Вся министерская рать (джен)

Шум редакции «Ежедневного пророка» накрывает Джеймса до звона в ушах, стоит ему выйти из лифта. Редакция находится в здании, которое еще несколько лет назад принадлежало маглам, и все здесь обустроено по последнему слову техники. Даже чертово освещение выглядит так, будто сошло прямиком из научно-фантастических фильмов, сетью ярких диодов оплетая потолки. А еще здесь столько стекла и ощущения пространства, что поначалу Джеймс даже терялся: министерству в целом и Отделу тайн в частности такое количество естественного освещения и не снилось.

Джеймс улыбается девушке, которая дежурит за длинной узкой стойкой на этаже, где располагаются журналисты «Пророка». Девушку он видит впервые и мимоходом удивляется, куда могла деться Мисси, которая встречала его последние три месяца. Джеймс тщетно пытается выглядеть серьезно и сообщает:

— Я к Драко. Драко Малфою. — Он приподнимает картонную подставку с двумя стаканами кофе, как будто это все объясняет.

— Вам назначено? — с подозрением интересуется девушка, оглядывая Джеймса с головы до ног. Она хмурится. — А вы...

— Назначено, — нагло врет Джеймс и проходит дальше, едва уворачиваясь от бумажного журавлика, пикирующего с потолка прямо в руки девицы. Та ойкает и совершенно забывает о подозрительном вторжении в святая святых британской магической журналистики, разворачивая бумагу с запиской.

Кабинет Драко располагается в дальнем конце этажа, в стороне от основной редакционной суеты, и Джеймсу приходится пройти мимо десятка пристальных, оценивающих, критических взглядов журналистов. Что они думают о его частых визитах, остается только догадываться, но Джеймса это не особенно волнует. В конце концов, раз это не волнует Драко, то почему должно тревожить его? Журавлики летают от стола к столу в таком количестве, что на полпути Джеймсу приходится пригнуться, уворачиваясь от целой стаи.

Последний рубеж — секретаря Драко — Джеймс минует безо всяких проблем. Крис уже настолько привык его видеть, что даже не поднимает головы от какого-то магловского журнала, только бросает:

— У тебя есть полчаса, в два тридцать Драко нужно быть на переговорах.

— Не задержу его ни на секунду! — обещает Джеймс и бедром открывает дверь в кабинет Драко. Правда, он не уверен, что сдержит слово: они не виделись нормально уже целую неделю.

Чем ближе выборы, тем больше времени Драко проводит в редакции. Джеймсу кажется, что еще чуть-чуть, и Драко действительно переберется в свой кабинет вместе с каким-нибудь пледом и зубной щеткой. Сам Джеймс последние две недели торчит на Гриммо и уже готов лезть на стенку: он, конечно, любит сестру и отца, но с гораздо большим удовольствием проводил бы каждый вечер в Малфой-мэноре. Почему Гарри и Лили решили, что будет здорово пожить в старом доме семьи на Гриммо, пока Джинни освещает отборочные чемпионата Европы по квиддичу в Испании, Джеймс не представляет. Но сбежать к Драко ему удалось только дважды, и Джеймс злится из-за этого на самого себя. В конце концов, если бы он все-таки признался отцу, проблем бы не было. Лили, которая все еще считает, что отец обо всем догадается сам, только добавляет своим присутствием масла в огонь: отпускает двусмысленные шуточки, чрезмерно интересуется «Пророком» и тем, что Джеймс слишком консервативен в выборе прессы.

— Я соскучился, — заявляет Джеймс, опуская стакан с кофе на стол перед Драко. Тот настолько погружен в чтение каких-то бумаг, что даже не сразу замечает его присутствие в кабинете.

— Джеймс, — с непонятным выражением говорит Драко и тянется к стакану.

— Так не пойдет. — Джеймс заклинанием отодвигает стакан на дальний край стола, и пальцы Драко сжимают воздух. — Я все понимаю, но ты слишком много работаешь. Отвлекись хотя бы на кофе. И на меня, если уж на то пошло.

— Послушай, я... — начинает было Драко, но договорить Джеймс ему не позволяет: перегибается через стол и целует, ухватившись за галстук. Джеймс не собирается слышать это неприятно-холодное «я занят» снова, спасибо, наслушался за последнюю неделю.

— А ты умеешь убеждать, — признает Драко спустя пару минут, и Джеймс едва останавливается, чтобы не поцеловать его снова — он обожает редкие мурчащие интонации в голосе Драко. Но они, к сожалению, не за надежными стенами Малфой-мэнора, и у них не так много времени: все-таки срывать Драко переговоры Джеймс не хочет. — Могу я теперь получить свой кофе?

— Так и быть. — Джеймс пододвигает стакан к нему поближе и улыбается, пока Драко, прикрыв глаза, пробует. На его лице читается удивление, и Джеймс довольно объясняет: — В кофейню за углом завезли какой-то жутко понтовый сорт, я подумал, тебе понравится.

— Неплохо, — снисходительно замечает Драко и бросает на Джеймса теплый взгляд. — Ты прав, мне стоит почаще отвлекаться.

— Есть планы на вечер? Можно было бы еще... поотвлекаться.

— К сожалению, сегодня мне предстоит компания не того Поттера, — Драко устало вздыхает. — И твоей тетки.

— Нда? Я думал, Гермиона не стала вас слушать.

— Она и не стала. Грейнджер бывает ужасно упертой, когда уверена в своей правоте. Но твой отец нашел кое-что, что ее убедило.

— А можно менее загадочно? — морщится Джеймс. Последнее время Гарри Поттера в жизни Драко Малфоя едва ли не больше, чем его, и Джеймса это раздражает.

Драко устало трет виски, бросает на дверь заглушающее и только тогда отвечает:

— Помнишь, я говорил, что Мэшборн пошел на выборы только для того, чтобы разбить электорат? Я был в этом уверен — Мэшборн не настолько медийная личность, чтобы представлять какую-то серьезную угрозу, но вполне узнаваем в своих кругах. И у него есть группа поддержки — параноики, которые считают, что нужно увеличить финансирование Аврората в ущерб другим департаментам министерства, и любители разных конспирологических теорий. Так вот, недавно отец рассказал мне кое-что, что слегка пошатнуло мое убеждение в истинных целях Мэшборна. Ты, наверное, не в курсе, но Малфои давно установили деловые отношения с некоторыми магловскими бизнесменами. Отец больше тяготеет к финансовому сектору и инвестициям в информационные технологии, поэтому связей у него предостаточно. И один из его партнеров как-то обмолвился, что какой-то чудак активно интересуется оборонной промышленностью.

— Мэшборн? Он же...

— Да, и моя вина, что я не придал значения пункту его программы о магловском вооружении, — Драко с досадой морщится. Он терпеть не может признавать свои ошибки даже сейчас, но по крайней мере научился это делать. — По всем официальным документам Мэшборн не ведет с маглами никаких дел, а его бизнес — торговля бытовыми зельями. Но у твоего отца достаточно полномочий, чтобы добраться до тех документов, которые не видны почти никому из Аврората и министерства. И он выяснил, что Мэшборн уже довольно давно ведет торговлю магловским оружием в Палестине и Иордании. Оказывается, у него есть магловские документы, на них и оформлены все его дела и несколько счетов в офшорах.

— То есть он рассчитывает протолкнуть идею модернизации магловского оружия и получить контракт на поставки для Аврората? — Джеймс чувствует неприятный холодок вдоль позвоночника.

— Это наша новая рабочая версия, — кисло соглашается Драко. — Но это еще не все. В делах с оружием замешан не он один, а еще несколько бывших авроров и действующих сотрудников министерства. В том числе из Отдела тайн и аппарата министра.

— Ты думаешь, это они инициировали обыски у тебя дома?

— Не сомневаюсь, — кивает Драко. — И под твоего отца копают, полагаю, тоже они. Ты же сам говорил, что у Мэшборна есть какие-то личные претензии к Главному аврору. Это я и планирую сегодня выяснить. А Грейнджер, конечно же, собирается участвовать, потому что не может оставаться в стороне, даже когда ее просят.

— Может быть, она перестанет обижаться на отца, — пожимает плечами Джеймс. — Он сильно переживает, что она могла принять близко к сердцу его выступление в поддержку Коннора.

— Гермиона Грейнджер — умная женщина, Джеймс. Я не думаю, что она по-настоящему злится на твоего отца. Скорее, на себя, что не смогла вовремя заметить проблему.

— В этом вы с ней похожи.

Драко кривится почти брезгливо и просит:

— Не надо сравнивать меня с Грейнджер.

— Это чтобы ты не злился на себя из-за Мэшборна, — Джеймс смеется. — Видел бы ты свое лицо. Хэй, просто пойми одну вещь: никто не сумел бы разобраться со всем так, как можешь ты. Даже Гермиона. Она слишком прямолинейна для политики. Ты упустил одну-единственную деталь.

— Да, и заметил ее в итоге не я, а человек, который почти не бывает в Британии.

— Ты дуешься, — изумленно замечает Джеймс. — Ты даже не злишься, ты именно дуешься. Это та-ак мило!

— Пошел вон, — усталым тоном требует Драко и бросает в Джеймса скомканную записку от одного из журналистов. Джеймс со смехом уворачивается и ловит Драко за галстук:

— Ты ведь не хочешь, чтобы я уходил.

— Ты — чудовище, Джеймс Поттер, — информирует его Драко и притягивает ближе для поцелуя.

* * *

Одиннадцатилетняя Мелани Пэг обнимает Хьюго за шею и доверительным тоном сообщает:

— Тетю выписывают из больницы. Можно, мы с тобой вместе сходим ее встретить?

Хьюго растерянно улыбается и неловко гладит девочку по волосам. С тех пор как Мелани Пэг переехала из магловского приюта в магический, она выросла и будто стала серьезнее. Хьюго совершенно по-дурацки все еще чувствует себя виноватым перед этой девочкой: за то, что не смог отправить ее в Хогвартс первого сентября; за то, что ее тетю Алису лечили все это время магловские специалисты; за то, что он в нее — эту самую Алису — не верил и не думал, что она решит забрать себе ставшую сиротой племянницу.

Хьюго никогда еще так приятно не ошибался.

— Думаю, твоя тетя не оценит, если тебя к ней приведет незнакомый человек, — замечает Хьюго.

Мелани фыркает и заглядывает ему в лицо. Она широко улыбается и уверяет:

— Она будет рада! Я ей про тебя рассказывала.

— Тогда, конечно, мы придем за ней вместе, — улыбается Хьюго и чувствует облегчение от того, что тетя Мелани ее официальный опекун, а значит, может знать о волшебном мире. Иначе ей пришлось бы корректировать память после рассказов Мелани, а самому Хьюго — отвечать за мелкое нарушение Статута о секретности, поскольку за Мелани, пока тетя девочки в больнице, отвечает именно он.

В магловской больнице Хьюго до этого бывал лишь раз: когда Лили сломала ногу во время семейной поездки в Хорватию; тогда им было по четырнадцать. Взрослых в тот день рядом не было — их с Лили оставили на Джеймса, но тот то ли позвал на свидание какую-то местную девчонку, то ли в очередной раз вытаскивал из неприятностей Альбуса. И когда Лили неудачно упала с велосипеда и не смогла без вскрика наступить на ногу, Хьюго банально перепугался. Найти больницу удалось не сразу, но в итоге они с Лили ввалились в приемный покой и в панике звали на помощь всех магловских специалистов, которых только могли вспомнить.

Джеймсу очень досталось от родителей, а Лили заставила всех написать или нарисовать что-нибудь ей на гипсе. Хьюго нарисовал ламу в очках, Альбус — пикси, а Роза написала цитату из «Истории Хогвартса».

Больница в Лондоне, в которой лежит тетя Мелани, от хорватской отличается разве что более сосредоточенным персоналом. В остальном все похоже — запах антисептика и стерильности, светлые коридоры. Мелани сжимает руку Хьюго и уверенно идет по коридору на полшага впереди. Хьюго кажется, что даже ее волосы, собранные в хвостики, выглядят нетерпеливо. Он, пожалуй, может ее понять: Мелани провела несколько лет в приютах, но она все еще помнит, что это такое, когда есть настоящий дом. Тетя готова дать этот дом Мелани, и Хьюго рад за нее — за них обеих.

Тетя Мелани — маленькая и хрупкая, у нее открытое лицо и светлые, ясные глаза. Глядя на нее, Хьюго невольно вспоминает одну из сказок, что мама рассказывала им с Розой в детстве — магловскую, про миниатюрную девушку по имени Дюймовочка. Кажется, в какой-то другой сказке была девочка по имени Алиса, но из нее Хьюго помнит только странную сцену с игрой крикет. Назвать Дюймовочку-Алису тетей даже мысленно у Хьюго теперь не выходит: настолько слово «тетя» ей не подходит.

У Алисы под глазами тени, как у человека, который слишком много времени провел взаперти без солнечного света. Она болезненно бледная, ломкая, и Хьюго становится еще более совестно: если бы ее лечили маги, она бы давно уже была на ногах.

Мелани обнимает ее, едва не сбивая с ног, и Алисе приходится ухватиться за капельницу, которая стоит возле ее кровати, чтобы не упасть. Она смеется неожиданно легким и звонким смехом, похлопывает Мелани по спине узкой ладонью и тянет ее следом за собой на уже заправленную больничную кровать.

— Ну-ну, я тоже рада тебя видеть, милая, — говорит она, позволяя Мелани забраться на кровать с ногами. — Но я пока не готова к физической активности.

— Твой доктор сказал, что тебе нужен покой, — серьезно кивает Мелани. Она оборачивается к деликатно помалкивающему Хьюго и с улыбкой говорит: — А это Хьюго. Я тебе про него рассказывала.

Алиса переводит взгляд на Хьюго, и ее улыбка становится шире, а на щеках появляются ямочки — почти как у Лили, когда та чем-то особенно довольна.

— Спасибо, что позаботился о Мелани. Она рассказала, это ты сообщил ей, что она... — Алиса бросает тревожный взгляд на дверь палаты и, убедившись, что никто больше ее не услышит, заканчивает: — Ну, знаешь, что она волшебница.

— Ты принимаешь это удивительно спокойно, — замечает Хьюго и неловко улыбается.

— Я сквиб, — легко говорит Алиса. — У нас с мамой Мел был один отец, но разные матери. Моя была волшебницей, училась в Шармбатоне. Сестра ничего не знала, потому что рассказывать ей особо было нечего — мы с родителями жили исключительно в магловском мире.

Хьюго хочется извиниться — за все министерство и весь магический мир Британии. Потому что если бы в министерстве хоть кто-то знал, что единственный живой родственник Мелани Пэг — сквиб, то все могло сложиться по-другому. Алису могли забрать из магловской больницы в Мунго, а Мелани изначально не отдать в магловский приют. У Мелани могла быть хотя бы какая-то семья, а не одни лишь воспитатели в течение четырех лет.

Алиса, кажется, понимает что-то по его лицу, потому что спешит сменить тему:

— Почему сирень?

Хьюго теряется, запоздало вспоминая, что еще в сентябре превратил перо в ветку сирени и отдал ее Мелани. Алиса стреляет глазами на тумбочку, на которой лежат апельсины и стоят цветы в вазе. Среди цветов прячется и перо — его Хьюго замечает не сразу. А когда замечает, почему-то краснеет.

— Она стала пером пару месяцев назад, — как будто оправдывается Алиса и снова улыбается.

— Сирень красивая и приятно пахнет, — смущенно отвечает Хьюго.

— Я люблю сирень, — говорит Алиса, и Хьюго не может не улыбнуться ей в ответ.

Когда они выходят из больницы, Мелани снова идет впереди. Она несет букет цветов из палаты Алисы и перо, которое было когда-то веткой сирени, почти вызывающе выглядывает между желтых и розовых бутонов.

— Тебе же есть, куда пойти? — обеспокоенно уточняет Хьюго, потому что он понятия не имеет, как решают вопросы с жильем девушки, которые несколько лет провели в коме.

Алиса бросает на него позабавленный взгляд.

— Как ты думаешь, Мел бы так радовалась, если бы ей снова пришлось вернуться в приют? Хотя его директор оказался так любезен, что помог мне с оформлением всех документов и поиском жилья. У меня оставались сбережения, и их хватило на аренду в Оттери-Сент-Кэчпоул. Конечно, это не более привычный Мел Лондон, но...

— По крайней мере, там неплохо, — пожимает плечами Хьюго. — И есть другие несовершеннолетние волшебники. В этом году двое оттуда должны получить сов из Хогвартса.

— Да? Это замечательно. Хотя бы кому-то из нас двоих не должно быть страшно, верно?

— А тебе страшно?

— Я никогда раньше не жила рядом с магами. Я даже не говорила ни с одним волшебником, кроме своей мамы. А тут... И знаешь, все так изменилось. — Она нервным движением убирает прядь волос за ухо и окидывает улицу неуверенным взглядом. — Я не представляю, что мне делать. Я даже не успела толком поработать, прежде чем все это случилось. А ведь нужно будет платить не только за жилье, но и за обучение Мелани. Я не представляю, как с этим справлюсь, но выбора-то у меня особо нет, да?

— Я могу заглянуть к вам с Мелани в следующие выходные, вдруг мы что-нибудь придумаем, — предлагает Хьюго и зачем-то оправдывается: — Дом моих бабушки с дедушкой неподалеку, я как раз обещал к ним зайти.

— Я была бы рада, — улыбается Алиса. — И Мел тоже. Она, кажется, от тебя без ума.

* * *

Дом на Гриммо для разнообразия встречает Джеймса тишиной и пустотой — Лили сегодня гуляет со своими школьными подружками, а отец снова проводит вечер в компании Драко, уже в третий раз за последнюю неделю. Драко за обедом обмолвился, что они вышли на сотрудников аппарата министра, которые вложились в оружейное дело Мэшборна. И Джеймс понимает — прекрасно понимает, почему с этим стоит разобраться как можно скорее, в конце концов, до выборов уже меньше месяца. Но ничего не может поделать с тем, что чувствует себя отвратительно одиноким и бесполезным.

Джеймс настолько отвык от пустого дома, что скрипы, методично капающая из крана на кухне вода и этот дурацкий звук, как будто кто-то наверху катает по полу железные шарики, заставляют его нервничать. Он даже поднимается на второй этаж, чтобы убедиться — там никого нет. А звук перемещается выше, куда-то под крышу.

Хочется абсолютно по-детски спрятаться под одеяло с головой и затаить дыхание.

От нечего делать (и чтобы отвлечься) Джеймс включает колдорадио и краем уха слушает какое-то ток-шоу, пока пытается приготовить ужин и не поджечь кухню. Джеймс в готовке просто ужасен, и Альбус всегда смеялся над ним, потому что приготовить яичницу, по его мнению, было ничуть не сложнее, чем сварить Костерост, но с последним Джеймс как раз справлялся.

В этот раз Джеймсу кажется, что он не так уж безнадежен: по крайней мере, лапша не склеивается прямо в кастрюле и не пытается из нее выбраться — мирно кипит. Джеймс рассеянно помешивает ее деревянной ложкой.

— И вот тогда я ей говорю, — задорным тоном вещает колдорадио. — Дорогая, ну кто вешает согревающие чары на холодильник?.. — Его перебивают помехи, слышится щелчок, как будто переключается радиостанция, и уже совсем другой голос говорит: — Выгляни за дверь, Джеймс Поттер.

Джеймс вздрагивает и роняет ложку на пол. Он смотрит на приемник настороженным взглядом и тянется в карман за палочкой. Голос из приемника повторяет:

— Выгляни за дверь, Джеймс Поттер.

Звенящий после джингл глупого юмористического ток-шоу кажется Джеймсу не иначе как насмешкой.

Он выглядывает в окно, на площадь перед домом. Отец рассказывал, что в годы войны там дежурили Пожиратели, и эта картинка — людей в черном, с белыми масками на лицах, преследовала Джеймса в кошмарах до двенадцати лет. Ему казалось, что это очень жутко — не чувствовать себя в безопасности в доме, за закрытыми дверями и чарами Фиделиуса.

Сейчас он ощущает себя, как в те самые одиннадцать-двенадцать. Перед домом никого нет, но Джеймс чувствует неприятный мороз по коже, как будто за ним наблюдают. Дом, в котором он родился и вырос, кажется по-настоящему небезопасным.

Но Джеймс же не идиот, чтобы открывать дверь, потому что ему сказал это сделать незнакомый голос по колдорадио?

Джеймс ругается сквозь зубы и делает единственное, что приходит ему в голову, — отправляет Альбусу Патронуса, крупного лабрадора с добродушной мордой. Обычно его Патронус виляет хвостом, как самая настоящая собака при виде хозяина, но в этот раз он даже будто прижимает уши к голове, припадая на задние лапы.

Альбус, взъерошенный, в заляпанной светло-горчичной краской майке и небрежно подвернутых джинсах, появляется в гостиной через несколько секунд. Волшебная палочка торчит у него из-за уха, и она тоже перепачкана краской, почему-то синей. Альбус сварливо замечает:

— Я свалился со стремянки из-за твоего Патронуса. Что случилось?

Джеймс запоздало понимает, что даже в волшебном мире фраза «Голос по радио сказал мне открыть дверь» звучит глупо. Не менее глупо и то, что он запаниковал на ровном месте. Альбус в ответ на его сумбурный рассказ только хмурится. Джеймс уже собирается извиниться и отправить его обратно, но брат вдруг подозрительно щурится и бросает странный взгляд куда-то в сторону коридора.

— Ты притащил домой с работы какой-то артефакт? — интересуется Альбус непонятным тоном, от которого Джеймсу становится нехорошо.

— Нет, — он мотает головой и уточняет: — То есть ты не думаешь, что я сумасшедший?

— Думаю, но не поэтому, — без задора огрызается Альбус и идет в сторону прихожей. — Джей, — напряженным голосом зовет он. — Ты использовал какие-то еще заклинания, кроме Патронуса?

— Что? Нет. Ну разве что Люмос, потому что лампочка на втором этаже перегорела.

— Люмос — это фигня, — замечает Альбус. Он осторожно прикасается к входной двери рукой и хмурится. — Мне это не нравится. Дом как будто... не знаю даже, ранен? Что-то еще странное происходило? Ты кого-нибудь видел?

— Никого. Но было это дурацкое чувство, как будто кто-то следит за мной. Мне почему-то не пришло в голову использовать заклинание обнаружения.

— Хорошо, что не пришло, — Альбус отшатывается от двери почти испуганно. — Где отец и Лили?

— Отец у Драко, думаю, будет там еще пару часов, а Лили встречается с подружками. Она вообще не собиралась сегодня домой.

— Вали в мэнор по камину, — командует Альбус. — Оттуда отправь Патронуса Лили, чтобы она не смела сюда соваться. И отца не пускай.

— Ал. Ты меня пугаешь. Что ты?..

— Дом, Джей. Магические дома, тем более встроенные в пространство так, как наш, существуют одновременно как бы в нескольких плоскостях. По большому счету, они — те же артефакты, просто очень сложные и узкой специализации. И если энергетика дома ощущается неправильно, значит, с ним что-то сделали. Когда нарушается целостность структуры любого пространственного артефакта, он начинает распадаться. Сделать такое с домом невозможно, но можно сильно подточить его магическую основу. И мне кажется, что кто-то это сделал. Или сделает. Я не уверен, о каком временном промежутке мы можем говорить. Это... дом ощущается очень странно. Неправильно.

— Чего? — переспрашивает Джеймс. — Ты хочешь сказать, что некто мог что-то сделать с нашим домом в будущем, и это влияет на настоящее? Каким, блин, образом?!

— Чтобы сказать это наверняка, Джей, мне нужно, чтобы здесь не было ни единого человека с волшебной палочкой, — резким тоном отвечает Альбус. — Я, блядь, не могу сказать точно, что не так, без диагностики. Но с тобой здесь это небезопасно. Так что будь послушным мальчиком и вали отсюда. Быстро, Джеймс.

Джеймс колеблется, потому что брат выглядит необычно напряженным, почти испуганным. Такое лицо у Альбуса Джеймс видел от силы два раза в жизни, и один из них был в Гималаях, когда Альбус смотрел на снег и думал, очевидно, о том, смогут ли они найти Скорпиуса.

— Джеймс, пожалуйста, — просит его Альбус. — Это очень важно.

— Ладно, — соглашается Джеймс. — Только, пожалуйста, будь осторожен. Скорпиусу сказать?

На лице Альбуса мелькает паническое выражение, как будто он боится: то ли того, что чувствует в доме; то ли того, что не справится без Скорпиуса. Джеймс знает о проблемах брата с верой в свои силы, а еще знает, что больше всего на свете Альбус боится снова потерять Скорпиуса. И эта паника в глазах Альбуса пугает Джеймса еще больше.

Альбус сбивчиво дышит и раздраженно морщится, сжимая ладони в кулаки.

— Скажи, — выдыхает Альбус таким тоном, что Джеймсу ясно: брат почти ненавидит себя за это. — У меня одного может не получиться.

Джеймс кивает и уходит через камин в Малфой-мэнор, чувствуя себя едва ли не предателем.

* * *

— Мастер Драко. — Домовой эльф появляется в разгар спора между Гермионой и Гарри о том, стоит ли начать официальное расследование в отношении Мэшборна и его подельников в министерстве. Сегодня Гермиона не смогла прийти в Малфой-мэнор из-за какого-то завала в министерстве, поэтому ругается с Гарри она по камину и как-то без искры, постоянно отвлекаясь на бумаги. Драко в их спор не лезет, потому что и Гермионе, и Гарри нужно сперва отвести душу и выплеснуть эмоции, чтобы перейти к конструктивному диалогу. Драко находит эту особенность ведения дел дурацкой и неэффективной. Гермиона обычно в разы рациональнее, и Драко подозревает, что она все еще уязвлена решениями Гарри и поэтому позволяет себе эту излишнюю эмоциональность. Тем более что Кингсли этим утром объявил, что снимается с гонки в пользу своего заместителя и опустил на плечи Гермионы дополнительный груз ответственности.

Домовик Криппи (Джеймс в свое время долго смеялся над его именем) выглядит виноватым за то, что прерывает какие-то несомненно важные дела хозяина. Драко со вздохом интересуется:

— Что стряслось такого, что ты осмелился перебить этих двоих?

— Вам передали конверт, мастер Драко. — Криппи кладет пухлый конверт без единой подписи на журнальный столик и нервно дергает ушами. — Криппи проверил, послание безопасно.

Гарри с поразительной готовностью переключает свое внимание с Гермионы на послание, и та пользуется моментом, чтобы ненадолго отключиться. Драко открывает конверт с нехорошим предчувствием. И ему не нужно даже пристально изучать содержимое, чтобы сказать — оно какое угодно, но не безопасное. Потому что пачка колдографий в неподписанном конверте всегда означает только одно: шантаж.

Драко бросает взгляд на самый верхний снимок, даже не вынимая его из конверта, всего лишь отгибая края, и бледнеет, напряженно поджимая губы.

— Ну что там такое, Малфой? — нетерпеливо интересуется Гарри. — Выглядишь так, будто увидел призрака.

Ответить Драко не успевает: из камина с шумом вываливается Джеймс. Он кажется не на шутку встревоженным и даже испуганным, окидывает Драко заполошным взглядом, смотрит на Гарри и просит:

— Пап, ты только не пугайся. Экспекто Патронум!

Драко смотрит на здоровую серебристую псину посреди своей гостиной, которой Джеймс что-то шепчет едва ли не на ухо, и понимает, что ничем хорошим этот день не кончится.