Стеклянные цветы (гет)

Это был самый чудесный день в жизни Агаты. Подарки сменяли один другой, весь день был одним сплошным подарком.

Сначала Мирон пригласил её на танец, и она с удивлением поняла, что тихая, нежная музыка уже играла, когда она вошла в гостиную. Они кружили в танце, похожем на вальс. Агата никогда не была сильна в бальных танцах, но следовать за Мироном было легко. Нужно было лишь доверять ему.

Потом была прогулка через лес к озеру. Лес, по-весеннему яркий и приветливый, встретил сочной легкой зеленью берёз, веселым шелестом трепетных осинок и едва начавших распускаться клёнов. Только величественные дубы ещё упорно не желали признавать, что весна давно обосновалась в мире, и стояли голые, простирая чёрные корявые сучья в яркое, неправдоподобно синее небо. Озеро, окружённое лесом, радовалось весне не меньше.

— Смотри, вон там, на том берегу, живут лебеди. Прилетают сюда каждый год по весне. Видишь? — показывал Мирон куда-то далеко. И Агате действительно казалось, что она различает что-то белое в камышах на другом берегу. — Не переживай, они еще подплывут поближе. Сможешь рассмотреть как следует. Чёрные лебеди — редкие птицы. На них стоит посмотреть.

Чёрные?

Кутаясь в наброшенный на плечи платок, Агата вдыхала чистый, напоённый весенними ароматами воздух, слушала щебет птиц и думала, что вот таким и представляла счастье. Мирон был рядом, и она всё время чувствовала на себе его взгляд. Он любовался ею — желание начинало сбываться.

После прогулки они вернулись домой и вместе приготовили обед. Мирон как бы невзначай то и дело касался плеч, рук, спины Агаты, а однажды поцеловал её в висок так легко и привычно, словно делал это каждый день. Неужели теперь всегда так будет?

И снова они танцевали, потом он читал ей какие-то стихи, а она улыбалась, не понимая ни слова, потому что вместо того, чтобы слушать, смотрела на его губы, когда он говорил.

Настал вечер, на небе появилась первая звезда. Мирон словно только этого и ждал: набросил на плечи Агаты тёплую шаль и снова потянул её на улицу.

— Я тоже хочу загадать желание на первую звезду, — загадочно улыбаясь, шепнул он ей на ухо. — Знаешь такую примету?

Агата не знала, но кивнула и смущенно улыбнулась. Она наблюдала, как Мирон внимательно посмотрел на небо, губы его шевельнулись, а потом странная полуулыбка исказила их совершенные линии. Агата вздрогнула, но спустя мгновение всё стало, как прежде: Мирон снова смотрел на неё и ласково улыбался. Показалось? Наверное.

— Тебя ещё ждёт главный подарок. Я готовил его очень долго. Теперь он достоин такой девушки, как ты. Пойдём. — Взяв Агату за руку, Мирон потянул её в сторону мастерской, где она не была ни разу после той памятной единственной экскурсии.

Едва они переступили порог, Мирон забрал шаль со словами, что здесь тепло, и её наряда будет достаточно. Агата не спорила, хотя спрятаться в уютную шаль от внимательного взгляда чёрных глаз почему-то очень хотелось. Пройдя через, собственно, мастерскую, они оказались перед уже знакомой простой дверью в комнату, где хранились прекрасные стеклянные цветы — особая гордость и любовь мастера. Едва дверь открылась, Агата увидела столик, на котором стояла невероятной красоты изящная красная роза. Она не была похожа на прежнюю, и Агата сразу увидела разницу. Эта роза действительно была совершенна. Невозможно было оторвать взгляда от точных, выверенных линий, от идеальных форм лепестков, от тонких, с четкими прожилками листьев. Агата замерла, глядя на розу, а Мирон так же замер, наблюдая за ней.

— Я дарю её тебе, — тихо, но звучно и как-то даже торжественно сказал он. — Она так же прекрасна, как ты. Это не просто подарок. Это символ моих чувств.

— Чувств? — Агата перевела наконец взгляд и утонула в черноте его глаз, угадывая и разделяя восторг, предвкушение и надежду.

— Я хочу спросить тебя, Агата, желаешь ли ты быть со мной рядом всегда, чтобы я любил тебя, заботился о тебе, берёг и ласкал? Согласна ли ты стать моей розой?

Он не сказал «женой», но, наверное, именно это и имел в виду. Что же ещё? Просто выразился красивее, ведь он такой особенный. Так сказала себе Агата и ответила «Да!».

* * *

Ей послышалось, или по комнате разнёсся разноголосый вздох? И будто бы зазвенели стеклянные бокалы, как бывает, когда на свадьбе пьют за здоровье молодых. Беспокойно оглянувшись, Агата увидела свой подарок — розу, которая изменилась и стала еще прекраснее. Внутри неё будто бы зажёгся едва заметный, неуловимый огонёк, и она словно ожила, задышала.

— Ты сделала её не просто прекрасной. Ты сделала её совершенной, — восторженно прошептал Мирон, словно одержимый, не сводивший глаз со своего творения.

— Я? — испугалась Агата, с ужасом глядя, как из глаз любимого стремительно исчезают тепло и забота, как их место занимают торжество, удовлетворение и холодная насмешка.

— Ты согласилась стать моей розой и стала ею, — расхохотался Мирон. — Глупая маленькая девочка, прекрасный цветочек, попавший теперь на мою полку. Ты больше не ты.

— Как это? Что происходит? — Агата чувствовала, как волна паники поднимается к самому горлу и не даёт вздохнуть.

— Ты больше не Агата, теперь ты Роза. Так я тебя и буду звать. Забудь своё прежнее имя, как забыли его многие до тебя. — Мирон оглянулся на полки со стеклянными цветами.

Агата всмотрелась в изящные, совершенные стебли и лепестки и будто бы различила за ними девичьи черты, печальные лица, слезы на прекрасных глазах. Они оплакивали её, поняла Агата. Она как-то сразу поверила, что весь этот кошмар — правда, теперь это её жизнь. Её так же поставят на полку рядом с пионом или незабудкой. Время от времени будут сдувать пылинки и ласково поглаживать стеклянные лепестки изящными тонкими пальцами, будут оберегать, чтобы она оставалась цела и невредима, будут любоваться её совершенной красотой. Всё, как она хотела, как пожелала сегодня.

Что она будет чувствовать, беспомощно стоя на полке? Будет ли помнить себя, свою жизнь, надежды и мечты? Или превратится в бездушное стекло и ей станет всё равно? И почему она до сих пор здесь, в облике девушки из плоти и крови? Может, ещё есть надежда, что это всё злая шутка? Вот сейчас Мирон рассмеётся и скажет, что разыграл её.

Мирон действительно рассмеялся и грубо сгрёб её в объятия, из которых теперь отчаянно хотелось вырваться, но Агата не могла. Какая-то неведомая сила заставляла её быть покорной.

— Как жаль, что после ритуала вы все становитесь такими покладистыми, — посетовал Мирон, внимательно всматриваясь в её лицо, придерживая пальцами за подбородок. — Ты ведь мечтала о поцелуе, правда?

Он склонился к самым губам и выдохнул:

— Теперь у тебя будет много поцелуев и не только. Я буду снимать тебя с полки и наслаждаться твоим телом столько, сколько захочу. И ты станешь послушно стонать в моих объятьях или кричать от боли, если мне захочется тебя наказать. Ты моя и останешься со мной навсегда. Всё, как ты хотела, правда? Моя совершенная Роза.