От сердца к сердцу (гет)

Занятия сегодня проходили в атмосфере суматохи и полного невнимания со стороны студентов. Приходилось постоянно отвлекаться на замечания. В конце концов профессор Маклейн запретила подбирать летящие со всех сторон «валентинки» под страхом отработки после уроков. Это подействовало: никому не хотелось в такой день корпеть лишний час над древними рунами.

— Домашнее задание — перевод текста на 100-107 страницах. Литературный и тщательно отработанный. У вас есть минута, чтобы подобрать ваши «валентинки» из-под парт.

Смягчилась. Это был последний урок.

— Кстати, а вы знаете что-нибудь о человеке, именем которого назван сегодняшний день, о святом Валентине?

— Он тайно венчал влюбленных, — ответила Парвати Патил.

— Нет, он писал любовные письма дочке тюремщика перед казнью, потому что влюбился в нее, — возразила Лаванда Браун.

— Урок окончен, но кому интересно — задержитесь. Я расскажу вам одну из версий. Лично мне она очень нравится.

Многие парни поспешили вон из класса. Остальные обступили профессора Маклейн.

Никто не заметил вошедшего в класс Снейпа. Он не ожидал, что по окончании урока кто-то задержится возле учительского стола, и хотел было уже развернуться и уйти, но тут его внимание привлекла возникшая посредством магии картинка.

Двое стражников вели человека, закованного в цепи. Лицо его было скрыто под капюшоном.

Маклейн начала озвучивать движущуюся картинку.

«III век н.э. Рим. На престоле один из самых жестоких императоров — Клавдий II. Он понимает, что одинокие и бездетные мужчины, более выносливые воины, чем женатые, и запрещает юношам до 20 лет жениться. Осознавая всю несправедливость такого запрета простой доктор, фактически живущий на полях сражений, идет наперекор императору и тайно проводит свадебные церемонии. И народ уже складывает о нем легенды. И когда весь этот фольклор достигает императорских ушей, он мгновенно приказывает схватить доктора и привести на допрос.

Император принимал ванну на террасе, откуда открывался чудесный вид. Поблизости находились две прекрасные наложницы. Клавдий с любопытством взглянул на человека, скинувшего с головы капюшон.

— Любовь — это боль. Разве ты не знаешь?

— Знаю, — ответил осунувшийся мужчина. Но я знаю также солдат, которые без рук, без ног, с волочащимися за ними кишками, зубами рвали врага, потому что их ждали дома любимые женщины. Я прошел вместе с ними через семнадцать грандиозных сражений, и я знаю, чьи имена они выхаркивают вместе с кровью, когда я отрезаю им гангренозные руки и ноги. Я знаю, кого они зовут, когда лежат вывернутые наизнанку на моем залитом кровью операционном столе. Они зовут своих женщин. И только потому и выживают, что те, в их задымленном болевым шоком сознании, приходят к ним и поют им песни о любви, и кладут им руки на головы. И те выживают… не потому, что я хороший врач, а потому, что им есть, за что держаться в этом аду. Да, их профессия ненависть, но это снаружи, а изнутри… Вы знаете, что держит их изнутри? Знаете?»

Маклейн легко очертила круг палочкой и картинка исчезла.

— 14 февраля 286 года римского врача жестоко казнили перед многочисленной толпой. Его звали Валентин. Он был причислен к лику святых. Вот такая история, мои дорогие. Всего хорошего!

Студенты направились к выходу. Аннабель увидела Снейпа.

— О, профессор! Ваш перевод готов. Минуточку.

Она поспешила к небольшому шкафу слева от стола. Дамблдор попросил забрать перевод зелья, которое надо было срочно приготовить. Они ни разу не разговаривали после того неожиданного волшебного перемещения из Хогвартса. Она вела себя так, будто ничего не случилось. А он до сих пор чувствовал себя неловко от того, что бросил ее тогда одну у кромки Запретного леса.

Снейп двинулся ей навстречу. Он шел медленно, глядя на женщину, сцепив руки за спиной, и вдруг резко остановился. Из окна хлынул поток солнечного света, прорвав завесу серых облаков. Фигура профессора Маклейн оказалась в самом центре этого теплого потока. «Аннабель» — мысленно произнес он, и посмотрел на волшебницу так, будто впервые ее увидел. Маленького роста, хрупкого телосложения. А вот походка несколько тяжеловата. Маклейн шла обратно со свитком в руках и улыбалась ему.

«А у нее ямочки на щеках, — отметил он. И глаза такие голубые и теплые. И веснушки на лице. Что за чушь я несу?»

Она подошла, развернула свиток и положила его на первую парту.

— Проблем с переводом у меня не возникло. Только вот загвоздка с одним ингредиентом. Дословно он переводится как «голубые крылья золотой пчелы». Она провела пальцем по строчке. Он в этот момент придерживал пергамент. Она на миг коснулась его руки. Теплая.

— Я не знаю такого.

Она посмотрела на него снизу вверх.

— Так раньше называли крылья златоглазки, миссис Маклейн.

Тихо засмеялась.

— Я никогда не была сильна в зельях.

— Очень жаль. Это полезная наука.

— Да, безусловно. Но мне этот предмет всегда тяжело давался.

— В каких же вы были сильны? Кроме Рун, конечно…

— В психологии. Жаль, что в Хогвартсе не ведется эта дисциплина. Вы наверняка слышали о ней. Я проводила исследования, сопоставляя психологию маггловскую и волшебную. Интересные вещи открываются. Душа — материя мало изученная. И здесь больше приходится действовать по наитию. Магглы называют это интуицией. Хотя, на эту тему мы с вами уже беседовали. Скажите, мистер Снейп, а вы никогда не предчувствовали какого-либо события? Или не ощущали эмоции и боль другого человека?

— Нет, это глупо и…необъяснимо. Чем-то это смахивает на предсказания нашего глубокоуважаемого профессора Трелони.

Его губы растянулись в неприятной усмешке.

Снейп понял, что ее это задело. Она вдруг закрылась, глаза перестали быть теплыми. «Зачем я ее обидел?»

Быстро свернула свиток, протянула ему. И бросила, удаляясь в сторону личных комнат:

— Не трудитесь благодарить меня за перевод, профессор Снейп. Всего хорошего!

Он смотрел ей вслед, и ему в какой-то момент показалось, что его покидает что-то очень неуловимое, но очень важное. Вспомнился ее рассказ. «Если когда-нибудь одна из сторон превратит меня в кровавое месиво каким-нибудь заклятьем, никто не будет петь песен, чтобы удержать меня в этом мире. И я смогу выкрикивать только имя Лили, которая ничем не сможет мне помочь. Бред. Что за бред? Лили и только Лили держит меня на этой земле».

Аннабель устало опустилась в кресло. Разожгла камин. Все это время она жила надеждой того, что немного отогрела своим теплом эту одичавшую душу. Видимо, напрасно.

— Знали бы вы, профессор, что вы — моя половинка. Только вы совсем в ней не нуждаетесь.

Снейп вернулся в кабинет. Начал готовить ингредиенты для нового зелья, сверяясь с переводом. « Почерк у нее круглый и ровный».

Зашел в лабораторию.

«Так… как раз крылья златоглазки и закончились. Придется на днях пополнить запасы».

Вернулся в класс.

«Сказала, что не сильна в зельях».

Сосредоточиться не удавалось. Вспомнил прикосновение ее руки. Расплывчатый образ Аннабель Маклейн начал обретать форму, особенности, ощущения, цвет и запах. Хрупкая фигура, ямочки на щеках, тепло ладоней, голубые глаза, легкий цветочный аромат. Когда картинка, наконец, сложилась, Снейп вдруг понял: всякий раз, когда Она оказывалась рядом, его охватывала уверенность в том, что он жив и способен чувствовать.