмурилась и пожелала увидеть ее целой.

— Умница, — Эредин задрал голову. — А весь замок так можешь? Авалак’х и другие знающие помогут этому царству процветать.

— Это и было ошибкой, их общей ошибкой, — Леголас отодвинул от себя нетронутую кружку. — Они все думали, что если Дан не будет долго владеть кольцом и все сделает быстро, оно не успеет исказить ее разум. Они спешили, пока их не остановили прочие, пока не добрался до Лихолесья Гэндальф, знающий опасность кольца. Даэнис превратила южный лес в цветущее царство, а Дол Гулдур — в резиденцию короля, но никто не хотел такой цены.

— Эльфы моего королевства научат строить дома на деревьях и помогут наладить торговлю, — Трандуил стоял рядом с Эредином в тронном зале, и король Ольх то и дело поглядывал на черный каменный трон, возвышающийся и увенчанный составной короной, похожей, хоть он и не знал, на корону Мелькора, только вместо сильмариллов в нее были вправлены простые бриллианты. Даэнис стояла неподалеку, обняв руку Иорвета и спрятавшись за его плечом от почтительных поклонов, которыми ее одаривали все проходившие мимо.

— Спасибо, — сказал Эредин.

Повисла пауза, и Ге’эльс из-за спины Эредина подсказал:

— Мы благодарим…

— Мы благодарим от лица всего народа Ольх за помощь, оказанную нам, — закатив глаза, прочитал Эредин заученную формулу.

— И намерения… — снова подсказал Ге’эльс.

— И намерения содействовать развитию нашего королевства в мире и согласии, достижению процветания на долгие годы.

— Мы не говорим «долгие годы», юный король, — поправил Трандуил. — Вместо этого мы говорим «вечность».

— А Даэнис? — спросила Цири. — Как же она? И те эльфы, которые пришли с Йорветом?

— У скоя’таэлей все хорошо, многие из них стали служить в корпусе стражей Лихолесья, — Леголас улыбнулся одними губами. — Орки еще беспокоят нас набегами, пусть в сам лес им хода нет. Да и пауки все же остались нашей общей напастью, так что всем есть чем заняться. Даэнис… мы все полюбили Даэнис. Она жила с моим отцом в лесном замке, но часто гостила в Дол Гулдуре, и южный лес расцвел ее усилиями и усилиями моего отца.

Даэнис лениво потянулась и положила руку на грудь Иорвета, спящего рядом. Все думают, что чуткий командир лесных бандитов просыпается от каждого шороха, но на самом деле, стоит ему пригреться и улечься на мягкое, как его и горном не разбудишь. Дан подползла ближе к нему и прямо на ухо шепнула: «блины с медом», но Иорвет продолжал сопеть, хотя раньше, стоило только подумать о еде, как он сразу же вырастал рядом, сверкая глазом. У Иорвета пока нет звания, он — негласный заместитель командира стражи, вроде как отбивается от обязанностей, но все равно не отпускает своих без надзора. Пауков убивает и смеется, что работает ведьмаком, поет дурацкие человеческие песни, а когда к нему подходят эльфы, старше его на семьсот лет, и раскрыв рты, просят рассказать, как он убил Саурона, сбегает в Дол Гулдур, где они с королем долго, со вкусом и руганью, режутся в гвинт. Дикая Охота не исчезла, но теперь это гвардия его высочества: Эредин боится пауков до нестерпимого ужаса, поэтому отсиживается на троне, радуя Ге’эльса наконец проснувшейся сознательностью. Впрочем, стоит только появиться оркам на горизонте, как юный король снимает рогатый венец, ставит по примеру Гондора перед своим троном кресло наместника, надевает доспехи и отправляется выплескивать свою ненависть. Какой прекрасный мир! Есть кого любить, это Трандуил и Даэнис, есть кого ненавидеть — орки и гоблины.

Дан положила голову Иорвету на бок, трогая пальцем шрам на его руке. Среди эльфов стражи он легенда, для Трандуила — острый на язык собеседник, для Гэндальфа — глупец, сохранивший зло в мире. Взгляд перескакивает на кольцо. Какая мелочь и какая невероятная сила! Теперь его можно уничтожить когда угодно: Иорвета орки боятся, он хоть сейчас может сопроводить ее до Ородруина, чтобы она сбросила кольцо вниз, в лаву, но зачем что-то делать, когда все так прекрасно? Иорвет спит рядом, Трандуил — его приказы Даэнис слышит даже здесь, в тихой спальне — распоряжается о чем-то внизу, Эредин ждет ее на праздник — разве может быть лучше? К чему изменения, ничего не надо…

Иорвет мурлыкнул и перевернулся, вдавив Дан в постель всем весом, нашел ее губы и только потом медленно открыл глаз.

— Какой день мы здесь? — шепотом сказал он, упираясь локтем в подушку и подпирая подбородок. — Я сбился со счета.

— Какая разница? — Дан провела пальцами по его шее. — Мы вечные.

Каждый день повторяет предыдущий, все уже было, все уже повторилось, но Дан и Иорвет счастливо застыли в золотом покое, как насекомые в капле янтаря. Мордорский доспех, трофей из Ортханка, лежит в сокровищнице короля. Иорвет носит легкий зеленый камзол и узкую черную повязку на отсутствующий глаз, и его и Дан иноземное происхождение больше выдают черные волосы, чем манеры и привычки. О подвигах и битвах напоминают лишь моргульские кони, которых прислал в Лихолесье Элронд, не вынеся такого зла на своей земле. В знак привязанности, Эредин отдал королевского коня Иорвету, а себе взял его: все равно он теперь ездит верхом на специально отловленном для него варге; у народа Ольх нет предрассудков. Леголас все время проводил с Дан и Иорветом, незаметно учил, направлял: он всегда хотел брата, и пусть мир одарил его сестрой, он вполне рад принять ее любимого как родного. У Эредина они тоже бывают все вместе: королевство Ольх развивается и расцветает небывало, напоминая Трандуилу древние королевства, высокие эльфы-воины и девы-искусницы словно сошли со страниц легенд и старинных изображений. Знающие ведут неспешные беседы с бессмертными эльфами, которые знают бесконечно больше, но замирают в растерянности, видя детей. Эльфы стали рождаться, и на них приходят смотреть как на чудо, дети скоя’таэлей в лесном королевстве купаются в молоке и сливках, сам таур порой садится с кем-то из детей и играет, вспоминая собственного сына и жалея, что был в отчаянии так долго, что почти не помнит, как крошечный принц, заворачивающийся в шлейф его мантии, вырос в холодного и отчужденного воина.

Но однажды на общем совете короли решили, что пришло время уничтожить кольцо. Оно больше не нужно, а Даэнис неуловимо менялась: все чаще сидела она по правую руку короля Трандуила в чертогах северного леса, все ожесточеннее становились ее речи, когда она беседовала со своим отцом, но ни один из королей не понял ее истинных мыслей, иначе они силой отобрали бы кольцо у принцессы, и кто знает, что случилось бы. Но они лишь сочли, что настал час избавиться от Саурона навсегда. Вчетвером они прибыли в Мордор и поднялись на Ородруин, где Даэнис предстояло бросить кольцо в кипящее жерло.

— А она этого не сделала, — вздохнула внимательно слушавшая Цири, отвлеклась от собственных слов и с удивлением глянула в окно: на улице стояла непроницаемая темень, самый мрачный час перед рассветом.

— Гораздо хуже, — мрачно сказал Гимли.

Даэнис, стоя на краю пропасти, рассмеялась, повернулась к ожидавшим ее королям и Иорвету и сказала, что не желает жить в лесу как паршивый скоя’таэль, что здесь та же резервация, только климат чуть лучше. Так было и в ее мире: сначала эльфов почитали, они учили людей, а потом люди расплодились, обозлились и вырезали всех тех, кто вызывал в них чувство зависти. Она потомок королей и имеет право на реванш, и это — тут она подняла кольцо всевластья — поможет ей. И издевательски поблагодарила за сопровождение ее в те земли, которые она отныне назовет своими. В Барад-Дуре воссядет новая госпожа, и царство ее станет лучшим, ибо не станет ограничиваться глупыми законами взаимодействия с другими народами. «Я лучше дуры Саскии, Йорвет, я не совершу ее ошибок. Особенно стану избегать глупости потерять тебя — ведь ты отдал мне кольцо и власть». Она создаст то, о чем еще в другом мире мечтал Иорвет — страну свободных, и не останется разменной монетой, гарантом мира в Лихолесье и залогом того, что не передерутся два короля. Даэнис протянула руку Иорвету, своему любимому, но любовь ее опалилась огнем Ородруина, и она не вспомнила, что сказал Карантир перед исчезновением: любовь для эльфа — привилегия свободных. Ей не нужен стал Иорвет как таковой, как нужен был раньше, когда стал для нее удобной ширмой, ведь она не сражалась в первых рядах, была на особом положении в отряде, и неужели он думал, что рядом с Киараном кто-то может видеть Иорвета, а не его место командира? Но ей понадобился король, и Иорвет оказался всего лишь наиболее подходящей кандидатурой: они уже сработались, да и легенды сложены, негоже ей, новой владычице, представляться такой слабой и зависимой новым подданным. Ко мне, Иорвет, если хочешь и дальше безнаказанно и свободно бегать по лесам и заниматься глупостями. Иорвет презрительно скривился и сказал, что даже не подумает жить с сумасшедшей, которая требует от него повиновения, и бросала бы она уже это проклятое кольцо, пока он не разозлился и не прострелил ей руку, чтобы она его выпустила, и тогда Дан повернулась к Эредину. Она умоляла его, предлагая ему власть над всей Ардой, но он не ответил — он уже исполнил свои мечты, и тогда кольцо позволило понять ей, что ему на самом деле нужно. Волосы ее побелели, и она предложила стать женой собственному отцу, поправ все законы. Она узнала, почувствовала, что он никогда не воспринимал ее как дочь, кровь от своей крови, видя в ней тень любимой женщины. Иорвет, услышав это, выхватил меч, то же сделал и Эредин — после открытого Даэнис позора его не дало ничего, кроме всеобщего презрения. Но тогда между ними встал Трандуил, более знакомый с властью кольца, пусть и излишне самонадеянный, сказал, что целью зла может быть их противостояние, посоветовал обсудить все потом, и Даэнис, видя насквозь и его, предложила ему месть: как он потерял свой народ и отца, так каждый, кто виновен в этом, должен потерять две трети от тех, кто держит в руках оружие, и по одному близкому. Элронд, Галадриэль, Митрандир — они все говорили тебе, таур Темного леса, что не стоит отравлять сердце горем; заставь их испить эту чашу. Никто не знал, насколько ранен и обозлен лихолесский король, но его привело в чувство то, что за спиной Даэнис вырос черный силуэт Некроманта, которого она призвала своим решением оставить кольцо, и заключил ее в объятия. Даэнис сказала Иорвету, что если он не хочет быть ее королем, он станет ее рабом, и Иорвет выхватил стрелу из колчана, выстрелил и выбил кольцо из ее пальцев, поранив ей руку, кольцо упало вниз, Некромант исчез, но…

— Но? — напряженно переспросила Цири.

— Безумие Даэнис прекратилось, и ей открылось то, что она говорила им, — через силу проговорил Леголас. — Едва подняв глаза от позора, она вгляделась в их лица, но все еще была ослеплена видениями или…

— Или они действительно смотрели на нее так, — добавил Гимли. — Хотя… она высказала Йорвету, что он ничего не значил для нее, предложила себя собственному отцу… как бы она жила дальше?

— Увидев в них лишь осуждение и презрение, Даэнис шагнула со скалы вслед за кольцом, — наконец выговорил принц. — Кольцо всевластья привело к гибели четырех своих хозяев из шести. Саурон, Исильдур, Даэнис, даже это существо Голлум, пусть не прямо по вине кольца, но все же Фродо убил его.

— Неужели Йорвет не понял, что это кольцо, а не она? — Цири стало тоскливо. Она верила, что все исправила, приходящая из-за нее Дикая Охота исчезла, Эредин никого больше не убивает, эльфы Иорвета нашли свой рай, а теперь выясняется, что несчастья не закончились. Они просто пришли в другой мир. Зачем она пришла сюда, зачем узнала? Могла бы жить до самой смерти, веря, что вселенная гораздо милосерднее.

— Понял, — Леголас посмотрел ей прямо в глаза. — Но Даэнис больше нет.

— И… что теперь? — осторожно спросила Цири, взглядывая на гнома, она понимала, что Леголас говорить больше не будет.

— Что-что, — вздохнул тот. — Нет больше радости в Лихолесье, точнее, во дворцах. Народ-то почти не знает, народ счастлив, и Лихолесье теперь Зеленолесье, и праздники не раз в год, я даже был там, не знал бы — ничего б не понял. На троне королевства Ольх восседает благословенный король Эредин Юный, вот, недавно в Эреборе были его послы, а у Трандуила испокон веков все в ажуре.

— А Йорвет? — спросила Цири.

— Он приезжал ко мне, — Гимли бросил быстрый взгляд на Леголаса. — Я давно обещал ему изготовить кинжал, он приехал среди ночи, не знаю, как нашел, заявился в мой дом и спросил, могу ли я дать ему кинжал прямо сейчас. Я, конечно, не мог, это за пару минут не делается, уложил его спать. Конь у него проклятый из-под мертвого короля-колдуна, рычит как дикий зверь, ну сделал я ему к утру кинжал, говорю, ты хоть куда едешь? А он мне: орков стрелять. Три раза слухи волнами ходили, будто он погиб.

— А он погиб?

— Не знаю. Не удивлюсь, и если да, и если нет, — пожал плечами Гимли.

— Куда ты направишься, Цирилла? — спросил Леголас, поворачиваясь к ней. — Весенний праздник через пять дней, в Лихолесье его проводят чудно.

— Я не знаю, я, наверное… — Цири замялась. С одной стороны, она почти никого не знала, опечалилась, ей не к кому пойти, с другой, ей так не хотелось уходить! Словно все естество ее страстно желало остаться в этом мире.

— В тебе есть эльфийская кровь, — вдруг сказал Леголас. — Это очень странно, но вероятно… Нет, не может быть.

— Что не может быть? — Цири улыбнулась. — В этой фразе вся моя жизнь: быть не может, а случается.

— Вероятно, я только предполагаю, и лучше спросить у моего отца или Элронда, но ты, если примешь себя как эльфа и сделаешь выбор фэа, будешь бессмертной, — Леголас нахмурился. — Я не силен в этом вопросе, но…

— Эльфы бессмертны? — перебила Цири.

— В твоем мире, где сама земля жаждет поглотить всех своих детей, нет, — Леголас оперся локтем на стол. — Здесь же вполне.

— Скажи ей, сколько тебе лет, — подначил Гимли.

— Ну зачем, — отмахнулся Леголас.

— Надо. Скажи!

— Две тысячи девятьсот двадцать два, — эльф закатил глаза; Цири смотрела на него с открытым ртом. — Ну вот опять.

— Я так и знал, — гном схватил кружку Леголаса и опустошил ее в одно мгновение.

* * *

Только что в замке закончился праздник цветущей весны, и пусть с большим размахом его отмечали на севере, Южное Лихолесье старалось не отставать от соседей. Но музыка смолкла, и солнце полыхало на западе, высвечивая пустой зал тревожным багряным. На севере тоже безрадостно: к королю Трандуилу в этом году на праздник не приехал сын. Снова. Уже который год веселье в Лихолесье отдает пеплом, который чувствуют лишь монархи.

Вошел Ге’эльс, поклонился — Эредин на троне небрежно махнул рукой, показывая, чтобы зашел позже. Зал остался пуст и темен. Король спустился на непроницаемый пол, такой темный, что кажется, будто идешь по зеркальной бездне, прошел к боковому коридору и через него в узкую галерею с окнами, выходящими на буйство зеленого, золотого, белого, что представляет собой лес: растения из Лориэна прижились на более не проклятой земле. Ветер шевелит кроны, и нет конца-края этому богатому лиственному морю, но король не почувствовал прежней радости, глядя на его.

За спиной шаги того, кто специально дает подготовиться к своему появлению, и из потайного хода выступил Трандуил и стал рядом, почти коснувшись своим плечом его.

— Не завидуй смертным, Эредин, — проговорил Трандуил без капли насмешки. — У всего есть цена, и твоя жертва, и твой палач — ты сам. Мы знали, что плата высока. Больно лишь первые пару тысяч лет. Потом наступает скука.

— Как ты живешь? — спросил Эредин, отчаянным жестом вцепившись в каменные перила, хотя знал ответ, видел его в зеркале Галадриэль.

— Кто тебе сказал такую глупость, будто я живу, — Трандуил оперся спиной на перила и прогнулся в поясе так, чтобы солнце достало до его лица. — Пойдем. Я привез тебе вина.

Они вернулись в тронный зал, но сели на скамью у стены так, чтобы даже не видеть трона. Эредин рассказывал Трандуилу о других мирах и что делал в них, зная, что тот не осудит — иначе ему будет слишком скучно, к тому же он знает о его отношении к Дан и все равно здесь, а лесной король потом говорил о первых войнах и как подняли друг на друга руку в братоубийственной резне те, кто считают себя мудрыми и благородными…

— Ты не знаешь, где Иорвет? — наконец спросил Трандуил, и Эредин поджал губы, покачал головой. — Хочешь узнать?

* * *

— Вот оно какое, королевство под горой, — Иорвет, который был только в прилежащем городе, но не внутри горы, огляделся, потом вернулся к Гимли. — А я думал, тут все в золоте.

— Гномы тебе не дракон какой-нибудь, — фыркнул Гимли. — Где ты видел города, чтобы были из золота?

— Но вы же гномы, — резонно возразил Иорвет.

Рассмеялся Леголас, услышав это, подошел к Иорвету, взял его под локоть и повел за собой. Иорвет, вернувшись с Ородруина, забрал из сокровищницы мордорский доспех, снова завязал на голову выцветший алый платок и исчез, уведя из конюшни своего назгульского коня и захватив лук, которым когда-то владел сам король Трандуил до того, как потерял зрение и перешел на меч.

— Ходили слухи, что ты погиб, сражаясь с орками, — сказал принц, идя с ним вместе за Гимли, который, пыхтя, вел их к своему дому и находившейся рядом мастерской. — Тебя видели входящим в Морию.

— Было дело, — кивнул Иорвет. — Хотел срезать и не переться через всю равнину. Гимли, я сломал кинжал, который ты мне сделал, можно мне новый?

— Срезать через Морию. Срезать. Через Морию, — повторил Гимли. — А ты уверен, что в тебе нет нашей крови? Больно тебя тянет к подземным приключениям. И как ты его сломать-то умудрился?

— Я его забил в пол, чтобы дверь держалась, когда в нее молотом били. Зато я привез тебе вот это, — Иорвет вытащил из сумки обернутую грязной рваной тряпкой летопись, которую читал над могилой Балина Гэндальф. — Забыл даже, пока про Морию не сказали, и не вспомнил бы. Три луны таскаю. Ох, как же легко без нее!

Гимли в полнейшем изумлении уставился на книгу. На них стали оглядываться, кто-то остановился поглазеть.

— Летопись Ори! — взревел гном и кинулся Иорвета обнимать. — Ты ж мой дорогой, проходи скорее! Пошлите гонца королю и Двалину, — это уже кому-то из зевак. — Ты даже не представляешь, что принес, остроухий!

— Книжку, — отозвался Иорвет. — Все равно я по-гномски читать не умею.

— Сейчас тебя провозгласят героем, наденут на тебя золотые доспехи, запакуют в бриллианты, дадут в руки огромную секиру и скажут: «держи речь», — неспешно перечислял Леголас кары награждения, идя с ним к дому Гимли. — Так что уж придумывай ее заранее, пока не наступил момент позора.

— За кинжалом я могу заехать и позже, — кисло сказал Иорвет. Леголас сильнее сжал его руку. Он и Гимли оставались единственными из хранителей, с кем Иорвет поддерживал связь после смерти Даэнис. Куда пропал веселый и острый на язык эльф, умудрившийся достать Арагорна на его же коронации, поссориться с Гэндальфом и Элрондом на радость Эредину, который в словесных баталиях проигрывал владыкам? Иногда Леголасу казалось, что он и не знал никогда Иорвета, словно они не жили благословенное послевоенное время в Лихолесье. Среди орков о нем теперь слагали легенды, все орочьи вожди мечтали о его голове на пике, но пока что вместо этого одноглазый лучник на моргульском коне складывал головы орков пирамидами и исчезал снова, только его и видели. Трандуил не пытался выйти на него, хотя всегда приглядывал через Киарана, Иорвет навещал бывших «белок» с завидной регулярностью, но не появлялся во дворце, Эредин, казалось, о нем не вспоминал и с головой ушел в управление своим королевством. Арагорн передавал через Леголаса приглашение, сказал, что двери Минас-Тирита всегда открыты, но Иорвет предпочитал оставаться в одиночестве. Леголас и Гимли никогда не вспоминали о Даэнис в присутствии Иорвета, молчаливо опасаясь, что в противном случае никогда его больше не увидят.

— Что жрет твоя скотина, остроухий? — крикнул Гимли, видимо, из кухни.

— Эй! — возмутился Иорвет. — То, что я лесной эльф, а Леголас — принц, не дает тебе никакого…

— Я про коня твоего, — расхохотался гном. — Сложи свое самомнение с самомнением Леголаса, поделите пополам, и будете оба нормальные.

Иорвет, только войдя в комнату, сразу свалился на небольшую мягкую кровать и согнул ноги, чтобы уместиться, закинул руки за голову.

— Если хочешь спать, я скажу Гимли, чтоб повременил с ужином, — тихо сказал Леголас, садясь рядом с ним на низкий стул. — Ты немного хромаешь, если хочешь, я могу помочь. Я не целитель, но могу попробовать уменьшить боль.

— Нет, не говори ему ничего, — так же негромко ответил Иорвет. — Мне… мне показалось в какой-то момент, что я разучился разговаривать. В Мории. Я рычать начал, как Эредин на Саурона. А с ногой… мелочь, уже почти затянулось.

— Я недавно видел Эредина, — сказал Леголас. — Заезжал в Зеленолесье на весенний праздник. Давай ты снимешь доспехи, мы с Гимли клянемся на тебя сегодня не нападать.

— Ну-ну, я вам не верю. И что юный король? — спросил Иорвет, все же с трудом садясь и начиная раздеваться.

— Я его издалека видел, не стал… привлекать внимание к своему присутствию.

— В Лихолесье с Трандуилу не поехал, — сделал заключение Иорвет, знавший, что после смерти Дан Леголас покинул свой лес снова. — И как праздник?

— Я познакомился с Цириллой несколько лет назад, — сказал Леголас, и добился желаемого: Иорвет удивленно посмотрел на него, и принц продолжил. — Она появилась перед воротами, хотела встретиться с Дан, — вторая проверка; скулы Иорвета на миг обозначились резче, но больше никакой реакции. — Я рассказал ей и о бессмертии тоже, но она так и не сказала, куда направится, а на празднике я видел ее с Карантиром.

— Это же… навигатор Эредина? — вспомнил Иорвет. — Геральт, наверное, второй раз поседел.

— Она будет рада видеть тебя, — сказал Леголас, но Иорвет покачал головой:

— Мы почти не знали друг друга. Геральт — с ним я бы свиделся, а она… — он поморщился.

— Скажи мне, остроухий, куда на сей раз ты засунешь кинжал, может, мне тебе сразу два сделать? — Гимли появился в дверях. — Эй, ты что раздеваешься, все понимаю, наш принц больше на принцессу смахивает, но это ты просто от женщин отвык. Не надо, Йорвет, не поддавайся!

Иорвет беззвучно рассмеялся и с грохотом обрушил кольчугу на стул, обычную кольчугу. Митриловая кольчуга Орофера находилась теперь во дворце Трандуила, и у короля глаза не глядели на его отвергнутые дары.

* * *

— И где теперь Йорвет? — спросил маленький эльф, опуская лук после последнего выстрела прямо в цель. Ему всего двенадцать, он родился в королевстве Ольх и не может понять, почему, приезжая с отцом в соседнее королевство, вызывает странную реакцию у местных эльфов. Он же просто ребенок, пусть его отец и сыграл роль в великом переселении народа Ольх, и сам король Эредин наградил его.

— Никто не знает, — ответил отец. Он всегда рассказывал ему легенды этого и другого миров: о другом мире эльф знал лишь то, что весь народ Ольх оттуда, но наступил белый хлад, и король Трандуил из Лихолесья помог им, потому что король Эредин женился когда-то на его сестре.

— Но он же настоящий? — подозрительно прищурился эльф. — Не сказка?

— Не сказка, — по галерее над внутренним двором прошла мама, улыбнулась, услышав, о чем говорит сын. — Я сама знакома с Йорветом.

Маму не любят в королевстве Ольх, потому они и живут практически на границе с Лихолесьем, где правит король Трандуил. Зато его отец в почете у короля Эредина, он — его чародей и военачальник, второй после Имлериха. Иногда кажется, что король Эредин сам его отец, так он ему благоволит, но при маме об этом лучше не говорить, она не переносит короля.

— Может, он опять в Мории, — вздохнул маленький эльф, снова целясь. И отец, и мать мечники, но его самого учат стрелять из лука. Впрочем, он обещал себе, что научится еще владеть мечом, благо, у него целая вечность. — Или в какой-то черной крепости! Режет орков!

— Он стреляет, — поправил отец. — Так что учись стрелять, будешь как Иорвет.

— У него один глаз, чтоб видеть при свете, а второй, под повязкой, чтоб видеть в темноте!

Образы обрастают легендами, легенды превращаются в миф. Эльфы все помнят, но молчат, давая легенде об охотнике жить самостоятельно.

Вернон Роше в который раз проснулся от сна, который называл кошмаром, хотя в нем не было ничего страшного. Ему снился его верный враг верхом на страшном хищном коне, он ехал по холму, и луна освещала его доспех, похожий на нильфгаардский. Иорвет был настолько беспросветно и беспощадно одинок в этом сне, что Роше просыпался в ноющим от тоски сердцем и уверял себя, что это лишь его воображение. Иорвет с Даэнис в новом эльфийском королевстве, они будут вечно счастливы, в том мире больше нет войны и крови. Он снова корил себя, что испугался нового и неизведанного, не ушел в далекий неизвестный мир, а теперь… Темерии нет, бороться ему не за что, он занял место ушедшего Иорвета, и теперь за ним охотятся солдаты. Он побывал в Каэр Морхене снова, хотел найти Цириллу и попросить ее отправить его в тот мир, плевать, что будет зубоскалить Геральт, что сам он будет считать себя сдавшимся. Он ведь сможет вернуться в любой момент! Надежда вела его в замок ведьмаков, но Цири исчезла после битвы и больше не появлялась. Погасший взгляд Геральта напомнил Вернону о той нестерпимой тоске, которую он испытывает после того, как приснится Иорвет. Теперь Роше старается думать о Иорвете как о персонаже легенды, редкой сказки, где все началось с дурацкой свадьбы принцессы и лесного бандита, а закончилось так счастливо, как не бывает даже в сказках. Он перевернулся, утыкаясь носом в угол пещеры, и плотнее завернулся в рваный бушлат, рукав которого стал жестким и негнущимся от высохшей крови.

Печальный король сидит на черном троне под короной, взглянув на которую, содрогаются древние владыки, и слушает песню о битве у черных врат. В песне нет боли; в песне кольцо упало в жерло Ородруина словно само, и пала власть тьмы, и наступили благословенные времена. Он всех похоронил, и все стало ему безразлично. Попав в королевство Ольх, путники, зная о том, что короля называют Эредин Юный, ждут веселья во дворцах — как в песнях, которые поют об эльфах, но черный замок полон пронзительной тишиной.

Той самой тишиной, которая много веков царит в лихолесском дворце. Холодный, известный дурным характером эльфийский король проводит все время в сокровищнице, потому что блеск драгоценных камней заставляет забыть его о течении времени. Новое имя предано вечному забвению, теперь нельзя говорить не только о сестре и жене короля, но и о деве из другого мира, но Тауриэль однажды видит, как прекрасный король, сняв корону и завязав волосы простой лентой, создает изваяние девушки из серого камня. В руках девушки странный рогатый лук, а на ней самой кольчуга, надетая на мужской эльфийский наряд — такой она впервые появилась в Лихолесье. В глубине сада, у беседки, о существовании которой никто и не знает, стоят три статуи женщин, и король Трандуил, положив холодный траурный венок из пышных еловых ветвей, оплетенных белыми цветами, к ногам самой юной из них, произносит едва слышно и ласково, как он всегда говорил с ней:

— Вот твоя семья, дитя.

Тауриэль сливается со стволом дерева, за которым стоит. Слезы текут у нее по щекам, но она не замечает этого, наблюдая за тем, как Трандуил гладит кончиками пальцев каменные волосы, прижимается губами к ледяным запястьям. В жизни короля действительно нет ни капли любви — вся она умерла.

— Надеюсь, ты встретишься с ними в чертогах и будешь счастлива, — лесной король отступает и почтительно опускает голову, прощаясь, но не выдерживает, и во всегда равнодушном голосе Тауриэль слышит такую страсть и такую боль, что снова вспоминает: ее короля нередко сравнивают с драконом. — Разве я не принял тебя, Даэнис, дитя мое, разве не полюбил? Почему же ты ушла так скоро? Я любил бы тебя, исполни ты свои слова, даже если бы ты убила меня. Последнее, что ты чувствовала — это боль и стыд…

Я не хотел. Все, кого я любил, сгорают. Это моя плата за драконов: за драконью гордость и драконий недуг. Отыщешь ли ты дорогу в Чертоги, Даэнис?

Всегда наполненный звуками сад пронзает сердце мертвой тишиной. Король Трандуил уходит из сада, и за его спиной три статуи, склоненные друг к другу прекрасными лицами, дождавшись его ухода, словно о чем-то говорят.

Посланник королевства Ольх подъехал к Ортханку и почти не удивился тому, что двери башни, основание которой было скрыто полностью обступившим ее лесом, приветственно распахнулись перед ним. Чародей в длинном многослойном одеянии сидел у входа и, щурясь от падающего сквозь лиственный тент солнца, взглянул на всадника.

— Здравствуй, Карантир, — произнес он. — Что хочет сказать мне король Эредин?

— Он хочет узнать, можно ли открыть портал из этого мира в другие, — Карантир спешился, но не сел рядом.

— Король хочет узнать? — переспросил Авалак’х. — Что ж, я отвечу на вопрос, интересующий тебя, точнее, Цириллу, которая хотела бы повидать своих приемных родителей в умирающем мире, и не имеющий никакого отношения к Эредину. Не спорь, я знаю Эредина куда лучше тебя: он никогда не интересуется тем, что не собирается использовать, а он уже достиг всего, что хотел. Нет, открыть портал отсюда твоими силами или силами Ласточки невозможно — этот мир слишком плотный, чтобы в нем безболезненно можно было открыть проход. Поясню, — он приподнялся и потянул Карантира за рукав мягкого подкольчужника. — Ткань мира, любого мира, похожа на вязаную. Мир Ольх, мир Цириллы — крупная вязка, можно раздвинуть петли, не нарушив ткани. Этот мир плотный, как твой подкольчужник, его можно лишь порвать, на что был способен Саурон и, соответственно, Даэнис, когда приняла его силу и завладела кольцом.

— А Феникс? — спросил Карантир, до визита к Кревану беседовавший и с Эредином, и с Трандуилом. Цири слишком хотела побывать дома, повидать Геральта и Йен, обнять их. Она любила своего мужа, он не сомневался, в конце концов, она сама пришла к нему, но только потом они выяснили, что ни она, ни он не способны покинуть Средиземье — у них обоих нет таких сил. — Когда она впервые переместилась из этого мира.

— Она впитала силу Саурона, — пояснил Креван, тоже интересовавшийся историей этого мира. — Передай Цири, что она никогда не вернется в свой мир и не увидит Геральта. Не хочешь говорить сам — отошли ее ко мне.

Черноволосый эльф молча наклонил голову, прощаясь с отцом, и вскочил на коня. Авалак’х заметил, что теперь Карантир не носит лат и ездит верхом без седла и уздечки, но ничего не сказал. Общаясь с лесом, он привык хранить молчание, выслушивая длинные, звучащие по нескольку минут слова энтов. Карантир скрылся из виду, и маг Ортханка медленно закрыл глаза и откинулся назад на черный камень стены башни. Эредин в черном отчаянии, Цирилла, не ставившая его ни во что, теперь заперта в чужом мире без возможности уйти даже на тот свет, ведь она приняла выбор фэа, Иорвет где-то в Мории пытается утопить свое горе в орочьей крови. А он счастлив. Время текло вокруг него, как широкая река вокруг неколебимой скалы, и Креван Эспане аэп Каомхан Маха, наконец отмщенный, наслаждался бессмертием.