Подменыш (джен)

Распределяющая шляпа в этом году превзошла саму себя. Джинни никогда не слышала, чтобы она пела так долго и с таким напором. Первокурсники нервно переминаются с ноги на ногу, а от старшекурсников только и слышны, что тихие вздохи да урчание в животах.

— Ближе к делу, — негодует Тобиас.

Джинни, однако, слушает с куда большим вниманием, чем обычно. (Возможно, она до сих пор не простила Шляпу за своё распределение, как бы по-детски это ни звучало.) Однако в этом году её внимание приковано к песне Шляпы, поскольку, та, кажется, затрагивает новую, куда более мрачную тему.

Подаёт нам история сумрачный знак,

Дух опасности в воздухе чую.

Школе «Хогвартс» грозит внешний смертельный враг,

Врозь не выиграть битву большую.

Чтобы выжить, сплотитесь — иначе развал,

И ничем мы спасенье не купим.

Всё сказала я вам. Кто не глух, тот внимал.

А теперь к распределению приступим.

Джинни быстро оглядывает Большой зал, пытаясь понять, как другие ученики воспринимают неожиданное предупреждение. Но, похоже, большинство уже потеряло интерес: кто-то смотрит на старых друзей, кого-то увлекли тихие беседы после летней разлуки. Предостережение о грядущих опасностях прошло мимо них. Джинни невольно думает, что не может их за это винить.

Наконец, последний первокурсник распределен, и столы оживают от нетерпения. Тобиас потирает руки, готовясь к пиршеству, но его ожидания не оправдываются. Новая профессор защиты от тёмных искусств выходит к подиуму, словно пробивая себе дорогу и оставляя позади только растущую тишину. Дамблдор наблюдает за происходящим с едва заметной улыбкой, будто это часть какой-то забавной игры.

— Да ладно, — ноет Тобиас.

Женщина в розовом. С головы до пят она облачена в бескомпромиссный розовый цвет. И голос её звучит точно так, как ожидаешь от человека, предпочитающего такие наряды: хихикающий, приторно-сладкий и словно предназначенный для разговора с малышами.

Она начинает пространно рассуждать о переменах, улучшениях и отсечении «ненужного». С каждым новым словом Джинни чувствует, как её внимание ускользает. В какой-то момент она ловит себя на том, что смотрит на Дамблдора, пытаясь прочесть хоть что-то на его лице. Но директор, как всегда, невозмутим: он слегка покачивается на пятках, будто напевает про себя мелодию.

Когда Амбридж наконец замолкает, то делает паузу, словно ожидая шквала аплодисментов. В ответ из-за стола Хаффлпаффа доносится вежливое шушуканье, и Тобиас, словно очнувшись от транса, реагирует на шум.

— Что это было? — бормочет Смита.

Джинни так же озадаченно качает головой.

Но как только на столах появляется еда, все забывают о безумии Долорес Амбридж. Еда имеет удивительную способность уводить мысли в другую сторону.

Слизеринцы, насытившись и приняв в свои ряды десять новых первокурсников, спускаются в подземелья. Джинни проходит мимо Драко со свитой, едва замечая враждебные взгляды, направленные в её сторону. Их головы чуть опущены, но на лицах застыла привычная неприязнь.

Джинни знает, что дни, когда Драко открыто издевался над ней, остались позади. Но это не значит, что можно расслабиться. Она смотрит на них и говорит себе не поддаваться нервозности. Это все, что она может сделать в данный момент.

С каждым шагом по мере приближения к подземельям напряжение нарастает, а ноги словно становятся ватными. Наконец, она переступает порог общей гостиной.

Всё выглядит точно так, как и всегда.

— Джинни? — Смита оборачивается.

Джинни не уверена, чего ожидала: гигантских знамен, мрачных знаков, тайных сигналов руками, собраний шепотом. Действительно, что может быть более нелепым?

Она качает головой и молча следует за Смитой в спальню.

* * *

Каждое утро Джинни просыпается и первым делом проверяет доску объявлений в слизеринской гостиной. Но вся первая неделя проходит без единого упоминания об отборочных. Единственное случайное столкновение с Блетчли в коридоре тоже ничего не дает, они не обмениваются и парой слов. И это начинает её понемногу сводить с ума.

Каждый день после уроков Джинни неизменно отправляется на поле, вновь и вновь выполняя упражнения на метле, словно стараясь сдуть с себя ржавчину долгого года и лета, проведённых без квиддича. Она заставляет себя работать, пока урчание в животе не становится нестерпимым, а затем, едва не спотыкаясь от усталости, пробирается в Большой зал как раз вовремя, чтобы успеть на ужин.

Вечерами она изо всех сил старается не заснуть прямо над горами домашних заданий, которыми их щедро заваливают преподаватели.

В конце первой недели в один из таких вечеров Тобиас пихает её в бок.

— Я слышал, Поттер совсем потерял голову у Амбридж.

Джинни щурится, глядя на свое эссе по заклинанию «Заговор обмена», ей не слишком хочется отвлекаться.

— Да?

Он снова толкает её, явно добиваясь хоть какой-то реакции.

— Орал, что Темный Лорд вернулся и убил Диггори.

Джинни поднимает взгляд на Тобиаса.

— Правда?

Она помнит выражение лица Гарри, когда Люпин и другие члены Ордена объясняли, почему все считают его и Дамблдора психами. Неудивительно, что он сорвался. Джинни просто не уверена, что это лучшая тактика.

— Псих, — качает головой Тобиас.

— И что она сделала? — спрашивает Смита.

Тобиас махает рукой с недовольным видом.

— О, назначала ему триллион часов отработок, скорее всего, засадит писать строчки.

Они смеются, понимая, что это, конечно, не самое веселое занятие, но хотя бы не поход в Запретный лес и не мытье туалетов.

— Но я слышал, что она тоже чуть не слетела с катушек, — добавляет Тобиас с задумчивым выражением. — Хотел бы я на это посмотреть.

Джинни издает неопределенный звук, который можно принять за согласие, но её мысли уже далеко. У неё есть другие, более насущные дела, чем слушать о профессоре в розовом и об отработках Гарри Поттера.

* * *

Наконец, в субботу на доске появляется долгожданное объявление: отборочные по квиддичу состоятся в среду после обеда.

Когда наступает тот самый день, Джинни становится в ряд с остальными претендентами, стараясь игнорировать тот факт, что большинство из них значительно выше. Блетчли бросает на неё странный взгляд, проходя мимо, но она не обращает на это никакого внимания, сосредоточившись на задаче. Она не позволит никому себя запугать.

Блетчли начинает с того, что выстраивает перед кольцами несколько человек, претендующих на роль резервного вратаря.

— Уизли! — окликает он.

— Да? — отзывается Джинни, делая шаг вперёд и изо всех сил стараясь не выглядеть так, будто он её напугал.

Блетчли кивает в сторону дальних колец, где уже парят будущие запасные вратари.

— Сделай каждому по пять бросков.

Она кивает, стараясь не обращать внимания на недовольный ропот вокруг. Взлетев на метле, чувствует, как напряжение покидает тело. В воздухе всё кажется проще. Она начинает с пробных бросков, проверяя слабые стороны каждого кандидата, а затем постепенно усложняет удары. Первый бросок — для разминки. Второй — уже с подвохом, только немногим удаётся его отбить. Третий оказывается непреодолимым для всех, кроме одного. Четвёртый и пятый же проходят в кольца, не встречая сопротивления.

Когда Джинни приземляется, по её спине течёт тонкая струйка пота, но вместо усталости она ощущает лишь прилив азарта.

Блетчли велит всем вернуться на землю, а сам занимает позицию перед кольцами. Теперь он проверяет охотников, давая каждому по пять попыток. Большинство бросков он отбивает легко, иногда вытягиваясь во весь рост, чтобы достать мяч. Уоррингтон, как и ожидалось, демонстрирует хорошую игру, Джинни это и прежде знала, главное, чтобы он мог полностью сосредоточиться. Несколько других бросков оказываются неожиданными, и Джинни внимательно наблюдает, стараясь запомнить каждый из них.

Когда наступает её очередь, она не тратит время на пробные удары. Она меняет углы, скорость и подход с каждым броском, заставляя Блетчли буквально летать между кольцами. Вероятно, он уже вымотался после десятка серий, и именно это даёт Джинни шанс. Два её квоффла пролетают мимо него, и это маленькое триумфальное чувство заставляет сердце биться чаще.

Несколько игроков бросают на Джинни неприязненные взгляды и шепчутся за спиной, пока все ждут окончания испытаний.

Загонщики оказываются предсказуемой группой грубиянов разной степени неуклюжести. Джинни разочарованно отмечает, что среди них нет никого, кто обладал бы хоть каплей изящества или сообразительности, что могло бы стать огромным преимуществом на этой позиции. Тем не менее, несколько претендентов выглядят перспективно. Однако ясно, как день, что Блетчли выберет Крэбба и Гойла. Должна же быть какая-то польза им от дружбы с Драко, в конце концов.

Когда дело доходит до ловца, Джинни изо всех сил сдерживает раздражённую гримасу. Она понимает, что не будет даже проб. Драко и эти его грёбаные метлы.

После окончания отборочных Блетчли подходит к Джинни.

— Ну и что ты думаешь, Шестая?

Джинни вспоминает всех претендентов на позицию вратаря, против которых она играла. Никто из них не был по-настоящему впечатляющим; лишь немногие смогли остановить хотя бы один из её бросков. Правда, пока в воротах стоит Блетчли, это не так важно. Она пожимает плечами.

— Мартин и Гилберт могут стать хорошими... через пару лет.

Блетчли смотрит на неё как на дуру.

— Я про двух других охотников.

Её удивление длится всего мгновение. Вопрос заставляет внутренний голос буквально прыгать от восторга. Два других охотника. Это означает, что она уже в команде.

— Томпсон, — уверенно отвечает Джинни.

Решение кажется очевидным. Томпсон старше неё на два года и давно играет в резерве. Он не бросается в глаза, никогда не будет играть профессионально, но у него есть голова на плечах и, что еще важнее, он не обижается на Джинни за то, что она, похоже, привлекла внимание Блетчли.

Тот кивает, задумчиво потирая подбородок.

— А Уоррингтон?

— Да.

Она всё ещё немного удивляется, что он действительно прислушался к её словам, когда несколько дней спустя список команды появляется на доске в общей гостиной. Глядя на него, Джинни ловит себя на мысли, что она надеялась, что в команде будет лучший ловец и, возможно, более умные загонщики, но, как оказалось, у них из без того многообещающий баланс.

Возможно, это будет их год.

Джинни улыбается.

* * *

Теперь, когда вопрос с её местом в команде окончательно решен, всё кажется куда более выполнимым. Квиддич всегда был для Джинни точкой опоры, и она рада вновь находить в нём утешение. Если бы кто-нибудь придумал ещё одну причину отменить его в этом году, она бы точно свихнулась.

Она идет на тренировку, когда Гермиона внезапно машет ей рукой. Взъерошенные волосы, раскрасневшееся лицо, неровное дыхание — похоже, она только что пробежала ползамка.

— Гермиона? — спрашивает Джинни, слегка удивлённая её решительным, почти маниакальным блеском в глазах. Обычно такой бывает, когда она пытается отговорить Рона от очередной глупости.

— В следующую субботу встречаемся в «Кабаньей голове», — быстро говорит она, понижая голос и нервно оглядываясь.

В «Кабаньей голове»? Это ещё что такое, какая-то очередная проверка?

— Что за встреча?

Гермиона склоняется ближе, ещё сильнее приглушая голос:

— Мы хотим создать клуб для изучения защиты.

Джинни вскидывает брови.

— Ну, — язвительно говорит Гермиона, — мы же все знаем, что занятия с Амбридж — пустая трата времени.

— Верно, — вынуждена признать Джинни.

Но она не уверена, что тратить свободное время на дополнительные занятия — лучший способ решения проблемы. Это так похоже на Гермиону: организовать что-то вроде академического клуба прямо под носом у некомпетентного учителя. Наверняка её больше всего беспокоят собственные СОВ.

Но затем Гермиона наклоняется ещё ближе, и в её взгляде появляется жёсткость:

— Ты знаешь, почему это важно.

Джинни сжимает губы, прекрасно понимая, на что намекает Гермиона. Проблема лишь в том, что сама Джинни не уверена, что действительно знает, почему это так важно. Всё, что ей известно, — обрывочные рассказы Гермионы той ночью, какие-то намёки на секретное оружие и на членов Ордена, посменно охраняющих Гарри, да Тёмный Лорд, якобы вернувшийся из мёртвых… но полностью отсутствующий где-либо.

В Хогвартсе всё оставалось по-прежнему, должно же это что-то значить, верно?

— Ну что, увидимся? — спрашивает Гермиона, но уже почти не смотрит на Джинни. Она пытается ненавязчиво отмахнуться от какой-то пятикурсницы из Хаффлпаффа и не задерживается, чтобы услышать согласие.

Джинни смотрит, как она уходит, и на мгновение нервно прикусывает губу, а потом встряхивает головой. Сейчас у нее нет времени разбираться с причудами Гермионы.

Есть дела поважнее, например, не опоздать на тренировку.

* * *

Джинни практически не обращает внимания на Декрет об образовании № 23, когда его текст развешивают по всему замку. Её совсем не интересует эта новая должность Генерального инспектора.

Может быть, если бы она уделила этому чуть больше внимания, то не была бы так удивлена, когда Амбридж внезапно ворвалась в класс профессора Бербидж во время урока маггловедения. Джинни как раз размышляет о странности сегодняшнего занятия: маггловские банковские системы, которые заставляют деньги появляться из воздуха и исчезать из карманов людей. Казалось бы, магглы не верят в магию, но всё это звучит подозрительно похоже.

Амбридж опаздывает, что само по себе уже раздражает. Но ещё больше раздражает то, как Бербидж делает вид, что её здесь вовсе нет, лишь выпрямляется и начинает говорить чуть громче.

Однако игнорировать Амбридж невозможно. Она демонстративно прочищает горло, именно тем мерзким звуком, который Джинни наверняка позже будет с удовольствием отрабатывать для своей пародии.

— В качестве Генерального инспектора, — начинает Амбридж, перебивая Бербидж своим тошнотворно сладким голосом, который мгновенно заполняет весь класс, — я провожу аттестацию всех профессоров. — Её губы растягиваются в приторной улыбке. — Мы должны убедиться, что соблюдаются высокие стандарты образования.

Бербидж глубоко вдыхает и кивает:

— Я получила вашу записку, Долорес. Теперь я могу продолжить?

Улыбка Амбридж мгновенно исчезает. Её взгляд опускается к блокноту, и она начинает что-то записывать. Делает это мучительно долго, намеренно растягивая момент. Ученики переглядываются между собой, не скрывая удивления. Лишь через несколько минут Амбридж наконец кивает:

— Продолжайте.

Бербидж оглядывает класс, и шум мгновенно стихает. Конечно, она не Макгонагалл, но всем студентам, посещающим эти занятия, она вполне нравится. И в этом странном, неожиданном противостоянии весь класс без колебаний становится на её сторону.

— Итак, — говорит Бербидж, — на чём мы остановились?

Теперь Джинни видит под нехарактерной жесткостью в голосе, что Бербидж потрясена.

Тобиас вдруг поднимает руку, что бывает с ним крайне редко, но Джинни знает, что он всегда был благосклонен к Бербидж.

— Вы говорили о машинах, в которых магглы хранят деньги, — преувеличенно бодро напоминает он, затем, чуть наклонившись к Смите, изображает замысловатый жест рукой. — Звучит безопаснее, чем иметь дело с гоблинами.

Класс нервно хихикает, и у Тобиаса, играющего роль шута, получается разрядить обстановку.

Бербидж улыбается, и на её лицо возвращаются привычные тепло и добродушие.

— Спасибо, Тобиас. Хотя мы должны помнить, что, как и у магглов, у гоблинов есть своя уникальная культура, которую волшебники часто неправильно понимают.

Из глубины класса раздаётся ненормально громкое царапанье пера. Джинни оборачивается и замечает, как Амбридж яростно строчит заметки, качая головой с явным неодобрением.

Бербидж, вернув себе самообладание, решительно игнорирует вторжение и продолжает урок, словно ничего не произошло. Ученики стараются следовать её примеру.

— Хорошо, ребята. Отлично потрудились сегодня, — говорит она в конце занятия. — Напоминаю, что к следующему уроку вы должны написать десять дюймов по маггловским кредитам и практике кредитования!

В шумной спешке все собирают вещи, стараясь держаться подальше от Амбридж. Тем временем та направляется к Бербидж, и они вдвоём исчезают за дверью кабинета сбоку от класса.

Джинни думает, что на этом всё и закончится, но вдруг слышит голос Бербидж, который неожиданно становится громче и резче от звучащего в нем возмущения. Джинни нарочито медленно начинает складывать учебник, чтобы задержаться, но менее изобретательный Тобиас просто подходит к двери и прижимает к ней ухо. Через секунду он резко отстраняется, проклиная толстую дверь, которая глушит разговор.

Джинни достаёт из сумки несколько тонких длинных трубок и протягивает их Тобиасу и Смите. Те смотрят на неё в замешательстве и с лёгкой тревогой.

— Прототип «Всевозможных волшебных вредилок Уизли», — шепчет она, поднося один конец трубки к уху, а другой просовывая под дверь.

Смита, не раздумывая, повторяет её действия и становится рядом. Тобиас смотрит с сомнением, но любопытство всё же берёт верх.

Когда звуки разговора становятся кристально ясными, его глаза округляются.

— Я возьму двадцать штук, — шепчет он.

Джинни довольно улыбается, но её внимание мгновенно привлекает тошнотворно-приторный голос Амбридж, льющийся из-за двери:

— Мне интересно, защищая магглов и гоблинов, не вводите ли вы учеников в заблуждение? Неужели вы считаете, что оказываете им большую услугу, заставляя думать, что магглы с гоблинами безобидны и не представляют угрозы?

Голос Бербидж звучит твёрдо:

— Я бы никогда не стала излагать проблему столь однобоко. Хотя, думается мне, учить детей нетерпимости было бы куда большим грехом.

— Понятно, — говорит Амбридж тоном, из которого буквально сочится неодобрение. — Но мы должны быть осторожны, вы не находите, чтобы не вложить в головы детей неправильную информацию?

— Неправильную информацию? — непонимающе переспрашивает Бербидж.

— Именно, — кивает Амбридж. — Мы — взрослые. Мы должны решать, что им следует знать, а что — нет. Мы бы не хотели, чтобы они... запутались.

Наступает звенящая тишина. Единственный звук — это царапанье пера Амбридж по бумаге.

— Нет, — говорит, наконец, Бербидж, и её голос звучит ровно и совершенно непривычно. — Мы бы этого не хотели.

— Я посмотрю оставшуюся часть вашего учебного плана на год и дам свои замечания. Но мне кажется, что действительно нет необходимости так много времени уделять маггловскому искусству.

Раздаётся шорох бумаг, за которым, судя по голосу Амбридж, следует завершение разговора. Джинни, Тобиас и Смита поспешно отступают от двери и выбегают из класса.

* * *

На следующий день на защите от тёмных искусств Джинни внимательно наблюдает за Амбридж.

Первые недели этих занятий она воспринимала механическое переписывание текста из учебника как некую забаву. Глупо, конечно, но по крайней мере это позволяло ей спокойно размышлять о квиддиче, продумывать новые расстановки и упражнения. Но теперь, когда она наконец уделила этим урокам больше внимания, стало очевидно, какой колоссальной тратой времени они окажутся в этом году.

Спустя двадцать минут унылого переписывания Джинни уже готова наорать на себя. Теперь она гораздо лучше понимает печально известные вспышки ярости Гарри, даже если всё ещё сомневается в эффективности таких методов.

Она старательно заштриховывает усы на сияющих лицах персонажей, изображённых в учебнике. Под иллюстрациями крупными буквами значится: «Не будь подхалимом — иди и расскажи учителю!» Лица с дорисованными чёрными усами продолжают пристально смотреть на неё с выражением вечного самодовольства, в котором теперь чудится нечто безумное.

Это могло бы быть смешно, если бы не было так удручающе.

Джинни опускает взгляд на свои руки. Волшебной палочки в них нет. Как, впрочем, и у всех остальных в этом классе.

«Ты знаешь, почему это важно».

* * *

В общей гостиной Смита и Джинни пытаются заниматься перед ужином, а Тобиас зарылся носом в книгу. По крайней мере, Джинни предпринимает попытки сосредоточиться, но её мысли упорно возвращаются к сцене в классе Бербидж.

Она с раздражением откладывает перо.

— Почему Амбридж здесь?

Смита отрывает взгляд от своего эссе, а Тобиас лениво выглядывает из-за книги.

— Ну, явно не для того, чтобы учить нас защите, — говорит он, словно это само собой разумеющееся.

В его тоне нет и намёка на тревогу, и Джинни чувствует себя немного глупо, что позволила настолько увлечься квиддичем, что упустила из виду нечто столь важное.

— Но тогда почему?

Смита пожимает плечами:

— Может, Дамблдор не смог найти никого лучше.

Но Джинни это объяснение не устраивает. Проклятая должность или нет, но она не верит, что Дамблдор был бы настолько беспечен, чтобы бросить их на произвол судьбы с таким бесполезным учителем, как Амбридж. Особенно в этом году.

В год возвращения Волдеморта.

Это не может быть простым совпадением. Ведь так?

Но эти рассуждения наводят на мысль, что Амбридж каким-то образом работает на Волдеморта, что совершенно абсурдно. Том отверг бы её как полностью нелепую.

Тобиас подаётся вперёд, но вопреки нарочитой непринужденности слов поза выдаёт его с головой.

— Какая разница, почему она здесь? Просто ещё один плохой учитель, разве нет?

Он смотрит на Джинни пронзительным взглядом, и она без труда понимает, что это не тот вопрос, который вертится у него на языке. Тот, настоящий, никуда не исчез, он витает между ними весь год, но правила приличия не позволяли Тобиасу задать его вслух.

— Ну давай уже спроси, — подталкивает Джинни. Как бы ему ни хотелось узнать ответ, ей нужно, чтобы он спросил. Возможно, это нужно даже больше ей самой, чем ему.

— Поттер говорит правду? — едва слышным шепотом спрашивает он. — О Тёмном Лорде?

На мгновение Джинни представляется, как она спрашивает его, почему он так его называет. Конечно, потому что так говорят его родители. Без сомнений. Иногда ей кажется, что проще думать о Волдеморте, тогда всё не так запутанно. Или, может, дело в другом, в том, что она никогда не могла отделить его от Тома. Для неё он не абстрактная угроза. Он реален.

— Думаю, да, — отвечает Джинни.

И всё, наконец, встаёт на свои места, когда она произносит это вслух. Смятение и страх, которые она так долго старалась заглушить, словно перестают быть иллюзией.

Она кивает, будто сама себе, и заставляет задуматься об этом. О словах Гермионы, сказанных шепотом в темноте. О мрачных, застывших лицах волшебников, когда они приходили в дом на площади Гриммо.

— Он вернулся, — твёрдым голосом добавляет она.

Война уже идёт, как бы Амбридж ни пыталась внушить им обратное. Дело даже не в том, что она верит Гарри, а в том, что она видела собственными глазами. Дело в тайной организации волшебников и напряжённых разговорах в коридорах, которые обрывались, стоило ей пройти мимо. Дело в Дамблдоре, в маме и папе. Дело в том, как ушёл Перси. Дело во всём этом.

Джинни играла в эту игру, как и все остальные. И теперь ей от этого тошно. От нарушенного обещания, которое она дала себе в конце первого курса, когда отчаянно оттирала чернила с рук. Того самого обещания никогда больше не идти по пути наименьшего сопротивления только потому, что так проще.

Смита с грохотом захлопывает бесполезный учебник по защите.

— И теперь Амбридж — Генеральный инспектор.

«Мы — взрослые. Мы должны решать, что им следует знать, а что — нет».

— Да.

Джинни всё ещё не понимает, что это значит.

Спустя час она в одиночестве идёт в Большой зал на ужин, когда рядом появляется Антония и подхватывает её под руку. Джинни удивлённо смотрит на неё, но продолжает идти, зная, что лучше даже не пытаться разгадать намерения этой девушки.

— Власть, — в конце концов, произносит Антония.

Джинни хмурится, снова чувствуя себя так, словно влезла в середину разговора.

— Власть, — повторяет Антония и выглядит при этом явно озадаченной её замешательством. — Именно поэтому Амбридж здесь.

Джинни даже не пытается удивиться, что Антония определённо слышала их разговор. Стоило бы знать, что нельзя говорить о чем-то личном в общей гостиной.

— Власть, — повторяет Джинни.

Она вспоминает Амбридж в классе Бербидж. Опаздывает, громко пишет, заставляет Бербидж ждать её разрешения, чтобы продолжить. Так вот как выглядит власть на самом деле?

Но с какой целью? Чтобы занять место Бербидж? Амбридж уже профессор, какое ей до этого дело? Может, она хочет стать директором школы? Или стремится к чему-то большему?

Джинни уверена, что ей все еще чего-то не хватает, но теперь, по крайней мере, у неё есть, у кого спросить.

— Чья власть?

Антония одобрительно улыбается, как будто вопрос Джинни её впечатляет, хотя, по сути, он просто продиктован замешательством.

— Дамблдор говорит, что Тёмный Лорд вернулся. Министр магии говорит, что Дамблдор — лжец. Только один из них может быть прав.

— Или казаться правым, — задумчиво уточняет она.

Антония тихо смеётся и чуть крепче сжимает руку Джинни.

— Наконец-то ты начинаешь понимать.

Джинни хмурится, но не позволяет раздражению сбить себя с мысли. Министр магии. Она не видела этой связи раньше. Амбридж здесь не ради себя. Дело не в школе, не в учениках и даже не в том, кто здесь директор. Дело в Дамблдоре, в Гарри, в Волдеморте и во всех тех, кто говорит, что они — лжецы. Так было всегда. Просто это не совсем то, что она себе представляла.

Джинни бросает взгляд на Антонию.

— Что, по мнению министра, собирается делать Дамблдор?

— Он не знает, верно? — пожимает та плечами. — И в этом вся проблема.

Верно, он действительно не знает. Единственный способ узнать — поставить сюда своего человека. Кого-то, кто сможет решать, чему следует учить школьников, а чему — нет. Чтобы убедиться, что Дамблдор не выступит против Министерства.

— Амбридж, — произносит Джинни, и все кусочки мозаики складываются в одну картину.

Не просто учитель, а инквизитор и инспектор в одном лице.

— Это ошибка, — говорит Антония, отпуская её руку, когда они подходят к дверям Большого зала.

Джинни смотрит на неё с вопросом в глазах.

— Перепутать контроль с властью. Им всегда кажется, что контроля больше, чем есть на самом деле.

Антония поднимает книгу, прижимая её к груди на секунду, затем отворачивается. Этого мгновения достаточно, чтобы Джинни успела заметить руны, начертанные на потёртой кожаной обложке: «Продвинутая защитная магия».

Им всегда кажется, что контроля больше, чем есть на самом деле.

* * *

Джинни устало плетётся в гостиную после того, как задержалась в библиотеке, чтобы дописать домашнее задание, сворачивает за угол и тут же врезается в кого-то. Она отшатывается, хватаясь за стену, чтобы устоять на ногах, и уже открывает рот, чтобы извиниться, как ее опережают.

— Извини, ты в порядке?

Это Гарри, и выглядит он не менее обескураженным, чем сама Джинни.

— Да. Я в порядке. Самой нужно было смотреть, куда иду.

Она улыбается в знак извинения, но тут же замечает, как Гарри прижимает одну руку к груди, а белая ткань, повязанная вокруг, пропитана алым.

— Мерлин, — выдыхает Джинни. — Ты в порядке?

Гарри вздрагивает и прячет руку за спину.

— Пустяки. Просто небольшой несчастный случай.

Но его лицо краснеет, и Джинни понимает, что это явная ложь и что в нем сейчас говорит еще и что-то вроде гнева и смущения. Она слегка отклоняется назад, чтобы посмотреть в коридор за его спиной. И вот она — дверь с блестящей табличкой с именем Долорес Амбридж.

И всё мгновенно встает на свои места: рука, кабинет Амбридж, шутки по поводу его отработок.

«Назначила ему триллион часов отработок, скорее всего, засадит писать строчки».

Джинни тянется к ладони Гарри, не обращая внимания на слабые протесты, и срывает ткань. Под сочащееся кровью она едва может разобрать слова: «Я не должен лгать». Она смотрит на кровоточащую руку и начинает понимать, что, возможно, именно так и выглядит война на самом деле. Не вдохновляющие речи и две армии, выстроенные в мундирах разных цветов, а боль. Ложь. И зло, скрывающееся на виду.

Война — это секреты.

Джинни должна была это знать, должна была понять. Разве не она провела все лето в штаб-квартире Ордена Феникса? Но она была слишком занята тем, что чувствовала себя брошенной, испуганной и маленькой. А надо было просто обратить внимание на то, что происходит вокруг.

Гарри отдёргивает руку с неожиданной резкостью и яростно заворачивает её обратно в ткань.

— Это не твоё дело, Джинни.

Может, и не её, но в данный момент он всего лишь ещё один человек, который говорит ей, чего она не должна знать, что может понять, а что — нет.

«Им всегда кажется, что контроля больше, чем есть на самом деле».

Джинни расправляет плечи, но не извиняется. Решение наконец приходит само собой.

— Увидимся в субботу, Гарри.

Ведь она знает, почему это так важно.

* * *

В субботу Джинни собирается и отправляется в «Кабанью голову». От Тобиаса легко отделаться, а Смита, как всегда, без лишних вопросов просто понимает её потребность в личном пространстве.

И, конечно, стоило ей переступить порог паба, как становится очевидным, что это вовсе не то небольшое сборище, которого она ожидала. Внутри гораздо больше людей, чем можно было представить. Джинни говорит себе, что готова к пристальным взглядам и недоверию, которое скользит в каждом взгляде. Она чуть сильнее затягивает зелёный шарф на шее и старается не обращать внимания.

Фред и Джордж встречают её самодовольными ухмылками, будто одно лишь её появление уже достаточное доказательство их общей крови. Это раздражает, хотя она не до конца понимает почему. Просто отворачивается и идёт к Луне, которая приветствует её рассеянной, но искренней улыбкой.

— Джинни, — говорит Луна, её лицо словно расцветает. — Если тебе больше некуда сесть, можешь сесть рядом со мной.

Джинни опускается на соседний стул.

— Уверена, что хочешь быть замеченной в моей компании?

Луна слегка хмурится, будто её только что попытались озадачить странной загадкой, и в её глазах мелькает тень обиды. Джинни сразу же жалеет о своей неудачной шутке.

— Неважно, — быстро добавляет она, пока в зал продолжают заходить школьники. Их мрачные взгляды прикованы к ней. — У тебя новое ожерелье?

Луна тут же оживляется и начинает рассказывать запутанную историю о каких-то исследованиях своего отца. Джинни слушает, вновь задаваясь вопросом, каково это — видеть мир её глазами. Это странное, но, тем не менее, желанное отвлечение.

К тому моменту, как Гермиона встаёт и прочищает горло, «Кабанья голова» уже забита почти до отказа.

Джинни наблюдает, как Гарри выглядит всё более возмущённым, когда становится очевидно, что большинство собравшихся пришли сюда ради шоу уродов и сенсационного разоблачения того, что же на самом деле произошло в конце прошлого года. Некоторые всё ещё ищут доказательства надвигающейся угрозы, другие — просто хотят знать, почему именно Гарри должен их учить.

Вполне вероятно, что неизбежно всплывёт список безумных приключений Гарри. Философские камни и Турниры трёх волшебников. А также грязное прошлой самой Джинни.

— Разве не ты убил василиска мечом на втором курсе? — раздаётся чей-то голос из толпы.

Джинни старательно не смотрит на Гарри.

Он осторожничает в ответах и старается, чтобы всё звучало буднично, словно в этом нет ничего особенного, но оба знают, в каком неопределённом мире теперь живут. И другие ученики в этом зале не настолько глупы, чтобы тоже этого не понимать.

При первом же упоминании о тайнах все начинают незаметно коситься в сторону Джинни. Одна из девушек из Хаффлпаффа что-то шепчет на ухо мальчику рядом, и по залу разносится приглушённый шипящий ропот, который звучит вполне как обвинительный.

Джинни вскакивает на ноги, и ближайшие ученики рядом вздрагивают от неожиданности. Даже Гермиона выглядит немного настороженной, будто ей интересно, что та собирается сделать. В этот момент Джинни понимает, что даже они ничего о ней не знают. Мало что знают.

Она подходит к столу. Гарри встречается с ней взглядом, а она сама уже смотрит на лист предательской бумаги. Взяв перо, записывает своё имя — крупными, жирными петлями и уверенными чёткими линиями.

— Кто следующий? — спрашивает она, держа перо в руках.

* * *

На следующее утро появляется Указ об образовании № 24, запрещающий все студенческие клубы, и это никак не может быть совпадением. В Большом зале от новости стоит гул. Джинни наблюдает, как менее сообразительные участники вчерашнего собрания в «Кабаньей голове» пытаются подойти к столу Гриффиндора, где сидят Гарри, Гермиона и Рон. Гермиона выглядит так, будто готова взорваться от разочарования; её лицо краснеет, пока она судорожно пытается незаметно дать всем сигнал держаться подальше.

Вот вам и секретность клуба.

Терри Бут и ещё один рейвенкловец, сидевшие неподалёку от слизеринцев, поднимаются из-за стола и направляются прямо к Гарри. Их намерения слишком очевидны.

Джинни незаметно достаёт палочку и, держа её под мышкой, наводит заклинание. Спотыкающийся сглаз срабатывает мгновенно — оба мальчишки вдруг теряют равновесие, сталкиваются друг с другом и с грохотом валятся на пол.

Зал взрывается шумом. Пострадавшие рейвенкловцы возмущенно пытаются встать, их однокурсники бросаются помогать, а слизеринцы, наоборот, радостно хохочут, наслаждаясь зрелищем. Все вокруг переглядываются, пытаясь понять, что только что произошло.

Пользуясь всеобщей неразберихой, Джинни пристально смотрит на упавших. Она всегда считала, что рейвенкловцы должны быть умнее. Терри с приятелем, недовольно поднимаясь на ноги, бросают на неё короткий взгляд, после чего разворачиваются и уходят в противоположную сторону, держась подальше от Гарри и остальных.

— Вот гады, — бормочет Джинни себе под нос, вновь оглядывая зал.

Переполох дал всем возможность прийти в себя, и теперь за гриффиндорским столом Рон хмуро смотрит на неё, а Гермиона, напротив, заметно расслабляется.

Смита задерживает на Джинни долгий, изучающий взгляд, явно пытаясь понять, откуда у неё такой интерес к стычкам с другими учениками.

— Они вчера устроили Луне неприятности, — натянуто улыбается Джинни.

Через стол Тобиас приподнимает бровь.

— Джинни Уизли, школьный борец за справедливость. Я даже не заметил, как ты бросила этот сглаз.

Похоже, он впечатлен.

— Практика ведет к совершенству, — бормочет Джинни, стараясь не обращать внимания на неприятное чувство вины, поселившееся внутри.

«Мы должны уметь защищать себя».

— Джинни? — окликает Смита.

От очередной лжи её спасает Блетчли, он хлопает по плечу и сообщает:

— Дополнительная тренировка сегодня днём, Шестая. Бедные гриффиндорцы всё ещё ждут, пока Амбридж одобрит состав их команды.

Это, несомненно, непредвиденный побочный эффект нового указа — все команды по квиддичу тоже должны получать разрешение, чтобы играть в прежнем составе.

— Ты уже получил для нас? — спрашивает она.

— Да, — отмахивается тот. — Проще простого. Так что я забрал их время.

— Отлично, — заставляет себя улыбнуться Джинни. Хреново, что Амбридж загоняет всех в такие рамки, но дополнительная тренировка точно не помешает.

Проблемы Гриффиндора — не её проблемы.

* * *

Два дня спустя, выходя из Большого зала после обеда, Джинни замечает Гермиону в коридоре.

— Дайте мне минутку, — говорит она Тобиасу и Смите, которые бросают на Гермиону любопытные взгляды, но без лишних вопросов уходят вперёд.

Гермиона подходит ближе, понижая голос.

— Первая встреча сегодня вечером в восемь часов.

Джинни кивает. Она понимает, что едва успеет закончить тренировку и перекусить, но знает, что это важно.

— Встретимся на седьмом этаже. Ты знаешь гобелен Варнавы Вздрюченного?

Джинни хмурится, поскольку достаточно хорошо знакома с той частью замка, чтобы знать, что там нет никаких классных комнат или чего-то подобного, но Гермиона уже ушла, так что спросить не у кого.

Позже вечером Джинни с ещё влажными после душа волосами впервые оказывается в том самом коридоре. На первый взгляд кругом только холодные каменные стены, но когда она подходит ближе, одна из них начинает меняться — металлическая дверь словно вырастает из неё, вливаясь в камень.

Дверь выглядит массивной, укреплённой и неприступной, но легко поддаётся, стоит Джинни прикоснуться к ней, будто узнаёт её. Она бесшумно открывается и мягко закрывается за спиной.

Внутри оказывается просторная комната, заваленная подушками и странными приспособлениями на стенах.

Большинство учеников из «Кабаньей головы» уже здесь. Оборачиваются к ней, чтобы посмотреть, кто зашёл, но затем быстро отводят взгляды в сторону.

Братья едва замечают Джинни, они уже увлечены очередной шалостью. Гермиона рассеянно улыбается и снова с головой уходит в изучение гигантской книжной полки. Лёгкое безразличие одних и откровенная враждебность других начинают действовать на нервы, особенно когда Гарри велит всем разбиться на пары.

К счастью, до того как она успевает совершить какую-нибудь глупость, к ней подходит мальчик, которого она как-то видела в поезде. Он выглядит примерно так же неловко, как она себя чувствует.

— У тебя есть напарник? — спрашивает он, проглатывая некоторые слова, от чего голос звучит нерешительно.

Джинни глубоко вздыхает, отпуская гнев и дискомфорт, и делает шаг вперёд:

— Нет. Если хочешь, можем потренироваться вместе.

Он улыбается с таким облегчением, что чуть не роняет свою палочку. Джинни недоумевает, во что только что ввязалась.

— Отлично, — говорит он, протягивая руку. — Я — Невилл.

Джинни пожимает её, чувствуя, что его ладонь немного вспотела.

— Джинни.

— Ага, — Невилл быстро и с энтузиазмом кивает. — Сестра Рона, верно?

— Да, — коротко отвечает она, привыкшая за всю жизнь быть «сестрой» одного из братьев.

Они начинают с довольно простых упражнений, отрабатывая и улучшая базовые защитные заклинания. Гарри оказывается дотошным и бесконечно терпеливым наставником. Джинни удивлена его методичностью и несколько раз вынуждена напоминать себе, что она почти ничего не знает о настоящем Гарри Поттере.

Что касается Невилла, то он кажется немного безнадёжным, но его решимость и готовность пробовать снова и снова впечатляют. Постепенно он расслабляется рядом с ней, как будто до этого ожидал, что она начнёт ругаться или насмехаться над его неуклюжими попытками и сомнительными навыками владения палочкой.

Когда одно из его заклинаний лишь поднимает волосы Джинни, заставляя их встать дыбом, Невилл останавливается и с сомнением смотрит на свою палочку.

— Это палочка моего отца, — объясняет он тихо, и в этих простых словах скрывается целый мир.

Джинни вспоминает, как несколько раз пользовалась (точнее крала) палочками своих братьев, просто чтобы попробовать их в деле. Но ничто и никогда не ощущалось в её руке так хорошо, как собственная.

Невилл расправляет плечи:

— Давай попробуем ещё раз.

Джинни кивает.

Безнадёжный, но решительный. Она может этим только восхищаться.