Орфей (гет)

Несмотря на язвительные комментарии Северуса о способностях Юрия Аванессяна в области зелий, Гермиона покинула больничное крыло через двадцать четыре часа после того, как приняла Перечное Зелье. Впрочем, она и не ожидала никаких побочных эффектов и не боялась отравиться, потому что, проведя несколько месяцев в Хогварце, она прекрасно знала, что Юрий способен сварить гораздо более сложные составы, нежели микстура от гриппа. Может, он и не достиг уровня Северуса, но в конце концов, а кто достиг? Очень немногие зельеделы получали титул Мастера, и даже среди этих избранных всего мира Северус был одним из лучших, если не Самым Лучшим. Он лично принял на работу Аванессяна, прошедшего через собеседование, которое, по словам Юрия, заставило бы позеленеть от зависти самого фанатичного из Великих Инквизиторов. Нет, на самом деле Северус вовсе не сомневался в способностях своего учителя Зелий. Скорее он немного ревновал, как поняла Гермиона из его многочисленных острых замечаний. Юрий был легким в общении, его любили студенты и преподаватели, и его ученики часто получали высший балл в С.О.В.ах и Т.Р.И.Т.О.Н.ах. Эта ревность не раздражала Гермиону, а скорее умиляла.

Она была еще одним доказательством того, что Северус всегда хотел быть любимым. Это была та ревность, которую могла испытывать побитая шелудивая дворняга к ухоженной породистой комнатной собачке, зная, что она сама ничуть не хуже, но уродливая внешность отталкивает людей.

Но теперь Северуса никак нельзя было назвать уродливым. Гермиона определенно была не единственной женщиной на земле, находившей его чертовски привлекательным. Пусть он все еще был бледен, а зубы его не отличались идеальной формой. Но холодность глаз, сальность кожи и крючковатый нос были результатом чар Forma Deformis, которые он снял после победы над Волдемортом. Сейчас, с короткой стрижкой и слегка подернутыми сединой висками, Северус больше всего напоминал ей маггловского актера Витторио Де Сика.

Иногда Гермионе ужасно хотелось, чтобы у нее была подруга ее возраста, с которой можно просто поболтать, в том числе и о мужчинах. Ведь Гермиона не могла рассказать Минерве о том, как ей нравится тело Северуса, или признаться мадам Хуч, насколько ее заводит вид Снейпа, выходящего из душа в халате, с мокрыми зачесанными назад волосами (о чем он абсолютно не подозревал, однако это только прибавляло ему очарования). Или, к примеру, поделиться с Поппи Помфри тем, как она обожает заниматься любовью, когда Северус сверху, и его тепло дарит ей чувство защищенности и безопасности. Гермиона хотела бы, чтобы ей было с кем поделиться этими секретами.

Был и еще один секрет, или скорее идея, засевшая в голове. Кое-что, чем она собиралась поделиться только с Северусом. Единственное, что заставляло ее колебаться — это то, как он отреагировал, когда она впервые затронула эту тему. С другой стороны, через пять месяцев они собирались пожениться, и если их отношения не способны пережить такого спора (а в том, что спор возникнет, она была уверена), возможно, их и не следовало бы продолжать. Мудрые слова, но что делать с беспокойством, охватывающим Гермиону при мысли о том, что Северус рассердится, откажется слушать, отвергнет… ее? Не только ее идеи, но и ее саму? Определенно, есть вещи, которые невозможно вынести даже от горячо любимого человека. Серьезные разногласия, которые невозможно преодолеть, и которые способны разрушить сложившиеся отношения.

Эти волнения были одной из причин, по которым Гермиона не начала разговор с Северусом сразу же после выхода из больничного крыла. Вторая причина была более прозаической — раз уж она набралась смелости, чтобы обсудить волнующую ее проблему, им необходимо время, чтобы как следует поговорить, к чему бы ни привел их этот разговор. Даже если он перерастет в ссору, им нужно будет время, чтобы все уладить. А возможно, Северус заинтересуется. В таком случае она хотела подробно обсудить с ним дальнейшие шаги.

Суббота той недели, на которой Гермиона стала жертвой гриппа, была свободной от квиддича, педсоветов и других обязанностей. Гермиона все еще чувствовала легкую слабость в коленях, и решила провести выходные в Хогварце. Идеальный случай осуществить свои планы. Она столько раз прокрутила идею в голове, что та превратилась в настоящий исследовательский проект. Открывающиеся возможности… Не говоря уже о трепете, который охватывал ее от одной мысли о возвращении к исследовательской работе. У Гермионы начинали чесаться пальцы, когда она думала о книгах, которые прочитает, экспериментах, которые поставит, об успехах и неудачах… и о возможности разделить этот опыт с Северусом. Если только он не будет возражать. Если только он не рассердится настолько, что ей лучше будет расстаться со своими планами ради сохранения их отношений. Гермиона не спала почти всю ночь, и утром в субботу чувствовала себя уставшей и слабой.

Они позавтракали в Большом Зале и вернулись к себе в комнаты. Плуто и Аид, которых Северус упорно называл "проклятие моей жизни", уже ждали их посреди комнаты, раздирая на части книгу, которую Северус опрометчиво оставил в своем любимом кресле. Котята выглядели очень самодовольными и гордыми.

— Убери… Убери их куда-нибудь, — простонал Северус, прикрывая глаза рукой. — Убери их с глаз моих, иначе у нас на обед будут котята на вертеле.

Когда Гермиона спустилась со второго этажа, куда она временно унесла котят, книга уже снова была целой. Северус стоял у окна.

— Не хочешь прогуляться? Там так хорошо, почти весна.

— Д-да. Почему бы нет? — Гермиона постаралась, чтобы ее голос звучал естественно. Вот он, этот момент. Она сглотнула. — Я только схожу за плащом.

Северус повернулся и внимательно посмотрел на нее. — Ежик, что-то случилось?

— Нет. В смысле, да, но… — да ради Бога, почему она так нервничает? Он любит ее, она любит его, и ни одна проблема не может быть неразрешимой. Ни одна ссора не может быть слишком серьезной. Они вместе, и ничто им не помешает. — Я хотела бы кое-что с тобой обсудить. На прогулке.

— Снова список гостей?

Она рассмеялась. — Нет, не список. Просмотрим его вечером. Или завтра. Сейчас же выходные, у нас есть время…

— Я бы хотел, — сказал Северус, подойдя к ней и обняв, — чтобы мы нашли этому времени лучшее применение. — Он погладил ее грудь, заставив Гермиону вздохнуть. — Я знаю, что к любой свадьбе нужно подготовить список гостей, хотя бы для того, чтобы дать паре подходящий повод для разрыва. Только я не хочу расставаться с тобой, поэтому…

— Вечером. — Твердо сказала Гермиона, пытаясь сдержать смех. — Мы напишем этот чертов список вечером. А сейчас я схожу за плащом.

Северус смотрел, как она поднимается по лестнице. Если она хотела обсудить не список гостей, то что же? Он надеялся, что не платье. Для него она была прекрасна независимо от того, что было на ней надето, но ей почему-то вовсе не нравилось, когда он об этом говорил. Скорее даже наоборот. Когда Северус заявил, что она может явиться на свадьбу в самой ужасной шали Трелани, потому что он любит ее и так и считает красивой в любой одежде, Гермиона сердито посмотрела на него и проворчала что-то о бесполезных мужчинах.

Может быть, она хочет поговорить о детях? Подходящая тема, учитывая, что они собираются пожениться. Хотя нет, не очень подходящая. Скорее щекотливая. Конечно, он не сомневался в прочности их отношений, и был уверен, что Гермиона тоже серьезна в своих намерениях, но разговор о детях… Во-первых, для Гермионы это была больная тема, потому что напоминала ей о старых спорах с Поттером, который не упускал случая упрекнуть ее в нежелании завести детей. Во-вторых, они уже говорили об этом — точнее, задевали эту тему в разговоре, поправил себя Северус — в первое утро, которое встретили вместе. Договорившись, что пока не будут заводить детей. Чем дольше, тем лучше. Но сколько именно длится "пока"? Неужели уже пришло время подумать о детях? И, что более важно, что он сам об этом думает? Может ли он представить себя отцом? Учитывая его реакцию на котят, ответ, вероятно, будет утвердительным. По крайней мере, у него хватает терпения не проклясть их за "невинные" шалости. И он не так уж и плохо ладил со студентами, даже с самыми младшими. Конечно, он не пользовался такой популярностью, как Сириус или Дамблдор, но ученики, кажется, ценили его заботу. Но достаточно ли этого? Он действительно не знал ответа, и из-за этого злился на себя. Черт побери, ему пятьдесят шесть лет, а он все еще не уверен, хочет ли он завести детей.

Звук закрывшейся двери вывел Северуса из задумчивости. Он услышал шаги Гермионы, и внезапно им овладела паника. Что если она хочет завести детей, а он не сможет твердо ответить ей "да"? Повлияет ли это как-то на ее решение? Никаких детей, никакой свадьбы? Может ли это разрушить их отношения? Что если…

Гермиона спустилась по лестнице, накинув плащ — не теплый, отороченный мехом, а легкий, светло-серый, с серебряными застежками. Она улыбнулась Северусу, протянув ему руку.

— Гермиона… — хрипло сказал он, просто глядя на нее и не зная, что сказать.

— Что с тобой? Ты такой бледный… Может, нам лучше остаться?

— Пообещай мне, — сказал он, глядя на ее протянутую руку, готовый схватить ее и не отпускать никогда. — Пообещай мне, что, что бы ни случилось, какие бы проблемы или ссоры, ты не оставишь меня, если только это на самом деле не будет единственным выходом.

— Северус… — он сделал шаг назад, не дав ей коснуться его щеки.

— Пообещай, — он не мог посмотреть ей в глаза, желая сначала услышать ответ. Ответа не было. И тут она хихикнула. Северус закрыл глаза и медленно поднял голову. Как она может? Как она посмела? Он сжал кулаки и стиснул зубы, пытаясь успокоиться, пытаясь устоять и снова начать дышать… Он не испытывал такой ярости с того самого утра, когда она ворвалась в его кабинет, возмущаясь тем, что он предложил ей место в Хогварце. И он не ожидал, что испытает снова это унижение и ужас быть непонятым. Он словно вернулся в старые времена, к той личности, которой больше не хотел быть, но которой временами не мог противостоять.

Потом он почувствовал, как теплая рука обнимает его за талию. Гермиона положила голову ему на грудь, туда, где бешено колотилось сердце. — Забавно, что ты об этом сказал, — Теперь она прижалась к нему всем телом. — Потому что… — она взяла его руку в свою, прикоснувшись губами к сжатым в кулак пальцам, покрывая их нежными поцелуями. Потерлась щекой, как котенок, пока пальцы не расслабились и не погладили ее лицо. — Потому что я думала именно об этом. — Губы коснулись ладони, язык легонько ласкал чувствительную точку между большим и указательным пальцем. — Иногда, — она потерлась о ладонь носом. — Иногда я боюсь, что какая-нибудь ссора будет настолько серьезной, что разлучит нас. Но мы же не позволим этому случиться, правда?

Со вздохом, который был скорее чем-то средним между всхлипом и смехом, Северус обнял ее, мечтая о том, чтобы два тела могли слиться в одно навсегда, чтобы она узнала его истинные чувства без слов, без границ… — Нет, не позволим, любовь моя.

Прогулка была забыта, впрочем, как и все остальное. Список гостей, дети, исследовательские проекты остались не у дел, как забытые ребенком игрушки.

* * *

— Я всегда любила субботнее утро, — сказала Гермиона, пытаясь дотянуться до своего белья. — А сегодня… Вот черт побери!

Северус открыл глаза и повернулся к ней. — Что за выражения, Ежик! Что случилось? Котята утащили твои трусики?

— Да нет! Я наложила на лестницу ограничивающие чары, они не смогут спуститься. Нет, просто… — Она покачала головой, и указала на точку между своими ногами.

— Да-а? — Северус придвинулся ближе, делая вид, что исследует ковер.

— Хорошо бы придумать чары… нет, Северус, не надо!

— Придумать чары… — повторил он невинным голосом, положив руки ей на бедра.

— Чары, чтобы… Прекрати, Северус! — прикосновение его губ, и она снова откинулась на ковер.

— Чары, чтобы? — он любил ее вкус, любил слушать ее прерывистое дыхание и неожиданную хрипотцу в ее голосе.

— Чтобы не пачкать ковер…

Он на мгновение поднял голову и усмехнулся. — Десять баллов за способность закончить мысль в таких условиях, Ежик.

* * *

Твичи принесла им бутерброды с бутылкой белого вина, и они устроили импровизированный пикник прямо на свежевычищенном ковре. Плуто и Аид, которых простили и выпустили из временного заточения, сидели перед Северусом, пытаясь его загипнотизировать.

— Тебе нужно было взять авокадо и сыр, — заметила Гермиона, хихикая. — Ясно? — она кивнула на свой бутерброд. — Вот я могу поесть спокойно. Они охотятся за ветчиной и курицей.

— Спасибо, что подсказала, — мрачно ответил Северус, взял со своего бутерброда ломтик курицы и отдал котятам. — Не хочешь прогуляться после обеда?

— Хочу, — ответила она, чувствуя аромат весеннего воздуха, проникающий в комнату через приоткрытое окно. — Слушай, Северус, я хотела с тобой кое-что обсудить… Мы можем поговорить прямо сейчас?

— Конечно. Я тут подумал… это насчет детей?

У Гермионы отвалилась челюсть. То же самое случилось и с ее бутербродом. Оказалось, что котята не прочь отведать и авокадо. — Дети? Нет, с чего… но ты прав, нам нужно поговорить и о детях. Можно мне еще вина? — она протянула стакан Северусу. — Так… может, используем эти выходные, чтобы разобраться с важными вопросами? Например, сегодня мой проект, завтра утром дети, а вечером список гостей?

— Ты забыла ядерное разоружение, озоновые дыры и средство от насморка. Думаю, что с этим мы справимся где-то между разговором о детях и обедом. Нет, серьезно, — уголок его рта подергивался от сдерживаемого смеха. — Похоже, ты плохо продумала список.

— Ты знаешь, — сказала Гермиона абсолютно серьезным тоном. — Что иногда все еще ведешь себя как невыносимый ублюдок?

— Конечно. Поэтому я такой привлекательный. Ну давай, Ежик, расскажи мне… о своем проекте, так ты сказала?

— О моем проекте. Ладно, — она крутила в руках бокал с вином. — Но ты должен пообещать, что сначала выслушаешь меня до конца. — Северус кивнул, наливая себе еще вина и устраиваясь поудобнее на ковре. Он откинулся на стоящее рядом кресло и скрестил ноги. — Хорошо. Это пришло мне в голову, пока я болела гриппом.

— Так это все-таки насчет лекарства от насморка?

— Разве я не просила воздержаться от комментариев? Хорошо, — она уселась так же, как и он. Их стопы соприкоснулись, и Гермиона пощекотала Северуса кончиками пальцев. Он замычал и отдернул ногу. — Итак. Мне приснился странный сон, о котором я тебе не буду рассказывать. Скажу только что он был об Асклепии и Глотке Жизни. Одним словом, я хочу его воссоздать.

— Воссоздать что?

— Глоток Жизни. Ты сказал мне, что это была одна из величайших тайн, и скорее всего просто легенда. И я хочу найти способ его создать.

Она была готова к любой реакции — гнев, недоумение, даже оскорбление — но определенно не ожидала, что он кивнет и скажет, — Я ждал, когда же ты наконец об этом заговоришь.

Кстати о разочарованиях. — Ты ждал?

Он улыбнулся. — Конечно. — Плуто с заметно округлившимся брюшком забрался к нему на колени и устроился поудобнее. — Дорогая моя, может быть, ты и изменилась, но не настолько, чтобы я поверил, что в тебе исчезло твое любопытство. Ты вернулась в свою старую школу. Ты работаешь учителем, и твой разум — прости за избитое сравнение — освободился от пут и возродился. Поэтому оставалось лишь вопросом времени — когда именно ты решишь, что хочешь заниматься чем-то большим, чем просто преподавать Маггловедение.

— Ты… — Гермионе хотелось сказать так много, но почему-то мысли отказывались превращаться в слова. Поэтому она просто сидела, чувствуя, как внутри нее кипит и бурлит любовь, и потрясенно глядя на мужчину, который понимал ее так хорошо. Северус гладил Плуто, пытаясь выглядеть безразличным. Вдруг Гермиона расхохоталась.

Северус нахмурился и взглянул на нее. — Ежик, что случилось?

— Я… — она прижала руку ко рту, пытаясь прекратить смех. — Я просто… — она указала на его правую руку. — Мне отсюда не видно Плуто, и это выглядит, как будто… как будто ты поглаживаешь себя.

Он закатил глаза. — Если это тебя заводит…

— Не так, как другие вещи, — она подмигнула, и он улыбнулся. — Северус… Должна признать, что я немного… э… озадачена, честно говоря. Когда мы в первый раз говорили о Глотке Жизни, ты… — Она вздохнула. — Ну, ты отреагировал совсем не так. А теперь, кажется, ты изменил мнение?

Северус покачал головой и допил последний глоток вина. — Нет, Ежик. Это ты его изменила.

— Да ну? — попыталась съязвить она, но ей это не удалось.

— Да. Теперь твой интерес стал чисто научным, насколько я могу судить. Шесть месяцев назад ты говорила, как Годфри де Байон, собирающий войско в первый крестовый поход. А теперь ты говоришь как ученый. И это имеет значение.

Гермиона задумалась. — Знаешь, возможно, ты прав. Я хочу начать исследования не потому, что собираюсь кого-то воскрешать. Я просто хочу проверить, легенда это или правда, и можно ли вообще создать это зелье. Ты… ты не мог бы мне помочь?

— Помочь? — он поднял бровь. — Мне кажется, тебе не нужна помощь.

— Не с исследованием. Но если мне удастся вывести формулу, мне может потребоваться твоя помощь в приготовлении зелья.

— Я все равно думаю, что помощь тебе не потребуется — и не смотри на меня так, Ежик. Ты разве забыла, что ты отлично знаешь Зелья?

— Я знала Зелья. Уровень Т.Р.И.Т.О.Нов, не больше. Но я не уверена, что моих способностей хватит на проведение серьезных опытов. Кроме того… — она посмотрела на него из-под полуприкрытых ресниц.

— Хммм? — он наклонил голову, разглядывая ее лицо. — Кроме того, что?

— Я бы хотела разделить это с тобой. В смысле, да, конечно, мы работаем вместе в одной школе, но мы не занимаемся общим делом. Я не жалуюсь, в конце концов, это Минерва твой заместитель. Но мне хотелось бы… Ты даже не рассказал мне о своей поездке к Малфоям, — выпалила она. — Разве что похвалил еду и упомянул несколько мелочей. Ничего важного.

— Думаю, — сказал Северус, убирая Плуто с колена и поднимаясь с пола. — Сейчас определенно настало время прогуляться.

Они гуляли в тишине, пока не дошли до края Запретного Леса, оставив позади хижину Хагрида. Здесь они не опасались наткнуться на студентов, поэтому замедлили шаг.

— Во-первых, и это самое главное, — сказал Северус, улыбнувшись нетерпеливому взгляду Гермионы, — Я должен извиниться. Нет, серьезно, — он поднял руку, не давая ей вставить слово. — Я хочу попросить прощения. Я должен был сделать это раньше, и благодарю тебя за то, что ты не принуждала меня. — Он остановился и взял ее руки в свои. — Спасибо, Ежик. За то, что дала мне время.

— Северус, — он не дал ей договорить, наградив незаслуженным поцелуем. Но врожденная гриффиндорская честность взяла верх. — Мне не приходило в голову, что у тебя могут быть причины не рассказывать мне о визите к Малфоям. Я просто думала, что… Ну, что ты не рассказываешь мне об этом, потому что все уже обсудил с Сириусом и Минервой. Боюсь, что иногда я недостаточно хорошо тебя понимаю, — добавила она, чувствуя себя очень глупо.

— Вовсе нет, моя милая, вовсе нет. В некотором смысле ты даже права. Прошлое есть прошлое, а эта его часть так далека… Она не должна меня так тревожить.

— Однако,— сказала Гермиона, — Ты не говоришь об этом ни с кем. Я знаю только, что это накатывает в самые неподходящие моменты. Драко все так же похож на отца?

— И это тоже. А в библиотеке у них висит портрет Люциуса. Хотя он мертв, такое ощущение, что он повсюду в этом доме. Он ведь даже не похоронен там, но кажется, что… — Северус обломал сухую веточку и начал крутить ее в пальцах. — Кажется, что они сознательно привезли его с собой. Они не хотят забывать. Напротив, они хранят память о нем. Не так-то просто находиться в подобной атмосфере. — Он кинул веточку в бурую подсыхающую траву. — Полагаю, я был легкой добычей.

— Жертвой своего прошлого…

— Вот именно. Оно все еще здесь, только дожидается моментов слабости.

— Как тот, когда мы впервые встретились в Поместье.

— Да, это был один из таких моментов. К счастью, у Малфоев все было не так уж плохо. Мне помогло присутствие Сириуса. Он самый не-мрачный тип из всех, кого я знаю.

— Согласна. А Люциус? При чем здесь он? Или это Драко?

— Нет, нет. Люциус. Это он представил меня Волдеморту. Я не говорю, что он виновен в том, что я стал Упивающимся Смертью. Но… он открыл мне дверь. В первые месяцы он был моим наставником. И… — Северус откашлялся. Это было нелегко. Гораздо труднее, чем он думал. Конечно, Гермиона заглянула в Мыслеслив, но ведь в тот момент его не было рядом. Рассказывать ей о своей слабости было гораздо труднее. Он подавил желание просто отдать ей толстый сверток пергамента, все еще хранящийся в одном из потайных ящиков его стола — пергамент, на котором он изложил историю своей жизни всего несколько месяцев тому назад, когда боялся влюбиться в нее, хотя это уже произошло в ту самую секунду, как он увидел ее на лестнице…

— Северус? — Гермиона улыбалась ему, взяв его под руку. — Нам не обязательно говорить об этом прямо сейчас. У нас есть время. Мы сделали первый шаг, так что…

— Нет. Я хочу поговорить сейчас. Может быть, рассказать не обо всем, но я хочу по крайней мере начать. Помнишь портрет моих родителей в Поместье?

Он рассказал ей обо всем. Обо всем, о чем написал, и даже больше. Они вернулись в замок, когда на улице уже стемнело. Они шли в задумчивой тишине, чувствуя, что с этого момента связь между ними стала еще прочнее.