Морок и Пламень (гет)

Салли методично сортировала ломкие стебли высохших трав, беспорядочно сваленные в один ворох. Аконит, беладонна, вех, болиголов, волчеягодник раскладывались в аккуратные кучки и подвешивались к крюкам в потолке. Отдельно в коробку приходилось отбирать хрупкие побеги повилики, уже почти пришедшие в негодность. Салли вздохнула: при таком тумане в этом году вполне возможно, что и собирать будет нечего, поэтому сырьё придётся расходовать экономно. Только Ведьмин корень хранился с некоторым уважением — в больших стеклянных банках с плотно пригнанными пробковыми крышками. Оно и понятно: нет Ведьминого корня — нет зелий.

Салли работала и думала, как ей вести себя с Джеком сегодня вечером. Его утреннее поведение удивило и встревожило её, а его расспросы про видения чуть не заставили потерять самообладание. Ей было, что скрывать: сны преследовали каждую ночь, становясь всё подробнее и страшнее. Просыпаясь от одного и того же кошмара до рассвета, Салли уже не вскрикивала, смирившись с неизбежностью. Она привычно помещала жестокий и холодный образ Джека-из-сна за стену, которую воздвигла в своём сознании, и шла жить дальше. Но невольно она теперь искала в реальном Джеке черты мучившего её монстра…

Поэтому враждебность и холодность в поведении Джека, пусть даже направленные не на неё, насторожили Салли. Воистину: обжёгшись на Страшнозелье, на приворотное дуешь.

Второй тайной Салли был злополучный эксперимент. После каждого сеанса самочувствие неминуемо ухудшалось, она теперь всё время жила в состоянии вязкого бессилия и озноба. Иногда к ним прибавлялась тошнота, хотя отсутствие желудочно-кишечного тракта в данном случае было на руку.

Только одна мысль согревала Салли, светя как тыквенный фонарик во тьме хэллоуинской ночи: она скоро навсегда покинет лабораторию. Эксперимент так или иначе завершится, и она уйдет свободной. Ничто не может длиться вечно.

Эта мысль давала ей силы вставать по утрам, ложиться на операционный стол, выполнять свои многочисленные обязанности, улыбаться и… врать Джеку. "Нет, не врать — просто умалчивать", — поправила она себя. Теперь уже поздно признаваться — слишком много придётся объяснять. А ещё Салли боялась того, что Джек сотворит с Финкельштейном за его деяния: Доку она зла не желала.

Салли глянула на своё отражение в отполированном серебряном зеркале, которое ведьмы использовали для какого-то хитрого ритуала, проводимого раз в год. На неё смотрела худенькая девушка-кукла с синеватой кожей, рыжими волосами, длинными ресницами и крупными, грубыми швами на лице и теле. Вроде всё как обычно. Но под глазами залегли тени, а щёки наоборот как будто зарумянились. И швы, кажется, чуть уменьшились… Странная картина.

"Надо всё рассказать Джеку", — вдруг непоследовательно решила Салли. Сегодня же! Кроме него, у неё никого нет. Он, конечно, её не похвалит за то, что она так долго молчала, но она переживала и не такое…

С несвойственным ей нетерпением Салли посмотрела на большие настенные часы с мухоловкой. Было уже шесть вечера, и ждать, наверное, оставалось недолго.

Дверь, смазанная Джимом, неслышно отворилась, и в комнату вплыла не обезображенная Страшнозельем Зельдаборн. Ведьма окинула взглядом внимательных ореховых глаз преображающуюся на глазах мастерскую и довольно хмыкнула. Клетка с живностью была вычищена, отсортированные травы из неряшливых кип перекочевали в ровные связки, котлы и горелки сияли первозданным блеском, а подписанные бутылки и пузырьки ровными рядами выстроились на полках. Прочищенные трубы гораздо лучше справлялись со своей функцией, и воздух в помещении стал гораздо свежее.

— Молодец, Салли! — похвалила Зельдаборн. — И этот парень, Джим, тоже. Давай-ка домой.

Салли опустила глаза — она никогда не знала, как себя вести, если её хвалят, это раньше бывало так редко, что, можно сказать, никогда.

— Если можно, я ещё побуду… Поставлю вон те банки с заспиртованными каракатицами на антресоли.

— Джека ждёшь? — проницательно спросила Зельдаборн.

Салли смутилась окончательно.

— Это хорошо, это правильно. — Ведьма была само одобрение, и Салли удивлённо подняла на неё взгляд.

— Ты что же, думаешь, я всегда была как Страшнозельем опоённая? — усмехнулась Зельдаборн. — Была и у меня красивая история любви, и свой скелет на волколаке… Э-э… Нет. Как там у людей говорится? Принц на белом коне, во! — Ведьма мечтательно уставилась куда-то вдаль.

Салли стояла тихо и боялась услышать, что было дальше. Просто так люди в Хэллоуин-таун не попадают.

Не дождавшись вопроса, Зельдаборн продолжила сама.

— Мы были помолвлены, и через неделю должна быть состояться наша свадьба. Но одним непрекрасным утром мой жених пошёл на прогулку в лес, и никто никогда его больше не видел… Вот и сказочке конец. — Ведьма помрачнела, как будто жалея, что дала волю воспоминаниям.

Не ожидавшая такой быстрой развязки, Салли осторожно спросила:

— А как же вы?

— А что я? — досадливо отмахнулась Зельдаборн. — Рвалась и плакала сначала, порывалась уйти в лес, сбегала от других претендентов на мою руку… Потом приехала сестра, от которой наши родители давно отказались (из-за её «странности»), и посвятила меня в ведьмовское ремесло… Ну, а потом нас заловили и разделались по-свойски. — Голос ведьмы стал бесцветным. — Времена были тёмные, черт их дери…

— Извините… — Салли сочувственно посмотрела на Зельдаборн.

— Тебе-то за что извиняться? Сама захотела — сама поделилась. Всё к лучшему, а то истлели бы сейчас мои косточки в земле, а сверху харчевню какую поставили, их нынче макдональдсами кличут… Не хочу. — Ведьма вздохнула. — Ладно… Заговорила я тут тебя. Ставь своих каракатиц. — Она стрельнула хитрым взглядом на Салли. — Хоть кому-то повезло приголубить нашего неприкаянного короля.

Салли замерла, не зная, как себя вести. Зельдаборн успокаивающе похлопала её по руке.

— Всё нормально. Мы с сестрой, конечно, перевели на красавчика Джека тонну приворотного зелья, и всё зря… Имей в виду: мы совершенно не в обиде! Очевидно, при этом нам самим стоило менее рьяно пить Страшнозелье, но работа есть работа! — Ведьма хрипловато засмеялась. — Я к чему это всё. Есть жених — не пускай его в лес, а то не ровен час пропадёт, и придется тебе стать ведьмой не по должности, а по сути.

С этими словами Зельдаборн оставила безмолвную и озадаченную Салли наедине с заспиртованными каракатицами.

Взяв в руки последнюю банку с пятнистым моллюском, Салли полезла на стремянку. С высоты она окинула взглядом помещение: если Джек сейчас не придёт, то делать здесь больше нечего. Ожидание становилось тягостным, а желание признаться во всем таяло, как плоть вампира под прямыми лучами полуденного солнца. Похоже, это её, Салли, жребий — вечно ждать без возможности повлиять на ситуацию…

Она поставила ногу на верхнюю ступеньку, и одновременно в груди как будто расцвёл цветок о тысячи игл. Салли, вскрикнув от резкой и сильной боли, схватилась руками за грудь и выронила банку. Раздался оглушительный звон разбивающего стекла, и влажный «шмяк» возвестил, что каракатица успешно приземлилась на пол. А следом полетела и потерявшая равновесие Салли. Она бы даже могла потерять часть тела — высота стремянки была приличная — если бы в двадцати сантиметрах от пола её не подхватили костяные руки. Салли с надеждой подняла глаза. Нет. Не те руки, не тот скелет… Поспешно выпутавшись из этого подобия объятий, она тихо сказала, скрывая разочарование:

— Спасибо, Джим. Что-то голова закружилась…

Молодой скелет с тревогой смотрел на неё.

— Ты какая-то бледная, Салли. Давай я провожу тебя домой?

— Нет, спасибо. У меня ещё есть работа здесь… — Она неопределённо повела рукой на чистые рабочие поверхности.

Джим недоверчиво поднял "брови", но ничего не сказал.

Боль в груди пульсировала в такт биению механического сердца, и у Салли начала зарождаться мучительная догадка. Прошелестели в памяти слова Валентина… "Джек не придёт", — поняла она с отчаянием. Он вообще теперь, возможно, никогда и никуда не придёт.

Не помня себя от беспокойства, Салли быстрым шагом устремилась к выходу мимо ничего не понимающего скелета.

Туман и ночная мгла поглотили её сразу за входной дверью. У Салли возникло ощущение, что она ослепла: редкие тыквенные фонарики своим тусклым оранжевым светом только усугубляли непроглядность, не давая глазу привыкнуть к темноте. В ноздри била сырость, к которой примешивался едва уловимый запах тлена. Это было необычно: в Хэллоуин-тауне все, кто мог, уже давно истлели. Звуки шагов причудливо искажались, и казалось, что Салли здесь не одна. Она пошла быстрее. Никогда ещё ей, привычной к ужасам, не было настолько жутко в родном городе.

"Это просто туман и разыгравшееся воображение", — успокаивала она себя.

И одновременно ей чудилось, что к стуку её каблучков присоединяется ещё чья-то лёгкая поступь. Салли заставила себя остановиться, и с некоторым отставанием замерли другие шаги. Она сделала два шага — будто эхо повторило звук, но не двух, а трёх шагов. Салли запаниковала и бросилась бежать, не разбирая дороги, стараясь не прислушиваться к шагам призрачного преследователя. И конечно, лишённое костей тело подвело её, не говоря уже о нулевой видимости. Она запнулась о выпирающий из мостовой камень и рыбкой полетела вперёд. От удара о твёрдые булыжники у неё вышибло дух, и Салли на несколько секунд забыла, как дышать. Судорожно хватая ртом воздух, с усилием выдыхая густые клубы пара, она подобрала под себя колени, и вдруг на фоне оранжевого пятна фонаря очертился до боли знакомый высокий и гибкий силуэт.

Салли вскочила на ноги и бросилась к нему.

— ДЖЕК! Что случилось?!

Скелет тоже потянулся к ней, но что-то в его облике заставило Салли резко отшатнуться. В глазницах полыхнуло бледно-зелёное пламя, рот раскрылся в хищном оскале, скрюченные пальцы сжимались и разжимались с сухим треском, ища её горло.

Ноги Салли внезапно ослабели: она узнала собственный кошмар, слегка видоизмененный. Дрожащей рукой она извлекла из-за пазухи тёплый скальпель. Просто так она не сдастся.

И тут сзади послышался какой-то неясный нарастающий гул, солнечно-жёлтые огни выхватывали из сплошной пелены тумана шершавые стены домов и кривые столбы фонарей. И пока буквально в двух шагах, резко затормозив, не материализовалась тёмная громада катафалка, Салли казалось, что это ещё какое-то мифическое чудище по её душу.

Скелет отступил на шаг и, ожегши её на прощание уничтожающим взглядом, растворился в тумане. Салли бессильно осела на холодную мостовую, всё ещё сжимая в руке бесполезный скальпель. Теперь её мучают кошмары ещё и наяву. Прелестно. Как больно и страшно жить… Зачем её вообще создали?..

Мэр тем временем выскочил из катафалка и засуетился вокруг неё.

— О, Салли, я же мог тебя задавить! Ни беса не видно в этой хмари! Плетусь тут еле-еле… Вставай, моя девочка, садись в машину. Вот так. Что случилось? У тебя вид такой, как будто ты рождественского эльфа увидела!

Салли подняла на градоначальника измученный взгляд.

— Мало ли, что в тумане привидится…

— Это точно! Мне давеча такое показалось, когда пешком шёл, что и говорить не хочется. С тех пор вот езжу на машине, так как-то спокойнее. И стараюсь никого не задавить из наших сограждан. Чёрные времена настали, чёрные… Пропал Хэллоуин-таун! Пропал Хэллоуин! До него же осталось всего-то дней!.. — Мэр с отчаянием махнул коротенькой, пухлой ручкой куда-то в сторону центральной площади, где под курантами табло неумолимо отсчитывало дни до праздника. Он всегда «лучился оптимизмом», когда спереди было его грустное лицо.

— А где Джек? — встрепенулась Салли.

— О, Дже-ек… Ушёл на поиски пропавшего Итана в Чёрный лес и не вернулся пока.

Он же пропал той ночью, наш зомби-мальчик, такой ужас…

— В лес? — Салли не к месту вспомнился рассказ Зельдаборн, и тысячи игл снова вонзились в грудь. — Ему нужна помощь, я чувствую! Если ещё не поздно…

— Но он запретил нам туда ходить… Указ короля — закон.

— Или нарушить указ короля или, возможно, остаться без короля, — мрачно сказала Салли. — И тогда вам самому придется всё решать.

Мэр дёрнулся, как от пощёчины, и побледнел ещё больше. Салли попала в точку.

— Ладно, пойдем. Только вдвоём, чтобы никто больше не видел, что я… — Он боязливо огляделся.

Несмотря ни на что, Салли стало смешно: Двуликий боялся показаться незаконопослушным гораздо больше, чем всех мороков вместе взятых.

Салли забралась в катафалк, и они медленно покатили в сторону Чёрного леса.

* * *

Джек очнулся от краткого забытья от того, что Зиро прохладным сквознячком тыкался ему в лицо и жалобно поскуливал. Приподнявшись на локте, Джек оглядел поле битвы. Туманная поляна, где он едва не узнал доподлинно, есть ли смерть после смерти, уже ничем не отличалась от сотни таких же в Чёрном лесу.

И тут Джек вспомнил самое главное. Огонь. Откуда взялся огонь, сжёгший его противников? Повелитель тыкв сел и внимательно посмотрел на свои руки. Испачканные землёй и копотью белые костяные пальцы выглядели, как обычно. Но Джек помнил и кое-что ещё.

Когда его прижали окончательно, зародившийся внутри пустой грудной клетки обжигающий жар разлился по всему телу горячими струями и нашёл выход в пальцах рук. Охваченные адским пламенем ругару до сих пор стояли перед мысленным взором.

Пора наконец взглянуть правде в глаза и признать: с ним что-то происходит. И это что-то становится день ото дня только сильнее. Чёрные отметины на свитках Шито и компании. Обгорелый след от ладони на каменной стене в зале собраний. Огненная победа над оборотнями. И — Джек неожиданно вспомнил свои ощущения в руках при ссоре с Финкельштейном — неужели он мог спалить Дока ещё тогда?!

Все эти моменты объединяло одно: гнев. Или опасность, как сейчас. Но есть и другие сильные эмоции, которые Джек так и не научился или не хочет сдерживать, и кто знает, как поведет себя непокорный огонь. Хэллоуин, да он почти всегда находится во власти тех или иных ярких чувств, такой уж он скелет уродился! А это значит… Он опасен для окружающих. По крайней мере, до того, как научится обуздывать рвущееся из него пламя. Салли… Он опасен и для неё, в первую очередь для неё. А значит нужно, по возможности, избегать её. Эта девушка слишком ему дорога. Отныне. Никакого. Физического. Контакта.

Эта мысль принесла невыносимую боль, и Джек чуть не взвыл от отчаяния. А так всё хорошо начиналось… Прав был гимн Хэллоуина: «Хэппи-энд невообразим». Не здесь. Не для них.

…Из длинных белых пальцев брызнула стайка искр и ушла в чёрный мох.

* * *

Катафалк со скоростью раненой черепахи тащился к концу последнего тыквенного поля, и Салли изнывала от нетерпения и беспокойства. Она быстрее бы дошла пешком, пресвятой Хэллоуин! Но за безопасность такого путешествия она не дала бы и дохлой личинки златоглазки.

Впереди виднелся Чёрный лес, словно вставая из молочно-белого савана.

Мэр чертыхнулся, с сочным хрустом наехав на очередную тыкву, брызнувший из-под колес ароматный, рыжий сок попал ему на цилиндр и мантию.

— Да что ж такое… — горестно воскликнул он, пытаясь одновременно рулить и счищать с одежды липкие капли.

Салли только молча вглядывалась в лес, закусив губу. Плана у неё не было никакого. Точнее, цель была добраться до леса, а дальше, как она надеялась, механическое сердце укажет путь. Да, по сравнению с этим, её недавнее вторжение в подземелье Уги можно назвать верхом военной стратегии…

Вдруг глаз уловил движение среди графитово-чёрных стволов и белёсых извивов тумана. Одинокая худая фигурка в тёмном фраке, сильно хромая и опираясь на сучковатую палку, ковыляла к ним навстречу. Из груди Салли вырвался стон облегчения, и она, напрочь забыв о происшествии с не тем скелетом на улице, на ходу выскочила из катафалка и понеслась навстречу Джеку. Её Джеку! Каким-то чудом ей удалось ни разу не споткнуться о тыквы и не запнуться о стебли. И через минуту она добежала до него и хотела стиснуть в обьятии.

Но Джек её осторожно отстранил.

— Э-э, полегче, Салли, я не уверен в целостности своих ребер. Точнее, уверен в их нецелостности.

— Ой, прости! — Салли отступила на шаг, пытаясь на глаз оценить повреждения.

Череп в пятнах земли и копоти, но хорошо, хоть без трещин. Фрак порван и прожжён, нога вывернута под неестественным углом. Ребра, выходит, тоже пострадали…

— Что случилось? — Какой банальный вопрос.

— Долгая история…

— Но ты жив! А я думала… — Салли, всхлипнув, хотела его поцеловать, и плевать на Мэра! Но Джек опять отстранил её.

— Да, я жив и буду жить долго и счастливо, если меня сейчас довезут до города и дадут отдохнуть. Сломанная нога — не лучший компаньон для пешей прогулки, знаешь ли.

Салли, неприятно удивлённая такой холодностью после всего пережитого, заглянула Джеку в глазницы, но ничего там прочитать не смогла, кроме безмерной усталости. Но по крайней мере, они были черны и пусты — никаких сполохов пламени. Уже что-то… "А когда он отдохнёт и выспится, всё встанет на свои места", — попыталась убедить себя Салли.

Тут и катафалк, весь в тыквенном соке наконец подкатил к ним. Салли хотела помочь Джеку забраться внутрь, но почему-то не решилась. Зато Мэр теперь весь искрился радостью.

— О, Джек! Как славно, что с тобой всё в порядке! А то Салли, признаться, меня здорово напугала. Но как же прошли твои поиски?

— Не очень хорошо, Мэр… — Джек нахмурился, пристраивая больную ногу поудобнее. — Мальчика я не нашел. И похоже, наш туман не вполне необитаем. Объявите завтра городское собрание, и я всем расскажу, что произошло. — Он откинулся на сидение и закрыл глазницы, прерывая дальнейшие расспросы.

Салли тихо сидела рядом и мучительно хотела хотя бы взять его за руку. Но что-то её удерживало. Джек же её словно не замечал. Дождавшись, когда его дыхание выровняется, она слегка погладила костяные пальцы, и они почему-то были почти обжигающе горячими. Он вздрогнул, открыл глазницы и отдёрнул руку, как от прокаженной.

— Джек… — севшим голосом позвала Салли.

Он с му́кой посмотрел на неё и покачал головой.

— Потом… Когда-нибудь, может быть…

И, не сказав больше ни слова, отвернулся к окну.

Обратный путь, казавшийся бесконечным, прошёл в гробовом молчании. Через некоторое время ухабы тыквенных полей и кладбища кончились, и колеса гулко застучали по булыжной мостовой. Джек настоял на том, чтобы Салли завезли первой, и на прощание подарил ей лишь долгий, непонятный взгляд.

Салли открыла дверь лаборатории своим ключом (о, этот сладкий кусочек свободы! За который ей так дорого приходится платить…), поднялась к себе и рухнула на кровать. Почувствовав странное щекотание в носу и жжение в глазах, она потрогала щёки. Они были мокрыми.

В плену горьких рыданий, в первый раз сотрясающих её кукольное тело, Салли провела вечность, пока наконец не провалилась в тёмную бездну забытья — в безжалостные обьятия Джека-из-сна.