Восемь дней рождения для Гермионы Грейнджер (гет)

«Времена всё темнее, света всё меньше. Но он всё же есть», — гласила записка, приложенная к букетику жёлтых маргариток. Практически следом на подоконнике уселась сова с ярко-малиновыми перьями кое-где и бросила клочок рваной и измятой бумаги на пол. Кто, как не близнецы Уизли, могли так издеваться над бедным животным? И подчерк корявый и размашистый. Написано явно в спешке. Они хотели встретиться, причём немедленно, звали на Астрономическую башню. И это ночью! Пусть она и староста, следовательно, спокойно можно было ходить по школе после отбоя, но всё равно было боязно. К тому же, Гарри точно по головке не погладит, если узнает. Гермиона улыбнулась. С их первого поцелуя прошёл ровно год. Он защищал её, спасал от тоски, развевал невесёлые мысли. Она любила молчать с ним, чтобы ласково перебирал пряди её волос и думал, что она не видит, как он улыбается. Ей порой хотелось, чтобы у них всё было просто, без неразгаданных тайн и секретных миссий. Но это ведь было невозможно. Гарри остро нуждался в ней, хотя она всегда считала, что наоборот. В конце прошлого курса погиб Сириус. Гарри не знал, но и ей было плохо: несколько дней она плакала, заперевшись в комнате и изредка забываясь тревожным сном. Ему она не говорила, чтобы он не начинал её жалеть вместо того, чтобы утешаться самому, и, когда под конец летних каникул они жили вместе у Уизли, старалась скрывать. Заглушая ночью всхлипы подушкой, она добилась лишь того, что Джинни ушла спать к родителям, объяснив тем, что там комната ей нравится больше. Гермиона плакала каждую ночь с того дня, понимая, что очень успела привязаться к Сириусу и оказаться неготовой потерять его. Зажмуриваясь, поскуливая, стискивая зубы. «Эй». Она сильно вздрогнула, испугавшись, но обладатель хриплого шёпота понимающе хмыкнул и лёг рядом. И в этот раз она тоже не смогла сдержать слёз. Когда это Гермиона Грейнджер стала такой сентиментальной? «Как справляешься с этим?» — всхлипнула она. «Живу ради живых», — улыбнулся Гарри. Конечно, ему было тяжело без крёстного, и он скучал, но терпел. «Спи, пожалуйста. Если хочешь, я останусь». Она хотела, очень, но всё же попросила лечь на соседнюю постель. Она видела, как он лежит, закинув руки за голову, и смотрит в потолок. Он чувствовал, что подруга не спит, поэтому повернулся и тихонько сказал что-то. — Гермиона знала, что может не отвечать, и тогда он не станет продолжать. Но ответила. Утром она проснулась одна, снизу слышались голоса — значит, было поздно. Она впервые за лето хорошо выспалась и хотела поблагодарить за это Гарри...

— Наконец-то, Гермиона!

— Как...

— Как мы здесь оказались? У нас свои секреты, — подмигнул Джордж и переглянулся с братом. — Пойдём, сядем.

Ей идея не нравилась. Астрономическая башня — самая высокая точка замка, а сидеть на краю, свесив ноги в пустоту, было до ужаса неуютно. Бездна, казалось, тянула к ним щупальца. Гермиона подобралась и недовольно фыркнула, прогоняя тревогу.

— Она же не боится высоты, Фред?

— Не знаю, Джордж. По-моему, она дрожит. Мисс Грейнджер, вам страшно?

— Нет, — выдохнула она, прикрыв глаза. — Просто мне холодно.

В следующее мгновение она оказалась в медвежьих объятиях Фреда. Он с гордостью напомнил, что старше, выше и сильнее её. Ей вспомнилось, как они с Джинни заходили в их магазин, где было бесконечное число всевозможных вредилок. Она тогда внимательно разглядывала яркую этикетку на розовом пузырьке любовного зелья и тут же заметила немного похотливый взгляд Кормака Маклагена. Потом подняла глаза — со второго этажа на неё недовольно с упрёком смотрел Гарри. Она виновато понурилась и продолжила осмотр магазина, чтобы избежать поттеровских суровых нотаций, но он в скором времени отыскал её. «Ну?» Гермиона жалобно вздохнула, он поцеловал её в макушку и сказал: «Не нужны тебе эти глупости, ты и сама прекрасно знаешь». Она кивнула, благодарно улыбнулась ему и пошла к Джинни, которая засовывала пальчик в клетку с карликовыми пушистиками. На самом деле она не могла не признать изобретательности и находчивости близнецов, ведь не каждый додумался бы до такого. Они с горделивыми ухмылками восприняли её похвалу и поклонились.

— Как ваш магазин?

— О, просто отлично, — заверил Джордж. — Кстати, мы же не могли заявиться сюда без подарка, — он поискал в обоих карманах, нахмурился, осмотрел карманы курточки. — И у меня его, к слову, нет.

— Значит, у меня, — хмыкнул Фред, давая подруге возможность вздохнуть. — Держи, — встретившись с вопросительным взглядом, он пояснил: — Помнишь, мы давали Гарри порошок мгновенной тьмы? Тебе такой же. Только розовый! И вечный леденец, сластёна.

Гермиона улыбнулась. В прошлом году она составила точный график перед экзаменами и предшествующий усиленной подготовке вечер решила закончить в ванной старост, по виду больше напоминающей бассейн. Левый уголок губ то и дело тянуло вниз: часом ранее она сильно рассердилась на близнецов Уизли, и разум требовал спокойствия. Расслабиться она могла только в воде, в душ за ней обязательно бы собралась очередь из соседок по комнате, а желающих посетить ванную старост не было. Гермиона наполнила бассейн горячей водой, так как та, которая уже была набрана, показалась ей невероятно холодной. Зато пена была ароматной и с пузырьками. Медленно раздевшись, она с блаженным стоном окунулась в воду. Посидев неподвижно минут пятнадцать, она почувствовала, что в волосах запуталась записка-самолётик. Гермиона фыркнула. Но всё же прочитала: «Пена съедобная. Попробуй». Она закатила глаза и возмутилась: они её совсем за дурру держат? Хотя, может, это и не шутка вовсе, может, они так решили попросить прощения. Благорассудство или любопытство? Пожалуй, всё же любопытство. Набрав в ладошки пены, она подумала, что, как же глупо будет выглядеть, если лизнёт сейчас обычную пену. Но Сириус всегда говорил, что жизнь скучна без риска. «Уизли», — улыбнулась Гермиона. Сладкая пена по вкусу напоминала пузырьки от лимонада, причём апельсинового. Но если бы обманули, им бы пришёл конец, незамедлительный и жестокий.

— Уи-изли, — проскулила Гермиона.

— Да, мисс Грейнджер? — хором откликнулись близнецы.

— Кажется, не надо было открывать шестую бутылку сливочного пива. Голова тяжелеет.

— И с кем же так основательно отпраздновала самая правильная девушка всея Хогвартса? — усмешка, но добрая.

— Джинни, — коротко ответила она.

— Нашу сестру ты тоже споила? — возмутился Фред.

— Нет! Но я не знаю, почему она полезла к Рону целоваться, а потом убежала с твёрдым намерением найти Малфоя и сказать, что она любит его, — призналась она.

Близнецы синхронно вздохнули, Фред поближе подтянул подругу к себе. Она смотрела в их голубые глаза и почему-то думала, что они совсем не похожи на небо, а ведь во многих книгах, маггловских особенно, довольно часто употреблялось подобное сравнение. И она попыталась сравнить, но не получилось. Цвет был какой-то особенный, глубокий и описанию не поддавался. Надо же, а ей всегда удавалось найти нужные слова. Но времена меняются, мир становится труднее, и говорить почти не хочется. При длительном ожидании, страхе, напряжении нередко так случалось, а они всего лишь дети, пусть и без детства. Им это свойственно, привычно. Что ж, судьбу не выбирают. Гермиона заставила себя перевести внимание на рассказы друзей, пока они, наконец, не замолчали. Фред ещё посмеивался над последней шуткой, как вдруг наклонился к ней и легко чмокнул в губы. От неожиданности она отпрянула от него, широко распахнув глаза, и угодила прямо в объятия Джорджа.

— Ну, тише, — рассмеялся он. — Не бойся, Гарри не расскажем.

— З-зачем? — пролепетала она, глядя на улыбающегося Фреда, на лице которого не было и тени вины.

— Прости, не удержался.

Гермиона вздрогнула, освободилась из плотного кольца рук и пробормотала что-то по поводу того, что ей лучше уйти, и ещё услышала, что Джордж шутливо упрекнул брата в том, что тот прогнал её. Приближаясь к гостиной факультета, она чувствовала, что всхлипы рвутся наружу. Её подташнивало: может, потому, что только произошло, или, может, из-за чрезмерного количества алкоголя в организме, хотя вела она себя абсолютно адекватно. Руки отчего-то дрожали, к горлу подступил ком. Она молилась, чтобы в гостиной никого не было, и так и оказалось. Однако, практически дойдя до спален, она столкнулась с кем-то, идущим, наоборот, в комнату.

— Гарри, — прошептала Гермиона, пряча лицо у него на груди и широко открывая глаза от ужаса.

— Ты откуда так поздно, Герм? — мягко упрекнул он. — Что, изменяла? — в изумрудных глазах заплясали искорки, но она так задрожала, что он погладил её по голове и спросил: — Эй, ну что такое случилось? Поведай мне.

— Прости...

— Что? — переспросил Поттер.

— Прости, прости меня. Пожалуйста. Только не сердись.

— Да за что? — удивился он, беря её лицо в ладони.

— За то, что я так много выпила и только что без спросу шаталась по замку, — на одном дыхании, торопливо призналась она, зная, что не сможет сказать всю правду.

Гарри тихо рассмеялся. Он подвёл её к дивану, сел и усадил её к себе на колени. Его пальцы ласково скользили по её волосам, плечам, талии, ведь так легче всего было её успокоить. Она опустила плечи, вздохнула и слабо улыбнулась. Он к слову добавил, что она вовсе не обязана спрашивать у него разрешения сделать что-то или ходить куда-либо ночью, хоть и предпочитал, чтобы последнего не случалось. Гарри заботился о ней, оберегал, ухаживал, защищал. Она отдавалась этой нежности и переставала бояться рядом с ним, и он чувствовал эту благодарность, волнами исходящую от неё. Для него она была слишком хрупкой для того, чтобы сражаться, но она не раз доказывала обратное. Порой он со стонами клялся, что, если бы не она, он давно бы уже наблюдал за миром с неба. Она смеялась, а щёки её покрывались смущённым румянцем. Шоколадные глаза вдруг посмотрели ему в душу, и он довольно улыбнулся. Так же, как и одна однажды, когда он всё же осмелился назвать её своей. Гарри наклонился к её ушку и замурлыкал какую-то песенку, чтобы убаюкать её. Но спать она совсем не хотела, продолжая смотреть на него.

— Хорошо. Хорошо, что ты хочешь? — сдался он.

— Ничего я не хочу, — она обиженно надула губки.

— А я хочу, — мигом передумал Гарри и поцеловал её.

Совсем по-другому, так, что тепло разлилось по каждой клеточке её продрогшего тела. С ним было хорошо, к нему хотелось прижиматься, с ним хотелось быть. Гермиона никогда бы не подумала, что всё это достанется ей, что Избранный будет хотеть быть только с ней. Но он хотел, и она хотела. Зато их желания совпадали.