История должна быть рассказана (джен)

Утром позвонил Дима.

— Разбудил? — спросил он виновато, хотя был уже одиннадцатый час.

— Не, не ражбудил.

— А?

— Жубы чищу, — пояснила Женя. — Шейчаш, минутку…

Дима терпеливо подождал, пока она сможет говорить нормально.

— Карина звонила.

— О! И как там у них в Лондоне?

— Говорит, дождь. Спрашивала, что с эзотерикой. Я сказал, что ты Сереге отдала.

Женя почувствовала легкий укол совести. Она тут ночью, когда ворочалась, злилась на Сергея и завидовала, а он между тем так безропотно взялся за эзотерику, пока она ковыряется с этим непонятным автором и его рукописью.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Дим, когда в следующий раз будешь с ней говорить, пусть мне тоже позвонит, ладно? У нас тут еще какой-то автор нарисовался, и я не знаю, что с ним делать.

— Это не срочно?

— Да вроде нет.

— Тогда потом. Карина сказала, что сначала надо срочное все доделать. А то Лариса завтра выходит, надо уже ей передавать. Что там у тебя, китайская поэзия?

— Нет, у меня Стоунхендж. Ну, знаешь, который строили инопланетяне.

— А с китайской поэзией что?

— Не знаю. Думаешь, ее тоже инопланетяне?..

— Я имею в виду, ты ее уже делаешь?

— Не успела пока, Дим. В очереди стоит. Стоунхендж сегодня привезу, а потом уже поэзию, если ее срочно.

— Да, давай ее сначала. И там уже эльфы на подходе.

— Я помню, — уныло сказала Женя. — Слушай, а не заходил к тебе тот вчерашний тип? Ну, странный такой, с рукописью.

— Экстрасенс, что ли?

— Нет, тот, второй. Со шрамом. Хотя да, ты же его не видел. Ну, короче, не заходил никто? Не спрашивал там свою папку? Он ее вчера у нас забыл.

— Нет, никого не было. Я тут один. Но утро же, рано еще. Если зайдет, что сказать?

Женя помолчала. Она колебалась.

— Алло! Жень? Ты тут?

— Да. В общем, если он зайдет, лет сорока мужчина, со шрамом на щеке, скажи, что его папка у меня. Я привезу и оставлю, пусть забирает.

Они поболтали еще немного, потом Дима позвал выпить кофе, когда она приедет, — как раз по соседству открылась новая кофейня, но Женя отказалась — денег нет, вот выплатят гонорар за Стоунхендж с инопланетянами — там можно и покутить.

Весь странный вчерашний день и не менее странная ночь в ее глазах как-то поблекли, стерлись, и совсем не хотелось возвращаться к ним мыслями. Поэтому она и решила отвезти папку обратно в «Парнас» и оставить ее там до востребования. Хотя где-то в уголке мозга зудело любопытство — чем же кончилось дело у этих мальчишек, что было дальше с Колькой и о чем он так хотел рассказать, да все никак не мог добраться до сути? Но Женя чувствовала, что если займется этой историей вплотную, то ее затянет в эту странную выдуманную реальность, как в воронку, в ущерб прочим делам и обязанностям. Какая-то чертовщина это все — и сама история Кольки, и все, что с ней связано. Вот и в голову лезет всякое, как сегодня ночью… И глаза опять ломать, разбирая бледные буквы вечерами, под настольной лампой, потому что днем заниматься этим будет некогда. Карина вон не дремлет, даже в Лондоне, а вернется через два дня — и работы еще прибавится. Весеннее обострение, так всегда бывает. И скоро ведь семестр начнется, а там занятия по вечерам, и точно уже ни на что не будет времени. Так зачем брать на себя лишнюю обузу? Она никому ничего не обещала. Ну вот разве что набрать первые несколько страниц, чтобы Карина все-таки глянула краем глаза и вынесла свой вердикт. Но это можно сделать прямо в офисе, и оттуда же и отправить, все равно дома интернета нет.

В издательстве был небывалый наплыв посетителей, и все они обрушились на бедного Диму, который отдувался за всех отпускных, болеющих и вышедших замуж.

Во-первых, явился вчерашний экстрасенс, который желал срочно внести правки во вторую главу, ну, понимаете, в расчеты вкралась ошибка, магнетическую энергетику ведь надо точно обсчитывать, это вам не шутки. Во-вторых, растерянный юноша со старомодным дипломатом в озябших руках жалобно спрашивал, что случилось с инженерным институтом, который вот недавно квартировал по соседству с «Парнасом». Юноше, как он объяснил, надо было срочно закрыть сессию, а то отчислят, ему инспектор велел приезжать сегодня в десять, а он не успел, немножко совсем опоздал, приехал в двенадцать, а института тут уже нет, как так получилось и можно ли хотя бы из издательства позвонить инспектору и узнать, куда все подевалось, а то таксофон у метро не работает. В-третьих, другой молодой человек, чуть постарше, с вытянувшимся лицом, спрашивал Ларису и все никак не мог поверить, когда ему отвечали, что она вышла замуж. В-четвертых, девушка-курьер, явившаяся за авторскими экземплярами «Звездных эльфов I», пыталась запихнуть стопку увесистых книг в свой рюкзак и дополнительно оживляла ситуацию хриплой бранью, которая совершенно не вязалась с ее хрупкой фигуркой и нежным, поистине эльфийским лицом. Впрочем, эти самые звездные эльфы, помнится, и в книге время от времени сползали в дворовую стилистику.

Дима совершенно потерялся посреди всего этого бедлама: дежурить в офисе в одиночку ему пришлось в первый раз, а он не привык иметь дело с обычными посетителями «Парнаса», потому что предпочитал проводить время в дальней комнате, отгородившись от мира захламленным компьютерным столом.

Пришлось брать дело в свои руки. Сначала Женя обезвредила эльфийскую деву, вручив ей сумку на колесиках, припасенную специально для таких случаев. Дева перестала ругаться, просияла улыбкой на весь офис, и обескураженный молодой человек, страдавший по Ларисе, вдруг предложил эльфийке дотащить сумку до метро. Пока Дима ошалело хлопал глазами им вслед, Женя проводила заблудшего студента к телефону, чтобы позвонил своему профессору и выяснил, куда уехал цирк, то есть институт инженерии и чего-то там еще.

— А у вас светлая аура, — сообщил экстрасенс, когда Женя наконец добралась до него. — Ясная такая. Очень редкий случай. Мне вчера показалось, когда мы обсуждали гонорар, что вот тут затемнение… но теперь вижу, что показалось. Вы по знаку зодиака кто?

— Вообще вашу книгу Сергей будет редактировать, — влез Дима, который с самого начала поглядывал на экстрасенса с неприязнью. — У него аура еще чище. Ни у кого такой нет.

Экстрасенс покосился на него и досадливо поморщился.

— Нет, правда, — сказала Женя. — Он очень хороший редактор. И как раз специалист в этом… в тантрической энергетике.

— В магнетической энергетике.

— Да, извините. Я вам дам его номер, и вы обо всем договоритесь. Вот прямо от нас можете позвонить.

Она обернулась к студенту — освободил ли телефон?

— Я уже ухожу, — заверил студент. — Тут недалеко, оказывается, всего две остановки. Обещали меня дождаться.

— Ни пуха ни пера! — хором сказали Женя и Дима.

Толпа в приемной рассосалась, но посыпались какие-то другие заботы, бестолковые звонки и запросы, и никак не получалось заняться делом вплотную. Женя все-таки мимоходом сунула Диме дискету со Стоунхенджем и инопланетянами.

— Вот, держи, это уже полностью готово. С картинками сами разберетесь, я там добавила перечень. С меня теперь китайская поэзия, потом кулинария по аюрведе. И буду ждать эльфов.

Она разгребла накопившиеся дела, отправила Карине отчет, позвонила в бухгалтерию, потом юристам, ничего не поняла, еще раз написала Карине, с трудом выпроводила экстрасенса, которому хотелось пообщаться, предупредила по телефону Серегу, что к нему едет экстрасенс, пусть будет готов и ничему не удивляется, а потом еще долго сверяла вместе с Димой список иллюстраций и искала потерявшееся фото НЛО над Стоунхенджем. Затишье наступило только после обеда. Собственно, обеда как такового у них не было, но время далеко перевалило за полдень, и Женя спохватилась, что ей пора домой.

Только в метро она осознала, что сумка как-то очень уж сильно оттягивает плечо, и сообразила, что так и не оставила в издательстве синюю папку с потрепанными завязками.

Женя вздохнула из глубины души, даже сосед на лавочке испуганно скосил на нее глаза. Вот черт, как она могла забыть! Хотела же отправить пару страниц Карине на рассмотрение, убрать рукопись в ящик стола в приемной и выбросить все это из головы.

Ладно, не проблема. Можно набрать начало на домашнем компьютере и потом при случае отвезти в «Парнас» вместе с китайской поэзией. Странный автор со шрамом, даже если явится за пропажей, вполне может подождать несколько дней. Сам виноват — нечего разбрасываться своими шедеврами.

Открывая дверь в квартиру, Женя еще на лестничной площадке ясно услышала, что изнутри доносятся звуки пианино. Она перестала звенеть ключами. Ага, полька Рахманинова. Неумелые короткие пальчики смело берут разбег — и не могут преодолеть сложный пассаж. Спотыкаются, останавливаются. Снова разбег — и снова заминка. Она улыбнулась. В отличие от непонятной ночной музыки, этот феномен был совершенно прозрачен. Аня как раз должна была вернуться то ли сегодня, то ли завтра… получается, что сегодня. И ученики уже тут как тут, им никаких каникул не полагается, рано еще.

Она перешагнула порог, тихонько разделась и заглянула в комнату. Так и есть — медвежата. И Аня, хоть и с дороги, но уже подтянутая и собранная, как всегда.

Медвежатами ее учеников окрестила Женя, и это прозвище прижилось. Они и сами знали о нем и не возражали. Близнецы Тима и Муся, маленькие, пухлые, в своих пушистых шубках и дутых сапожках действительно похожие на косолапых медвежат. Женя не раз присутствовала на их занятиях, исподтишка поглядывая из-за своего компьютера на то, как они сражаются с нотной грамотой и сложными этюдами.

Надо же, близнецы — а какие разные. Даже не внешне, а во всем остальном. Муся немного похожа на Аню. Опять же, не внешне, а так, вообще. Урок у нее всегда выучен, в тетрадке чистота, ручки детские, совсем маленькие, но пальцы удивительно гибкие и проворные. Несомненный будущий виртуоз, по скромному Жениному мнению. Тима совсем другой, и с музыкой у него, честно говоря, не ладится. Вот и сейчас: Муся всегда идет первой, уже отыграла свое и тихо сидит в сторонке, что-то чертит на полях тетрадки. Рахманинов не дается именно Тиме. Он злится, налился краской, выпятил нижнюю губу, в темных глазах блестят слезы. Женя молча кивнула Ане поверх его головы и на цыпочках прокралась к себе. Сейчас лишний слушатель будет им только мешать.

— Как успехи у медвежат? — спросила Женя за обедом, когда они с Аней обменялись скудными новостями о своих каникулярных поездках.

Аня гостила у каких-то друзей за городом и, кажется, сбежала от них раньше, чем планировала, но вдаваться в подробности не стала.

— Хорошо. Расслабились немного, пока меня не было. Но ничего, сейчас нагонят.

— Работяги, — сказала Женя с уважением. — Каторжный труд, как я посмотрю.

— Фоно? — удивилась Аня. — Да ладно, самый легкий предмет.

— Ну кому как. Тиме, я смотрю, не дается. Это родители настаивают, чтобы он занимался?

— Нет. Он сам хочет. Они пианино для Марианны покупали, а уж он потом попросился за компанию.

— Для… кого?

— Ну для Муси.

Женя опустила ложку обратно в борщ, не донеся до рта.

— А почему ты называешь ее Марианной? Как ее, кстати, по-настоящему звать?

— Так она по-настоящему Марианна. У родителей был уговор, что отец выбирает имя сыну, а мама — дочке. Получились Тимофей и Марианна.

— Да уж… — Женя покачала головой. — Хорошо, что у нас с тобой мамы нормальные. И имена нормальные.

— М-гм, — невнятно ответила Аня и тоже принялась за борщ.

Китайская поэзия продвигалась туго. Автор при каждом удобном случае норовил подсыпать в текст иероглифов, хотя и без них все было достаточно непонятно. Да еще Аня спросила, можно ли ей позаниматься на пианино, и Женя легкомысленно махнула рукой — занимайся сколько влезет, мне не мешает. Однако Аня играла что-то чертовски глубокомысленное и, на взгляд Жени, не слишком похожее на музыку. Это сбивало с толку. За окном потемнело — надвигался обещанный синоптиками снегопад, и эта хмурая темнота давила на плечи и на веки, затуманивала сознание, вытесняла из головы всякие мысли. Поэтому через час Женя сдалась и закрыла файл с поэзией. Такое можно только с утра, на свежую голову, и когда Аня уедет в свой институт. Сейчас надо что-нибудь, не требующее участия интеллекта. Взгляд сам собой упал на синюю папку, придавленную стопкой распечаток. Пора уже покончить с этим делом. Набрать первые страницы и закинуть на дискету вместе с поэзией, чтобы опять не забыть. Работа чисто механическая, в самый раз для отупевшего мозга.

Пробегая глазами уже знакомые строчки, Женя невольно снова погрузилась в историю Кольки, даже перестала замечать музыку. И только добравшись до того места, где он в лазарете читает «Моцарта и Сальери», с удивлением осознала, что Аня все еще сидит за пианино, методично перебирая аккорды в странной, хотя и по-своему гармоничной последовательности.

Словно заметив ее взгляд, Аня убрала руки с клавиатуры.

— Что? Мешаю?

— Нет, не мешаешь, — Женя отодвинулась от компьютера и потянулась. — Я уже закончила. Просто хотела попросить… Поиграй мне что-нибудь.

— Хм. А я, по-твоему, что сейчас делаю? — Аня строго блеснула стеклами очков.

— Ну… играешь, конечно. Наверное, что-то очень умное и, возможно, даже гениальное. Но ты же знаешь, я всего лишь слабый человек. Мой разум ограничен, мой слух развращен. Сыграй что-нибудь более… человекосообразное, а?

Аня подумала секунду и снова положила руки на клавиши. Строгость ее была напускная, она прекрасно знала, чего от нее хотят. Женя довольно улыбнулась и отодвинулась от стола еще дальше. К чертям работу, и вообще все.

Метель колыхала за окном свои снежные сети, и у Ани под пальцами словно закручивались маленькие неуловимые вихри, за которыми нельзя было уследить ни слухом, ни глазом. Они кружились, мчались наперегонки, сталкивались, обвивали друг друга и снова рассыпались снопом мерцающих искр. И метель за окном будто бы тоже подчинялась этому ритму, следовала за движениями порхающих рук — и, кажется, послушно утихла вместе с последними звуками музыки.

— У нас в детском саду было одно суеверие, — сказала Женя. — Когда вечером после полдника шел дождь и нельзя было идти гулять, нас усаживали рисовать. И считалось, ну, между нами, детьми, что рисовать надо непременно дождь, ни в коем случае не солнце. Если рисовать солнце, то дождь разозлится и будет идти еще сильнее. А если его и рисовать, то он как бы выльется весь у нас в рисунках, и настоящий дождь от этого сразу кончится. И можно будет идти гулять.

Они, не сговариваясь, оглянулись на окно.

— Ну, я тогда больше сегодня играть не буду, — засмеялась Аня. — Раз весь снег уже высыпался, то больше и не надо. А то вдруг опять пойдет. Так оно работает, согласно вашему суеверию?

— Ага. Типа того.

Женя колебалась — рассказать Ане, как ей сегодня ночью пригрезилось, будто кто-то играет на пианино? Нет, пожалуй, не стоит. Пустяки ведь это, о чем тут говорить.

Она сгребла бумаги в папку и поднялась.

— Пойду к себе, почитаю.

— Что там у тебя? Звездные эльфы?

— Ангелы какие-то. И чудовища в овраге.

— Даже так? Ну, скорее всего, там и до эльфов дойдет.

— Возможно, — кивнула Женя. — Возможно. Вот дочитаю и узнаем.