Wibbly wobbly timey wimey (джен)

В ту ночь он так и не лег. Сначала принимал клятвы у тех домовиков, что привел Тинни, потом, уже в своем замке, раздавал им указания. После снова вернулся в Хогвартс, выпил кубок подогретого вина с пряностями (целый кувшин между делом принес кто-то из домовиков) и обнаружил, что спать-то больше и не хочется.

Тогда он взялся за то, что смог вспомнить Барон о Томе Риддле: сирота, вырос вроде бы где-то у магглов, но ни в чем не уступал своим однокурсникам и пользовался их огромным уважением. Поймал какого-то якобы Наследника Слизерина, открывшего какую-то там Тайную Комнату. Позже, добавил Барон, выяснилось, что Риддл просто подставил невинного ученика.

Что за Тайная Комната? Хогвартс — старый замок, и стоял он задолго до того, как в головы Основателей пришла мысль о создании школы. Однако, приспосабливая его для своих нужд, зачаровывая и обживая, они исследовали, наверно, каждый его дюйм. Не одну луну они потратили, чтобы окончательно убедиться, что в замке не осталось никого из его прошлых хозяев. Но зато сейчас Салазар мог с полной уверенностью утверждать, что никаких Тайных Комнат в замке нет.

Эту загадку Слизерин решил оставить на потом и снова вернулся к Тому Риддлу. Увы, из рассказанного Бароном нельзя было извлечь ничего насчет хоркруксов. Стоило поискать тех, кто знал Риддла в школе, но пока… Пока оставался только ритуал поиска, требовавший трех темных магов, тех, кто касался Другой Стороны. Нет, не только. Еще было само Восьмое Искусство.

О, с ним всегда можно получить ответ. На Другой Стороне знают всё, но вот только знание оттуда дорого стоит. Цена за знание — не пара пинт драконьей крови, не жизнь единорога или пары магглов. Даже жизни волшебника будет маловато. За знание Другая Сторона требует платить собой.

А этого Салазару очень не хотелось. Он весьма дорожил оставшимися у него чувствами.

По сравнению с такой альтернативой, перспектива поиска двух других темных магов казалась весьма и весьма заманчивой. Даже несмотря на то, что в этом времени из всех темных магов Слизерин знал только Волдеморта.

Стоило, быть может, заявиться к Скримджеру еще разок и взять у него материалы Аврората касательно темных магов. Стоило бы, но полученным сведениям нельзя было бы полностью доверять. Пока Скримджер ничего не предпринимал против Салазара: письмо напугало его, и, оказав услугу, он наверняка постарался забыть об случившемся, как о плохом сне. Но на второй раз, третий — в любой момент Скримджер опомнится и начнет действовать. Нет, это надо приберечь до тех пор, пока не останется никаких других вариантов.

Слизерин потер переносицу, затем переплел пальцы и, положив на них подбородок, уставился в пустоту. Какое-то время он сидел неподвижно, потом налил себе еще вина, выпил немного и снова принял прежнее положение.

Возможно, думал он, сначала стоило узнать хотя бы об общеизвестных темных магах. Что эти сведения можно найти в хогвартской библиотеке, Слизерин сообразил быстро: уже привык, что книги теперь — совсем не редкость.

Он поднялся, подошел к окну и выглянул наружу. Еще не начало светать: на востоке небо было черным, как и везде, и Андромеда только поднялась над лесом. Салазар прикинул, что сейчас около трех ночи. Прикинул — и только отвернувшись от окна, понял, что на каминной полке стоят механические часы. К ним он совершенно не привык.

Салазар налил себе еще вина, отпил — то уже совершенно остыло —, поставил кубок обратно на стол и печально резюмировал, что спать все еще не хочется. Ложиться, заставлять себя заснуть, а через четыре часа вставать снова — бессмыслица. Но и идти в библиотеку в такое время — полнейшая глупость.

Он накинул мантию и вышел из отведенных ему комнат, решив просто пройтись по знакомому-незнакомому Хогвартсу.

В замке не было тихо. Сопели спящие портреты, еле слышно трещали редкие факелы, где-то похлопывало приоткрытое окно и насвистывал сквозняк. Люмоса Салазар не зажигал: дорогу в Хогвартсе он смог бы найти, наверно, и в кромешной тьме, что уж говорить о простой ночи.

Он гулял по замку, размышляя о своем (на ходу отчего-то думалось лучше), больше часа, когда увидел феникса.

Он знал, что у Дамблдора есть феникс. Или — тут нельзя было быть уверенным до конца — у феникса есть Дамблдор. Впрочем, все, что Салазар знал о фениксах, он почерпнул из книг, сам же он никогда не встречал ни одного из них.

Вот и…

В первые несколько секунд, когда феникс, весь в красном и в серебре, чуть наклонив голову, смотрел на Салазара, мир стал похож на гравюру. Все в нем было черным и белым, только феникс оставался живым и невероятно настоящим и…

Слизерин моргнул и отвлеченно подумал, что можно было бы получить за феникса у Другой Стороны. Не то что он бы и в самом деле собирался заключать подобную сделку, просто было чуточку интересно. Может, даже не чуточку. Но, тем не менее, убивать феникса он не хотел.

А тот отвернулся и стремительной вспышкой сиганул в окно.

Салазар медленно приблизился и выглянул наружу. Вроде бы где-то над озером мелькнуло что-то алое, но потом всё, сплошная ночь, вода и звезды.

Вдруг за его спиной зажглись факелы. Первая реакция была рефлекторной — разворачиваясь, шагнуть в сторону, левая рука — вытащить палочку, правая — уже почти готово заклинание… Отбой! Салазар распрямил пальцы, стряхивая так и не сплетенные чары, удержал палочку в ножнах на поясе.

Это всего лишь Снейп.

— Я вас напугал? — глумливо — стараясь это скрыть, но все же глумливо — спросил он.

— Ничуть, — отрезал Салазар и добавил, кивая на факелы. — А вас напугала темнота?

Портреты на стенах, проснувшиеся от света, продрали глаза и начали с интересом прислушиваться. Снейп только поморщился:

— И что вы тут делаете в такой поздний час?

— Скорее уж ранний, — поправил его Слизерин и, вспомнив о своей легенде, добавил, — в Норвегии, должно быть, уже рассвело.

— Может быть, — и протянул, — вы что-то... искали?

Помимо хоркруксов Волдеморта, двух других темных магов и способа вернуться домой — ничего особенного. Вслух Салазар сказал, приподняв бровь:

— Это допрос?

Портреты перевели взгляд на скривившегося Снейпа, ожидая его реплики. И он не подвел:

— Ни в коем случае: у меня есть способы потратить время куда интереснее, чем я мог бы, разговаривая с вами. Я лишь интересовался, не искали ли вы путь обратно в ваши комнаты.

Кто-то из портретов тихонько похлопал.

А Слизерин запоздало вспомнил, что он изображает человека, который в первый раз в Хогвартсе и который не может ориентироваться в хитросплетении коридоров. Черт. Тут даже хорошей памятью не отговориться.

— Не искал, — кратко ответил он, вырывая себе еще пару секунд на размышления.

— Знаете, есть такая забавная, — на этом слове Салазара посетили серьезные сомнения насчет того, что Снейп считает забавным, — легенда, что в шестнадцатом веке один преподаватель пошел прогуляться после обеда, да так и не вернулся. Его тело нашли только через пару месяцев. Это всего лишь шутка, страшилка для детей, но, — Снейп неприятно улыбнулся, — в каждой шутке есть доля истины.

“Угроза? Отлично, — мрачно подумал Слизерин, — Просто отлично. В последний месяц мне ведь так не хватало угроз”.

Он устало — возможно, чуточку наигранно устало — вздохнул:

— Хорошо, можете сказать мне дорогу и идти дальше, — и повернулся обратно к окну, спиной к Снейпу. Тоже своего рода оскорбление: ты настолько слаб, что я даже могу повернуться к тебе спиной.

Слизерин знал, что на самом деле поворачиваться спиной не стоит вообще ни к кому. Но еще он знал, что здесь на стенах чуть ли не с десяток портретов и если Снейп попробует что-то сделать, то половина Британии узнает об этом раньше, чем затихнет эхо от заклинаний.

“А еще, — подумал Салазар, понимая, что подозревать каждого человека этого времени в самом худшем, чуточку ненормально, — у него может просто не быть мотива. Ведь для него я не более, чем новый профессор и ставленник Министерства. Сангвин Зар вызывает раздражение, но не более того”.

— Вижу, вы решили, что знаете лучше всех, — наконец ядовито выговорил Снейп.

Салазар промолчал и вместо ответа повернулся и направился дальше по коридору, по пути легко кивнув зельевару. Тот нахмурился:

— Что ж, если вы желаете потеряться как первокурсник, я не буду вам мешать.

— И не мешайте, — великодушно согласился он.

— Идите вы к Слизерину, — тихо пожелал ему в спину Снейп, но Салазар все же расслышал его.

— А я к себе и иду, — одними губами произнес он.

* * *

Министерский инспектор категорически не нравился Снейпу. Почему — он и сам не мог до конца понять. Конечно, было неприятно, что рядом будет отираться какой-то шпик. Было неприятно, что на самом деле к нему очень сложно придраться: о, это далеко не Амбридж, один ходячий недостаток, большая такая мишень для мысленного сарказма. [1]

Но еще было одно неприятное ощущение. Что-то вроде предчувствия. Нет, пророком — не думать о пророчествах — Снейп не был, но какое-то шестое чувство, оценивающее… вероятную продолжительность собственной жизни, что ли, у него было.

И поэтому, как только он видел Сангвина Зара, так и чесалась рука схватить палочку. Понять, почему так, он не мог: Зар, хоть и не был, как верил Флитвик, добряком, угрозой тоже не казался. Новый профессор спокойно улыбался, парировал саркастичные выпады, да и только. А еще он очень внимательно слушал. Очень внимательно.

Что естественно для шпика. Сангвин Зар, как убеждал себя Снейп, руновед, кабинетная крыса из Норвегии, приставленная, чтобы слушать и передавать. Но все же… все же рука так и тянулась к палочке. И было какое-то неприятное предчувствие. И то, как Зар отреагировал, когда…

Но эту мысль Снейпу додумать не дали. Перед ним в огне появился Фоукс, тут же приземлился на плечо, взмахнул крыльями и перенес Снейпа в кабинет директора.

И было страшно.

* * *

После, когда Дамблдор очнулся, когда Снейп, вымотанный и вспотевший, сумел понять, что его потряхивает, всё случившееся уже смазалось в памяти как ночной кошмар. Ясно вспоминался только дикий ужас от того, что Дамблдор, надежный и вечный Дамблдор, может умереть. Нет, не только это. Еще виделось изогнутое, безвольное тело-кукла и слышался горячечный старческий шепот. Кого тогда звал Дамблдор? Кого умолял? Все смешалось.

“Если бы не я, он бы умер”, — безо всякой гордости подумал Снейп.

Фоукс сидел на столе, прижавшись к груди Дамблдора. Директор тяжело дышал.

— Как вы могли?.. — проговорил Снейп в пространство, сам не зная, что он имел в виду.

— Мог что? Отправиться туда один? Не надевать, — тут Дамблдор устало прикрыл глаза и лишь спустя секунду договорил, — кольца? Или же ты хотел сказать, как я мог ошибиться?

— Я принесу вам зелий.

— Последнее, значит.

Снейп поднялся.

— Я не всемогущ, Северус. Я не всемогущ. И я, как и все люди, слаб и смертен.

— Я принесу вам зелий, — скрежещуще повторил Снейп и отвел глаза.

— Это трудно принять.

— Чтобы хватило надолго.

— Ты не сможешь вечно притворяться, что ты меня не слышишь.

Снейп не ответил. Но он слышал и повторял про себя: “...слаб и смертен”. Он знал это, но до сегодня не понимал. Он думал, что в его жизни был хоть кто-то, в ком можно было быть полностью уверенным, на кого можно было… положиться. И безумно хотелось поговорить с Дамблдором, спросить что-то вроде: “Вы ведь никуда не денетесь, верно?” Хотелось.

Снейп сжал губы и, отвернувшись, направился к выходу. На миг ему показалось, что горгулья не откроет прохода, но та послушно отошла в сторону. Он быстро зашагал вниз по лестнице.

Дамблдор тихонько прошептал в пустоту:

— Мне очень жаль.

* * *

Под Хогвартсом были пещеры, целый лабиринт. Часть из них промыла вода, когда-то стоявшая намного выше, другую же очень давно прорыли предыдущие хозяева замка. В этих же пещерах очень глубоко бил хогвартский Источник. Конечно, они были намного старше, чем замок над ними, и уж явно куда старше, чем лаборатория, которую Салазар Слизерин разместил в них, когда Основатели только обживали замок.

Для нее он выбрал несколько соединенных между собой пещер повыше и посуше, в стенах которых практически не было мягких песчаника и известняка, только твердый камень с гранитными зернами. Затем он выбил на стенах руны, чтобы скрыть и защитить от посторонних свою лабораторию. Рун было много, и в процессе Салазар так надышался каменной пылью, что даже начал опасаться, что вот-вот сляжет с какой-нибудь рудничной болезнью. Обошлось, впрочем.

Когда же он закончил и активировал все рунные цепочки (едва не поздоровавшись за ручку с магическим истощением), у него появилась защищенная, отлично спрятанная лаборатория, где он мог спокойно нарушать свое обещание не заниматься Восьмым Искусством в Хогвартсе.

“Формально, — думал Салазар, — я его и не нарушаю, поскольку пещеры — уже не Хогвартс.”

Но, конечно, такой аргумент никого не убедил бы, отчего и возникла нужда во всех этих предосторожностях. Конечно, остальные думали, что пещеры закрыты ото всех посторонних, а если туда и войдет кто-то из самих Основателей, то чары оповестят об этом, но... Но, как считал Салазар, предосторожностей никогда не бывает много.

Сейчас, в эту бессонную ночь, ему пришло в голову, что стоит зайти в свою лабораторию и посмотреть, что пережило прошедшее тысячелетие.

Он спустился в подземелье: там вход в пещеры не должен был находиться по наблюдением портретов, развешанных по всему замку.

Осторожно пройдя по коридорам, он остановился у стены, с виду ничем не отличавшейся ото всех прочих. Конечно, до тех пор, пока не скажешь пароль. Что Салазар и сделал и вошел в пещеры под Хогвартсом. Закрыл за собой потайную дверь и, привычно отсчитывая коридоры, при одном свете Люмоса, принялся спускаться вглубь.

Знакомая череда действий — пропустить один левый, затем повернуть, пропустить два правых — успокаивала. Внезапно Слизерин осознал, что впервые за все эти месяцы он чувствует себя умиротворенно. В сырых и холодных туннелях он расслабился. Забавно, правда?

Он знал, почему здесь ему спокойно. Потому что здесь все осталось по-прежнему. Та же темнота, в ней круг света, очерченный Люмосом, и можно было представить, что за пределами этого круга, за пределами подземелий — все по-прежнему. Вернулось родное время, и есть всё: есть Род, то, чего он добился, и все живы…

“Они и не умирали, — резко оборвал себя Салазар, — они все еще там, и я вернусь”.

Главное — убедить себя, что это не время, а место, и дом все еще существует. Далеко, но существует. Ведь так оно и было, да?

Кончиками пальцев Салазар коснулся каменной плиты. За тысячу лет капающая вода сгладила стену и нарастила на ней известковые выпуклости. Он прошипел пароль, — и ничего не случилось.

Черт. Наверно, наросло слишком много известняка. У самого нижнего входа всегда было слишком сыро. Что ж, придется зайти в другом месте.

Снова туннели, но на этот раз убедить себя в том, что здесь все, как было, оказалось сложнее. Нет. Так нельзя дальше. Он — здесь и сейчас. Здесь и сейчас в тысяча девятьсот девяносто шестом году. Печальный факт. Но его надо принять.

Салазар коснулся стены перед собой: сухая. Он прошипел пароль, и с тяжелым, громким скрипом дверь открылась. Затем она дернулась и застряла на полпути, но, впрочем, этого было вполне достаточно, чтобы попасть внутрь.

Но — что за черт — оттуда тут же пахнуло застоявшейся гнилью и разложением. Салазар отшатнулся, прижимая рукав мантии к лицу: нельзя было дышать трупным смрадом. Он отступил на пару шагов и наколдовал слабенькую струйку воды, которой намочил рукав. Затем Слизерин снова прижал ткань к лицу: вот, все же лучше, чем ничего.

Но, тем не менее, запах все равно пробивался. Однако кто же там так сдох? Как будто с дюжину трупов побросали.

Вскоре выяснилось, что этот кто-то сдох в нижнем зале и этот кто-то — здоровенный василиск. Вообще, василиски известны за то, что могут достигать совершенно невероятных размеров, но этот был большим даже на фоне своих собратьев.

Прижимая мокрую ткань к лицу, Cалазар прошел вдоль длинного змеиного тела от хвоста к голове, считая шаги. Сорок с лишним шагов. Большой. Чертовски большой.

Только вопрос: откуда в его лаборатории взялся здоровенный василиск?

Зелено-серая чешуя, отслаивающаяся от оседающей под своим весом туши, поблескивала в приглушенном свете Люмоса. Из-под нее виднелось посеревшее мясо, сейчас больше похожее на слизь, чем на плоть. Как хорошо, что тут только один такой василиск, и тот, по счастью, уже мертв.

Вообще, они были довольно редкими тварями. Химерами, выведенными при помощи темной магии. Выведенными очень особым образом. На самом деле сказочка о курином яйце и жабе была полной чушью. Будь бы это и в самом деле так просто, как гласила молва, Британия уже давно бы кишмя кишела василисками.

По-настоящему, для создания любой химеры — не просто магического зверя, а существа искаженного и немного нереального — требовалась темная магия. Сделка. Что-то в обмен на силу слить воедино и вдохнуть жизнь. Плата: кровь, услуга, чужая жизнь — бывала разной, но сделка эта не выходила за рамки нормального . Однако одной ей не ограничивался процесс создания василиска. Он был чем-то большим, чем химера.

Тот маг, который впервые создал василиска, принес оттуда, с Другой Стороны, что-то. Тень. Какую-то тень того, что обитало там, или даже тень тени, и вживил в существо в этом мире.

На самом деле принести предмет с Другой Стороны было не так сложно. Главное — заплатить. Кто-то выносил несколько капель эликсира омоложения, кто-то — артефакт. И Салазару приходилось доставать из-за грани кое-что, и он подозревал, что Воскрешающий Камень в его кольце Кадмус Певерелл тоже когда-то добыл на Другой Стороне.

Тем не менее, обычно приносили предметы. Не тени. Салазар никогда не совершал подобного, но, темный маг по рождению, он все же интуитивно понимал, как это можно сделать. И именно поэтому он знал, что никогда не принесет сюда тени и не создаст василиска.

Ведь иногда Салазару казалось, что он понимает, что представляет собой тень.

Слепая голова василиска таращилась прямо на него, раскрыв пасть. Одного клыка в ней не хватало. Сколько ему было лет? Явно больше пятисот, потому что пятисотлетнего Салазар видел, и по сравнению с этим он был небольшим.

Что ж, маг, вызвавший к жизни эту химеру, тоже уже мертв. И упокоен он был, вероятнее всего, прямо внутри нее: почему-то все василиски стремились съесть своих создателей после их смерти.

Слизерин отнял ткань от лица, дотронулся рукой до змеиной головы, схватился за отслоившийся лоскут кожи и дернул: та легко отошла. Он помял ее в руках и порвал. Ну вот. Отсырела и прогнила. А ведь неплохо гасит заклинания…

Салазар бросил кусок кожи на пол и вытер руку об штаны. Василиска осталось только сжечь. Всё, что можно было бы хоть как-то использовать, уже давно сгнило.

Он отступил от змеиного тела на десяток шагов и указал на него палочкой. Замысловатый росчерк — и из ее кончика вырвалась огненная струя. Не было никаких искр и громкого гула: просто от волшебного огня мертвый василиск вспыхнул как сухая бумага. С живым, конечно, такой номер бы не прошел, но это все равно смотрелось чуточку впечатляюще. А может, и не чуточку.

Салазар на пару секунд даже пожалел, что он тут один. Затем поймал себя на этом и коротко усмехнулся.

Василиск догорел, не оставив после себя ни дыма, ни плоти, только закопченный костяк, обрушившийся на пол. Слизерин опустил палочку, и последние язычки пламени тут же погасли.

Так немного лучше. А теперь надо посмотреть, что тут сохранилось, и, самое главное, как этот идиот, выведший василиска, вообще сюда попал?

* * *

Сколько он провозился в лаборатории, Салазар не считал. Где его защиту сломали, он нашел довольно быстро: укрепленную рунами стену просто проломили, вбухав при этом нерационально огромное количество магии. Идиоты. Потом впаяли туда железную кованую дверь, украшенную коваными змеями и зачарованную на “откройся” на парселтанге, что заставляло подумать, что вскрывший лабораторию — еще один непутевый салазаров потомок. Желудок василиска ему пухом.

Слизерин не слишком хотел баловаться с причинно-следственными связями, но искренне надеялся, что с ними ничего не станется от того, что в своем времени он повесит тут какое-нибудь не смертельное, но очень неприятное проклятие. В назидание потомкам.

Только когда он еще дома будет…

Все вещи в лаборатории, конечно, растащили, а что не унесли — истлело и поломалось. Но самое главное — унесли и книги. Да как они?..

Салазар наращивал в себе холодную ярость с полминуты, пока не вспомнил, что в этом времени все эти книги находятся в его же замке. Тогда он, резко дернув побелевшими пальцами, стряхнул с них излишек магии, и та впилась в стену огненным шаром. Коротко и зло усмехнулся. Держать в себя в руках Слизерин умел, но не всегда находил нужным.

Потом он вернулся в зал с василиском и одним взмахом руки — ненужная трата силы, но, черт возьми, как он устал от этого времени — зажег все светильники. Он думал, что после этого успокоится. Думал. Потому что, когда вспыхнуло пламя, он увидел зал во всем его великолепии. Включая статую, которую, очевидно, установил пролезший сюда идиот.

Кого она изображала, Салазар так и не разобрался: то ли его самого, то ли непутевого потомка. Но, конечно, посмеялся. Нехорошо так, в общем-то, посмеялся. Многообещающе.

Когда он вернется домой, он первым делом подготовит проклятье… В конце концов, кто сказал, что мертвым мстить нельзя?

Закончив осматривать лабораторию, он ушел оттуда и через пещеры поднялся в замок. В Хогвартсе было по-утреннему спокойно, уже рассвело, и доносившиеся снаружи птичьи переклички набирали громкость. Все и всё спало, а Салазар, всю ночь проведший на ногах, чувствовал, как замедлились, растянулись мысли в голове, и думал, что, наверно, идея не спать всю ночь была не так уж и хороша.

В отведенные ему комнаты он прошел, так никого и не встретив. Там он принял душ, чтобы смыть пропитавший его запах мертвечины. Вода немного взбодрила Салазара, но потом снова всё начало как-то замедляться. Не спать остаток дня и бродить, путаясь в собственных мыслях, было определенно плохой идеей, и вероятно стоило по…

“...спать”,— подумал Слизерин, проснувшись ближе к полудню.

Но, тем не менее, ему стало куда лучше. Салазар встал и начал одеваться, когда в окно постучали. На карнизе сидела упитанная желтоглазая сипуха и терпеливо ждала, пока ей откроют. Слизерин, не сильно, впрочем, торопясь, впустил сову и забрал у нее свернутый в тугую трубочку пергамент.

“Мне было бы весьма приятно, если бы сегодня к пяти вы бы заглянули ко мне на чашечку чая, чтобы обсудить пару важных вопросов, — тонким косым почерком было написано в письме. Подпись гласила, — Альбус Дамблдор.

PS. Я очень люблю сахарные перья”.

-

Было неприятно, что на самом деле к нему очень сложно придраться: о, это далеко не Амбридж, один ходячий недостаток, большая такая мишень для мысленного сарказма. [1]

[1] Очень большая. И розовая.