Сломанная корона (джен)

Атэнэйс была в одном из залов, совещалась насчёт дополнительных мер, когда выяснилось, что никакие меры уже не помогут: страшную новость принёс один из лакеев, испуганный и не понимающий, что ему делать.

Атэнэйс, признаться, тоже не знала.

Сломя голову она кинулась в кабинет, от испуга не подумав, что стоит кого-то прихватить с собой для защиты, но там королевы уже не было, а в жилое крыло пробиться она не сумела, издали приметив врагов, пока искала окольные скрытые пути — опоздала.

И около суток, выбравшись из замка одна через один из скрытых выходов, жила в полнейшем ужасе, не зная, как ей теперь быть, не стоит ли самой повеситься, чтобы хоть как-то искупить свою вину перед королевой, или же кинуться за наследной принцессой, заняться ею, пытаясь искупить уже делом. А потом она узнала, что Мирабелль жива, и её взяли в плен, и немного воспрянула духом. Ещё было, для чего жить. Она обязана что-то сделать.

Атэнэйс металась, то постоянно пытаясь разузнать о том, в каких условиях Мирабелль содержат, насколько она в безопасности, как продвигается этот их показушный суд, который в спешке собрали, из кого попало (гремучая смесь из предателей-аристократов, военных и простолюдин — неудивительно, что ни к чему не приходят), нет ли какой-никакой возможности подать весточку, а главное — остались ли ещё люди, которые могли бы противостоять.

И самым разочаровывающим был ответ на последний вопрос. Атэнэйс старательно изучила все возможности, до каких смогла додуматься, с некоторыми сторонницами связалась лично, но постоянно упиралась в стену. Не хватало авторитета. Не хватало людей. Слишком опасно из-за беспорядков и стихийно возникающих разборок. Устроить контрпереворот — не выйдет, поскольку самые сильные и верные военные оказались убиты или поспешно казнены. Попытаться вывести королеву… Во-первых, в стране сейчас укрыться вряд ли выйдет. Сестра Атэнэйс решила покончить с собой, так что в родном графстве помощи ждать не от кого, просто так где-то останавливаться — от внимания не укрыться, ведь пропажу королевы из плена вряд ли замолчат. А никого, у кого ещё можно укрыться, будто бы и не осталось. Надо вывозить из страны, но до любой из границ попробуй доберись ещё, в такой-то обстановке. Ещё и разбой процветал, поскольку некому сейчас было с этим разобраться, то есть нужна хорошая охрана. Кроме того, Мирабелль наверняка не захочет оставлять дочь, и с младеницей на руках всё станет ещё труднее.

Как же всё сложно!

Больше всего Атэнэйс боялась не успеть. Что её величество решат казнить или, того хуже, убьют в камере, а рядом совершенно никого не будет. Зная, как сильно Мирабелль боялась остаться одна…

Атэнэйс было немного спокойнее, зная, что с ней Розмари Архо, но та в какой-то момент ушла, а про Мирабелль ничего нового не было слышно, и она снова извелась, пытаясь понять, что произошло. Не может же…

— Что вы собираетесь делать? — поинтересовалась Рене перед расставанием.

Племянница очутилась в столице очень кстати, и Атэнэйс было, кого, менее заметную, послать ближе, чтобы разузнать, что случилось. Сама она опасалась нечаянно засветиться, стараясь как можно дольше оставаться пропавшей. Её, собственно, и не искали, но, если выдать себя, то от лишнего внимания уже не укрыться.

— Есть, как минимум, одно дело, которое я могу сделать, — оскалилась Атэнэйс. — А дальше по ситуации.

У Рене в сумке — корона принцессы, ошибки быть не могло, но она не стала допрашивать девочку. Лучше уж у неё, чем у врагов, даже если она решит её для продажи переплавить. Тем более, Рене была весьма предана принцессе Кларабелль, и, возможно, именно потому вообще смогла её стащить, явно что-то зная, всё-таки в королевскую сокровищницу была задачка пробраться не из лёгких, и вряд ли это было сделано после мятежа.

— Ладно? — чуть растерянно пожала плечами Рене.

Совсем дитя, ещё и одетая под уличного мальчишку, отчего младше и на вид казалась. Прямолинейная, идущая напролом, идеалистичная и бойкая. Хорошо, что жива.

— Удачи, — поцеловала Атэнэйс племянницу в лоб, смешно нахохлившуюся в ответ.

У цели было имя и фамилия — Лид Диосс.

Что злило только больше, чем если бы это был кто-то не из знати, поскольку он-то прекрасно знал, что такое совершенно непозволительно!

Атэнэйс кинулась наводить справки. Лид в предполагаемый состав нового «Совета» не входил и особо важной фигурой не был. Примкнул к бунтовщикам предположительно в семьсот двадцатом году, через некоторое время после смерти семьи. Сумел воспользоваться какими-то накоплениями, которые официально семье не принадлежали и их использовал для спонсирования… А потом, видимо, ничего больше не сделал, потому что вновь объявился уже после восстания, а никакой информации о промежутке в почти полтора года не нашлось. Добился участия в суде, видимо, так и получил доступ к тюрьме. Обитал сейчас в столице.

Где не хватало связей, чудеса по-прежнему творили деньги (которые она в основном хранила отнюдь не в сгинувшей с замком комнате), так что в картине информации скоро все элементы мозаики были собраны. Можно подыскать наёмницу… Но Атэнэйс полностью доверяла только себе.

Ей понадобилось всего два дня (с другой стороны — безумно долго, она привыкла разбираться с делами быстрее).

Изменник умер в снятой комнате на постоялом дворе, следов никаких никто не обнаружил и списали на невыявленную болезнь — мол, не выдержало сердце постоянных нервных потрясений. Скромную тихую женщину в плаще, объявившуюся там всего на один вечер и непринуждённо обсуждавшую с другими постояльцами последние новости, никто и не приметил. Несмотря на то, что та успела заглянуть после ужина к непонимающе задыхающемуся мальчишке, у которого не нашлось сил позвать на помощь, и разъяснить, за что он отвечает.

По мнению Атэнэйс, вполне себе равноценно. Можно сказать, ещё и не хватает до полноценной расплаты.

(Она впервые в жизни убила лично.)

Атэнэйс задумчиво уставилась в пасмурное небо, кутаясь плотнее в плащ и перебирая ещё раз всю имеющуюся у неё информацию. Она не хотела сдаваться, но, кажется, кроме защиты она больше ничего сделать не сможет.

Подул пробирающий до костей ветер, и Атэнэйс содрогнулась в приступе кашля, сотрясшем всё тело, в какой-то миг подумав, что сейчас с ним не справится, но, когда какая-то прохожая испуганно кинулась к ней, он наконец-то прекратился.

— Всё в порядке, — криво улыбнулась Атэнэйс перепуганной женщине.

После долгой ходьбы или нервных потрясений дышать становилось совершенно невозможно, словно тело изнутри само себя пыталось уссушить и сжечь.

Ну и сколько ж ей осталось? Теперь и вовсе ни о каком лечении речи идти не может. Лекарка клятвенно заверила её, что она не заразна, и, вроде, не солгала (этого уж она себе б не простила — такому риску Мирабелль подвергать, да лучше сразу было и умереть!), прятать болезнь Атэнэйс научилась. Но времени-то хватит или она сделает лишь хуже?

Атэнэйс поморщилась болезненно, понимая, что больше его терять не хочет.

Она сдастся, поскольку это лучшее, что она сможет ещё сделать. А потом… потом попытается выйти из игры так, чтобы не травмировать королеву некоем образом.

«Простите, моя королева, что не способна на большее», — подумала Атэнэйс, ловя на ладонь первую снежинку.

В этом году снег выпал рано.

* * *

— Пустите меня к ней.

Атэнэйс очень хотелось предварительно найти и допросить Розмари, но она не могла быть уверена, при каких именно обстоятельствах та рассталась с Мирабелль, да и требовалось дополнительное время на поиск, поскольку её ателье было закрыто, так что в итоге она передумала.

— Раз уж взялись за постановку с судом, будет неловко, если главное действующее лицо кто-то убьёт в обход сюжета, — Атэнэйс, откинувшись на спинку стула, скрестила руки на груди.

Александро Кедо в ответ глянул на неё с ужасно кислым выражением лица.

Атэнэйс заранее изучила, кого там народ «избрал», и из них выбор был небогатый. Две простолюдинки, пленный амониец, несколько военных, ещё несколько специфичных образцов… Те, к кому она никакого подхода бы точно не нашла, а на дворянской чести поиграть можно, пусть её у этого типа и нет. Во всяком случае, Атэнэйс в её наличии изменщикам явно отказывала.

Если так подумать, то и решить можно, что принцесса Кларабелль была права, стараясь выдёргивать все связанные звенья. Решился ли бы на что-то этот тип, если бы не был заодно с Лилиумами? По информации Атэнэйс у Кедо будто бы отдельного мотива и влияния не было, всё сопряженно с ними, а у тех, надо признать, значение было велико, пусть и его старательно обрубали последний век.

Впрочем, что забавно, но без чужеземки Геры и Питер Лилиум-то вряд ли бы чего добился… Герцогиня была хороша в налаживании связей с людьми, и её влияние Атэнэйс признавала. Если бы не многие не перенимали отношение Мирабелль к герцогине, то наверняка у неё было бы побольше союзниц.

— Если уж на то пошло, то я и на некоторые вопросы ответить, вероятно, смогу, — Атэнэйс задумчиво опустила взгляд на собственные ладони, закрытые перчатками. — Причём поболее, чем многие…

Мирабелль просто брала всю вину на себя. Атэнэйс не знала, запугали её или то было личным решением, но не планировала дать её девочку потопить, с учётом того, что, в общем-то, королевой многие вертели, как хотели, и Атэнэйс была одной из преград тому, не давая её действительно использовать. Но что Мирабелль была готова тем, кто ей нравилась, разрешить, что угодно, было фактом, в котором принцесса Кларабелль являлась отдельным особым пунктом.

— Вы — одна из наиболее приближённых, — вздохнув, заметил Кедо. — Велик шанс, что вы попытаетесь организовать побег или… или. Госпожа Архо — другой случай.

— Ну, постарайтесь на меня что-либо подозрительное найти, — пожала плечами Атэнэйс. — Не найдёте — за всю жизнь, прошу заметить.

Дафнин следов не оставляли.

— И я с её величеством чуть ли не с самого рождения, — Атэнэйс не очень хотела этого говорить, пусть это общеизвестный факт, но всё же личный, но решила, что лучше проявить эмоций больше, чтобы выглядеть просто преданной служанкой. Всё-таки она всегда казалась на фоне миледи достаточно тихой и серой, чтобы кто-то заподозрила что-то большее, а уж служба на три поколения королевской семьи подряд без видимого повышения влияния картину чаще довершало.

Хотя так-то рост был неплохим: от горничной королевы Персиа к фрейлине королевы Беллы, а потом, с прислуживанием Мирабелль, добавилась ещё ответственность за другую прислугу жилого крыла, если чисто по официальным обязанностям смотреть.

— Надо признать, что вы единственная, кто прямо так взяли и объявились, — сплёл пальцы под подбородком Кедо.

Атэнэйс пожала плечами, скользнув взглядом по обстановке кабинета. Она явилась прямо в занятый этим типом особняк, находящийся почти в центре столицы. От здания суда — два шага. Чисто добросовестный служащий.

Вряд ли дворец доломают, внезапно подумала она. Скорее всего, уцелевшую часть приспособят, а с остальным как-нибудь разберутся. Всё-таки древнее сооружение, можно сказать, само по себе памятник.

Атэнэйс стало очень неприятно от того, что теперь по его коридорам будут, скорее всего, ходить те, кто и ногой ступить не достоин. Так подумать, хорошо, что жилое крыло разрушили — немыслимо, чтобы кто-то переприсвоил те комнаты, которые занимала её величество или её родственницы.

— Но где же вы тогда были почти месяц, раз так легко готовы сдаться?

— Вы и сами прекрасно знаете ответ, — хмыкнула Атэнэйс. — Я, конечно, могу придумать легенду поубедительнее… Но считаю, что вам проще будет просто пустить меня к её величеству. Всем известно, что верные слуги своих господ не бросают.

— Сейчас её называют Мирабелль Шарлис… Ладно, это безнадёжно, — закатил глаза бывший барон. — Зависит от того, что вы скажете — и понравится ли это остальным.

Шарлис, значит, по матери. Ветвь королевской семьи ни разу не обрывалась, да и насильственно власть другим родам не переходила, потому семья называлась чисто по названию страны, но, с учётом того, что Шарлис — самая близкая побочная ветвь… Ну, не самое худшее их решение.

— Ради её величества… — проигнорировала Атэнэйс поправку.

— И вы, в отличие от госпожи Архо, не выйдете в любом случае, — закончил он.

Атэнэйс кивнула.

* * *

Стражник резко захлопнул дверь за спиной Атэнэйс, и скрежет закрывающегося замка отрезал путь назад.

Атэнэйс неслышно вздохнула и сложила руки перед собой, быстро оглядываясь. Так себе, конечно, холодно и тесно, надо придумать что-то.

Мирабелль лежала на кровати, вытянувшись и накрыв глаза рукой (голова болит, мигом определила привычная Атэнэйс), но при посторонних звуках раздражённо поморщилась и села, распахнув глаза:

— Я же сказала, что сегодня не буду ни с кем иметь дело, хоть… ой.

Атэнэйс не удержалась и улыбнулась, несмотря на сковавшую сердце жалость.

— Миледи.

Мирабелль смотрела на неё во все глаза, подперев голову рукой, и, опомнившись, свесила ноги с кровати и кинулась к ней.

— Я, я думала!..

Она беззвучно разрыдалась и уткнулась лбом ей в плечо, цепляясь за плащ. Атэнэйс болезненно сглотнула и притянула Мирабелль к себе за содрогающиеся от плача плечи.

— Я думала, тебя там убили, как Мариссу и Жюлиет, — выдавила между всхлипываниями Мирабелль.

Значит, обе девочки мертвы. Атэнэйс подозревала, но подтверждений у неё не было, так что небольшая надежда оставалась.

— Всё хорошо, — Атэнэйс, поколебавшись, погладила королеву по голове.

(Ложь.)

Что ж, ей удалось выторговать своё присутствие здесь у новой «власти». И заодно она попробовала сместить фокус с её величества: ничего важного она, конечно, не выдавала, но подбросила несколько общеизвестных фактов с другого ракурса, пусть оно и шло, видимо, вразрез с ответами королевы, зато проливало свет лучше. Так, чтобы нельзя было однозначно всё свалить на неё. В некоторой мере пришлось пожертвовать маркизом Тропаим, и без того приговорённого к казни пару дней назад. С ним, впрочем, и так всё просто, он действительно легко перегибал палку.

— Простите, я не успела вас догнать, — извиняюще.

— И слава небесам, — улыбнулась Мирабелль сквозь слёзы, отцепившись от неё и утирая слёзы тыльной стороной ладони.

Бедная девочка. И похудела, и синяки под глазами залегли, и волосы… Атэнэйс сразу отметила, как та с непривычки всё время пытается их поправить или откинуть назад. Атэнэйс, уже знавшая, нарочно заплела собственные в простую тонкую косу, чтобы как-то не выглядеть более броско.

— Ох, но теперь ты тоже в опасности, — заволновалась Мирабелль, неловко пропустив одну из прядей между пальцев.

— Это неважно, — заверила её Атэнэйс, взяв её за ладони.

И руки у неё такие холодные. И ноготь один сломан…

Если бы в силах Атэнэйс было осуществить полное возмездие, никто бы легко не отделался.

— Моё дело — постараться вас защитить. Я же обещала, что буду рядом, — ещё одна ложь, поскольку Атэнэйс знала, что своё обещание исполнит плохо.

— Все так говорят, — шмыгнула носом Мирабелль, забрав у неё ладонь и бегло утерев тыльной стороной глаза.

Но её долг — стараться до последнего.

В нижнюю юбку зашит преобразованный из жидкости в порошок яд, который при тщательном досмотре Атэнэйс никто не обнаружил. Да, она не бросит, но, чтобы не травмировать её своими тяготами в какой-то миг тихо уйдёт, когда поймёт, что больше не потянет — не позволить же себя медленно разъедать смерти на глазах у девочки, мать которой когда-то забрала болезнь.

Ещё год или два её истинного предназначения.