О птицах, тенях, героизме и живых сновидениях (джен)

Бизнесмен и миллиардер Всеволод Александрович Гречкин — отец скандально известного Кирилла Гречкина — находился сегодня в самом скверном настроении. Сидя в своём кабинете, в кожаном кресле с широкими подлокотниками, он хмуро барабанил пальцами по столу, иногда поднимался и отходил к окну, закладывая за спину руки. На рабочем столе Гречкина стоял ноутбук. Всеволод Александрович смотрел репортаж с судебного процесса, в котором участвовал его сын, и нетрудно догадаться, что именно этот репортаж приводил бизнесмена в такое раздражение.

Раздался звонок. Не отрывая взгляда от экрана ноутбука, Гречкин-старший достал из кармана мобильный, принял вызов и поднёс телефон к уху:

— Слушаю. Да. Да.

Неизвестно, что сказал дальше его собеседник, только Гречкин вдруг вскочил с кресла и раздражённо закричал прямо в трубку:

— Послушайте, вы! Мне надоели ваши бесконечные звонки и допросы! Я уже говорил, кажется, что комментировать ничего не буду… Да. Да! И прекратите обрывать мне телефон! Иначе буду заявлять на вас вашему начальству. Да, именно так! Всё! До свидания!

Миллиардер отключил мобильный и рухнул обратно в кресло, прикрывая лицо рукой. Репортаж закончился. Гречкин закрыл крышку ноутбука, нахмурил седые брови, скрестил руки на груди и задумался.

Ему, и правда, уже с полудня звонили разные издательства, блогеры, журналисты. Спешили получить новости о нашумевшем судебном процессе. Всеволод Гречкин даже не подозревал, насколько далеко успела разлететься информация. Уговаривались провести разбирательство тихо и незаметно, чтобы не спровоцировать лишнего шума. Но кто-то будто бы нарочно нарушил договорённость, так что бизнесмен теперь прекрасно знал всё, что думают о нём совершенно незнакомые ему люди. О нём и о его сыне, который и явился главной причиной скандала. Да, старший Гречкин был зол — ужасно зол — и даже не знал, на кого больше. На Кирилла, которого не видел с момента того позорного ареста под вспышками камер? На журналистов, обрывавших ему телефон? На остальной сброд, который ополчился теперь против их фамилии, и прогонял по всему интернету, как вшивых псов? А может быть (и где-то в глубине души Гречкин подозревал, что так и есть), на самого себя? За то, что когда-то упустил и теперь, как ни старался, вернуть уже не мог.

В соседней комнате послышались быстрые шаги. Дверь в кабинет распахнулась, и Кирилл Гречкин собственной персоной предстал на пороге. Весёлый, со своим извечным каким-то акульим оскалом, от которого даже у его отца сводило зубы. Совершенно беззаботный — так, по крайней мере, казалось на первый взгляд.

— Здравствуй, па! — Кирилл легко прошёл к зеркальному шкафу у правой стены кабинета, где хранились книги, документы, какие-то журналы и личные вещи отца. Присел на корточки, выдвинул один из ящиков и бросил тем же развязным тоном: — Я ненадолго! Возьму только ключи от квартиры. Где они? Ты не брал?

Всеволод Гречкин поднялся с кресла, опёрся о столешницу руками и внимательно наблюдал за сыном. Кирилл, судя по всему, избегал его взгляда, сосредоточенно рылся в ящиках и неутомимо жевал жвачку. Будто желал занять чем-то рот и не разговаривать с отцом, по крайней мере, сейчас.

— Ты ничего мне не хочешь сказать? — спросил, наконец, последний ледяным тоном, изо всех сил стараясь сдержаться и не перейти на крик.

— Что? — бросил Кирилл, не поворачивая головы.

Бизнесмен шарахнул по столу кулаком так, что толстое стекло столешницы жалобно зазвенело и едва не раскололось.

— Встань и смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!

Кирилл замер, медленно задвинул ящик шкафа на место, поднялся с видом оскорблённой невинности.

— Объясни, что ты устроил в суде?

— Что я устроил в суде?

— Прекрати язвить! Почему твоё лицо опять на всех каналах страны? Неужели нельзя было уйти по тихому?

— Тебя это как-то беспокоит?

— Ты… ты хоть знаешь, сколько денег мне понадобилось дать судье, чтобы вытащить тебя из-за решётки? Тебя бы посадили, и правильно бы сделали… Ты меня благодарить должен!

— Благодарить? — оскал Кирилла вдруг пропал, как будто и не бывало. Лицо исказила злоба, и сын с ненавистью посмотрел на отца. — Благодарить? А тебя только это и волнует? Сколько бабла ты отвалил за моё освобождение? Так вот, чтобы ты знал: мне плевать!

— Ты…

— Хватит! Прекращай! Надоело. Я ухожу. Не хочу больше тебя видеть!

Это было настолько неожиданно для старшего Гречкина, что он замолчал и только с удивлением следил за сыном. Тот снова бросился к ящику, стал лихорадочно рыться в нем. Наконец, нашёл ключ и поднялся на ноги.

— Ты же этого хотел, да? Избавиться от меня? Так я уйду. Завтра заеду за вещами и съеду отсюда. Прощай!

Он был как в каком-то припадке. Потом через силу улыбнулся и шутливо отдал честь:

— Адьёс вам!

Кирилл вышел из комнаты. Миллиардер остался один. Медленно опустившись на стул, он сложил ладони под подбородком и глубоко задумался.

* * *

А Кирилл Гречкин помчался на свою квартиру, купленную ещё два года назад на отцовские деньги. Зло утирая слёзы, он вылетел на перекрёстке на красный, просигналил в ответ на возмущение встречных водителей и, не сбавляя хода, подрулил к огромному особняку неподалёку от центра города. Здесь он припарковал свою машину и быстро поднялся по ступенькам, на ходу набирая номер на мобильном телефоне.

— Алло! Зубр? Здорóво! Как кто? Гречкин, не узнаёшь? Свободен, прикинь! Что вечером делаешь? Бросай всё, собирай команду, сегодня гуляем у меня. Отметим мой выпуск, — Кирилл тонко рассмеялся. — Конечно, девчонок бери! Всех, кого найдёшь. Жду в восемь.

Гречкин сбросил звонок и рухнул на диван посредине комнаты. Посидел немного, но что-то, видимо, по-прежнему не давало покоя. Он подскочил на ноги, метнулся к стоящей в углу комнаты колонке и включил музыку. Выкрутил на полную громкость так, что звук ударил по ушам, выскочил на середину комнаты и принялся танцевать.

* * *

К восьми часам вечера собрались гости. Зубр — давний знакомый Гречкина — привёл с собой обещанную толпу, человек десять парней и девчонок. У Кирилла много друзей не было, но некоторые, зная его страсть к тусовкам и расшвыриванию денег, всё же околачивались рядом. Это были странные друзья и странные тусовки. Компанию всегда находил Зубр, прозванный так за свою фамилию, а ещё за ужасную упёртость и бесцеремонность. Разумеется, у него было имя, но Кирилл плохо его помнил и особо не вдавался в расспросы.

Музыка шарашила вовсю. Друзья пили, смеялись, курили. Только Кирилл почему-то спустя полчаса от начала гулянки как-то сник, сел в углу комнаты и мрачно наблюдал оттуда за гостями.

— Слышь, Гречка, а ты чего такой загруженный? — Зубр подсел к товарищу с двумя бокалами шампанского в руках. — Боишься, что выпивки не хватит? Не кисни, закажем ещё, хоть пять ящиков. Ну?

Он отдал один бокал Кириллу, а свой выпил тут же залпом. Гречкин хмуро взглянул на него.

— Это хорошо, что тебя отпустили, — продолжал между тем Зубр полупьяным голосом, не замечая того, что Кирилл мрачнеет всё больше и больше. — А с этими «представителями закона» так и будет — пока на лапу не дашь, хрен отделаешься. А теперь ты свободный человек. Забудь всё и кайфуй. Давай!

Он вдруг подхватился с места и выскочил на середину комнаты, где вовсю резвилась приглашённая компания. Схватив за руку одну из девчонок, он притянул её к себе, обхватил руками за талию и стал двигаться в некоем подобии медленного танца под громко орущую музыку. Девушка смеялась и слабо пыталась отбиться от назойливого ухажёра. Ладони Зубра между тем опускались всё ниже и ниже ей на бедра. Кирилл смотрел на них, и ему вдруг стало невыносимо тоскливо. Он и сам не знал почему, но и компания, и громкая музыка — всё в один миг осточертело. Кирилл попытался вспомнить имя той девушки, с которой танцевал сейчас Зубр и не мог. Он понял, что даже не знает в лицо добрую половину тех людей, что были сейчас здесь. Кто они? Зачем пришли? Что хотят от него? Вместо этого ему вдруг вспомнилась другая девочка — совсем маленькая, — которую он видел один раз в жизни из окна своего автомобиля и которую, как ни старался, до сих пор не мог забыть.

В конце концов, Гречкин окончательно взбесился. Поднявшись с дивана, Кирилл подошёл к колонке и выключил музыку.

Вокруг сразу же раздались недовольные возгласы:

— Эй! В чём дело?!

— Всё! — обернулся Кирилл к толпе. — Вечеринка окончена. Расходимся.

— Как? Только же начали!

— Двенадцати нет ещё!

— Ты чего творишь?!

— Стоп! Стоп! — вперёд вышел Зубр. Подошёл к Кириллу, удивлённо посмотрел в глаза. — Гречка, ты, внатуре, чего вытворяешь?

— Слушай, пошёл вон, — прошептал тот, и вдруг, вскинувшись, с какой-то болезненной ненавистью заорал: — Вон! Все слышали меня? Пошли вон! Убирайтесь, ну!

Компания с недовольством начала расходиться. Все они, конечно, решили, что Гречкин просто выпил и, по своему обыкновению, начинает валять дурака. Кто-то бросил на прощанье «пару ласковых». Кирилл не обратил на это внимания. Ему становилось всё хуже и хуже. Причём, не только морально, но и физически. Может быть, от нескольких бокалов шампанского, а может быть от утреннего срыва у отца — неизвестно.

Наконец, все разошлись. Гречкин остался один в огромном пустом доме. Прошло что-то около часа или двух. Кирилл сидел в гостиной на диване, допивал остатки шампанского и тупо щёлкал пультом от телевизора. Сон всё не шёл, и Гречкин, волей неволей, начал вспоминать весь свой прошедший день.

Он вспомнил заседание суда и неуверенный, заискивающий взгляд пожилого судьи, когда тот выносил оправдательный приговор. О том, что отец примет все меры к тому, чтобы не придать делу большой огласки, Кирилл знал наверняка, и может быть, именно поэтому изо всех сил стремился показать свою независимость. Тогда ему было действительно смешно. Смешон был судья с его дрожащей старческой рукой и испуганно бегающими глазками. Гречкин подозревал, что дедушке не только дали взятку, но для верности ещё и припугнули. Кирилл хорошо знал, как отец умеет это делать. Смешны были ему два охранника, которые с постными лицами сидели справа и слева от него, и тоже делали вид, будто не знают заранее сценарий разыгрываемого здесь спектакля. Смешон был даже мальчишка… Впрочем, мальчишка, наверное, больше злил и вызывал какое-то презрительное сочувствие с его стремлением к правде. Кирилл даже усмехнулся. «Он их купил». Бедный мальчик, как мало ты ещё знаешь о жизни. Хотя, знаешь что? Лучше бы тебе о ней никогда не узнавать слишком много.

Кирилл вдруг запнулся, вспомнив ещё одно действующее лицо на этом заседании. Усмешка медленно сползла с его лица. Тот майор. Тот, что задержал его и арестовал под вспышками камер. Он ведь тоже там был. Как же его звали? Фамилия-то точно была запоминающаяся.

«Игорь Гром», — Гречкин вспомнил, что именно так майор представился перед арестом. Кирилл тогда ещё сделал попытку пошутить над странной фамилией. Впрочем, майор, кажется, чувством юмора не обладал. А вот захват у него сильный. Чуть руку не вывернул, когда наручники цеплял. Сволочь.

И снова представилась девочка. Но это воспоминание Кирилл тут же попытался спрятать куда-нибудь подальше, вглубь себя, потому что было слишком больно в очередной раз видеть перед собой эту картину… Он ведь тогда даже не вышел из машины — испугался. И потом каждый раз боялся, что поймают, посадят, застыдят. Но разве дело только в том, что ему было стыдно и страшно? Если бы… Но Гречкин оборвал мысль. Нет, не сейчас. Он сейчас пьян и, кажется, болен. Честно говоря, Кирилл даже и не подозревал, что от моральных терзаний может быть настолько отвратно физически.

А потом вспомнился отец. Седовласый, худой. Хорошо сложенный для пятидесяти-то лет. Гречкин отчётливо представил перед собой высокую фигуру и властный взгляд зелёных глаз. Завтра он поедет за вещами и, может быть, снова столкнётся с отцом. И снова будет сцена, а может быть, и нет, кто знает. В последнее время отношения Гречкиных накалились до предела, и когда-нибудь это все должно было кончиться взрывом.

В это время в соседней комнате Кириллу послышались странные звуки. Будто кто-то что-то толкнул или щёлкнул замком. Гречкин прислушался, но шум не повторился, и он решил, что ему это просто показалось. Однако прошло минут пятнадцать, и звук повторился яснее. Теперь уже понятно было, что кто-то бродил по дому, может быть, Зубр забыл что-то на вечеринке и вернулся обратно. Хотя странно было, как бы он мог попасть в дом без ключа?

— Эй! — крикнул в темноту Гречкин. — Кто там шарится? Предупреждаю: у меня ведь и оружие есть!

Звуки затихли. Несколько минут стояла тишина, только шумел телевизор. А потом дверь в гостиную отворилась и на пороге появился…

Честно говоря, Кириллу с первого раза трудно оказалось определить, кто же возник у него в комнате. Это была странная фигура, облачённая в нечто вроде доспехов с плащом за спиной, в перчатках и сапогах. На голову фигуры накинут был капюшон, из-под которого выглядывала тёмная маска с большим клювом. Она закрывала всё лицо и даже глаза, на месте которых в маске проделаны были две тёмные глазницы. Фигура сделала пару шагов по направлению к Гречкину и остановилась, слегка наклонив голову.

— Что за дела?! — Кирилл подскочил с дивана и отбежал в сторону, не совсем ещё понимая, что нужно делать: бежать, кричать или возмущаться. — Что за маскарад? Ты кто?!

Фигура не ответила, только молча продолжала осматривать Кирилла. Тот, не ощущая непосредственной опасности, но, справедливо полагая, что дело тут не совсем в порядке, решил все-таки возмутиться:

— Слушайте, если это ограбление, то я предупреждаю: в доме установлена сигнализация. Стоит нажать кнопку, и вы не выйдете отсюда. Что вам нужно?

Гость не отвечал. Гречкин давно уже заметил, что на поясе у странного посетителя прикреплены несколько колб с жёлтой жидкостью. Такие же колбы прикреплены была на запястьях костюма. Кирилл все пытался понять, что это такое, но в это время фигура подняла руку. Послышалось шипение. Жидкость в колбе забурлила, и вдруг из отверстия под ней вырвался веер пламени. Гречкин вскрикнул и бросился за диван, сжимаясь в комок, закрывая голову руками. Ещё немного и огненный вихрь дотянулся бы до него. Дождавшись затишья, Гречкин вскочил на ноги и увидел, что фигура медленно приближается к нему.

Вот тогда Кирилл бросился бежать. Обогнув диван и выскочив в соседнюю комнату, он захлопнул за собой дверь, ударил ладонью по выключателю. Когда беглец был уже у выхода в следующую комнату, дверь в зал за его спиной слетела с петель, и немая фигура, появилась на пороге. Вслед полетел новый сноп пламени.

Гречкин не помнил уже как оказался у выхода на улицу. От огненных выстрелов за спиной уже полыхали комнаты. Страшный гость, вероятно, нарочно, на ходу жёг картины, занавески, стулья. Те мгновенно вспыхивали и загорались ярко-жёлтым пламенем.

Кирилл толкнул дверь. Та не поддалась. Он толкнул ещё раз. И ещё — сильнее. Так он бился о стекло, пока не понял: заперто. Этот, с клювом, закрыл дверь, когда вошёл внутрь и, вероятно, повредил замок. Так что теперь вырваться было невозможно.

В ужасе Кирилл обернулся, прижался спиной к стеклу, сполз по нему на пол. На пороге, через комнату, он увидел незнакомца. Тот стоял на месте и снова молча смотрел на несчастного беглеца.

— Нет! — со слезами на глазах закричал Гречкин. — Не трогай меня, прошу! Все, что угодно… Не надо! Пожалуйста!

Фигура в несколько шагов пересекла холл и схватила свою жертву за ворот рубашки. Приподняла над землёй и со страшной силой швырнула о стекло. Дверь разбилась с жалобным звоном. Гречкин вылетел наружу, упал на асфальт и слепо пополз к автомобилю, захлёбываясь ужасом и слезами. От удара у него совсем помутилось в голове, и хотелось только одного: в машину, умчать отсюда, пока есть возможность, к отцу. Почему-то казалось, что тот с его силой и властью сможет защитить от всего, даже от этого психа в маске и с огнемётами.

— Да что тебе нужно?!

Фигура сделала шаг вперёд и произнесла одно слово. Голос у неё был тихий, глухой и механический, что вкупе с костюмом и огнём создавало зловещее впечатление.

— Правосудие.

Особняк полыхал вовсю. Гречкин не стал ждать очередного огненного выстрела, буквально влетел в автомобиль, повернул ключ и с силой вдавил педаль в пол. Машина взвизгнула колёсами и задом рванула с места. Последнее, что увидел Кирилл, как фигура повернулась к нему лицом (или клювом), выставила вперёд обе руки, и понял, что не успевает отъехать на достаточное расстояние…

Пламя вырвалось вперёд со страшной силой. Кажется, это был самый мощный удар, который смог выжать из себя этот странный костюм. Огонь охватил автомобиль рыжим цветком, и через минуту все было кончено. Приехавшие на место происшествия пожарные застали только обломки прежнего великолепия, из которых в небо поднимался густой чёрный столб дыма.