Вересковый мёд (гет)

Земля, сырая, пахнущая прелью, была слишком близко. Будто он полз, едва ли не касаясь лицом. Но его лицо, как и все тело, исчезло. Не получалось ни дотронуться до него, ни разглядеть в лужах, отражающих только корявые ветки деревьев на фоне серого неба.

Он испарил бы их, выжег, как и весь Мордредов лес, будь при нем палочка.

Как мог — он! — остаться без палочки? Да, вероятно, так же, как и без пальцев.

Морочным туманом клубилась злость. Точнее даже ярость, от которой мутились воды и вихрились позади полусгнившие листья. Кажется, он злился на ребенка. Ненавидел его до красных сполохов перед глазами. Глазами, которых лишился по вине драклова годовалого мальчишки. Волдеморт чувствовал к нему ненависть и... недоумевал: он же его не тронул. Или все-таки да?

Сама ненависть ощущалась странно, как нечто чужеродное. Но тем не менее она ослепляла разум, путала и обрывала мысли. И ткнувшее раскаленной иглой: "Женщина, значит, тоже..." — почти рассеялось, сметенное жаждой мести. Почти. Осталась пульсирующая заноза где-то за пределами морока. А внутри — лишь бессилие и досада, настолько сильные, что не вздохнуть. Хотя он ведь и не дышал. Неужели он превратился в призрака? Нет. За призраками не колышатся ветки. От гнева призраков не идет рябью водная гладь. А у него... есть крестражи.

Туман рассеялся. Ярость остыла, осела колючим инеем.

Земля начала отдаляться, как если бы он поднялся на корточки, встал, взмыл над исчерно-бурым обезлиствевшим лесом. Волдеморт ничего не делал, но знал, что движется по собственной воле, и понимал куда.

Очертания знакомых скал тонули в белесо-серой хмари. Штормовое море бросалось на них пенными волнами, но те, исторгая тысячи мелких и крупных брызг, рваными лоскутами летели обратно и бурлящими ручьями текли в расщелинах.

Чары, высушивающие, согревающие, защитные, стали теперь недоступны, но Волдеморт более и не испытывал в них нужды. Он не ощущал ни холода, ни сырости, ни секущих брызг. Заколдованная пещера не получила от бестелесного духа крови, но пропустила его и так. Кто бы мог подумать: в развоплощении имелись плюсы... Слишком ничтожные в сравнении с практически полной беспомощностью.

Скрипнуть зубами и то не вышло, только тьма в нишах, казалось, обрела багровый оттенок. Но воды озера остались зелено-черными, как и всегда. И мертвые тела по-прежнему в изобилии сновали в его темных глубинах. Неподвластные разложению и тлену, но утратившие все краски и одеяния, почти безволосые, белоглазые инфери норовили утянуть на дно любого, кого бы ни угораздило коснуться воды. Далеко не каждый имел хоть какие-то шансы отбиться от них, стоя на берегу, о том же, чтоб пересечь озеро вплавь, не могло быть и речи. Чем не идеальная охрана для ценнейшего артефакта — якоря его души?

Однако ничего идеального не существует. Он получил тому убедительнейшее доказательство, как только достиг островка и обнаружил там чашу с грубой подделкой на дне. Медальон, будто в насмешку подброшенный похитителем крестража, напоминал реликвию Слизерина лишь весьма отдаленно.

Новость ошеломила. Повергла в шок и... раздвоила. С изумлением и досадой Волдеморт будто со стороны наблюдал собственное бешенство, граничащее с паническим ужасом. На таком фоне даже обнаружившаяся способность шипеть, которая осталась при нем, несмотря на утрату тела, почти не вызвала эмоций. Змея, приползшая на зов, рассказала о глупом мальчишке, выпившем зелье, и ткнула узкой мордочкой в сторону самой глубокой и темной ниши, где на поверхности воды едва различимо белело тело, уже мертвое, но еще не обратившееся в нежить. Еще узнаваемое. Регулус Блэк. Зарвавшийся глупый мальчишка. Казался таким восторженно преданным. Он обманул доверие Темного лорда.

Быть обманутым — все равно что потерпеть поражение. Еще одно. Даже своды пещеры, казалось, загудели от напряжения. Озеро замерцало алым. И все вокруг предстало будто в цветном негативе за несколько мгновений до того, как померкло вовсе.

* * *

Резко открыв глаза, Волдеморт рывком поднимается на локтях и вглядывается в темноту перед собой, в синевато-серые проемы окон. Дыхание восстанавливается не сразу. С облегчением он падает обратно на подушку, но удары сердца все еще можно считать без всяких дополнительных манипуляций. Чертовы сны.

За завтраком он рассеянно просматривает корреспонденцию, забывая про остывающий в чашке кофе и придвинутые к нему поближе тарелки с выпечкой и бутербродами.

— Мой лорд, — в тихое шуршание газетных страниц и еле слышное постукивание столовых приборов вклинивается голос Беллы, — что делать с перебежчиком?

На понимание уходит целая секунда.

— А... с крысой... Пусть еще в подвале посидит. На него же еды не много уходит?..

Кажется, она ожидала другого ответа. Он и сам бы пустил ничтожество в расход, но вроде имелось некое обстоятельство... Ах да, крысеныш же перешел на их сторону, и для всех, кто в курсе, разумных поводов расправляться с ним нет. Хотя предатель — он и есть предатель, особенно когда предает по трусости или из шкурных интересов. А если присмотреться, то где одно, там и другое, как правило. Отбросы, подобные Петтигрю, верны тому, кого больше боятся и чьи объедки им кажутся более жирными, но при том продолжают грезить признанием. Среди сторонников Темного лорда таких немало. Это не повод для радости, как, впрочем, и для огорчений. Это просто данность. Такими легко управлять, обращая их слабости с свою пользу. С идейными и волевыми куда сложнее.

— Родерикус, передай Долохову, что на сегодняшнем собрании я хочу услышать отчет о том, как обстоят дела с подготовкой молодых кадров. Если есть проблемы и кто-то или что-то вызывает беспокойство, пусть сообщит.

— Передам, — кивает глава семьи Лестрейндж⁽¹⁾, недавно вернувшийся из командировки. В гостиной вновь воцаряется тишина, но длится недолго.

— Мой лорд, — Белла откладывает нож и вилку, — раз вы сами заговорили, то, если позволите... Есть проблема с моим кузеном Регулусом.

— А именно? — прозвучало резче, чем хотелось бы.

— Он пропал. Уже несколько месяцев никто не знает, где он.

— Заклинание поиска на крови? — Белла, на которую он теперь смотрит поверх газеты, нетипично взволнована.

— Ничего не дает. Тетя перепробовала все, что знала. Она просто с ума сходит.

Вальбургу Волдеморт помнит со школьных лет. Как-никак и за одной партой иногда сидели, в старших классах, когда сильная и умная ведьма из знатнейшего чистокровного рода признала в приютском полукровке равного. Она сочла его достойным такой чести. Много лет спустя уже он оказал честь роду Блэк тем, что ввел ее младшего сына в свой ближний круг. И теперь выясняется, что этого сына Вальбурга не может найти, со всеми тайными знаниями, накопленными и хранимыми ее семьей...

Волдеморту новость совершенно не нравится, особенно в свете того, что пещера, хранящая крестраж, зачарована на блокирование любых сигналов.

Сцены сна ярко оживают в памяти. Странное состояние бестелесности приснилось ему не в первый раз, но прежде это были лишь смутные обрывочные видения, не стоящие внимания. Однако подмену медальона, да еще вкупе с появлением во сне Блэка, исчезнувшего в реальности, он игнорировать не может и не должен.

Тем не менее после завтрака он занимается тем, что просматривает собственные записи по вопросам, которые не имеют отношения к пропавшему Блэку. Никто не видел Темного лорда колеблющимся, растерянным, суетливым, и не увидит. Поэтому запланированное на сегодняшний полдень собрание ближнего круга состоится.

* * *

— То есть главная проблема с новобранцами состоит в том, что их мало. Я тебя правильно понял?

— Да, — Долохов опирается на стол локтями и сцепляет руки в замок. — Совсем ни на что негодных единицы, с остальными можно работать. Но у фениксов численный перевес, поэтому разбираться с ними все сложнее. И сколько ни выбивай, их потери быстро восполняются новичками. Про наши такого сказать не могу. Не подумайте, что я намекаю на наше поражение. Нет. Но и на победу при такой расстановке сил рассчитывать не приходится. Это как есть, — заключает Антонин тоном, который у него называется "rubit' pravdu-matku", и выжидающе смотрит в глаза. Лорд отвечает тем же, после чего медленно переводит взгляд.

— Если силовое решение невозможно, нужно работать с населением. Руквуд, Лестрейндж, что скажете? Вербовка — это ваша ответственность. Почему не справляетесь?

— Кхэк... Мой лорд, — кашлянув, Родерикус начинает говорить неторопливо, обстоятельно подбирая слова, — как я вам уже докладывал, наши затруднения связаны с относительно малой долей чистокровных волшебников, часть из которых, к сожалению, являются идейными сторонниками Дамблдора. Более половины же британских магов полукровки в той или иной степени и тоже в большинстве своем симпатизируют нашему противнику. Если же говорить об иностранцах...

— Меня сейчас не интересуют иностранцы, — перебивает ближайшего соратника Волдеморт, хотя на самом деле повода для раздражения нет. Он слышит ровно то, что планировал, но удовлетворение надежно скрыто за маской сдержанного гнева. Выражать лицом и голосом не истинные чувства, а те, что требуются — отточенное в юности, а с обретением большой силы и власти почти забытое умение пригодилось снова. — С тебя за то и спрос, чтобы полукровки симпатизировали нам, а не Дамблдору. Разве им нет места в наших рядах? — метнув в сторону подобравшегося, как сжатая пружина, Снейпа быстрый, но легко считываемый взгляд, он продолжает сверлить им Лестрейнджа-старшего. Робости за тем не водится, как и горячности. Да, Родерикуса есть за что уважать и ценить.

— Безусловно так, мой лорд. Но проблема с ними заключается в том, что среди нас нет места магглорожденным. А у полукровок зачастую имеются сильные привязанности к ближайшим родственникам, в том числе и к магглорожденным, и магглам. Разорвать такие связи крайне сложно. Причем иной раз даже у формально чистокровного обнаруживается какой-нибудь магглорожденный прадедушка и, — Дерик разводит руками, — все — он потенциальный сторонник Феникса.

— Так, — заключает Волдеморт, резко кивнув, — проблему ты разъяснил. Какие предлагаешь решения?

Лестрейндж опускает взгляд на сцепленные в замок пальцы и поднимает брови:

— Будем работать дальше.

— Так же, как до сих пор, будете работать? — уточняет Волдеморт, сузив глаза.

— Будем искать способы повысить эффективность.

— Если бы полукровок можно было как-то изолировать от их маггловских родственников, — по обыкновению чуть растягивая слова, вступает в разговор Руквуд, — задача бы существенно упростилась.

— Изолировать? — теперь пришла пора Темному лорду насторожиться: хитрый министерский лис бывает весьма полезен, но сейчас, кажется, способен испортить своему лидеру всю игру. — И у тебя есть соображения, как это можно сделать?

— Я ищу варианты, мой лорд, — склоняет голову бывалый чиновник, — пока безуспешно. — Можно выдохнуть... — Однако...

— Что?

— Если бы у нас было зелье, — Руквуд заговорил еще вкрадчивее, — способное повлиять на отношение к определенной категории лиц, то я, пожалуй, смог бы перенести его в высокие слои атмосферы и организовать дождь. Что скажете, мистер Снейп? Вам по силам разработать такое?

Внешне Снейп остается невозмутимым, но распрямляющаяся внутри пружина создает ощутимые колебания психоэмоционального фона.

— Ментальное зелье высокоселективного действия? Если такое и возможно, чего я не могу гарантировать, то его разработка, включая тестовый период, займет не один год. Не лучше ли... Я хочу сказать... — нервные, хранящие следы многочисленных мелких ожогов пальцы зельевара слегка подрагивают. Соблазн простимулировать его невербальным беспалочковым заклятием решимости велик, но лучше обойтись без магии. Пусть Снейп говорит сам. Только бы не обманул ожиданий. И тот не подводит, заканчивает, слегка ускоряя темп: — Возможно, менее категоричное отношение к магглорожденным могло бы принести больше пользы нашему общему делу?

— Ты с ума сошел, Снейп?! — Если бы Белла умела сжигать взглядом, от храброго зельевара осталась бы горстка пепла. — Все наши усилия направлены на борьбу с магглами и магглорожденными. Ты смеешь оспаривать цели Темного лорда? — Оба кидают вопрошающие взгляды на сидящего во главе стола Волдеморта, но, не получив ни поддержки, ни осуждения, возвращаются к перепалке.

— Ни в коем случае, миссис Лестрейндж. Только, если мне не изменяет память, наш лорд призывал нас к борьбе не с магглами и магглорожденными, а с тлетворными влияниями маггловского мира.

— Это одно и то же!

Как там однажды высказался Нотт? Все Блэки — как экспериментальные гоночные метлы: разгон сумашедший, но с маневренностью и тормозами беда. Так и есть, пожалуй. Но в данной ситуации пылкость Беллатрикс Темному лорду на руку — она не даст этому спору утихнуть, как только завершится это собрание. Снейп тоже своих позиций не сдаст. Это хорошо. Пусть Ближний круг дискутирует. На следующем собрании Темный лорд внимательно выслушает оппонентов. И огласит решение, которое уже принял. Ну а пока...

— Довольно! Беллатрикс права. — На лице свирепой воительницы моментально расцветает практически детское торжество. А Снейп напряженно ждет... — Где магглорожденные — там и магглы, где магглы — там и их образ жизни. Их, с позволения сказать, мораль со всеми вытекающими: дурман, разврат, варварские эксперименты... Нет нужды перечислять: вы и так все прекрасно знаете. Поэтому твое предложение, Северус, мне не нравится. Но должен признать: у него есть один существенный плюс — его определенно можно реализовать на практике. Что выгодно отличает его от твоей фантазии, Августус. И от твоего эфемерного "будем стараться", Родерикус. Только по этой причине я предлагаю всем присутствующим подумать над ним. Можем ли мы воспользоваться идеей Снейпа, не отступив от наших основополагающих целей. Я тоже подумаю. На этом полагаю, обсуждение данного вопроса можно отложить и перейти к финансам. Малфой?..

* * *

Несмотря на суровый вид, ходом и результатами прошедшего совещания в узком кругу Волдеморт доволен. Все-таки люди, даже те, которых он выделил и приблизил к себе, удивительно предсказуемы. Их можно просчитать, подвести к нужным действиям и без применения грубой силы, одним только ходом разговора заставив сделать нужные выводы. Давно он не практиковался в мягком управлении сознанием без магии, однако навыков не растерял. От таких выводов заметно улучшается настроение, и ко входу в пещеру он является почти веселым.

Однако внутри накатывает дежавю, будто материализуется сонный морок. То же зеленоватое свечение и тошнотворно-бледные тени под черной водой. Тот же густой, шевелящийся сумрак в нишах. Собственно, пещера выглядела так, сколько он ее помнил, и сон здесь как бы и ни при чем, но иррациональное ощущение предзнания усиливается с каждым шагом. И, подходя к чаше, Темный лорд точно знает, что в ней найдет. Подделку.

Наяву повторяется многое, но не всё. Например, эмоции вовсе не так сильны. Только ли в том дело, что происходящее больше не ново и не застигло врасплох, или ему хватило наблюдений за собственной бессильной яростью со стороны? Как бы то ни было, сейчас он глубоко раздосадован, но спокоен. Как относиться к внезапно открывшемуся дару видеть вещие сны, — ведь случившееся дважды уже не случайность, — он подумает позже. Сейчас гораздо важнее то, что в ситуации с Избранным... с Лили он имел возможность изменить сценарий. Значит, нельзя исключить того, что и в этот раз ему открылись события, свершившиеся лишь отчасти.

В подтверждение догадки Темного лорда дальняя ниша хранит лишь тьму. Ни в ней, ни где либо еще на воде не видно мертвого тела.

Вода подземного озера обманчиво тиха и безмолвна. Только каменная крошка похрустывает под ногами Волдеморта, когда он обходит крошечный островок. Искомое обнаруживается по другую сторону каменного постамента с бесполезной чашей. В прикованном магической цепью к скале, бесчувственном, исхудалом теле каким-то чудом теплится жизнь. Она откликается на диагностические чары и едва ощутимо пульсирует под пальцами Темного лорда, присевшего рядом с полумертвым вторженцем на корточки. Собственно, узнать в нем молодого Блэка можно только по застежке с фамильным гербом на мантии и Черной метке на костлявой руке.

В прошлую встречу Регулус привел к нему своего домового эльфа. Выходит, зарвавшийся юнец не только осмелился распрашивать домовика о секретном поручении лорда, но еще и явился в пещеру лично. Не ожидал Волдеморт подобного от восторженно-преданного мальчишки... А еще не более четверти часа назад рассуждал о том, как легко человек просчитывается. Да, и именно поэтому ему преподносит неприятный сюрприз сначала Снейп, а теперь Блэк. Кто следующий? Крауч? Белла? Растерял, значит, все-таки навыки Темный лорд. Или причина не в них, а в том, что слишком мало он стал обращать внимания на настроения своих людей, перестал их анализировать, да и разъяснениями планов и целей до недавнего времени не слишком утруждался. Расслабился — и вот результат? Однако, время подумать над этим вопросом еще будет, а пока он займется главным героем дня.

Ренервейт максима выдавливает из тихо агонизирующего тела сухой хрип и едва заметное шевеление. Ему остро нужна вода. Чары, наложенные на пещеру, приводят к тому, что любая вода, кроме озерной, исчезает, однако их создателю известно контрзаклинание.

Агуаменти приводит Регулуса если не в сознание, то в чувство. Через несколько секунд он уже ловит струйку ртом и жадно глотает, а вскоре открывает глаза и тянется к источнику. Слабыми дрожащими пальцами заросший колтунами мальчишка-старец неожиданно вцепляется в запястье Волдеморта и пьет, почти касаясь губами острия ноздреватой тисовой палочки.

Достаточно. В таком состоянии вода может не только оживить, но и убить. А смерть мальчишки в планы Волдеморта не входит, по крайней мере не ранее, чем он получит все нужные ему ответы.

Вода больше не льется, но, усиленно моргая и сглатывая, Регулус продолжает безотрывно смотреть на палочку и вытягивать шею, несмотря на то, что от слабости не может даже толком держать на весу голову. Однако он безропотно выпускает руку Волдеморта, стоит тому слегка крутануть ею, отнимая, и заблуждавший потерянный взгляд натыкается на его лицо. Что-то тоскливое, но неопределяемое в полной мере мелькает в запавших серых глазах в тот момент. Но гадать по мимике Темному лорду недосуг и без надобности. Регулус даже не пытается закрывать разум. Он открыт, и даже что-то похожее на вызов на мгновение оживает в ватной обреченности его мыслей, когда легилимент находит ответ на первый вопрос.

Все-таки Нотт ошибался. Заложить вираж Блэки тоже горазды, что примечательно — не сбавляя скорость. Значит, ужаснулся, разочаровался и сразу бросился в противостояние. Ничего не выясняя и даже не жалея собственной жизни. С тормозами у них в самом деле беда, пожалуй.

— И как ты, такой отчаянный, сумел выжить, м-м?

Скользя дальше сквозь тусклые, подернутые дымкой воспоминания, Волдеморт почти не встречает сопротивления. Только когда открывается сцена с уплывающим на лодке эльфом, в маленькой узловатой лапке которого поблескивает похищенный медальон, безучастный доселе Регулус, вяло трепыхнувшись, пытается оказать сопротивление — отвести взгляд. Но он — что весьма удивительно в его состоянии — быстро соображает, что метаться поздно, и обмякает вновь.

Сил на эмоции у него практически нет. Даже воспоминание про холодные и склизкие руки инфери, утягивающие на дно, почти не вызывает отклика. Только отголоски былого ужаса и отчаяния, вшитые в саму память, бледными призраками задевают сознание легилимента. А затем... затем Регулусу удается его удивить.

В лихорадочном калейдоскопе мыслей почти захлебнувшийся утопленник ухватывает одну поразительно простую идею, ставшую для него спасением. Он колдует "Акцио постамент".

Естественно, являющийся частью скалы выступ этим заклинанием не сдвинуть с места, а потому оно вытягивает самого колдуна из скользких объятий инфери и из воды. От живых мертвецов так легко не отделаться. Они преследуют свою добычу, выползают на островок, хватают за ноги. Но находчивый гений и здесь находит решение. Кандальные чары. Он приковывает себя к скале. Инфери не в силах разорвать цепи, сколько бы ни старались, а отгрызть жертве кисти и стопы не хватает мозгов. Они в принципе не едят людей — топят, пополняя свои ряды. А питаются отнимаемой жизнью.

Время идет, парня мучает жажда, и от соблазна он делает оковы более не подвластными самому себе. Ему их теперь не снять. Но тело слабеет, а с ним вместе и магия — цепи становятся тоньше, ржавеют. Рано или поздно они распадутся, и тогда периодически возвращающиеся мертвецы получат желанный трофей. Последним заклинанием становится самоконсервация. Это-то и позволило практически впасть в анабиоз и продержаться полгода без малого без еды и воды. Потрясающе! Потрясающе, как такой острый разум в одной ситуации мог прийти на смену прямо-таки вопиющей тупости, проявленной тем же человеком в другой.

Регулус смотрит на Темного лорда больными глазами и то и дело проводит по растрескавшимся губам сухим языком в надежде найти на них хотя бы еще одну каплю влаги.

— Хочешь пить? — Дыхание изменника учащается, а во взгляде почти мольба. — А что если я поднесу к твоему лицу смоченную водой руку? Вылижешь ее как преданный пес или снова попытаешься укусить? С тебя станется выбрать второй вариант, верно, Регулус? — Тисовая палочка поддевает заросший бородой подбородок. — Н-да, а ведь ты был таким перспективным. Мог многого добиться...

Блэк судорожно сглатывает и закрывает глаза, явно собираясь в последний путь.

Однако с долга жизни, который без сомнения примет за сына Вальбурга Блэк, Волдеморт извлечет гораздо больше пользы, чем от смерти ее бестолкового отпрыска. Он встает в полный рост и заклинанием поднимает в воздух заигравшегося мальчишку, берет за шкирку и аппарирует.

Для начала Вальбурга истребует со своего эльфа медальон, а потом пусть занимается сыном, отпаивает, откармливает и вправляет мозги.

1) Здесь идет речь об отце Родольфуса и Рабастана — Родерикусе Лестрейндже. Имя не из канона, оно заимствовано из фанфика "Другой Гарри и доппельгёнгер" Ормоны

Вернуться к тексту