Властелины и короли (джен)

— Эскель скоро вернется с охоты, — сказала Трисс только бы что-то сказать и нарушить тягостное молчание. Две другие чародейки, Кейра и Йеннифер, ей не ответили, демонстративно разглядывая фрески; Вернон Роше и Бьянка, которых позвал на помощь сам Геральт, также не желали вступать в диалог. Все они сидели в зале, холодном, несмотря на давно разожженный огонь, и холод между ними был не менее мучительным, чем зимний мороз, пробирающийся внутрь замка. Весемир оттаскивал Ламберта от Умы: тот пришел в восторг от уродца и желал провести с ним как можно больше времени, пока его не расколдовали. Геральт тем временем объяснялся с Цири, доказывая ей, что отказываться от помощи и битвы в родной крепости глупо: рано или поздно бой придется принять, и лучше самим выбрать место и время, чем доверять столь важное дело отбитому на голову эльфу.

Вдруг распахнулись двери Каэр Морхена, гулко ударившись створками о каменные стены.

— Это еще что? — Роше поднял голову, но полуденное солнце как назло било в спины вошедшим, поэтому разглядеть их лица было невозможно. Но этот силуэт он узнает из тысячи.

— Проклятая белка, — прошипел он в кружку, сверля глазами Бьянку, которая сжала губы до такой степени, что те превратились в ниточку.

Иорвет прошествовал внутрь, смерил презрительным взглядом каждого, ничего не сказал и пошел вверх по лестнице, словно знал, куда идти. Его спутница закрыла двери и подошла к столу.

— Геральт из Ривии позвал нас на помощь, — проговорила она, голос у нее был звонкий и, в отличие от других эльфов, веселый, словно все кругом казалось ей забавой. Трудно представить себе кого-то более непохожего на Иорвета, чем эта девочка. Вернон держался, держался, но вежливость взяла верх, и он отодвинул ей стул. Эльфка присела на край, сложила тонкие руки перед собой. Одета она была примерно как все скоя’таэли, просто и удобно, но тонкая гибкая кольчуга до середины бедра, великоватая на ее фигуру, казалась несоизмеримо дороже, даже украшена по вороту и рукавам, а поддоспешник она не надела, легкомысленно натянув кольчугу на рубашку. Рядом с вечно замотанным в сто слоев Иорветом она казалась голой. Эльфка сняла перекинутый через плечо ремень и опустила сумку на пол, обвела всех блестящими синими глазами. У нее был лукавый улыбающийся взгляд, хотя нельзя было точно сказать: нижняя часть лица ее была закрыта тонкой шелковой тканью, завязанной как маска. Неужели тоже шрамы?

Роше оторвал взгляд от тонких запястий, перевязанных кожаными нарукавниками, в которых были проделаны новые дырки, видимо, на такие тонкие руки никто и не изготовляет, и смерил глазами массивный лук, не только невероятно удобный даже на вид, как оружие того же Иорвета, но еще и украшенный резьбой.

— Хороший лук, — сдержанно сказал он, напоминая себе, что они сейчас на одной стороне, не враги. Они пришли помочь Геральту, да и в опале оба одинаково. А эльфка и подавно не свидетель их вражды, он, конечно же, знал, что возраст эльфа на глаз не определить, но умел догадываться по глазам. Эта девушка была молода, ей не больше тридцати-сорока, что по меркам эльфов едва ли возраст согласия.

— Это Йорвета работа, — гордо ответила та, поворачиваясь к Вернону. — На двести пятьдесят ярдов насквозь пробивает темерский доспех, мы проверяли, а если Йорвет стреляет, то и четыреста. А из своего он и нильфгаардский пробьет.

У нее нежный голос, мягкий акцент, как у многих эльфов; даже в случае Иорвета, если он не совсем уж плюется, то, если не знать языка, можно подумать, что он говорит что-то ласковое, а не угрожает сунуть лицом в муравейник за одно только неподходящее слово. Некстати Вернону приходит в голову, что эти двое — эльфы, Дикая Охота никогда не трогала эльфов, так что даже если Иорвет и на их стороне сейчас, он практически ничем не рискует.

— Меня зовут Дан, — радостно сказала эльфка, но никто ей не ответил.

* * *

— Я не думал, что ты придешь, — задумчиво сказал Геральт, выходя к нему из комнаты Цири. Ему хотелось крепко обнять эльфа после всех слухов о его гибели, но он знал, что тот не поймет, поэтому просто положил руку ему на плечо в братском приветствии.

— Мне польстило, что я знал о Роше, а он обо мне нет, — отозвался Иорвет, закидывая ему руку на шею.

— Рассказать тебе, почему я позвал?

— Не надо, — Иорвет отступил на шаг и скрестил руки на груди. — Это не моя война, а твоя. Я пришел лишь потому, что ты позвал, и мне плевать, виновен твой враг или нет.

Геральт ненавидел его в такие моменты. Иорвет не говорил прямо, но явно давал понять свои мысли: вот видишь, я для тебя все делаю. Ты мне теперь должен. Я не спрашиваю — и ты потом не спрашивай.

— Я прибыл не один, — уже развернувшись спиной, сказал эльф. — Со мной лучший лучник и мой лекарь.

— Ты привел двоих эльфов? — забеспокоился Геральт. Если они внизу, а там Роше, то Эредину могут достаться холодные развалины Каэр Морхена и гора трупов.

— Нет, одного, — Иорвет неслышно пошел вниз по скрипучей даже под Геральтом лестнице; он словно ее не касался, хотя один его доспех весил немало.

За ужином встретились все. Эльфка сидела рядом с Иорветом, поглядывала на жареное мясо, лежащее перед ней на доске — тарелок не было — и украдкой вздыхала, не решаясь развязать закрывающую лицо ткань.

— Поешь, — сказал ей Вернон, и Весемир добавил.

— Если там шрамы, то нечего стесняться.

— Это точно, — Эскель подмигнул, отчего лицо его еще сильнее перекосилось.

— Даэнис, нет, — едва слышно выдохнул Иорвет и уперся взглядом в Роше.

— Что, — закатил глаза тот. Иорвет приподнял бровь. — А, да, конечно. Если кто не понял, лицо барышни скрывают именно от меня, вдруг я внезапно вознесусь до прежнего почета, ее опознавать буду и искать потом.

— Мысли мои читаешь, — сладко сказал эльф, вытягивая длинные ноги под стол.

— Параноик, — Роше покачал головой. — Она устанет и свалится, ее убьют, и это будет на твоей совести.

— Какие переживания за эльфку, — Иорвет пнул его в голень, но несильно, больше для вида и чтоб тот поднял глаза. — И не тебе говорить ей снять что-то с головы, шаперон. Что ты там прячешь под ним, лысину? Или уши эльфийские?

Даэнис унесла нетронутый ужин в комнату, которую занял Иорвет — как назло почти напротив комнаты Роше и Бьянки, так что Вернон был вынужден слушать весь вечер, как Иорвет играет печальную мелодию, красивую, но когда он повторил ее в двадцатый раз, темерец поймал себя на мысли о том, что можно будет грохнуть Иорвета в битве и списать на Дикую Охоту. Но вот звуки стихли, и Вернон, усевшись на постель, наконец-то снял шаперон. Под ним не было ни лысины, ни острых ушей, просто короткие черные волосы. Он уже и не помнил, почему носил его так преданно.

Иорвет вытянул ноги и оперся плечами на каменную стену. Было приятно наконец спать в кровати, он и не помнил уже, когда ночевал в помещении. Даэнис, стоя напротив него на одной ноге, расшнуровывала мягкий сапожок, плотно охватывающий щиколотку, второй такой же уже лежал на полу. Закрывающая лицо маска осталась на стуле вместе с кольчугами и одеждой.

— Поешь, тебе нужны будут силы, — ровно сказал Иорвет, вынимая изо рта трубку; белый дым стелился по постели, застывая странным густым туманом. Дан послушно засунула в рот кусок мяса, разорвав его руками, проглотила и улыбнулась, зубы сверкнули в полутьме идеальным полумесяцем.

— Я знаю еще способ, как пополнить силы.

— Не надо, — Иорвет снова затянулся. — Здесь все на одной стороне.

— Их много, — горячо возразила эльфка. — Они даже не заметят, да и с завтраком восполнят силы.

— Мне не нужно, я не устал, — Иорвет развязал закрывающий глаз алый платок и бросил его на стул, вытянул руку и коснулся пальцами горячего бедра Дан, снова упал спиной на стену. Даэнис качнулась за ним, села к нему на колени, а когда Иорвет выдохнул дым, не вынимая трубки изо рта, наклонилась и поцеловала его в щеку.

— Без фокусов, — предупредил Иорвет, давая ей руку и помогая сесть на себя удобнее, потом вытряхнул трубку в железный ящик и положил ладони Дан на талию. Даэнис едва слышно долго выдохнула, опускаясь, обняла Иорвета за шею одной рукой и второй закрыла ему зрячий глаз.

Он не видел, но чувствовал, она снова его обманывает, но не стал ничего говорить. В конце концов, та сила, что разливалась сейчас по венам теплой, но бодрящей волной, была практически незаметной, едва уловимой. Никто ничего не поймет.

Даэнис чародейка, по другому не скажешь, но никто не учил дочь эльфийской отшельницы, потому даром своим она владела слабо. Она способна вытягивать жизненную силу, магию, энергию из тех, кто рядом, и накапливать в себе или передавать, служа своеобразным проводником. Только вот передать на расстоянии, как забрать, она не могла. Иорвет сотни раз наблюдал за тем, как ее тело начинает слабо светиться изнутри, как этот свет подходит ближе к коже, расползается по ней сетью медленно гаснущих искр, а когда она прикасается к нему, этот свет проникает и в него, утешая боль, заживляя раны. Конечно, она могла помочь ему и сама, из собственной энергии; она делала так после схваток скоя’таэлей в лесах, когда тянуть энергию из изнуренных товарищей — все равно что нож в спину всадить, а Иорвету надо было прийти в себя, но в таких случаях она потом несколько дней лежала, не в силах пошевелиться.

— Геральта не трогай, он почувствует, — Иорвет тряхнул головой, сбрасывая ее руку с лица.

Вернон Роше открыл глаза, глянул в темноту. Спящая рядом с ним Бьянка внезапно показалась ему какой-то неземной, словно сияющей изнутри, словно под светлой тканью кто-то зажег свечу. Он закинул руку за голову и снова смежил веки — такого не бывает, значит, сон, сон, всего лишь сон…

С утра, когда Иорвет, проспав все на свете до головной боли с непривычки, спустился вниз, все уныло ковырялись ложками в тарелках. Спали плохо даже Йеннифер и Геральт. Иорвет мрачно поводил глазом из стороны в сторону и за шиворот притянул к себе Даэнис.

— Я что тебе сказал, — прошипел он на старшей речи. — Мне не нужно, чтобы они тут сонными мухами ползали.

— Это так только поначалу, — Дан заглянула ему в лицо. — Ну что ты, я ведь все сама знаю, ничего я им не сделала.

Иорвет поджал губы.

— Здесь есть еще кое-кто, — Дан сменила тему. — Нам его не показали, но я… с него и брать-то было нечего, в нем совсем нет сил. Ты знаешь, я могла бы попробовать помочь… ну… через простое прикосновение…

— Нет, — резко оборвал Иорвет.

— Почему? Это ведь твой друг, Геральт, и я…

— Нет, — повторил Иорвет. — Мы здесь только ради Геральта, он просил защитить его дочь. Никто из проклятых чародеек не должен вообще запомнить о твоем существовании.

Он коротко поцеловал ее в приоткрытый рот и сразу же почувствовал губами знакомое покалывание и тепло.

— Перестань, — он отдернулся, нахмурившись; на подбородке его еще несколько секунд оставалось золотистое мерцание, как танцующий огонек на дневном свету.

Мимо прошел Геральт и громко демонстративно кашлянул, но не встретился глазами с Иорветом; Даэнис была права — поев и придя в себя, никто уже и не вспоминал о беспокойном сне ночью. Эскель натачивал мечи для всех, ворча на Цири, что носит свой клинок на перевязи; нет бы взять пример с Весемира, у того деревянные ножны из трех пород древесины, меч словно только что выкован — а ты? Какая ты ведьмачка, если собственное оружие не уважаешь?

— Уважаю, — дулась Цири, крутясь возле него. — Йорвет! — окликнула она эльфа, который устроился на полу напротив Эскеля, достал нитку, иглу и принялся штопать поддоспешник с обстоятельностью проводящего серьезную операцию хирурга. Споткнулся от такого зрелища Роше, зависли ненадолго Бьянка и Геральт: вид предводителя скоя’таэлей с трубкой во рту, иголкой в пальцах вместо лука и стрел поражал воображение. «Ну, а ты что думал, он к портному ходит?» зло подумал про себя Вернон и вышел во двор, стараясь не думать о том, что, кажется, он уже не враг для Иорвета. Он больше не дотягивает до уровня врага: при враге никто не будет сидеть в одной рубашке на полу, скрестив ноги в потертых штанах, и штопать поддоспешник, сняв кольчугу. Самому Вернону бы и в голову не пришло, что при Иорвете можно расслабиться, не ожидая удара, потому что эльф остался при своем. Его предали, продали, снова загнали в лес, но он остался собой, а сам Роше словно потерял дорогу и теперь стоит среди одинаковых деревьев в душной чаще, где ему нет места.

Дан выпросила у Эскеля легкий короткий меч и теперь делала выпады во дворе перед куклой. Вернон вышел за ней, как и Бьянка, понаблюдал за эльфкой. Двигалась она неплохо, но сразу стало очевидно: она никогда не была в рукопашном. Лучница: сидит на деревьях, безнаказанно и безопасно убивает — Иорвет неплохо устроился, когда понял, что внезапно появился кто-то, чьей жизнью, в отличие от своей, он дорожит.

— Что тебе, ведьмачка? — услышал Роше за спиной вопрос Иорвета.

— Почему ты не хочешь наточить меч?

— Потому что я не даю никому свое оружие, — отозвался эльф. — И ты не давай, а то рано или поздно останешься без головы. Или только без глаза, если повезет.

* * *

Каэр Морхен был готов к осаде. Друид расхаживал по залам, примечая, где можно установить перекрытия, если эльфы Дикой Охоты все же прорвутся внутрь. Прибывшие воины Скеллиге ругались в оружейной, обсуждая и делая ставки, кто скольких уложит в предстоящей битве. Иорвет демонстративно возился с одеждой, игнорируя лук и меч и всем своим видом демонстрируя, что готовиться к битве не собирается, что нервировало Роше все сильнее. Он не знал о тех, с кем им предстоит сражаться, практически ничего, кроме того, что те являются эльфами, и эльф, призванный Геральтом, к грядущему сражению словно не имел никакого отношения. Четыре ведьмака, повторял себе Роше, три чародейки, краснолюд, друид, два воина, за которых он готов ручаться головой, и Хъялмар, за которого головой готов ручаться Геральт, а ему он верил. И два эльфа непонятно на чьей стороне.

С другой стороны… Вернон посмотрел на Дан, которая хотела было вернуть меч, но Эскель сказал оставить его себе. Один эльф.

— Хотелось бы знать больше о том, кто к нам явится, — заявил Роше, остановив Геральта, который как раз шел с полным строительными инструментами ведром: только что они с Ламбертом заделывали стену. — Эльфы — понятно, их убивать несложно, — он кожей почувствовал пристальный взгляд в затылок, но это его только обрадовало. Пусть ненавидит, но осторожничает. Нет ничего оскорбительнее его доверчивого безразличия.

— Ты с такими дела не имел, — ухмыльнулся Геральт, глядя поверх его плеча на Иорвета. — Наша белка по сравнению с ними лесная фея.

— Я все слышу, — сварливо подал голос Иорвет, поднимаясь на ноги и надевая теперь целый поддоспешник, потом натянул кольчугу и принялся застегивать многочисленные кожаные щитки, подтягивать ремешки перевязей. Роше знал, что в случае опасности скоя’таэль может собраться за несколько секунд, но когда у него есть время и возможность, он будет прилаживать все неторопливо и обстоятельно, чтобы ничто не помешало ему в бою.

Откуда он это знал, Роше сказать бы не смог.

К Иорвету, вышедшему к воротам, подошла Даэнис и что-то зашептала ему на ухо, показывая наверх, тот подумал и кивнул. Дан развернулась было, чтобы убежать, но Иорвет поймал ее за руку, поставил перед собой и за несколько секунд собрал ее длинные иссиня-черные волосы в косу.

— Палец к щеке не прижимай, — напоследок напутствовал он, и эльфка, поцеловав его руку, убежала на лестницу, ведущую в верхнюю башенку, откуда открывался вид на двор. Роше покосился на белку, все еще не понимая причин его любить, потом пришел к выводу, что у эльфов свои критерии, даже Иорвет в лесу сойдет. Возник в памяти образ Киарана, которого главарь белок вытащил с баржи: залитый кровью, едва живой, тот выглядел не в пример красивее спасающего его Иорвета.

— Что смотришь? — окрысился Иорвет, заметив взгляд Роше.

— Никогда бы не подумал, что ты обзаведешься семьей, — хмыкнул темерец и как можно ехиднее спросил. — Осел? Дом построил, скотину завел, вот-вот детишки пойдут?

Эльф презрительно фыркнул: Роше отлично знал, куда бить. Никогда он не сможет дать Дан не то что счастье, но хоть сколько-то спокойную жизнь. И если у самого Вернона оставалась цель — вернуть свободу Темерии и зажить, то у Иорвета не было уже ничего: идеальное государство построено, и чуждым там стал один из его создателей, его изгнали, и Даэнис и те, кто последовал за ним, не желая расставаться с командиром и считая изгнание несправедливым, обречены на бессмысленное существование, которое прервется только смертью. Альтернатив нет. Не осталось такого места, где бы Иорвету не вынесли смертный приговор.

— У меня нет семьи, — единственное, что он мог сказать. — У меня есть мой народ.

— Тот, который тебя изгнал, — кивнул Роше. — Наслышан.

— Не говори о том, чего не знаешь, — оскалился эльф. — И не ходи в лес, а уж если тебя туда занесет… то никогда не беги.

— Почему, у тебя инстинкт: кидаться на движение? — усмехнулся Вернон.

— Умрешь уставшим, — ласково объяснил Иорвет, и темерец, махнув рукой, направился к лестнице, где его уже поджидала Бьянка.

Иорвет остался внизу и, когда открылся первый портал, оказался прямо перед ним.

* * *

Кидать двимеритовые бомбы в порталы было идеей Йеннифер, но Геральт и Ламберт потом чуть не подрались, доказывая свое авторство. Кидать их было почти весело: Даэнис сверху расстреливала гончих до того, как те успевали приблизиться к ведьмакам; Иорвет не солгал и не преувеличил, пожалуй, она была на равных с ним в меткости, пусть и уступала в дальности стрельбы. Но порталов открывалось все больше, приходилось отступать и отступать…

Роше, оглохший от удара, поднял голову; ему показалось, будто он вынырнул из толщи воды. Вспышки слепили его, но он видел необычайно четко, как король Ольх тащит Цири за волосы в сторону портала; огромный рыцарь держит на весу Весемира; Геральт сразу против двоих, пытается прорваться к Цири, но его не пускают, Эскель перехватывает его взгляд, бежит к порталу вслед за Эредином, но его сбивают с ног гончие. И в этот момент между порталом и Эредином молнией мелькает черный силуэт, тормозит так резко, что взрывает ногами снег. Клинок Иорвета сверкнул, и Цири повалилась на снег, а король в некоторой растерянности посмотрел на волосы, оставшиеся в его ладони. Для эльфа отрезать волосы — все равно что отрезать себе руку.

Когда-то очень давно, когда Иорвет еще смотрел на мир двумя глазами, в лагерь привели связанного эльфа из лесных бандитов. Вернон Роше тогда впервые увидел такого живым, а не изуродованным трупом. Эльфа скрутили так, что тот едва дышал, а кольчуги не было видно за веревками, и привязали к столбу посреди лагеря за длинную черную косу, толстую, спускающуюся ниже пояса. Вернон всегда обращал внимание на девушек с роскошными волосами, но такой гривы не видел прежде ни у одной.

— Он на этой косе повеситься может, — хихикнул один из солдат, пока Вернон украдкой рассматривал пленника, который, почувствовав пристальный взгляд, немедленно уставился в ответ, недобро прищурив зеленые глаза.

— На ней и повесим, — отозвался второй.

Вернону стало стыдно, он был уверен, что эльф все слышит и язык прекрасно понимает. И несмотря на то, что это враг, он считал поведение соратников неправильным. Врага надо убивать, но нельзя отнимать его честь, а волосы, насколько он помнил, у aen seidhe играют особую роль.

Он читал об эльфских легендах и обычаях, знал, что по косам можно узнать, воин перед тобой или мирный: в целях самосохранения скоя’таэли отказались от вековых традиций. Но у этого пленного все было по древним военным правилам: три сплетенные косы сходятся в одну, убирая все пряди, что могут помешать видеть или стрелять. Тем более стало не по себе, когда утром Роше наткнулся на пустой столб с висящей на нем привязанной черной косой. Эльф тогда безжалостно отрезал свою гриву и сбежал, а сейчас отпихнул в сторону Цири и по кругу пошел обходить Эредина, заставляя его отвлечься от Цири и обратить внимание на него самого.

«Он не победит», — вдруг ясно понял Вернон Роше и, превозмогая доходящую до боли усталость, рванул на помощь чокнутому эльфу, который решил встать на пути самой судьбы. Над его ухом свистнула стрела, попала в доспех короля, но отскочила, и в тот же момент король наступил на нее, даже не заметив, его внимание было сосредоточено на Иорвете, который, страшно ругаясь и подрагивая мечами в обеих руках, продолжал лисьим шагом идти по широкому полукругу.

— Отойди, эльф, — искаженный шлемом голос короля пробирал до костей. — Я не хочу убивать детей старшей расы. Ни капля твоей крови, ни капля твоего пота не стоят жизни этой dho`ine.

Иорвет захлебнулся очередным проклятием, наступив на растерзанную тушу гончей и поскользнувшись на кишках. Эредин не дернулся даже, чтобы воспользоваться его слабостью, и Иорвет подозрительно прищурился.

— Сзади! — истошно взвизгнула эльфка прямо за Верноном, и Иорвет мгновенно пригнулся — над головой просвистел клинок Карантира.

Роше буквально почувствовал, как седеет: он не заметил во тьме и тенях навигатора Дикой Охоты в черных латах, а дальше что? Не заметит, как ему голову снесут и на пику наколят?

Даэнис привычно закинула руку, чтобы вытащить стрелу из колчана, но пальцы схватили лишь воздух. Пусто. Иорвет теперь стоял между двумя рыцарями Дикой Охоты, наставив клинки на обоих, но всем было ясно, что он не выстоит. Он поймал ее взгляд. «Не смей».

* * *

Дан раскинула руки в стороны, и в тот же момент два силуэта осветились привычным Иорвету, но слишком ярким светом. Вместо обычных мерцаний к рукам Даэнис потянулись два мощных потока, один входил в грудь Карантира, другой охватил лежащую навзничь Цири. Карантира отбросило назад на несколько метров, он теперь оказался прибит к стене потоком силы, которая концентрировалась уже вне тела эльфки, пульсируя и завихряясь вокруг нее. Сила больше в нее не вмещалась.

Открытые Карантиром порталы схлопнулись как один. Роше сбило с ног — он стоял слишком близко; Иорвет, воспользовавшись заминкой Эредина, ударил его мечом, но тот даже не повредил доспехов, тогда эльф пнул его, сбивая с ног, а сам бросился к Дан.

— Открой портал! — взвыла эльфка нечеловеческим от боли голосом. В глазах ее пылал огонь чужой и чуждой ей силы, когда она открыла рот, показалось, что она горит изнутри. Иорвет обнял ее, чувствуя, как эта мощь толстыми иглами пронизывает его насквозь, и выбросил руку вперед, обрисовывая ей круг. Портал появился, но он не был обычным, статичным, как порталы чародеев или Цири с Карантиром, он двигался, пульсировал и горел и медленно полз по земле, вбирая снег и скрытую под ним землю, оставляя борозду на полметра глубиной. Эредина он поглотил почти сразу, тот находился ближе всех, а потом двинулся к своим создателям.

Когда Даэнис и Иорвет оказались в белом огне портала, потоки силы от Цири и Карантира, поддерживающие портал, иссякли, и он исчез, оставив после себя черное, словно выжженное пятно на земле.

Битва сразу кончилась. Обессиленные Трисс, Йеннифер и Кейра, приняв роль простых лекарей, не в силах использовать чары, зашивали раны. Точнее, зашивали Йеннифер и Кейра, Трисс лежала в постели — щит вытянул из нее все силы. Цири едва переставляла ноги: ее хватало на пять шагов, потом она мягко валилась на пол. Ведьмаки молча передавали друг другу поочередно флагу со спиртом и склянки с зельями.

— Стоят в осаде? — тихо спросил Весемир у Геральта, когда тот доковылял до окна и посмотрел, чем заняты их враги.

— Лежат, — отозвался Геральт. Роше выглянул наружу: осада действительно расположилась вокруг замка, явно растерянная в ситуации единовременного отсутствия командира и возможности вернуться назад. Карантир лежал на расстеленном теплом плаще без шлема, раскинув руки, и смотрел в медленно-медленно светлеющее небо.

* * *

Осторожные шаги по лестнице услышали все, но настолько устали, что даже не повернули голов. Авалак’х остановился на предпоследней ступеньке и оглядел унылую картину перед собой, потом, продолжая держаться за стену, добрел до окна и посмотрел на эльфов. Даже если он и был удивлен, то ничем этого не выразил. Цири равнодушно посмотрела на эльфа и отвернулась. В ней не осталось сил даже на приветствие.

К вечеру Геральт пришел в себя настолько, что смог сесть и подробно объяснить пропустившему всю битву Авалак’ху, что произошло и почему Цири и Карантир без сил лежат пластом и едва шевелятся. Креван сел на постель рядом с Цири — Геральт протестующе нахмурился, но промолчал, решив, что все равно он рядом, ничего не допустит — и заявил, что налицо полное истощение. Что-то подобное много лет назад произошло в лаборатории самого Авалак’ха…

— Не может быть, — эльф вдруг резко выпрямился, глядя перед собой остановившимся взглядом, еще раз внимательно посмотрел на Цири. — Это невозможно.

— Что невозможно? — поинтересовалась Йеннифер, наблюдавшая за происходящим от дверей.

— Как выглядела эльфка, которая сделала это? — Креван повернулся к чародейке. — Я знаю лишь одну, кто обладает подобными способностями, но она мертва. Должна быть мертва. Потому что если она жива, Эредин не оставит от этого мира камня на камне.

Йеннифер пожала плечами.

— Она ходила в маске, мы видели только волосы и глаза, — ответила она. — Впрочем, раз она чародейка, то могла и поменять внешность.

— Она не чародейка, — Креван поднялся на ноги, пошатнулся, но удержал равновесие. — И не знающая, она… мы называли ее Феникс.

— У вас там что, все свернулись на птицах? — тяжко вздохнул Геральт. — Ласточка, Феникс, этот Эредин — Ястреб. Что с вами не так?

— Невозможно, — Авалак’х снова наклонился над Цири. — Надеюсь, это обратимо, все же в этот раз источников силы было два, с другой стороны, Феникс была в ярости и отчаянии, когда брала их силу.

— Ты можешь объяснить?! — теряя терпение, рявкнул Геральт.

— Нет, — сразу ответил эльф, поднимая глаза. — Это необъяснимо. Но я попробую показать.

* * *

Видение, в которое вступили все защитники Каэр Морхена, походило на чародейскую иллюзию. Здесь были даже запахи и ощущение ветра, но фигуры проходили сквозь наблюдателей, не замечая их, вели свою собственную жизнь, и, стоя посреди, Авалак’х вел свое повествование.

— Мы всегда знали, что мир Ольх — не единственный мир, населенный эльфами, хотя и не получали вестей от других миров с тех самых пор, как утратили способность открывать двери из своего в другие. Наш мир стал безмолвен с приходом покоя и утратой дара Старшей крови. Мы молчали и не чувствовали своего бесконечного одиночества, пока однажды на реке красный всадник не встретил у реки деву с серебряными волосами.

Она пришла из иного мира, мира песен и легенд, в который, мы верим, что попадем после смерти, потому что нам надо во что-то верить. Она не испугалась красного всадника, не попросила о помощи, а предложила ему спешиться и отдохнуть, пока она напоит его коня.

— Эти эльфские сказки меня в сон вгоняют, — шепнул Геральт Йеннифер и протер глаза. Цири пихнула его в бок.

— Мне интересно!

— Гостья говорила на неведомом нам языке, но Старшую речь тоже знала и сумела объяснить красному всаднику, что попала в мир Ольх по случайности: разорвалась ткань времен в ее мире, восстал из мертвых тот, кому не суждено жить и нарушил закон мироздания. В лесу, где жила прежде гостья, пробудилось зло, и дева, владеющая силой Феникса, не смогла удержаться. Стремясь помочь тем, кто боролся со злом, она взяла на себя часть его силы, но ее светлая природа отторгла ее, и она оказалась в пространстве между мирами и ступила в тот мир, что показался ей смутно знакомым. Это был мир Ольх. Но Феникс потеряла всю силу, а в нас уже не было той, что могла помочь ей вернуться.

Перед лицами слушающих разворачивалась прекрасная в своем покое картина. Высокий всадник в алом плаще, усадив перед собой девушку, вез ее по дворец. Цири это напомнило, как она сама попала в мир Ольх, как пожирал ее глазами Эредин — о, теперь она понимала причины. Пусть она была человеком, но цвет волос точно напомнил Эредину о гостье из другого мира.

— Дева осталась во дворце, — Авалак’х махнул рукой, и изображение сменилось. Эредин без доспехов, стоя по пояс в воде, задрав голову, смотрел на сидящую на изящном тонком мосту девушку. Та отложила в сторону книгу и, нагнувшись, погладила его по голове. Шлейф ее платья спустился до поверхности воды и намок, но оба не заметили этого. — Мы задумались над геном Старшей крови и тем, какие возможности открываются перед теми, кто владеет пространством и временем.

Красный всадник гарцевал на площади, и громадный вороной конь хрипел, роняя пену. Железной рукой усмирив бешеного коня, он спешился и шагнул навстречу эльфке, которая ласковым и покорным жестом обняла его за пояс и прикрыла глаза, подставляя лицо для поцелуя. Она отличалась от других эльфов, и Цири сейчас ясно это видела: ее черты были более мягкими, она вся словно сияла, наполненная внутренним светом, в то время как у прочих эльфом всегда нечеловечески яркими были лишь глаза, прекрасные лица казались неживыми. Всадник целовал ее в губы, не закрывая сияющих и каких-то мертвых, как показалось Цири, глаз.

— Пожалуй, Эредин познал любовь с ней, — ровно сказал Авалак’х, вновь меняя картину. Эльфы стояли под золотой аркой, руки их были связаны шелковой лентой, но они еще сплели пальцы и то и дело бросали друг на друга взгляды искоса и скрывали улыбки, став похожими на озорных юных людей. Непривычно и противно было видеть выражение полнейшего счастья на лице Эредина, когда тот развернулся от короля и обхватил обеими руками теперь ставшую его женой бледную девушку с синими глазами, сцепил руки, словно кто-то мог пытаться отнять ее у него. Цири осмотрела гостей пышной свадьбы — в первом ряду заметила Авалак’ха вместе с Ларой, те сдержанно улыбались, касаясь друг друга локтями, но ни разу не пересеклись взглядами. — Это был год, недолгий год расцвета.

Изображение сменилось. Прекрасная гостья, одетая по обычаям Тир на Лиа, сидела на раскрытой постели, в которой лежал, откинув руку в сторону, самый главный кошмар Цири, нынешний король Ольх. До горла покрытый витиеватыми татуировками, он был погружен в магический сон, а рядом стоял… ну конечно же, Авалак’х. Хоть что-то происходит в мире без него?

— Она попросила меня показать воспоминания Эредина о том, что он делает в других мирах, — стоящий рядом с Цири настоящий Креван внимательно смотрел на себя эфемерного. — Я исполнил просьбу, и она отшатнулась от своего супруга с презрением. Лучше бы с ненавистью.

— Как Эредин мог попадать в другие миры? — озадаченно спросила Трисс. — Ведь Карантира тогда еще не было.

— Карантир не первый мой удачный эксперимент, — усмехнулся Креван. — Кхиламин появился раньше и был во всем лучшим. В нем была та же сила, что и в тебе, Цири. Феникс знала о том, кто проводит ее супруга в другие миры, и нашла Кхиламина, когда тот пытался объездить коня. Она всегда была несдержанна, но добра, уверен, она не желала такого исхода.

Перед глазами свидетелей возникло жуткое зрелище. Светловолосая эльфка словно горела заживо, вытягивая всю силу из мальчика, которому на вид было не больше человеческих десяти лет. Авалак’х плел сеть какого-то заклинания, но золотые искры на его пальцах смелись бушующим огнем; из дверей выскочил Эредин в чем был — в едва затянутых на поясе штанах, попытался дойти до нее, схватить за руки, остановить, но Феникс, глядя на него полными слез глазами, создала над головой трепещущий, живой портал, похожий на тот, который появился под рукой Иорвета. Портал поглотил ее, оставив выжженный круг на белых камнях площади. Кхиламин упал наземь, и взбесившийся конь убил его прежде, чем Эредин успел его схватить, а Креван — остановить магией.

— Карантир не получился совершенным, он не может открыть дорогу в междумирье, он появляется сразу, — спокойный голос Авалак’ха ввинтился в сознание Цири, на которую обрушилась такая тишина, что хотелось умереть. — После ухода Феникс началось увядание нашего мира, и его осень теперь подходит к концу. Скоро начнется зима. Эредин убил свое счастье и был проклят за это, и сердце его окаменело, но он желает жизни своему виду, потому ему нужна ты, Цирилла. Он ожил, когда узнал о тебе и надежде, которую ты можешь даровать. Эредин долго искал тот самый прекрасный рай, и для этого готов был на все: использовать тебя, твоего ребенка, кого угодно, только бы прийти в мир, который подарил ему его любовь, но теперь он, кажется, отчаялся снова, и Эредину нужен просто новый мир, желательно, чтобы он был пуст.

Последним видением, которое показал Авалак’х, стал тронный зал, в котором возвышался над всеми Эредин в только что возложенной на него короне. Глаза его были пусты и мертвы, словно принадлежали статуе великого короля Ольх.

* * *

В зале Каэр Морхена царило гнетущее молчание.

— Всадники остались под стенами, — наконец сказал Весемир, нарушив тишину. — Пусть с ними нет их предводителя, их много, и нам не выйти.

— Карантир очнется и уведет их, — неуверенно сказала Кейра.

— Сомневаюсь, что они уйдут без своего короля, — тихо сказала Цири, помнившая, что преданность всадников Эредину не знает пределов.

— Ничего не имею против того, что этот чокнутый король в другом мире, но те, кто спасли нас от него, тоже попали туда, — подал голос Геральт. — Я не позволю Йорвету исчезнуть.

— Я могу пойти к Карантиру, — прошелестел Авалак’х, встав прямо за спиной Цири. — Уверен, что они отправились не в междумирье, а напрямую в другой мир, то есть, основной удар пришелся именно на Карантира, Цири лишь опустошена. О том, что со мной было, о проклятии и моей… деятельности знал только Эредин, поэтому Карантир доверится мне, когда поймет, что я желаю узнать, куда пропал его король.

— С чего ему доверять тебе, — зло проговорила Йеннифер.

— Как ты думаешь, чародейка, от кого должно родиться дитя, которое принесет надежду народу Ольх? — Цири, несколько разбиравшаяся в интонациях Кревана, могла бы с точностью заявить, что эльф в бешенстве.

— От Цири, — сразу ответила та.

— Очень умно. Ты поняла, что я спрашиваю об отце.

— От короля.

— Нет, — сразу, слишком быстро сказал он, и теперь и Геральт понял, что Авалак’х раздражен до крайности. — От Ауберона, его гены были наиболее подходящими. После смерти Ауберона наиболее подходящие гены для создания эльфа с подобными способностями у меня. Карантир — мое создание.

— Ты — его отец? — уточнил Геральт.

— Предпочитаю слово «создатель», — отозвался Креван. Цири обернулась, глядя на него в упор.

— Почему ты не сказал мне, что ребенок должен быть от тебя? — спросила она.

— Ты, как свойственно человеческим женщинам, сразу бы увидела в моих намерениях плотский интерес, — мгновенно ответил Авалак’х и добавил. — Которого нет.

Эредин открыл глаза и осторожно приподнял голову. Светло. Неужели его вырубили, и он так провалялся до зари? И верные соратники даже не удосужились его перевернуть и вытащить из-под тяжелых доспехов неловко подвернувшуюся руку короля?

А, черт, был же портал… Эредин с трудом сел, сдернул шлем, не думая ни о какой безопасности, голова болела так, что он, будь у него под рукой нож и не раскалывайся от боли запястье, сам бы себе глотку перерезал. Девчонка из Каэр Морхена, эльфка, кажется, но он не уверен, на пару со своим одноглазым оборванцем умудрилась выкачать силу из Карантира и Цири: последнее, что помнил Эредин, это как оба властелина времени и пространства безвольно опадают на холодные камни. Что вообще эльфы делали в Каэр Морхене, почему встали на защиту человеческого отродья?

А вот и предоставился случай спросить: рядом с Эредином шевельнулся силуэт, но тот увидел это, а не услышал: как бы одноглазому эльфу ни было худо, двигался он беззвучно; и сразу пополз к своей девчонке.

— Какого дьявола?! — устало, но от этого не менее яростно спросил Эредин.

— Пшелнхр, — отозвался одноглазый, бережно переворачивая эльфку на спину. Та глубоко и громко вдохнула, закашлялась, хватаясь за локоть и плечо Йорвета, или как там его. Йорвет, кажется, так она ему орала, вытягивая энергию из Карантира и Цири и светясь жутко, словно внутри нее костер разожгли. Йорвет, зашвырни его куда подальше. А Йорвет, обняв ее и прижавшись губами к ее рту, сам загорелся изнутри через кожу, обрисовал рукой круг, и появился портал, но портал затянул их троих.

— И где мы, — Эредин, охнув, поднялся на ноги, и одноглазый сразу же натянул лук, метя ему прямо в глаз — месть, не иначе. — Идиот, я не убиваю эльфов, даже тех, кто якшается с людьми.

— Я не якшаюсь, — отозвался эльф, нехотя опуская лук, но стоило Эредину только шевельнуться, как он снова мгновенно нацелился на него.

— Где мы, — повторил Эредин, осторожно разминая запястье. К его удивлению, одноглазый эльф смутился.

— Я… Дан рассказывала мне о мире, откуда ее мать, и мне именно это пришло в голову, — невнятно пояснил он. — Для портала надо ведь иметь координаты или представление… да и мне все равно было, куда тебя закидывать!

— Теперь не все равно, — довольным голосом сказал Эредин и огляделся. Пусто, тихо. Солнце просвечивает между листьями деревьев и ложится масляными ломтиками на рыже-коричневую лесную землю. Чем-то напоминает его собственное королевство, но там воздух стылый от надвигающейся вечной зимы, а здесь нет, покой, тишина. Хороший мир, вероятно, в такой можно было бы переселить его народ… но надо узнать о нем побольше. В первую очередь, кто населяет эту дивную территорию. Эредин полной грудью вдохнул медовый воздух и вернулся к одноглазому, который все еще пытался привести в чувство свою снова потерявшую сознание подругу.

— Не дергайся, хотел бы — уже убил бы, — бросил Эредин, вставая на колени и наклоняясь над эльфкой, как он с удовольствием отметил. Чистокровная, волосы прямые, уши острые, он даже дотронулся кончиком пальца до аккуратного кончика ушка, и сразу же единственный глаз лучника вперился в него с ненавистью. — Она потеряла слишком много сил, — заключил Эредин, укладывая ее ровнее. — Пусть отдохнет, тогда мы начнем путь.

— Какой путь? — эльф оскалил зубы; чуть длиннее, чем у прочих, отметил про себя Эредин, но в целом эльф вполне может сойти за кого-то из его народа: те же резкие черты, угольно-черные гладкие волосы. А эльфка как выглядит — он снова посмотрел на нее, потом сдернул с лица дурацкий платок. Она несомненно эльфка, но что-то в ее чертах заставило Эредина отшатнуться, разбередило давно зажившую рану на сердце.

— Нам… нам надо выбраться отсюда, — неожиданно для самого себя сипло ответил Эредин и откашлялся. — Если ее мать отсюда, здесь должны жить эльфы. Они отправят нас в мир Ольх.

— Отправляйся хоть к черту, — отозвался тот. — Я вернусь в свой мир.

— И станешь там продолжать спать на коврике у людей? — усмехнулся Эредин. — Как тебя зовут?

— Я не сплю. На коврике. Я людей убиваю, — зло ответил эльф.

— А как ведьмак свистнул, так ты и прибежал защищать его человечью дочку, — хмыкнул Эредин и снова спросил: — Как твое имя?

— Йорвет, — ответил эльф, подтвердив догадку Эредина. — Ведьмак — не человек.

— Эредин, король Ольх, — в свою очередь представился Эредин, уверенный, что тот его знает. — Но ведьмак защищает людей, которые… — он сделал паузу, — убивают твой народ, Йорвет.

Эльф мучительно молчал, гадая, знает тот про присутствие в замке Вернона, который его лично гонял; если да, то зубоскалить мерзкий эльф будет еще долго.

— И-ор-вет. Ты не dh'oine, чтоб уродовать мое имя. А ты положил своих солдат только для того, чтобы отомстить девчонке, — нашелся он. — Человеку! Не слишком ли дорога цена?

— Отомстить? — эхом отозвался Эредин. — Ни в коем случае. Я всего лишь спасаю мой народ от вымирания. Мой мир угасает, он не в силах дать нам то, в чем мы нуждаемся. Если бы она не была такой упертой и глупой, она помогла бы нам переселиться в новый мир и была бы почитаема моим народом. Да, я требовал от нее жертвы, я король, и для меня важнее мой народ, чем довольство какой-то человеческой девки. Ты сказал, что убиваешь людей. Тебе просто нравится, или ты так защищаешься? И эльфка твоя тоже говорит Йорвет, так что не поправляй меня.

— Я защищаю эльфов своего мира, — отозвался Иорвет, признавая, что чертов Эредин прав. Да если бы он не задел интересы Геральта, Иорвет бы даже не почесался, тем более, не привел бы Дан в этот проклятый ведьмачий замок. Дан; он обеспокоенно вгляделся в ее лицо, бледное до синевы, потом поднялся на ноги. Надо сходить за водой, он чувствует, что слева тянет рекой, но оставлять Дан с Эредином выше его сил.

— Набери воды, — он отцепил плоскую флягу от пояса и протянул ее королю. Тот непонимающе взглянул на него. — Что, мне реверанс сделать, чтобы ты включился? Без этого никак?

— Я король, — напомнил Эредин, но как-то беззлобно, скорее для острастки.

— Король — это корона, корона — это богатство, богатство — это народ и земли, нет земель и народа — нет короля. Набери воды!

— Где? — Эредин огляделся. Иорвет утомленно посмотрел наверх, словно призывая небеса даровать ему терпение.

— Река слева, скорее всего, там будет обрыв, раз ее не видно отсюда. Какой ты эльф, если не чувствуешь природу вокруг себя?

— Цивилизованный, — отозвался с усмешкой Эредин и ушел искать реку.

Ходил он долго, а когда вернулся, сказал, что был на разведке. Место пустынное, но он видел следы конских копыт возле реки, очевидно, там брод, скорее всего, кто-то в скором времени снова попробует пересечь реку, тогда и можно будет побеседовать. Лес редкий и светлый, не спрячешься толком, но это в чем-то и хорошо: никто не нападет на них незамеченным. Вдали Эредин видел тракт.

У реки скалы, где можно укрыться, если все же что-то пойдет не так, но… Эредин посмотрел на Иорвета несколько сконфуженно.

— Здесь слишком мирно, — оскалился эльф понимающе. — Такое отвратительное чувство, что тут нет вражды. Грядет буря.

— Обычно это признак великой смуты и смены эпох, — кивнул Эредин. — Откуда в простом лесном эльфе подобные… предположения?

— Живу долго, — отозвался Иорвет.

* * *

Дан пришла в себя и с трудом села, опираясь спиной на ствол дерева, под которым устроились эльфы. Очнувшись, она шарахнулась от Эредина, но Иорвет сквозь зубы проговорил, что сейчас они в одной лодке, втроем в неизвестном мире, поэтому все разногласия будут потом.

— Нет никаких разногласий, — прервал Эредин. — Мы все эльфы, и нет смысла враждовать и проливать кровь старших народов из-за каких-то людей. Лучше скажи, что это за мир, в который нас отправил твой разбойник?

Даэнис молча оглядела короля с головы до ног. Когда она видела его в доспехах, стоящего напротив Иорвета, она чувствовала невероятную ненависть к тому, кто угрожает ей и ее Иорвету, но сейчас, когда он, сняв шлем и расслабленно откинувшись на узловатые корни, как на спинку кресла, сидел с ней рядом, она не ощущала злости.

— Мама рассказывала мне о том мире, из которого она пришла, — сказала она. — Сумеречные эльфы перешли через Мглистые горы, а другие основали королевство в Зеленом лесу. На престол взошел эльф Орофер из Дориата. Тогда пробудилось зло на востоке, и почернело небо, и эльфы в союзе с людьми выступили против того, кто посягнул на власть во всем мире… — оба эльфа внимательно слушали, не отводя глаз от Даэнис. — Среди тех, кого повел в бой король Зеленого леса, были его сын и дочь, за которой, не спросив позволения Орофера и матери, пошла и ее единственная дочь.

— Увидев, что король пал под ударом властелина тьмы, потомок его взяла силу зла на себя, переполнилась ею, испила ее и растворилась в ней, — вдруг закончил за нее Эредин. — Так гласят легенды, — добавил он.

— Да, — согласилась Дан. — Но она не умерла. Она умерла для того мира, в котором была рождена.

— Возможно, эльфы этого мира способны путешествовать между мирами, — пожал плечами Эредин.

— Нет, — Даэнис пристально посмотрела на него. — Не могли, только она одна умела.

— Откуда ты знаешь? — король коснулся пальцем ее подбородка, заставляя смотреть на себя, но Дан отдернулась, и он снова вернулся в прежнюю позу.

— Если ты знаешь легенду, — едко сказала она, — то помнишь, что у той эльфки была митриловая кольчуга, подарок Орофера. Так вот, — она развязала накидку и продемонстрировала кольчугу.

— Всего лишь тонкая работа, — Эредин усмехнулся. — Я бы разделся и показал тебе, что у меня под доспехами, но во-первых, я устал, а во-вторых, меня загрызет твой leede. Наличие кольчуги не говорит о том, что легенда правдива. Ты наслушалась сказок, дитя.

— Перейти в другой мир могла только моя мать и то лишь однажды. Ей не удалось вернуться домой.

Эредин резко, по-птичьи повернул к ней голову и вгляделся в ее лицо так, что эльфку бросило в жар от его взгляда. Он уже открыл было рот, но послышался топот копыт, встрепенулся Иорвет, и они с Эредином, переглянувшись, поднялись на ноги. Эредин выхватил меч, указал рукой, что пойдет к скалам у реки, а Иорвету велел следовать за ним. Показав королю непристойный жест, универсальный в обоих мирах, скоя’таэль в несколько мгновений взлетел на дерево и оттуда обозрел всю округу.

Белый породистый конь стрелой несся между деревьями, а за ним, пусть пока еще на почтительном расстоянии, двигались девять черных всадников, и у Иорвета, хотя тот даже не знал, что еще способен почувствовать страх, по спине побежал холодный пот. Его объял древний ужас, о котором он лишь слышал: он смотрел на то, что является злом; в своем мире он видел лишь отголоски, все чудовища хранили в себе отпечаток этого зла, но не были им самим. Сейчас же Иорвет видел его воплощение.

Он спустился вниз, помог подняться на ноги Дан. До реки совсем немного, они успеют.

— Если мы не добежим, мы умрем, — просто сказал Иорвет и добавил. — Ты умрешь. К скалам!

Держа лук наготове, Иорвет бежал вслед за Дан к скалам, где укрылся Эредин.

— Я видел десятерых всадников, — сказал Иорвет, когда Дан свалилась в нишу, возле которой застыл Эредин в шлеме и с мечом наизготове. — Девять из них — это зло.

— Зло? — переспросил Эредин скептически, и в тот же миг их оглушил вопль.

Этот крик нельзя описать: скрежещущий и резкий, он ввинчивался и в сердце, и в сознание, и самое ужасное заключалось в том, что в звуке эльфы различили речь. «Ты не уйдешь от нас, тебе конец».

Белый конь поскакал по броду, разбрызгивая пену и капли, по силуэту всадника Иорвет понял, что это женщина, а когда та обернулась, что она из эльфов.

— Надо спасти эльфку, тогда нам помогут понять, где мы вообще и что нам делать, — шепнула Иорвету Дан, накладывая стрелу на тетиву. Тот кивнул, сжимая губы, покосился на Эредина, но тот был в шлеме, потому понять, что он думает, оставалось невозможным.

Девять монстров на громадных вороных конях замерли около реки, совсем близко к тому месту, где залегли эльфы. Выхватили клинки.

— Я хочу этого коня себе, — вдруг категорично заявил Эредин, уставившись на одного из всадников.

Иорвет покосился на монстра в седле, монстра под седлом и тяжело вздохнул — у королей свои причуды. Эльфка, обнимавшая какого-то странного кудрявого ребенка, обернутого в ее плащ, выхватила кинжал, и тут уже вздохнул Эредин: ну куда она со своей иглой швейной против девяти чудовищ?

— Стреляй, — выдохнул Эредин, дождавшись, пока всадники приблизятся к реке так, чтобы скалы оказались у них за спинами, и пулей выскочил из засады.

Его не ожидал увидеть никто, потому у него было несколько мгновений полного успеха. Может, и монстры, и зло, как сказал Иорвет, но они развоплощались под его ударами и стрелами Иорвета и Дан, хрипели кони, роняя пену; король Ольх пер на главного в коронованном шлеме, сидевшего на самом роскошном скакуне. Давно он не встречал настолько искусного соперника, чтобы действительно устать в ходе боя. У Охоты свои минусы: сражаясь с теми, кто толком меч держать не может, теряешь навыки, тоскливо подумал Эредин, блокируя удар тяжелого клинка. Еще и на коне, и сейчас рост Эредину никак не помогал.

— Меня не убить смертному мужу, — проскрипело чудовище, наседая на Эредина. — Зря ты пришел в мой мир, незваный гость…

И в тот же миг в его пустой шлем возилась стрела, прямо туда, где должен быть лоб.

— Это будет мой мир, — прошептал Эредин, спихивая тряпки, оставшиеся от монстра, со спины лошади и беря ее под уздцы. Успел поймать еще одного коня за повод, перехватить обе уздечки одной рукой и учтиво поклониться леди у воды, прежде чем к нему подошел Иорвет, ведя за собой Даэнис.

Арвен Ундомиэль именно так всегда представляла себе Саурона: рогатый шлем с черепом вместо лица, черные доспехи, изображающие скелет. Но внезапно появившийся Саурон не только не напал, но вступил в схватку с назгулами, словно не знал, что их не победить… и победил. Вместе со своим другом, самым странно одетым эльфом из всех, кого она когда-либо видела, и девушкой в митриловой кольчуге. Саурон забрал себе коня, отдал второго своему другу, тяжело взгромоздился в седло и нагло пошел вброд в Ривенделл. Исходя из того, что в Ривенделл нет ходу зла, Арвен постаралась успокоиться и поверить, что перед ней все же не Саурон.

Спутник Саурона — да не Саурон это! — устроился в седле вместе с девушкой: оба эльфы, но Арвен точно не смогла бы сказать, откуда те прибыли.

— Приветствую вас, госпожа, — Эредин остановился на почтительном расстоянии от эльфки и снова наклонил рогатую голову.

Это был древний и забытый язык, ушедший в разряд мифических, Арвен изучала его совсем немного по собственной прихоти — играя с братьями, она писала им письма на нем.

— Приветствую вас в Ривенделле, — Арвен вернула поклон, несколько неловкий из-за Фродо, которого она продолжала держать, укрывая плащом. — Благодарю вас за спасение и прошу принять приглашение в дом моего отца. Будьте нашими гостями.

Она посмотрела прямо в черные глазницы шлема.

Эредин до боли сжал челюсти: похожа. Темноволосая, явно ниже его жены, другое лицо, но тот же акцент, мягкая ласкающая интонация, то же царственное спокойствие. Возвращаясь в покои своей супруги, своей Феникс, Эредин знал, что оставит за дверью все, с ним будет только она, только она одна. Ее дыхание, ее смех, даже ее улыбка звучали для него. Он ловил пальцами шелк ее волос и теплый бархат кожи: ее мир был теплым, гораздо теплее его собственного, и он теперь понимал, что попал в мир, о котором ему рассказывали на ночь сказки — он засыпал под ее истории о прекрасном мире, полном магии и бессмертия, дышал медом нездешнего воздуха, а теперь окунулся в него с головой. Без нее.

Эредин выждал несколько мгновений и медленно снял шлем, тряхнул головой, чтобы волосы упали на спину.

Эльф, удивилась Арвен, уверенная, что в рогатом шлеме и тяжелых доспехах появляются лишь люди и орки. Подъехал второй, поклонился молча. Арвен скользнула взглядом по едва закрывающей шрам повязке, посмотрела на девушку, положившую голову на плечо одноглазого эльфа.

— Поспешим, — она улыбнулась. — Нашим спутникам нужна помощь.

* * *

Владыка Элронд смотрел из окна своих покоев на нежданных гостей Ривенделла. Когда Арвен прибыла во дворец в сопровождении всадников на назгульских конях, стража чуть чувств не лишилась, особенно когда один из них качнул головой в рогатом шлеме, до боли напоминающем сауроновский. Второй эльф, обезображенный, но демонстративно не скрывающий своего уродства магией, поражал не меньше.

— Они не доверяют никому, — докладывали Элронду слуги. Назвавшийся Эредином эльф — когда он снял шлем, и все поняли, что маска Саурона скрывала эльфа, неприязнь к гостю усилилась — самостоятельно привел в порядок свои доспехи, с благодарностью принял в дар местную одежду, но демонстративно остался в кольчуге, показывая, что готов сражаться.

Его соратник согласился после долгих уговоров переодеться из своей тысячу раз залатанной одежды во что-то более приличное, но кольчугу тоже оставил, более того, надел ее сверху, что в мирное время в гостях было просто неприлично.

— У Даэнис кольчуга из митрила, — Элронд даже отвлекся тогда от письма, которое написал ему Гэндальф. — Кольчуга Орофера.

Эредин не скрывал, откуда происходит, при первой же беседе открыв Элронду, что прибыл из мира Ольх, населенного эльфами, по совершенной случайности. Иорвет хмыкнул, но распространяться насчет случайности не стал: их конфликт принадлежит другому миру, здесь придется быть на одной стороне. Да и что уж, Иорвет не испытывал никакого сочувствия к тем людям, которых Эредин брал в плен и порабощал, в конце концов, это небольшая плата за страдания его собственного народа. Элронд открыл летописи прежней эпохи, ища подобные случаи, но в память приходил лишь один пример: во время битвы с Сауроном на стороне последнего союза людей и эльфов выступила дочь сестры нынешнего короля Лихолесья и исчезла навсегда.

Вздохнув, владыка Ривенделла сел за новое письмо.

— Пригласи ко мне Эредина и его… и Даэнис, — распорядился Элронд, не поднимая головы и мучительно раздумывая, как именно написать о том, кто сейчас находится в его доме.

Эредин внушал владыке острое чувство недоверия, и причина крылась вовсе не в его показной боеготовности: тут он понимал, что приличия другого мира сильно отличаются от правил, принятых в его собственном доме. Будь Эредин отсюда, Элронд бы точно был уверен, что в его сердце появилась тьма, но здесь вопрос оказался гораздо более деликатным: что есть зло в другом мире, мире Ольх?

Король, надо было догадаться, с досадой подумал Элронд. Эредин только сейчас заявил о своем титуле, впрочем, Элронд не был удивлен: попадая в другой мир, не станешь сразу хвастаться короной. Это к лучшему, кое-кто из Лихолесья слишком горд, чтобы опускаться до содействия не-королю. Пересказывая древнюю легенду, Элронд явственно видел, насколько скучно слушающему его Эредину, но тот не перебивал, надо отдать ему должное. Воспользовавшись тем, что Дан пока нет с ними, Элронд перестал подводить Эредина к решению и сказал прямо. Так получилось, что стоило ему озвучить, как открылась дверь, и вошла Даэнис.

Она никак не ожидала увидеть застывшего в кресле Эредина с полуоткрытым ртом, растерянного, бледного от ужаса. Это выражение смотрелось на его лице еще более чуждо, чем радость, которая внушила отвращение Цирилле. Король Ольх медленно повернулся к вошедшей, и та даже отступила на шажок.

— Этого не может быть, — Эредин ввинтился взглядом в растерянное лицо Дан. — Я женился, когда мне исполнилось сто лет, мы прожили вместе лишь год, и двести одиннадцать лет я без нее. Тебе сколько, семьдесят? Восемьдесят?

— Сорок, — шепотом ответила Даэнис, не понимая, к чему он клонит.

— Время течет по-разному в мирах, — проговорил Элронд, наклоняясь к Эредину и успокаивающе кладя ему руку на плечо. — Твой мир увядает, время в нем истончается. Эльфы бессмертны, юный король, и то, что вы умираете, говорит лишь о том, что в мире, где вы находитесь, вам нет места.

— Только не говорите, что вы тут не слышали о Белом хладе, — издевательски сказал Эредин, резко поворачиваясь к Элронду.

— Я слышал, — отозвался тот. — Небольшая проблема неполноценных миров, такого же уровня, что и сопряжение сфер. Мир цельный, такой как этот, самодостаточен и не подвержен влиянию других миров.

— Ты сказал, эльфы бессмертны, — Эредин шагнул к нему. — В каком смысле?

— Эльфы бессмертны, — повторил Элронд.

— С точки зрения людей, — уверенно добавил Эредин.

— Нет, просто бессмертны, — Элронд взглянул в ошарашенные глаза короля. — Как и ты, когда ты здесь.

Эредин возвел глаза к потолку: неужели кто-то думает, что он поверит? Даэнис шагнула к Элронду.

— Моя мать была отсюда, — тихо проговорила она. — Но она умерла.

— Она умерла в другом мире, полном искаженной магии и победы зла, — мягко пояснил владыка. — Ты похожа на нее. Но сильнее ты похожа на своего отца.

— Вы их знали?! — ошарашенно спросила Дан.

Вместо ответа Элронд потянулся к Эредину и соединил руки его и Даэнис.

— Дочь короля Зеленолесья оплакивала после битвы не только отца, но и дочь, попавшую в другой мир. Мы искали пути к ней, но в отражении воды священных озер видели лишь ее судьбу, которую она связала с красным всадником, — владыка Элронд стер безмолвные слезы с щеки Даэнис. — Тогда мы не знали об ином течении времени в других мирах, и когда снова взглянули в священную воду, она уже была мертва. Ее мать запечатала свои уста молчанием. Она тысячи лет тенью бродила по лесу, мысленно взывая к дочери, потом пропала навечно. В твоем мире, юный король, прошло двести лет; в твоем, Даэнис, всего тридцать.

Дан попыталась вырвать руку, но Эредин сжал ее пальцы железной хваткой.

— Не может быть такого, — эльфка смотрела на Элронда, стараясь вообще не обращать внимание на Эредина. — Может быть, какая-то ошибка?

— Мы говорим на эльфийском языке Средиземья, — заметил Эредин. — Откуда ты знаешь его, Даэнис? Мама на нем говорила с тобой? Меня ему также научила она. Посмотри на себя и меня, в нас одна кровь, я ощущал это, только сразу не различил природу чувства.

— Я хотела убить тебя, — ответила Дан на старшей речи. — За Йорвета. Пусть это и была не наша война.

— Нам есть о чем поговорить, дочь, в том числе о твоем воспитании, — усмехнувшись, сказал Эредин, и повернулся к Элронду. — Ты теперь знаешь, владыка, обо мне и бедах моего мира…

— Не только об этом, — Элронд долго вглядывался в лицо эльфа. — Также о том, как именно ты пытался спасти его.

— Я не спрашиваю твоего одобрения, — Эредин сжал зубы. — Я хочу знать о твоем решении.

— Я не принимаю таких решений, — отозвался владыка. — Но на твое счастье уже созван совет, на котором будет решаться судьба Средиземья. Там я спрошу, что скажут владыки о новом королевстве юных эльфов, которые привыкли умирать.

Эредин шел по темным коридорам ночного замка, стараясь не сталкиваться ни с кем. Его душили злоба и бессилие: он оказался в мире, таком идеальном для новой жизни его народа, где его ждал покой, но сам он должен был пережить чудовищное унижение ожиданием вердикта совета. Совета, в который входят, помимо эльфских королей и владык, люди, гномы, чародеи и — тут Эредин готов был выть — какой-то низушек, прозванный здесь хоббитом! Он не имел здесь права сильного, потому что был слаб и в одиночестве; ему придется просить о милости и гостеприимстве.

Ничего, ничего. Его народ обоснуется здесь, его всадники наберутся сил, и тогда Средиземье узнает, кого владыка Элронд пренебрежительно называет юным королем. Самому ему сколько, лет пятьсот, не больше, судя по глазам. Бессмертие, бессмертие — если бы он хоть на миг поверил в эту чушь! Авалак’х говорил ему об эльфах, что считают себя бессмертными, если о них сложены легенды, ведь так они вечно живут в своих песнях и сказаниях, а Элронд уж точно хоть в одно, но вписался.

Эредин вышел на террасу, глубоко вздохнул. Дан отшатнулась от него, когда узнала, чьей является дочерью, а когда они вышли от Элронда, и он сказал, что готов принять ее как принцессу, повторила обидную фразу о короле без королевства и сбежала к Иорвету. Неужели она поверила сказкам о бессмертии?

— Так что думаешь, юный король? — Иорвет, незаметно сидевший на одной из колонн, свесился вниз.

— Дан тебе все доложила, — оскалился Эредин.

— Конечно, — кивнул Иорвет. — Любящая дева — лучший разведчик. Как будешь просить владыку выделить тебе пару комнат для твоего народа?

— Смешно, — Эредин сел на перила и запрокинул голову, глядя на Иорвета. — А ты при случае вернешься к своим в лес, чтобы стать свидетелем гибели всего своего народа, или останешься здесь, чтобы не узреть печальной картины?

— Нас мало, — Иорвета ничуть не задели его слова. — И я не король. Потому на совете найду короля лесных эльфов и спрошу, не нужны ли ему воины.

— Разве ты не хочешь стать королем сам? — вкрадчиво спросил Эредин.

— Во-первых, нет, во-вторых, у меня нет прав, — Иорвет спрыгнул на пол террасы. Ах, Даэнис ему не сказала. — Совет соберется через неделю, все уже прибыли.

— Все-то ты знаешь, — Эредин тоскливо посмотрел на небо и не узнал ни единого созвездия.

— Нас пригласят на малый совет до великого, — продолжил Иорвет. — Там не будет людей, гномов и этих… видел, кстати, сегодня, их пятеро.

— Судьбу королевства старшей расы будет решать совет, в который входят люди, — скривился Эредин. — Какая тайна, покрытая мраком, что же они решат? С другой стороны, здешние люди считают эльфов великими во всех отношениях, так что вполне вероятно, они могут отнестись благожелательно, но сам факт…

— Ривенделл, — перебил Иорвет с такой злостью в голосе, что Эредин удивленно посмотрел на него. — Что ты видишь перед собой, юный король?

— Я вижу прекрасный дворец с относительно мудрым правителем, благо мне есть чем видеть, — ответил Эредин. — Еще раз назовешь меня юным, и я лишу тебя второго глаза.

— Это резервация, — покачал головой Иорвет. — Когда-то люди и нам благоволили. Считали эльфов мудрыми и справедливыми, потом посчитали, что мудрости и справедливости недостаточно для того, чтобы жить. Надо быть человеком, жить могут только люди, а другие — их добыча. Как олени в лесу. А мы, будучи мудрыми и справедливыми, не считали нужным быть сильными и жестокими. Эльфы здесь живут уединенно, многие и не видят их никогда, не встречают за сотню лет ни одного эльфа. Почему, если все так прекрасно?

— Здесь прекрасный мир, — отозвался король Ольх. — А законы… законы можно и переписать.

Иорвет оскалился ему в лицо, но ничего не ответил: на ночную террасу, залитую белым светом луны, вышли двое. Один был эльфом — Эредин понял это по легкой походке и прямым волосам, открывающим острые кончики ушей, а вот второй… он был человеком, но каким-то необычным. Иорвет тоже насторожился: почему-то незнакомец странным образом напомнил ему Геральта.

— Приветствую гостей владыки Элронда, — звонко сказал эльф и поклонился, приложив ладонь к сердцу. — Мое имя Леголас. Вы прибыли на совет?

— Приветствую, — Эредин точно скопировал жест. — Мое имя Эредин, моего собеседника зовут Йорвет.

Иорвет кинул на него благодарный взгляд и молча кивнул.

— Дунадан, — проговорил человек. — Нечасто собирается великий совет.

— Король Лихолесья предлагал созвать его после Битвы пяти воинств, — заметил Леголас.

— Редко собираются советы после битв, — Эредин повел плечом. — Или до, или вместо. Победителю незачем обсуждать что-либо с другими.

Леголас посмотрел на него с непонятным выражением, вероятно, пытаясь понять, шутит он или нет. Дунадан же усмехнулся, что стало для Эредина неожиданностью: с каких пор dh'oine развили свой интеллект до такой степени, что теперь понимают шутки?

— Надеялся бы, что этот совет будет из тех, что «вместо», — сказал человек. — Но как показывает история, в случае созыва великого совета битва неизбежна.

Эредин снова сел, привычно закинув ногу на ногу. Леголас продолжал смотреть на него внимательно, потом сказал:

— Владыка Элронд рассказал о том, что вы бились с назгулами. Почту за честь сразиться с эльфом, который забрал коня у короля девятерых.

— Ты мечник? — спросил Эредин, чуть наклоняя голову.

— Я из Лихолесья, — ответил Леголас, как будто это могло что-то Эредину сказать. — Но сражаюсь и мечом.

Лихолесье, лес, лесные эльфы. Таких не было в мире Ольх, но судя по Иорвету, лесные эльфы предпочитают луки.

— Мы бьемся в доспехах? — Эредин и сам чувствовал, что не прочь размяться.

— Нет, но… — Леголас замялся. — Владыка сказал, у тебя свои… привычки. Хотел сказать, что мы не проливаем кровь.

— Я не проливаю кровь эльфов, — подтвердил Эредин.

— А людей? — спросил Дунадан. — Я также хотел провести с тобой бой.

— Уважу владыку и не пролью ни капли крови в его доме, — ухмыльнулся король Ольх.

— Если пожелаешь, можем потом провести состязания лучников, — Леголас посмотрел на Иорвета. — Но здесь я хотел бы видеть соперником тебя.

Иорвет усмехнулся как можно противнее и кивнул в знак согласия, что для Эредина стало неожиданностью, он был уверен, что Иорвет не понимает языка. Но, видимо, Даэнис говорила с ним на нем, желая сохранить что-то от своей матери в дальнейшей жизни.

— Когда сразимся? — Эредин посмотрел на стоящих вокруг него, он единственный сидел. Леголас запрокинул голову.

— Луна такая светлая, и никого нет, — произнес он. — Если ты не желаешь отдохнуть, то хоть сейчас.

— На звон мечей сбежится весь совет, — заметил Иорвет.

— И увидит, как сражаются эльфы aen elle, — закончил за него Эредин и поднялся на ноги. — Я за мечом, встретимся здесь.

— Что он сказал? — Леголас идя за мечом в свои покои, повернулся к своему спутнику. Дунадан пожал плечами; вид у него был задумчивый. — Арагорн, моего отца пригласили принять участие в малом совете.

— Ты переживаешь, что не справился с ролью посланника? — мгновенно догадался Арагорн.

— Нет, я буду в великом совете представлять Лихолесье, — Леголас нахмурился. — Но владыка Элронд хочет побеседовать с королем лично.

— Откуда эти эльфы? — Арагорн остановился на пороге покоев друга. — Кого они представляют на совете? Йорвет воин, а не посланник, Эредин… я не видел эльфов, подобных ему, столь…

— …похожих на людей, — закончил за него Леголас. — Я тоже. Он так спешит жить, как будто смертен.

* * *

— Рад встрече с тобой, друг, — негромко проговорил Элронд, почувствовав появление постороннего за своей спиной. Волшебник встал рядом с ним и проследил взглядом за тем, куда смотрит владыка Ривенделла. Гэндальф Серый видел чуть хуже эльфов, но значительно лучше людей, потому ему не стоило труда узнать, кто именно сражается на дальнем склоне.

Эредин против Арагорна и Иорвет против Леголаса; они выбрали себе соперников по способностям. Леголас почти сразу проиграл Эредину в бою на мечах и уступил место Арагорну. Эредин самодовольно усмехнулся, поняв, что его соперником будет человек, но вскоре его веселье сошло на нет: он не мог достать его, даже когда перестал осторожничать, следуя обещанию не проливать кровь в Ривенделле. Даже когда он сильно захотел, Арагорн не давал ему даже приблизиться, поражая как техникой, так и неутомимостью. Иорвет был сильнее Леголаса в ближнем бою только лишь потому, что превосходил его в росте и физической силе, а также владел обеими руками одинаково, в отличие от лихолесского принца, который, пусть и развивал правую руку, предпочитал сражаться левой.

— Что видишь, Митрандир? — поинтересовался Элронд.

— Неучтенный фактор, — хитро отозвался Гэндальф. — Юный король ищет мир для своего народа, считает Средиземье добрым местом, и даже встреча с назгулами не испугала его. Понимает ли он, с каким злом ему придется столкнуться? Понимает ли он, что есть зло?

— Его дочь принадлежит этому миру равно как и его собственному, — проговорил Элронд. — Без владыки Лихолесья не решить, впрочем, я уверен, что он распахнет двери своего дома для дочери своей сестры. Эредин же хочет сесть на трон, но где? Мир поделен, и места нет. Он возжелает землю, где уже обитают другие, и вновь начнется братоубийство.

— Вновь? — переспросил Гэндальф.

— Эльфы были первыми, кто поднял руку на себе подобных, — тоскливо сказал Элронд. — Мы научились беречь мир между братьями, но отдельное королевство юных, живших войной и страхом — это дракон меж двумя горами золота.

Эредин делая последний отчаянный выпад, издал вопль такой ярости, что заледенела бы кровь, но Арагорн выбил из его руки клинок и замер, остановив лезвие в сантиметре от горла эльфа. Резко отступил, поднял с травы меч короля Ольх и протянул ему.

— Благодарю за бой, — почтительно сказал он, наклоняя голову: чувствовал, что Эредин в бешенстве, у него даже пальцы подрагивали, когда он положил ладонь на рукоять. Но король, сжав зубы и сверкнув глазами, дернул головой в ответ. Леголас и Иорвет не стали доходить до победы или поражения, просто разошлись.

— Когда прибудет Трандуил? — спросил Гэндальф, наблюдая за тем, как Иорвет мгновенно пружиной разворачивается, когда Леголас проходит за его спиной. Воины в Ривенделле; давно он не встречал эльфов, которые были бы лишь воинами.

— Мы об этом сразу узнаем, — скрыв улыбку в уголках губ, ответил Элронд.

Эредин, только вошедший в свои комнаты и подумавший о том, что стоило бы прилечь, ведь уже утро, резко обернулся, услышав пение рога, забрался на подоконник и спрыгнул вниз, во внутреннюю закрытую часть дворика. Выбрасывая вперед длинные тонкие ноги, по каменному мосту над водопадом двигались прекрасные кони. Первая пара всадников, вторая, пятая, знаменосец, горнист, еще один знаменосец — и вот на мост величаво вступил огромный олень с раскидистыми рогами. В седле чуть покачивался эльф в серебряных доспехах, плащ спускался широкими складками практически до земли, длинные светлые волосы перехвачены искусным обручем с самоцветами. Свита лесного короля растянулась на полмили; сам он уже спешился, плащ тяжелой волной упал на землю, с шорохом размел листья, а конца делегации все не видно. Он был бы смешон для Эредина, тот всегда осуждал подобную нарочитую роскошь, но здесь она была настолько органична, что Эредин почувствовал что-то вроде зависти. Все же он понимал, что король из него вышел посредственный: всем государством по сути дела заправляет наместник, пока сам непутевый монарх мотается по другим мирам и кошмарит местных. Здесь же прибыл милостивый владыка богатого царства, демонстрируя благополучие своих земель каждым движением. По крайней мере, так казалось со стороны.

— Приветствую, друг, — Элронд вышел встречать дорогого гостя, который небрежно бросил поводья своего скакуна одному из сопровождающих и царственно шагнул навстречу владыке Ривенделла. — Прости, что пришлось просить тебя прибыть лично. Дело первейшей важности и не терпит посредников.

— Даже если это мой сын? — холодновато произнес король Лихолесья, смерив взглядом владыку. — Хочу, чтобы ты знал, я доверяю Леголасу как себе. Пусть мой сын присутствует при малом совете.

Леголас, стоявший с Арагорном за стеной плюща, едва заметно улыбнулся, услышав такую редкую похвалу от отца. Он бы не услышал, знай Трандуил, что сын рядом. Арагорн ободряюще сжал его плечо.

— На малом совете не будет принца, — ответил Элронд. — Это дело короля, которое касается в первую очередь тебя и как владыку Лихолесья, и как Трандуила, сына Орофера.

Эредин весь превратился в слух, но король лесных эльфов предупреждающе поднял руку.

— Если бы мне хотелось послушать загадки, я позвал бы Гэндальфа Серого, — заявил он. — Созывай совет, мне не нужен отдых.

— Гэндальф Серый здесь, — добро сказал волшебник, появляясь на верху лестницы и опираясь на посох. — Здравствуй, Трандуил.

— Здравствуй, Гэндальф, — Эредин снова почувствовал легкую зависть. Трандуил все больше напоминал ему Авалак'ха, который владел интонациями настолько, что мог оскорбить одним вздохом, если желал. Потому Эредин его терпеть не мог: обиду чувствуешь, придраться не к чему.

— Рад, что ты не утомился в пути, — Элронд окинул взглядом бледных и едва сидящих в седлах эльфов свиты лесного короля. Очевидно, Трандуил не щадил никого и гнал изо всех сил, раз прибыл так скоро, но сам король казался свежим и бодрым, как, впрочем, и всегда. — Пригласите Эредина, Даэнис и Йорвета. По отдельности.

* * *

Иорвет услышал легкие шаги по коридору в сторону своих покоев и невольно, по давней привычке встал так, чтобы, открыв дверь, вошедший не сразу заметил его. После стука в комнату заглянул один из слуг.

— Владыка приглашает тебя на совет, — сказал он, стараясь не смотреть на закрытую повязкой половину лица Иорвета. Тот молча кивнул; он давно отметил, что здешние эльфы как-то странно косятся на его увечье, стыдливо отводят глаза. Что-то странное было в их эмоциях, но он не сумел уловить, что именно; в его мире от его шрама тоже шарахались, но здесь все казалось по-другому. К нему испытывали жалость, но он, никогда в жизни не сталкиваясь с подобным чувством, не мог его узнать.

Он вошел в дверь, которую ему открыли, коротко поклонился на пороге, шагнул дальше, не дожидаясь позволения, сел на свободный стул. «Допрос», мрачно пошутил он про себя, почему-то представил себе Элронда в знакомом шапероне и едва не рассмеялся.

— Что это за убор? — раздался вопрос со стороны лесного короля.

— Шаперон, — отозвался Иорвет и изо всех сил сосредоточился на мысли. — Не лезь в мою голову!

Трандуил поморщился и потер виски, как от головной боли. Иорвет заметил чародея немного в отдалении, но решил не требовать выставить его: другой мир, другие правила.

— Грубость не была высказана, и я сделаю вид, что ее не было, — продолжил он. — Ты лесной эльф, Йорвет, я король эльфов Лихолесья. Тебе есть что сказать мне?

— Да, — сразу ответил Иорвет. — Дан сказала обо мне?

— Нет, — Трандуил отпил вино, сомкнул на миг губы, наслаждаясь вкусом, Иорвет сжал челюсти, стараясь не раздражаться от медлительности. — Я прочел в твоих мыслях, атаман. У твоего народа есть место в мире, откуда ты пришел, но не тебе самому. Ты изгой, Йорвет, как и немногие из тех, что были с тобой. Ты хочешь спросить, будет ли место в моем лесу для эльфов, которые убивали и умирали за то, кем они являются. Спроси.

Прозвучи это еще год назад, Трандуил сейчас царапал бы ногтями окровавленный камзол, испуская дух. Иорвет позволил этой картине появиться в разуме. Но все переменилось: у Иорвета не осталось цели, народа, надежды. Он мог только продлить гонку от неминуемой смерти, позорной и страшной, на виселице или в казематах, и будь он один, он, не задумываясь, согласился бы на это. Но у него оставались верные соратники, которых, как и его самого, не хотели видеть ни в одной земле континента, и он нес за них ответственность.

— Будет ли место в твоем лесу для эльфов aen seidhe? — спросил Иорвет, не надеясь на положительный ответ. Трандуил производил впечатление невероятной скотины.

— Ворота моего королевства открыты для тебя и твоих спутников, Йорвет, — равнодушно сказал король Лихолесья, смакуя вино. — Разве я могу отказать возлюбленному моей племянницы?

Повисла пауза, во время которой Трандуил, поглядев на застывшего с открытым ртом Иорвета, вздохнул и налил ему вина.

— Что?! — наконец отмер тот, глядя в синие глаза короля, такие же, как и у Даэнис.

* * *

Даэнис вошла в приветливо открытую дверь и остановилась. Она робела перед Элрондом, хотя тот отнесся к ней по-доброму, не доверяла Гэндальфу, как и всем чародеям, да и ледяной взгляд короля лесных эльфов заставил ее попятиться. Вмиг из головы пропали мысли о том, чтобы попросить за оставшихся скоя’таэлей: Трандуил показался ей равнодушным до жестокости.

Тем удивительнее стало, когда в мыслях прозвучал мягкий голос: «Подойди, дитя». Даэнис на одеревеневших ногах шагнула вперед, ловя взглядом улыбку владыки Элронда, остановилась перед сидящим на кресле светловолосым эльфом в расшитом камзоле.

— Король Лихолесья Трандуил прибыл специально для того, чтобы встретиться с тобой, — сказал владыка Ривенделла, усаживая Дан на стул перед гостем.

— Элронд рассказал мне о твоем отце, — проговорил тот же голос, что мгновение назад прозвучал в ее мыслях. — Ты принцесса народа Ольх. В то же время ты — принцесса Лихолесья и родная кровь мне: твоя мать приходит… приходилась мне сестрой.

Трандуил умолк, позволяя Даэнис обдумать новость. За один день ее жизнь переменилась сильнее, чем когда она попала в портал: она обрела семью, отца, пусть и оказавшегося ее врагом, и дядю. Значит ли это, что тот светловолосый эльф, который является сыном короля Лихолесья — ее брат?

— Именно так, — подтвердил ее мысли Трандуил. — Мой дом держит двери открытыми для моей семьи.

— Вы… вы примете моих соратников? — севшим от волнения голосом спросила Дан, привыкшая не отличать себя от прочих «белок».

— Ты — принцесса моего королевства, Даэнис, — Трандуил чуть приподнял подбородок, глядя на нее сверху вниз. Он оставался серьезным, но Дан чувствовала, что его искренне забавляет происходящее, отчего нервничала еще сильнее. — Ты мне скажи.

— Да, — шепнула Даэнис, глядя в синие глаза короля.

— Ты отправишься в Лихолесье вместе со мной, — вынес вердикт король. — Где познаешь, что такое быть эльфом, и что значит принадлежать к королевской семье.

— Я не одна здесь, — Даэнис посмотрела на Элронда, словно прося помощи. — Что будет с Йорветом? С Эредином?

— Я говорю с тобой только о тебе, дитя, — Трандуил глянул на водопад сквозь бокал. Рубин на кольце на его пальце был с вином совершенно того же цвета. — До свидания, Даэнис. Мы продолжим беседу за ужином.

* * *

Эредин поймал себя на том, что они с королем Лихолесья сидят в абсолютно одинаковых позах, закинув ногу на ногу, и сверлят друг друга подозрительными взглядами. Элронд представил их друг другу, и Эредин поразился внешнему сходству Трандуила со своей покойной женой, но, несмотря на удивительно гармоничные и женственные черты лица — тонкий нос, чувственные губы, красивая линия скул, из-за которых он выглядел не столь мужественно, как Элронд, в нем чувствовалась какая-то странная вольность, толика дикости и безумства — настоящий лихолесец, не менее опасный, чем то зло, что таится в его лесу.

Это несомненно ощущал и Элронд, потому и держался настороженно: светловолосый прекрасный король был непредсказуем как океан, столь же опасен в гневе, и если Эредин почувствовал, какие коварные подводные скалы таятся в глубине сущности эльфийского короля, то Элронд о них прекрасно знал.

Король лесных эльфов застыл как статуя, рассматривая Эредина, и тот, глядя на него не менее пристальным взглядом, почти пропустил мимо ушей, что там говорит владыка, но знакомое словосочетание заставило его оскорбленно выпрямиться.

— Я не юный король, — в сотый раз проговорил он. — Я на троне недавно, но это не дает никому право пренебрежительно отзываться обо мне. Я забочусь о своем народе, ищу для него жизни — даже если мои методы не устраивают совет, — он выплюнул последнее слово со всем презрением, на которое был способен, — у меня есть все причины поступать так.

— Сколько тебе лет, король Ольх? — поинтересовался Трандуил с деланным любопытством.

— Четыреста, — заносчиво отозвался Эредин. Преувеличил на восемьдесят лет, ну и что. Услышав звук, похожий на смешок, в бешенстве обернулся: Гэндальф смотрел на него с доброй раздражающей улыбкой. Понял, что он солгал, с досадой подумал король Ольх. Элронд и Трандуил переглянулись.

— Итак, мой юный король, — подчеркнул Трандуил, отставляя бокал на стол и подвигая к себе карту. — Ты стремишься дать новую жизнь своему народу и считаешь этот мир подходящим. Я мог бы открыть свое королевство для вас, но это приведет к раздору: вы молоды, нет столь молодых эльфов на Арде. Но земли разделены между народами, пожалуй, эльфы не захотят селиться в покинутых царствах…

— Мы не молоды, — сквозь зубы проговорил Эредин. — Мой наместник старше меня в полтора раза и обладает достаточным опытом, мои командиры…

— Моему сыну, которого я считаю еще недостаточно зрелым, две тысячи девятьсот одиннадцать лет, дочери Элронда — две тысячи семьсот семьдесят… семь? Как быстро растут дети, особенно девочки, — равнодушно перебил Трандуил. — Так вот, Средиземье обширно, но зло селится в покинутых землях…

— Сколько?! — переспросил Эредин, переставший слушать после цифр. — Сколько лет твоему сыну?

— Две тысячи девятьсот одиннадцать, — повторил король лесных эльфов так, словно ничего особенного в этом нет. — Вот граница моего края. Мы не ходим на юг, пусть прежде эти земли принадлежали моему народу, но зло поселилось на горе, и расплодились темные твари.

У Эредина голова шла кругом. Он каждую секунду задавался вопросом, как на его месте поступил бы Ге’эльс, но в голове царила абсолютная пустота. Он не знал, что предпринять, что делать. Впервые он был среди тех, кто заведомо сильнее, мудрее; о, теперь он верил в бессмертие здешних эльфов.

И он был один. Элронд и Трандуил склонились над картой, за спиной Эредина сидел волшебник, и король внезапно почувствовал себя голым без доспехов и оружия.

— Как сказал мне Дунадан, — Эредин понадеялся, что запомнил имя, если это имя, конечно, правильно, — совет собирается в преддверии большой войны. Войны, как я понял, со злом, хотя я не знаю, что вы вкладываете в это слово. Те, с кем я расправился на переправе? У них армия подобных существ? Но если война со злом неизбежна, то, если оно будет повержено, земли, занятые им, освободятся. Часть леса, которая отрезана горой, — он подвинулся ближе и тоже уставился на карту. — Она станет свободной от зла.

— Гиблые земли, проклятые леса, — отозвался Трандуил, с толикой интереса взглядывая на Эредина, но мерцание в его глазах исчезло так же быстро, как и появилось. — Когда-то они цвели весной, и мир царил под сенью их, но теперь там тьма и гниение.

— Проклятья разрушатся с падением властителя тьмы, — вмешался Элронд. — Даже Дол Гулдур станет лишь полуразрушенной крепостью, пусть и созданной самим врагом.

— Что за Дол Гулдур? — вцепился Эредин в название.

— Резиденция того, кого ты спешил на переправе, — неуловимо улыбнулся Элронд. — Мертвого короля-чародея Ангмара.

— Я убил его, — возразил Эредин.

— Если бы это было столь просто, — вздохнул доселе молчавший Гэндальф.

— Если, как вы говорите, в покинутых царствах обитает зло, тьма, как вы там это все называете, то может ли после победы над этой тьмой мой народ забрать себе проклятые земли? Я не боюсь проклятий, мой народ искусен и трудолюбив, мы вдохнем жизнь даже в безводную пустыню.

Тут Эредин беспардонно врал. Проклятий он действительно не боялся, а в случае, если это окажется правдой, никто не мешает ему занять другие, более благоприятные территории, пойти войной, например. По губам Трандуила скользнула усмешка: он прочел мысли Эредина.

— Я возьму твою дочь в свой дворец, — сказал он, выдержав паузу. — Она принцесса моего королевства по родству со мной. Если ты изберешь Дол Гулдур, мы научим твоих воинов сражаться с темными тварями, населяющими южный лес, и станем добрыми соседями, которые не точат мечей друг на друга. В Лихолесье будет мир между королями, ведь никто не хочет проливать кровь эльфов ни при каких обстоятельствах, не так ли, юный король?

— Ты знаешь, что в южном Лихолесье не просто темные твари! — прервал Гэндальф. — Пауки и орки — меньшее из зол, что населяют черный замок. Сам Саурон был в нем.

— Юный король не страшится проклятий, — со змеиной улыбкой ответил Трандуил. — А Саурон много где был. Он наблюдал Творца у престола Эру, служил Ауле Кузнецу, был в Амане. Не обязательно разрушать все то, к чему прикасался Саурон, иначе можно дойти до абсолютного Ничто.

— Если бы все проклятия, что обрушивали на мою голову, имели бы хоть ничтожную силу, я уже был бы мертв, — подтвердил Эредин и услышал голос короля лесных эльфов в своей голове: «Даже не думай о войне против меня, юный король, или белый хлад покажется тебе райской участью».

* * *

Даэнис вошла в комнату, где на постели лежал Иорвет, устроилась рядом, положив ему ладонь на живот. Эльф даже не пошевелился, так и остался смотреть на резной потолок, закинув руку за голову.

— Ты был у Элронда? — тихо спросила Дан. Иорвет согласно промычал, потом все же открыл рот:

— Трандуил согласен дать приют последним скоя’таэлям, — сказал он неразборчиво. — Но ты должна отправиться с ним.

— Мне он тоже это сказал, — вздохнула Даэнис. — Я стану принцессой и дам кров всем тем, кто сражался бок о бок с нами.

«Он не знает, он не знает, он не знает, — повторяла она про себя. — Родство с Эредином для него по-прежнему тайна». Она прекрасно понимала, что Трандуилу нужна в первую очередь не как дочь любимой давно потерянной сестры, а как рычаг давления сразу на Эредина и Иорвета, он ведь уверен, что она дорога в равной степени обоим, знала, что придется поддерживать в Трандуиле веру в правильность этой догадки, иначе она сразу потеряет для него ценность. Впрочем, влиться в ряды лесных эльфов под управлением Трандуила ей казалось лучшей идеей: королевство Лихолесья достаточно богато и безопасно, воины там в почете. Интересно, о чем Элронд и Трандуил договорились с Эредином?

— Гэндальф сказал представиться эльфами южного леса на великом совете, — Иорвет чуть повернул голову в сторону Дан. — Отличная легенда.

— Ты знаешь, что станут решать на совете?

— Откуда. Впрочем, легко догадаться — война со злом. Не совет, а коллективный Геральт, только один Эредин всю картину портит.

— Тебя позвали на малый совет до него или после? — спросила Даэнис. Иорвет болезненно поморщился. Его, как и Эредина, давило чувство собственной незначительности, неспособности повлиять на хоть что-то и бессилия — он никогда не был настолько слаб и уязвим как сейчас, в чужом мире с чуждыми ему законами и правилами, где кругом бессмертные эльфы, сражающиеся не хуже него, люди, умеющие противостоять Эредину, духи, облаченные в железо. Какие еще сюрпризы преподнесет ему этот мир? И почему Эредин так страстно желает остаться в нем?

Про себя Иорвет мог сказать, что его прельстило уважение, которое оказывалось здесь эльфам в целом, и чувство безопасности: никто не охотился, почти все эльфы не носили с собой оружия. Мир был прост, враг обозначен.

И все кругом дышало магией, источало ее, буквально мироточило волшебством, врачующим тело и мятежный дух. Эльфы пришли в привычный Иорвету мир, посчитав его подходящим для них, но теперь, сравнив, Иорвет понимал, что там лишь бледный отпечаток. И все же там, на бледном отпечатке, он чувствовал себя нужным: своим скоя’таэлям, самой идее свободного мира, Саскии, даже Даэнис. А сейчас… он повернул голову, касаясь разделенными жестким шрамом губами ее щеки. Она принцесса под крылом холодного прекрасного короля, а ему еще нужно доказать свою небесполезность или униженно просить.

— Элронд сказал мне, что после того, как враг будет повержен, они с Гэндальфом помогут мне открыть обратный портал, — шепнула Даэнис. — А дальше нам поможет Цири.

— Почему не раньше? — Иорвет снова уставился на резьбу потолочных арок.

— Гэндальф объяснял про искажения, но я поняла только то, что если он откроет портал, он может стать нестабилен, а этот мир не должен столкнуться ни с каким другим: он слишком... плотный, кажется, так он выразился.

— Зло. Враг, — повторил Иорвет и вдруг шально ухмыльнулся. — Едва удерживаюсь, чтобы не отозваться, когда слышу, — он перевернулся на бок, подмяв Даэнис под себя, бесцеремонно пролез рукой ей под рубашку; платье, как носят тут, она надевать отказалась.

* * *

Трандуил вышел вслед за Элрондом на балкончик, смотрящий на водопад, поставил на мраморные перила бутылку и бокалы. Двое владык терпеть друг друга не могли: Элронду претили непредсказуемость и тщеславие Трандуила, который провозгласил себя королем, в то время как остальные удовольствовались более скромными титулами. Гордыня, алчность и хитрость, а также уверенность в собственном превосходстве также отталкивали Элронда от лесного короля. Трандуил не спорил, видя Элронда насквозь: в нем те же пороки, только приглаженные правильными речами, гладкими, приятными всем. Элронд говорил о величии людей, но принуждал свою собственную дочь Арвен расстаться с любимым человеком и уйти в плавание; он говорил о скромности — но на самом деле, отказавшись назваться королем, он всего лишь отвел возможное внимание Саурона от себя. Трандуил считал Элронда лицемером, свои недостатки признавал, но в то же время был уверен, что его достоинства их перевешивают.

— Зачем тебе Эредин? — спросил Элронд.

— Хочу обезопасить южный лес, — отозвался Трандуил мгновенно. — Он спешил назгулов и забрал коня их короля — возможно, на него действительно не действуют проклятия.

Трандуил вдруг осекся, растерянно оглянулся, прислушиваясь. Он чувствовал что-то невероятно странное, непривычное, но в то же время знакомое, как отголосок из далекого прошлого. Элронд рядом с ним тоже забеспокоился, ощутив перемены.

— Ты чувствуешь? — король Лихолесья неосознанно сжал плечо Элронда, второй рукой обхватил его запястье и заговорил совсем тихо, хотя их никто не мог услышать.

— Да, — шепнул в ответ владыка, вцепляясь в него с не меньшей силой. Они замерли так, пораженные, прижавшись друг к другу, чувствуя забытую магию, которая практически ушла с началом угасания эпохи эльфов.

У эльфов не рождались дети. Появление Эредина, которому не исполнилось и трехсот пятидесяти, Иорвета, которому меньше ста пятидесяти, и в особенности Даэнис, которой всего сорок, заставило древних владык почувствовать себя молодыми, а теперь Иорвет и Дан занимались любовью, чего эльфы не делали последнюю тысячу лет, и Ривенделл, последнее время знавший лишь горечь потерь, когда его жители покидали привычные земли, чтобы отправиться в путешествие по морю, чувствовал это и радовался: стал слаще воздух, нежнее ветер, заискрилась магией пена водопада. Король лесных эльфов глотнул воздух как воду, почувствовал вкус меда на губах и тепло глубоко в горле, словно искры зажглись между ключицами.

Иорвет поймал взгляд Даэнис и покачал головой: «Не надо чужой силы. Хочу побыть с тобой вдвоем». Да и неизвестно, как поведет себя магия того же волшебника, если Дан оттянет на себя часть: Карантир и Цири стали причиной того, что их зашвырнуло в Средиземье, то ли еще будет с силами тысячелетних эльфов.

— Эпоха эльфов продлится, — Трандуил глянул в такие близкие расширившиеся глаза Элронда, понимая и сам, что выглядит сейчас примерно также: возбужденным и растерянным, как не приличествует древнему владыке. — Они будут здесь, они молоды, им по четыреста, по триста лет, многим меньше, у них появятся дети. В Средиземье достаточно магии для того, чтобы они жили вечно. После падения Саурона настанет новый расцвет эльфов.

— Саурон не повержен, — Элронд высвободил руку и с трудом нехотя разжал ноющие от напряжения пальцы, выпуская шелковый рукав камзола Трандуила, перевел дыхание. Надо же, как на них обоих повлияла такая магия с непривычки: эльфы занимались любовью лишь для рождения детей, и уже много веков минуло с тех пор, как был зачат последний ребенок в Ривенделле. — Кольцо Всевластья в моем доме.

— У Бэггинса, я знаю, — кивнул Трандуил, отходя и подрагивающими пальцами обхватывая тонкую витую ножку бокала. — Отвратительная искаженная тварь среди потоков брани и нытья обмолвилась о прелести, а я помню, как Исильдур трясся над своим трофеем, так что даже решил проигнорировать и не почтить память моего отца.

— Исильдур выразил тебе соболезнования, и если бы Орофер подчинился Гил…

— Избавь меня от лекций по стратегии и истории, — прервал Трандуил. — Меня не будет на совете, ночью мы отправимся назад. Путешествовать сейчас небезопасно, особенно когда вместе едут два члена королевской семьи.

* * *

Иорвет откинулся на подушку и перевел дух. Несколько непривычно спать с Дан в постели, не в палатке или в лесу, расстелив на земле плащ и стараясь не оцарапать кольчугой ее живот или спину. Принцесса, теперь она принцесса, а он как был лесным разбойником, так им и остался. Иорвет никогда не испытывал угрызений совести, не жалел об избранном пути ни для себя, ни для Даэнис. Даэнис всегда стояла рядом, прикрывала спину, с самой первой встречи с ним; ему и в голову не приходила такая банальность, что она может заслуживать лучшего, хотя у нее был шанс жить в каком-нибудь городе, как жили очеловечившееся эльфы.

Но не теперь. Дан сняла с него рубашку и повязку, обняла, чуть ли не мурлыкая, провела губами по татуировке на шее, а он не мог выкинуть из головы, что завтра король в короне с самоцветами увезет ее в изумрудный лес, где она, как и положено всем эльфкам — тут говорят эльфийкам — станет касаться пальцами струн лютни, а не тетивы, привыкнет спать на перинах, забудет о расстеленных плащах. Когда-нибудь о них печальную сложат легенду, где станут петь о принцессе из лесного дворца и безнадежно любящем ее одноглазом эльфе с тяжелым луком. Не везет ему что-то: сначала дракон, потом принцесса — точно как в людских легендах, только вот он никого не убил и не спас.

Что ж, в одном Иорвет был уверен: он умеет сражаться и убивать. В этом мире время течет по-другому, но все равно с тем самым непонятным злом надо разделаться как можно скорее, чтобы привести оставленных на попечение Киарана скоя’таэлей в этот мир. Они, отвергнутые и преданные всеми, заслуживают покоя.

— Госпожа Даэнис, — в покои Иорвета заглянула служанка, точно знавшая, где стоит искать гостью. — Король Трандуил приглашает вас на ужин.

— Король тебе благоволит, — насмешливо протянул Иорвет, оставаясь в постели, пока Дан спешно приводила себя в порядок. — Как там у них с близкородственными браками? Племянница — это уже нет или еще можно? Я пойду с тобой.

— Йорвет, король позвал лишь меня, — сказала Даэнис виноватым голосом, выдержала паузу, во время которой эльф застыл, зло уставившись на нее, потом рассмеялась. — Так что конечно ты идешь со мной, но оденься по-здешнему, чтоб не раздражать его слишком уж.

— Еще чего, — Иорвет надел рубашку и затянул повязку покрепче. — Я пойду без кольчуги, они все что-то неадекватно на нее реагируют, но о большем даже не проси.

Если король Трандуил и удивился, что Даэнис явилась не одна, то ничем этого не показал. Иорвет наблюдал, как король пьет, и прикидывал, что даже если брать в расчет только то, что он сам лично видел, и не учитывать количество вина в его отсутствие, Трандуил сейчас приканчивает третью бутылку. Кажется, вот она, разгадка секрета томной царственности владыки Лихолесья.

— Вино Ривенделла настолько слабо, что у меня чувство, будто я пью воду, — ответил на его мысли Трандуил. — Расскажи мне, Йорвет, за что ты борешься в своем мире.

— За жизнь, — просто ответил Иорвет и умолк. Добавить ему было нечего.

— Наши земли отняли, — поняв, что он не собирается распространяться, подхватила Даэнис. — Нелюдей стали убивать, мы все стали чудовищами.

— Чудовищами? — переспросил король. — Я видел в ваших мыслях охотника на чудовищ.

— Это Геральт из Ривии, — пояснил Иорвет. — Мой друг. Сохраняет политический нейтралитет и убивает лишь тех чудовищ, которые нападают.

— На людей, — догадался Трандуил. — Какой же это нейтралитет?

Иорвет не ответил. Его внимание привлек лежащий на блюде хлеб, лепешка, он отломил кусок и невольно коротко улыбнулся: лембас часто делала Даэнис, и он спасал его не раз от голодной смерти. Теперь он знал, что рецепт пришел из другого мира.

— Чего ты хотел добиться, Йорвет? — продолжил спрашивать Трандуил. — Эльфов в твоем мире мало, они смешиваются с людьми так, что потеряли долголетие и изначальный облик. Я видел в твоих мыслях, ваши эльфы не похожи друг на друга: у них темная кожа, вьющиеся волосы, они низкие и растолстевшие.

— У вас совсем нет полуэльфов? — Иорвет откинулся на спинку кресла. — То-то Эредин радуется.

— Элронд полуэльф, — с затаенной улыбкой ответил Трандуил. — Он избрал путь бессмертных эльфов, но, как я понял, в вашем мире магия столь ничтожна, что бессмертие не присуще даже Эредину.

— Эредин из другого мира, — напомнил Иорвет, решив выложить карты на стол. — И пришел в наш, чтобы захватить его.

— Эредин сообщил мне иную версию, — Трандуил вновь наполнил бокал. — Ему нужна была та, что открывает проходы меж мирами.

— Он хотел, чтобы она родила ребенка, который тоже будет обладать ее способностями, и оставила его в мире Ольх, — добавила Дан.

— Неимоверная глупость, — вздохнул Трандуил. — Впрочем, что ждать, он сам еще ребенок и король детей. Эльфы способны зачать лишь когда стремятся даровать новую жизнь по великой любви, причем желание должно быть обоюдным.

— А Карантир? Карантир, навигатор Дикой Охоты, — тут Даэнис даже Иорвета познаниями поразила, он не подозревал, что та беседовала с Цири о противниках. — Он создан искусственно.

— Именно, — кивнул король Лихолесья. — Он не рожден. Вы удивили меня скудностью познаний, впрочем, это обуславливает уверенность действий Эредина. Мудрые сомневаются перед принятием решений, — Трандуил посмотрел сначала на Иорвета, потом на Дан. — Мы отправимся в Лихолесье этой ночью, Даэнис. Йорвет, великий совет соберется завтра. Рад, что вы приняли мое приглашение.

Оставшись в одиночестве, Трандуил отставил вино в сторону и задумчиво отвернулся к водопаду. Следя за разбивающимися о темные камни белыми от пены струями он думал о том, как изменится привычный ему мир с рождением нового королевства эльфов. Он не стремился вернуть себе южный лес, но гораздо лучше станет, если он будет населен эльфами, пусть даже воинственными, а в Дол Гулдуре воссядет на престол король жестокий, несправедливый, неопытный — но хотя бы живой.

* * *

Арагорн наблюдал за тем, как прощаются эльфы. Трандуил, восседая на своем громадном олене, глядя мимо глаз сына, давал ему последние наставления о роли посланника на великом совете; Эредин, поцеловав Даэнис руку на прощание совершенно человеческим жестом, ушел во дворец, а Иорвет… это странно. Эльфы сдержанны и холодны, особенно при свидетелях, невозможно представить себе того же Леголаса, чтобы тот позволил себе обнять кого-то. Иорвет схватил Дан за воротник мужского камзола, надетого на кольчугу, пригнул к себе — она уже сидела верхом, и поцеловал в губы долго и чувственно. Ни один эльф никогда не станет удерживать женщину, тем более в поцелуе; провожающие не знали, куда отвести взгляды.

— Завершите церемонию прощания, — бросил Трандуил, разворачивая своего оленя и оглядывая Иорвета и Даэнис. — Достойную особы королевской крови.

Даэнис усмехнулась Иорвету в губы и еще раз его поцеловала, сжала напоследок его пальцы. Колонна двинулась по мосту, провожающие — к дворцу, и наконец Иорвет и Леголас остались вдвоем.

— Почему Трандуил не примет участия в совете сам? — спросил Иорвет. — Один день не изменил бы мироздания.

— Отец показывает, что не оставляет свое королевство ради всего Средиземья, — ответил Леголас, глядя на пустой мост.

Эредин с утра никак не мог решить, в чем же ему отправиться на совет: не хотелось казаться параноиком в латах, но и идти незащищенным он просто не мог, воспитание воина не позволяло так рисковать. Но он не знал, можно ли правителю на дипломатической встрече вести себя таким образом. Король занял трон недавно, до коронации занимался лишь набегами, да и после нее тоже, оставив дела государственные на откуп верному Ге’эльсу, которой только рад, что король оказался настолько дальновиден, что не вмешивается в работу отлаженного механизма. Ге’эльс любил короля Эредина нежной любовью, потому что практически все время тот отсутствовал. Конечно, иногда в нем просыпался король-государь, который требовал Ге’эльса на ковер и повелевал все себе объяснить, но хватало его энтузиазма минут на двадцать. Эредин не умел вести переговоры, не знал, как проводятся советы, достигаются компромиссы, но вот фразу о том, что в ходе переговоров за тебя говорит все, включая одежду, жесты, взгляды, запомнил, врезалось в память. В конце концов он остановился на том, чтобы надеть кожаные доспехи, оставив в комнате кольчугу и скелетообразные латы. Мирный совет, демонстрация доверия, как никак. И первым, кого он увидел, пройдя в зал, был гном в полном боевом облачении. Проклиная все, Эредин уселся в кресло рядом с Иорветом и обвел взглядом присутствующих.

Эльфы: естественно, Элронд, рядом с ним еще несколько в серых плащах сложного покроя, потом Леголас и темноволосый эльф в таком же облачении, как у принца. Ему почти три тысячи лет, напомнил себе король. Эредин повернулся в другую сторону: три гнома, рядом с ними какие-то люди, которых король Ольх видел впервые, и Арагорн, потом Фродо, которого все упорно называли хоббитом, и волшебник. Чудная компания. Эредин закинул ногу на ногу, сел поудобнее и приготовился терпеть.

Сначала все жаловались, по-другому назвать происходящее не получалось. Нападения на границах, тьма орков возле Гондора, знать бы, что это такое, и орки, и Гондор, тьма в Лихолесье, тьма с востока, тьма, тьма, тьма, какое-то кольцо, надо собрать братство, которое уничтожит это самое кольцо, в котором заключена сила темного властелина, тьма, опять тьма… «Да зажгите уже свет», хмыкнул про себя Эредин, и внезапно очередь говорить дошла до него. А он так ничего и не понял.

— Король Ольх, — представился он как можно спокойнее и равнодушнее, благо Трандуил преподнес ему урок, как вести себя на переговорах. — Эльф из южного Лихолесья.

Нет там никаких эльфов, но если б были, то вполне могли бы выглядеть как Иорвет, который обвел единственным взглядом всех присутствующих и скрестил руки на груди.

— Не знал, что в южном лесу обитает кто-то, кроме тьмы, — протянул спутник Леголаса.

— Мы все заинтересованы в победе над врагом любым способом, — осторожно начал Эредин, отчаянно вспоминая лекции Ге’эльса. Ох, как же его не хватает сейчас! Как там он учил, надо согласиться с намерениями, уверить в сотрудничестве и заявить о претензиях. Эредин на лекциях только что себя за руку не щипал, чтоб не уснуть от скуки: зачем ему дипломатия, если он завоеватель? — Тьма должна быть развеяна, — продолжил он в том же духе; его слушали внимательно, согласно кивали, только Гэндальф и Арагорн, кажется, понимали, в какой Эредин сейчас постыдной панике. Ему бы меч и врага перед носом, а не беседы задушевные вести. — Мы готовы бороться в одном ряду плечом к плечу с теми, кто противостоит ей, — судя по выражениям лиц окружающих, такие речи от него и ждали. Теперь претензии. — После завершения м-м… — а, черт с ними, все равно звучит глупо, — нашей миссии я воздвигну свой трон в Дол Гулдуре.

Тут-то все и очнулись, выпрямились, люди зашептались, глядя на него. Эредин послал им убийственный взгляд.

— Можем ли мы считать, что вы присоединяетесь к братству кольца, юный король? — хитро прищурившись, спросил Гэндальф. Иорвет тяжело вздохнул: надо было слушать, тоскливо подумал он, и Ге’эльса раньше, и Гэндальфа сейчас.

— Да, — Эредин выпрямился и смерил взглядом уже стоящих в ряд хранителей.

— Да, — повторил за ним Иорвет, даже не поднимая головы.

— Слишком много остроухих, — проворчал тот гном, что разбил секиру о кольцо.

— Что повышает шансы на успех, — холодно отозвался Иорвет. — Обычно то, за что берутся эльфы, заканчивается полной победой.

— Война с Сауроном не закончилась полной победой, — сквозь зубы сказал Боромир, кажется, Эредин прослушал, когда его представляли, но зато получил немерено удовольствия, когда вскочил Леголас и осадил человека, сказав, что он должен подчиняться наследнику Исильдура. Но если Эредин боролся со сном во время истории кольца, рассказанной Гэндальфом, то Иорвет слушал предельно внимательно.

— Не закончилась, потому что человек отказался бросать кольцо в огонь, — премерзким тоном сообщил он. — Все люди так самоуверенны или только выходцы из Гондора?

Разнял их Элронд, посоветовал не принимать близко к сердцу великую историю предков, а учиться у них. Иорвет пренебрежительно фыркнул, и Эредин почувствовал к нему симпатию: они оба на дух не переносили людей и сошлись во мнении, что лучше бы среди них было два гнома и один человек, чем наоборот.

— Одиннадцать хранителей, братство кольца, — Иорвет вечером собирался в предстоящий путь: он решил взять собственный доспех, сидевший как вторая кожа и не раз его спасавший, но тяжелые мечи оставил, воспользовавшись дарами кузницы Ривенделла. Леголас не раз проявлял любопытство по отношению к его луку, гораздо более тяжелому и мощному, чем обычные эльфийские, но и стрелявшему не в пример дальше, но Иорвет предпочитал не расставаться с ним; впрочем, предложенный ему легкий тонкий лук он тоже взял — его заинтересовала разборная конструкция, лук складывался в небольшой чехол и практически ничего не весил.

— Удобно стрелять без одного глаза? — Боромир, уже поняв, что добрых отношений со злобным эльфом все равно не видать, решил его подкалывать.

— Столь же удобно, как человеку жить без мозгов, ты должен знать, — мгновенно отбрил Иорвет. Братство собралось на той самой площади перед мостом, что вел за пределы Ривенделла; не явились пока лишь Фродо — он прощался с Бильбо, и Эредин, похудевший в Ривенделле без привычного мяса на обед и теперь с ругательствами, не достойными монарха, прилаживающий заново доспех, который делался в Тир на Лиа специально на него, и на ремешках даже не было дополнительных дырочек, все приходилось сейчас в спешке прокалывать самому.

Эредин вчера вечером, порасспросив эльфов и поняв, что им предстоит путешествовать под солнцем, направился в покои Арвен. Та точно его не ждала и растерянно замерла на пороге, открыв двери: она явно хотела увидеть кого-то другого.

— Мы завтра уходим в путь, — сказал Эредин, глядя на Арвен сверху вниз. Она была высокой, но не по сравнению с ним. — Мы пойдем через степи и пустоши.

— Я желаю доброго пути, — искренне сказала Арвен, все еще не понимая, зачем он пришел. Он и сам до конца не понимал.

Во-первых, она была первой эльфийкой, встреченной им в этом мире, во-вторых, она сразу напомнила ему Феникс, пусть сходство было незначительным. Трандуил был с ней одно лицо, но он так в душу Эредина не запал.

Ну и в-третьих, ему нужна была сурьма, потому что все время находиться в шлеме он не мог, а под ярким солнцем целиться станет сложно.

— Сурьма? — несколько растерянно переспросила Арвен. — Конечно. Сейчас.

Ей показалось странным, что он пришел именно к ней, но не стала возражать. Он помог ей и Фродо на переправе, всегда учтиво приветствовал, а странности… говорили, что он из южного Лихолесья, отравленного тьмой. Странности — меньшее, чего от него можно ожидать.

Эредин шагнул за ней в комнату, прикрыл за собой дверь, огляделся, представляя себе, что в подобных покоях когда-то жила Феникс. Он всегда так называл ее, хотя у нее было множество имен и для свадьбы ему все пришлось выучить. Одно из них Валаине Оирэ — бессмертная и вечная; так почему же их общая вечность длилась всего год? Что такое год в жизни эльфа — ничто, мгновение, оставившее незаживающую рану и во многом сформировавшее характер Эредина. Эльфы по-настоящему любят лишь однажды. Арвен почувствовала тяжелый взгляд в спину, выпрямилась, протягивая ему то, что он просил. Она не улыбалась, ей не хотелось улыбаться ему — Арвен Ундомиэль была мудрой и оттого храброй, но рядом с Эредином она почувствовала страх, который, вероятно, испытывают при столкновении с искажениями.

— Благодарю, — Эредин улыбнулся красивой, ровной и страшной улыбкой и покинул ее покои. Арвен села на постель, чувствуя, что все силы покинули ее. Она подумала о том, что уже завтра Эредина не будет в Ривенделле, обрадовалась и сразу устыдилась этой мысли. Он уходит в опасный путь ради всего Средиземья. С ним уходит и Арагорн.

Иорвет вывел из стойла своего трофейного коня, и конюхи облегченно вздохнули, расставаясь с одним из ужасных назгульских скакунов. Эредин подошел к своему и, крепко взяв за уздечку, наклонился совсем близко к красным глазам.

Он любил лошадей. Он в принципе любил всех животных, кроме единорогов, но и это исключение не значит, что он не пытался приручить их, просто не вышло. А вот конь короля мертвых тихо зарычал и боднул его мордой в плечо, мелькнули акульи зубы. Эредин сел в седло и только шевельнул коленями — чуткий конь прянул вперед.

— Ну и монстр, — озвучил гном Гимли то, что подумали все. Пони хоббитов шарахнулись от зубастых коней, те с интересом поводили красными глазами, но Иорвет и Эредин не позволили им и шагу в сторону ступить. Боромир и Арагорн одновременно и одинаково легко вскочили на спины своих лошадей, Леголас уселся без седла и поводьев, удивленно посмотрел на Иорвета.

— Зачем тебе уздечка? — спросил он.

— Чтобы он мне руку не отгрыз, — отозвался эльф. Теоретически он мог бы скакать и без сбруи, но с моргульским трофеем предпочитал не рисковать. Гнома едва уговорили сесть на рослого пони. Гэндальф оседлал эльфийского коня и отправился в голову отряда.

— Пусть путь будет добрым и принесет победу, — шепнул давнюю присказку на старшей речи Иорвет себе под нос. Эредин покосился на него, но промолчал.

* * *

Дорогой Иорвет наслаждался совершенно искренне: ему нравилось ехать верхом открыто, никого не боясь — земли были дружественные, на него не охотились, за его голову никому здесь не обещали награды. Даэнис далеко, она с королем, который не даст ее в обиду, даже присутствие людей не так раздражало, как могло бы. Эредин держался поближе к нему, и Иорвет его понимал: король со своими взглядами на превосходство эльфов может легко остаться изгоем, а Иорвет, как бы ни дружил с Геральтом, все же в целом разделяет его мировоззрение. Впрочем, он не столь радикален: Гимли ему почти нравился.

Эредин не надевал шлема, и ветер раздувал его доходящие почти до пояса волосы, кончики которых терялись в черном плаще поверх доспехов. Когда хоббиты впервые увидели имитирующие скелет доспехи, они молча переглянулись и передвинулись подальше от Эредина. Иорвет покосился на бывшего врага. Бывшего? Скорее, их вражда взяла паузу или осталась в другом мире.

— Мордор — налево или направо? — наивно спросил Фродо у Гендальфа.

— Налево, — лаконично ответил волшебник, пока остальные пересмеивались.

Кони назгулов не знали усталости. Эредин нарочно распалял коня и гарцевал, наклонившись к холке; хоббиты ежились при одном взгляде на него, так он походил на прежнего владельца своего коня.

— Эльфы разные? — наивно спросил Сэм, преодолев как-то страх и подсев на привале к Иорвету. Тот глянул на него единственным глазом так, что тот стушевался, но не отступил. — Я имею в виду… вы такие непохожие с Леголасом. А с Эредином — да.

Эредин, сидевший на плоском камне неподалеку, заинтересованно прислушался.

— Разные, — согласился Иорвет. — Но вообще-то мы с Эредином происходим из разных народов, я из aen seidhe, народа Гор, а он — aen elle, из народа Ольх. Но у нас общие предки.

Подсел к ним Арагорн, взглядом спросив, не против ли Иорвет его компании. Иорвет против не был: Дунадан, как он про себя его продолжал называть, не совсем обычный человек — живет дольше, люди его не любят, можно и забыть, что он dh'oine. Геральт Геральтом.

— Мы жили в разных условиях, — продолжил Иорвет. — Народ Ольх почти не контактировал с людьми, в отличие от поступившего несколько наивно народа Гор.

— Наивно? — переспросил Арагорн.

— Открыв людям двери, мы думали, что они поднимутся до нашего уровня, — пояснил Иорвет. — Вместо этого мы опустились на их.

— Самокритично, — хмыкнул Эредин.

— Почему люди причинили вам зло? — спросил Арагорн, думая, что Иорвет говорит о каких-то диких поселениях на юге, о разбойниках, может быть, он имел дело с пиратами и жителями востока, соратниками Саурона. Впрочем, жизнь эльфов длинная, мало ли когда Иорвет сталкивался с людьми и с какими людьми.

— Потому что мы отличаемся, — ответил Иорвет и одним движением убрал меч, лезвие которого точил, обратно в ножны. Леголас тоже слушал, хотя находился в отдалении, и то и дело оглядывался на укрытого черной гривой Эредина. Никто не понял, что именно имел в виду Иорвет, но ему это было только на руку: чтобы хорошо и убедительно лгать, надо владеть информацией, а у него ее не хватало даже на правду.

— На западной равнине мы будем как на ладони, — Иорвет сменил тему и обратился к Арагорну. — У нас кони и хоббиты, маскироваться не получится.

— Я знаю, — вздохнул следопыт. — Но два других пути и того хуже: Карадрас и Мория. Холод или тьма.

— Нет никакой тьмы в Мории, — вмешался Гимли, который на название древнего гномьего царства реагировал мгновенно. — Если мы пойдем туда, мой кузен примет нас по-королевски.

— Я согласился бы на поход через Морию, только если не останется других путей, — ответил Гэндальф. — Поднимайтесь, привал окончен.

Эредин не боялся холода: в своем стылом мире он уже привык к нему, потому легче прочих переносил переход через Карадрас, куда хранители направились после того, как точно уверились в наблюдении Сарумана за западной равниной. Единственное, что омрачало поход, это то, что коня пришлось отправить назад в Ривенделл, тащить лошадь на Карадрас мог бы только сумасшедший.

— Пусть теперь Элронд с ними мучается, — усмехнулся Иорвет, помнивший, как эльфы шарахались от их трофеев. До подъема он еще ухмылялся, но Карадрас живо испортил ему настроение.

Вторым, не испытывающим значительных затруднений, был Леголас, но ему было холодно, зато, в отличие от Эредина, он был легок. Лихолесский принц, практически не оставлявший следов на снегу, с улыбкой смотрел на тяжелых воинов, по пояс засыпанного волшебника и гнома с хоббитами, которых и видно-то не было.

— Ты же эльф, Эредин, — присев возле утонувшего по пояс в снегу короля Ольх, Леголас заглянул ему в мрачное лицо. — Почему ты неуклюжий, как человек?

— Потому что я не идиот, который идет в Мордор без доспехов, — огрызнулся Эредин. — Я не лучник, но еще один вопрос, и я тебя подстрелю.

— Если ты будешь в меня целиться, мне нечего бояться, — заявил принц и зашагал по снегу как по земле, обернулся и лукаво сверкнул глазами. — А вот если ты захочешь попасть куда-то еще, а я буду далеко от цели, тогда я в опасности.

Эредин рыкнул от злости, слепил снежок и запустил его эльфу в голову.

— Сомневаюсь, что ты эльф, — звонко рассмеялся Леголас, даже не дернувшись: Эредин промахнулся на полметра.

— Юный король, — окликнул раздраженно Гэндальф. — Вы закончили играть?

— Да, — Эредин машинально вытащил за воротник уткнувшегося в снег прямо перед ним Фродо и отпихнул его в сторону, дошел до Арагорна, загребая снег длинными ногами. — Мы не перейдем, надо спускаться, — тихо сказал он. Арагорн кивнул, сжимая губы в тонкую линию. Все думали только одно: Мория.

— Дорогу назад тоже замело, — Боромир развернулся в снегу, как пловец. — До утеса и поворота пол-лиги, не больше, мы с Арагорном проложим путь.

— Пусть Митрандир расчистит путь и проложит дорогу хоббитам своим жезлом, — Леголас уселся на снег, нарочно раздражая Эредина.

— Или Леголас слетает на небо и разгонит тучи, чтобы солнце растопило снег, — ворчливо отозвался Гэндальф. — Мой жезл — не печка.

Боромир махнул рукой и первый шагнул по нетронутому снегу, за ним двинулись Арагорн и Эредин, который хотел отвязаться от Леголаса, но не тут-то было: эльф проворно вскочил на ноги и пошел специально рядом с ним.

— Да поможет силе разум, — эльф подмигнул хоббитам и перескочил через руку Эредина, когда тот потерял равновесие и завалился на бок. — Я подскажу, что лучше делать!

— И после этого число эльфов в отряде поубавилось, — лекторским голосом проговорил Иорвет. — Леголас, сын короля Трандуила, почил смертью храбрых, но безрассудных, случайно свернув себе шею чужими руками и по стечению обстоятельств трижды ударившись головой о скалу.

* * *

— Мория, Мория, Мория! — ликовал Гимли. — Я покажу вам, что такое легендарное гостеприимство гномов. Вкусная еда! Хмельное пиво! Теплая постель! После Баранзибара самое то, говорил же я, что надо сразу идти в Морию.

Иорвет и Леголас кисло переглянулись. Оба эльфа отчаянно не желали спускаться в подземелье. Эредин относился к этому проще, в его замке всегда была развитая система подземных ходов, и он любил там бывать. Кроме того, он понятия не имел о славе, которая идет о морийских копях, потому его просто раздражала задержка у ворот, когда к ним подбирали пароль.

Гимли расписывал Морию как рай под землей, Эредин слушал его вполуха, а потом спросил:

— Если все так прекрасно, почему вы оттуда ушли?

— Древнее зло пробудилось тогда и изгнало обитавших там гномов, — ответил за Гимли Гэндальф.

— А сейчас оно опять уснуло? Почему Мория не прислала представителей на великий совет?

— Ты задаешь страшные вопросы, — заметил Леголас, тревожно оглядываясь.

— Вовсе не страшные, а глупые, — сварливо ответил Гимли. — Никто не отправлял гонца в Морию, вот и ответ, юный король.

Эредин злобно посмотрел на него.

— Почему тебя называют юным королем? — Леголас сел рядом с ним, невзирая на мрачное выражение лица эльфа. Эредин внушал ему любопытство, которое принц никак не мог унять, он чувствовал, что он вовсе не из южного темного леса, его тайна гораздо, гораздо глубже, но считал неправильным настаивать.

— Потому что мне триста двадцать лет, — вздохнул Эредин. На него изумленно уставились Арагорн, Леголас и Гимли, уже отсмеявшийся на тему старости Леголаса и того, что он будет вечным принцем без шанса на корону, потому что его отец выглядит моложе, чем он.

— Триста двадцать, — зачарованно повторил Леголас. — Ты самый юный эльф из всех, кого мне приходилось встречать!

— Не самый, — хмыкнул Иорвет, раскуривая трубку: он еще в Ривенделле выяснил у Гендальфа сорт лучшего табака и теперь благоухал терпким дымом и пыльцой. — Мне нет ста пятидесяти.

Он решил не говорить о возрасте Даэнис, мало ли какие тут законы, вдруг Леголас как старший брат имеет право решать за нее или что-то вроде того.

— Но ты владеешь мечом так, словно тренировался две тысячи лет ежедневно, — Леголас с восторгом посмотрел сначала на Эредина, потом на Иорвета. — А ты стреляешь из лука, несмотря на рану, как будто свыкся с ней. Мой отец отказался от лука.

— Твой отец слеп? — удивился Эредин, прикидывая, мог ли лихолесский король вести себя так гордо и читать мысли лишь потому, что не видит.

— Когда он сражался с великими змеями севера, огонь опалил его. Он взглянул в самое сердце пламени и ослеп на один глаз.

— Я не заметил, — хмыкнул Иорвет.

— Он не любит привлекать внимание к этому, — сказал Леголас.

— Великие змеи севера — твой отец сражался с драконами? — благоговейно спросил Сэм. — С настоящими драконами?

Принц кивнул.

— А ты? — вдруг спросил Гимли у Леголаса. — Ты ведь был под горой, когда произошла битва пяти воинств.

— Ты сам сказал, — Леголас повернулся к нему. — Я пришел на битву, а дракон к тому моменту был уже мертв.

— Ты убил сына Азога Осквернителя, — Фродо с восторгом посмотрел на Леголаса. — Дядя писал об этом в своей книге.

— Ты уже читал его книгу? — обернулся Гэндальф.

— Видел несколько страниц, — смутился Фродо.

— Я читал, — поднял руку Мерри. — Ага, там было про тебя, Леголас. И про отца твоего тоже, но если он сражался с драконами, почему он не вызвал Смауга на поединок?

— Смауг не угрожал королевству эльфов отчасти потому, что был знаком с моим отцом, — Леголас сжал зубы. — Между ними сохранялся… вооруженный нейтралитет.

— Разве можно так просто взять и убить целого дракона? — спросил Фродо. — У них же броня. И огонь.

— Бард-лучник справился, — чуть улыбнулся Леголас. — А он человек. Мой отец за многие тысячелетия научился этому, но теперь он сражается мечами и копьем, а не стреляет. Смауг был последним драконом и не самым крупным.

— А как же летающие ящеры Мордора? — подал голос Боромир. — Я сам видел их.

— Они животные, — ответил за Леголаса Арагорн. — В худшем смысле этого слова. В них нет разума, присущей драконам тяги к прекрасному, они не говорящие. Даже варги и мумаки умнее этих искаженных тварей. Они примитивны и свирепы, потому и служат недолго: после битв, когда они попробуют человеческой крови и плоти, их убивают. Все равно их много.

— Это еще зачем? — Эредин подтянул кожаный нарукавник с металлической защитной пластиной. Боромир усмехался, что эльф запакован в полную броню, но эльф знал, что ничто не сможет задеть его, и чувствовал себя спокойнее: до сих пор на сгибе бедра оставался тугой шрам от клинка Цири, и его при одном воспоминании прошибал холодный пот — Авалак’х сказал, что полсантиметра выше — и он истек бы кровью, полсантиметра левее — и остался бы импотентом. А ведь всего лишь почувствовал себя в безопасности на территории родной Тир на Лиа и надел скелетообразный верхний доспех просто на рубашку, не поддев вниз тонкую гибкую кольчугу до середины бедра и кожаную броню. Урок на всю жизнь. Еще ранение какое подлое, он даже не знал, что по нему сильнее ударило: мост или осознание, что его атаковали в пах. С другой стороны, Цири ему по локоть, куда она еще могла достать.

— Они не могут остановиться, — пояснил Дунадан. — Проще убить, чем заставить прекратить убивать и жрать. К тому же если эта тварь съест человека, то и дальше будет жрать только людей. На стороне Саурона сражаются и люди, потому ему это невыгодно.

— Не может быть, — категорично сказал Иорвет. — Видимо, никто просто не давал нажраться вдоволь. А Саурон — он вообще что? То есть, кто? Маг?

— Майа, самый ужасный сподвижник Мелькора, — ответил Арагорн тускло. — Величайший враг свободных народов Средиземья.

— Давай, больше бессмысленных слов, — подначил Иорвет. — Я же спросил как раз потому, что не хотел понять ответ!

— Прости, — Арагорн скрыл улыбку. — Я вырос у Элронда, мы всегда знали о нем, потому я все забываю, что твоя жизнь — это битва, в которой нет места на сидение за книгами. Эру начал создание с сотворения бесчисленных духов, одним из которых, духом меньшего порядка, был Саурон. Эти духи звались айнур, сошедшие в физический мир — валар, они сильнейшие. Подобные Саурону — майар, но из них он обладал большей силой, хотя уступал валар. Великая Музыка — это общее создание, вдохновленное Эру, ее исполняли все его дети, но Мелькор внес в гармонию свой смысл, свои мысли, возникло неблагозвучие, и некоторые стали подстраиваться под него, забыв изначальную тему.

— Ничего не понятно, очень интересно, — заметил Эредин на старшей речи; Иорвет усмехнулся, взглянув в его сторону, потом снова повернулся к Арагорну.

— Эру прекратил песнь творения, но дал искаженной музыке бытие — появился материальный мир, — продолжил Арагорн. — Духи, пожелавшие сойти в него, сошли, и среди них Саурон, но он еще не пал и служил великому мастеровому валар Аулэ Кузнецу. Так он познал все свойства материального мира. Именем его было Майрон, ибо не было тех, кто сравнится с ним в искусстве. Мелькор совратил его, и Майрон встал на его сторону. Впрочем, идеи его разошлись и с новым господином.

Эредин с тоской вспомнил Ге’эльса, который тщетно пытался вбить в него знания об истории до захвата мира, в котором властвовал народ Ольх. Эредин отбивался всеми силами, сбегал в дозор и заявлял, что для того, чтобы править, ему не нужно знать древние сказки. Как у Ге’эльса все было просто и понятно! А здесь неясно, но нужно, потому что враг прямиком из сказок.

Потому что бессмертен.

Привыкай к бессмертию, юный король, ернически сказал самому себе Эредин. Одно дело захватывать мир слабых и примитивных dh'oine, другое — иметь дело с aen Undod. По легендам они были бессмертны до гибели своего мира.

— Моргот стремился к уничтожению, Саурон — к власти.

— Какой Моргот, — с тоской спросил Иорвет.

— Мелькор, — пояснил Леголас. — Его новое имя. Мелькор похитил сильмариллы…

— Кого?

— Я расскажу позже, — ответил Арагорн. — В любом случае, Моргот или Мелькор был взят в плен в ходе войны, бежал, вернул себе силу с помощью Саурона. Потом была новая война, и Моргот был выброшен во внешнюю пустоту, а Саурон просил о пощаде. Валар велели Саурону явиться на суд, но он бежал.

— Что значит «велели»? — переспросил Эредин. — Вы что, думали, что отпустите его, потом пригласите, и он придет?

— Валар дали ему шанс на раскаяние, но он не воспользовался им.

— Никто бы не воспользовался, — уверенно сказал Эредин.

— Как бы то ни было, Саурон бежал в Средиземье, закрепился в Мордоре на юго-востоке и начал строить крепость Барад-Дур. Обманув эльфов, он обучил их искусству и магии, с помощью которых были созданы девятнадцать великих колец, трое для эльфов, семь для гномов, девять были отданы людям. Но было выковано еще одно кольцо, в которое была вложена душа майа — кольцо всевластья. Уничтожив его, уничтожишь и Саурона, который может возродиться, пока жива часть его души.

— А девятнадцать колец других? — спросил Эредин. — Они тоже уничтожатся?

— Потеряют силу, — поправил Арагорн.

— У кого эти кольца?

— У великих эльфов, родоначальников великих гномьих кланов и…

— И девяти великих людей, как это я не догадался, — перебил Эредин.

— Нет. У назгулов, которые когда-то были людьми, — Арагорн внимательно посмотрел на него. — Саурон совратил их властью.

— Это было просто, не так ли? — оскалился Иорвет и отошел в сторону воды, принялся выбивать трубку.

Внезапная догадка Гэндальфа насчет пароля прервала их беседу. Эредин перекинул через перевязь свернутый плащ с притороченным к нему коронованным шлемом, поднялся на ноги и в тот же миг шлепнулся на землю, увлекаемый щупальцем в мутную кипящую воду Зеркального озера.

* * *

Цири чуть не плакала, чувствуя позорную слабость в руках и ногах. Она роняла даже чашки, а колени подкашивались через пару шагов. Осаждающие за стенами крепости, как ей казалось, ведут себя бодрее, хотя тоже вымотаны, только Карантир лежит ничком на плаще, раскинув орелом по снегу свои черные волосы.

Авалак’х сказал, что он — его создание, но по сути дела у Карантира просто нет родителей. Есть тот, кто сделал его инструментом, и тот, кто инструмент использует. Еще на Тир на Лиа Цири видела, с какой тоской и обожанием Карантир провожает взглядом Эредина, как собирает любой знак внимания с его стороны, но Эредин ценит его лишь за способности.

Надо что-то делать. В замке все ползают как неживые от усталости и печали. Из Дикой Охоты некоторые эльфы убиты, сам Эредин пропал, но и в Каэр Морхене потери, и некому будет защищать от гончих, стреляя с башни и уравнивая шансы. Эльфов Дикой Охоты больше, чем защитников крепости. Карантир может отдохнуть, открыть портал, и на место Эредина встанет великан Имлерих, который, в отличие от своего короля, предпочитает убивать молча, не тратя время на долгое пространное объявление намерений, чем грешил Эредин и давал шанс от себя спастись.

В крепости не хватает чистой воды. Колодец, на который так рассчитывали защитники, разрушен, внутренний — завален из-за обрушенного Имлерихом каменного перехода на внешнюю стену, снег грязный, в весь чистый уже заботливо собран, растоплен и употреблен. Весемир запрещает даже умываться. Наколдованная вода дает облегчение лишь ненадолго, потом жажда и зуд нападают с новой силой.

— Даже не думай, — сказал ей Геральт, когда Цири предложила перебраться через стену с той стороны, где сточный ров и нет рыцарей Охоты, пробраться к реке, набрать воды и вернуться. Если ей спустят веревку, то никто и не заметит, что кто-то выходил из крепости.

Авалак’х пытается открыть портал прямо в озеро, чтоб хлынула вода, но его сил хватает только на слабые искры.

— Я даже не могу выйти за стену, это какой-то метр, — тоскливо говорит эльф и разочарованно смотрит на свои руки. Цири сидит рядом с ним, подавленная обстоятельствами. Все из-за нее. Эредин пришел сюда из-за нее. Геральт морщится от боли, когда встает, Эскель и Ламберт спят почти сутками, восстанавливая силы, Трисс и Йен, примирившись, обсуждают наименее энергозатратные способы оборон. Держать купол над всем замком они больше не смогут. Несмотря на то, что Даэнис вытягивала силы в основном из Цири и Карантира, остальным тоже досталось. Цири не может больше находиться в крепости, где все буквально кричит о ее вине. Несмотря на прямой запрет она выбирается из замка по тому пути, по какому планировала, и спускается к реке, впадающей в озеро.

Несмотря на холод, река не замерзла у берега, и Цири с удовольствием напивается из горсти, потом набирает в припасенные бурдюки. Все тело ломит, силы кончаются, несмотря на дарованную водой свежесть, и Цири присаживается у воды на бревно переждать слабость.

Карантир, словно не увидев ее, спустился к воде в том же месте, присел, стягивая перчатку и опуская ладонь в ледяную воду. Он был без шлема, только в доспехах, черные волосы, волнистые после заплетенной косы, рассыпались по спине. Он пил, встав на колени у воды, и Цири подумала, что если встанет, бесшумно подойдет и столкнет его, то латы мгновенно утянут его на дно. Она хотела встать, но не смогла.

Карантир перевернулся, сел и вопросительно посмотрел на нее.

— Я сяду с тобой, тут холодно, — категорично заявил он и устроился на бревне рядом. По тому, как его шатало, Цири поняла, что он тоже без сил.

— Что дальше, — тихо сказала Цири.

— Я открою портал и верну Эредина, — также негромко ответил Карантир.

— И продолжишь разорять с ним миры, — завершила Цири.

— Я служу своему королю, — Карантир не смотрел на нее.

— Зачем? — просто спросила она.

— Я был создан для этого, — сразу же сказал он.

— А я была создана для трона Цинтры и Нильфгаарда, — сказала Цири. — Но это мне не мешает быть не принцессой, а ведьмачкой. То есть, мешает, конечно, да и ты со своими дружками все портишь, но мало ли кто для чего был создан.

— Ты была рождена с Предназначением, — снисходительно пояснил Карантир, наконец поворачиваясь к ней. — Не Цинтре, не Нильфгаарду, а ведьмаку. И стала ведьмачкой. Так что все правильно. Все по правилам.

— Неужели ты знаешь мою историю? — едко спросила Цири. — Настолько нет личной жизни? Или никто не хочет связываться с бездушным инструментом?

Как ни странно, Карантир разулыбался, глядя на нее. Он был красив, как все эльфы, но в отличие от прочих, улыбка ему шла; когда улыбались Эредин или Авалак’х, они становились похожи на хищных зверей, оставаясь прекрасными лишь в состоянии покоя. Карантир чем-то походил на Кагыра, только на щеках появились ямочки от улыбки, да и волнистые волосы придавали вид более молодой и задорный. Почему-то он напомнил Цири Лютика, хотя более непохожих надо еще поискать.

— Ты ничего не знаешь о нас, — сказал он и бесцеремонно взял один из ее бурдюков. — Потом еще наберешь! — предупредил ее возмущение. — Не собираюсь опять ползти.

Цири пихнула его локтем под руку, чтобы облился; ничем больше она задеть его не могла.

* * *

— Отвратительно, — заявил Эредин, переступая в темноте с ноги на ногу. В сапоге отчетливо хлюпнуло, и он сел на ступеньку, стянул сапог и вылил воду, и все поняли, что он не о страже у ворот, не о тьме и трупах, а о том, что вымок. — Кто поселил эту дрянь прямо у ворот, еще и стражем назвал?

Гэндальф зажег посох, и озарил светом всю лестницу. Хранители замерли, оглядываясь.

— Еще и идти теперь через шахту, — продолжал ныть Эредин, засовывая ногу в мокрый сапог, в котором по-прежнему хлюпало.

— Это не шахта, — напряженно проговорил Боромир. — Это склеп.

Только сейчас привыкшие к темноте глаза Эредина разглядели, что вся лестница заполнена усохшими трупами, истыканными стрелами. Гимли, видимо, узнал кого-то из мертвых гномов; Леголас вытащил стрелу, присмотрелся.

— Орки! — воскликнул он.

— У них есть стрелы? — спросил Иорвет, подходя и забирая стрелу из пальцев Леголаса. Об орках он слышал в Ривенделле, но мельком, даже не знал, как они выглядят. — Тяжелая, но идеальна, — он прищурился и пошел собирать еще целые стрелы.

— Зачем тебе эта дрянь? — брезгливо спросил Боромир.

— Если тут неубранные тела, значит, кузен Гимли не держит власть в Мории, — отозвался Иорвет, не прекращая своего занятия. — Или у гномов нет традиции похорон и они просто кидают своих мертвых?

— Я сейчас тебе лично покажу гномьи традиции похорон, — подал голос Гимли, бережно укладывая кости на ступеньку.

— О чем я и говорил. Гномов тут нет, по крайней мере, живых. То есть, пойдем мы тайно. Если придется сражаться, делать это придется как можно малозаметнее, и если раскидывать везде свои эльфийские стрелы, проще сразу на стене написать, что здесь был тот, кому быть тут не положено.

— Правильно, — согласился с ним Гэндальф. — Идем тихо и быстро. Путь должен занять четыре дня; постараемся, чтобы никто не узнал о нашем присутствии.

Эредину категорически не нравилось в Мории, хотя поначалу он думал, что путь в тепле и без ветра после Карадраса покажется раем, несмотря на то, что царство гномов мертво, а в темных переходах ходят те, кого Леголас назвал орками. Орки, орки. Все так говорят, как будто знают, о чем речь, а ему даже не показать, что он ничего не понимает, вся легенда пойдет прахом. Впрочем, он решил ориентироваться на Арагорна: кого тот будет убивать, против тех будет биться и Эредин. Понадеявшись, что орки не похожи ни на кого так, чтобы можно было спутать, а еще, что он их не встретит, Эредин хотел предложить привал, но это сделали до него: Гендальф остановился перед разветвленным проходом и завис.

— Ну как тебе заброшенное царство? — ехидно спросил Иорвет, присаживаясь рядом. Эредин снова стянул сапоги и снял наколенники, чтоб просохнуть. — Не хочешь выгнать отсюда всех орков и стать королем под горой?

— Иди ты, — беззлобно махнул рукой Эредин. — Откуда здесь орки?

— В глубинах Мории обитает древнее зло, — сказал Гэндальф.

— Орки — древнее зло? — переспросил Эредин. Волшебник покачал головой.

— Гораздо древнее и могущественнее. Как его прародитель Моргот, оно стремится к разрушению, а не владычеству. Гномы Мории вгрызались все глубже и глубже в гору и пробудили его.

— И оно сейчас бодрствует или спит? — спросил Иорвет. — Хотя в любом случае лучше не шуметь, мало ли.

Леголас подсел к Иорвету и протянул ему стрелы, которые, преодолев отвращение, собрал на лестнице.

— Возьми, они слишком тяжелые для моего лука.

— Тогда поблагодари меня за то, что я подобрал тебе это, — Иорвет протянул ему орочий лук, громоздкий и асимметричный. — К нему должны подойти.

— Есть хочется, — тихо пожаловался один из хоббитов.

Эредин развалился на лестнице, распустив ремни с одной стороны доспехов, с наслаждением глубоко вздохнул.

— Зачем ты носишь столько защиты? — спросил Боромир. — Тратишь зря столько сил. Они ведь для ближнего боя.

— Верхние — да, — отозвался Эредин. — Внизу еще кольчуга, — он развязал кожаный поддоспешник и продемонстрировал надетую на рубашку тонкую кольчугу.

— Она у тебя до колен?

— До щитков, — Эредин усмехнулся. — Я король, и мой долг перед моим народом — остаться живым. А я один раз в жизни кольчугу не надел, так меня сразу и пырнули.

— Кто правит в твое отсутствие, король? — продолжил спрашивать Боромир.

— Наместник, — ровно ответил Эредин.

— И что будет, если ты не вернешься?

— Изберут нового короля, — пожал плечами Эредин. — Не думаешь же ты, что кто-то оставит трон пустым, создав династию наместников? Это было бы глупо, подорвало власть наместника и разрушило бы доверие к самой идее государства.

Ге’эльс бы гордился этой речью, подумал Эредин, почти умиленно глядя вслед обиженному Боромиру.

— Ты вносишь раздор, — заметил Арагорн.

— Разве? — притворно удивился король Ольх. — А я думал, просто высказал мнение.

— Ты знаешь, что он сын наместника.

— И что ты — наследник Исильдура, — добавил Эредин. — Вы люди. Конфликт между вами — не моя печаль.

— Так скажи ему это.

— Хорошо. Скажу, что дурацкие традиции людей меня не касаются, я в них не разбираюсь, как и в устройстве муравейников. Вроде и сложно, а для меня бесполезно.

— Муравьи? Так ты нас воспринимаешь? — спокойно спросил Арагорн.

— Не всех. Большинство, — признал Эредин.

— Я никогда прежде не встречал эльфов, настолько озлобленных. В чем твоя боль, король?

— Представь себе, что твой мир умирает, — Эредин наклонился вперед, ввинтился взглядом в Арагорна. — У вас есть один путь спасения, один! И он — какая ирония! — зависит от людей. И что говорят мне люди? «Нет, я не хочу, вы давите на меня и заставляете», — передразнил он. — Моему народу некуда деваться от гибели. И я приду в Дол Гулдур, будь он хоть тысячу раз проклят, да я выброшу вашего чертова Саурона из его трона и сяду в Мордоре, если это останется единственным местом, куда я смогу привести народ Ольх.

Арагорн долго молча курил, глядя на него, потом выбил трубку и спрятал в карман.

— Если будет на то воля валар, я воссяду на троне Гондора, двери моей страны всегда будут открыты для эльфов твоего народа, — сказал он.

— Я не нуждаюсь в подачках, — прошипел Эредин.

— Знаю. Потому и говорю как с тем, кто не будет пользоваться милостью.

Эредин молча сверкнул глазами.

— Уел, — заявил Иорвет на старшей речи, подсаживаясь к нему. — Будешь ходить в карауле его величества. Ни один людской король не мог бы похвастать телохранителем aen elle.

— Заткнись, — Эредин натянул сапоги и застегнул ремни доспехов, злясь на себя, сделал несколько шагов, умирая от отвращения, потом стало полегче. — Я возьму себе Дол Гулдур и южный лес, а ты будешь бегать в пограничниках, и не думай, что какой угодно король позволит тебе хоть взглянуть в сторону принцессы.

— Ну, это точно не тебе решать, — хмыкнул Иорвет, который был с ним на самом деле полностью согласен. Трандуил явно не испытывал к нему симпатии.

Эредин задрал подбородок и не ответил. Время Иорвету узнать правду еще не пришло.

Они снова шли по бесконечному темному коридору, и Эредин то и дело бесился, когда слышал болтовню хоббитов. Вот им все нипочем, и темнота, и мертвый воздух; даже гном, для которого подземелья — дом родной, и то притих, а эти треплются как ни в чем не бывало.

— Если услышу еще хоть звук, — вырастая позади них на одном из привалов, проговорил Эредин, — то я сам лично избавлю братство от мешающих всем болванов.

— Убьешь нас? — заносчиво спросил, кажется, Перегрин, Эредин никак не мог их всех запомнить. Фродо отличал, остальные были для него одинаковы.

— Языки отрежу, — отозвался Эредин. — Может, это обеспечит мне хоть пять минут тишины. Что? — он повернулся к осуждающе глядящим на него другим хранителям. — У меня от их болтовни уже галлюцинации, что за нами кто-то идет!

— Это не галлюцинации, — ответил Гэндальф, отведя его в сторону. — Смотри.

Он указал жезлом вниз, и там, в глубине, среди обрушившихся шахт, эльф разглядел уродливое тощее существо, которое нелепыми прыжками пробиралось по острым камням, тряся огромной головой с редкими волосками. Оно то и дело срывалось и ныло, било кулаками по стенам и ступеням. Эредин несколько минут смотрел, потом фыркнул раз, другой, не вынес и заржал так, что гулкое эхо разнесло его голос на весь тоннель. Существо ломанулось в сторону от громкого звука, шарахнулось башкой о стену и схватилось за нее, стеная и трясясь.

— Авалак’х, — едва не плача от хохота, простонал Эредин, сев на пол и закрыв лицо руками. — Это точно он!

— Это Голлум, — заметил Гэндальф. — Что за Авалак’х?

— Да я одного эльфа проклял, — король Ольх снова рассмеялся. — Превратил его как раз в такое.

— Превратил? Ты разве способен на такую магию? За что ты так наказал его?

— За предательство, — Эредин успокоился, хихикнул еще пару раз, но уже пришел в себя. — Он помог бежать и скрываться от меня той, от кого зависела судьба моего народа. Теперь ему самому нужна помощь, — он усмехнулся, потом утомленно посмотрел на Гэндальфа. — Я сниму проклятие, когда мой народ окажется здесь. Думаю, оно ему послужило хорошим уроком.

Он вернулся назад, сел на камни рядом с Леголасом и Арагорном; эльф примеривался с орочьему луку с видом глубочайшего отвращения на лице.

— Он гораздо меньше изогнут, чем твой, — заметил Иорвет, подходя. — Береги руку.

— Я лучник вот уже две тысячи девятьсот лет, — хмыкнул Леголас, улыбаясь.

— Но из орочьего лука не стрелял, — возразил Иорвет.

— Тут ты прав, — кивнул лихолесский принц, встал, прицеливаясь, потом опустил стрелу. Лук, очищенный и сухой, казался ему липким и покрытым жирными пятнами, он ничего не мог с собой поделать. Иорвет же чуть ли не в зубах ковырял наконечником трофейной стрелы, не испытывая ни малейшей брезгливости.

* * *

Конь Даэнис поравнялся с королевским оленем, но она не решилась первой начать разговор. Никто не говорил ей ни слова за все время пути до первого привала, на котором эльфы, мгновенно разбив шатер, пригласили ее внутрь. На ковре сидел король Трандуил, который молча предложил ей сесть рядом. Король был в камзоле золотисто-зеленого цвета, который мягко обхватывал его тонкое тело: нет доспехов, он даже без кольчуги. Обруч с самоцветами перелился светом на волосах короля, и Дан подумала, что даже драгоценные камни меркнут перед белым золотом его волос. Эльф был красив до такой степени, что казался неживым, но в то же время он словно светился — Эредин рядом с ним смотрелся бы изваянием из камня против утонченной хрустальной статуи. У него было юное лицо, и лишь глаза, похожие на озерный лед, выдавали многовековую старость. Золотое блюдо, стоявшее перед королем, было переполнено всякими яствами, которых Даэнис никогда не видывала прежде; они с матерью всегда жили бедно, как еще могут жить отшельники в лесу, а после ее смерти она сразу оказалась у Иорвета, который пару раз забредал в их домик в чаще и однажды отлеживался после страшного увечья, Дан и не помнила его с обоими глазами. Выслушав слова о смерти Феникс и смерив двенадцатилетнюю эльфку взглядом, командир скоя’таэлей дал ей кусок хлеба и разломил пополам морковку, потом ушел и вернулся с небольшим луком и пятком стрел.

— Постарайся, чтобы кто-то взял тебя в семью, — сказал он. — Покажи, что ты полезна.

— Возьми ты, — сразу выпалила Даэнис. — Я все умею.

— Маленькая еще, — эльф хотел погладить ее по голове, но словно не решился и по-взрослому положил ей руку на плечо.

— Как мне показать? Кому? — отчаянно спросила Даэнис, глядя на него снизу вверх. Иорвет неопределенно пожал плечами.

Дан провела в лагере всего час, прежде чем пропасть. Иорвет видел, как она растерянно стоит посреди лагеря перед палаткой совета, потом на миг отвернулся — и ее уже нет. «Не случится ничего», решил про себя Иорвет, зная, что она в лесу как рыба в воде, но игла беспокойства то и дела колола сердце. Феникс спасла его и выходила, и ее дочь зависит от него.

Даэнис появилась к ночи, таща двух зайцев и завязанные в платок птичьи яйца, с гордостью прошла через весь лагерь и вручила их эльфкам, ответственным за готовку. Те не поскупились на похвалу, расписав всем, какая она умница и поставив в пример своим собственным детям.

— Можешь ко мне пойти, — низкорослая и потому явно лишь на четверть эльфка бесцеремонно потрепала Даэнис по щеке. — У меня только сыновья, будет дочка.

Иорвет хотел дождаться, пока Дан, воспитанная матерью благородно, в панике обернется к нему, но совесть взяла верх.

— Даэнис, — едва слышно окликнул он и подкинул вверх яблоко. Дан в секунду наложила стрелу на тетиву и пригвоздила уже падающее яблоко к стволу дерева прямо над головой Иорвета. — Опоздала, — вынес вердикт он. — Будешь тренироваться, — он сделал знак идти за собой и вошел в палатку. Сияющая Дан заглянула следом, и он мгновенно обрушил ей в руки несколько кольчуг. — Как чистить, спросишь у женщин, закончишь, придешь, работы еще много.

Даэнис, чуть улыбнувшись воспоминаниям, потянулась рукой к блюду, искоса взглядывая на Трандуила; ей казалось, что вот сейчас он начнет ее учить манерам королевского двора, но тот, даже если она что-то сделала неправильно, ничем ее не поправил. Король молчал, наблюдая за тем, как она ест, едва не давясь под его взглядом. Сам король к еде не притронулся.

— Что ты умеешь, Даэнис? — наконец мягко спросил он, не разжимая губ. Его голос прозвучал у Дан прямо в голове. — Нет. Не стрелять из лука, я не об этом. Покажи мне, как ты попала сюда.

Дан принялась вспоминать события битвы за Каэр Морхен, стараясь опускать некоторые моменты, но стоило ей подумать о том, что не стоит показывать Трандуилу, как он тут же видел эти картины, Дан это понимала и злилась, чувствуя собственное бессилие.

— Интересно, — теперь король Лихолесия решил говорить в полный голос. — В тебе действительно та же сила, что и в твоей матери. Она пыталась спасти нас, взяв на себя часть мощи Саурона, и я не могу сказать, победили бы мы, не открой она его силой портал в мир народа Ольх.

— Я боюсь… — наконец Дан сказала то, что она скрывала даже от себя. — Цири и тот эльф, навигатор Эредина…

— Твоего отца, — поправил Трандуил.

— …я убила их?

— Не думаю, — король эльфов взял ветку, плотно облепленную тугими красными ягодами, оторвал одну и поднес к губам, но не положил в рот. — Саурон тогда не погиб, хотя его пытались опустошить, а их в твоем мире было двое, ты держала их недолго. Но я не думал, что можно дать другому эту силу — как ты дала ее Йорвету. Ведь он открыл портал, а не ты.

Король пристально посмотрел на вход в шатер, и в тот же миг внутрь вошла эльфийка в обычном для обитателей Лихолесья зелено-коричневом одеянии.

— Ваше величество, ваше высочество, — она поклонилась Трандуилу и Даэнис. — Мое имя Мариас.

— Мариас предвидит будущее, — пояснил Трандуил. — Ненадолго. Я хочу, чтобы ты взяла ее силу и передала мне.

— Вы хотите видеть будущее? — Дан подняла брови.

— Я хочу знать, передаешь ли ты другие способности. Пока мы знаем силу — назовем ее так, как называет твой отец — Феникса только по отношению к порталам.

— Мне… — Дан посмотрела на Мариас, которая выглядела абсолютно спокойной, даже ободряюще ей улыбнулась. — Ты почувствуешь усталость.

— Мой конь довезет меня даже спящую, — ласково ответила та, и Дан медленно протянула руку в ее сторону.

Сначала ничего не происходило, Даэнис даже испугалась на миг, что потеряла способности, но вокруг Мариас закружились золотые искры, такие же загорелись на пальцах Дан. Даэнис не глядя протянула руку в сторону Трандуила, гадая, получится ли передать силу через прикосновение пальцев, но не успела додумать мысль: король перехватил ее руку и прижал к своим губам.

В тот же миг перед глазами Даэнис упала черная пелена.

…Иорвет стоит на стене под косыми струями ночного дождя и смотрит вниз на огоньки. Снизу слышится рев, резкие звуки команд. Иорвет поднимает лук, прицеливается, выдыхает — и стрела со свистом уносится куда-то в темноту.

— Стреляй! — слышится крик Арагорна.

Иорвет двигается уже более резко и нервно: стрела, прицел, полет…

— Стреляй!

На лице Иорвета отчаянная решимость и злоба, две стрелы сразу, прицел, свист — снизу раздается восторженный рев и взрыв. Иорвета откидывает назад, он поднимается, и в тот же миг стрела вонзается ему в бок…

Видение кончилось. Дан прерывисто дышала, оглядывая сухой теплый шатер, шелка и золото. Мариас продолжала стоять перед ней и королем. Король — Дан повернулась к нему и замерла: Трандуил был бледен как полотно, губы, единственное, что сохранило цвет на мертвенном лице, едва заметно шевельнулись.

— Благодарю, Мариас, — ровно сказал он, и эльфийка вышла из шатра.

— Что вы видели? — тихо спросила Дан, положив руку ему на локоть. Трандуил словно случайно высвободился.

— Своего сына, — сказал он. — Он стрелял в орка, бегущего с факелом.

— Он не попал? — шепотом спросила Даэнис.

— Попал. В орка стреляли и с другой стороны, но он все равно добежал.

— Я тоже это видела, — ответила Дан. — Второй стрелявший — это Йорвет, он выстрелил трижды, трижды попал, но был взрыв.

Король Лихолесья молчал несколько минут, потом поднялся на ноги.

— Мы скоро прибудем в Лихолесье, — сказал он, глядя на Даэнис сверху вниз. — Отдохни, оденься, как подобает принцессе, тебе помогут. Мы продолжим нашу беседу во дворце.

Грохот, с которым одетый в доспехи скелет обрушился в колодец, отдавался еще минуту, в глубине Мории что-то продолжало падать, разбиваться, производя все больше звуков.

— Тук, болван, — Гэндальф захлопнул гномью летопись. — В следующий раз прыгни туда сам и избавь нас от своей глупости!

Эредин задрал голову и тяжко вздохнул. Напряжение только стало чуть-чуть отпускать, как изнутри, из того самого колодца послышался ритмичный бой.

— Мы слышим молот, или я в этом ничего не смыслю, — нахмурился Гимли.

— А теперь барабан, — одними губами произнес Иорвет и вместе с Арагорном и Боромиром бросился баррикадировать дверь секирами и обломками камней, которые смогли передвинуть.

Эредин надел шлем, впервые с начала похода, и вынул из ножен длинный меч, встал слева от могильной плиты.

— Встань позади нас, — сказал он волшебнику, не поворачиваясь. — Когда прорвутся, ослепи их светом жезла.

Гэндальф кивнул, и из его жезла выплыл слабый огонек, повис в воздухе позади вскочившего на могилу гнома.

— Когда надо, он сверкнет, — уверил Эредина маг и встал справа. Иорвет в мгновение взлетел на верхнюю галерею и сел на обрушенных перилах, откуда простреливался почти весь зал, Леголас встал точно напротив двери, взяв на прицел ее. Арагорн и Боромир заняли места по обе стороны двери.

— Тука против них пустить, да и все тут, — шепнул Эредин себе под нос, но его все равно услышали. — Он их затупит до смерти. Скелет на них обрушит.

Леголас коротко улыбнулся и натянул тетиву. На дверь обрушился первый мощный удар.

— С ними пещерный тролль, — напомнил Боромир, крепче сжимая рукоять меча.

— Один? — спросил Арагорн в перерывах между ударами.

— Видел одного. Может и больше.

— Тролли тупые и злобные, — едва шевеля губами, произнес Леголас. — Если уворачиваться, он растеряется и попробует атаковать всех сразу.

— Леголас! Орочьи стрелы! — крикнул Иорвет.

— Поздно, нас уже заметили, — отозвался тот. — Со своими я освоился, чужие только помешают.

— Тогда дай их мне.

Леголас, не глядя, кинул вверх второй колчан, и Иорвет поймал его за ремень, чуть не свалившись, повесил на пояс. Если что, будет мешать прыгать, впрочем, он надеялся, что никто не долезет до галереи.

Двери снова сотряслись, появились трещины, и тут Иорвет понял, в чем преимущество стрел Леголаса, тонких и юрких: те проникали в малейший разлом как блестящие змейки. Орки еще не ворвались, но уже несли потери. Не успел Иорвет этому порадоваться, как двери разлетелись, и в зал ввалился тролль, окруженный такими омерзительными созданиями, что Иорвет, увидев их, поначалу даже растерялся.

Не растерялся Эредин.

— Свет! — рявкнул он измененным из-за шлема голосом, и в тот же миг зал высветила нестерпимо яркая белая вспышка. Свет полыхнул из-за спин отряда, потому ударил по глазам орков и тролля, и не дав им опомниться, мечники обрушились на них лавиной.

От Эредина шарахались: рогатый шлем, громадный рост — все это вызывало в мыслях орков, даже тех, что не знали властелина кольца, неясные ассоциации с Сауроном. Зато ассоциаций не было у тролля, его развитие не позволяло строить сложных выводов, потому он обрушил на эльфа дубину, тот едва успел увернуться. Иорвет стрелял с такой скоростью, что первый колчан стрел, подобранных в Мории, опустел за несколько минут, и он принялся за второй. Леголас буквально гарцевал верхом на тролле, но его легкие стрелы не пробивали толстый панцирный нарост на его голове, и в результате эльф перепрыгнул на галерею к Иорвету.

— Надо его убрать, он сейчас все порушит, — крикнул он, хватаясь за выщербленную стену. Иорвет кивнул и скатился вниз по покосившейся декоративной колонне и оказался в самой гуще битвы. Эредин и Боромир стояли в дверях, убивая тех, кто пытался пробиться внутрь, остальные же избавлялись от тех, кто уже вошел. Орки были низкорослые, коренастые, в плотных доспехах и толстых шлемах, и слишком высокому Эредину приходилось нелегко бить сверху. За себя он не боялся: как показал бой, ятаган не рассекает скелет его брони, а стрелы даже при прямом попадании не пробивают кольчугу. Правда, ребро, скорее всего, после прямого удара в грудь треснуто или сломано, отчего не поднимешь правую руку. Эредин перехватил меч левой, схватил мертвого орка и, защищаясь им как щитом, рубанул так, что меч застрял в чьем-то шлеме.

— Да какого дьявола… — эльф выпустил своего невольного защитника и попытался освободить клинок, но шлем не поддавался. Занимаясь мечом, Эредин пропустил, как тролль ударил копьем Фродо, как Иорвет снова оказался сверху и пробил его панцирь тяжелой стрелой, и Леголас добил в открытое горло.

— Митрил, — со знанием дела сказал Гимли, когда Фродо показал кольчугу. — Это царский подарок, хоббит. Носи с честью дар гномов.

— У Дан кольчуга из митрила, — Иорвет слез с галереи, прошелся по залу, снова собирая целые стрелы, которых почти не было. Леголас занимался тем же самым. — Она не гномья, а эльфийская.

— Конечно, мой необразованный друг, — подбоченился гном. — Эльфы понимали раньше ограниченность своих способностей и просили нас делать для них оружие и доспехи, на которые не хватало их собственного умения. Например, доспехи короля Орофера, — он кивнул на Леголаса, — были сделаны в знак дружбы свободных народов в краткий момент перемирия.

— Где сейчас доспехи Орофера? — спросил Мерри у Леголаса.

— Сама броня у моего отца, — ответил Леголас. — Король Орофер подарил ему их перед битвой последнего союза, а кольчугу отдал своей дочери, чтобы она тоже была под надежной защитой.

Эредин нехотя снял доспехи: Боромир видел, что ему досталось, и Гэндальф настоял на перевязке, и теперь все хранители пялились на татуировки, которыми было покрыто его тело, не решаясь спросить, что значат письмена и узоры на его руках и животе.

— Перелома нет, только сильный ушиб, — Арагорн прощупал его ребра. — Хорошо, что ты владеешь обеими руками. Верхний доспех придется ослабить.

— Я уж понял, — Эредин послушно поднял руки, пока Арагорн обвязывал его мягкой тканью. Иорвет стоял напротив, наблюдал и ухмылялся все противнее. — Что?! — не вынес король.

— Ничего, — мерзко отозвался Иорвет, нагнулся и вытащил из тролля стрелу Леголаса, та вошла как в масло и не испортилась, вытер о близлежащего орка и подал владельцу. — Ну и воняют же эти твари.

— Это еще ничего, ты мордорских не нюхал, — ответил Боромир. — Вот уж где вонь такая, что сшибет с ног прежде, чем ты в битве с ним сойдешься.

— Орки испытывают страх перед Ульмо и его стихией, — проговорил Арагорн, закрепляя повязку. — Может, потому и сторонятся воды и не моются.

— После войны схожу в библиотеку и тоже начну выпендриваться, — пообещал Иорвет. Арагорн усмехнулся, но не ответил: в голосе Иорвета не было злости.

Эредин опустил рубашку и надел кольчугу. Арагорн быстро зашнуровал на нем поддоспешник, и доспехи король прилаживал уже на ходу.

Орки набросились на них снова, стоило только вернуться на покинутый сквозной путь через Морию. Свет жезла Гэндальфа не отгонял их, лишь ненадолго отпугивал; путники бегом неслись по черному коридору, и кости и разложившиеся останки на пути больше не вызывали ужас, лишь недовольство, что можно о них споткнуться, а вот от вида лезущих по колоннам орков передергивало даже Боромира с Арагорном, которые не предвидели в искаженных созданиях такой прыти и ловкости.

— Надо спуститься, — Леголас едва успел поймать Боромира, когда тот чуть не упал с внезапно круто повернувшей лестницы.

— Какой идиот не строит перила? — простонал Эредин, снимая забрало и прикрепляя его к специальным пазам под грудью доспехов, теперь череп был у него почти на животе.

— Это гномы, у них идеальное чувство баланса, — отозвался Арагорн, слегка запыхавшись: он периодически тащил Пина.

— У эльфов тоже нет перил, — добавил Леголас. — По крайней мере в Лихолесье.

— Несомненно важный архитектурный спор, — вмешался Гимли. — Продолжим на улице, если вы не против, господа!

Леголас легко перепрыгнул провал и обернулся, махнул рукой. Следующим перемахнул Гэндальф, и несколько кирпичей обвалились, расширив провал.

— Иди последним, Эредин, — попросил Иорвет, отходя на шаг и беря разбег. — А то ты одним прыжком в своих латах всю Морию развалишь.

Он перелетел провал так, что почти сбил с ног Леголаса, хотя тот предусмотрительно отошел назад. Боромир швырнул Сэма, взял в охапку Мерри и Пина и прыгнул, Леголас успел его схватить. Арагорн повернулся к Гимли.

— Не сметь швырять гнома, — категорично отрезал тот. Эредин был уверен, что тот сверзится и станет первой жертвой, но Гимли, поджав ноги, перелетел как пушечное ядро и приземлился прямо на краю и стал заваливаться назад. Леголас вцепился ему в бороду и вытащил.

— Смой позор кровью, — нервно рассмеялся Иорвет.

— Любой эльф подойдет для мести, — кровожадно отозвался Гимли и смерил Иорвета взглядом, словно оценивая.

Провал расширился настолько, что Арагорн при всем желании не смог бы перемахнуть через него, тем более с Фродо.

— Обойди! Там! — заорал Боромир, указывая на соседний спуск, но только Арагорн обернулся, как рухнувшая скала позади него отрезала путь к отступлению. Участок моста, на котором стояли Арагорн и Фродо, зашатался и качнулся в сторону.

Иорвет отвлекся, снимая лучников, которые вздумали обстреливать их сверху, ухудшая и без того бедственное положение, а потом чуть не свалился от толчка, когда кусок перехода врезался в то место, где они стояли. Гимли схватил его за перевязь и вытащил назад на ступеньки.

— Самый неуклюжий эльф из всех, кого я знаю, — рявкнул гном, толкая его перед собой. — У принца поучись, как порхать!

— Это еще что за дрянь, — когда они остановились перед последним мостом, ведущим к выходу, спросил Эредин. Лицо его озарилось багровыми всполохами.

— Орки повторяли слово «гхаш», — сказал Леголас. — Огонь.

— Огонь, — тоскливо повторил Гэндальф, опираясь на посох. — Балрог. А я и так до смерти устал.

* * *

— Я же сказал тебе никуда не ходить! — Геральт вырвал из рук Цири сосуды с водой. — А если бы ты напоролась на кого-то из них?

— Я здесь, и ничего со мной не случилось, — огрызнулась Цири. — Всегда пожалуйста, Геральт.

У Карантира глаза голубые-голубые и прозрачные, как лед. В них совсем нет узоров, как в глазах людей, ровная светлая глубина, и черные ресницы забавно перемежаются с белыми. Он выслушал весь ее поток ругани в сторону Ауберона и Эредина, ни словом не возражая, потом, когда она уже совсем выдохлась, начал тихо спрашивать: Ауберон причинил тебе боль? Эредин так сделал?

— Он сказал мне…

— Ты тоже много чего ему наговорила. А еще, прибыв на Тир на Лиа, ты явно дала ему понять, что вожделеешь его. Как он должен был смотреть на тебя после такого?

Цири вспыхнула так, что стало жарко.

— Да?! С чего это он взял, а?

— С твоего поведения. Он тогда еще не прочел, что люди симпатизируют… несколько хаотично. Вожделение со стороны эльфа, я имею в виду, настоящего эльфа, воспитанного в правильном обществе, направлено лишь на того, с кем эльф собирается ложиться в постель, а вы, люди… вас может возбудить фраза. Жест. Улыбка. Даже грубость. Ужасно быть вами, — он снисходительно посмотрел на нее. — Раса людей не может достичь доминирования путем развития…

— Проще, профессор, — перебила Цири.

— Изволь. Не сумев взять качеством особей, вы решили взять количеством.

Цири ударила его по щеке, вложив все силы, которые остались, но он только откинул голову назад, и она едва задела его лицо пальцами. Странно, ей казалось, что кожа у него ледяная, оказалось, совсем нет.

— Не имея аргументов, ты пытаешься решить проблему физической силой, — покачал головой Карантир. — Чем лишь подтверждаешь выводы.

Она замахнулась снова, но эльф перехватил ее запястье и сжал почти до боли.

— Мне немногим больше лет, чем тебе, но такое чувство, что между нами не столетия, а пара ступеней эволюции, — прошипел он. — Хотя о чем это я. Так и есть ведь.

Ох как стыдно вспоминать, что было потом! Карантир мало того, что целоваться не умел и вообще впервые, кажется, обнялся с девушкой, так еще и был в латах, холодных и жестких, но это Цири не остановило. «Скажет хоть слово про кобыл и грубую ласку — столкну в воду», решила Цири, почти мечтая, чтоб сказал. Тогда можно будет считать, что все это — хитроумный план по уничтожению врага. Но Карантир молчал и даже не скалился, и глаза его были так близко, что Цири могла видеть только их. Интересно, каково ему целоваться с dh'oine, не противно?

Судя по расширившимся зрачкам и блеску глаз, вовсе нет.

Разошлись они резко: Цири оттолкнула его и, не сказав ни слова, отошла и отвернулась, приводя в порядок дыхание. Она слышала, как он уходил, хотя эльфы обычно даже в доспехах ходят беззвучно.

— Ты видела кого-то за стенами? — спросил Авалак’х, поймав ее и положив обе руки на плечи ласково, заглянув в глаза. Уж он-то точно прочитал все о том, что действует на людей, зло подумала Цири, понимая, как ей хочется, чтобы прикосновение продолжалось.

— Эредина, — съязвила она. — Привет тебе передал.

— Не смешно, — эльф просто констатировал, не осуждая и не злясь.

— Ну так что задавать мне глупые вопросы? — вспылила Цири и ушла в свою комнату, заперев за собой дверь, хотела броситься ничком на постель, но передумала, выглянула в окно. Стоящих под стенами эльфов видно не было, но зато она заметила Карантира, который находился в заметном отдалении от всех. Воткнув посох в землю, эльф лепил снеговика, Цири сначала даже глазам своим не поверила. Но снеговик из трех снежных шаров смотрел точно в ее окно, а на голове у него был шлем Дикой Охоты.

* * *

Балрог, проклятье Дурина, возвышался над Гэндальфом, который рядом с его огромной багровой дымной фигурой казался тонким лучом света.

— Я служитель Тайного Пламени, — произнёс Гэндальф. Орки, верещавшие позади Балрога, остановились, настала мёртвая тишина, — и повелитель пламени Анора. Тёмный огонь не поможет тебе, пламя Удуна! Убирайся во мрак.

Балрог фыркнул огнем и ступил на хрупкий мост.

— Ты не пройдешь! — волшебник ударил посохом в камни моста, и огненный демон начал заваливаться вниз. Иорвет, не теряя времени, расстреливал орков на противоположном берегу, стремясь израсходовать все морийские стрелы и дальше пойти налегке. Он и не сомневался, что Гэндальф победит.

Огненный хлыст обвился вокруг ноги Гэндальфа, Иорвет мгновенно выстрелил, желая перебить хвост плети, но стрела вспыхнула и сгорела при одном подлете.

— Бегите, глупцы, — выдохнул маг и рухнул во тьму.

Эредин схватил застывшего Фродо за воротник и толкнул его в руки Сэма, сам встал позади Иорвета: стрелы, попадавшие по его доспеху на излете, ничего не могли ему сделать, а Иорвет отстреливался из-за него, потом бросил бесполезный лук и припустил по лестнице к выходу. Гэндальф не дошел до него меньше мили. Эредин шел последним, окинул взглядом темные своды в последний раз — нет, это царство ему не подходит. И вышел на свет.

Солнце слепило нестерпимо, тут ему и понадобилась сурьма Арвен, которую он нанес на веки еще до Карадраса. Снова сняв шлем, Эредин расправил плечи, откинул назад взмокшие волосы и с удовольствием развалился на камнях. Мория стала испытанием не из легких, но в глубине души король Ольх чувствовал глубокое удовлетворение. Он расслабился и раскис, возглавляя Дикую Охоту, не встречающую сопротивления и воспринимаемую как кара небесная, потому и огреб в Каэр Морхене. Сейчас же он снова был в лучшей форме. Он приподнял голову и огляделся: рыдали хоббиты, Леголас, прикрыв глаза, читал на эльфийском формулу поминовения. Арагорн переждал несколько минут, вцепившись себе в волосы, потом резко подошел к ним.

— Поднимайтесь, у нас мало времени, — он поднял Сэма на ноги, подтолкнул. — К ночи эти скалы будут кишеть орками. Надо идти.

— Дай хоть минуту, будь милосерден! — взмолился Боромир. Эредин встал и со вздохом расправил плечи. Ребра еще болели, но в суматохе Мории он почти забыл о них.

— Куда мы идем? — спросил он у Леголаса, и тот не смог сдержать улыбки радости.

— В леса Лориэна.

Лес Эредину понравился. Воздух был густой и тяжелый, как ароматный дым, от него клонило в сон, но зато он смог немного успокоиться после возбуждения, вызванного бегом по подземному царству и встречей с Балрогом. До сих пор передергивало от одного воспоминания о багровом демоне. Леголас явно наслаждался каждым шагом, а Иорвет даже трогал какие-то листочки по пути, чем показывал лесу наивысшую степень расположения.

— Рассиялись, остроухие, — ворчал Гимли, которого лес вгонял в уныние. — Вообще-то в этих лесах живет эльфийская колдунья, которая может зачаровать одним словом. Так что надо быть начеку. Начеку, слышишь, принцесса? А ты летишь так, словно не терпится попасть в ловушку. Хотя что уж, в твоем лесу еще хуже, тут хоть пауков нет.

— Можешь говорить что угодно про меня и эльфов, но лес не трогай, — отозвался Леголас, зажмуриваясь и глубоко вдыхая.

Наконечники стрел, упершиеся в лицо путникам, стали полной неожиданностью для всех. Эредин, считавший свою реакцию молниеносной, даже не успел дернуться за мечом или надеть шлем.

— Гном дышит так громко, что его можно подстрелить в темноте, — заметил светловолосый эльф, выходя из рядов стражников, в голосе его слышалась улыбка, но в целом Эредин сразу понял, кого напоминает дозорный. Хотя вроде и лес другой, и владыки тут свои, но и Леголас, видимо, тоже узнал интонации своего отца.

— Халдир, — Арагорн встал между ним и сердито засопевшим Гимли, который крепче сжал рукоять секиры и смерил эльфа взглядом лесоруба перед елкой в Сочельник. — Нам нужна ваша помощь и защита.

— Всем девятерым? — Халдир поднял бровь, обведя из взглядом. Арагорн раскрыл рот, чтоб сказать, что их десять, но не успел:

— Пожалуй, не всем, — отозвался злобный голос сверху. — А еще тебе самому помощь и защита не помешают.

Халдир поднял голову, но никого не увидел: ни один лист не дрогнул. Арагорн повернулся к Эредину, но опять не успел ничего сказать.

— Защита от кого? — усмехнулся Халдир, и в тот же миг между носками его сапог в землю врылась тяжелая орочья стрела. Эльфы мгновенно наставили луки, но дрожь пошла по листьям налево. Полетели стрелы, но новая морийская стрела, вылетев справа, вошла точно в первую, расщепив древко.

— Захоти я, ты был бы уже мертв!

— Эредин, прошу тебя, — сквозь зубы проговорил Арагорн, все еще уверенный, что Иорвет ему подчиняется.

— Спускайся! — крикнул Эредин на старшей речи, задрав голову. — Это друзья. Вы же друзья? — он посмотрел на Халдира и дождался кивка. — Йорвет! Спустись, пожалуйста!

Дождавшись вежливой просьбы, скоя’таэль бесшумно спрыгнул с дерева и остановился за спиной Халдира. Тот, почувствовав, нарочито медленно повернулся и встретился взглядом с единственным глазом Иорвета, который смотрел на него откровенно насмешливо.

— Честь встретить такого воина, — Халдир поклонился, прижав ладонь к сердцу. — Откуда пришел в леса Лориэна такой мастер?

— Южное Лихолесье, — отозвался Иорвет, качнув рогатым луком, который внимательно рассматривали дозорные.

— Не знал, что в Южном Лихолесье обитают эльфы, — Халдир оглядел его с головы до ног. И без слов стало ясно, что он думает: «По тебе видно, что ты из Южного Лихолесья».

— Теперь знаешь, — повел плечом Иорвет и встал рядом с Гимли и Леголасом.

— Я проведу вас в Лориэн, но с одним условием, — Халдир повернулся к Арагорну. — Мы завяжем гному глаза.

— Это будет несправедливо, мы все равны здесь, — предвосхитил бурное выяснение отношений Арагорн. — Завяжи сначала мне.

— Вообще не понимаю, почему я, принц Лихолесья, должен идти с завязанными глазами там, куда не раз прибывал на празднования, — возмущался Леголас. Эредин бесился молча, потому что не знал, кто рядом, и появятся ли последствия, если выражать свое несогласие слишком активно. Это Иорвет может прыгать по деревьям до скончания веков, уворачиваясь от стрел; сам Эредин был совершенно другого склада.

Иорвет шел между Боромиром и Леголасом, причем эльф находился сзади, чему был несказанно рад: Боромир то и дело наступал идущему впереди Арагорну на пятки, Гимли позади Леголаса спотыкался, а сам Иорвет шел в комфорте перед чутким эльфом.

— Теперь по порядку, ты тут был, куда мы идем, к кому? — спросил Иорвет у Леголаса на том эльфийском, которому учила его Даэнис.

— Погромче, всем интересно, — добавил откуда-то сзади Эредин.

Леголас заговорил, и в голосе его послышалась улыбка.

— Галадриэль — могущественная эльфийская владычица, оставшихся в Средиземье после Войны Гнева и владычица Лориэна, мы направляемся к ней.

— То есть, королева, — уточнил Эредин.

— Не совсем, — поправил Халдир. — Она отреклась от титула королевы.

— Очень логично, — хмыкнул Эредин, тоже прислушивающийся. — Давайте каждый придумает себе название с одинаковым значением, и все будем пытаться в этом не запутаться. Да, атаман?!

— Это ты мне? — фыркнул Иорвет. — Нет, даже не думай. Я лишь первый среди равных.

От подобного кощунства зароптали эльфы, и Эредин притих: с завязанными глазами не хочется злить отряд лучников.

Леголас еще долго рассказывал о Галадриэль и Лориэне в целом, пока Халдир мягко не остановил идущих.

— Приветствуйте владычицу, — тихо сказал он и отошел назад. Повязки с лиц хранителей спали.

Эредин огляделся: двое эльфов в светлых одеждах стояли перед ними, на лицах прочих хранителей была мука, даже Йорвет помрачнел и отвернулся.

— Что ты хочешь, юный король? — прозвучал чарующий голос в голове Эредина, и тот закатил глаза. Опять. Опять «юный король». Она же не слышала его в Ривенделле, ну как так?!

Чего он хочет… чтобы никто не лез в его голову! Эредин сосредоточился на этой мысли и прямо посмотрел в глаза Галадриэль. Как будто ему Трандуила мало с его издевками.

Галадриэль улыбнулась весело и озорно.

— Скажи, король Эредин из другого мира, — она поправилась в обращении, и тут в голове короля замелькали разные образы. Вот он на престоле в Тир на Лиа сразу после коронации, наивно ждет, что теперь что-то изменится, но нет, лишь выросли на шлеме шипы короны. Он по-прежнему не справляется с угрозой своего мира. «Что ты хочешь?»

— Дол Гулдур, — мысленно ответил Эредин. — Трандуил сказал мне, что лес поделен между светом и тьмой, я встану на сторону света и уничтожу тьму и построю новое королевство для моего народа.

Перед глазами его выросла мрачная могучая крепость, разъеденная корнями. В каждой тени опасность, в каждой нише враг. Он подозревал, что никто не подарит ему цветущие сады, но на такое мрачное запустение не рассчитывал, впрочем, это не испортило ему настроения: будет работать с тем, что имеет.

— Я уничтожу всех врагов, — сжал зубы Эредин. — Покажите мне зло, и я утоплю его в собственной крови. Мой народ должен жить. Мы станем добрыми друзьями aen Undod…

— Так ты нас называешь? — прозвенел в его мыслях голос владычицы.

— По нашим легендам они были бессмертны, — Эредин вздернул подбородок. — Как и вы.

— Все эльфы бессмертны в этом мире, — мягко ответила Галадриэль. — Но зачем ты уничтожал другие миры?

— Я искал место для жизни, — ответил Эредин сразу. — Не моя вина, что нам не открывали дверей.

— Ты пришел в мир эльфов гор не как гость, — возразила владычица.

— Мир эльфов гор? Где их истребили? Где они живут двести лет? — запальчиво продумал Эредин. — Я мстил за них. Но если мой народ обретет мир, я забуду о мести.

— У тебя не будет рабов в Средиземье, — напомнила Галадриэль. — Я спрошу тебя, король Ольх. Готов ли ты отказаться от трона? Мы откроем двери твоему народу, но не королю. Лихолесье очистится от зла и обретет новое имя. Твой народ станет частью королевства Трандуила и получит бессмертие. Согласен ли ты?

— Что будет со мной? — Эредин вместо привычного гнева почувствовал лишь невероятную печаль.

— Ты будешь волен делать что угодно, — Галадриэль улыбнулась. — Охранять границы. Служить королю Трандуилу. Твоя дочь — принцесса Лихолесья по праву крови, ты королевской семьи. Но смиришься ли ты и сложишь ли корону? Не надо думать о военном реванше, — ласково добавила она. — Этого не испугался Трандуил, не убоюсь и я. Ты знаешь, что не обладаешь силой для противостояния. Что скажешь, король Ольх?

Время застыло вокруг Эредина, сгустилось. Он мучительно думал, как ответить, ведь он всегда стремился к трону, получил его в умирающем королевстве, искал, старался, выбивался из сил ради своего народа — и теперь настало время принять решение о настоящей жертве. Он мечтал воссесть на троне в новой Тир на Лиа, стать королем Эредином Первым Благословенным, как тот, что привел когда-то эльфов, назвавшихся aen elle, в мир, где они обрели дом на многие века. Теперь он должен отказаться от этого, привести свой народ к процветанию и уйти со сцены, уступив место королю Трандуилу, который пальцем о палец не ударит.

Почему-то Эредин знал, что солгать здесь не удастся. И если он даст тут слово, его придется держать.

— Да, — выдохнул Эредин, и время снова пошло.

— Что она сказала тебе? — рядом с Эредином сразу оказался Леголас. — На тебе лица нет.

Так тошно Эредину не было никогда в жизни.

* * *

Он не мог спать и вышел из шатра под своды деревьев, глубоко вдохнул. Вероятно, он поступил правильно. Ге’эльс бы одобрил. Ге’эльс всегда одобрял компромиссные решения и считал, что лучше пострадает один, чем все. Эредину было бы проще, если б Галадриэль потребовала от него изгнания — о, эту жертву он бы принес, она подпитала бы его тщеславие. Но просто уступить, отдать корону, и кому — лихолесскому эльфу с вздорным нравом? Он уже забрал его дочь. Ладно, он не был к ней привязан, поскольку не знал о ее существовании, она не успела стать ему дорога. Теперь забирает трон. В условиях бессмертия Эредин сам лично станет свидетелем тому, как его имя забывается и стирается из истории. Даэнис проведет эльфов народа Ольх в объятия нового короля.

Забвение. То, чего Эредин страшился сильнее всего на свете.

Он сел у ручья, опустил руку в прохладную воду, слушая плач по Гэндальфу. Впервые с Ривенделла он был совсем без защиты, даже босиком. Его меч Халдир отдал лориэнским кузнецам, чтобы спасли зазубрившийся от удара по шлему клинок.

— Ты печалишься, — Галадриэль неслышно присела рядом с ним на золотые листья. — Я расстроила тебя?

Эредин не ответил, и она вдруг обняла его нежно, как обнимает мать.

— Нам всем приходится жертвовать, — сказала она. — Не падай духом, ты храбрый воин, и твоя храбрость поможет тебе в борьбе с врагом.

— Я шел в бой как король, — ответил Эредин.

— Никто не снял с тебя короны, — заметила Галадриэль.

— Но я точно знаю, что мне придется ее отдать.

— Не знаешь, — возразила лесная владычица. — Быть может ты умрешь в короне.

Эредин не нашел, что ответить.

— Хочешь взглянуть в мое зеркало? — Галадриэль заглянула ему в лицо, и Эредин кивнул.

Зеркало представляло собой широкую серебряную чашу на пьедестале, вырезанном в форме дерева. Галадриэль набрала воды из ручья серебряным кувшином и вылила в чашу.

— Посмотри, когда успокоится вода, — тихо сказала она и отошла в сторону.

— Я ничего не вижу, — Эредин наклонился, но не увидел даже своего отражения; поверхность была черной, по ней пробегала зеркальная рябь. Внезапно в черноте появились звезды, которые понеслись на Эредина, он хотел отшатнуться, но не смог, вода притягивала взгляд.

Он увидел белокурую девушку, сидящую на толстой ветви, в ее руках изогнутый лук, похожий на тот, что носит Леголас. Дева обернулась, и Эредин узнал ее.

— Я искал тебя, — шепнул он, вода зарябила от его дыхания, и он задержал его, но картина все равно уже сменилась. Теперь он видел себя. Свесившись с коня, он протянул руку эльфийке, которую встретил у реки за границей безопасных земель — тогда все земли были безопасны. Та легко вскочила в седло перед ним, едва опершись на его руку, и обернулась через плечо, заглянув прямо в душу. Она почти не могла говорить, не знала языка, и Эредин сам нарек ее Феникс после запутанной истории, в которой они разбирались вместе с Авалак’хом: тогда у него было время сидеть и слушать, как эльфийка и знающий распутывают клубок ее прошлого, задействуя пару сотен слов. Эльфийка оглядывалась на Эредина, делающего вид, что он занят своими думами. Он к тому моменту уже решил, что она станет его. Никто ему не соперник.

Эредин помнил каждый миг, проведенный с ней. Снова сменилось видение, и теперь Эредин видел, как смотрелся со стороны на собственной свадьбе унылым ревнивцем, когда не давал своей теперь уже жене ни с кем словом перемолвиться. Кхиламин подошел поздравить, Эредин помнил, мальчишка во все глаза смотрел на Феникс; хорошо, что она не знает, что убила его.

Он вскинул глаза на Галадриэль, не отходя от чаши.

— Мы любили ее, Эредин, — сказала владычица. — Ее отец и брат отрешились от прочих эльфов, помня лишь старые распри и обиды, но она всегда была светом в темном Лихолесье. Она была прекрасна на вашей свадьбе.

В зеркале отразилась убранная спальня. У короля Ольх перехватило дыхание: он помнил те ночь и утро. Феникс, устроившись за спиной Эредина, расчесывала его доходившие до пояса волосы, потом заплела косы, те самые, что сейчас носит Леголас; теперь Эредин уже знал, что такое плетение имеет смысл, его носят младшие члены королевской семьи, пусть тогда он был лишь всадником в алом плаще и даже не думал о троне, но она причислила его к собственной семье.

В новом видении самого Эредина не было, но он узнал мир, который ему сейчас показывали. В сердце появилось неприятное тянущее чувство, словно во всем его вина, его ошибка, хотя он сам понимал, что это не так — он просто не успел объяснить. Он бы ее убедил, что в том, что он делает, нет ничего плохого, а в следующий раз не допустил бы, чтоб ей и в голову пришли ненужные тревоги. Но теперь он видел, что после дворца Лихолесья и роскошного дома генерала Дикой Охоты его королева оказалась в лесной хижине, крошечной и холодной, прижимая к груди дитя и отдавая ей — его дочери — свое последнее тепло. Открылась дверь, на пороге появился… он его даже не сразу узнал с двумя глазами. Иорвет свалил хворост, размотал в пояса широкий кушак и небрежно бросил его на колени Феникс. Кажется, велел ей укрыть ребенка. Следующее видение: горит завернутое в простыню тело на высоком костре, а потом Даэнис закапывает пепелище старательно, сосредоточенно, не плача. Носит откуда-то белые камни, делает ровный контур вокруг свежей земли. Он похоронил ее столько лет назад, почему снова сжимается сердце? Но не знал, что она сожжена.

Он снова видел себя, теперь на троне. Но что это — это не Тир на Лиа, зал совсем другой: ребристые стены из гранита, пол из камня настолько глубокой черноты, что кажется, будто с трона ему придется сойти в бездну. Далеко наверху пробиваются слабые лучи солнца, лишь оттеняя мрачность картины. Его славословят, ему рукоплещут. Но среди прекрасных лиц эльфов он замечает мерзкие хари орков, а обернувшись, Эредин видит девятерых. Ангмарский король-колдун, которого он спешил на переправе, кланяется ему, и в центре черного зала появляется огненный смерч.

— Я могу вернуть ее, король Эредин, — говорит фигура, похожая на него самого в полном облачении. — Законы Эру не позволяют, но ты ведь хочешь вернуть ее? Посадить свою королеву на достойный ее престол?

Эредин из видения твердо отвечает: «Да».

Слабый свет солнца сплетается нитями в женскую фигуру, и спустя мгновение Эредин, король Эредин, воссевший в Дол Гулдуре под началом Саурона, получает царский дар от нового властелина. Его Феникс стоит перед ним в голубом камзоле Тир на Лиа, какой он видел ее последний раз.

— Что показывает твое зеркало? — спросил Эредин, не в силах отвести взгляд от видения. Феникс подошла к нему и привычным жестом положила ладони на пояс, сунув пальцы под доспех. Он даже почувствовал тепло ее рук, обнимающих его, но глаза стоящей рядом с королем Дол Гулдура эльфийки были пусты, как дутое стекло.

— Что было, что будет, — ответила Галадриэль. — И то, чему не дано свершиться. Взгляни снова.

По глади вновь прошла рябь, и Эредин увидел себя в том же зале. Он был один, на столе у громадного трона стоял кубок и опустевшая бутылка вина. Отчего-то Эредин знал, что только что в замке закончился праздник.

Вошел Ге’эльс, поклонился — Эредин на троне махнул рукой, показывая, чтобы зашел позже. Зал пуст и темен. Король спускается на непроницаемый пол, идет по бездне к боковому коридору и выходит через него в узкую галерею с окнами и оттуда смотрит на буйство алого и золотого, что представляет собой лес. Ветер шевелит кроны, и нет конца-края этому богатому лиственному морю, но король не чувствует радости. Из потайного хода появляется Трандуил и подходит, становится рядом.

— Не завидуй смертным, — говорит Трандуил без капли насмешки. — У всего есть цена, и твоя жертва, и твой палач — ты сам. Мы знали, что плата высока. Тяжело лишь первые пару тысяч лет.

— Как ты живешь? — спрашивает Эредин из видения, отчаянным жестом вцепившись в каменные перила.

— Кто тебе сказал такую глупость, будто я живу, — Трандуил опирается спиной на перила и прогибается в поясе так, чтобы солнце достало до его лица. — Пойдем. Я привез тебе вина.

* * *

— Что с тобой, — Иорвет остановил Эредина утром, отвел в сторону. — Чем тебя испытывали? Леголас волнуется.

— Зачем показывать то, чего может не быть? — спросил в ответ Эредин.

— Тебе показали невозможное? — удивился Иорвет.

— А тебе?

— Король Трандуил примет меня, — пожал плечами Иорвет. — Даже если я сейчас поверну назад. Это мне и предложили. Могу стать главой королевской стражи.

— Мелочно, — пожал плечами Эредин.

— Согласен, — оскалился Иорвет. — Неужели кто-то мог бы согласиться. Но все же, что тебе предложили?

— Податься к Саурону, — ответил Эредин, и, как он понял, сделано это было чересчур громко. Замерли Гимли и Арагорн, качнулся в его сторону Леголас, даже Фродо от изумления рот раскрыл. — Стану королем, Саурон вернет мне мою жену.

— А… а ты? — шепотом спросил Фродо.

— Думаю вот, — съязвил Эредин.

Халдир подошел почти неслышно, неся два меча.

— Эредин, — окликнул он, и когда тот повернулся, продолжил. — Твой меч перековали, и если желаешь, можешь взять его. Но владыка Келеборн преподносит тебе в дар два эльфийских меча. Да уберегут они тебя от зла.

— Благодарю владыку, — грубовато ответил Эредин, вынул один из мечей: тот лег в руку так удобно, словно сросся с ней. Эредин на пробу взмахнул — идеально. — Пусть меч короля Ольх останется в Лориэне, — сказал он, вгоняя меч в ножны и забирая у Халдира и второй клинок. — В знак моего глубокого расположения.

* * *

В лодках, которые предоставили хранителям эльфы Лориэна, Эредин ощущал себя неуютно: примерно с такой же он грохнулся в воду, ударившись затылком о мост, и еле выбрался потом и лежал, истекая кровью, пока его не нашли. Не лучшие ассоциации. Когда он садился в лодку, Галадриэль очевидно прочла его мысли и тайком улыбнулась. Эредин заметил, что она с каждым ведет себя по-своему, ко всем нашла подход: вон Гимли, который эльфов высмеивал, едва говорить может от счастья, что получил прядь волос владычицы, которую называл лесной ведьмой.

Иорвет и Боромир, последнее время поладившие на почве отвращения ко всей эльфийской легкой еде, кроме лембаса, ехали вместе с провизией и арсеналом: все равно обоих от этой еды воротило, так что можно было не переживать за сохранность груза. Но хранители не учли сохранность своего душевного здравия.

— Причалим, разведем костер, — глотая слюну, говорил Иорвет. — Подстрелю кого-нибудь, зажарим… Прямо тушкой, только шкуру сдерем. Если птица, можно суп отварить, травки найти, я у Сэма соль видел. А уж если тут олени какие водятся или еще кто…

— Я думал, эльфы не едят мясо, — у Боромира от одной картины в воображении в животе заурчало.

— Ну и дураки твои эльфы, — отозвался Иорвет. — Я бы кролика съел. Под него и этот салат бы зашел, который утром был. Который они все назвали полноценной едой, — презрительно добавил он.

— Да не говори ты про кроликов! — взмолился Боромир. — И так уже всю душу вынул своими разговорами.

— Саурону надо поставить трактир по дороге, — усмехнулся Гимли, проплывая мимо с Леголасом. — И люди с эльфами потянутся как рыбка на прикорм.

— Рыбка, — Иорвет мечтательно прикрыл глаза. — Ее можно на углях приготовить…

— Да что ж ты все ноешь, — взорвался Эредин в соседней лодке, куда его посадили с Фродо; хоббит сначала подскочил от неожиданности от его злобного окрика, потом разулыбался. — Все тебе жрать да жрать! Вечно голодный, как ты никого из нас еще не сожрал, я удивляюсь!

— Я во дворцах не жрал, — отозвался Иорвет. — Как некоторые. Да мой самый страшный кошмар, когда я сижу за столом, а съесть ничего не могу!

— Твой кошмар называется этикет, — отрезал Эредин. — Сидишь, есть не можешь, и все это потому, что ты во дворце, и есть очередность блюд.

— Хватит, — прервал их Арагорн. — Я сейчас сам кого-нибудь съем, если вы продолжите. Пока вас не услышал, не хотелось же вовсе! Посмотрите лучше, — он указал на ущелье, в которое им предстояло войти.

Проплыв между громадными статуями древних воинов, наконец пристали к берегу. Арагорн предложил перекусить пока так, больно Иорвет всех растравил, а потом уже подумать о костре. Иорвет, несмотря на все свои протесты против эльфийской пищи, уселся с лембасом на ветке дерева и, глядя на всех сверху вниз, принялся так вкусно есть, что за ним последовали остальные.

— Не могу понять, — Пипин уселся на камне неподалеку от перевернутых лодок, и Эредин с тоской и раздражением отвернулся в другую сторону, чтобы поесть, глядя на небо и горы, а не на хоббита; из полуросликов он выносил только молчаливого Фродо, который даже в одной лодке умудрился его ничем не раздражать. — Почему кольцо все же именно у Фродо? Ты не подумай, дружище, я считаю тебя отличным хранителем, но все равно? Арагорн точно сильнее, да и Боромир, даже Леголас! Ты ж предлагал взять кому-то другому!

— Элементарно, — Иорвет, развалившийся на ветке как на постели, повернул к нему голову. — Если кольцо будет у Арагорна или Боромира и поработит их, появятся могущественные властелины, если у кого-то типа Митрандира и Галадриэль, то всему Средиземью наступит конец с их-то силами и жаждой деятельности, — Эредин фыркнул, но не вмешался, также слушая. — Если кольцо окажется у Леголаса, эльфы лесного королевства провозгласят себя империей, и Саурон покажется вам милым соседом по сравнению с дорвавшимся Трандуилом, с его-то характером; о тщеславии гномов и так легенды ходят, что же случится, завладей один из них главным кольцом? Даже вы, ты, этот друг твой, — он ткнул пальцем в Мерри, — и нянька нашего хранителя способны доставить проблемы. А если Фродо поддастся власти кольца, то… — он сделал паузу, смерив Фродо взглядом. — Остановить его проще, чем остальных.

Пипин посмотрел на Иорвета с неприязнью, посидел рядом с его деревом еще несколько секунд и отошел.

— Сурово, — заметил Эредин. — Ты слишком откровенен.

— Не благодари, — Иорвет смежил веки, наслаждаясь теплом.

Фродо не стал возражать: объяснение Иорвета звучало хоть обидно, но логично, хотя он не забывал слова Гэндальфа о том, что хоббиты, именно хоббиты удивляют его сильнее прочих. У Бильбо оказался такой запас душевной прочности, что он сумел сам оставить кольцо. Он посмотрел на дремлющего на дереве эльфа с неожиданной теплотой: как бы тот ни был груб порой и несдержан, он помогал ему в Мории, вытаскивал из снега на Карадрасе и, что самое главное, он никогда не посягал на кольцо — от него не чувствовалось даже мимолетного желания им завладеть. Фродо видел, как смотрят на Иорвета другие эльфы, и полагал, что именно увечье сформировало его характер. Знать бы, где тот его получил, может, это помогло бы понять его чуть лучше.

— Как думаешь, Гимли, — шепнул Фродо, подбираясь к гному. — Почему у Йорвета… ну, на лице?

— Понятия не имею, — пожал плечами Гимли. — Сам спроси. Он такой… не как прочие эльфы. Он ответит.

— Нет, лучше не буду, — стушевался Фродо и решил не возвращаться к этому вопросу, но не учел, что заинтересовался сам гном.

— Эй, красавчик, — окликнул Гимли.

— Что тебе, великан? — отозвался эльф, приоткрывая глаз. Гном расхохотался, потом продолжил:

— Тебя орки так разукрасили, или в южном лесу тварь какая-то подвернулась?

Иорвет медленно сел, выпрямился, оскалился в широкой ухмылке. Прямолинейность гнома приходилась ему по душе. Нет, придется спускаться; он легко соскочил вниз и остановился перед Гимли.

— Да, тварь подвернулась, — согласился он, рассматривая сочувствующее лицо гнома. — Только вот не в лесу. Тварь вытащила меня из леса, связала…

— Паук? — спросил Леголас и пояснил. — В Лихолесье много гигантских пауков.

— Ага, и в глаз ему жалом зарядила, — перебил гном. — Замолчи, будь так добр, пусть сам расскажет.

— Это был не паук, — Иорвет машинально коснулся губ там, где их пересекал рубец. — Это был человек.

Поднял голову Арагорн, обернулся Боромир.

— За что? — тихо спросил гондорец.

— Людям разве нужны причины, чтобы убивать? — удивился эльф. — В принципе, причина одна: я не человек. Но это только глаз, а шрам уже в другой раз, еще раньше.

— Когда? — спросил Арагорн. — Опять люди?

— Когда они меня хотели повесить на моих же волосах, сделав петлю из моей косы, — отозвался Иорвет.

— Прости, — вдруг сказал Фродо, подходя к нему. — Это я хотел узнать. Не надо было спрашивать.

— Почему? — не понял эльф.

— Потому что тебе это больно, — растерянно проговорил хоббит.

— Уже нет, — повел плечом Иорвет.

— Тю, — вдруг Пиппин толкнул локтем Мерри. — Наш мститель не знает, что такое сочувствие.

— Не смешно, — отозвался Мерри, наблюдая за эльфом. — Только представь себе, как он жил.

— Озеро пересечём ночью. Спрячем лодки и пойдём пешком. Мы зайдём в Мордор с севера, — Арагорн вернулся от реки, вытирая воду с лица.

Гимли подбоченился:

— Да неужели? Вот так запросто пройдём через Эмен Муй — непроходимый лабиринт из острых как бритва камней, а потом… — он перевел дыхание. — Потом ещё приятнее! Бескрайнее зловонное болото, которому не видно конца и края.

— Иной дороги нет, — поджал губы Арагорн, затянул туже перевязь меча. — Советую отдохнуть и набраться сил, господин гном.

Гимли задохнулся от возмущения:

— Отдохнуть?

Леголас отвел Арагорна в сторону и шепнул, тревожно озираясь:

— Лучше сейчас. Знаю, ты скажешь, что восточный берег стерегут орки, но меня тревожит не восточный берег. Тьма и угроза ширятся в моём сознании. Что-то назревает. Я чувствую.

Арагорн успокаивающе хлопнул его по плечу и огляделся. Боромира не было. Леголас перехватил его встревоженный взгляд. Где Фродо?

Не слушая, как ворчит Гимли: «Гному набраться сил! Нам не нужен отдых, юные хоббиты! Набраться сил! Мне!» Леголас прянул вверх по склону. Скатился со своего камня Эредин, на ходу надевая шлем, выдернул один меч из двух висящих на поясе ножен.

— Какого дьявола он светится?

— Орки, — выдохнул Гимли, хватаясь за топор, и припустил вверх по берегу с такой скоростью, что длинноногий Эредин и легкий Иорвет за ним не поспели.

Орки, на которых напоролся Эредин, не были даже отдаленно похожи на тех, с кем тот столкнулся в Мории. Высокие, ростом с самого Эредина, крупные — они заметили его и сразу встали в полукруг. Король Ольх оглянулся — Иорвета рядом с ним уже не было. Ну конечно, чертова лесная фея уже сидит на дереве каком-нибудь в полной безопасности.

Эредин выдохнул, вытащил второй меч и бросился в атаку.

Леголас откатился в сторону, уходя от прямого удара орочьего ятагана, вскочил, всадил стрелу орку в глаз, выдернул и выстрелил в следующего. Он слышал, как бьется вдалеке Арагорн; рог Гондора больше не трубил, что навевало печальные мысли, но он пока старался об этом не думать. Выстрел — натянуть тетиву — выстрел. Случайно глянул наверх — по ветвям с необычайной скоростью пробирался Иорвет, точнее… нет, не пробирался. Он вальяжно шел, даже не смотря вниз, чувствуя опору под ногами невероятным чутьем, стрелял на ходу — и всегда в цель. Леголас даже замер на пару секунд, любуясь, потом очнулся, огляделся — все пространство кругом завалено трупами орков.

На поляну вышел весь залитый черной кровью Эредин, под взглядом Леголаса вытер подбородок о плечо, но только размазал. За ним следом показался гном, не менее грязный.

Иорвет покатился со смеху, глядя на них, зааплодировал, потом легко спрыгнул на землю. Для Леголаса его движения оставались за гранью понимания: он был юрким и незаметным, как любой лесной эльф, но при этом оказался физически гораздо более сильным, словно провел всю жизнь в рукопашных боях и тяжелом труде, носил на себе шесть слоев одежды и доспехов вызывающе ярких цветов, что делало его похожим на людей с юга; ни один эльф не будет так выглядеть, тем более лесной.

— Где остальные? — отсмеявшись, спросил Иорвет и привычно нагнулся за стрелой, торчащей из горла трупа.

— Я слышал рог Боромира, — Леголас мгновенно сорвался с места. Эредин переглянулся с Иорветом, помчался следом — и снова Гимли их обогнал.

Боромир умирал. Он не видел подошедших к нему хранителей, все его существо было сосредоточено лишь на Арагорне, сжимавшем его руку, его одного он видел, только его присутствие еще держало его в этом мире.

— Я бы пошел за тобой до самого конца, — трудно произнес Боромир, задыхаясь от пробитых легких. — Мой брат. Мой вождь. Мой король.

Эредин утер стекающую на шею черную кровь и с омерзением вытер ладонь о штаны. Видимо, придется ждать мучительного конца: у людей нет милосердного обычая добивать смертельно раненных, а в Боромире торчало стрел десять, и каждая по отдельности убила бы его. Иорвет, болезненно поморщившись, подошел к краю обрыва, огляделся, не желая смотреть, как Арагорн прощается с павшим.

— Наша лодка, — вдруг изумленно сказал он. — Она… так, я не понял сейчас.

Эредин проследил взглядом и тоже остолбенел: лодка двигалась сама, отчаянно махая висящими в воздухе веслами.

— Фродо ушел, — тяжело вздохнул Арагорн, подходя к ним. — Мы должны следовать за отрядом Урукхая: они схватили Мерри и Пина.

— Ну и зачем их спасать, — хмыкнул Эредин, поймал осуждающие взгляды и продолжил. — Сами их захватили в плен, пусть сами теперь и разбираются. Особенно с Пином. Он им весь отряд положит.

— Надо похоронить Боромира, — Арагорн вернулся к телу, попытался поднять его, но не смог из-за усталости после битвы с вожаком. Иорвет выдернул из тела гондорца стрелы, осмотрел наконечники и спокойно сунул все целые себе в колчан; Леголас передернулся от этого, но ничего не сказал, гном поджал губы. Эредин отвязал мечи, подобрал оружие павшего, отдал все Иорвету и взвалил Боромира на плечо. Леголас пошел следом за ним, подсказывая, как не споткнуться на склоне, и поддерживая голову Боромира, чтобы он не разбил ее об острые края доспехов Эредина. Цинизм эльфов южного Лихолесья странно уживался с тем, что они не шли наперекор традициям демонстративно, хотя сами им не следовали, и все их действия были логически оправданы: Иорвет, если б была необходимость, еще и доспехи с Боромира снял, потому что мертвому они не нужны, а не из отсутствия уважения к погибшему, Эредин нес его как мешок, небрежно и под проклятья на каждом выступе и ухабе. До Леголаса дошло, когда они уже почти спустились к воде: смерть друзей, соратников, да и просто смерть настолько привычна для них, что они не видят смысла тратить на нее лишнее время.

Пока Арагорн и Леголас укладывали тело гондорского воина в лодку, Эредин, даже не потрудившийся отойти подальше, с проклятиями отмывался в Андуине: орочья кровь засыхала и даже после усиленных попыток оттереть ее оставляла на белой коже эльфа черные потеки. С Гимли же она сошла в мгновение. Иорвет, с дерева во время сражения не слезший и потому чистый, помог соратнику тем, что отмыл в воде его верхний доспех.

— Не то чтобы я лез не в свое дело, — смывая песок, которым он оттирал кровь с металла, протянул Иорвет. — Но что-то я давно не видел, чтобы ты дрался так отчаянно. Ты в Каэр Морхене с меньшим энтузиазмом мечом махал.

— Ты их видел вообще? — огрызнулся Эредин, с трудом натягивая штаны на мокрое тело; татуировки еще сильнее выделились на побледневшей от холодной воды коже, ярче стал и шрам на сгибе бедра, Иорвет заметил, но ничего не спросил. — Они ростом с меня. Да, я слегка отчаялся.

— Я не про то, — Иорвет прищурил глаз. — Что тебе сказала Галадриэль? Ты с Лориэна сам не свой.

— Сложить корону, — отозвался Эредин, решив не таить. Он привык все обсуждать, единолично принимал решения он только в бою, а теперь без наместника он чувствовал себя растерянным. — В обмен на Южное Лихолесье для моего народа.

— Я безмерно почитаю миледи Галадриэль, — раздался вдруг звонкий голос Леголаса, который закончил петь прощальную песнь и подошел к ним. — Но она не имеет отношения к Южному Лихолесью. Тебе стоит говорить с моим отцом.

Отцом, которому Эредин самодовольно продемонстрировал свои мысли о том, что не исключает войны как способа решения проблем своего народа, тоскливо подумал король Ольх.

— Она сказала, что мой народ может присоединиться к королевству твоего отца и встать под его начало, — Эредин влез в кольчугу и принялся завязывать поддоспешник.

Леголас на миг прикрыл глаза и улыбнулся. Эредину всего триста лет, напомнил он себе, конечно, он еще не разбирается и не понимает отношений, которые сложились между Трандуилом и прочими эльфами. Откуда ему знать, что Трандуил считает нолдор предателями, а Лихолесье — более безопасным с темными тварями, чем с другими эльфами? Эредин дик, как Эол Темный, но тот хотя бы с гномами общался, и у него имелась знатная супруга, а Эредин просто не успел наладить связи за несчастные триста лет — да и как это сделать из южного леса, который чуть ли не в осаде?

— Не позволяй играть собой, юный король, — проговорил Леголас. — Как бы ни сильны были стороны партии. Во время Войны Последнего Союза, когда погибли король Лихолесья Орофер и, как мы думали, его дочь, с ними полегли две трети всего его войска. Мой отец скорбел и оборвал все связи с прочими эльфами, его появление в Ривенделле — первое за тысячу лет. Галадриэль хочет примириться с моим отцом, заглушить его боль, дав ему заботиться о новом народе, но король Трандуил не стремится к власти как таковой, он желает процветания своему народу, а для этого не нужна большая территория: нужны союзники. Помни, в зеркале владычицы отражается не только прошлое и будущее. В нем и то, что никогда не свершится.

— Я ничего уже не понимаю, — бессильно и устало проговорил Эредин на старшей речи, но понял его только Иорвет.

— Пойдем по следу Урукхая, — Арагорн подошел к ним; было непонятно, слышал он этот разговор или нет. — Ничего не берите лишнего, нам придется бежать.

* * *

В самом начале колонны всадников, пересекающих узкий каменный мост, который снизу подпирали деревья так, что он словно лежал в ладонях громадных ветвей, протрубил звонкий рог, и резные ворота распахнулись.

— Добро пожаловать домой, — ровно сказал Трандуил и, чуть повернув голову, посмотрел на Даэнис. — Тебя проводят. Окажи мне честь и присутствуй на ужине.

— Благодарю, ваша милость, — этому она уже научилась. Король кивнул и спешился. Дан учтиво подал руку один из встречавших их эльфов.

Ее отвели в покои, простые по сравнению с жилищем Элронда, но здесь ей понравилось больше: небольшое светлое помещение с маленьким оплетенным ветвями балконом, смотрящим на двор глубоко внизу, из комнаты дверь ведет в ванную, где посреди стоит серебряная глубокая чаша, в которую Дан с удовольствием и нырнула, сбросив опостылевшую одежду прямо на пол. Она плескалась в свое удовольствие, смывая усталость и волнение последних дней.

— Позвольте помочь вам, принцесса Даэнис, — в комнату вошла эльфийка и так застыла, не поднимая глаз.

— Помочь? — переспросила Дан, выныривая и кладя локти на бортик. — Как?

— Я вымою вам волосы и умащу тело, — ответила та, ничем не показав, что вопрос ее удивил. — Вы устали с дороги.

— Хорошо, — Дан не знала, что говорить в таких случаях. — Спа… спасибо.

Эльфийка явно была мастером своего дела: черная спутанная грива Даэнис, казавшаяся гладкой лишь на первый взгляд, на самом деле пребывала в печальном состоянии. Эльфийка села за спиной Дан с гребнем и принялась за работу.

— Как тебя зовут? — Дан блаженно прикрыла глаза. Кто бы мог подумать, что так приятно, когда перебирают твои волосы; Иорвет никогда не делал так, у него никогда не хватало ни времени, ни сил на нежность.

Иорвет! Она встрепенулась, вспомнив о нем, но эльфийка мягко надавила ей на плечо, снова погружая в теплую воду.

— Меня зовут Лиас, — проговорила она, массируя тонкими пальцами виски Дан.

— А почему все имена заканчиваются на «с»? — спросила Дан, едва не засыпая от ее прикосновений. — Легола-с, Мариа-с, Лиа-а, даже Даэни-с. Один король Трандуил не вписывается.

— У многих эльфов Лихолесья имена созвучны, они произошли из языка леса. А король Трандуил — синда, — охотно объяснила Лиас. — Его имя ему под стать, оно значит «цветущая весна».

— Весна? — Дан открыла глаза. — Скорее, он напоминает зиму, холодную, но мягкую.

— Это сейчас, госпожа, — улыбнулась Лиас, промывая ее волосы водой из кувшина. — Весной возвращается принц, и королю становится веселее на душе. Мы празднуем, празднование весны в Лихолесье самое яркое, и никто так не пляшет, как лихолесские эльфы вокруг весенних огней под белыми звездами. А теперь, когда вы вернулись домой, сердце нашего короля наполнится радостью. Какие красивые у вас волосы. Для Лихолесья такой цвет в диковинку, почти ни у кого нет волос цвета ночи, но как прекрасно на них будет смотреться диадема принцессы! Вы похожи чертами на нашего владыку, особенно глаза, а его называют прекрасным не только люди, но и среди синдар и нолдор. Король Трандуил богат и щедр, пусть королевство у нас и небольшое…

Дан снова смежила веки под щебетание эльфийки. Никогда раньше с ней так не обращались. Не заплетали ей волосы в сложную прическу, не надевали на нее тяжелое плотное платье в пол: поглядевшись в нем в зеркало, Даэнис едва себя узнала и по-детски обрадовалась. Перед ней стояла принцесса дикого леса под стать строптивому королю из синдар, что демонстративно жил как вольный лесной эльф в полной гармонии с природой, и природа лелеяла своего любимца.

— Я хочу мой меч, — сказала Дан, повернувшись к Лиас. Та с готовностью кивнула и протянула ей короткий тонкий клинок, больше похожий на кинжал, чем на меч. — Это не мой.

— Вы лучница, — улыбаясь, пояснила Лиас, словно из воздуха выхватывая украшенную перевязь под меч. — Это видно по пальцам. С таким мечом вам будет удобнее.

Даэнис в сопровождении Лиас вошла в зал, где уже собрались вельможи лесного королевства, замялась на пороге, но наткнулась на взгляд короля и шагнула к нему.

Стоило ей приблизиться к столу, как словно по волшебству отодвинулся стул, она села — и в тот же миг все, кроме Трандуила, поднялись на ноги и поклонились. Дан дернулась было встать тоже, вдруг так приветствуют короля, но Трандуил вмешался в ее мысли.

— Сидеть, — приказал он, не разжимая губ, выдержал паузу. — Теперь улыбнись и кивни. Никому не смотри в глаза. Да. Хорошо.

Эльфы беззвучно сели; позади Дан мгновенно появился эльф-прислужник. «Не поворачивайся», успел предупредить Трандуил, прежде чем она шарахнулась от неожиданности. Эльф удивительно точно угадал все то, что она бы попробовала, и в тарелке ее появились грибы, толстые листья какого-то неизвестного ей растения с мякотью, напоминающей желе, сытные длинные стручки. Увидев, что Дан в отчаянии смотрит на незнакомые ей столовые приборы, Трандуил сделал знак пажу и сам взялся за приборы, ненавязчиво показывая Дан, как есть тот или иной продукт, хотя до этого есть не собирался, потом коротко усмехнулся и, потянувшись, стащил один из так понравившихся Даэнис листов с блюда рукой. За шалостью короля наблюдали круглыми глазами, но никто не повторил, и Дан правильно догадалась, что он ее проверяет. Королю можно и не то; Трандуил закинул ногу на ногу и протянул в сторону кубок, который немедленно наполнили вином. Зал погрузился в звенящую тишину.

— Как вино, алое как рассвет, наполняет мой кубок, так радость цвета гроздьев рябины полнит мой дом, — проговорил король. Он не повышал голоса, но его было слышно во всех уголках; и никакой радости в нем не было. Мягкость, даже ласка — но не радость. — Дочь возлюбленной сестры моей вернулась ко мне. Ликуйте. В темное время наши сердца наполнятся светом.

* * *

Арагорн задолго до появления всадников услышал топот их коней и первым бросился в укрытие среди камней. Эредин сиганул следом и укрылся эльфийским плащом, сливающимся с серыми валунами.

— Кто это может быть? — сдавленно спросил он.

— Боевой отряд, — ответил Арагорн. — Или просто коневоды. С воинами я бы побеседовал. Они должны знать, что происходит с Саруманом, откуда у него такие орки.

Мимо них неслись всадники в полном облачении. Иорвет заметил несколько пустых спин лошадей — ага, они с потерями. Теоретически можно проследить за ними и ночью увести коней: лошади Иорвета любили, потому сложно не будет. Только он хотел поделиться с прочими своими планами, как Арагорн поднялся во весь рост, выдавая их убежище.

— Всадники Рохана, нет ли вестей с севера?

Весь отряд свернул и окружил пятерых хранителей. Эредин, от греха подальше запахнувшийся в лориэнский плащ так, чтоб не было видно черных доспехов, хмуро поглядел на всадника, который выступил вперед и оказался прямо перед ним. Видимо, подумал, что самый высокий и есть глава отряда.

— Что привело трех эльфов, человека и гнома в наши края? — спросил он.

— Назови сначала свое имя, тогда и я представлюсь, — Гимли прищурился, глядя на него снизу вверх. Иорвет отвернулся, стараясь не улыбаться. Всадник спешился и шагнул к Гимли, Арагорн мгновенно задвинул его за себя.

— Я бы снес тебе голову одним ударом, гном, да только больно низко она от земли!

— А ты приглядись получше, — посоветовал Леголас, мгновенно натягивая тетиву. — Это последнее, что ты видишь в жизни.

— Тише, — вмешался Арагорн. — Убери лук, Леголас. Гимли! Я Арагорн, сын Араторна. Мы идем по следу орков Урукхая, — он обратился к всаднику. — Они взяли в плен наших друзей.

— Я Эомер, сын Эомунда. Мы перебили Урукхай этой ночью, — всадник снял шлем и явил неожиданно юное лицо.

— Всех? — опешил Гимли. — Но… там были хоббиты. Полурослики, вы бы приняли их за детей.

Всадник покачал головой, глядя на гнома без тени былой неприязни.

— Не было среди них никаких детей. Мы сложили трупы и подожгли, — он указал себе за спину, смерил взглядом ошарашенного Гимли и побледневшего Арагорна, свистнул, и к нему подошли четыре лошади. — Пусть они принесут вам больше удачи, чем прежним хозяевам. Ищите своих друзей! Но не верьте надежде, она давно покинула эти края.

Эредин посмотрел на седло, на свои наколенники, которыми точно поранит лошадь, снял плащ и набросил его на ее спину. В тот же миг услышал вокруг себя звенящую тишину.

— Что? — ворчливо спросил он.

— Не будь с тобой прочих, я принял бы тебя не за шпиона Саурона, а за самого Саурона, — сквозь зубы проговорил Эомер, разглядывая скелетообразный доспех.

— Мы не шпионы, — сразу сказал Арагорн.

— А ты не очень умный, да? — Эредин вскочил на коня. — Шпион бы как раз оделся так, чтоб все решили, что он шпион.

Леголас помог Гимли забраться на лошадь и одним прыжком взлетел в седло перед ним. Иорвет повернулся к Эомеру, гладя доставшегося ему коня по носу.

— Как его зовут? — спросил он.

— Хазуфел, — ответил Эомер, с удивлением глядя на то, как строптивый после потери хозяина конь кладет голову эльфу на плечо.

— Хоть не Плотва, — усмехнулся Эредин. Лошадь под ним беспокоилась, крутилась на месте, но вместо того, чтобы ее приласкать и успокоить, Эредин укрощал силой, дергая поводья.

— Ты знаешь про лошадь Геральта? — Иорвет перешел на старшую речь. Он посмотрел на пену на губах лошади Эредина и подошел к ней, вырвал поводья из рук эльфа и успокаивающе провел ладонью по холке. Хазуфел последовал за ним, неожиданно ревниво глядя на кобылу, которой теперь досталось внимание его эльфа. Лошадь утихла. — Не рви поводья, у нее рот и так чувствительный, — Иорвет немного ослабил ремешок, давая лошади большую свободу.

— Гостя в Тир на Лиа, Ласточка была весьма откровенна, — Эредин посмотрел на него сверху вниз, и Иорвет поскорее сел в седло Хазуфела. — Мало кто разговаривал с ней, потому и мою вежливость она принимала за знаки внимания, а я в беседке, вместо того, чтобы уложить ее на лавку, на которую она столь явно возлагала надежды, начал нести про средство, что поможет Ауберону зачать с ней дитя. Только потом дошло, уже когда лежал в лаборатории со швами и ничего, кроме чтения, делать не мог, что нет никого озлобленнее отвергнутой человеческой самки, — шрам неприятно потянуло при одном воспоминании о Цири. — Даже если я сам не понял, что отверг ее.

— А ты не очень умный, да? — повторил его же фразу Иорвет на всеобщем языке и хотел усмехнуться, но увидел опрокинутые лица своих спутников и сдержался. Это ему и Эредину нет дела до потерь в отряде, они слишком привыкли относиться ко всем лишь как к временным попутчикам; хотя у Эредина исключение для Карантира, а у Иорвета — для Дан и Киарана. Хорошо, что они с Эредином говорили на старшей речи, и никто не понимает, о чем они.

Они подъехали к горелой куче трупов. Иорвет и Гимли, совершенно не брезгуя, сразу принялись ее ворошить: гном секирой, а Иорвет вырвал из земли копье. Эредин встал с подветренной стороны, понимая, что сейчас его стошнит. Леголас тоже позеленел.

— Один из их поясков, — упавшим голосом произнес Гимли, протягивая обгоревшую перевязь. Арагорн взвыл и пнул какой-то шлем, рухнул на колени. Иорвет, стараясь не надышаться дымом и не отбить себе обоняние на пару часов, обошел кучу и споткнулся о веревку.

— Это… — Леголас поднял веревку, на которой был узел. — Разрезанные путы. Может… — он обернулся к Арагорну с дикой надеждой. Тот, не поднимаясь с земли, принялся рассматривать землю вокруг.

— Кони затоптали… там, у веревки! Не двигайтесь, — он подполз к ним и вдруг воскликнул: нашел следы!

— Хоббиты? — переспросил Гимли.

— Не только, — покачал головой Арагорн. — За ними гнались. Следы уходят, вот, здесь уже точно видно! — он вскочил и уже побежал. — Следы уходят от места битвы… — он остановился, задирая голову. — …в лес Фангорн.

— Ну пошли, — пожал плечами Иорвет. — Лес так лес.

— Это не простой лес, — тихо сказал Леголас, пробираясь впереди. Лес мгновенно окружил их стылой прохладой, даже не верилось, что еще несколько минут назад они стояли под палящим солнцем. — Он древний, все знает, все помнит… и гневается.

— Надеюсь, не на нас, — беспечно проговорил Эредин и тотчас же споткнулся о корень, которого, он мог бы побиться об заклад, мгновение назад перед ним не было.

— Гимли, опусти топор, — сказал Арагорн. — Они чувствуют. И говорят с друг другом.

— О чем могут говорить деревья? — возмутился гном. — Ах, какой чудный дождь? Проклятая белка заняла мое дупло? Кстати, и даже этот лес выигрывает у твоего Лихолесья, Леголас: дышать в нем нечем, но пауков все равно нет.

Иорвету надоело ходить по негостеприимной земле, которая так и норовила поставить подножку, и он забрался на дерево, но не успел и нескольких шагов пройти, как ясень спихнул его вниз, по-другому и не скажешь. Хорошо еще, падать было недалеко, но оскорбительный хохот Эредина сделал падение еще более болезненным.

— Я хотя бы с дерева упал, а не на ровном месте! — прошипел Иорвет, отряхиваясь, потом замер. — Леголас!

— Что? — обернулся эльф.

— Скажи мне, что на меня так здешний воздух влияет. Я точно упал с ясеня, но вокруг него сосновые иглы. Как это может быть? Тут нет ни единой сосны.

— Лес пробуждается, — отозвался Арагорн. — Деревья сошли со своих мест.

Леголас вдруг резко замер и словно с трудом прошептал:

— К нам идет… белый колдун.

Арагорн медленно положил ладонь на рукоять меча. Иорвет выдернул из колчана сразу две стрелы, Гимли и Эредин приготовились к атаке с двух рук. Арагорн медленно положил ладонь на рукоять меча.

— Не давайте ему говорить, — словно через силу проговорил он. — Он нас зачарует. Действуйте быстро.

Поляну залил нестерпимо яркий белый свет.

* * *

Ночь в Каэр Морхене выдалась на удивление спокойной, Цири даже удалось поспать. У нее глаза не смотрели на Геральта, который лишь раз в шутку сказал Роше, что тому стоило не гоняться за эльфом по всем лесам, а позвать его, ведьмака, тот одной своей просьбой исполнил мечты сотен. Иорвета нет, без него под началом Киарана скоя’таэли не столь опасны. Теперь они просто вымрут, оставшись чем-то вроде страшной сказки. Рад, Вернон?!

— Зачем ты мне это говоришь? — Роше поднял голову. На душе у темерца было неизмеримо погано: мало того, что они сидели в осажденном замке, что само по себе не поднимало настроения, так еще и лишились двух бойцов за одного с вражеской стороны, когда изначально силы были не в их пользу. И каких бойцов: за Даэнис Роше бы слова не сказал, но Иорвет — он скрепя сердце это признавал — стоил целого отряда со своим отсутствием страха и общей ненормальностью. Вернон до сих пор вспоминал, как бешеная белка еще на заре их знакомства в новом статусе противостояния «командир скоя’таэлей против командира полосок», обругав его последними словами и пришпилив стрелой его рукав к стене дома, во всех своих тряпках проплыл под лодками у причала, вылез из воды, отряхнулся, и когда понял, что находится вне зоны досягаемости стрел, достал из кармана какие-то орехи и принялся нахально жрать, пока темерцы бесились на противоположном берегу. Иорвет вызывал в нем злость до бешенства. В нем сосуществовали прагматичность, ставящая в тупик любого — он мог в бою, споткнувшись, ухватиться за локоть противника и использовать руку врага как перила; и романтичность, с которой белка носился со своей дудкой, плел венки и держался за руку своей эльфки. Еще и стихи ей читал, отчего-то зло подумал Вернон. В утро перед битвой за Каэр Морхен Роше натолкнулся эту парочку, когда второй раз спускался в зал: эльфы сидели рядом на лестнице и едва слышно переговаривались. Роше думал, они или военные планы обсуждают, или прощаются на всякий случай, а оказалось, что Иорвет поэтично пересказывает ей историю нападения людей на замок ведьмаков, вот видишь, какие отвратительные dh'oine, все им мешают. Роше тогда потребовал убрать полную превосходства задницу aen seidhe со своего пути и намекнул, что Иорвет не в том положении, чтобы учить следующее поколение идеологии ненависти, раз его самого из города, где принимают всех, выгнали, на что Даэнис, прищурившись, ответила, что она и так знает, на что способны люди в целом и Темерский пес в частности. Иорвет паскудно скалился, слушая, как его протеже его же словами перечисляет все грехи Вернона, на что темерец махнул рукой и бросил, что если сам Иорвет — обычная лесная паскуда, то ее он вообще запоминать не обязан, потому что ее роль по жизни — грелка в постели этой самой лесной паскуды. Иорвет в долгу не остался и заявил, что его-то сопровождает Дан, а спутники жизни самого Вернона — дурная болезнь и гонорея. Несмотря на трагичность сложившейся ситуации, Роше не мог не чувствовать веселья, вспоминая, как опешил король Ольх, когда перед ним очутился одноглазый эльф, который не то что не встал на его сторону, но еще отбил у него Цири, обругал последними словами на старшей речи и вообще повел себя так, словно весь мир Ольх ни во что не ставит. Это сам Роше привык к Иорвету и его характеру, а вот Эредин поверить не мог, что его так обложили да еще и при свидетелях. — Я не желаю ему смерти, когда мы с ним не сражаемся друг против друга. И уж тем более, не такого конца. Чужой мир, полный неизвестных чудовищ…

— И одно известное, — добавила Бьянка. — С ним же этот король рогатый.

Дальше слушать Цири не могла. Из-за нее это все, и блокада, и Иорвет пропал, и Даэнис. Даэнис, которую она видела всего недолго, ей понравилась — она напоминала Мистле озорством и тем, как смотрела на Иорвета блестящими синими глазами. Они оба теперь неизвестно где с королем Ольх, который хорошо умеет лишь убивать. Что она, сама не могла создать живой портал? Опустить его на голову Эредина? Создать портал, а потом запинать туда короля Дикой охоты? Хотя, его бы вытащил Карантир…

Карантир. Как вообще вышло, что теперь эльф смотрит на нее своими невозможными глазами так, что у нее сердце замирает? Ни от кого так дыхание не перехватывало. Сказать ему, что ли, что все мужчины, которые пытались с ней переспать, умирали в ее постели, не успев даже начать? Может, это и могло бы его оттолкнуть, но что-то ей подсказывало, что он только улыбнется в ответ на злые слова.

Цири, лежа в постели, попыталась открыть проход в междумирье: Дикая Охота почувствует, погонится за ней и оставит крепость. Надо уйти навсегда. Может быть, в другой мир. Нет сил больше быть причиной для бед мира этого.

Но сил у нее не было, и портал не открылся.

* * *

— Если бы ты появился без сияния, а как нормальный, неловкого разговора можно было избежать, — заметил Иорвет, стоя рядом с Гэндальфом и глядя на прекрасного коня, скачущего к ним; те, что дали им роханцы, заметно отставали. Волшебник хитро улыбнулся.

— Тебе жаль стрелы, что ты в меня выпустил? — спросил он.

— На тебя — хоть весь колчан изведу, — отозвался Иорвет и добавил. — Я рад, что ты вернулся. С тобой эта безумная затея с уничтожением Саурона кажется хоть каплю выполнимой.

Эредин, не привыкший в своем умирающем мире к яркому солнцу, страдал от света, не помогала сурьма, в результате он плюнул и надел шлем.

— Почти Саруман и почти Саурон, — рассмеялся Гимли, глядя на них с Гэндальфом. — Поверьте, теперь нас точно никто не задержит!

Столица Рохана произвела на путников гнетущее впечатление, несмотря на искусные деревянные строения, резьбу, статуи конунгов. Встречные прохожие шарахались от Эредина, недобро смотрели на прочих всадников.

— На кладбище и то веселее, — заметил Гимли, оглядываясь и крепче обнимая Леголаса за пояс. — Что с ними?

— Тьма затмила разум государя, — отозвался Гэндальф, спешиваясь у дворца. — А где царствует недуг, всегда жди беды.

«Надо было Ауберона отстранять лет пятьдесят назад, — подумал Эредин. — А Цири эту отдать Карантиру, его гены тоже подходили, хоть я его и люблю, а такая девка в постели — то еще удовольствие. Впрочем, — тут он оборвал сам себя. — Что уж говорить. Теперь Южное Лихолесье мое королевство, все ради него и трона Дол Гулдура».

Поднявшись по лестнице ко дворцу, хранители узнали еще одну неприятную новость: к королю Теодену нельзя с оружием. Эредин смерил презрительным взглядом стражников.

— Доспехи снимать не буду, — заявил он, засовывая пальцы за перевязь, на которой висели ножны. — Мне их расстегивать час, а надевать обратно и того дольше.

— Сними мечи, эльф, — велел стражник.

— Я оставлю их здесь, и горе тому, кто их тронет, человек, — ернически ответил Эредин. Леголас рядом с ним с выражением скорби на лице вручал одному из воинов свой лук.

Перед Иорветом громоздилась целая гора оружия. Одних ножей было штук пять, оказывается, он еще в Мории прикарманил несколько гномьих клинков, в Лориэне украл кинжал Халдира, и даже Арагорн заметил в груде свой нож с креплением на лодыжку, который считал потерянным еще в Ривенделле. Лук, второй лук, меч.

— Все, — наконец констатировал Иорвет, поднимая руки. Эредин мог бы поклясться, что у него осталось минимум два ножа, но люди… что взять с людей. Они даже Гэндальфа с посохом пустили, стоило ему ссутулиться посильнее и опереться на посох, как старик на палку.

Король Теоден показался Эредину отвратительным стариком из числа тех, что считают свой возраст причиной для всеобщего уважения. Но сидевший рядом с ним Грима… у Эредина руки зачесались свернуть ему шею еще до того, как он заговорил.

— Латспелл нарекаю тебя, вестник зла, вестник горя, — проговорил мерзкий dh'oine в лицо волшебнику, и тот поморщился или от слов, или от запаха.

— Замолчи, — резко бросил Гэндальф. — Закрой свой гнилой рот. Я не для того прошел через огонь и смерть, чтобы слушать поганые речи жалкого червя, — он только шевельнул посохом, как Гриму уже отбросило в угол за колонну, откуда он начал верещать и звать стражу.

Рука Эредина сработала раньше головы, и стражник, побежавший наперерез Гэндальфу, рухнул как подкошенный от одного удара. Ох, как ему этого не хватало! Не резни с орками, а хорошей простой драки, как с Имлерихом лет в тридцать, когда оба считались еще подростками, враждовали, и потому попытки утопить друг друга в фонтане повторялись с завидной регулярностью. Однажды их даже сам король разнимал, и Эредин в первый и единственный раз почувствовал, как его за шиворот вытаскивают из воды. Адреналин ударил в голову, потому он вырывался, стремясь продолжить драку, но Ауберон держал его в воздухе за пояс крепко, а потом еще и закатил воспитательную беседу на несколько часов. Эредин облизывал разбитые губы, отбрасывал со лба прядь подсыхающих волос, но на требование короля признать свою вину только злобно таращился. Потому, видимо, и стал предводителем Дикой Охоты — Имлерих ведь тогда попросил прощения и пообещал, что больше подобного не повторится. Ауберон, пока не потерял от старости интереса к жизни, был отличным правителем, не самым успешным, но мудрым и проницательным. Понимая, что со счастливой улыбкой ностальгии смотрится несколько странно, Эредин сосредоточился на ударах: в челюсть, в корпус, снова в челюсть. Заметил, что один из стражников, что против Леголаса, выхватывает меч, схватил своего противника и швырнул его через весь зал, сбив с ног мечника.

— Благодарю, — кивнул Леголас. Тем временем Гимли скрутил Гриму и уперся ногой ему в шею, не давая встать. Впрочем, тот так перепугался, что даже не шевелился.

Теоден не своим голосом крыл Гэндальфа всеми словами, а волшебник почему-то обращался уже к Саруману. Эредин не понимал уже ничего абсолютно, но потом Теоден рухнул с трона и поднялся пусть и немолодым, но полным сил крепким мужчиной; ни тени безумного старика, каким он восседал еще минуту назад.

— Твоя рука окрепнет, когда возьмется за меч, — сказал Гэндальф, и король Теоден, вытащив клинок из ножен, в бешеной ярости обернулся к Гриме.

Грима летел с лестницы под взглядами обитателей дворца, но, к великому сожалению многих, удержался и не свалился с мостка в ручей.

— Я бы ему еще напинал на прощание, — вздохнул Иорвет и крикнул. — Не давайте ему лошадь, пусть пешком идет!

— А я бы голову отрезал и Саруману послал, — добавил Эредин. — Это же он сделал его советником, значит, ценил его голову.

Грима тем не менее вскочил на какого-то коня с неожиданным проворством. Иорвет мгновенно натянул лук, но Теоден положил руку на его запястье, опуская.

— Не надо, — проговорил король. — Не марай душу убийством человека, пусть даже такого. Мы сражаемся против орков.

Иорвет посмотрел на короля, на свой лук, фыркнул и рассмеялся, запрокинув голову, весело и беззвучно.

Пока Гэндальф, Арагорн и Теоден обсуждали военные планы, Иорвет, Леголас, Гимли и Эредин завалились в трактир, велев послать за собой, когда вернутся разведчики — все равно все решения, что принимаются до получения полных сведений, можно считать несущественными.

— Ты куда столько оружия наворовал? — спросил гном у Иорвета, когда они уселись с кружками пива за стол. — Ты ж так обвешался ножами, странно, что не звенят при каждом шаге!

— Когда метаешь нож, особенно если пытаешься пробить им доспехи, то скорее всего, он придет в негодность, — Иорвет отпил пиво, зажмурившись от удовольствия, распробовал и обхватил кружку обеими ладонями, залпом выпивая все. Местные воины смотрели на него с удивлением, никто не сталкивался с пьющим эльфом, хотя о короле Трандуиле и его любви к вину даже в Рохане ходили легенды. Но то вино, благородный напиток, а тут эльф, залихвацки хватанув опустевшей кружкой о стол, утер губы рукой и потребовал еще. — К тому же столько ножей отличной работы! Как не взять-то?

— Потому что их делали гномы, — заявил Гимли. — Когда все кончится, приглашаю тебя в Эребор. Я лично выкую тебе кинжал, такой кинжал, чтоб все сразу понимали, что перед ними эльф из южного леса!

Эредин откинулся на стену, чуть пригубив пенный напиток. Происходящее вдруг показалось ему сном: и светлый трактир с песнями роханцев, и то, что он сидит за столом с гномом. Это и будет его жизнью, когда он откажется от короны? Странствия или жизнь простого эльфа? Он сомневался, что Трандуил откажется от предложения Галадриэль. Конечно, он понимал, все стремятся к собственной выгоде, и почему владычица леса должна ради его королевских амбиций отказываться от шанса наладить отношения с королем Трандуилом. Эльфы бессмертны, и он станет вечным принцем, как Леголас, но если сына короля такое положение вещей мало тяготит, то сам Эредин воспринимал подобные перемены болезненно.

Он уже король. Не стань он им, он бы отказался от трона, но теперь этот трон его. Эредин вспомнил слова Галадриэль о том, что он еще может умереть королем — нет, умирать ему тоже не хотелось. Ладно. Он еще не получил свое королевство, чтобы печалиться о том, что потеряет корону. Эредин встряхнулся и прислушался, о чем говорят его спутники.

Оказывается, король Теоден почти точно поведет всех из столицы в Хельмову Падь, ущелье, где стоит неприступная крепость, не раз спасавшая его народ.

— Никогда не пошел бы туда, где есть слово «падь», — заявил Эредин. — Надо понимать, как давать названия.

— Эта крепость не раз спасала этот народ, — пожал плечами гном. — И там, говорят, подземные укрепления, что даст людям шанс.

— Но надо остаться и дать бой, — Леголас наклонился вперед. От выпитого глаза у него заблестели. — Ущелье ближе к Изенгарду, эти орки даже не устанут, а люди от долгой дороги — да. Надо позвать на помощь.

* * *

— И кто отзовется? — Теоден повернулся к Арагорну. Теперь все стояли перед королем, и Арагорн уговаривал Теодена остаться в Эдорасе и принять бой с орками, а хранители активно кивали на каждое его предложение: он почти слово в слово повторял то, что приняли на трактирном совете. — Гномы? — он кивнул на Гимли. — Им нет дела до войны. Может, эльфы? — на Леголаса, слегка окосевшего Иорвета и Эредина. — Им нет дела до людей.

— Гондор отзовется, — убежденно проговорил Арагорн.

— Гондор?! — рявкнул Теоден. — Где был твой Гондор? Где был Гондор, когда пал Вестфол? Где был Гондор, когда нас окружали враги? Нет, Арагорн, в этой битве мы одни, — он повернулся к Гаме, телохранителю, все это время молчаливо стоявшему за его спиной. — Мы выдвигаемся в Хорнбург.

— Теоден думает, что ведет их на спасение, а приведет на бойню, — сердито сказал Гэндальф, быстро направляясь в конюшню, где ждал его его белый Серогрив.

— Хельмово ущелье не раз спасало его народ, — вяло возразил Арагорн, который не мог забыть взгляд, каким одарил его конунг, когда к нему ввалились хранители прямо из трактира.

— Ждите меня с первым лучом солнца, — волшебник вскочил на спину коня. — Я приду на пятый день с востока!

* * *

— Здравствуй, Даэнис, — Трандуил не повернул головы, даже глаз не поднял, но все равно узнал, кто вошел в тронных зал из тайного хода. — Ты хотела мне что-то сказать?

— Да, ваша милость, — Дан вышла на середину и остановилась прямо перед троном, заметила, что у одной из колонн стоит рыжая эльфийка в одеянии стражи. — Если вы не заняты.

— Тауриэль подождет, — Трандуил сел чуть ровнее, до этого он почти сполз с трона. — Что ты хочешь, дитя?

— Помните видение? — Даэнис нервно сжала руки. Она все еще робела во дворце, расслабляясь лишь с компании Лиас и нескольких дочерей вельмож; она не знала, что компания для нее была строго отобрана и одобрена Трандуилом. Девушки ненавязчиво учили ее поведению во дворце, рассказывали историю Средиземья и лесного королевства. — Об орке, которого так и не смогли убить.

— Да, — кивнул король.

— Позвольте мне отправиться в путь, — взмолилась Дан. — Я отдам кольчугу Орофера. Она ни к чему мне, когда я здесь, во дворце, а ему может спасти жизнь.

— Ты знаешь, где он сейчас? — спросил Трандуил.

— Нет, — тихо ответила Дан.

— Когда случится событие видения?

— Нет.

— Ты видела, как именно он умер?

— Нет, — в третий раз прошептала Даэнис и опустила голову. Король выдержал долгую паузу.

— На твое счастье, я, видя ту же сцену, посмотрел по звездам, это третье марта, судя по стене и ландшафту — Хельмово ущелье, крепость Рохана, — король равнодушно уставился на золотой кубок в своих руках. — Понятия не имею, как моего сына занесло в Хорнбург. Ты отправишься с одним отрядом стражников и отвезешь мои доспехи Леголасу. И свою кольчугу Йорвету.

Эльфийка, с которой король Трандуил прервал беседу при появлении племянницы, встрепенулась и выступила вперед.

— Позвольте моему отряду принять участие в походе, — горячо взмолилась она.

— Позволяю, — кивнул Трандуил, не отрывая взгляда от кубка; его интересовали только узоры на золоте. — Но если с Леголасом случится несчастье по твоей вине, ты не скроешься от меня даже в благословенных землях.

— Если с Леголасом случится несчастье по моей вине, я брошусь на меч, — ответила Тауриэль.

— Рассчитываю на это, — Трандуил снова повернулся к Даэнис, и голос его смягчился, словно он говорил с ребенком. — Ступай к себе, дитя, я отдам распоряжения.

Тауриэль поймала Дан в коридоре.

— Я не желаю, чтобы принцесса думала обо мне… неверно, — искренне сказала она, заглядывая ей в глаза. — Я никогда не причиню боли принцу и готова отдать за него жизнь. То, что сказал король… почти невозможно.

Дан смотрела на нее молча, понимая, что Тауриэль решила, будто она беспокоится за Леголаса, которого едва знает. Да, он ее двоюродный брат, но она не испытывает к нему ничего.

— Не беспокойся, — мягко сказала Даэнис, не замечая, что повторяет холодную интонацию Трандуила. Подруги сказали ей, что она теперь совсем принцесса, но она не придавала этому значения, считая, что дело в платьях и украшениях. В Дан не осталось почти ничего от лесной эльфки-белки, любовницы командира скоя’таэлей; она приняла манеры королевского двора настолько полно, что казалось, будто она родилась под сенью деревьев-великанов Лихолесья. Даже мысленно причисляла себя к рядам лихолесских эльфов и почти не помнила, как это — жить, не являясь членом семьи короля.

Тауриэль не могла понять, о чем думает синеглазая принцесса с ледяным взглядом. Она видела ее, когда та с королем въезжала во дворец: никто раньше и не слышал, что у Трандуила есть племянница, многие не знали даже, что у него была сестра, к тому же прибывшая дева походила на эльфийского короля сильнее, чем его собственный сын. Король славился своей мрачностью после смерти жены, и когда кто-то говорил, что помнит, как король пел песни, сидя на ветвях с лютней, как сам объезжал лошадей и рядился в платье, чтоб попасть в покои своей тогда еще невесты, никто не верил. Когда появилась принцесса, многие выразили надежду на то, что король оттает, и душный дворец покинет тишина, воцаряющаяся в нем сразу после ежегодного праздника весны.

Ничто не поменялось. Трандуил сидел на троне, застывший и скучающий, и оживал, точнее, делал вид, что оживает, лишь когда входила Даэнис. Король был с ней ласков, каким не был и с собственным сыном, одаривал ее драгоценностями, занимался образованием и воспитанием, специально для нее организовал охоту, что случалось редко из-за опасности, даже королевские обеды стали проводиться почти каждую неделю. Но стоило музыке утихнуть, а гостям разойтись, как Трандуил усаживался в одиночестве в тронном зале и замирал, склонившись над книгой. Страница не перелистывалась часами.

Тауриэль пыталась разузнать о принцессе, как и многие, но назначенные Трандуилом ее подруги молчали по приказу короля. Столкнуться с ней случайно не получалось: она всегда была или с Лиас, верной служанкой, или с теми же знатными эльфийками. Теперь она стояла напротив Тауриэль, и та видела в ней привычный лед королевского взгляда.

— Леголас — мой друг, — зачем-то снова попыталась объяснить она, хотя ей казалось, что принцессе совершенно все равно, хотя это она просила отдать ему кольчугу Орофера. Трандуил мог рассказать Даэнис о ней и Леголасе.

— Почту за честь отправиться в путь с подругой моего брата, — ровно ответила Дан и чуть кивнула, показывая, что разговор окончен.

Когда-то Тауриэль крикнула Трандуилу, что в нем нет ни капли любви: ни любви к другим, ни к собственному сыну. Огню, который полыхнул в глазах короля, позавидовал бы разъяренный дракон. Сейчас Трандуил отдает митриловые доспехи своему сыну, хотя знает, что война с южным лесом неизбежна, и собирается возглавлять свои войска. Но почему потомки синдар так боятся выразить привязанность?

И кто такой Иорвет?

* * *

— Не спи, — Иорвет толкнул Эредина локтем так, что тот, задремав, едва не свалился с коня.

— А то что, — сварливо отозвался король Ольх. — Поворот пропущу?

— Кто они? — тихо спросил Арагорна Теоден, глядя на странных эльфов, едущих впереди.

— Из Южного Лихолесья, — ответил тот. — Тот, что в латах, Эредин, король Ольх, так он называет свой народ. Я никогда их не видел. А Йорвет… честно говоря, я так и не понял, кем они приходятся друг другу. Может быть, друзья, может, бывшие враги, возможно даже братья, их манера общения не позволяет определить.

— Я не знал, что эльфы не врачуют увечья, — Теоден снова посмотрел на Иорвета.

— Есть раны, которые не залечить ни мастерством, ни магией, — вздохнул Арагорн, вспоминая рассказ Иорвета. — Это не несчастье, а преступление.

— У него лук, — заметил король Рохана. — Но он слеп на один глаз.

— Такого лучника еще поискать даже среди эльфов, — улыбнулся Арагорн, вспоминая вытянувшееся лицо Леголаса там, во время их соревнований в Ривенделле, и слова Халдира. Такое чувство, что прошла целая вечность с той лунной ночи.

Он вспомнил Ривенделл и сразу подумал об Арвен. Элронд не позволит ей остаться и принять смертную участь: слишком больно было владыке Ривенделла терять брата, бывшего человеком, слишком многих он пережил и видел, как уродлива смерть.

— Кто та женщина, что подарила это тебе? — раздался звонкий голос Эовин. Милая девочка, смотрящая на него влюбленными глазами, указала на висящий на шее кулон — подарок Арвен. Рядом с племянницей конунга Арагорн чувствовал себя бесконечно древним; как-то Леголас рассказал ему, что однажды во время визита Трандуила в людской город в него влюбилась девушка, король узнал, подарил ей ожерелье и поскорее уехал, потому что «ребенок увидел отражение звезд в глубоком озере и придумал историю. Но мы не даруем людям эльфийскую любовь, как не позволяем детям плавать на глубине» — сейчас Арагорн понимал его как никто другой. Эовин пытается поймать отражение звезд.

— Она ушла на запад со своим народом, — ответил он. — В бессмертные земли.

— Что глупо, если учитывать, что эльфы любят лишь однажды, — встрял Эредин. — Ну и будет жить вечно в печали. Так себе удовольствие.

— Откуда тебе знать? — вскинулся Арагорн, который то же самое говорил Элронду, только другими словами.

— Я был женат, — отозвался король Ольх, вспоминая почему-то лицо Трандуила, а не своей Феникс. Даже головой потряс, прогоняя образ.

— Тебе же всего триста двадцать, — опешил Арагорн.

— А женился я, когда мне было сто, — повел плечом Эредин. — Мы были семьей чуть больше года. Что такое год в жизни эльфа? Ничто. Но у всего есть цена, и за год счастья я плачу воспоминаниями.

— Я тоже умру, и воспоминаниями будет платить она, — сказал Арагорн.

— Зато будет что вспомнить, — оскалился эльф и пришпорил коня, услышав крик Леголаса о лазутчиках, доскакал до скал, скатился на землю и лег рядом с эльфом, наблюдая. Рядом с ним на землю рухнул Иорвет, тоже подполз к краю, заглянул вниз. Вот тело дозорного, вот его еще трепыхающийся конь… Орки: и как много! Десяток, два десятка…

— Кто это? Хочу себе такого!

Иорвет, сбившись со счета, и Леголас одновременно повернулись к Эредину с ошарашенными лицами, Иорвет горько вздохнул.

— Это варг, — напомнил Леголас.

— Ага, — Эредин весь подобрался. — А что орк делает?

Орк рявкнул на огрызнувшегося варга, и тот послушно склонил голову.

— Дрессирует, — одними губами отозвался Леголас, не сводя глаз с предводителя орков. — Подчиняет. Разум варгов довольно сложен для животных, у них даже свой язык есть.

— Вот этот мне нравится, — Эредин показал пальцем на громадного черного варга с рыжими подпалинами и пополз назад, встал, вернулся в седло и поскакал назад к людям, резко остановился возле Эовин. — Веди людей в крепость.

— Я могу биться! — возмущенно воскликнула та.

— Тупая ты баба, слушай меня, — рявкнул Эредин. — Ты знаешь дорогу, ты сможешь обороняться в случае чего. Марш в крепость!

Она стояла и смотрела на него зло. Эредин плюнул и схватил за уздечку коня Теодена.

— Отправь свою дочь в крепость, — сказал он. — Пусть не мешается, война — не женское дело.

Конунг кивнул и круто развернул коня.

— Всадники — вперед строем! — за его спиной кричал Арагорн, собирая отряд.

Иорвет и Леголас снимали орков стрелами издали. Когда конники их настигли, Леголас вскочил в седло впереди Гимли, а Иорвету протянул руку Эредин, пронес его пару метров, потом посадил перед собой.

— Возьмешь поводья, — крикнул он, дождался, пока конь донесет их до места битвы, и спрыгнул.

Его варг оказался точно напротив него: громадный, угольно-черный. Эредин заметил, что на его спине все еще сидит истыканный стрелами мертвый орк. Только бы никто не вмешался! Варг тихо зарычал, стоило Эредину приблизиться на шаг, но Эредин не стал отступать и зарычал в ответ.

Почти никто не знал, что эльфы умеют рычать, они никогда так не делали, помня о своем высоком уровне развития и достоинстве. Рычат маленькие дети в глубоком детстве наряду с плачем. Иорвет, когда сражался против превосходящих сил, мог зарычать, чтобы обескуражить и выиграть несколько секунд.

Варг замер и, кажется, растерянно заморгал. Эредин рявкнул снова, выпрямившись и глядя зверю в глаза с чувством животного превосходства. И варг присел, склонив лобастую башку.

— Вот так-то лучше, — Эредин выдернул копье их чьего-то тела, сбросил им труп орка со спины варга, с трудом влез в неудобное седло, предварительно проверив, не натекла ли на него мерзкая орочья кровь, и взялся за поводья. Наверное, управлять будет не сложнее, чем конем. Сложнее. В миллион раз сложнее. Варг сильнее и свирепее, наверное, еще и голодный. Эредин погладил его по боку и потрусил в сторону короля: пока он дрессировал варга, битва кончилась.

— Почему я ничуть не удивлен, — кисло заметил Гимли, когда Эредин подъехал к нему на варге.

— Потому что я всегда исполняю задуманное, — отозвался эльф. — Где Арагорн?

Леголас встревоженно огляделся, потом заметил истекающего кровью орка, выдернул у него из пальцев кулон Арвен.

— Где он?

— Скажи, и твоя смерть будет легкой, — добавил гном.

— Мертв, — проскрипел орк, давясь кровью и хохотом. — Немного полетал со скалы.

Леголас вскочил и бросился к обрыву, отчаянно вглядываясь в воды бушующей реки.

— Я назову тебя Саурон, — Эредин наклонился к голове варга, снова погладил его по шерсти, подвел к все еще смеющемуся орку. — Кушать подано.

Арагорн прикрыл глаза, чтобы не так болела голова от яркого света. Надо поскорее прийти в себя после падения и удара о воду: хорошо еще, успел вытянуться и войти на глубину вперед ногами, страшно подумать, что стало бы с ним, ударься он плашмя. Вода любила его: с водой говорила Арвен, и с тех пор, как они стали встречаться и признались друг другу, вода словно поддерживала его, будь то озера, реки или ручьи. Верный конь Брего вывез его к крепости сам.

— Открыть ворота! — послышалось сверху, и конь проскакал по каменной кладке, сам направился к штабу. Арагорн спешился, несколько секунд постоял, стараясь унять головокружение.

— Кого я вижу, — Эредин отлепился от колонны, которую подпирал плечом. — А я тебя уже помянуть успел. Зачем приехал, мы ж тут умирать собираемся.

— Ему девочка понравилась, — подошел сбоку Иорвет, облизывая пальцы после выпрошенного у Эовин куска пирога; Эредин передернулся и шагнул от него подальше. — Дочка конунга. И инстинкт размножения пересилил инстинкт самосохранения.

Арагорн усмехнулся, видя, что ему рады. Эльфы стояли перед ним, нахально щурясь и ухмыляясь, веселые и злые, какими никогда не бывают эльфы, похожие на персонажей страшных сказок. Как и Леголас ранее, Арагорн мысленно сравнил Эредина с Эолом Темным Эльфом, только вот нет у него меча, который можно отдать королю Трандуилу в качестве платы за новый Нан Эльмонт; только сейчас он подумал, что роль выкупа будет играть число убитых врагов, это единственное — что заставляет Эредина выступать на стороне света. Встреть он короля-колдуна из Ангмара в других обстоятельствах, начни назгул переговоры и пообещай Дол Гулдур, Саурон получил бы страшного союзника.

Но теперь Эредин с ними и рад ему, пусть это и странно. Глаза отмечают все его раны и ссадины, и эльф поджимает губы; будь это кто-то еще, Арагорн подумал бы, что ему сочувствуют, но он сомневается, что Эредин способен на подобное чувство.

— Пустите меня к нему! — Гимли растолкал толпу. — Ну ты… самый везучий, самый отчаянный! Как я рад тебя видеть.

— Ты припозднился, — из-за спины Эредина вышел Леголас. — И ты ужасно выглядишь.

Тут уже не выдержали все и рассмеялись в голос. Иорвет поймал Брего и теперь шептал ему что-то на ухо, гладя по взмокшей шее, и когда будущий король Гондора шагнул к коню, махнул рукой, давая понять, что сам о нем позаботится; Леголас сунул кулон в руку Арагорна и пропустил его, давая дорогу к королю.

После совета и решения Теодена, узнавшего о численности армии орков, дать оружие всем, кто способен его держать, Арагорн, осатанев от бессилия и чувства беспомощности, в одиночестве пытался привести себя в порядок перед битвой. Рука, вся в ссадинах и синяках, болела, сбитые костяшки мешали, но куда сильнее беспокоила внезапная глубинная боль, появившаяся после купания в холодной реке, которая иногда пронзала все его тело при неловком движении. Арагорн не знал причин для нее, но понимал, что она может стать для него фатальной в бою.

Эредин вошел к нему, пригнувшись, оглядел его спину, заметил, что человека всего трясет.

— Выпрямись, — велел он, подходя ближе, свел руки Арагорна за спиной и резко дернул. Боль усилилась до красной вспышки перед глазами, но Эредин отпустил его, и Арагорн почувствовал, насколько стало легче.

— Что ты сделал? — он даже смог поднять руки. Взбодрился, словно отдохнул, боль стала слабой, неопасной.

— Судорога — отвратительная вещь, особенно когда все так болит, что даже понять не можешь, что хуже, — хмыкнул Эредин. — Тоже один раз свалился в холодную воду посреди драки и мерз потом.

Имлерих так его и реанимировал, когда нашел после купания в реке: Эредин едва не скулил — перед Имлерихом можно показать свою уязвимость — и жался к его груди и чуть не плакал от слабости, холода и боли. Имлерих раздел его и одним движением разогнал в нем кровь, спровоцировал выброс адреналина, потом уже пришел Авалак’х и обозвал Имлериха коновалом, но в тот момент Эредин уже встряхнулся, выжал волосы, вытер лицо и был готов биться дальше, только вот Цири уже не было в Тир на Лиа.

Эредин оглядел его плечо, пребольно схватив за руку жесткими тонкими пальцами, пробормотал что-то на старшей речи, ушел и через минуту вернулся с иголкой и ниткой, присел перед очагом и сунул иголку в огонь.

— Ты, как Йорвет, ненавидишь всех людей? — спросил Арагорн, когда Эредин достаточно прокалил иглу и принялся зашивать его плечо. Ему было неуютно до страха: Эредин наклонился над его шеей, стоя за спиной, и он чувствовал кожей его дыхание и прохладные пальцы. Эредин раздраженно убрал его волосы и заставил отвернуться.

— Скажем так, я встретил тварей хуже людей, а Йорвет нет, — подумав, ответил Эредин. — Я считаю людей примитивными, но не особо опасными.

— Почему?

Эредин усмехнулся и специально медленно протащил нить, стягивая кожу.

— Возьмем знакомую тебе историю Исильдура. Он не выбросил кольцо, когда был шанс. Впрочем, эльфы тоже… не все отличаются умом.

— Почему? — повторил Арагорн.

— Элронд был вместе с Исильдуром, когда тот отказался бросать кольцо. Что мешало Элронду бросить его вместе с кольцом? Отобрать кольцо еще на поле — про это я вообще молчу.

— Они были друзьями, — Арагорн сжал зубы, но не от боли.

— И лучше весь мир сгорит в огне горнила, чем умрет один человек, — закончил Эредин. — Исильдур мертв. Все равно мертв. Он же смертный, Элронд мог бы выйти, если его так совесть мучила, и объявить, что тот пал смертью храбрых, герой, спас весь мир ценой своей жизни. А так его просто пристрелили орки. Так в чем разница?

— Самое страшное в твоих словах, что в них есть смысл, — сказал Арагорн и добавил про себя, что теперь прекрасно понимает, что именно было названо искажением. Эредин — искажение в чистом виде, отказ от гармонии Эру. Не знай он, что это невозможно, решил бы, что Мелькор вернулся на Арду в новом обличье. Даже Иорвет — тот гораздо более близок и понятен: озлоблен из-за увечья, не смыслит ничего в политике, но в целом является тем, кого Арагорн мог бы считать другом и соратником, пройдя через столько вместе.

Но не Эредина. Эредин показал себя как хороший союзник, которому можно доверять, разбираться с ним эльфам, а не людям, но оказаться с ним вдвоем против одного врага Арагорн бы не хотел.

Леголас неслышно подошел к ним и, когда Арагорн надел рубашку и протянул руку за мечом, подал ему клинок.

— Прости меня, — сказал он на эльфийском. — Я напрасно отчаялся.

Гимли вышел из оружейного склада, стараясь натянуть роханскую кольчугу, и Эредин раздраженно закатил глаза — их с Арагорном беседу слышали все? Сейчас еще из угла Теоден с Гэндальфом вылезут?

— Будь у нас больше времени, я бы все подогнал, но… — кольчуга разъехалась на гноме, словно сделанная из ткани. — Немного тесновата в груди.

Леголас переглянулся с Арагорном, уже хотел было что-то сказать, но его перебило пение рога.

— Это не орки, — в замешательстве произнес Леголас и выбежал на улицу.

— Эльфы Лориэна, — он наткнулся на Иорвета, споткнулся, и тот едва его удержал, чтобы он не упал. — Я видел Халдира со стены.

— Да нет же! — воскликнул принц. Он не мог ошибиться, он почти три тысячи лет слышал этот звук!

По мосту строем шли лориэнские эльфы, перед ними, отрешенно поглядывая на встречающего короля Теодена, неспешно шагал Халдир, спокойный как всегда, с затаенной улыбкой в уголках губ. Но Леголас смотрел дальше: позади лориэнцев замелькали зеленые плащи, гладкие шлемы. Между рядами эльфов прошла девушка в доспехах лихолесского воина, но с черным расшитым серебром плащом, и Леголас, опешив, понял, что это Даэнис. Она встала рядом с Халдиром, спокойная и царственная — если бы не сходство с Трандуилом, Леголас и вовсе бы ее не узнал, настолько она не походила на себя прежнюю. Если бы у короля Лихолесья была дочь, она выглядела бы именно так.

— Когда-то давно эльфы и люди объединились в союз, — проговорил Халдир, глядя на конунга, но в то же время словно сквозь него. — Мы сражались и умирали вместе.

— Мы пришли отдать дань этому союзу, — добавила Дан, и принц заметил на ее волосах корону из сокровищ своего отца.

Леголас поклонился ей, пока Арагорн от избытка чувств обнимал опешившего от такой бесцеремонности Халдира, но потом эльф сдался и уткнулся носом в воротник своего смертного друга.

— Мы так рады вам, — Арагорн повернулся к Даэнис и тоже поклонился ей как принцессе.

— Король Трандуил прислал лучших лучников, — Дан встретилась взглядом с Эредином, и тот довольно прижмурился, глядя на нее, но его почти сразу оттолкнул взбешенный Иорвет.

— Ты! Ты что тут делаешь?! — он ткнул пальцем в ее сторону, идя через ступеньку по лестнице в ее сторону. — Тут война, вы с Трандуилом там вообще не просыхали, что он решил отправить тебя?

Порадовавшись, что он начал орать на старшей речи, а не на эльфийском или всеобщем, Дан шагнула к нему навстречу, опустила его руки вниз и приблизила свое лицо к его, словно собиралась его поцеловать.

— Я буду делать, что захочу, — по-эрединовски прошипела она, сузив синие глаза. — И если…

— Тут не люди, — перебил Иорвет, тоже понизив голос, вырвал свои руки из ее и схватил ее за воротник, даже встряхнул. — Тут гораздо страшнее. Убирайся отсюда.

— Ты мне не указ, — припечатала Даэнис, вывернулась из его рук и повернулась к Леголасу, который после королевского появления точно не ждал, что она начнет выяснять отношения. — Король Трандуил благословил тебя на битву, — мягко произнесла она и сделала знак рукой. Тотчас из рядов лихолесских эльфов вышел один и протянул уложенные на расшитый плащ митриловые доспехи, доспехи короля. — Твой отец желает тебе быть храбрым, как твой дед, и мудрым, но не как Орофер, а как ты сам.

— Он так и сказал? — Леголас не выдержал и обернулся на мгновение к Арагорну, просияв улыбкой, потом поклонился Даэнис. — Воистину своим возвращением ты превратила час скорби в надежду, сестра.

Дан приложила ладонь к груди, потом чуть вытянула руку к Леголасу — семейный жест, придуманный еще Орофером, и принц Лихолесья радостно повторил.

— Теперь точно моя сестра! — он коснулся кончиками пальцев ее плеча и щеки. Халдир смотрел на них, чувствуя кожей радость за обоих: эльфы прекрасно чувствуют эмоции друг друга, они ощущают и людей, но не всегда правильно интерпретируют, поскольку восприятие первых детей Илуватора и последовавших за ними разнится. Он перевел взгляд на Эредина и опешил: эльф смотрел на Леголаса с явной злостью и какий-то иррациональной обидой. Халдир на мгновение даже подумал, что он ревнует, но потом обратил внимание на Иорвета:

— Разрешите обратиться к вашему величеству, — Иорвет, не дожидаясь ответа, схватил Дан за руку и оттащил в сторону, но даже ничего не успел сказать: Даэнис развернулась к нему лицом и вложила ему в руку небольшой сверток.

— Это кольчуга, — торопливо сказала она, заглянув в лицо и погладив его по щеке, совсем не так, как ее коснулся Леголас, а всей ладонью, задев пальцем губы и чуть оттянув уголок рта. — Кольчуга Орофера. Я видела твою смерть в видении, Йорвет, я не допущу…

— Ты теперь еще и прорицатель? — что-то в ее взгляде заставило его поверить ей сразу, но смолчать он просто не мог. Он взял кольчугу и наконец оглядел Даэнис с головы до ног. Принцесса. Под сделанными точно на нее доспехами украшенное одеяние, взглянув на которое, удавилась бы от зависти любая королева. Корона на смоляных волосах, украшенная белыми драгоценными камнями — как созвездие на черном небе. На роду ему написано любить тех, с кем точно не может быть? Сначала дракон, пусть Саския и осталась лишь увлечением, не успевшим перерости ни во что большее, а там и Дан явилась и заставила его смотреть на драконицу только как на политическую фигуру, а теперь принцесса, он снова повторил про себя удачную шутку и усмехнулся. Дан обняла его за шею, не обращая внимания на то, как смотрят на нее другие эльфы. Она знала, что самое близкое, что могут себе позволить в Лихолесье влюбленные — это на миг сплести пальцы, но сейчас она видела тоскливый взгляд Иорвета на свою корону и понимала, что объяснять бесполезно. Пусть перед битвой сердце его останется спокойно, пусть не сомневается в ней.

— Пойдем, поможешь мне надеть, — выдохнул Иорвет ей на ухо. — А то Халдир сейчас в обморок грохнется.

И не только он, подумала Даэнис, прося дать ей минуту. С эльфами Лориэна они встретились по дороге, и пусть отношения между Лориэном и Лихолесьем уже века оставались натянутыми, в отсутствие владык они быстро нашли общий язык. Халдир и не подозревал, что у короля Трандуила есть не только сын, но собеседником оказался интересным, Даэнис едва удержалась от выражения эмоций, когда Халдир в своей неповторимой спокойной манере и с едва уловимым юмором рассказал о встрече с Иорветом. Тауриэль, больше желая польстить принцессе, чем говоря правду, сказала ей на одном из привалов, что Халдиру она нравится, но Даэнис только рассмеялась и отмахнулась. Теперь Тауриэль понимала, почему.

— Мои воины — лучники, — сказала Дан, подходя к Арагорну и ведя за собой Иорвета, который не отпустил ее руку. — Расположи их так, чтобы их участие оказалось наиболее эффективным, а потери — наименьшими. Король не был… рад нашему участию.

— Я тебя понял, — шепнул в ответ Арагорн, зная по рассказам Леголаса, насколько король Трандуил в гневе неприятен. И если Дан сумела уговорить его, значит, и он пойдет ей навстречу.

Даэнис покорно дала Иорвету взять себя за руку и увести, точнее, утащить: Тауриэль едва не споткнулась, засмотревшись на то, как одноглазый эльф, весь в пыли и засохшей чужой крови, словно не выдержав, прижал Дан к стене, целуя в губы, а та, отвечая, сунула пальцы ему за воротник кольчуги. Верх неприличия. Трандуил, наверное, обоих бы сейчас отчитал, шипя не хуже великих змеев севера, но… Тауриэль почувствовала зависть. Ее возлюбленный много лет покоится в земле, они так и не успели побыть вместе, лишь короткие встречи несколько раз, а холодная и равнодушная как сам король принцесса, оказывается, вовсе не к Леголасу стремилась, не к брату, а к… скорее, к любовнику. Если Трандуил не собирался позволять Леголасу встречаться с занимавшей не последний пост в государстве Тауриэль, то этот бандит с шрамом на пол-лица точно не получит титула и статуса законного супруга принцессы с позволения его милости. Впрочем, оборвала она сама себя, внуки Орофера могут поспорить с его сыном в своенравности.

— Ты здесь, — Леголас вдруг оказался рядом с ней, такой знакомый, почти родной. Они не виделись с Битвы пяти воинств, Леголас даже не знал, что Трандуил позволил изгнанной вернуться — король позаботился о его неведении и велел самой Тауриэль молчать и не попадаться ему на глаза, чтобы не расстраивать принца.

— Ваше высочество, — Тауриэль скорее склонилась. Она искренне переживала за Леголаса, зная о его чувствах и понимая, что не сможет ответить взаимностью. Эльфы любят лишь однажды. Леголас не хотел утруждать ее своей невзаимной любовью, он лишь радовался ее прибытию.

— Когда Даэнис сказала о лучших лучниках Лихолесья, я сразу подумал о тебе, — улыбнулся он. — Теперь у меня нет сомнений в победе.

* * *

— Знаешь, как dh'oine говорят? — лениво спросил Иорвет, погладив Даэнис по щеке; кожа у нее стала другая на ощупь, более гладкая, она теперь словно выскальзывала из его рук, и он сильнее сжимал ее руки, навалился всем весом, отчего она даже всхлипнула от боли, но он не мог вести себя по-другому: она казалась чужой, и его не покидало ощущение, что она в любой момент может исчезнуть, выскользнуть, оттолкнуть его. Дан, запутавшаяся в собственном одеянии, связанная, пойманная им, теперь казалась ему трофеем, завоеванной победой, а не соратницей и другом, как раньше. — Если красть — так у дракона, если спать — так с королевой. Ты, конечно, не королева, но принцесса тоже сойдет.

— Что это ты крал у дракона, — Дан, так и не поняв его настроения, села на шкуре, на которую ее повалил Иорвет, одним движением сорвав шкуру со стены, и принялась торопливо приводить себя в порядок. Иорвет спутал ей волосы и демонстративно сорвал с нее корону, и Даэнис ничего не имела против, но ей еще командовать своим отрядом. Трандуил со свойственной ему обидной честностью сказал, что командир из нее получится в лучшем случае лет через тысячу, и велел в самом начале боя передать командование Тауриэль, а самой занять самую безопасную позицию и слушаться старших. Даэнис спросила короля, скажет ли он Тауриэль, и тот, переоценив свой авторитет, ответил, что он отдал приказ самой Даэнис, значит, он не сомневается в ее благоразумии. Дан кивнула покорно, вовсе не собираясь исполнять волю государя: она столько лет таскалась за Иорветом, который оставался лучшим командиром эльфов из когда-либо существовавших, он учил ее, объяснял, иногда прямо в постели, чтобы не терять времени, он всегда требовал, чтобы она — она одна — не слепо повиновалась, а понимала, зачем он принимает то или иное решение. Отличный шанс применить знания на практике, а победителей не судят — Трандуил ничего не скажет, когда она вернется в Лихолесье с победой. Даэнис видела орков лишь в видении, но считала, что они просто выглядят как уродливые люди и умирают также легко и быстро, как они.

— Нож, смотри, — Иорвет потянулся за своей лежащей на полу перевязью и вытащил инструктированный драгоценными камнями короткий кинжал. — Как мне сказал тот, кто в этом разбирается, это кинжал из Эребора, горы гномов, причем сделанный до захвата горы драконом, а потом он попал в Морию, еще одно гномье царство, где я его и украл. Но это было сокровищем дракона, так что все сходится.

Иорвет завязал штаны на поясе, замечая, что несмотря на пробежку по равнинам и сражения, не похудел нисколько, да и вообще по сравнению с прошлой жизнью приключения здесь — просто поездка на лечебные воды. Эльф надел рубашку и кожаный жилет сверху, потом натянул митриловую кольчугу.

— Такое чувство, что я голый, — недовольно сказал он, разводя руки в стороны. Кольчуга обрисовывала его тело так, словно была из ткани. — Она ничего не весит. Как ты ее носила, она тебе велика должна быть?

— Что поделать, зато легкая, — Дан пожала плечами и встала, любуясь им. — Я пойду к лучникам и… когда тебе крикнут «стреляй», стреляй сразу двумя стрелами, хорошо?

— Ненавижу прорицателей, — отозвался Иорвет, подошел к Даэнис сзади, снова расстегнул ей воротник и прижался губами к шее. Она сразу завела руку назад, потянула его за обрезанные волосы на затылке, и он неожиданно для самого себя удивился ее покорности, хотя она никогда прежде ему не отказывала. Он больше не воспринимал ее как свою leede, которую сам растил и воспитывал, да и что греха таить, в постель сам затащил, только ей двадцать стукнуло. Киаран, знавший о Феникс и том, что Иорвет старался не забывать однажды спасшую его отшельницу и помогал ей, поймал его, когда он шел в палатку, где она его ждала, и шепнул, что если Феникс восстанет из пепла погребального костра и спросит с него, что он посмел сделать с ее дочерью, то Иорвету будет нечего сказать в свое оправдание.

— Она ребенок! — Киаран впервые пошел против Иорвета и какого-то из его решений. — Ей двадцать! Ты ее разве для этого себе взял?!

— Лучше уж я, — Иорвет даже не разозлился, наоборот, ему даже понравилось, что Киаран волнуется. В случае незапланированной смерти, будет кому ее оставить. — После меня ее и под фисштехом никто не тронет. Или ты сам хотел?

Судя по взгляду Киарана, так и есть. Иорвет уже рот открыл, чтобы сказать что-то, но из палатки выглянула сама Дан, у которой руки тряслись от волнения и ожидания, и уставилась на Киарана и Иорвета, которого тот держал за перевязь, прижав спиной к дереву.

— Йорвет… — то, как она произнесла его имя, стало ответом для обоих эльфов, и Киаран одновременно резко опустил голову и разжал пальцы, а Иорвет, поглядев на него с сожалением, нырнул в темноту палатки. Даэнис обняла его за шею сразу, укладывая на себя прямо в одежде — насмотрелась в лагере; а что поделать, нет у них покоев с запирающимися дверями. Своего командира сейчас слышат часовые, знают, что он делает, все те, кто обходит лагерь — теперь Даэнис считается его собственностью, как лук и флейта, к которым любому запрещено прикасаться под страхом смерти. Иорвет, сняв с себя только кольчугу, лег на бок, разглядывая Дан в темноте. Отдать ее Киарану, скрепить их дружбу еще сильнее — он ведь воспитывал Дан как отец, и возьми ее Киаран, они бы стали почти родными… Даэнис провела языком по его губам, тронув по-особому пересекающий их рубец, и мысль отказаться от нее показалась Иорвету сумасшедшей. Ну нет, точно нет. Дан шептала чужие слова, как положено, что влюблена, любит, хочет, потом искренние — все ее желание слилось в одно его имя: Йорвет, Йорвет, Йорвет, ближе, еще ближе, она даже разделась полностью, чего Иорвет, да и никто из лагеря в то беспокойное время позволить себе не мог, но ей он позволил, отметив про себя, что если уж ей с ним так спокойно и безопасно, что она даже глаза закрывает, то он защитит ее всегда, умрет, но не позволит никакому Роше даже коснуться ее.

И уж точно не даст ей биться с орками. Особенно сейчас, когда она стала такой незнакомой и оттого еще более желанной.

— Уже нет времени, — Дан улыбнулась, запрокидывая голову ему на плечо и подставляясь под поцелуи. — Пора на позиции.

— Конечно, — шепнул Иорвет, задевая зубами ее ухо и снова находя губами артерию. Обнял Даэнис одной рукой за пояс, чтобы не упала, другой медленно провел по ее боку, груди, горлу, нащупал ток крови. Надавить сразу тремя пальцами так, чтобы перекрыть поступление крови, выдержать семнадцать секунд, еще две контрольные — и отпустить.

Даэнис дернулась несколько раз, но бесполезно, он был сильнее почти всех мужчин в своем отряде, что уж говорить о ней, и потеряла сознание. Иорвет развернул ее к себе, проверил, как она дышит, подхватил, донес до пещер, где прятались женщины и дети, и передал с рук на руки Эовин.

— Нет, не ранена. Свяжи ее, пока не очнулась, а то попадешь под горячую руку, — посоветовал он. — Кстати, она тоже принцесса, вам будет что обсудить. Как отвратительные мужчины не дают вам умирать, уверен, она проснется в не меньшей ярости, чем ты сейчас.

— Ей тоже приказали? — Эовин бережно уложила эльфийку на одеяло, с тревогой замечая следы пальцев у нее на горле.

— Как раз наоборот, у нее приказ сражаться, — Иорвет сверкнул острыми зубами и исчез.

* * *

Иорвет стоял на стене под косыми струями ночного дождя и смотрел вниз на кипящее море орков. Поднимающаяся снизу вонь настигала даже его, он и думать не хотел, что с теми, кто на земле, а не на стене. Снизу послышался рев, резкие звуки команд, и Иорвет увидел выстраивающийся живой коридор.

— Йорвет, Леголас! — крикнул Арагорн и указал мечом, даже слова не нужны. Иорвет поднял лук, прицелился, выдохнул — и стрела со свистом унеслась в темноту. Он же попал.

Попал, но орк продолжил двигаться, пусть и несколько медленнее.

— Стреляй! — послышался отчаянный крик Арагорна.

Иорвет вспомнил слова Даэнис о двух стрелах, наложил на тетиву сразу, уже более резко и нервно: прицел, свист, полет… Орк продолжил бег.

— Стреляй!

На лице Иорвета проступил пот, он снова достал две стрелы сразу, прицел, свист — снизу раздается разочарованный рев. Орк убит, лежит в грязи, факел выпал из руки. Дело сделано. Но кто-то из живого коридора хватает факел и кидает его под стену. Взрыв. Иорвета откинуло назад, на стену, он приподнял голову, оглушенный, и в тот же миг стрела вонзилась ему в бок, тюкнула о митриловую кольчугу и застряла в нескольких слоях одежды, которые он надел сверху. Если бы он оказался в старой кольчуге, стрела пришлась бы прямо на вырез, который он сам углубил, поступившись безопасностью ради подвижности рук. «Дан», нежно подумал он, прежде чем оттолкнуться руками от камня, на котором распластался, и броситься в атаку, сталкивая вниз лестницу, по которой на стену полезли орки.

Арагорн, как и обещал, отвел лихолесских воинов в самое безопасное место, но кто мог предвидеть, что именно там завяжется самая настоящая рубка, в которой эльфы-лучники точно будут уступать тренированному на ближний бой Урукхаю. Леголас оказался там, чтобы видеть самое худшее: эльфы его народа погибали, практически не нанося урон противнику.

— Берите их ятаганы! — крикнул он и кинул одному из эльфов в руки тяжелый изенгардский клинок. Это его воины, он должен их возглавить — Леголас даже не сразу понял, что эльфы позади него идут на смерть «за короля». Какой король, он же только принц.

Когда Тауриэль увидела его, она сперва подумала, что зрение ее обманывает: на фланге, где были лучники, сражался сам король Трандуил в сияющих митриловых доспехах, спасших его в прошлой битве против Саурона: даже оружие властелина тьмы не добралось до тогда еще принца Трандуила. Правда, после удара принцем он пробыл несколько минут: король Орофер бросился на помощь сыну и погиб.

Леголас увидел замахнувшегося орка, который стоял как раз напротив лестницы, и со всей силы ударил его ногой в живот так, что тот кувырком полетел вниз, скидывая лезущих на стену.

Эредин за время битвы прочувствовал все прелести седла орка: варг лез по стенам, по скалам, но, сидя в седле, можно было не опасаться выпасть. Черный рыцарь в рогатом шлеме верхом на варге, размахивающий эльфийскими мечами ставил в ступор Урукхай только первые несколько появлений, потом орки уже поняли, что к чему. Варг набрасывался с ревом, сметая всех на своем пути, и Эредин в принципе только уворачивался от летящих в него стрел. Бывший владелец варга заботливо заковал его в броню, и теперь Эредин только и успевал, что мысленно благодарить изенгардских кузнецов.

Передышка наступила также внезапно, как и атака после прорыва. Замок держался, но на внешней стене орки разгуливали как по своей земле. Эредин прямо верхом на варге въехал в один из удерживаемых роханцами секторов крепости.

— Как насчет того, чтобы подорвать стену? — поинтересовался он, добравшись до короля.

— Ты с ума сошел? — обернулся к нему Теоден.

— Ничуть, — спокойно возразил Эредин. — Вон там, под скалой, укрытые от дождя, стоят еще две… не знаю, как назвать, две штуки, которыми подрывали стену. Орки взорвут так и замок, когда смогут. Я предлагаю взорвать их сейчас и обрушить оркам на голову скалу и часть стены.

— Крепость будет не восстановить, — заметил Теоден.

— А так ее будет некому восстанавливать, — пожал плечами Эредин.

Леголас, слышавший этот разговор, нашел в общей сумятице Гимли и оттащил его в сторону.

— Скажи, ты можешь сделать так, чтобы моя стрела горела под дождем?

— Взрыв-заряды? — ответил Гимли. — Конечно. Сера нужна. Но вообще по-старинке окуни в масло тряпку, обвяжи стрелу, поджигай и стреляй, в чем проблема?

— Она отклонится от цели, — болезненно сморщился Леголас. — Мне надо буквально попасть в горлышко бутылки.

— Возьми стрелу потяжелее.

— Лук не выдержит. Хотя… — Леголас исчез также быстро, как и появился, а в следующий миг Гимли увидел его, свесившегося со стены. Эльф натягивал тетиву отменно отвратительного на вид лука, и стрела у него в руках пылала. Стрела чиркнула по воздуху в сторону скал, в которых Гимли вообще ничего не различал, и гном догадался быстрее, чем увидел, одним прыжком подлетел к Леголасу и успел схватить его за руку. Взрыв прогремел такой силы, что содрогнулась земля: Эредин ошибся, и сосудов с взрывающейся смесью было гораздо больше двух. Скала поползла вниз, неумолимая и смертоносная. Гимли, проехав несколько метров по стене, не понимал, что именно держит его в сознании, пока не осознал, что это делает одна мысль: если он разожмет пальцы, эльф рухнет с восьмиметровой высоты. Он без сознания, внизу орки, никакой митрил его не спасет.

Гимли невероятным усилием вытащил его на стену и сел в облаке густой каменной пыли, понимая, что сейчас орки очнутся и настигнут их, пошарил вокруг, но не нашел ничего, хоть отдаленно напоминающего его секиру, и тогда снял с пояса Леголаса эльфийский меч и встал перед ним, готовясь защищать до последней капли крови.

И так кончится вражда, подумал он, не оглядываясь на Леголаса, многовековая вражда между эльфами и гномами. Об этом напишут песни и сложат легенды, только вот они сами не услышат их. Не самая плохая смерть — бок о бок с эльфом.

Он успел зарубить лишь одного: Арагорн, разбежавшись, перелетел через разлом одного их переходов, забрался наверх и встал рядом с ним.

— Человек, гном и эльф, — хмыкнул Гимли. — Красивая получится песнь.

— Сам оценишь, — сквозь зубы проговорил Арагорн, понимая, что гном-то имеет в виду похоронную песнь, и осознавая что шансов нет. Леголас, очнувшись, попытался сесть и застонал, снова упав: кровь текла у него из носа и рта. Арагорн, от пыли едва видевший, крепче сжал рукоять меча, и вдруг услышал шаги, обернулся, замахнулся в пыльную пустоту, готовясь разить на звук, но его остановило негромкое:

— Саурон, вперед.

Варг перелетел через них и приземлился, судя по визгу и крикам, прямо на орков. Эредин вздернул Леголаса в вертикальное положение, толкнул перед собой.

— Идите, — крикнул он Гимли и Арагорну. — Тут можно пройти. Пока можно.

Они пробрались по тонкому каменному перешейку, Эредин все оборачивался, и губы его кривились.

— Я Саурона на смерть отправил, — наконец сказал он. — Жалко. Его ж сразу прикончили.

Уже после битвы, когда Гэндальф привел Эомера и свежее подкрепление, а все орки были перебиты и разбежались, Эредин нашел своего варга: тот лежал под стеной с перебитым позвоночником и оторванной задней лапой, но когда увидел бывшего хозяина, бросившего его, огрызнулся и попытался дернуться и укусить его. Эредин снес ему голову своим мечом и поскорее ушел. Все кончилось. Пока кончилось.

* * *

— Ты! Ты самый отвратительный эльф из всех! Как ты смел так поступить? Видеть тебя больше не хочу никогда! И я тебя не люблю!

Иорвет стоял перед поредевшими рядами лихолесских лучников, и принцесса распекала его на чем свет стоит, перемежая два эльфийских языка. Очнувшись в пещерах, она закатила такую сцену, что Эовин не раз вспомнила предложение Иорвета ее связать. Даэнис не знала, что делать: она могла бы взять силы тех, кто рядом с ней, все равно они не сражаются, но понятия не имела, как выбраться к сражающимся, оружия у нее нет, доспехов тоже, открывать врагам расположение пещер нельзя…

— Как я здесь очутилась? — сквозь зубы спросила она у Эовин, немного успокоившись.

— Тебя принес эльф… — она замялась.

— Одноглазый, — уточнила Дан, дождалась кивка. — Я так и знала. С-с-скотина.

— Он сказал, ты принцесса, — Эовин села рядом с эльфийкой. — Ужасно владеть оружием и не мочь сражаться только потому, что ты женщина.

— Причем здесь это, — махнула рукой Даэнис. — Король Трандуил назначил меня командующей, но я попалась как… как dh'oine! Да он бы в жизни не вел себя так, если бы ему не было что-то нужно!

Она вспомнила, как Иорвет с минуту искал на ее шее основной кровоток с дотошностью лекаря, потом прижал пальцами несильно, проверяя — а она растеклась в его руках, поверив в нежность! — и чуть не взвыла от досады. Ну все, в его интересах умереть страшной смертью, потому что Урукхай покажется ему лучшим вариантом, чем она в гневе.

Леголас сидел на ступеньках, умиленно наблюдая за происходящим. Тауриэль стояла в ряду с прочими эльфами Лихолесья и едва сдерживала смех. Она с ужасом думала по дороге, что же это будет под командованием неопытной принцессы, но прямо перед атакой на позициях лихолесских эльфов появился Иорвет, мокрый и веселый, заявил, что принцессе нездоровится, вручил Тауриэль ее доспехи и лук и, ухмыляясь как дьявол, удалился, напевая песню о висельнике, чьим преступлением были лишь острые уши, но глупые dh'oine не знали, что никакой он не эльф, а просто глупый человек, погубивший много aen seidhe, которому белки ради забавы в плену надрезали уши и заживили их так, чтоб те казались острыми. Значения слов никто из эльфов не понял, кроме не по-королевски хрюкнувшего от смеха Эредина, но Тауриэль сомневалась, что в его песне что-то благопристойное.

— Ты закончила? — коротко спросил Иорвет, когда Даэнис устала, но заново набрала воздуха в грудь, чтоб продолжить.

— Нет!

— Тогда позови меня, когда закончишь, — он шагнул в сторону. — А то я сражался, видишь ли, в отличие от некоторых, и немного устал.

— Стоять, — прошипела Дан. — Я приказываю тебе.

Иорвет несколько секунд постоял спиной к ней, потом повернулся.

— Приказываешь? — недобро прищурился он, быстро подошел к ней и взвалил на плечо. Лучники мгновенно ощетинились стрелами, но Тауриэль подняла руку, давая отбой.

— И почему бы не стрелять? — спросил Леголас.

— У меня слабость к членам королевской семьи, которые нарушают правила, — улыбнулась Тауриэль, подходя к нему и садясь рядом на засыпанные пылью ступеньки. — Я так рада, что вы живы, принц.

«Только бы не сказал снова о том, что любит, — мысленно взмолилась Тауриэль, глядя на красивое лицо так похожего на отца принца. — Только бы не снова! Он все испортит!»

Леголас посмотрел на нее искоса, потом улыбнулся в ответ.

— Как принцессе живется в Лихолесье?

— Она счастлива, — повела плечом Тауриэль. Он ничего не сказал ей, ничем не дал понять, что продолжает любить, и теперь она о его молчании жалела и корила себя за это. — Мы общались только в походе. Ваш отец рад ее присутствию.

— Передай моему отцу, что я тоже рад, что у меня есть сестра. После войны я прибуду в Лихолесье, если… если он будет рад видеть меня там. Прибуду с гостем, который спас мне жизнь, уверенный, что это будет стоить его собственной.

* * *

— Куда ты волочишь принцессу? — поинтересовался Эредин, появляясь на лестнице и преграждая путь Иорвету.

— Вершить суд, — отозвался тот сквозь зубы. Даэнис была легкой, но сам он устал неожиданно сильнее, чем ему казалось сначала. — Уйди с дороги.

— Даэнис, ты хочешь, чтобы он тебя отпустил? — спросил Эредин, догадавшийся, что причина ссоры лежит в том, что Иорвет не позволил Дан участвовать в битве. Как король и отец — как же странно так думать — он был совершенно с ним согласен, но и злость Даэнис понимал.

— Да! — Даэнис, выкрикнув это, ударила Иорвета по спине.

— Отпусти принцессу, — сразу сказал он, со вздохом доставая из ножен меч. Иорвет, который все еще воспринимал это как шутку, замер: Эредин с оружием никогда не шутил. — Я не стану повторять.

— С чего вдруг такая забота? — окрысился Иорвет, спуская Дан с плеча, но отталкивая себе за спину: мало ли что взбрело в голову этому контуженному. Эредин с лязгом вогнал меч обратно в ножны. — Какое тебе дело до нее? Ревнуешь? — он скривил губы. — Только вот не пойму, меня или ее? Дан, конечно, красива, но ты так смотрел на Трандуила, что меня терзают смутные сомнения.

— Скажи ему, — Даэнис вдруг взяла Иорвета за руку, словно они только что не поссорились. Эредин смерил Иорвета насмешливым взглядом.

— Уверена, Даэнис? На его месте я бы догадался сразу, но спишем на плохое зрение.

— Ты можешь просто сказать? — Иорвет до боли сжал пальцы Дан, давая ей понять, что он рассержен на нее за какие-то тайны. — Какие бы ни были причины у Геральта хотеть тебя прикончить, сейчас лично у меня добавилась еще одна.

— Даэнис — принцесса Лихолесья по праву крови ее матери, но она не была бы принцессой, не будь она королевской крови со стороны обоих родителей, — объяснил Эредин и ухмыльнулся. — Как моя дочь Даэнис наследует титул принцессы Ольх и Южного Лихолесья, когда я его получу, конечно.

— То есть… — Иорвет, ничем не показав своего изумления, повернулся к Дан. — Твоя мать появилась в нашем мире не из этого мира, а из мира Ольх?

— Она не говорила, не называла так, — Даэнис положила руку Иорвету на плечо, думая, что тот может вывернуться, но он был настолько поражен, что даже этого не сделал.

— И давно вы оба знаете?!

— Мне Элронд сказал, — сразу ответила Дан. — Он видел в зеркале Галадриэль… свадьбу. Его и моей мамы.

— А ты?

— Догадываться начал, когда увидел, — хмыкнул Эредин. — Трудно не узнать собственные черты, — он притянул Дан к себе и мазнул губами по ее подбородку, потом развернул ее к Иорвету, и тот изумился тому, что не замечал их сходства раньше. Стоя рядом с Трандуилом, Даэнис походила на него сильнее, чем Леголас, но теперь, когда король Ольх приблизил свое лицо к ее, было невозможно не заметить, что у нее губы, как у Эредина, его же, пусть и немного смягченные, скулы, разлет черных бровей. Дан попыталась вырваться из жестких рук, но Эредин сжал ее сильнее, обнял так, что она вся вспыхнула — никто ее так не касается, не должен, не смеет! Это же ее… отец, да, каким бы ни был, он не должен так делать. Даэнис завырывалась всерьез, но Эредин отпустил ее, когда она сама перестала выкручиваться, явно давая понять, что ее собственные желания для него ничего не значат. Иорвет отмер, когда Даэнис вцепилась ему в локоть, и подтолкнул ее в спину, заставив быстро пройти мимо Эредина. Тот проводил их взглядом. Дан несколько раз обернулась, но они быстро свернули, и Эредин не стал следовать за ними.

— Уезжай прямо сейчас, — Иорвет утащил ее прочь от Эредина, завел в нишу полуобрушившейся стены и только там повернулся к ней и заглянул ей в лицо.

— Почему? — она и сама собиралась, Трандуил отпустил ее лишь на одно сражение, где Иорвету грозила смерть, но это не значит, что он может ей приказывать!

— Ты будущее королевств. Двух. С одним я хоть как-то мог потягаться.

— Тебе никогда не было дела до чужих королевств!

— Мы в другом мире, Дан, — напомнил Иорвет дочери Эредина. — С другими правилами и другими целями, — он посмотрел на нее долго и наконец решился сказать то, что должен был еще в Ривенделле. — Я освобождаю тебя от твоего слова.

— Ты сам говорил, что среди скоя’таэлей развод по обоюдному желанию, — Дан сунула руку ему под кольчугу и рубашку, провела ладонью по бедру. — Я не желаю.

Разводов и браков как таковых среди партизан вообще не было, Иорвет ввел как можно более либеральные правила, но эльфы, пусть и растерявшие способность и стремление любить лишь одного, зачастую своим парам оставались верными до гроба.

— Тем не менее, я не считаю, что ты мне обещана. Решишь после войны, — он даже не поцеловал ее в губы, просто отошел, оставив одну, считая про себя: пять, четыре, три…

— А ты мне — да! — зло крикнула Даэнис ему в спину, он не обернулся, и она не увидела, как он самодовольно усмехнулся, продолжая пусть к Теодену и Арагорну: Дан не разочаровала. И если у него были сомнения, что она отпустит его, то теперь их не осталось. Даэнис второй раз влезла в тот же капкан, как тогда, когда попросила, чтобы он взял ее себе, так и когда уже став принцессой, заявила, что он ей обещан. Что ж, Эредину придется с ним смириться; не везет этому королю, ох как не везет.

Эльфы Лориэна и Лихолесья покинули крепость сразу после того, как оставшиеся хранители кольца, король Теоден, Эомер и еще несколько воинов направились в Изенгард.

— И даже не думай, что теперь заслуживаешь хоть какого-то уважения с моей стороны, — сказал Эредину Иорвет, когда они оказались бок о бок верхом. — Наоборот. Ты хотел ее убить.

— Я не знал о ее существовании, — отозвался Эредин, больше страдавший по погибшему варгу чем из-за размолвки с дочерью. Он не знал, как вести себя с детьми, особенно с взрослыми. Карантир, который ему сыном не был, был рад любому знаку внимания, и Эредин с Имлерихом, когда им нечего было делать, изображали из себя заботливых отцов, пока не надоедало. Но надоедало быстро. Эредин радовался, что воспитание принцессы взял на себя Трандуил; он подсознательно доверял тому, кто походил на Феникс как две капли воды. Даэнис разозлилась и испугалась, когда он ее обнял, а Эредин и не знал толком, как обнимать надо. Дан — не Карантир, походя не потреплешь по щеке, как он привык с ним, и не Имлерих, в обнимку с которым Эредин просыпался после каждой попойки, но тут объяснение находилось простое: Имлерих был горячим как печка, а Эредин от алкоголя мерз, да и кто будет держать волосы тогда еще будущему королю и не проговорится Авалак’ху, что Ястреб с утра после пира на два метра не может отойти от таза. С Феникс подобных сложностей не было, все проходило настолько естественно, что Эредин даже не замечал, не отслеживал, как все происходит: кто тянется первым, что делал он, куда девал вторую руку, которая так мешала ему, когда он попытался обнять Даэнис. Отцы же обнимают своих детей? Даже если они эльфы. Должны, наверное, не при всех, конечно, но все же.

Странно, что Даэнис решилась рассказать все Иорвету, раз так стремилась все сохранить втайне. Видимо, почувствовала себя в безопасности под крылом лесного короля. Эредин снова вспомнил Трандуила и свои впечатления от него: король казался скучающим, расслабленным, изнеженным и с отменно стервозным характером, но в то же время в нем чувствовалась необузданная дикость по-настоящему вольного народа. Это парадоксально его роднило с упрямыми гномами. Королю Трандуилу указ был не писан, потому он пил, когда и что хотел, делал, что желал, плевал на советы и прочих владык, трясся только над своим лесом и народом. Эредин много спрашивал Арагорна и Леголаса, чтобы выяснить, что королевская семья чужда лесным эльфам, Трандуил — синда, но как и его отец отрекся от сородичей и живет сам по себе среди лесных эльфов, менее мудрых, чем прочие, но более опасных, и горе оркам, которые захаживают во владения лесного короля. Им отдан на растерзание южный лес, но Трандуил сам стремится обезопасить границы, потому может его поддержать. Трандуил напоминал Эредину самого себя, только более опытного, в принципе такого, каким он хотел бы стать. У них одинаковые отправные точки: нет жен, есть дети, детьми они недовольны. Осталась мелочь: разбить Саурона и очистить Дол Гулдур. В помощи Даэнис и Гэндальфа он не сомневался, а если Гэндальф с того света пришел, то и в другой мир путь найдет.

Эредину необходимо во что-то верить.

— Ты опечален, — к Эредину подъехал Арагорн.

— Да вот Саурон сдох, — тяжело вздохнул эльф, бросая поводья. После поездок верхом на варге любой конь казался ему самим спокойствием, его даже в сон клонило.

— Не могу привыкнуть, что ты эту тварь так назвал, — помотал головой Гимли. — Нашел еще что делать, по Саурону слезы лить.

— Хоть кто-то по нему польет, — Леголас, несколько отдохнувший после удара взрывной волной и камнями, чувствовал себя теперь прекрасно. Он отослал доспехи назад в Лихолесье, выслушав от Тауриэль, что Трандуил участвует в сражениях с орками из Дол Гулдура лично. Конечно, доспехи отчасти спасли ему жизнь, но очень уж Леголасу непривычно ходить настолько не гибким.

— О чем вы? — спросил Гэндальф, оборачиваясь.

— Ты не знаешь, Митрандир, — Леголас чуть подался вперед в седле, и конь послушно поравнялся со белым красавцем Гэндальфа. — Эредин взял себе варга по дороге в Хельмово ущелье.

— Варга? — переспросил Гэндальф.

— Ага, — подтвердил Эредин. — Только его прикончили.

— Он назвал его Сауроном, — добавил Гимли.

— Варга?!

— Да что всех так поражает, — не вынес Эредин. — Да, варга, да, Сауроном. Что не так?

— Никому бы это в голову не пришло, — примирительно сказал Арагорн. — Вот и удивляемся.

Процессия подъехала к башне Сарумана, и Иорвет потянул носом воздух, поморщился.

— Пахнет дымом… и лесом. Но не так, что лес горит.

— Мерри и Пиппин стали теми мелкими камушками, что предшествуют обвалу лавины, — довольным голосом произнес Гэндальф. — Энты проснулись и поняли, что они сильны.

Пока Арагорн, Леголас и Гимли здоровались с хоббитами, Эредин и Иорвет, которые к ним теплых чувств не испытывали, поехали на разведку по местности. Кони ступали по колено в мутной воде, но вдруг тот, что был под Иорветом, заупрямился.

— Там щель, юные эльфы, — прогудел над головой эльфов голос, который не мог принадлежать живому в общепринятом значении этого слова существу. Эльфы медленно подняли головы: на них смотрел лес бархатными зелеными глазами. Конь Эредина истошно взвизгнул и стал на дыбы, но Эредин успокоил его и, преодолевая собственный страх, подъехал ближе к узловатым ногам-стволам.

— Приветствую, — крикнул он, задрав голову. — Мое имя Эредин, король Ольх.

— Я Древень, эльфы зовут меня Фангорн, — прогудел энт. — Король Ольх… Я знаю о мире Ольх.

— Знаешь?! — опешил Эредин. — Что знаешь?

— Этот мир болен, — энт сокрушенно покачал головой. — Там был лес, но эльфам не было никакого дела до леса. Лес скучал, засыпал, умирал. И оледенел.

— Как ты можешь знать это? — взвыл Эредин.

— А как ты знаешь, что другие эльфы дышат воздухом, ходят на двух ногах, что у них острые уши? Ты знаешь всех эльфов, я знаю все леса.

Эредин бросил взгляд на Иорвета, но тот смотрел на энта с нечитаемым выражением лица. Как ни странно, он вообще не удивился новостям, впрочем, Эредин сразу же нашел этому объяснение: Иорвет мыслит практически, а не абстрактно, ему все равно, кто там знает о его мире — энт вряд ли чем-то поможет, потому Иорвета разговор мало интересует.

— Скажи мне, юный король, что ты будешь делать, когда весь твой мир заскучает, заснет, умрет и оледенеет? — продолжил говорить Древень.

— Я уже делаю, — Эредин больше не мог контролировать взбесившегося коня и спешился, пошел в воде к энту. — Я искал мир, где моему народу будет место, и нашел Средиземье.

— Лес не должен умирать, — Древень смотрел на эльфа бесконечно мудрым взглядом.

— Я больше не совершу такой ошибки, — Эредин даже сглотнул от волнения. — Если все получится, и у меня будет Южное Лихолесье…

— Лес там спит, — заметил энт.

— Я пробужу его, не знаю как, правда, но я сделаю все. У меня есть лишь мой народ. И я…

— Тебя ждут, юный король, — Древень увидел, что Гэндальф вместе с другими подъехал под балкон Сарумана и зашагал туда. Иорвет поймал коня Эредина за повод и молча подвел к нему. Он не мог испытывать чувство злобы по отношению к Эредину, слишком они были похожи, и будь у Иорвета силы и возможности Дикой Охоты — о, люди боялись бы его куда сильнее, а ради будущего своего народа он готов был поступиться не только свободой и даже жизнью одной девочки. Он даже не мог его осуждать.

* * *

Саруман, свесившись с балкончика черной башни, обращался к каждому по отдельности, но после Галадриэль его чары казались совершенно бутафорскими. Эредин, все еще страдая от здешнего солнца, взглядывал на него изредка, в остальное время оглядывая разруху кругом. Как мог чародей, которого считают мудрецом, отправить всю свою армию на битву, когда у него под боком живой лес? Что им двигало, излишняя самоуверенность? Глупость? Может, мудрый впал в безумие, а этого никто и не заметил?

Он вспомнил, как сам впервые подумал о безумстве Ауберона. Он и Ге’эльс, стоя перед королем, отчитывались ему каждый о своем: Ге’эльс сложнейшими предложениями повествовал о чем-то несомненно важном, но о чем именно, Эредин за густой вуалью слов так и не понял. Ауберон словно спал, говорил иногда что-то невпопад, и Эредин тайно злорадствовал, думая, что король, как и он сам, запутался в словоплетении Ге’эльса, но потом настала его очередь, он начал бодро рапортовать, думая, что сейчас король оживится и проснется, но Ауберон продолжал смотреть на него отсутствующим взглядом, а потом жестом отослал Ге’эльса. Не успел Эредин снова обрадоваться, как же, его так выделили, как король соскользнул с трона, взял Эредина под руку и повел на балкон.

— Бабочки, — с видом открывшейся ему тайны вселенной проговорил король. — Ты никогда не замечал, что во всех эльфах, особенно эльфийках, можно увидеть бабочек?

— Что? — Эредин проговорил это раньше, чем обуздал собственный слишком быстрый язык. Король всегда славился метафорами, над которыми они с Имлерихом в юности хохотали до упаду, пародируя Ауберона.

— Бабочки, — повторил король. — Появляются словно ниоткуда, у них такие нежные крылья, особый узор, который всегда несет смысл, но приходит осень, и бабочки умирают, даже не понимая, что это предопределено. Они не прячутся, как тараканы, которые выживают, конечно, выживают… — он умолк, и Эредин чуть не взвыл от чувства бессилия. Он не умеет поддерживать такие беседы. Что бы сказать, чтобы не выглядеть идиотом?

— А пчелы? — единственное, что пришло ему в голову. Глаза Ауберона расширились.

— Точно! — воскликнул он по-детски радостно. — Пчелы! Как я сам не догадался?

Ауберон быстро вернулся в зал, уселся на трон и поднял с пола книгу. Эредин заглянул ему через плечо и ошалел от осознания: король безумен. Он слишком стар и слишком был мудр, чтобы сейчас кто-то взглянул на него трезво. Король Ольх держал в руках детскую книжку со стихами, в которой были обведены слова «бабочка» и «таракан», а теперь Ауберон с видом свершения деяния государственного масштаба обводил «пчел». Эредин, скрутив свою гордость, неприязнь и неясный страх, отправился к Авалак’ху, тот на удивление быстро все понял, зазвенел какими-то пробирками, и Эредин догадался, что Креван давно все знает, умело скрывает, может, даже лечит короля. Авалак’х в какой-то момент замер, чувствуя взгляд в спину, медленно повернулся:

— Нет.

— Я еще ничего не сказал, — с усмешкой сказал Эредин. — Я еще даже не подумал, а ты уже «нет».

— Я тебя знаю, и — нет, — Креван шагнул к нему и взглянул в глаза командира Дикой Охоты совершенно без опаски, свойственной всем, кроме короля и Имлериха. — Он король, ты не имеешь права. Пусть Ге’эльс станет его правой рукой…

— Но не станет после него королем, — перебил Эредин.

Креван мучительно молчал несколько минут, потом повесил голову: согласен. Ему не удалось сохранить в тайне недуг Ауберона, но он захотел продлить свое влияние, и Эредин сдуру согласился, хотя теперь понимал: откажись он, народ бы поддержал его, как и совет, Ауберон мирно доживал бы отпущенные ему дни со своими бабочками и мыльными пузырями в каком-нибудь из малых дворцов и сидел бы на втором троне на праздниках, не было бы этого цирка с Цириллой. Ну почему он понимает, как надо было поступить, только тогда, когда нет никакого шанса что-то изменить?

— Как мы могли перепутать тебя с ним? — с отвращением спросил Гимли, повернувшись к Гэндальфу. — Не похож.

— Зачем вы потревожили меня? — спросил Саруман настолько доброжелательно, словно вокруг него не творился сущий ад с затопленными шахтами, убитыми орками и разгуливающими вокруг башни энтами. — Вот уж нет покоя. Что случилось?

— Не только Леголаса этой ночью головой ударили, — вздохнул Иорвет, устраиваясь поудобнее на переступающем с ноги на ногу коне.

— Почему вы молчите? — продолжал Саруман таким голосом, словно бесконечно терпеливый учитель разговаривал с капризными детьми. Эредин, в принципе болезненно реагировавший на все намеки на свой возраст, углядел в этом оскорбление лично себе. — Впрочем, двоих из вас я знаю. Конунг Рохана Теоден — я всегда узнаю благородную осанку конунгов из рода Эорла. О, достойный сын преславного Тенгеля! Почему ты не навещал меня раньше, как друг и сосед? Но еще не поздно восстановить дружбу. Войди в мою башню, нам есть о чем побеседовать.

Слова обволакивали разум, и никто из стоящих перед башней уже не понимал, зачем они пришли беспокоить мудрого мага своими мелкими проблемами, и вообще, все они вели себя так безобразно по отношению к нему… Но тут встряхнулся Иорвет, который однажды по молодости неправильно понял, куда его зовут развлечься мужской компанией, думал, что попадет в бордель, но все вышло совсем по-другому.

— Он его что, клеит?! Он что, по мальчикам?

— Я мальчик для тебя? — повернулся к нему Теоден под сдержанные смешки, да и сам король с трудом сдерживал улыбку облегчения. Смех мгновенно рассеял чары.

— Готов биться об заклад, что не девочка, да и с высоты моего возраста — да, — съязвил эльф и снова задрал голову. — Эй, маг! Так ты это… меч или ножны?

— Твои союзники смеются над тобой, — вздохнул Саруман крайне печально, хотя конники, отворачиваясь, хохотали вовсе не над своим королем. — Я никогда не позволил бы себе подобного неуважения. Скажи, Теоден, мы восстановим мир?

— Да, мы восстановим мир, — Теоден, прищурившись, посмотрел наверх. — Восстановим. Когда ты сгинешь вместе со своим господином. Когда обрушится Мордор, и змея, хвостом которой ты являешься, лишится головы. Мир с Изенгардом настанет, когда ты будешь болтаться на виселице под окнами своей же башни, — и припечатал. — Твой голос власти не имеет.

Саруман выглядел так, словно готов был прямо с башни кинуться и растерзать Теодена на месте, но лишь сказал:

— На виселице, ну что ж, — ничего не осталось от сладкого меда в голосе. — Ты слабоумный выродок, и весь твой навозный хлев, который ты называешь домом Эорла, бордель шелудивых псов. Я предложил тебе руку и дружбу, забыв, что ты обделен и разумом, и величием. Убирайся. Но ты, Гэндальф, — голос его снова изменился. — Я скорблю о тебе.

— А я вижу, ты не очень умен, да? — Арагорн тоже посмотрел наверх, щурясь от солнца. Узнав фразу, снова заулыбались хранители, и вновь рассыпалась магия чарующего голоса, Саруман это понял и цирк продолжать отказался.

— Я буду говорить с тобой, Гэндальф, когда ты придешь без свиты бастардов, мнящих себя королями, и жалкой шайки головорезов, — завершил колдун и ушел внутрь башни.

— Вернись, Саруман, — велел Гэндальф, и Саруман появился снова, причем выглядел так, словно его выволокли за шиворот. — Мне жаль тебя, — продолжил Гэндальф. — Ты был способен на великие свершения, но ослаб рассудком, раз поверил врагу, — он воздел руку и сказал сурово и ясно. — Саруман, ты лишен жезла!

Посох переломился в руке Сарумана и выпал с балкона. В тот же миг хрустальный шар слетел с высоты мимо головы Сарумана, чуть не задев Гэндальфа, и покатился вниз, его перехватил Пин. И прежде чем кто-то успел что-либо сказать или сделать, Иорвет выхватил лук, две стрелы и пустил их одну за другой менее, чем за пару секунд. Хранители и Теоден молча смотрели, как бесконечно долго падает из верхнего окна тело Гримы; Саруман свалился на балконе.

— Древень! — крикнул Иорвет. — Подними меня на балкон.

Энт, явно опешивший от произошедшего не меньше прочих, послушно подхватил эльфа и посадил на перила балкона. Переступив через труп чародея, Иорвет прошел в черный зал, взял ключи, которые лежали на самом виду, снял со стены меч, красивый и явно боевой, эльфийский, стащил со скульптуры черный доспех с металлическими пластинами, надел на себя, прямо на митрильную кольчугу. Увидев, что ничего интересного больше нет, вернулся на балкон, и тут его схватила за штанину белая старческая рука.

— Я знаю, что тебе нужно, эльф, — прошептал чародей.

— Да что ты? — передразнил Иорвет.

— Трандуил не откажет любимой племяннице. Станешь принцем, и кто вспомнит об Эредине? Пусть делает что хочет, трон будет твоим.

— Мне не нужен трон, — оскалился Иорвет. — Если мне предложить, я откажусь. Я не король и никогда не стремился.

— Но тебе нужна Даэнис, — Саруман держал его уже обеими руками.

— Даэнис у меня и так есть, — эльф даже рассмеялся. — Надо тебе Эредина за штаны хватать, чародей, у него полно желаний.

— Не оставляй меня так!

— Добить? — предложил Иорвет. — Это я быстро. Ненавижу чародеев.

Во всеобщем молчании Древень длинной рукой снял Иорвета с балкона, и эльф уронил Гэндальфу в руку ключ.

— Вроде это ключ от башни, — сказал он, поправляя снятый со статуи доспех. — Но я могу еще поискать.

— Ты убил его, — наконец озвучил Эомер, думая, сказать ли Иорвету, что на нем часть одеяния мордорского военачальника.

— Двух, — ответил Иорвет. — Я убил двух. Теперь что, марш на Мордор?

* * *

Но до Мордора было еще далеко. Предстояла битва за Минас-Тирит, столицу Гондора, на которую сейчас шли войска Саурона.

— Зачем? — вдруг спросил Иорвет. — Саурон все это делает зачем? Просто потому, что он злой?

— Такова его природа, — вздохнул Гэндальф. — Он стремится к своеобразному порядку, считает, что если у него все получится, мир станет правильным. Но он искажен, и потому его порядок — это хаос, его власть — тирания сильнейшего, его мир — это смерть. Он сокрушал великие царства и становился причиной многих бед.

— И все равно ему как-то предложили раскаяться, — завершил Иорвет. — Никто не меняется, это же очевидно. Никакое раскаяние не способно изменить личность.

— Ты так думаешь? — задумчиво спросил волшебник. — А что же с тобой? Ты хочешь прийти в этот мир со своим народом, который не нашел себе места в твоем мире. Не думаешь, что ничего не изменится?

— Мой народ нашел место, — Иорвет сжал губы. — Появился вольный город, я сам приложил руку к его созданию, но… там не нашлось места мне. Репутация, все дела, — он повел плечом. — И некоторые, такие как я, те, кто все это строили, не получили места для жизни там. Я не сожалею и сделал бы то же самое, но мой долг исполнен, и остались лишь верные мне эльфы, которым я хочу помочь.

— Никак не могу понять, — Гэндальф наклонился к нему. — Злодей ты или герой. Помоги старику, ответь сам!

— Это скажут после моей смерти, — вздохнул эльф. — А, я же теперь бессмертен… Тогда ты никогда не узнаешь.

События устремились вперед стрелой, пущенной из эльфийского лука. Эредин отрешился от происходящего, стараясь не забивать голову чужими противоречиями, ему своих хватало, пока ночью, выйдя из своей палатки, не наткнулся на Элронда.

— Здравствуй, юный король, — первым поздоровался эльф, и Эредин кисло ответил на приветствие. — Владычица Лориэна сказала мне о том, что предложила тебе.

«Да ну», про себя хмыкнул Эредин и сложил руки на груди.

— И у меня для тебя добрые новости, — продолжил Элронд. — Совместными усилиями Лориэн и Лихолесье выбили орков из южного леса. Король Трандуил… — тут он замялся, давая Эредину всласть позлорадствовать: он догадался, что ему сейчас скажут. — Король Трандуил воспрепятствовал разрушению Дол Гулдура. Ты не сможешь восстановить его, Эредин, — добавил владыка Ривенделла. — Кто поможет тебе? Твои эльфы? Разве есть среди них чародеи? Люди не придут в Лихолесье, как и гномы. Ты сотни лет будешь восстанавливать творение врага.

— Благо у меня будет вечность, — не удержался от ехидства Эредин.

— У всего есть цена, — напомнил древний эльф. — Многие до тебя пытались использовать созданное тьмой на благо, но никогда это не вело ни к чему хорошему.

— Еще не став королем, я научился из плохого изначального набора создавать то, что мне нужно, — пространно проговорил Эредин. — Из одного примитивного мира в мой пришла карточная игра под названием гвинт. Может не повезти с картами изначально, но когда они на руках, все начинает зависеть от мастерства. Дол Гулдур — не самый сильный артефакт, но у меня на руках карта короля Трандуила и нашего с ним, если можно так сказать, общего ребенка. Могу научить вас играть, только карты нарисовать надо, правда, должен предупредить, что меня в двух мирах никто не обыграл.

Не обыграл, но пока Геральт гадал, почему Дикая Охота пропала так надолго и внезапно, красные всадники сутками резались в гвинт на конюшне под ехидные комментарии Авалак’ха, что наконец-то они все нашли свое место в жизни. Эредин, став королем, спал на заседаниях, потому что ночами не мог отпустить Имлериха и со словами «Еще партеечку?» дотягивал до самого утра, даже не успевая прилечь.

— Мир — не карточная игра, — покачал головой Элронд.

— Разве? — удивился Эредин. — Ну так для меня да. И я пас до самого Мордора, а там уже посмотрим, кто кого в финале.

— Хочу! — восторженно прошептал Эредин, увидев громадного мумака с шипастой цепью между бивнями, и рванулся к нему, но Иорвет успел перехватить его коня за гриву.

— Совсем рехнулся?! — заорал эльф, стреляя в харадрима, держащего поводья: он уже понял, что уложить это огромное чудовище может только меткий выстрел в глаз, потому предпочитал убивать наездников. — Мало тебе Саурона?

— Мой конь их боится, — разочарованно сказал Эредин, вырвал копье из какого-то трупа и швырнул его в неосторожно очутившегося рядом южанина, проткнув насквозь, поймал его лошадь и пересел из седла в седло прямо в прыжке. Харадримская лошадь мумаков не боялась, лавировала между столбоподобными ногами так ловко, что он опустил поводья, позволяя лошади спасаться самой, потому ему никто не мешал сражаться с харадримами, которые ничего не могли противопоставить тренированному эльфу. Они уступали в подготовке тем людям, на стороне которых сражались эльфы, потому Эредин совершенно не боялся за свою жизнь, наоборот, им овладело шальное веселье от осознания своей силы.

— В глаза стрелять! — крикнул Эредин, проскакав мимо лучников, которые бесполезно осыпали толстокожих мумаков стрелами, и вдруг едва не оглох от яростного скрежещущего вопля, обрушившегося сверху как мокрое тяжелое одеяло, пригнувшего к земле не только Эредина, но и его лошадь. Рядом что-то заорал Иорвет на старшей речи, но громадный хвост сшиб его с коня и отправил в полет, после которого у него вряд ли остались целые ребра. Эредин поднял голову и в тот же миг забыл обо всем от восторга.

* * *

— Гэндальф, там назгул с ума сошел, — заметил Пин, наблюдая со стены за драконом с всадником на спине, который сорвал боевую башню с мумака и теперь отчаянно бил крыльями, стараясь удержаться в воздухе.

— Это не назгул, — Гэндальф вгляделся, пораженно покачал головой и пробормотал почти с восхищением. — Этот эльф с ума меня сведет. Куда его вечно тянет?

Эредин, когда его дракон резко пикировал вниз, едва удерживал крик в горле; когда ящер совершил такой маневр впервые, король Ольх завизжал не хуже призрачного воина, раньше восседавшего на крылатом. Ему казалось, что его тело полностью потеряло вес, в животе было самое настоящее ощущение бабочек, но он только крепче вцеплялся в поводья своего чудовища и упрямо направлял его на орков. Тому было все равно, кого хватать и кидать, вообще дракон вел себя как необученный щенок. Назгул, сидевший прежде в седле, был убит Эовин, которую Иорвет и Эредин упорно считали дочерью Теодена, отказываясь признавать, что она его племянница, и дракон не успел попробовать человеческой плоти. Эредин со спокойной душой отправил того жрать орков.

Поле заполнили живые мертвецы, пришедшие с Арагорном, но Эредин, у которого нестерпимо руки болели, так он натягивал поводья крылатого ящера, не особо обращал на них внимание, понимая, что может улететь от них в любой момент. Дракон жрал так, словно голодал вечность до этого; а может и голодал. Эредин съехал с седла и погладил ящера по чешуе, на всякий случай немного отошел от морды, чтобы его не забрызгало.

— Эредин, опять? — сокрушенно спросил Гимли, останавливаясь на почтительном расстоянии от морды чавкающего орком дракона. — Тебе мало было варга?

— Куда ты его денешь? Чем ты его будешь кормить? — напустился с другой стороны Арагорн. — Он тебя слушается вообще?

— Относительно, — подумав, признал Эредин. — Но он полезный! Он летает. И жрет орков, я проследил, чтобы он не ел людей, даже мертвых! И лошадей тоже.

— То, что он летает, мы заметили, — Леголас подошел ближе прочих и с любопытством оглядел дракона. — Я не видел живых настолько близко.

— В битве с Мордором он даст нам преимущество, — Эредин с самодовольным лицом оперся на бок дракона, тот рыкнул, недовольный, что его отвлекли, и эльф от неожиданности отскочил почти на метр, но быстро оправился, вернулся, потянул поводья, заставляя ящера поднять голову, и влез в седло.

Город был в ужасном состоянии. Проходя по заваленным белыми кирпичами улицам, Эредин невольно вспоминал Тир на Лиа, хотя ничего общего у его родного города с Минас-Тиритом не было. Он не любил разрушенных каменных домов, они внушали ему чувство тоски, в то же время убогие деревянные домики он считал уродством и жег их отчасти из эстетических соображений. Люди пытались убрать камни с мостовой, и Эредин выбирал пути обхода чтобы не мешать и не пугать их лишний раз: сколько его принимали за назгула, не счесть. Даже когда он шлем снял, не стало лучше; огромный дракон, прикованный к таранной установке под стеной города, тоже не внушал горожанам доверия.

На совет он не явился, ему это было неинтересно, но подошел к дворцу и устроился в тени, дав покой рукам, шлем пристроил рядом. Хотелось спать и есть, но Эредин не мог определить, что именно желает сильнее, потому сидел в полудреме, ожидая, пока один из волков внутри пересилит другого.

Протрубил рог, похожий на тот, что принес надежду и веру в союзников защитникам Хельмова ущелья. Эредин сначала не догадался, но потом увидел, как из окна дворца прямо на нижнюю улицу спрыгивает Иорвет, вскакивает на первого попавшегося коня и галопом пускает его вниз, и понял, что прибыли эльфы Лихолесья.

Рядом шепотом выругался выбежавший следом Леголас и на вопросительный взгляд пояснил:

— Он украл мою лошадь.

Король Трандуил ехал по людскому городу с выражением отрешенного презрения на прекрасном лице. Встречные, как и в Хорнбурге, провожали эльфов восторженными взглядами — редко кому доводилось видеть настоящую эльфийскую армию, тем более возглавляемую королем, который, возвышаясь на белоснежном олене, словно светился в своих митриловых доспехах и серебристом плаще. Волосы короля рассыпались по плечам, словно облитым белым золотом, но пышный меховой воротник заставил Леголаса встревожиться. Он уже видел его на отце однажды, когда отец прикрывал полученную в сражении рану, которую даже эльфийские целители не могли уврачевать: единственным слабым местом доспехов была именно шея, потому король прятал за воротниками камзолов похожий на ошейник шрам — след от кнута балрога, однажды обвившегося вокруг его горла, и несколько рубцов от ударов мечами и ятаганами. Трандуил чуть задрал подбородок, и внимательный взгляд Леголаса заметил в серебристых мехах почти незаметную повязку: Дол Гулдур не сдался без боя, и отец ранен, но все равно пришел на бой. Рядом с королем восседала на белом коне принцесса Лихолесья, и глядя на нее как на существо из другого мира, люди были абсолютно правы.

— Гондор вечно будет благодарен эльфам Лихолесья, — горячо сказал Арагорн, кланяясь Трандуилу. Он заочно не любил его, поскольку тот был высокомерен и, как считал Арагорн, с сыном обращался совершенно непозволительно, обесценивая все его действия, критикуя в глаза, хоть и не при свидетелях, и никогда не поощряя. С другой стороны, посмей кто-то хоть слово сказать без должного уважения о сыне лесного короля, как тот свирепел не хуже поверженных им драконов. Трандуил прислал митриловые доспехи в то время, когда воевал сам, он же согласился с Даэнис и дал ей лучников, лучших во всем Лихолесье, хотя готовился к атаке на Дол Гулдур. Даже то, что он позволил сыну стать его представителем на совете и вступить в братство, многое значит. Как бы Арагорн ни относился к заносчивому королю, он не мог не признать того, что он уже не первый раз приходит на помощь.

— Остерегайся слова «вечность», человек, — мягко, но холодно заметил король, глядя на него сверху вниз. — Мне достаточно того, что эта «вечность» будет длиться в течение твоей недолгой жизни.

— Отец… — обреченно выдохнул Леголас, прикрывая глаза.

Трандуил спешился и внимательно посмотрел на сына, тот спохватился и подал руку Даэнис, чтобы та спустилась с коня. Иорвет сразу же вырос рядом с ней, развернул к себе за плечи, ощупал ее талию и спину. Король непонимающе мигнул, но следующая фраза все прояснила:

— Это не доспех, а носовой платок, — презрительно констатировал Иорвет. — Наденешь мою кольчугу.

— Нет, я отдала ее тебе и…

— Ваше величество! — перебил Иорвет, требовательно глядя на Трандуила, и когда тот повернулся, обвиняюще ткнул пальцем в Дан. — Она меня не слушает!

— Наденешь кольчугу, — бросил король и нахмурился, услышав далекий рев. — Что здесь делает ящер назгула? — безошибочно определил он.

— Это мой дракон, — отозвался Эредин. — Он… нервничает, ничего особенного.

— Это не дракон, — со всем ядом возразил Трандуил и быстрым шагом направился во дворец для того чтобы принять участие в прерванном им же самим совете.

* * *

Голлум последний раз дернулся и затих, но Фродо продолжал исступленно молотить его камнем, невзирая на испуганный вскрик Сэма.

— Кольцо — мое, — чужим, не свойственным ему, да и вообще никакому живому существу голосом припечатал Фродо, в последний раз ударяя по размозженной голове бывшего хоббита, поднялся на ноги и, шатаясь пошел дальше к входу в огненную пещеру. Все время до Мордора, да и в нем самом, Фродо вспоминал слова Иорвета. Не задевшие его тогда, когда он был в отряде, он много думал о них после и пришел к выводу, что Гэндальф оставил кольцо хоббитам в силу того, что не видел в них опасности, также поступил Элронд, Галадриэль, даже сами Эредин и Иорвет. Они оставили его на растерзание кольцу, они взвалили на него эту ношу. Бильбо оставил кольцо; что стоило тому же Гэндальфу забрать его? Нет, он боялся, потому и принес его в жертву. Фродо жалел себя до слез, не понимая, что повторяет Голлума, и слова Иорвета подорвали в нем веру в друзей. Это была бомба замедленного действия: в условиях невыносимого одиночества и противостояния, тут не помогали ни присутствие Сэма, ни, тем более, Голлума, Фродо сломался. Мнение Иорвета стало той соломинкой, что ломает спину верблюду.

Сэм не знал теперь, зачем они идут дальше, он не верил, что Фродо откажется от кольца, сможет отказаться, но следовал за ним, потому что должен был и не мог иначе. То, что ничего не выйдет, он понял еще до того, как Фродо надел кольцо и исчез, до того, как его следы проступили мимо Сэма к выходу из пещеры. Назгулы уже ждали того, кто так глупо и слепо вздумал бросить вызов их господину. Фродо не был нужен Саурону, и облачившись в плоть, властелин колец лишь брезгливо отвернулся от хоббитов.

— Я почти поверил, что меня могут повергнуть, — с неясным сожалением в голосе произнес Саурон. Сэм, обняв бесчувственного Фродо, не решался взглянуть на властелина колец во всем его величии, и единственное, что помнил о том моменте до самой смерти — мелькнувшие над ним белые волосы.

Орлы набросились на восьмерых назгулов, сбивая их, не давая спуститься на войско, пришедшее из Гондора. Лучники-эльфы осыпали орков на фланге таким градом стрел, что те попятились, оставляя перед собой трупы, но стоило только поверить, что может быть возможен хоть какой-то шанс уцелеть, как задрожала земля, и сразу стало ясно и Гэндальфу, который с ним уже встречался, и Леголасу, который чувствовал тьму, и Арагорну, видевшему око через палантир, кто явился на бой.

Трандуилу вдруг с болезненной ясностью показалось, что его отбросило на много веков назад в страшный день великой победы и великой скорби, только теперь он понимал, что победы не будет. Его губы невольно беззвучно вымолвили единственное эльфийское слово, которое он в тот день произнес — команды решили отдавать на всеобщем, ведь это был последний союз, но когда громадная булава раскроила грудную клетку лихолесского короля и, зацепив шипом сердце, вырвала его, Трандуил смог проговорить помертвевшими губами только ada, и что самое страшное, Орофер его еще услышал и понял его ужас.

Знакомая булава покачивалась в железной перчатке, Трандуилу даже показалось, что с нее еще капает кровь его отца, во второй был ятаган, и король Лихолесья ощущал такую панику, какой не чувствовал никогда. Но рядом с ним переступил ногами конь Даэнис, и сама она, протянув руку, невольно схватилась за его локоть детским жестом страха и просьбы о защите. Это его отрезвило.

У короля нет права на ужас, поэтому он выждал секунду и произнес:

— Он вновь во плоти…

Дан тревожно оглянулась на Трандуила: невозмутимый бесстрашный король побелел как смерть, глядя на громадного черного рыцаря в угловатых громадных доспехах, но держался спокойно, что внушило ей уверенность — он сражался на стороне тех, кто его уже побеждал, он знает, что делать, Саурон может быть повержен. Она расправила плечи, гордо подняв подбородок, повторила жест Трандуила; оглянулись на них людские военачальники и тоже приободрились. Иорвет перетянул себе разбитое запястье платком, завязал зубами узел, обстоятельно проверил лук: тот, как ни странно, был в отличном состоянии. Огляделся, заметил Даэнис: рядом с ней Трандуил в сияющих доспехах с мечом наголо, митриловая кольчуга сверкает почти вызывающе, показывая неуязвимость принцессы — защищены оба. Повернулся в другую сторону — Гимли весь в крови, но, кажется, не своей, Леголас вообще как будто только что из дворца вышел. Все те, кто для него что-то значит, в порядке, успокоился Иорвет, но что-то никак не давало ему сосредоточиться. Ладно, согласился эльф сам с собой, надо признаться, это путешествие их сплотило. Он нашел взглядом Эредина. Тот стоял под крылом своего дракона и перестегивал ремешки доспеха, чтобы плотнее прилегал к телу; этот жест Иорвет уже выучил — Эредин готовится к рукопашному бою. Странно, он же верхом на летающей твари. Ну что ж; Иорвет взял с него пример и поправил трофейный мордорский доспех, который забрал из Ортханка. Он понимал Эредина без слов и решил ему помочь; почувствовал взгляд короля Ольх — тот тоже верно расценил его жест. Они не отсюда. Им не ведомы страхи этого мира. Иорвет медленно повернул голову в сторону Эредина и едва заметно кивнул. Эредин оскалился и едва слышно зарычал, не выдерживая напряжения ожидания.

Казалось, будто Саурона породили сами скалы. Он шел, и от шагов его содрогалась земля, битва затихла по всем фронтам, пока он шел.

— И это все? — Эредин уселся на крылатого ящера, который во время краткой передышки чавкал трупами орков, вызывая ужас и омерзение союзников. — Вот это вот властелин колец? Один рыцарь?

— Он — само зло, само воплощение… — начал Гендальф, но Эредин перебил.

— Зло могло бы сделать себе воплощение и получше, — он опустил забрало шлема, дернул поводья, и дракон взмыл в воздух.

— Если его за нахальство не прикончит Саурон, рано или поздно это сделаю я, — процедил Арагорн, глядя ему вслед.

Саурон шел один, его армия двигалась за ним на почтительном расстоянии. До первого ряда, где стояли омертвевшие от страха люди, оставалось немного, и Эредин неспешно обнажил меч, приготовившись пикировать и рубить сверху. Саурон чуть приподнял голову, и послушный дракон Эредина словно почувствовал петлю на шее, задергался, едва не сбросив седока, и устремился вниз полетом самоубийцы.

Эредин едва успел сгруппироваться и упасть грамотно, перекатиться и остановиться, встав на одно колено, в то время как дракон исполнил свою последнюю миссию: обрушился на Саурона. Один взмах — и булава впечаталась в прочное тело ящера, проломив все его кости и глубоко войдя в землю, такой неимоверной силы и злобы был удар.

Ятаган обрушился на короля Ольх настолько внезапно, что он даже не успел заметить замах, но машинально поставил блок — сказались многолетние тренировки и отменная реакция. Меч выдержал, сам Эредин выдержал, но воспринял оба факта как чудо: даже находиться рядом с Сауроном было невыносимо. Воздух в присутствии бывшего майа стал густым и горячим, как кисель, выстлал изнутри легкие склизкой пленкой, во всем теле появилась ноющая боль, хотя битва толком и не началась, был лишь один удар. «Встал! — рявкнул на себя Эредин, поднимаясь на одной только ярости. — Встал и начал рубить его!»

Сил не было даже на крик. Эредин выпрямился и, не прерывая движения, обрушил удар на Саурона; тот не стал уклоняться и парировал, словно зная, что каждое соприкосновение мечей причиняет Эредину сильную боль.

— Зачем ты бьешься, эльф из другого мира? — спросил Саурон, отбрасывая Эредина назад; тот упал на спину ничком, отдыхая спасительную секунду, шлем слетел и откатился, позволяя солдатам увидеть, что спустившийся на драконе воин в доспехах, похожих на доспехи самого Саурона, на самом деле эльф.

— Мне пообещали королевство, когда ты умрешь, — честно ответил Эредин, стараясь не думать о том, что по подбородку течет кровь. — Ничего личного.

— Королевство для юного короля, — Саурон явственно усмехнулся, и взбесил Эредина до такой степени, что тот даже нашел в себе силы и сел.

— Хватит. Называть меня. Юным! — рявкнул он, срывая с пояса метательный нож. Лезвие вошло в глазницу шлема по самую рукоятку, высекая искры из узкой прорези, но Саурон не прекращал глумиться, словно не замечал:

— Это приказ мне от юного короля?

Он взялся за рукоять, принялся вытаскивать нож из глазницы, и в этот момент над Эредином встал Иорвет, натянул лук, воспользовавшись тем, что Саурон закрыл себе на несколько мгновений обзор. Заметив впереди черный мордорский доспех и красную повязку, Даэнис хлестнула коня, тот всхрапнул и понесся стрелой между еще не сошедшимися армиями, которые ждали, чем закончится сражение Саурона. Стоило метательному ножу упасть на землю, как Иорвет всадил тяжелую стрелу с ребристым наконечником в тот же глаз.

— Уж ты не должен бы так, это мелко, — хмыкнул Саурон и просто обрубил стрелу, оставив древко торчать в глазу. Следующая вонзилась в стык доспехов, но Саурон словно не заметил. — Я не ведаю ни боли, ни смерти, эльф. В отличие от тебя.

Он вытянул руку в сторону Иорвета и чуть повернул, в тот же миг эльф схватился рукой за горло, словно его душили, выгнулся, едва удерживаясь на ногах. Даэнис, увидев это, на пробу попробовала потянуть силу из Саурона и в тот же миг едва не захлебнулась его мощью, было ощущение, словно она обрушила на себя плотину: сила, что подавляла всех на поле боя, теперь направилась на нее одну.

Саурон резко обернулся к ней, чувствуя исход силы — то же самое случилось перед его прошлым развоплощением, и пусть та девчонка погибла, это не оплатило всех тех мучений, что он претерпел, лишившись тела. Неужели они нашли вторую такую же? Убить ее. Снова, снова отвлекают — он отпустил Иорвета и потянулся к Даэнис рукой, и шея коня хрустнула, переломившись, а Дан кубарем покатилась по земле. Атаковать ее было опасно, в ней сейчас сила самого Саурона, а властелин колец не хотел встречаться с самим собой на поле боя — ему в голову не могло прийти, что противница не знает, какой обладает силой. Он был уверен, что ее специально растили, как оружие против него. Иорвет пришел в себя, бросился к ней, на ходу истыкав Саурона стрелами, но тот даже не замедлился, приближаясь к распростертой в пыли эльфийке, вот он наклонился над ней, почти схватил за горло по-настоящему…

Эредин собрал последние силы, поднялся на ноги и всадил в него меч сзади, самым подлым ударом, даже не стремясь убить, он понимал, что это невозможно, но чтоб хоть отвлечь. Меч раскалился, обжег Эредину руку до локтя ледяным холодом, Эредина отшвырнуло в сторону, но Саурон невольно немного выпрямился, и в этот миг между ним и Дан скользнул Иорвет, упал спиной прямо на нее, закрывая собой, и вслепую рубанул мечом, отсекая кисть властелина кольца.

«История повторяется», Трандуил спешился, опустился на одно колено, переживая вспышку магии, сопутствующую развоплощению, и остался на ногах, когда все упали, а потом быстро направился в сторону, где состоялся поединок. Только сейчас он понял, почему переглядывались эльфы из другого мира: заметив кольцо, они, не сдержанные памятью о том, какой именно силы достиг Саурон, решили не выдумывать ничего нового. Главное — лишить Саурона кольца, потому Эредин и отвлек едва ли не показательной дуэлью, Иорвет вмешался, давая Даэнис шанс захотеть себя спасти — как она могла это сделать? Только попробовать забрать силу властелина колец. Тот, помня, что едва не погубило его в прошлый раз, решил сразу убить ее, и тут не в его пользу сыграло то, что никакой эльф не подумает ударить в спину. Но Эредин — это вам не просто какой-то эльф. Трандуил сейчас как никогда понимал свою сестру: как некоторых людей очаровывает грубая сила, так для эльфа нечестный прием — это то, что точно привлечет внимание. Это то, на что сам никогда не решишься. Эредин ударил в спину, подло, низко, и потому Иорвет успел, упав прямо на Даэнис, отрубить руку властелину колец.

Иорвет сполз чуть пониже, не обращая внимание на то, что ноги ему придавил тяжеленный уже пустой доспех Саурона, удобно пристроил голову Дан на бок, поднял отрубленную железную полую кисть, из которой вылетал пепел, снял с пальца кольцо, взвесил на ладони. Оно ему было не нужно, он совершенно не стремился владеть им. Его даже не тянуло. Величайшая сила… он лениво подкинул кольцо в воздух и поймал, вздохнул еще раз. Нет, Эредину это отдавать точно нельзя. Он и так скоро с ума сойдет на почве «я — король, а вы все — ничтожества», а вот Даэнис… она принцесса, но не отказалась от него, оставшегося лесным разбойником. Увидев ее в Хорнбурге, он испугался и разозлился, видя ее рядом с Халдиром, заметив корону на черных косах. Но потом Даэнис, оцарапав ему бедро своими браслетами, сняла с него штаны с выражением такого счастья на лице, что не осталось сомнений, скажи он ей — и она бросит свой королевский рай и пойдет за ним, как раньше, держа его за руку и прикрывая спину. Ему нечего ей дать теперь. Это раньше он был легендарным командиром и кошмаром нескольких королевств, с ним считался император, хотя они оба друг другу не понравились, его учитывали как мощный фактор при любом действии. Быть его подругой — это попасть в песни, сидеть у костра, опираясь спиной на его колено, и знать, что безопаснее нет места на всем континенте, потому что главное зло ласково проводит пальцами в мозолях от стрельбы под подбородком и по горлу, это одним своим появлением вызывать почти торжественную тишину среди белок. Это стоять перед своим главным врагом и спокойно рассказывать, на сколько ярдов стрела пробьет темерский доспех, наблюдая, как едва не скрежещет зубами Роше, но ничего не может сделать — Иорвет рядом, и Пес может только скалиться и рычать. А теперь? Иорвет снова подбросил кольцо, надел, поднял к глазам свою невидимую руку, похожую на принявший форму туман, снял.

Он бы отдал ей свою жизнь, да только она ничего не стоит.

— Дай руку, — велел он, нашел ладонь Даэнис и уронил в нее кольцо всевластья. — Теперь ты сможешь открыть любой портал.

— Его же надо уничтожить, — слабым голосом проговорила Даэнис, тем не менее надевая кольцо на кожаный шнур и затягивая его на запястье.

— Уничтожишь. Когда приведешь сюда народ Ольх и всех скоя’таэлей, — Иорвет закрыл глаз и сразу почувствовал, что засыпает от усталости. Эредин очнулся, подполз и встряхнул его.

— Сейчас все начнут давить с кольцом, — предупредил он, заметив приближение Трандуила. — Куда ты его дел? Дай его мне.

— Зачем оно тебе? — тихо спросил Иорвет, глядя на него искоса. — Ты все равно ничего не можешь, импотент магический. Я дал Дан власть решать за два народа; пусть твой народ благодарит ее. Она не просто твоя дочь или какая-то принцесса или даже любовница командира, — он посмотрел на Дан. — Это твоя история, Даэнис. Не наша.

Трандуил, который слышал последние слова Иорвета и понял их, остановился перед ними, несколько секунд молча смотрел, потом выдохнул и проговорил:

— Король Эредин, потрудитесь встать.

— Нет, — отозвался строптивый король. — Я устал. Мы победили ваше зло.

— Вероятно, вы желаете, чтобы сюда подошли волшебник и король Гондора? — сладким голосом поинтересовался владыка Лихолесья. — Я слышал ваш разговор. Если хотите уходить в другой мир, самое время делать это сейчас. Даэнис, — он протянул ей руку, и она сжала пальцы вокруг его запястья. — Не надевай кольцо.

— Но я не знаю, что делать, даже если надеть, — растерянно ответила Даэнис, не сумев встать. Ее тело было настолько слабо, что не могло стоять, но в то же время она чувствовала, что может совершить что угодно. И для нее пронзить ткань мира — легкая задача.

— Верь мне, дитя, — Трандуил погладил ее по голове и заглянул в глаза. — Теперь ты можешь все, что захочешь. В тебе сила самого Саурона, и нет нужды увеличивать ее его кольцом.

Не было портала на сей раз. Безграничная мощь унесла их за миг до того, как Гендальф и Арагорн добежали, в точности повторив то, что когда-то сделала Феникс. Но та случайно переместилась, не зная, куда, стремясь лишь к чувству дома, где ее ждут и любят. Магия не знает времени, она вне него, потому сестра принца Лихолесья оказалась в мире, где жил тот, кому было суждено любить ее. В одном из низших миров это зовется Предзнаменованием. Даэнис же имела точную цель — ей надо было вернуться в Каэр Морхен и начать новый отсчет для тех, кто остался верен. Нельзя разочаровать… она думала, что подумает в первую очередь об Эредине, Трандуиле, королях, возлагавших на нее надежды, но в мыслях был лишь Иорвет. Иорвет, практически не раздумывая, отдал ей самую дорогую вещь в этом мире. Она боялась, что новый титул разделит их, что после того, как он узнает, что они с Эредином родня, он и смотреть на нее не сможет, но своим решением Иорвет перечеркнул все ее страхи. Она сделает все, что должно, и проклятое кольцо растворится в вулкане, а после… после у них будет целая вечность.

Как они были в Средиземье, в тех же позах повалились на снег недалеко от замка Каэр Морхен. Трандуил вскочил первым, стряхнул с себя снег одним движением, огляделся, держа меч наготове. Тишина стояла первозданная, словно до первой песни валар; король Лихолесья откинул назад светлые волосы и с любопытством огляделся. На щеке у него проступили обугленные пятна, стало видно, что один глаз — мертв и пуст, заметив взгляд Дан на свое лицо, он быстро вернул магическую маску на место.

— Этот мир вытягивает магию, — поморщился он, поняв, что простое действие заняло непозволительно много сил. — Не стоит находиться здесь долго.

— Зачем тебе это? Это все? — Эредин поморщился и встал на ноги. На него было больно смотреть: шлема не было, и черные волосы рассыпались по плечам, меч сломан о доспехи Саурона, колени дрожат от усталости, подбородок в подсохшей крови. — Ты ж входишь в совет, все такое. Почему помогаешь именно нам?

— Я не допущу единоличного главенства людей, — отозвался Трандуил. — Ваши воспоминания… нелегко читать, потому что слишком больно. Если владычество людей ведет к такому, я должен защитить свой народ. Мы к Келеборном выбили орков из Дол Гулдура, и почти весь южный лес чист. Я помогу новому королевству окрепнуть, потому что эльфы уходят из Средиземья. Народ Ольх качнет чашу весов.

Иорвет перевернулся на четвереньки, подождал, пока перестанет кружиться голова, и встал, поднял Даэнис и сразу же оперся на ее плечо. У него однажды было похожее чувство слабости и боли во всем теле: он надорвался, пытаясь удержать двух лошадей, и Киаран потом чуть ли не на руках его носил, потому что Иорвет даже чашку удержать не мог. Кольчуга показалась Иорвету невыносимо тяжелой, пальцы едва удерживали лук. Дан обняла его, поддерживая за пояс, но Иорвет все равно заваливался в стороны.

— Сейчас Эредин пойдет к своим, а мы переместимся в наш лес, — выдохнул он. — Заберем всех сюда, откроешь портал в мир Ольх, а оттуда уже назад в Средиземье. И будем дома.

— Дома, — эхом отозвалась Даэнис, прижимаясь горячими губами к его уху. Иорвет в мордорском доспехе, в облике которого от прошлого командира скоя’таэлей остался только по-прежнему алый платок, стал моложе. Фактически Даэнис понимала, что это невозможно, и тело эльфа практически не меняется, но Иорвета, хоть тот и не признавался, сильно подкосило изгнание из Вергена. И теперь у него появился дом. Он еще там не был, но там жила она, и Иорвет воспринимал любое место, где есть она, как свой дом.

— Не стоит разделяться, — Трандуил покачал головой. — Йорвет… тебе придется объясниться со своими друзьями. И насколько я понял, aen seidhe остались не только в твоем отряде. Ты хочешь забрать всех?

— Нет, — Иорвет вдруг оскалился. — Те, кто осел и согласился с нашим изгнанием… пусть живут с миром. Они уже получили свою награду.

— Ты жесток, — словно удивился Трандуил и вдруг улыбнулся. Лицо его, в отличие от многих эльфов, стало еще красивее от улыбки. — Тебе будут рады в моем лесу.

Эльфы Лихолесья среди прочих представителей первых детей Илуватора считались слишком… непохожими. Как младшие братья в большой семье, они были капризны и по-детски жестоки. Пока старшие воевали и покоряли, обрушивали королевства — свои и чужие, решали судьбы мира, лесные эльфы жили. До войны Последнего Союза Элронд имел неосторожность задеть Трандуила, сказав тому, что лесные эльфы пропустили все значимые события Средиземья, но тогда еще принц в ответ на это усмехнулся и напомнил, что ни один орк не был создан из лесного эльфа, а потом спросил, видел ли Элронд когда-то своих уродливых родственников с другой стороны. Эльфы Имладриса не знали, что такое сарказм; Элронд, среди прочих эльфов считавшийся язвительным, нехотя признавал, что если бы не пикировки с Трандуилом, он бы никогда не достиг таких высот. Лесные эльфы были вызывающе эгоистичны на политической арене; Трандуил не делал ничего, что не служило бы на благо именно его лесу и народу. Иорвет и те, кто ему подобны, могли найти себе место только среди лихолесских диковатых эльфов, менее мудрых, чем их собратья, и потому имеющих шанс выжить в эпоху людей.

Трандуил, несмотря на опасения Иорвета, вовсе не был против него в отношении Даэнис. В конце концов, ее мать вообще связалась с Эредином, а сам Трандуил тысячелетия назад был женат на сбежавшей из золотой клетки дома знатной дочери дома эльфов нолдор, что ушла в лес, как Арэдель, и нашла там своего Эола. Только в отличие от Темного эльфа Трандуил был весел, язвителен и красив. Принц и принцесса тогда еще Зеленолесья, окончательно не прозванного Лихолесьем, напоминали эльфийским певцам Эльвэ и Мелиан. Как Мелиан сдерживала зло завесой вокруг Дориата, так жена принца Трандуила могла утихомирить его бешеный нрав; но то, что она высказала своим братьям, явившимся за ней в Зеленолесье, чтобы увести ее домой, настолько превзошло все, на что были способны Трандуил и Орофер, что отец и сын только переглядывались и молча ждали, пока принцесса немного устанет и остынет. Братья принцессы не ошиблись, когда увидели в глазах ее супруга сочувствие по отношению к себе, а вечером того же дня, ложась в постель, Трандуил сказал супруге напоминать ему, чтобы он никогда ее не злил. Недолго длилось их счастье: принц Трандуил остался с ребенком на руках и разбитым сердцем. Тогда материнскую заботу о Леголасе взяла на себя его сестра, лучшая подруга его покойной жены; кто бы мог предположить, что совсем немного времени — и она исчезнет, став следующим ударом после смерти отца. Трандуил дошел до самого черного дна отчаяния и выплыл, пусть и не стал прежним, и красота его застыла неживой маской. Он стал отрешен от жизни, потеряв слишком много. Но появилась Даэнис, в которой ожили семейные черты, и король Лихолесья, глядя на нее, словно нехотя вспомнил, что вообще-то еще жив. Иорвет… видимо, это семейное, быть счастливыми не с теми, с кем было бы правильно. Трандуил не станет на пути племянницы, к которой привязался практически сразу. Ее мысли заставляли его впервые за много веков сжимать губы, чтобы не рассмеяться, ее присутствие стало тем фактором, который тянул Трандуила к дому. Когда-то он пошел в Озерный город за своим сыном; теперь он пошел в другой мир за той, кого рад был бы счесть дочерью.

Эредин выкарабкался из снега на дорогу, дождался, пока следом за ним выйдут из укрытия деревьев Трандуил, Иорвет и Даэнис, и зашагал, вернее, захромал к крепости. Трандуил смерил его взглядом, закатил глаза и догнал его, обнял, поддерживая.

— Ты муж моей сестры, я помогу тебе, — напомнил Трандуил и невольно охнул: Эредин перестал изображать из себя здорового и не нуждающегося в помощи и буквально повис на нем. Сам Эредин смотреть на лицо эльфийского короля, когда тот так близко, опасался: слишком похож на Феникс, до такой степени, что Эредин готов выть от тоски. Даже обнимает также.

Имлерих вскочил первым и остолбенел: пусть он своими глазами не видел смерти Феникс, но все в Тир на Лиа были уверены в ее гибели, он знал, как Эредин тяжело перенес потерю семьи. А сейчас… нечеловечески острое зрение подвело эльфа, и ему показалось, что Эредина ведет именно Феникс, одетая почему-то в доспехи. Поднялся с расстеленных плащей Карантир, протер глаза: он знал, что король когда-то был женат, Ге’эльс, как бы ни относился к Эредину, его горе уважал и однажды написал невероятно точный портрет Феникс, хотя к реализму никогда больших чувств не питал. А теперь Карантир видел те же светлые волосы, тонкий профиль, синие глаза, да и обнимают Эредина вполне близко.

— Почему они так смотрят? — несколько нервно спросил Трандуил на эльфийском, остановившись на почтительном расстоянии от неадекватно уставившихся на него эльфов.

— Ты похож на мою жену, — хмыкнул Эредин. — И они боятся, что им от нее влетит, что они меня не уберегли. Имлерих, — он перешел на старшую речь. — Это брат Феникс. Я объясню… потом объясню.

Он бы упал, но Имлерих успел поймать его и молча обнял, прижав к себе так сильно, что у того дыхание перехватило: они были друзьями больше двухсот пятидесяти лет, и пусть для бессмертного теперь эльфа это не срок, оба ценили свои взаимоотношения, хотя и выражали их совершенно недопустимо для своего народа.

— Ты вернулся, — прогудел Имлерих, с тревогой оглядывая его и замечая, что Эредин весь в пыли и крови, как своей, так и какой-то черной, вязкой, что он буквально висит у него на руках, даже не пытаясь стоять самостоятельно. — Я могу продолжить бой без тебя, только прикажи.

Эредин, положив руку ему на плечо, покачал головой:

— Нет смысла, Имлерих. Поставь меня, — он огляделся, с трудом удерживаясь на ногах, и повысил голос. — Приветствуйте короля Лихолесья Трандуила. Его королевство расположено рядом с тем… — он усмехнулся. — …что принадлежит теперь нам.

Иорвет отчетливо хмыкнул в торжественной тишине.

— Приветствуйте мою дочь, — тихо продолжил Эредин, повернувшись к Даэнис. — Залог моего счастья. Встретив ее, я обрел и семью, и королевство. Этот мир не стоит больше нашего внимания. Мы уходим.

— Мне надо за моими, — заметил Иорвет, морщась от пафоса. — Где там твой навигатор?

Имлерих смерил его оценивающим взглядом, потом глянул на свое оружие, но Эредин перехватил его за руку, едва заметно качнув головой. Эредин понимал, что ведет себя как безумный, но надеялся, что ему, как он сам Ауберону когда-то, дадут немного времени, чтобы завершить свое безумство.

— Его сила понадобится для перемещения на Тир на Лиа, — возразил король Ольх.

— Ищи вторую, девочку эту, — подсказал Трандуил, и Имлерих отчетливо вздрогнул: даже голос похож. Словно сама Феникс восстала из мертвых, чтобы снова встать плечом к плечу с Эредином.

— Разве кольцо здесь не действует? — спросила Даэнис, все это время рассматривающая кольцо на своем запястье. Она надела и сняла его сразу, как только они переместились, никто даже не заметил, но теперь, когда она попробовала, ее так и тянуло его снова надеть.

— Действует, но мы же не знаем лимитов, — Трандуил взял ее за руку, заставив перестать смотреть на кольцо. — Никто не хочет, чтобы ты подпала под его власть, потому не будем использовать только его, лишь немного усилим твои собственные силы — и способности навигаторов.

Иорвет, которому досталось меньше Эредина, с трудом перелез через стену, добрел до замка. Дан порывалась пойти за ним, но он, усмехнувшись, сказал, что женскую версию Эредина Геральт точно захочет нагнуть, поэтому останься-ка ты здесь. После увиденного сходства, Даэнис казалась Иорвету с каждым взглядом все больше похожей на короля Ольх, он никак не мог избавиться от этого чувства, хотя на самом деле она больше унаследовала черт синдар.

Никаких следов на девственно чистом снегу во дворе Иорвет не увидел, словно никто не выходил. Он с опаской толкнул дверь: вдруг, пока его не было, рыцари Дикой Охоты всех перебили? Но нет, все находились в зале, кто не отлеживался после ранений, поднялся ему навстречу Геральт.

— Здравствуй, — торопливо сказал Иорвет и замер, чувствуя здоровым глазом холодок лезвия меча, остановившегося в сантиметре от его века. Эльфу показалось, что если он моргнет, то заденет металл ресницами. — Серебряный меч, Геральт?! Расцениваю это как оскорбление!

— Я видел, с кем ты явился, — проговорил Геральт, трясясь от ярости.

— Я знаю, что ты знаешь, — не менее злобно отозвался Иорвет. — Я тебя не предавал. Если б предал, пришел бы к тебе один и без оружия?

— Ты можешь, — спокойно сказал Роше, даже не встав из-за стола. — Ты совершенно без башни.

— Мне нужна Цирилла, чтобы помочь Дан открыть порталы, — Иорвет повернулся к темерцу, и Геральт едва успел отдернуть меч, чтобы не оставить на лице эльфа еще один шрам. — Дикая Охота не станет нападать.

— Ты сам себя слышишь? — фыркнула Бьянка. — Приперся с просьбой отдать Цири, когда твоя эльфка осталась у Эредина в лапах. И дураку понятно, что это обмен.

— Эредин не будет нападать, — повторил Иорвет, чувствуя, насколько безнадежна ситуация. Сам бы не поверил. — Цири нужна, чтобы мы ушли.

— Два дня задушевных бесед, и ты с ним уже готов в его мир свалить? — Роше развернулся и перекинул ногу через лавку, оседлав ее, уставился на скоя’таэля. — Геральт, я же говорил, звать эльфа на битву с эльфами — глупейшая затея, им спеться — раз плюнуть. Ну, на чем сошлись, скотина одноглазая? Какие все вокруг dh'oine мерзкие, одни вы во всем белом?

— Два дня? — уже не вынес и взорвался Иорвет. — Сука, да я семь месяцев с ним и его поганым характером затрахался уже во всех позах без смазки и оргазма, ты пробовал когда-нибудь из лука застрелиться?! Я — да! А теперь представь, что эта мразь еще тащит за собой каких-то волков, драконов и боевых слонов! Животных он, видите ли, любит! И это вечное: «я король, но не король, где моя корона, где мой народ»… — он перевел дыхание, вспоминая все, чем его бесил Эредин. А пунктов было предостаточно, взять хотя бы идиотскую привычку с утра пораньше надевать доспехи, отчего чутко спящий Иорвет готов был его повесить на собственном поясе. — Семь гребаных месяцев, да я его знаю теперь лучше вас всех. И на вашем месте я бы коллективно поклонился в ножки одному королю, которому приспичило забрать Эредина себе в дуэньи. Все, он нашел мир, то есть, мы нашли, где эльфы не только могут жить, а где их ждут, и Цири мне нужна, чтоб просто забрать верных мне скоя’таэлей из проклятой дыры, в которую вы превратили эту когда-то цветущую землю, — он вдруг резко устал снова, вспышка адреналина вымотала его окончательно. — Эльфы уходят, — негромко сказал он. — Настоящие эльфы. А этот мир — вам, — он обвел взглядом всех присутствующих и медленно спросил. — Что же вы не радуетесь? Скоро останетесь совсем одни… никто не будет мешать… некого будет проклинать… кроме себя, — он сел на лавку рядом с Роше и повернулся к нему, внимательно всмотрелся в лицо давнего врага. — Там есть люди, — сказал он ему, понизив голос до шепота.

— Даже не dh'oine? — подивился тот. — Стареешь, Иорвет.

— Язык не поворачивается, — усмехнулся эльф. — У них есть свои города, и ты бы точно нашел там себе место. Я вспоминал тебя, когда был среди них.

— Мне считать это признанием в любви? — спокойно спросил Вернон и отпил из кружки. — Йорвет, мы тут не одни, просто напоминаю. За эти семь месяцев, пока ты с Эредином трахался, твоя эльфка тебя кинула, что ли? Отодвинься, когда ты меня убить хочешь, это лучше… привычнее.

— Все время о тебе думал и сравнивал, кому отдать лавры самой мерзкой твари, тебе или Эредину, — Иорвет чуть наклонил голову. — Поздравляю с уверенной победой, — он повернулся снова к Геральту. — Сильно сомневаюсь, что ты поймешь, но поверь мне, — проникновенно сказал он. — Я никогда не приведу твою дочь туда, где опасно. Скажем так, она больше никому не нужна, кроме меня, да и мне на пару минут. Эредин дал слово короля, что не тронет никого в крепости.

* * *

Из замка Цири вышла вместе с Геральтом, точнее, вышла вместе с Иорветом, заявив, что она видела Эредина, он на ногах не стоит, и если что, она завершит то, что не смог сделать мост, а Геральт увязался следом, не поверив в чушь, которую нес Иорвет. Зато поверила Цири, и пока эльф и ведьмак препирались и орали друг на друга, она уже практически подошла к двери. Эльф и ведьмак, переглянувшись, бросились за ней.

Первым, кого она увидела, был эльфийский король, стоявший рядом с Эредином, и тот откинул голову назад, упираясь затылком ему в бок. «Жена Эредина! Как же он похож на нее, одно лицо!» — сразу вспомнила она и теперь поняла, в какой именно мир уходят эльфы. Король Трандуил смерил ее глазами и чуть кивнул, приветствуя.

Даэнис, с которой Цири едва была знакома, улыбнулась ей, но совсем не как раньше, хотя раньше были видны только искрящиеся весельем глаза, а более сдержанно и холодно — эльфийская принцесса, даже более отрешенная, чем эльфки Тир на Лиа. Эредин скользнул по Цири совершенно равнодушным взглядом и отвернулся, подтянул к себе Карантира и что-то ему сказал, на что навигатор возразил, что не успел соскучиться, потому что Эредина не было всего два дня.

— Два дня? — поразился тот. — Я за эти два дня нам королевство нашел!

— Его еще предстоит отстроить, — напомнил Трандуил и повернулся к подоспевшему Иорвету. — Я не хочу быть здесь лишней минуты. Этот мир омерзителен.

Одноглазый эльф повернулся к Цири, потянул за рукав Даэнис.

— Это моя последняя просьба в этом мире, Цири, — он даже усмехнулся от торжественности своих слов. — Дан надо будет открыть два больших портала, ей с ними поможет Карантир, а с этим помоги ты, хорошо? Она возьмет немного твоей силы, чтобы приобрести твою способность, так ей не придется брать все одной лишь собственной силой.

— И он исчезнет отсюда навсегда? — Цири указала подбородком на Эредина. — Не верится что-то.

— Слово короля, — ухмыльнулся Эредин, который все внимательно слушал, и вдруг вспомнил. — Так, надо же как-то снять проклятие с Авалак’ха, он, конечно, скотина, но оставлять его насовсем в таком виде — чересчур. Как оно снимается, кто-нибудь знает? Или поисковое заклинание, Карантир, этого мерзкого Aen Saevherne надо забрать, там отдам Гэндальфу, пусть расколдовывает и сам с ним мучается.

— Нет надобности, — Авалак’х, до этого сокрытый чарами и незримо стоящий рядом, стал видимым и шагнул так, чтобы Эредин видел его; король Ольх оскалился и пробормотал что-то вроде «да как так-то, что ж тебя возьмет?». — В чем причина раскаяния, Эредин?

Геральт, стоя в этом эльфском царстве, не понимал только одного: как, как все кругом могут быть так спокойны после того, что случилось? Мало ли кто там дал слово короля, тем более Эредин. Но мало того, что Креван, исходивший ненавистью к Эредину, сейчас спокойно с ним беседует, так еще и Цири, обсуждая детали перемещения с Даэнис, легкомысленно поворачивается спиной к Имлериху и Карантиру, а последний смотрит на нее нехорошим, слишком внимательным взглядом. Навигатор. Те же силы, что и у Цириллы.

— Слово короля нерушимо, — заметил Трандуил, появляясь перед ним и глядя на ведьмака пронзительными синими глазами. — Не тревожьтесь за свою дочь. Мы спокойны потому, что безмерно устали и рады. Королю Эредину достаточно его побед, Йорвет достиг целей. То, что покой — это мука, они поймут гораздо позже, пусть пока наслаждаются.

— Цири, — Даэнис заглянула девочке в лицо; она все же решила надеть кольцо, оправдываясь перед собой, что так будет лучше, и отсекая мысль, что ей просто хочется чувствовать его на пальце. — Я исчезну, но буду держать твою руку. Больше я так… ты не будешь так истощена, я научилась контролировать. Как только мы переместимся, я опять появлюсь.

— Какого раскаяния, Креван? — фыркнул Эредин тем временем, продолжая разговор со знающим. — Просто начинается новая глава истории, а ты, и я это признаю, играет роль в судьбе народа Ольх. Мы уходим в новый мир. Кстати, что ты думаешь о том, чтобы поселиться в башне чародея? Я как увидел, что она одна, вокруг лес непроходимый и ни одного шанса забрести в мое королевство, сразу подумал о тебе. Только там надо будет откачать воду и труп убрать.

— Насколько я понял, вы — правитель того самого мира, — Авалак’х повернулся к Трандуилу, игнорируя Эредина.

— Я правитель северного леса, ваш будет южный, — ответил Трандуил, хотел сказать что-то Иорвету, но в тот момент Цири, взяв Даэнис за руку, вместе с ней открыла портал к скоя’таэлям, но Дан снова не рассчитала силу, а король эльфов оказался слишком близко.

* * *

Трандуил провалился в снег, но сразу выбрался и хотел пойти по нему, но не смог: в этом мире он был гораздо тяжелее.

— Жадная земля, — брезгливо сказал король эльфов. — Так и тащит в свое нутро.

Цири передернулась от этих слов, но ничего не сказала. Вчетвером они медленно добрели до небольшого лагеря.

— Где все? — растерянно и потому вслух сказал Иорвет, оглядываясь. Неужели их нашли? Нет, нет никаких следов битвы. Да и не было его всего два дня! Вдруг полотно одной палатки зашевелилось, и оттуда показался Киаран, просиял улыбкой, глядя на долгожданного командира, потом настороженно посмотрел на незнакомого эльфа, с трудом узнал Даэнис.

— Что случилось? — спросил Иорвет, подходя к нему и опережая все вопросы. — Где остальные?

— Ушли, — отозвался эльф, и улыбка сползла с его лица. — Оказывается, только и ждали твоего ухода. А я знал, верил, что ты придешь.

— Ты один? — тихо удивился Иорвет, проглотив ком в горле, появившийся после этих слов. Он винил только себя: у его «белок», точнее у тех, кто остался с ним после жестокого эксперимента Саскии, не стало никакой надежды.

— Нет, — Киаран оскалился. — Со мной мой лук, — он выдержал мучительно долгую паузу и фыркнул. — Остались, конечно, есть те, кто тебе верен до конца и даже после него.

Из палаток показались эльфы, несколько спустились с деревьев настолько бесшумно и незаметно, что удивили даже Тарндуила. Они с удивлением оглядывали странные одеяния лихолесского короля и принцессы, узнавали Даэнис, но не решались к ней по-свойски подойти, как раньше. Только один из детей, которому всего десять, значит, он выглядит примерно на шесть человеческих лет, подбежал к Дан: после гибели его родителей он, как и прочие сироты, воспитывался сообща, но Дан особо его выделяла, потому что он чем-то походил на Иорвета, и той казалось, что он был таким в детстве.

Трандуил подавился воздухом, увидев маленького эльфа, губы у него дрогнули в невольной улыбке. Он видел теперь не только будущую жизнь мальчика в благословенном лесу; он видел в нем новый расцвет эпохи своего народа.

— Я думал, будет больше, — Иорвет вернулся к Трандуилу и подвел к нему Киарана, и тот продолжил.

— Здесь около сорока эльфов… ваше высочество, — через силу добавил он титул. У эльфов не было королей так давно, что стерлись и легенды об их исчезновении.

— Вам ничего не понадобится, — Трандуил на старшей речи говорил с трудом, не менее трудно ему было смотреть на изможденные лица, запавшие глаза с нездоровым блеском. — Если хотите, возьмите оружие. Мое королевство богато. Даэнис, Цири, создайте портал к Каэр Морхену.

— Сейчас, — Дан взяла Цири за руку снова, принялась пропускать в портал эльфов, и как только вошел последний, втолкнула в него Цири и скрылась в нем сама, оставив Иорвета и Трандуила по колено в снегу в пустом лагере.

Иорвет на миг закрыл глаза, пережидая бешенство, потом с опаской взглянул на короля. Трандуил смотрел на него в упор с выражением убийственного ожидания.

— Что? — нервно произнес Иорвет, на всякий случай отходя подальше. — Твоя племянница, я даже на ней не женат.

* * *

Даэнис не могла видеть больше, как мучаются те, кто остался верен Иорвету. За столько времени в благословенном уголке, за пазухой у короля эльфов, она успела отвыкнуть и забыть, а теперь снова нос к носу столкнулась с оставленными ею детьми, с искалеченными и обреченными воинами и поруганными женщинами. Это она сама никогда не подвергалась ничему, что могло бы ее сломить; Иорвет всегда вставал между ней и всем миром, даже когда она участвовала в сражениях, ее не могли убить, только самой последней. Дан знала, что многие в лагере завидуют ей, понимала, что когда они с Иорветом ушли, оставив все на Киарана, почти все подумали, что Иорвет уходит с ней в сытую спокойную жизнь лесного отшельника, бросая всех — кольцо помогало ей ощущать, точнее, она так думала. И теперь она пыталась даровать скоя’таэлям новую жизнь, от чистого сердца, чтобы искупить всю их боль, не заставлять их ждать народ Ольх, не пугать их сильнее, а одарить. Но кроме этого, Даэнис еще сама не осознавала, она не хотела делить эту гордость и счастье с другими. Она привела их в Средиземье; не Трандуил, не Эредин, не Иорвет — она. Первый шаг к власти — это чья-то абсолютная преданность. Это знал Моргот, привлекая Майрона на свою сторону, знал Эредин, тратя время на Карантира и Имлериха, прекрасно понимал Иорвет, когда подбрасывал в воздух яблоко: он уже тогда принял решение, что дочь Феникс останется у него.

Цири открыла глаза и с трудом вдохнула: воздух был словно более плотный, трава зеленее, на стволах деревьев она видела золотистые искры. Огромные вековые деревья высились перед ней, но только сейчас Цири поняла, что стоит на каменной площадке без перил на огромной высоте. Глянула вниз: стволы терялись где-то там в темноте.

Скоя’таэли стояли позади нее, возбужденно перешептываясь; внезапно бесшумно открылись ворота, и на площадку вышли несколько эльфов, которых отличали друг от друга лишь длинные прямые волосы, заплетенные в сложные прически, одеты они были одинаково и в руках держали изогнутые луки.

Даэнис что-то сказала на незнакомом Цири языке, и эльфы ей поклонились, потом один из них на плохой старшей речи обратился к эльфам.

— Мы приветствуем вас в Лихолесье, королевстве лесных эльфов. Рады встретить своих братьев и сестер.

— Идите за ними, — с улыбкой добавила Даэнис. — Отныне вы не будете скрываться и бояться за свою жизнь. Король Трандуил силен, его королевство могущественно. Вы дома.

— Можно мне тоже посмотреть? — попросила Цири.

— Недолго, а то я оставила короля в снегу, — усмехнулась Дан. — Он мне дядя, но не стоит дразнить дракона.

— Дракона? — переспросила Цири, помня рассказ Геральта о золотом драконе.

— Выражение такое, но он бился с драконами, так что вполне мог перенять их черты.

Цири едва поспевала за Дан, которая вела ее бесчисленными переходами. Только ловкость ведьмачки помогала ей не упасть на узких мостиках, по которым они шли. Даэнис сказала, что покажет ей внутренний двор и тронный зал, на остальное нет времени.

— Тут так спокойно, — Цири вдохнула воздух полной грудью. — Так бы стоять и стоять, — она глянула с балкона на дворик, где двое эльфов, сидя на удобно изогнутом корне, вели неспешную беседу.

— В тебе кровь эльфов, — сказала Даэнис. — Конечно, тебя тянет сюда.

— Во мне крови эльфов на один мизинец, — пожала плечами Цири.

— Но этот мизинец мог бы дать тебе… — Даэнис хотела сказать «вечную жизнь», но прикусила язык. Цири останется в своем мире, так пусть не скорбит об упущенных возможностях. — Право жить здесь.

Они вошли в тронный зал, где стоял уже привычный Даэнис рогатый трон. Стражи у подножия одновременно поклонились Даэнис.

— Почему тебе все кланяются? — шепотом спросила Цири.

— Принцесса Даэнис — дочь сестры короля Трандуила, — ответил голос со стороны, девушки обернулись и увидели эльфа в типичном для Лихолесья одеянии. — Вы не скажете мне, принцесса, где король?

— Скоро прибудет, — ответила Дан, приобнимая Цири за плечи и уводя из зала. — Это советник короля, — шепнула она. — После Трандуила и Йорвета, если что-то от меня останется, мне влетит еще и от него.

Цири широко улыбнулась — Дан нравилась ей все больше, она еще не заметила в ней сходства с Эредином, и они переместились прямо из дворца в покинутый лагерь, и Даэнис едва успела увернуться от снежка, который запустил в нее Иорвет.

— Сколько нас не было? — спросила Цири.

— Несколько минут, — отозвался Трандуил, спрыгивая в снег с ветки дерева: они с Иорветом, чтобы не мерзнуть, стоя на снегу в тонких сапогах, забрались на ближайшее дерево, причем король поразил скоя’таэля своим ловким обращением с длинным плащом и латами.

Они появились возле Каэр Морхена прямо посреди Дикой Охоты, Цири шарахнулась было от Имлериха, но тот сам отошел, как Цири показалось, брезгливо. Эредин оскалился, увидев ее, но спустя мгновение она поняла, что он смотрит не на нее, а на Даэнис.

— Прощай, ведьмачка, — Дан обняла Цири и поцеловала в лоб. — Мы больше не увидимся. Зато теперь твоя жизнь в этом мире не будет наполнена страхом.

— Ты уходишь, — Вернон Роше, который в их отсутствие вышел из замка, подошел к Иорвету и остановился, не зная, что еще и сказать.

— Да, — протянул Иорвет, повернувшись к нему. — Все заканчивается не так уж плохо, как могло бы. В конце концов, я тебя не убил, — он подумал и отцепил от перевязи ножны подобранного в Мории кинжала и, продемонстрировав лезвие, отдал его Вернону. — На память, пусть и недобрую. Я никогда не забуду тебя, — Иорвет вдруг склонил голову, прижав ладонь к сердцу, и Вернон ответил тем же, пытаясь осознать: эльф поклонился ему как равному, отдал свое оружие — величайшая честь, этому обряду нет равных.

Иорвет, долго не отрывая от Роше взгляда, шагнул к Геральту.

— Когда-то я сказал тебе, что доверяю, — сказал эльф. — Это не изменилось, как и то, что ты можешь верить мне. Надеюсь, что ты поймешь меня. С другой стороны, если не поймешь, я этого уже не узнаю. Скажу так: я считаю честью для себя знакомство и дружбу с Геральтом из Ривии.

— Взаимно, — Геральт положил ему руку на плечо с столкнулся с эльфом лбом, притянув его к себе; Вернону на миг показалось, что он его сейчас поцелует. — На миг я в тебе усомнился, и это было зря. Прощай, друг.

Цири шагнула прочь в сторону замка, но ее тотчас поймали, прижали спиной к холодным латам, а в затылок дохнул вопрос:

— Ты со мной не простишься?

— Много чести, — сквозь зубы проговорила Цири, пытаясь вырваться, но Карантир держал ее крепко. Дернулся Геральт, но его удержал Иорвет.

— Ты найдешь мой новый мир, если захочешь, — проговорил он, не давая ей повернуться.

— Чтоб я еще раз попалась вам?! Не дождешься!

— Ты могла бы попасться, — навигатор Дикой Охоты, судя по голосу, улыбнулся. — Ты больше никому не нужна. Ни моему королю, ни, тем более, мне.

— Так зачем мне искать тебя? — Цири все же развернулась, оцарапавшись о его доспехи и порвав рубашку. — Раз я не нужна.

— Если б была нужна, то разве это могла быть любовь? Для эльфов, — он выделил это слово, — любовь — это привилегия свободных.

— О, мне не понять, что там у эльфов, — фыркнула Цири. — Отпусти меня.

— Карантир, — окликнул Эредин, не поворачиваясь. Только тогда навигатор отпустил ее, шагнул спиной вперед к другим эльфам, среди которых Цири заметила Авалак’ха, тот стоял возле Эредина совершенно расслабленный и спокойный, словно тот не проклинал его. Эредин, морщась от боли, сжимал его руку; Имлерих как мог бережно поддерживал его, держа рукой поперек живота, отчего король свисал, как белье с веревки. Таур Трандуил, прекрасный властитель сказочного лесного королевства, которое Цири представляла себе, будучи ребенком и слушая сказки, пока те не стали страшными, прикрыл глаза, готовясь к перемещению, и Цири вдруг заметила, как на его коже проступают отвратительные ожоги — он сражался с драконами, вспомнила Цири, с настоящими драконами. Даэнис она уже не видела — та надела кольцо, многократно увеличивая силу, взятую у Карантира.

Дикая Охота покинула этот мир навсегда.

* * *

— Не все так плохо получилось, — заметил Геральт, когда они возвратились в замок. Роше сжимал в ладони украшенную драгоценными камнями рукоять морийского ножа — целое состояние, Иорвет по-царски одарил его. Он не мог не думать о том, что Иорвет позвал его с собой в таинственный город с людьми, похожими на него самого, и чувствовал тоску и корил себя: почему не согласился? И сам себя прерывал: как согласиться, чужой мир. Но если бы ему не понравилось, Даэнис вернула бы его, почему он не сказал «да»?! А теперь уже ничего не вернуть, возможность упущена. Как-то Иорвет сказал ему, что в мире становится меньше содержимого; с уходом самого Иорвета Роше ощутил это до боли остро. А Геральт рядом не унимался. — Я бы сказал, практически без потерь.

— Стену восстанавливать, — протянул Ламберт.

— Еще про колодец вспомни, — Эскель потянулся и зевнул. — Но я, пожалуй, и рад!

Цири вернулась в свою комнату и села на кровать. Ей было пусто, как и Роше, но она думала, что одна ощущает затягивающие ничто под ребрами. Победы над Эредином одержано не было, и пусть разумом она понимала, что подобный исход — наилучший результат из возможных, ее охватила тоска. Появилось даже чувство абсурдной обиды на Эредина, который теперь не обращал на нее ровно никакого внимания, словно ее не существует и никогда в природе не было. Ну да, теперь у него есть Даэнис, которая может увеличить силу Карантира, и aen elle свалят из своего мира туда, где начнут все с чистого листа, и никто не будет помнить об их прегрешениях, рабах, уничтожении единорогов. Это нечестно, нечестно! Те, кто так долго отравляли жизнь другим и в своем мире, и в других мирах, избежали любой расплаты за содеянное, Эредин теперь король новой страны Ольх в благословенном лесу. Цири не сомневалась, что королевство Эредина будет чем-то схожим с тем, что она увидела в вотчине Трандуила. Магия Средиземья, куда она попала всего на несколько минут, захватила ее воображение. «Но ведь мои способности никуда не делись», подумала Цири и решила, что сможет посетить Лихолесье и сказочный дворец лесного короля в любой момент. Даэнис принцесса, она всегда ее примет.

Карантир сказал, что любовь дана только свободным. Цири слышала легенды, что дитя у пары эльфов может появиться лишь при страстном обоюдном желании принести в мир новую жизнь, но разве существование самого Карантира не опровергает этот тезис?

Интересно, рабов они тоже заберут или оставят в умирающем от холода мире?

Каэр Морхен постепенно пустел. Первыми ушли друид и островные воины, за ними Кейра и Йеннифер. Трисс задержалась еще ненадолго, помогая ведьмакам и Роше с Бьянкой, которая кухню обходила за три метра, приводить замок в более-менее жилой вид, но исчезла и она, тепло попрощавшись только с Цири: Геральта ей видеть не хотелось.

Цири тогда лежала в постели, и когда Трисс осторожно присела на край, резко вскочила, выхватив нож из-под одеяла.

— Мне так жаль расставаться с тобой, — Трисс прижала к себе Цири, погладила ее по коротким волосам: после того, как Иорвет отрезал ей их на затылке, она постригла все и теперь еще сильнее напоминала мальчика.

— Не уходи, — попросила Цири. — Останься еще ненадолго!

Но чародейка покачала головой, и Цири ее понимала: Геральт оставался с Йеннифер, и Трисс не хотела быть лишь временной заменой той, кому всегда будет принадлежать его сердце. Вскоре в замке остались только ведьмаки. Роше так и не решился попросить Цири использовать свою силу и открыть для него портал в Средиземье, туда, где, как сказал Иорвет, ему будет место. Собственный мир казался Вернону Роше теперь чужим. Темерский партизан, он еще тогда не понял, что теперь оказался на месте Иорвета и «белок», и теперь по лесам загонять будут именно его.

— Куда ты поедешь? — спросил Геральт, найдя дочь весенним утром: Цири седлала Кельпи, не желая прощаться.

— Пока не знаю, — ответила та, избегая его взгляда. — Найду куда.

— Я найду тебя по следу из трупов чудовищ? — невесело пошутил Геральт, подавая Цири свернутый в скатку плащ, который случайно упал на землю.

— Возможно, — усмехнулась Цири и наконец повернулась к нему. — До встречи, Геральт.

— До встречи, Цири.

Кельпи прянула с места, но стоило только замку скрыться из виду, как Цири прямо на ходу прыгнула в междумирье.

Копыта лошади процокали в полной тишине по каменной дороге, ведущей от мостов к самому дворцу. Цири не появилась за границей, где не действовали чары и не работало перемещение, как раньше, а оказалась прямо перед лестницей. Мелкий как пудра песок замел ступени, в фонтане отражала низкое серое небо вода, но Цири поняла, что это дождевая, в ней плавали листы и мертвые насекомые. Цири спешилась и прошла во дворец без страха, что кого-то встретит, наоборот, чувство, что она одна в целом мире, казалось ей более угнетающим. Но она действительно осталась одна.

Она нашла покои, откуда когда-то бежала — покои Ауберона; на постели все также лежали меховые шкуры, а окно выходило на пышную могилу короля. Цири сделала шаг и замерла, услышав хруст под ногами, посмотрела вниз: весь пол был устлан мертвыми бабочками с яркими крыльями. Цири захлопнула за собой дверь, стараясь унять внезапно участившееся сердцебиение. Почему-то ей почудился сам мертвый король в мехах на кровати.

Тронный зал, торжественный и роскошный, тоже был занесен листьями, они устилали подножие гладкого золотого трона. Цири подошла ближе и в порыве какого-то ребячества уселась на трон и тотчас же укололась обо что-то, пошарила ладонью и нашла перстень, по размеру как раз на тонкий эльфский палец, только уж больно грубая работа. Видимо, потому он и мешал, и Эредин, который носил перчатки, втихую уронил его на трон; все равно он никогда не сидел на нем полностью, предпочитая вытягивать ноги и совсем не по-королевски съезжать с трона. Цири видела однажды, как в отсутствие Ауберона Эредин сидит на троне, отчаянно зевая и потягиваясь: он не знал, что за ним наблюдают, потому вел себя как сонный кот. Хотя не кот, а самая настоящая пантера.

Цирилла пробежалась по всему дворцу, задыхаясь от непонятных слез и острого чувства одиночества, раскидывая ногами кучки листьев, но первый же ледяной порыв ветра напомнил ей, что здесь не просто увядание, а самая настоящая смерть. Бежать, бежать отсюда как можно скорее! Цири надела кольцо и выскочила из дворца к беспокойной Кельпи, влетела в седло и пустила ее в галоп в новый портал, который вел ее туда, где она сильнее всего хотела оказаться.

Всадница остановила перед знакомыми воротами вороную кобылу, огляделась, потом подумала и спешилась, подошла к резным воротам и зачем-то приложила ладонь к теплому золотистому дереву. Запертые створки высились над ней на такую высоту, что ее не взяла бы и Кельпи, да и не стоит заявляться в гости к эльфскому королю таким образом. Здесь же другие эльфы.

— Эй! — несмело позвала Цири в пустоту, ей казалось, что здесь, как и в мире Ольх, никого не осталось.

— Зачем ты кричишь? — раздался голос сзади, и Цири резко обернулась и увидела высокого светловолосого эльфа. Он оглядел ее с головы до ног, не подошел близко, но и опаски не выразил. — Кто ты, дева?

— Я подруга принцессы Даэнис, — ответила Цири, подумав, что это страж или привратник. — Хочу встретиться с ней.

Лицо эльфа помрачнело.

— Ты из ее мира, — сказал он. — Как я не догадался. Сначала я принял тебя за одну из эльфиек, что пришли в лесное королевство после победы над врагом. Не надо идти в город.

— Но почему? — Цири шагнула к эльфу сама. — Я без приглашения, но она обрадуется мне, точно!

— Принцесса Даэнис, моя сестра, не обрадуется тебе, — просто сказал эльф. — Давай уйдем от ворот, и я расскажу все.

Внизу эльфа, который назвался Леголасом, поджидала его собственная лошадь, и он вскочил в седло, бросив, что расскажет подробности в другом месте, у него назначена встреча, потому он должен торопиться, но он приглашает ее присоединиться. К Озерному Городу добрались быстро, и Леголас, спешившись у таверны, бросил поводья мальчику-слуге и вежливо придержал дверь перед Цири.

— Ты опоздал, — в живот эльфу пустой кружкой ткнул рыжебородый гном, громкий и какой-то располагающий, в отличие от гномов мира, откуда явилась Цирилла. — Променял друзей на… на такую красавицу я бы тоже променял, — голос его неуловимо смягчился, но Цири слышала смех, хотя он вроде говорил серьезно. — Украсьте своим присутствием скромный холостяцкий ужин, который был бы обедом, не задержись его величество. Ты там над ручьем косы заплетал и песни пел, Леголас?

— Именно, — с достоинством ответил принц, садясь за стол с кружкой пива. — Пока не допел, приехать не мог.

Цири тоже села, и перед ней сразу поставили деревянную кружку поменьше, чем у Леголаса, от которой шел густой травяной дух.

— Самое то после долгого пути, — подмигнул гном и принялся расспрашивать принца, откуда тот везет свою человеческую спутницу, как мог променять обед на нее и вообще, он ждал его гораздо раньше.

— Это подруга Даэнис, и она не знала, — негромко сказал Леголас, не поддержав шутливого тона, и гном подавился пивом.

— Расскажите мне, — Цири переводила взгляд с одного на другого. — Даэнис защищала меня, она стала мне дорога, я имею право знать, что случилось, — немного неправда, но кому есть дело до честности.

— Я не видел сам, — начал свой рассказ гном, которого, как он представился Цирилле, звали Гимли, сын Глоина. — Там не было никого, кроме Йорвета, Трандуила, Эредина и самой Даэнис. Но Трандуил… он однажды не сдержался, когда что-то мысленно спросил у него, — он кивнул на эльфа, — и Леголас увидел его мысли.

— Расскажи с самого начала, — бесцветно сказал Леголас.

— Расскажи сам, — мгновенно вспылил гном. — Я этого ничего не видел! Ты видел, пусть и в воспоминаниях!

— Боль от потери слишком сильна, — ответил лихолесский принц. — Но я расскажу.

Король Трандуил появился первым прямо посреди тронного зала, и в первый и последний раз подданные его видели, как король, сбросив плащ и доспехи на пол, бегом бежит к главным воротам, раздавая на бегу распоряжения. Даэнис открыла портал, оставила Авалак’ха, чтобы поддерживал его, и Карантира, чтобы он закрыл его после того, как все жители мира Ольх придут, а сама вместе с Эредином, Иорветом и Трандуилом отправилась в южный лес, нельзя было терять ни минуты. Эльфы народа Ольх последуют за ними. Очищенный от проклятий лес радовался гостям, но заниматься им было пока некогда: два короля, принцесса и Иорвет спешили в крепость.

— Я лично изгнал последнего орка из Дол Гулдура, — заявил Трандуил, вырываясь вперед на коне. — Здесь безопасно.

— Но все равно страшно, — заметила Даэнис, ежась от мрачного пейзажа.

— В твоей власти сделать с этим местом что пожелаешь, — пожал плечами Трандуил. — Только захоти, дитя.

Даэнис надела кольцо, уставилась на одну из треснувших статуй, зажмурилась и пожелала увидеть ее целой.

— Умница, — Эредин задрал голову. — А весь замок так можешь? Авалак’х и другие знающие помогут этому царству процветать.

— Это и было ошибкой, их общей ошибкой, — Леголас отодвинул от себя нетронутую кружку. — Они все думали, что если Дан не будет долго владеть кольцом и все сделает быстро, оно не успеет исказить ее разум. Они спешили, пока их не остановили прочие, пока не добрался до Лихолесья Гэндальф, знающий опасность кольца. Даэнис превратила южный лес в цветущее царство, а Дол Гулдур — в резиденцию короля, но никто не хотел такой цены.

— Эльфы моего королевства научат строить дома на деревьях и помогут наладить торговлю, — Трандуил стоял рядом с Эредином в тронном зале, и король Ольх то и дело поглядывал на черный каменный трон, возвышающийся и увенчанный составной короной, похожей, хоть он и не знал, на корону Мелькора, только вместо сильмариллов в нее были вправлены простые бриллианты. Даэнис стояла неподалеку, обняв руку Иорвета и спрятавшись за его плечом от почтительных поклонов, которыми ее одаривали все проходившие мимо.

— Спасибо, — сказал Эредин.

Повисла пауза, и Ге’эльс из-за спины Эредина подсказал:

— Мы благодарим…

— Мы благодарим от лица всего народа Ольх за помощь, оказанную нам, — закатив глаза, прочитал Эредин заученную формулу.

— И намерения… — снова подсказал Ге’эльс.

— И намерения содействовать развитию нашего королевства в мире и согласии, достижению процветания на долгие годы.

— Мы не говорим «долгие годы», юный король, — поправил Трандуил. — Вместо этого мы говорим «вечность».

— А Даэнис? — спросила Цири. — Как же она? И те эльфы, которые пришли с Йорветом?

— У скоя’таэлей все хорошо, многие из них стали служить в корпусе стражей Лихолесья, — Леголас улыбнулся одними губами. — Орки еще беспокоят нас набегами, пусть в сам лес им хода нет. Да и пауки все же остались нашей общей напастью, так что всем есть чем заняться. Даэнис… мы все полюбили Даэнис. Она жила с моим отцом в лесном замке, но часто гостила в Дол Гулдуре, и южный лес расцвел ее усилиями и усилиями моего отца.

Даэнис лениво потянулась и положила руку на грудь Иорвета, спящего рядом. Все думают, что чуткий командир лесных бандитов просыпается от каждого шороха, но на самом деле, стоит ему пригреться и улечься на мягкое, как его и горном не разбудишь. Дан подползла ближе к нему и прямо на ухо шепнула: «блины с медом», но Иорвет продолжал сопеть, хотя раньше, стоило только подумать о еде, как он сразу же вырастал рядом, сверкая глазом. У Иорвета пока нет звания, он — негласный заместитель командира стражи, вроде как отбивается от обязанностей, но все равно не отпускает своих без надзора. Пауков убивает и смеется, что работает ведьмаком, поет дурацкие человеческие песни, а когда к нему подходят эльфы, старше его на семьсот лет, и раскрыв рты, просят рассказать, как он убил Саурона, сбегает в Дол Гулдур, где они с королем долго, со вкусом и руганью, режутся в гвинт. Дикая Охота не исчезла, но теперь это гвардия его высочества: Эредин боится пауков до нестерпимого ужаса, поэтому отсиживается на троне, радуя Ге’эльса наконец проснувшейся сознательностью. Впрочем, стоит только появиться оркам на горизонте, как юный король снимает рогатый венец, ставит по примеру Гондора перед своим троном кресло наместника, надевает доспехи и отправляется выплескивать свою ненависть. Какой прекрасный мир! Есть кого любить, это Трандуил и Даэнис, есть кого ненавидеть — орки и гоблины.

Дан положила голову Иорвету на бок, трогая пальцем шрам на его руке. Среди эльфов стражи он легенда, для Трандуила — острый на язык собеседник, для Гэндальфа — глупец, сохранивший зло в мире. Взгляд перескакивает на кольцо. Какая мелочь и какая невероятная сила! Теперь его можно уничтожить когда угодно: Иорвета орки боятся, он хоть сейчас может сопроводить ее до Ородруина, чтобы она сбросила кольцо вниз, в лаву, но зачем что-то делать, когда все так прекрасно? Иорвет спит рядом, Трандуил — его приказы Даэнис слышит даже здесь, в тихой спальне — распоряжается о чем-то внизу, Эредин ждет ее на праздник — разве может быть лучше? К чему изменения, ничего не надо…

Иорвет мурлыкнул и перевернулся, вдавив Дан в постель всем весом, нашел ее губы и только потом медленно открыл глаз.

— Какой день мы здесь? — шепотом сказал он, упираясь локтем в подушку и подпирая подбородок. — Я сбился со счета.

— Какая разница? — Дан провела пальцами по его шее. — Мы вечные.

Каждый день повторяет предыдущий, все уже было, все уже повторилось, но Дан и Иорвет счастливо застыли в золотом покое, как насекомые в капле янтаря. Мордорский доспех, трофей из Ортханка, лежит в сокровищнице короля. Иорвет носит легкий зеленый камзол и узкую черную повязку на отсутствующий глаз, и его и Дан иноземное происхождение больше выдают черные волосы, чем манеры и привычки. О подвигах и битвах напоминают лишь моргульские кони, которых прислал в Лихолесье Элронд, не вынеся такого зла на своей земле. В знак привязанности, Эредин отдал королевского коня Иорвету, а себе взял его: все равно он теперь ездит верхом на специально отловленном для него варге; у народа Ольх нет предрассудков. Леголас все время проводил с Дан и Иорветом, незаметно учил, направлял: он всегда хотел брата, и пусть мир одарил его сестрой, он вполне рад принять ее любимого как родного. У Эредина они тоже бывают все вместе: королевство Ольх развивается и расцветает небывало, напоминая Трандуилу древние королевства, высокие эльфы-воины и девы-искусницы словно сошли со страниц легенд и старинных изображений. Знающие ведут неспешные беседы с бессмертными эльфами, которые знают бесконечно больше, но замирают в растерянности, видя детей. Эльфы стали рождаться, и на них приходят смотреть как на чудо, дети скоя’таэлей в лесном королевстве купаются в молоке и сливках, сам таур порой садится с кем-то из детей и играет, вспоминая собственного сына и жалея, что был в отчаянии так долго, что почти не помнит, как крошечный принц, заворачивающийся в шлейф его мантии, вырос в холодного и отчужденного воина.

Но однажды на общем совете короли решили, что пришло время уничтожить кольцо. Оно больше не нужно, а Даэнис неуловимо менялась: все чаще сидела она по правую руку короля Трандуила в чертогах северного леса, все ожесточеннее становились ее речи, когда она беседовала со своим отцом, но ни один из королей не понял ее истинных мыслей, иначе они силой отобрали бы кольцо у принцессы, и кто знает, что случилось бы. Но они лишь сочли, что настал час избавиться от Саурона навсегда. Вчетвером они прибыли в Мордор и поднялись на Ородруин, где Даэнис предстояло бросить кольцо в кипящее жерло.

— А она этого не сделала, — вздохнула внимательно слушавшая Цири, отвлеклась от собственных слов и с удивлением глянула в окно: на улице стояла непроницаемая темень, самый мрачный час перед рассветом.

— Гораздо хуже, — мрачно сказал Гимли.

Даэнис, стоя на краю пропасти, рассмеялась, повернулась к ожидавшим ее королям и Иорвету и сказала, что не желает жить в лесу как паршивый скоя’таэль, что здесь та же резервация, только климат чуть лучше. Так было и в ее мире: сначала эльфов почитали, они учили людей, а потом люди расплодились, обозлились и вырезали всех тех, кто вызывал в них чувство зависти. Она потомок королей и имеет право на реванш, и это — тут она подняла кольцо всевластья — поможет ей. И издевательски поблагодарила за сопровождение ее в те земли, которые она отныне назовет своими. В Барад-Дуре воссядет новая госпожа, и царство ее станет лучшим, ибо не станет ограничиваться глупыми законами взаимодействия с другими народами. «Я лучше дуры Саскии, Йорвет, я не совершу ее ошибок. Особенно стану избегать глупости потерять тебя — ведь ты отдал мне кольцо и власть». Она создаст то, о чем еще в другом мире мечтал Иорвет — страну свободных, и не останется разменной монетой, гарантом мира в Лихолесье и залогом того, что не передерутся два короля. Даэнис протянула руку Иорвету, своему любимому, но любовь ее опалилась огнем Ородруина, и она не вспомнила, что сказал Карантир перед исчезновением: любовь для эльфа — привилегия свободных. Ей не нужен стал Иорвет как таковой, как нужен был раньше, когда стал для нее удобной ширмой, ведь она не сражалась в первых рядах, была на особом положении в отряде, и неужели он думал, что рядом с Киараном кто-то может видеть Иорвета, а не его место командира? Но ей понадобился король, и Иорвет оказался всего лишь наиболее подходящей кандидатурой: они уже сработались, да и легенды сложены, негоже ей, новой владычице, представляться такой слабой и зависимой новым подданным. Ко мне, Иорвет, если хочешь и дальше безнаказанно и свободно бегать по лесам и заниматься глупостями. Иорвет презрительно скривился и сказал, что даже не подумает жить с сумасшедшей, которая требует от него повиновения, и бросала бы она уже это проклятое кольцо, пока он не разозлился и не прострелил ей руку, чтобы она его выпустила, и тогда Дан повернулась к Эредину. Она умоляла его, предлагая ему власть над всей Ардой, но он не ответил — он уже исполнил свои мечты, и тогда кольцо позволило понять ей, что ему на самом деле нужно. Волосы ее побелели, и она предложила стать женой собственному отцу, поправ все законы. Она узнала, почувствовала, что он никогда не воспринимал ее как дочь, кровь от своей крови, видя в ней тень любимой женщины. Иорвет, услышав это, выхватил меч, то же сделал и Эредин — после открытого Даэнис позора его не дало ничего, кроме всеобщего презрения. Но тогда между ними встал Трандуил, более знакомый с властью кольца, пусть и излишне самонадеянный, сказал, что целью зла может быть их противостояние, посоветовал обсудить все потом, и Даэнис, видя насквозь и его, предложила ему месть: как он потерял свой народ и отца, так каждый, кто виновен в этом, должен потерять две трети от тех, кто держит в руках оружие, и по одному близкому. Элронд, Галадриэль, Митрандир — они все говорили тебе, таур Темного леса, что не стоит отравлять сердце горем; заставь их испить эту чашу. Никто не знал, насколько ранен и обозлен лихолесский король, но его привело в чувство то, что за спиной Даэнис вырос черный силуэт Некроманта, которого она призвала своим решением оставить кольцо, и заключил ее в объятия. Даэнис сказала Иорвету, что если он не хочет быть ее королем, он станет ее рабом, и Иорвет выхватил стрелу из колчана, выстрелил и выбил кольцо из ее пальцев, поранив ей руку, кольцо упало вниз, Некромант исчез, но…

— Но? — напряженно переспросила Цири.

— Безумие Даэнис прекратилось, и ей открылось то, что она говорила им, — через силу проговорил Леголас. — Едва подняв глаза от позора, она вгляделась в их лица, но все еще была ослеплена видениями или…

— Или они действительно смотрели на нее так, — добавил Гимли. — Хотя… она высказала Йорвету, что он ничего не значил для нее, предложила себя собственному отцу… как бы она жила дальше?

— Увидев в них лишь осуждение и презрение, Даэнис шагнула со скалы вслед за кольцом, — наконец выговорил принц. — Кольцо всевластья привело к гибели четырех своих хозяев из шести. Саурон, Исильдур, Даэнис, даже это существо Голлум, пусть не прямо по вине кольца, но все же Фродо убил его.

— Неужели Йорвет не понял, что это кольцо, а не она? — Цири стало тоскливо. Она верила, что все исправила, приходящая из-за нее Дикая Охота исчезла, Эредин никого больше не убивает, эльфы Иорвета нашли свой рай, а теперь выясняется, что несчастья не закончились. Они просто пришли в другой мир. Зачем она пришла сюда, зачем узнала? Могла бы жить до самой смерти, веря, что вселенная гораздо милосерднее.

— Понял, — Леголас посмотрел ей прямо в глаза. — Но Даэнис больше нет.

— И… что теперь? — осторожно спросила Цири, взглядывая на гнома, она понимала, что Леголас говорить больше не будет.

— Что-что, — вздохнул тот. — Нет больше радости в Лихолесье, точнее, во дворцах. Народ-то почти не знает, народ счастлив, и Лихолесье теперь Зеленолесье, и праздники не раз в год, я даже был там, не знал бы — ничего б не понял. На троне королевства Ольх восседает благословенный король Эредин Юный, вот, недавно в Эреборе были его послы, а у Трандуила испокон веков все в ажуре.

— А Йорвет? — спросила Цири.

— Он приезжал ко мне, — Гимли бросил быстрый взгляд на Леголаса. — Я давно обещал ему изготовить кинжал, он приехал среди ночи, не знаю, как нашел, заявился в мой дом и спросил, могу ли я дать ему кинжал прямо сейчас. Я, конечно, не мог, это за пару минут не делается, уложил его спать. Конь у него проклятый из-под мертвого короля-колдуна, рычит как дикий зверь, ну сделал я ему к утру кинжал, говорю, ты хоть куда едешь? А он мне: орков стрелять. Три раза слухи волнами ходили, будто он погиб.

— А он погиб?

— Не знаю. Не удивлюсь, и если да, и если нет, — пожал плечами Гимли.

— Куда ты направишься, Цирилла? — спросил Леголас, поворачиваясь к ней. — Весенний праздник через пять дней, в Лихолесье его проводят чудно.

— Я не знаю, я, наверное… — Цири замялась. С одной стороны, она почти никого не знала, опечалилась, ей не к кому пойти, с другой, ей так не хотелось уходить! Словно все естество ее страстно желало остаться в этом мире.

— В тебе есть эльфийская кровь, — вдруг сказал Леголас. — Это очень странно, но вероятно… Нет, не может быть.

— Что не может быть? — Цири улыбнулась. — В этой фразе вся моя жизнь: быть не может, а случается.

— Вероятно, я только предполагаю, и лучше спросить у моего отца или Элронда, но ты, если примешь себя как эльфа и сделаешь выбор фэа, будешь бессмертной, — Леголас нахмурился. — Я не силен в этом вопросе, но…

— Эльфы бессмертны? — перебила Цири.

— В твоем мире, где сама земля жаждет поглотить всех своих детей, нет, — Леголас оперся локтем на стол. — Здесь же вполне.

— Скажи ей, сколько тебе лет, — подначил Гимли.

— Ну зачем, — отмахнулся Леголас.

— Надо. Скажи!

— Две тысячи девятьсот двадцать два, — эльф закатил глаза; Цири смотрела на него с открытым ртом. — Ну вот опять.

— Я так и знал, — гном схватил кружку Леголаса и опустошил ее в одно мгновение.

* * *

Только что в замке закончился праздник цветущей весны, и пусть с большим размахом его отмечали на севере, Южное Лихолесье старалось не отставать от соседей. Но музыка смолкла, и солнце полыхало на западе, высвечивая пустой зал тревожным багряным. На севере тоже безрадостно: к королю Трандуилу в этом году на праздник не приехал сын. Снова. Уже который год веселье в Лихолесье отдает пеплом, который чувствуют лишь монархи.

Вошел Ге’эльс, поклонился — Эредин на троне небрежно махнул рукой, показывая, чтобы зашел позже. Зал остался пуст и темен. Король спустился на непроницаемый пол, такой темный, что кажется, будто идешь по зеркальной бездне, прошел к боковому коридору и через него в узкую галерею с окнами, выходящими на буйство зеленого, золотого, белого, что представляет собой лес: растения из Лориэна прижились на более не проклятой земле. Ветер шевелит кроны, и нет конца-края этому богатому лиственному морю, но король не почувствовал прежней радости, глядя на его.

За спиной шаги того, кто специально дает подготовиться к своему появлению, и из потайного хода выступил Трандуил и стал рядом, почти коснувшись своим плечом его.

— Не завидуй смертным, Эредин, — проговорил Трандуил без капли насмешки. — У всего есть цена, и твоя жертва, и твой палач — ты сам. Мы знали, что плата высока. Больно лишь первые пару тысяч лет. Потом наступает скука.

— Как ты живешь? — спросил Эредин, отчаянным жестом вцепившись в каменные перила, хотя знал ответ, видел его в зеркале Галадриэль.

— Кто тебе сказал такую глупость, будто я живу, — Трандуил оперся спиной на перила и прогнулся в поясе так, чтобы солнце достало до его лица. — Пойдем. Я привез тебе вина.

Они вернулись в тронный зал, но сели на скамью у стены так, чтобы даже не видеть трона. Эредин рассказывал Трандуилу о других мирах и что делал в них, зная, что тот не осудит — иначе ему будет слишком скучно, к тому же он знает о его отношении к Дан и все равно здесь, а лесной король потом говорил о первых войнах и как подняли друг на друга руку в братоубийственной резне те, кто считают себя мудрыми и благородными…

— Ты не знаешь, где Иорвет? — наконец спросил Трандуил, и Эредин поджал губы, покачал головой. — Хочешь узнать?

* * *

— Вот оно какое, королевство под горой, — Иорвет, который был только в прилежащем городе, но не внутри горы, огляделся, потом вернулся к Гимли. — А я думал, тут все в золоте.

— Гномы тебе не дракон какой-нибудь, — фыркнул Гимли. — Где ты видел города, чтобы были из золота?

— Но вы же гномы, — резонно возразил Иорвет.

Рассмеялся Леголас, услышав это, подошел к Иорвету, взял его под локоть и повел за собой. Иорвет, вернувшись с Ородруина, забрал из сокровищницы мордорский доспех, снова завязал на голову выцветший алый платок и исчез, уведя из конюшни своего назгульского коня и захватив лук, которым когда-то владел сам король Трандуил до того, как потерял зрение и перешел на меч.

— Ходили слухи, что ты погиб, сражаясь с орками, — сказал принц, идя с ним вместе за Гимли, который, пыхтя, вел их к своему дому и находившейся рядом мастерской. — Тебя видели входящим в Морию.

— Было дело, — кивнул Иорвет. — Хотел срезать и не переться через всю равнину. Гимли, я сломал кинжал, который ты мне сделал, можно мне новый?

— Срезать через Морию. Срезать. Через Морию, — повторил Гимли. — А ты уверен, что в тебе нет нашей крови? Больно тебя тянет к подземным приключениям. И как ты его сломать-то умудрился?

— Я его забил в пол, чтобы дверь держалась, когда в нее молотом били. Зато я привез тебе вот это, — Иорвет вытащил из сумки обернутую грязной рваной тряпкой летопись, которую читал над могилой Балина Гэндальф. — Забыл даже, пока про Морию не сказали, и не вспомнил бы. Три луны таскаю. Ох, как же легко без нее!

Гимли в полнейшем изумлении уставился на книгу. На них стали оглядываться, кто-то остановился поглазеть.

— Летопись Ори! — взревел гном и кинулся Иорвета обнимать. — Ты ж мой дорогой, проходи скорее! Пошлите гонца королю и Двалину, — это уже кому-то из зевак. — Ты даже не представляешь, что принес, остроухий!

— Книжку, — отозвался Иорвет. — Все равно я по-гномски читать не умею.

— Сейчас тебя провозгласят героем, наденут на тебя золотые доспехи, запакуют в бриллианты, дадут в руки огромную секиру и скажут: «держи речь», — неспешно перечислял Леголас кары награждения, идя с ним к дому Гимли. — Так что уж придумывай ее заранее, пока не наступил момент позора.

— За кинжалом я могу заехать и позже, — кисло сказал Иорвет. Леголас сильнее сжал его руку. Он и Гимли оставались единственными из хранителей, с кем Иорвет поддерживал связь после смерти Даэнис. Куда пропал веселый и острый на язык эльф, умудрившийся достать Арагорна на его же коронации, поссориться с Гэндальфом и Элрондом на радость Эредину, который в словесных баталиях проигрывал владыкам? Иногда Леголасу казалось, что он и не знал никогда Иорвета, словно они не жили благословенное послевоенное время в Лихолесье. Среди орков о нем теперь слагали легенды, все орочьи вожди мечтали о его голове на пике, но пока что вместо этого одноглазый лучник на моргульском коне складывал головы орков пирамидами и исчезал снова, только его и видели. Трандуил не пытался выйти на него, хотя всегда приглядывал через Киарана, Иорвет навещал бывших «белок» с завидной регулярностью, но не появлялся во дворце, Эредин, казалось, о нем не вспоминал и с головой ушел в управление своим королевством. Арагорн передавал через Леголаса приглашение, сказал, что двери Минас-Тирита всегда открыты, но Иорвет предпочитал оставаться в одиночестве. Леголас и Гимли никогда не вспоминали о Даэнис в присутствии Иорвета, молчаливо опасаясь, что в противном случае никогда его больше не увидят.

— Что жрет твоя скотина, остроухий? — крикнул Гимли, видимо, из кухни.

— Эй! — возмутился Иорвет. — То, что я лесной эльф, а Леголас — принц, не дает тебе никакого…

— Я про коня твоего, — расхохотался гном. — Сложи свое самомнение с самомнением Леголаса, поделите пополам, и будете оба нормальные.

Иорвет, только войдя в комнату, сразу свалился на небольшую мягкую кровать и согнул ноги, чтобы уместиться, закинул руки за голову.

— Если хочешь спать, я скажу Гимли, чтоб повременил с ужином, — тихо сказал Леголас, садясь рядом с ним на низкий стул. — Ты немного хромаешь, если хочешь, я могу помочь. Я не целитель, но могу попробовать уменьшить боль.

— Нет, не говори ему ничего, — так же негромко ответил Иорвет. — Мне… мне показалось в какой-то момент, что я разучился разговаривать. В Мории. Я рычать начал, как Эредин на Саурона. А с ногой… мелочь, уже почти затянулось.

— Я недавно видел Эредина, — сказал Леголас. — Заезжал в Зеленолесье на весенний праздник. Давай ты снимешь доспехи, мы с Гимли клянемся на тебя сегодня не нападать.

— Ну-ну, я вам не верю. И что юный король? — спросил Иорвет, все же с трудом садясь и начиная раздеваться.

— Я его издалека видел, не стал… привлекать внимание к своему присутствию.

— В Лихолесье с Трандуилу не поехал, — сделал заключение Иорвет, знавший, что после смерти Дан Леголас покинул свой лес снова. — И как праздник?

— Я познакомился с Цириллой несколько лет назад, — сказал Леголас, и добился желаемого: Иорвет удивленно посмотрел на него, и принц продолжил. — Она появилась перед воротами, хотела встретиться с Дан, — вторая проверка; скулы Иорвета на миг обозначились резче, но больше никакой реакции. — Я рассказал ей и о бессмертии тоже, но она так и не сказала, куда направится, а на празднике я видел ее с Карантиром.

— Это же… навигатор Эредина? — вспомнил Иорвет. — Геральт, наверное, второй раз поседел.

— Она будет рада видеть тебя, — сказал Леголас, но Иорвет покачал головой:

— Мы почти не знали друг друга. Геральт — с ним я бы свиделся, а она… — он поморщился.

— Скажи мне, остроухий, куда на сей раз ты засунешь кинжал, может, мне тебе сразу два сделать? — Гимли появился в дверях. — Эй, ты что раздеваешься, все понимаю, наш принц больше на принцессу смахивает, но это ты просто от женщин отвык. Не надо, Йорвет, не поддавайся!

Иорвет беззвучно рассмеялся и с грохотом обрушил кольчугу на стул, обычную кольчугу. Митриловая кольчуга Орофера находилась теперь во дворце Трандуила, и у короля глаза не глядели на его отвергнутые дары.

* * *

— И где теперь Йорвет? — спросил маленький эльф, опуская лук после последнего выстрела прямо в цель. Ему всего двенадцать, он родился в королевстве Ольх и не может понять, почему, приезжая с отцом в соседнее королевство, вызывает странную реакцию у местных эльфов. Он же просто ребенок, пусть его отец и сыграл роль в великом переселении народа Ольх, и сам король Эредин наградил его.

— Никто не знает, — ответил отец. Он всегда рассказывал ему легенды этого и другого миров: о другом мире эльф знал лишь то, что весь народ Ольх оттуда, но наступил белый хлад, и король Трандуил из Лихолесья помог им, потому что король Эредин женился когда-то на его сестре.

— Но он же настоящий? — подозрительно прищурился эльф. — Не сказка?

— Не сказка, — по галерее над внутренним двором прошла мама, улыбнулась, услышав, о чем говорит сын. — Я сама знакома с Йорветом.

Маму не любят в королевстве Ольх, потому они и живут практически на границе с Лихолесьем, где правит король Трандуил. Зато его отец в почете у короля Эредина, он — его чародей и военачальник, второй после Имлериха. Иногда кажется, что король Эредин сам его отец, так он ему благоволит, но при маме об этом лучше не говорить, она не переносит короля.

— Может, он опять в Мории, — вздохнул маленький эльф, снова целясь. И отец, и мать мечники, но его самого учат стрелять из лука. Впрочем, он обещал себе, что научится еще владеть мечом, благо, у него целая вечность. — Или в какой-то черной крепости! Режет орков!

— Он стреляет, — поправил отец. — Так что учись стрелять, будешь как Иорвет.

— У него один глаз, чтоб видеть при свете, а второй, под повязкой, чтоб видеть в темноте!

Образы обрастают легендами, легенды превращаются в миф. Эльфы все помнят, но молчат, давая легенде об охотнике жить самостоятельно.

Вернон Роше в который раз проснулся от сна, который называл кошмаром, хотя в нем не было ничего страшного. Ему снился его верный враг верхом на страшном хищном коне, он ехал по холму, и луна освещала его доспех, похожий на нильфгаардский. Иорвет был настолько беспросветно и беспощадно одинок в этом сне, что Роше просыпался в ноющим от тоски сердцем и уверял себя, что это лишь его воображение. Иорвет с Даэнис в новом эльфийском королевстве, они будут вечно счастливы, в том мире больше нет войны и крови. Он снова корил себя, что испугался нового и неизведанного, не ушел в далекий неизвестный мир, а теперь… Темерии нет, бороться ему не за что, он занял место ушедшего Иорвета, и теперь за ним охотятся солдаты. Он побывал в Каэр Морхене снова, хотел найти Цириллу и попросить ее отправить его в тот мир, плевать, что будет зубоскалить Геральт, что сам он будет считать себя сдавшимся. Он ведь сможет вернуться в любой момент! Надежда вела его в замок ведьмаков, но Цири исчезла после битвы и больше не появлялась. Погасший взгляд Геральта напомнил Вернону о той нестерпимой тоске, которую он испытывает после того, как приснится Иорвет. Теперь Роше старается думать о Иорвете как о персонаже легенды, редкой сказки, где все началось с дурацкой свадьбы принцессы и лесного бандита, а закончилось так счастливо, как не бывает даже в сказках. Он перевернулся, утыкаясь носом в угол пещеры, и плотнее завернулся в рваный бушлат, рукав которого стал жестким и негнущимся от высохшей крови.

Печальный король сидит на черном троне под короной, взглянув на которую, содрогаются древние владыки, и слушает песню о битве у черных врат. В песне нет боли; в песне кольцо упало в жерло Ородруина словно само, и пала власть тьмы, и наступили благословенные времена. Он всех похоронил, и все стало ему безразлично. Попав в королевство Ольх, путники, зная о том, что короля называют Эредин Юный, ждут веселья во дворцах — как в песнях, которые поют об эльфах, но черный замок полон пронзительной тишиной.

Той самой тишиной, которая много веков царит в лихолесском дворце. Холодный, известный дурным характером эльфийский король проводит все время в сокровищнице, потому что блеск драгоценных камней заставляет забыть его о течении времени. Новое имя предано вечному забвению, теперь нельзя говорить не только о сестре и жене короля, но и о деве из другого мира, но Тауриэль однажды видит, как прекрасный король, сняв корону и завязав волосы простой лентой, создает изваяние девушки из серого камня. В руках девушки странный рогатый лук, а на ней самой кольчуга, надетая на мужской эльфийский наряд — такой она впервые появилась в Лихолесье. В глубине сада, у беседки, о существовании которой никто и не знает, стоят три статуи женщин, и король Трандуил, положив холодный траурный венок из пышных еловых ветвей, оплетенных белыми цветами, к ногам самой юной из них, произносит едва слышно и ласково, как он всегда говорил с ней:

— Вот твоя семья, дитя.

Тауриэль сливается со стволом дерева, за которым стоит. Слезы текут у нее по щекам, но она не замечает этого, наблюдая за тем, как Трандуил гладит кончиками пальцев каменные волосы, прижимается губами к ледяным запястьям. В жизни короля действительно нет ни капли любви — вся она умерла.

— Надеюсь, ты встретишься с ними в чертогах и будешь счастлива, — лесной король отступает и почтительно опускает голову, прощаясь, но не выдерживает, и во всегда равнодушном голосе Тауриэль слышит такую страсть и такую боль, что снова вспоминает: ее короля нередко сравнивают с драконом. — Разве я не принял тебя, Даэнис, дитя мое, разве не полюбил? Почему же ты ушла так скоро? Я любил бы тебя, исполни ты свои слова, даже если бы ты убила меня. Последнее, что ты чувствовала — это боль и стыд…

Я не хотел. Все, кого я любил, сгорают. Это моя плата за драконов: за драконью гордость и драконий недуг. Отыщешь ли ты дорогу в Чертоги, Даэнис?

Всегда наполненный звуками сад пронзает сердце мертвой тишиной. Король Трандуил уходит из сада, и за его спиной три статуи, склоненные друг к другу прекрасными лицами, дождавшись его ухода, словно о чем-то говорят.

Посланник королевства Ольх подъехал к Ортханку и почти не удивился тому, что двери башни, основание которой было скрыто полностью обступившим ее лесом, приветственно распахнулись перед ним. Чародей в длинном многослойном одеянии сидел у входа и, щурясь от падающего сквозь лиственный тент солнца, взглянул на всадника.

— Здравствуй, Карантир, — произнес он. — Что хочет сказать мне король Эредин?

— Он хочет узнать, можно ли открыть портал из этого мира в другие, — Карантир спешился, но не сел рядом.

— Король хочет узнать? — переспросил Авалак’х. — Что ж, я отвечу на вопрос, интересующий тебя, точнее, Цириллу, которая хотела бы повидать своих приемных родителей в умирающем мире, и не имеющий никакого отношения к Эредину. Не спорь, я знаю Эредина куда лучше тебя: он никогда не интересуется тем, что не собирается использовать, а он уже достиг всего, что хотел. Нет, открыть портал отсюда твоими силами или силами Ласточки невозможно — этот мир слишком плотный, чтобы в нем безболезненно можно было открыть проход. Поясню, — он приподнялся и потянул Карантира за рукав мягкого подкольчужника. — Ткань мира, любого мира, похожа на вязаную. Мир Ольх, мир Цириллы — крупная вязка, можно раздвинуть петли, не нарушив ткани. Этот мир плотный, как твой подкольчужник, его можно лишь порвать, на что был способен Саурон и, соответственно, Даэнис, когда приняла его силу и завладела кольцом.

— А Феникс? — спросил Карантир, до визита к Кревану беседовавший и с Эредином, и с Трандуилом. Цири слишком хотела побывать дома, повидать Геральта и Йен, обнять их. Она любила своего мужа, он не сомневался, в конце концов, она сама пришла к нему, но только потом они выяснили, что ни она, ни он не способны покинуть Средиземье — у них обоих нет таких сил. — Когда она впервые переместилась из этого мира.

— Она впитала силу Саурона, — пояснил Креван, тоже интересовавшийся историей этого мира. — Передай Цири, что она никогда не вернется в свой мир и не увидит Геральта. Не хочешь говорить сам — отошли ее ко мне.

Черноволосый эльф молча наклонил голову, прощаясь с отцом, и вскочил на коня. Авалак’х заметил, что теперь Карантир не носит лат и ездит верхом без седла и уздечки, но ничего не сказал. Общаясь с лесом, он привык хранить молчание, выслушивая длинные, звучащие по нескольку минут слова энтов. Карантир скрылся из виду, и маг Ортханка медленно закрыл глаза и откинулся назад на черный камень стены башни. Эредин в черном отчаянии, Цирилла, не ставившая его ни во что, теперь заперта в чужом мире без возможности уйти даже на тот свет, ведь она приняла выбор фэа, Иорвет где-то в Мории пытается утопить свое горе в орочьей крови. А он счастлив. Время текло вокруг него, как широкая река вокруг неколебимой скалы, и Креван Эспане аэп Каомхан Маха, наконец отмщенный, наслаждался бессмертием.