Сын вьюги (джен)

В Аль-Зурфан они отправились на следующий же день. К огромному неудовольствию Лэдда, призрачным камнем. «Плыть пришлось бы два или три месяца», — пояснил Сырга, которому они тоже не особо нравились.

Призрачные камни, сооружения из гладко обтёсанного тёмно-серого гранита, неизвестно кем расставленные в разных частях мира, позволяли мгновенно перемещаться на огромные расстояния, в том числе между материками. Встанешь на такой камень — и мир перед тобой тускнеет, словно в сумерках или под водой, только Бейсорэ в небе сияет, а сам ты никак на то же место не вернёшься — нужно либо новое загадывать, либо сойти с камня и наугад в свете Второй луны брести. Если назовёшь что-то, то перед тобой звёзды плясать начинают, и несёт тебя сквозь них в нужное место, только вертит во все стороны. Однако такой способ перемещения не у всех работает: нужно быть колдуном, иметь при себе особый камень — ключ — или колдуна-проводника.

У Троелуния проводник был — Кысэ, но он сопровождал ахэвэ в поездке в Санварскую империю по государственным делам, а потому Сырге и Лэдду пришлось добираться самостоятельно.

Ближайший к Саяндыли призрачный камень стоял на самом берегу Сярморя, спрятанный среди хищных скал. Он словно по умыслу располагался так, чтобы его нельзя было заметить ни с моря, ни с суши — его и нашли-то совершенно случайно: на протяжении эпох у Сярморя пропадали люди, а после редкие счастливцы, которым везло выйти на свет на том же материке, указывали на это место. Только в начале Четвёртой эпохи, когда марнониаские мастера изобрели корабли для межматериковых странствий, выяснилась истина: следы пропавших, о которых ещё сохранилась память, обнаружились на Маэрдене и Линане.

Лэдду уже доводилось перемещаться по Ирго призрачными камнями: почти каждую осень он помогал Раубе с урожаем. Лэдд их не выносил: мгновение сумрака было ещё терпимо, но вот само перемещение с мигающими вокруг звёздами, мотылянием вокруг своей оси и полной потерей действительности… В общем, наученный горьким опытом, Лэдд предпочитал не есть перед такими путешествиями.

— Ну что, готов? — спросил Сырга, замерев перед призрачным камнем.

Лэдд поудобнее перехватил ремень сумки и порывисто кивнул.

— Тогда вперёд! — Сырга вскочил на камень, протянул Лэдду руку и, как только тот встал рядом, прокричал: — Аль-Зурфан!

Хищные скалы скрутились в воронку, слились воедино… и вдруг всё вокруг заполнил свет. Призрачный камень словно накренился, Лэдд завалился вперёд. Колени и ладони ткнулись будто бы в муку или пыль. Она же со вздохом рванулась в ноздри. Пахнуло горячим песком.

Следом вернулся слух. Вдалеке шумели, очень вдалеке, но очень громко и воодушевлённо, как на рыночной площади. Ветер тихо посвистывал и шуршал, словно ему было лениво взвыть погромче и перебить голоса. Сбоку проскрипели тяжёлые ботинки Сырги.

— Не сиди на песке — потом замучаешься из одежды выскребать.

Это… песок? Лэдд приоткрыл глаза и уставился вниз. То, что он поначалу принял за пыль, оказалось песком пустыни Зурфан, сероватым, мелким и мягким. Лэдд встал и, яростно вытряхивая его из складок штанов, принялся оглядываться.

За его спиной темнел призрачный камень, неотличимый от своего саяндыльского собрата. За ним, вдали, почти теряясь на стыке серого песка и бледно-голубого неба, поднимался город. Отсюда нельзя было разглядеть ни строения, ни тем более человека. Городской шум, однако, долетал вопреки всему.

— Ишты, — пояснил Сырга, широко махнув руками. — Весёлый народ!

— Нам же не в город? — уточнил Лэдд. Насколько он помнил, обитель серых колдунов находилась далеко от населённых мест.

— Нет. Нам часа полтора ходу на юг.

И они пошли. Сквозь свет, в тишину, взбивая ногами песок. Ветер стих, и больше ничто не перебивало солнечные лучи. Они падали почти отвесно и жгли, жгли, жгли, как никогда прежде. Казалось, в пустыне Зурфан не существует ни ветра, ни тени. Лишь сухой, неподвижный жар, выжигающий само нутро. Так же жарко Лэдду было один раз в его жизни — когда он умирал на Ветреной горе.

Утром он оделся легко — по-летнему, хотя на Ирго наступило предзимье. Тонкая рубаха, лёгкие штаны… И рукава не закатаешь — солнце сожжёт. А сейчас Лэдд просто медленно томился, протушивался внутри себя. Или вернее будет сказать «подвяливался»? Сухо же кругом!

Впрочем… одно не то желание, не то указание самому себе — и кровь понесла по телу живительный холод. Немного, в меру, но шагов на двадцать. Стало легче.

— Везёт! — добродушно буркнул Сырга.

— Тебя охладить?

— Нет уж, спасибо! — Он аж отшатнулся. — Не люблю я так близко чужие стихийные силы.

Лэдд пожал плечами и не стал настаивать. Лопачки, видимо, даром для разума не проходят, так что пусть завяливается, если ему так спокойнее.

Про пустыни писали, что они все изрезаны полумесяцами барханов, а стало быть, холмистые. К пустыне Зурфан это, очевидно, не относилось: по крайней мере, в части, которую видел Лэдд, она была ровная, как нетронутая каша в миске. Аль-Зурфан поэтому показалась путникам ещё издали. Исполинская каменная плита высилась над серым песком и блестела сквозь свою черноту мертвенной прозеленью. Четырёхгранная, гладкая, она, несомненно, была рукотворной, но что же за руки создали этот огромный столб в пустыне, а главное, зачем?

Близился полдень, а значит, у столба совершенно не было тени, как не было её и у четырёх десятков белых могильных плит, четырьмя ровными рядами выстроившихся перед ним.

Когда Сырга и Лэдд приблизились и переступили полосу чёрного песка, видимо, кольцом опоясывавшую всё строение, одна из плит отодвинулась назад, и из-под неё показалась высокая худая фигура, увенчанная бараньими рогами.

— Рад видеть! — произнёс Кхаер, глядя больше на Лэдда, чем на Сыргу. — Пхроходите.

Под могильной плитой обнаружилась лестница, уводящая вниз, в сухую прохладу. Её освещали зелёные свечи, источавшие сладкий, дурманящий запах. Между пролётами встречались ниши, в которых лежали, запрокинув головы к выходу, жёлтые скелеты со скрещёнными на груди руками. На каждой площадке ниш было две или четыре, в каждой нише — по две полки, то есть по два скелета. Площадок Лэдд насчитал шестнадцать.

Ход изгибался всякий раз под прямым углом, но в разные стороны. Иногда ступени поднимались, но чаще шли вниз. Под конец Лэдд совсем перестал понимать, где они находятся относительно входа и главной плиты. Словно бы недалеко, просто глубоко под ними.

Наконец ход оборвался, безо всяких арок и прочих строительных красивостей перейдя в длинное помещение с каменными скамьями и почти привычной гномьей лампой на потолке. Единственное её отличие от привычных Лэдду состояло в том, что лампа в помещении была одна, овальная и огромная. Вокруг неё танцевали колдовские печати в виде глаз, ног, замочных скважин и чего-то похожего на зубы. Над самым входом чернела надпись на иштинском: «Когда вверху».

— Суровая у вас оборона! — присвистнул Сырга, тоже разглядывая потолок.

Кхаер оскалился.

— Мы кхолдуны вольные, бхедные… Селились историческ-х-ки где пхридётся… Это вот кхатак-х-комбы Третьей эпхохи. Многое тут от пхервых иштов, что пходнялись в Милинт из Варлы.

Сырга с сомнением хмыкнул, но говорить ничего не стал. Лэдд подумал, что первые же слова давали Кхаеру пространство для умалчиваний, увиливаний и, пожалуй, даже откровенного вранья. Оборона тут иштами сделана, это да, но в серых колдунах ведь не одни ишты ходят! Дело в другом, совсем в другом… Это колдуны на службе государства, как Троелуние или санварские Всевидящие, устроены и даже жалованье получают, пусть и не за колдовство, а за какую-то сопутствующую деятельность. А вольные колдуны предоставлены сами себе. Древний закон запрещает брать плату за колдовство монетой и богатством, так что будешь тут за свою обитель и нажитое за годы переживать. За знания там, за тайны, за артефакты… Ну, как Орден Белого пламени из Санвары вылезет? Никакое государство за тебя не вступится в твоей пустыне.

— Пхрисядьте, — пригласил Кхаер, поведя рукой в сторону ближайшей скамьи. — Вы ведь за исследованиями замабхи?

— Да, — ответил Лэдд, кое-как устроившись на холодном скользком камне.

Кхаер взял со скамьи напротив сложенный в несколько раз лист бумаги и развернул. Лист протянулся от его груди до пола и в ширину был немногим уже, так что Кхаеру пришлось держать его обеими руками и указывать нужные места хвостом. А Лэдду оказалось довольно трудно следовать за повествованием, а не следить почти с детским восторгом, как мечется туда-сюда пушистая кисточка.

— Гномы вас вряд ли заинтересуют. — Кхаер похлопал кисточкой по верхнему левому углу, где был изображён гном в шахтёрской одежде. — Жители К-х-креша, место и время смерти и обхращения известны. А вот шесть замабхи из пхещеры…

Хвост исчез, чтобы тут же появиться справа от листа. Там оказалось изображение полуразложившегося трупа очень знакомого Лэдду вида. К нему с разных сторон тянулись тщательно выведенные стрелки, начинавшиеся возле надписей.

— Пхрежде всего, это люди, — сообщил Кхаер. — Форма черепха и цвет остатков кожи пхозволяют пхредпхоложить, что они родом с Маэрдена, вероятно, из северо-запхадной части. Одежда сохранилась пхлохо, но кхольчуги и волчьи пхлащи навели историк-х-ка, кхоторого я пхривлёк-х-к кх исследованию, на мысль, что ваши замабхи пхринадлежат кх кхонцу Второй или началу Третьей эпхохи. На северо-запхаде Маэрдена в это время находились земли Бхратства Пхрок-х-кажённых, кхоролевство Галлигвен и вольный город Люнц-Агветар.

Хвост снова переместился влево и обмёл кисточкой участок листа под гномом. Там Кхаер не поленился зарисовать угол карты Маэрдена, правда, современной — все перечисленные земли теперь занимал один Фрагнар и немного остров Святого Эсара, в чьей принадлежности Лэдд что по карте, что по памяти уверен не был.

— Что они делали в Лэлэ-йиль в такое время? — вопросил Сырга. — Случайно провалились сквозь призрачный камень?

— За столь долгое время связь меж душами и телами бхезвозвратно утеряна, — разочарованно вздохнул Кхаер. — Бхоюсь, этого уже не узнать.

Наверное, он знал об этом ещё в Креше, когда оценил возраст мертвяков, и именно поэтому возился с их историей целых пять лет. Неинтересно, не нужно — можно не торопиться.

— Замабхи мы сожгли — они бхольше ник-х-кого не побхеспхок-х-коят, — сообщил Кхаер, складывая лист по сгибам. Он помолчал немного, а потом вдруг потребовал: — Услуга за услугу! Я пхытался расспхросить для вас замабхи — требхую ответа на один мой вопрос.

— Справедливо, — признал Сырга. — Спрашивай.

— Не у тебя, девятый колдун. — Кхаер уставился на Лэдда.

Взгляд у ишта оказался пронзительный, с посвёркивающими в черноте розоватыми искрами. Отчего-то вспомнились потолки гномьих пещер и троелунная библиотека.

— Спрашивай, — повторил Лэдд. Колдун не то что может потребовать плату за колдовство, он не может её не потребовать.

Сырга поднялся со скамьи и, бросив «Подожду снаружи», ушёл наверх. Кхаер сел напротив Лэдда и, дождавшись, когда на лестнице стихнут шаги, выпалил:

— Как ты упхок-х-коил того замабхи? Кхогда мы с господином Тогрейном пхришли…

— Это у которого глаза зелёным светились?

— Да! — Кхаер аж вперёд подался от любопытства.

Лэдд помнил каждого из четырёх своих замаби. Другие мешались в памяти в единое пятно, а первый гном, кудрявый воин, гном, в котором застрял топор, и воин со светящимися глазами иногда ему даже снились. И так же хорошо Лэдд помнил, что говорил каждому из них.

— «Морозься и разрушайся, среди мертвецов оставайся, больше не возвращайся», вот что я ему сказал. Просто… — Лэдд смущённо пожал плечами: перед серым колдуном, знающим о замаби всё, этот разговор выглядел сродни плохо выученному уроку. — …я понял, что мне нечем его бить и он сейчас сам меня убьёт, вот и вырвалось.

Кхаер выпрямился, сложив руки в замок, и минуты две сидел молча. Обдумав что-то, он заговорил медленно, почти без своих удушенных придыханий:

— Это необычно… Не серые кхолдуны могут упокаивать нежить — такхие случаи известны, но очень редкхи… Но стихийный кхолдун, да со случайным закхлинанием… Вот что! Оно слишкхом длинное. В следующий раз тебе может не хватить времени.

— И что мне делать… в следующий раз?

Лэдд надеялся, что следующего раза не будет, но одной надеждой долго не проживёшь. К счастью, Кхаер, перед которым, похоже, замаячило новое исследование, решил поделиться знанием.

— Мы говорим «ит-та-аль». На одном мёртвом язык-х-ке это значит «пхуть кх смерти» или что-то вроде.

— Покойся с миром?

— Вроде того. — Кхаер улыбнулся и хитро прищурился. — Это вторая кхолдовск-х-кая услуга. Мы кхолдуны вольные, бхедные…

Лэдд возмущённо воззрился на собеседника. Вот… баран синебровый! Впрочем, он прав — услуга есть услуга. И, пожалуй, именно у Лэдда всегда найдётся, что предложить серому колдуну.

Он выставил перед собой руку ладонью вверх и представил куб из ледяного стекла, с длиной ребра… а пусть будет в локоть — не жалко. Пара мгновений — и в голубом свечении действительно возник прозрачный, самую малость мутный куб. Ещё мгновение — и его верхняя грань откололась, а затем легла на своё же место, но уже с изящной ручкой посередине.

— Поставь на какой-нибудь плоский накопитель, — сказал Лэдд. — От гномьей лампы, например, подойдёт. Тогда таять не будет. Если не разобьёшь, будет тебе вечный холодильный ящик для… мозгов чьих-нибудь?

Кхаер фыркнул и бережно принял из рук Лэдда ящик.

— Спхасибхо! Бхуду рад однажды ещё увидеть.

Лэдд попрощался, забрал лист со сведениями о замаби и поспешил вверх по лестнице. Сухой воздух с ломким, осязаемым запахом свечей ему изрядно надоел.

Сырга дожидался у входной могильной плиты — стоял так, словно готов был в любую секунду решительно зашагать прочь.

— Ну как? — спросил он. — Душу не продал?

— Нет! — Лэдд помотал головой, с наслаждением вдыхая горячий, но всё-таки свежий воздух. — Отделался большой красивой льдиной.

— Молодец! — с облегчением произнёс Сырга. — Коль мы здесь закончили, двинем-ка в город. Поедим, подарков прикупим, а потом домой.

Лэдду некому было покупать подарки, а вот живот от голода уже подводило, так что спорить он не стал.

Город, стоявший на краю пустыни Зурфан на берегу глубокого круглого озера, принадлежал иштам и звался, как и само озеро, Хотетши́. Издалека он, почти полностью составленный из белых каменных домов с плоскими крышами и серебристых деревьев, совершенно терялся среди серых песков.

Лэдд и Сырга явились в Хотетши уже сильно после обеда, когда такой шумный с утра базар стих и опустел. Ели по такому случаю на берегу озера, где бродячие торговцы продавали шохх — трубочки из тонких лепёшек с начинкой из бараньего гороха и фиников. Запивали его финиковым же вином, на которое Сырга непрестанно бурчал: не понимают, мол, линанцы в весёлых напитках.

Между обедом — очень поздним завтраком — и призрачным камнем Сырга отправился искать лавку, где торговали бы тканями. Лситья и Иаска, видимо, жаждали новых нарядов не как у всех.

Лэдд хотел бы вместо этого погулять по Хотетши, но благоразумно рассудил, что сам иштинского не знает, кроме пары предложений, а хоть кто-то в этом городе вряд ли знает хенгильский. В итоге Лэдд пару часов таскался за Сыргой, погружённый в свои мысли.

Весь день он совсем не вспоминал об Ирмаске. Когда вокруг было много нового и любопытного, не думать о ней получалось пугающе легко. Хотя теперь-то оно, наверное, к лучшему.

Нескольких суток, прошедших с того колдовства, из-за которого Лэдд увидел её за свадебной вышивкой, хватило, чтобы успокоиться и принять здравое решение. Ирмаска не отвечает — Лэдд напишет Оннаксу. По-хорошему, с самого начала следовало отправить письмо и ему тоже, спросить, как старик поживает. У него же можно было спросить, как там Ирмаска и почему она не отвечает. Теперь вот Лэдд одумался, но ждать ему придётся до весны. Впрочем, лучше поздно, чем никогда.

Пока искали лавку тканей, набрели на небольшую кожевенную мастерскую, которую держала бойкая полненькая иштхи с совсем короткими рожками, выгнутыми вперёд. Там Лэдду приглянулся трёхцветный шнурок-косичка с готовой оплёткой для подвески. Из двух оттенков коричневого и с ползущим между ними бледно-синим, шнурок выглядел очень подходящим для какого-нибудь небольшого артефакта. Лэдд личными пока не обзавёлся, но как только, так у него сразу удобная подвеска будет.

«Хорошего, крепкого плетения! Красивому юноше — почти бесплатно!»

Определённо нет, но хотя бы достаточно дёшево для того, чтобы Сырга на обратном подтрунивал над тем, что Лэдд девушке понравился, а не девушка Лэдду.