Сумасшествие без всех (часть II) (гет)

Углем наметил на левом боку

Место, куда стрелять,

Чтоб выпустить птицу — мою тоску

В пустынную ночь опять.

А.А. Ахматова

Двое младших Уизли и Гермиона прибывают вечером следующего дня. Решено, что неделю все поживут на площади Гриммо, потом ещё немного в Норе. А там, может статься, и Хогвартс откроют. Пока же планируется продолжить подготовку к ЖАБА совместными усилиями и под моим чутким руководством. Что из этого выйдет, не представляю. Боюсь, что преждевременные пасхальные каникулы сильно затянутся. В данной ситуации выигрывает только Драко Малфой — из неработающей школы его вряд ли отчислят. И как это Малфои всегда выигрывают?

Весь день мы спорим с Гарри о том, что делать с его образованием. Я считаю, что ему надо закончить седьмой курс в любом другом учебном заведении. Хорошо бы, конечно, не в Дурмштранге. Но на один семестр сошёл бы и Дурмштранг.

— Лучше Шармбатон, — усмехается он, подмигивая Джинни.

На самом деле Гарри и слышать не желает о том, чтобы покинуть Англию. Да ещё в такое время. Да ещё не окончив Хогвартс, за который он сражался. Я всё понимаю. Но я-то как раз хочу, чтобы он был подальше отсюда! В безопасности. Восемнадцатилетнему гриффиндорцу слово «безопасность» непонятно. И спорить с ним бесполезно. Но что тогда делать?

Времени на размышления у меня сколько угодно — от заката до восхода.

В этот раз мы с Кикимером уютно полуночничаем на кухне, пьём какао и едим яблочный пирог. Кикимер вот тоже считает, что заканчивать надо Хогвартс, а не что-то там. Я не спорю, но состоятся ли вообще ЖАБА?

— Всё равно твой разгильдяй их провалит! — мстительно предрекает из коридора портрет Вальбурги Блэк. — Думаешь, он сейчас над книжками глаз не смыкает? Пошла бы, полюбовалась на своего сыночка! Во что превращается приличный дом?! Мой Регулус…

— Твой Сириус, — отвечаю я машинально — это всегда её урезонивает.

Сейчас два часа ночи, и я не собираюсь сажать Гарри за учебники. Становиться отличником ему поздно. А в области ЗОТИ он освоил столько, что другим и не снилось. Но через пару минут наверху раздаётся такой чудовищный грохот, что я понимаю — к брюзжанию прежней хозяйки стоило прислушаться. Она, как-никак, вырастила двоих сыновей. Ей лучше знать, когда пора беспокоиться.

— Доедай. Я сама посмотрю, что там, — говорю я подскочившему от неожиданности Кикимеру.

Грохот и впрямь доносится из комнаты Гарри. Неужто он всё-таки тренирует заклятия? Я поспешно поднимаюсь по лестнице на верхний этаж, но шум не повторяется, и я останавливаюсь в нерешительности. Стоит ли среди ночи врываться к сыну всякий раз, когда мне что-то почудилось?

Мне ведь чудится, как наверху ударяет дверь, и по лестнице с криком скатывается Джинни?

— Джинни, беги! — слышу я вслед за тем.

И голос, и отчаяние в нём настолько знакомы, что я мгновенно окунаюсь в давний кошмар. Джинни налетает на меня, но не сразу это сознаёт. На ней одна из маек Гарри, причём забрызганная кровью. Лицо белое, взгляд совершенно безумный.

— Палочку! — требует она таким тоном, что ей трудно не подчиниться. — Пожиратель… опять…

Я отдираю её от себя.

— Камин в столовой, зови авроров! Буди всех!

Джинни уносится вниз, а я взлетаю наверх. Что пошло не так?! Защитные чары были заново проверены и отлажены, включая заклятие Доверия. Враг просто не мог проникнуть в дом!

Коридор. Дверь. Мой сын, не шевелясь, лежит на полу. В руке — волшебная палочка. Над ним — черная фигура в капюшоне и маске. Память озаряется изумрудным сиянием. Ещё миг, и…

— Авада Кедавра!

Я не хочу думать о том, что уже поздно. Поэтому направляю заклятие в стену над головой Пожирателя. Для начала. Я ведь обещала Кингсли, что заставлю их меня слушать! Но создание Авады отнимает много сил, и щитовые чары выходят плохо. Ступефай отбрасывает меня к стене, а чёрная фигура вихрем проносится мимо.

Наверное, я на секунду теряю сознание. Мне мерещится, что он помчался вниз, к детям. Но Пожиратель всё ещё здесь — последним движением палочки замыкает защитный барьер. Я вижу Рона и Гермиону, наткнувшихся на невидимую преграду посреди лестницы. Но сама едва успеваю вскочить и снять с сына Петрификус. Вовремя. Словно не замечая меня, чёрная тень возвращается к Гарри.

— Отстань от него! Дерись со мной! — требую я, подняв палочку.

И получаю новый Ступефай. В этот раз щит выдерживает, но… Это какой-то спектакль? Меня опять отпихивают, а нападают на сына?

В том, что Гарри дёшево не отделается, можно не сомневаться. Едва привстав, он отражает новый Петрификус. А летящее следом Инсендио прожигает окно в соседнюю комнату. Пока я стараюсь пробить магическую защиту Пожирателя, сын, наконец, вскакивает на ноги и кидает несколько заклятий подряд. Всё тщетно. Гермиона отчаянно машет палочкой, пытаясь прорваться к нам. Джинни мечется за её спиной. Рона не видно — значит, двинулся в обход.

Добром всё это не кончится.

— Гарри, в сторону! — командую я, решившись бить на поражение.

Кажется, ничто другое не разрушит магический кокон вокруг незваного гостя.

— Нет! Так мы ничего не узнаем! — вопит Гарри, пытаясь достать его Экспеллиармусом. — Кто ты?! Зачем всё это делаешь?!

Вместо ответа Пожиратель насылает на него Импедименту. Гарри в одних пижамных штанах запрыгивает на подоконник, уворачиваясь от голубого луча. Приманивает забытые на столе очки и сразу начинает точнее целиться. Теперь мы втроём мечемся по комнате. Искажённые тени пляшут на стенах, перекрещиваясь, как заклятия.

Лампа на заваленном учебниками столе светит вполсилы. Из-за этого я не замечаю, как в углу материализуется Кикимер. Но на нашего противника вдруг набрасывается стул, а за ним — сорвавшееся со стены зеркало. Так и знала, что у дома есть своя магия! На короткий миг мне кажется, что врага удастся поймать живым. Осерчавшую мебель он разрубает. Но занавески умудряются опутать его и повалить. В этот момент за маревом оградительных чар в окне появляется Рон верхом на метле и кричит, что авроры уже в доме.

Мы понимаем, что продержаться осталось недолго, но и Пожиратель всё понимает. Уже с пола он посылает одновременно два разных заклятия. С двух палочек. Это резко сужает круг подозреваемых. Но отбив неизменный Ступефай, я не сразу собираюсь с мыслями. Мне ещё надо снять с Гарри паутину Инкарцеро. Зато Кикимер не теряется — щелчок его пальцев тут же ломает пополам одну из палочек противника.

— Легилименс! — не теряя времени, вопит мой сын, ещё не освободившись из пут.

Пожиратель запускает в Кикимера ботинком Гарри и отпихивает ногой подкравшийся стол. Звон разбитой лампы. Визг домовика. Мрак. Гарри чертыхается — без зрительного контакта легилименцию ему не удержать! — и тут же получает за свою несдержанность Экспеллиармус.

Это единственное слово, которое произносит неизвестный волшебник — я даже подскакиваю от неожиданности. Разоружающее заклятие ударяет с такой силой, что Гарри выносит в коридор. Я швыряю в незнакомца летающие кинжалы — собственное изобретение Минервы. Но Пожиратель уже стоит на засыпанном стеклом подоконнике. Кроме белой маски, в темноте мало что видно. Будто кто-то толкает меня под локоть, и я всё же бросаю невербальное заклинание. Не атакующее, а Фините Инкантатем. Моё любимое.

Ничего не меняется, но морок в виде маски исчезает. Думаю, не только я, но и все прочие, включая подоспевших авроров, видят достаточно в алой вспышке заклятия. У меня, во всяком случае, сомнений нет. И пусть мне не говорят про трансфигурацию и Оборотное зелье!

На этом всё. Незваный гость подхватывает с подоконника школьную сумку Гарри, выскакивает в окно и, судя по разочарованному воплю Рона, аппарирует в воздухе. Все заклятия авроров уходят в небо.

А я ведь предупреждала — во второй раз его не поймают.

Всё, не могу больше.

Даже плакать не могу. Сажусь на край кровати и молчу, глядя на изуродованную кинжалами оконную раму. Пойти и напиться Живой Смерти. До беспамятства. Напиться — и не думать круглые сутки про всё это.

Кто-то из авроров зажигает люстру на потолке. О, ужас! Комната разгромлена. В стене дымится дыра. Пол устилают осколки и книжные страницы. Гарри, весь в синяках и ссадинах, прихрамывая, добирается до кровати, и садится рядом со мной. Его правая рука распухает на глазах. Видимо, вывих запястья. Ноги в крови — напрыгался по битому стеклу. Обнимает меня. Мы молчим вместе.

Кикимер, устроившись под другим боком, грустно сообщает, что он плохой эльф. Ослушался хозяйку, которая велела оставаться на кухне. И не поймал вора. Ищет, чем бы себя ударить, но ничего целого не осталось. Я беру его за руку в знак того, что он молодец. Говорить пока не могу. Кикимер вздрагивает от неожиданности, но затихает. Врывается зарёванная Джинни, садится четвёртой, утыкается в плечо Гарри и продолжает всхлипывать. Заходит бледная, всклокоченная, как куст, Гермиона, влетает Рон… Подтягиваются авроры. Как всегда, минутой позже, чем надо. Или не надо. Я уже не знаю.

В этом должен быть какой-то смысл. Обязан быть.

— Не говори про палочку. Потом объясню, — шепчет мне на ухо сын.

Но я не успеваю уточнить, которую из палочек он имеет в виду. Одна — вон, валяется сломанная на полу.

— Слава Мерлину, это не моя! — с облегчением вздыхает Джинни, немного придя в себя.

— Нет, твоя под кроватью, — успокаивает её Гарри, баюкая больное запястье.

Пока я занимаюсь его вывихом, авроры заканчивают осмотр дома, а их командир, уже знакомый нам Уильямсон, пытается что-нибудь понять. Это непросто.

— Мам, давай я начну, а ты пока отдохнёшь, — предлагает Гарри, проверяя, может ли снова шевелить рукой. — Рассказывать-то особо нечего. Я спал. Проснулся оттого, что… профессор Снейп приставил мне к горлу палочку.

— Какую палочку, мистер Поттер? — поспешно вставляет Уильямсон.

— Вон ту. Которую сломал Кикимер. Снейп с ней пришёл. То есть, влез в окно — окно было открыто, — Гарри сокрушённо качает головой. — Опять придётся перенастраивать Фиделиус! Понимаете, в чём штука — защита пропускает членов Ордена Феникса. А исключать из Ордена умел только профессор Дамблдор. Так что, Снейп до сих пор сюда вхож.

— Палочка Сэвиджа. Он был среди авроров, которые пострадали, пытаясь помешать побегу из Азкабана, — вполголоса сообщает Уильямсону один из подчинённых, показывая обломки. — Расстроится же он!

— Пусть радуется, что жив. Хотя и не помнит ничего, — отвечает Уильямсон, нервно проведя рукой по светлым волосам, собранным в длинный хвост. — Что было дальше, мистер Поттер?

— Дальше? — хмурится Гарри. — Дальше он потребовал мантию-невидимку.

— Он сказал, зачем?

Гарри смотрит на аврора с недоумением.

— Я так полагаю, чтобы становиться невидимым, — отвечает он осторожно. — В бегах это не помешает. Мантия — уникальный артефакт, под ней тебя никакими заклятиями не найдут. В общем, мне и говорить не потребовалось — он сам понял, что мантия в рюкзаке. Он же легилимент! Потом он забрал мою палочку со стола. А я в это время достал из-под подушки палочку Джинни, ну и… тут всё началось. Я уже не помню, какие были заклятия — разные. Но без Непростительных, — он невольно косится на меня. — Помню только, как вбежала Джинни, она… — в этот раз Гарри явно сбивается, но потом, махнув рукой, продолжает, — в общем, она выходила в ванную, а когда вернулась, увидела Снейпа. Но тогда ещё было неясно, что это Снейп.

Джинни, выбирающая стекло у него из волос, морщится и засовывает в рот порезанный палец, одновременно скорчив гримасу старшему брату. Рону, определённо, есть, что сказать, но не при аврорах. Я, наверное, тоже должна буду сказать что-то. Или нет? Что сказала бы Молли — «Слава Мерлину, что все живы!»?

— И Джинни запустила в него стулом, — спокойно продолжает Гарри. — Стул разбил стекло, от этого все и проснулись. А Джинни порезалась, когда её отшвырнуло на зеркало. Тогда я ей сказал, чтобы бежала за помощью. Палочку я ей не мог отдать. А мою отобрал Снейп... Вот чёрт! — Гарри резко замолкает, схватившись за голову.

— Чёрт, — повторяет он, плохо владея голосом. — У него ж теперь палочка.

— Мы понимаем ваше состояние, мистер Поттер, — с должной долей сочувствия заверяет Уильямсон. — Будьте уверены, что, как только преступник будет пойман, волшебную палочку вернут вам в целости и сохранности.

— Перо феникса! — понимающе вздыхает Рон.

— Да нет же! — Гарри вскакивает, как на пружине, забыв про хромоту. — Не та палочка! Мам, какое заклятие было последним?! Ну, когда мы дрались в темноте?!

— Вообще, последним я колдовал, — вмешивается Рон. — Послал в него Левикорпус. И ещё кучу заклятий направили авроры.

— Попало хоть что-нибудь? Рон, ты видел?!

— Нет. Он уже исчез.

— Гарри, последним, что попало, было Фините Инкантатем, — отвечаю я медленно. — Оно сработало, но… Боюсь, это не назовёшь победой.

— Ладно, — Гарри делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться. — А в нашем с ним поединке?

Если бы я помнила! Всё происходило в темноте, и так быстро! Я помню только звон в ушах после очередного удара о стену, алую вспышку в конце и бледное неподвижное лицо. Точь-в-точь, как на колдографии из Министерства магии. «Лили, я люблю тебя…». Какая причудливая любовь!

— По-моему, Гарри, это был Экспеллиармус, — отвечаю я, тоже ощущая дрожь в голосе.

— Экспеллиармус, — скрипучим голосом подтверждает Кикимер. — Мистер Снейп выбил у хозяина палочку. Хозяин повредил руку и больше не колдовал. И мистер Снейп после этого сразу перестал драться, а только думал, как убежать. Кикимер всё видит в темноте, хотя Кикимер и плохой эльф — не смог поймать вора!

— Кикимер — хороший. Только помолчи минуту, — перебивает его Гарри. — Уильямсон, вам надо срочно послать кого-то в Хогвартс, к гробнице профессора Дамблдора — понимаете?! Я больше не хозяин Бузинной палочки! Отныне её хозяин — Снейп! Теперь понятно, зачем он приходил. И что он вообще делает.

— Собирает Дары Смерти, — негромко произносит Гермиона.

И хотя все мы знаем, что эта мечта Волдеморта не даёт владельцу Даров ничего, кроме трёх редких артефактов, нам становится не по себе. Очень.

* * *

— Старшая палочка — это уже немало в руках такого мага, как Снейп, — озабоченно рассуждает Гарри, следя за тем, как ножик намазывает масло на тосты. — Да и мантия-невидимка кое-чего стоит!

Через пару дней мы мирно завтракаем в столовой и всё ещё обсуждаем эту тему. Остальные ребята уже ждут Гарри в Норе. Накануне состоялось первое после победы официальное собрание Ордена и, всесторонне обсудив этот вопрос, мы решили, что в Норе безопаснее. Там хотя бы нет штаб-квартиры. Артур Уизли резонно напомнил, что на Гарри уже трижды с начала года нападали Пожиратели Смерти. С этим мой сын не спорил, хотя и уверял, что вламываться в наш дом теперь не за чем — Снейп всё утащил. Поэтому Гарри не слишком возражал против того, что я останусь на площади Гриммо. Это даже показалось мне странным, но особого выбора не было. Хогвартс всё равно не открыли. И не откроют, пока не поймают Северуса.

Только как его поймают, если с ним Бузинная палочка?

— Гарри, до сих пор не доказано, что эта палочка у профессора Снейпа, — произношу я за завтраком, чтоб успокоить сына.

— Авроры нашли в гробнице Дамблдора подделку, — мрачно напоминает Гарри, вгрызаясь в бутерброд. — Если Снейп не забирал оттуда Бузинную палочку, то зачем на меня напал? Невзлюбил со школы?

Строго говоря, мне всё это тоже не кажется совпадением. Но выяснить, что с Бузинной палочкой, сейчас невозможно. И я возвращаюсь к той, что пока у нас.

— Так почему ты решил её оставить? — я указываю глазами на палочку, которую Гарри только что отложил на стол — тринадцать дюймов, чёрное дерево.

— Ты же сама не отдала её Кингсли! — вскидывается он.

— Это было до того, как выяснилось, кто за тобой охотится.

— Ничего ещё не выяснилось, — хмуро возражает мой сын. — Они все могут за мной охотиться. Вместе и поочерёдно. Из чистой мести.

— Это тоже месть? — прищуриваюсь я, снова кидая взгляд на палочку.

— Это предосторожность, — отвечает он с обидой, позаимствованной из прошлых лет. — Снейпа и так узнали. А что, нам с тобой ходить с одной палочкой на двоих, когда из всех щелей лезут Пожиратели? Пока не получу свою, не отдам эту! Если моя палочка пострадает, я сломаю палочку Снейпа пополам. Нет, в пяти местах!

Да, я так и поняла. Как и в моём случае, это личное. Иногда Гарри просто ставит меня в тупик. Вроде бы, взрослый мальчик! Но его взаимоотношения с Северусом — что-то за гранью логики. Даже когда всё было хорошо — война закончилась, и оба оправдали все надежды — они не потеплели друг другу. В лучшем случае, чуть прибавилось взаимного уважения и терпимости. Для приличия. Ну и для меня.

Что я могу сказать Гарри? Что Северус — не кладезь добродетелей, зато полностью подчинил свою жизнь его интересам? Уверена, Северус не мечтал ни преподавать, ни шпионить. И единственное, почему он влез во всё это — Гарри. Вероятно, со временем появились и другие причины. Северусу не могла не льстить важность миссии, возложенной на него Орденом. Но Гарри оставался для него каждодневным укором, не давая ни на минуту возомнить себя героем. Это тяжело.

Вряд ли Дамблдор из злого умысла расставил фигуры именно так. Возможно, он надеялся, что Северус искренне привяжется к Гарри, как привязались Ремус и Сириус. Что все помирятся и объединятся перед общей бедой. Но чужая душа — тёмные воды. Ни Ремус, ни Сириус не хотели, чтобы Гарри был их сыном, а не сыном Джеймса Поттера. В этом разница. Но об этом Гарри не стоит знать. А всё прочее он знает и так.

— Не надо ничего ломать, — говорю я мягко. — Эта палочка и так еле терпит тебя. Ходи лучше с моей.

Гарри, пожав плечами, меняется со мной волшебными палочками, не забыв предупредить:

— Только смотри — она кусачая.

— Ничего. Когда-то мы с ней ладили, — заверяю я, внимательно глядя в помрачневшее лицо сына.

Он слишком долго жил с сознанием того, что Северус Снейп — Пожиратель Смерти, который лишил его семьи и тех, кто мог заменить семью. Кроме истории с пророчеством, Северус сломал жизнь Ремусу, подтолкнул к гибели Сириуса, убил Альбуса Дамблдора. Видимо, Волдеморт был нужен Северусу просто для красоты. Во всяком случае, Волдеморта мой сын ненавидел абстрактно. Как абсолютное зло. А Северуса Снейпа — личностно, и не менее горячо.

Нет, я не сомневаюсь, что начало таким отношениям положил Северус. Зная его, я удивлена, что он вообще согласился помогать сыну Джеймса. Для Северуса это серьёзный шаг вперёд. Мы с ним перестали общаться задолго до рождения Гарри и расстались вовсе не дружески. Конечно, я была бы очень благодарна, если бы он не отыгрывался на моём ребёнке. Но это всё равно, что требовать невозможного. Гарри не мешало бы больше обращать внимания на поступки своего преподавателя, а не на мелкие придирки, в которых Северус находил единственную отраду. Таков уж он. Другого не нашлось.

— Честно говоря, я предположила, что у тебя опять какой-то тайный уговор с Дамблдором, — признаюсь я, ещё надеясь обнаружить в поступке сына какой-то смысл.

— Нет, — отвечает он, явно думая о чём-то своём. — Профессор Дамблдор только попросил никому не говорить про то, что мне показал Снейп во время легилименции. Ну, когда его забирали. Дамблдор сказал, ему надо подумать, а потом он всё объяснит.

Который раз я слышу что-то подобное? Со счёта сбилась!

— Слушай, мам, я никогда тебя не спрашивал, — через силу начинает Гарри. — Но в день последней битвы и до этого мне приходилось видеть воспоминания Снейпа. И мне кажется… То есть, я понимаю, что ты любила отца. Но Снейп действительно хорошо к тебе относился. С чего ему вздумалось приложить тебя о стену? Может, на нём какое проклятие?

Ещё недавно Гарри испытывал к Северусу хотя бы отстранённое уважение. Поэтому теперь так обижен и вцепился в волшебную палочку. А я сама уже ничего не понимаю — что творится с Северусом, что творит Северус? Не понимаю, но продолжаю надеяться, что всё кончится хорошо. Что Северус — не предатель. А я — не пустая оболочка. И смогу когда-нибудь полюбить мужчину, который любит меня, и стоит того, чтобы за него бороться.

Проблема в том, что я и сейчас всё помню. Каждое слово и каждое прикосновение. Мне нелегко было отказаться от Джеймса. Для этого пришлось поверить в то, что он умер. А я не могла даже произнести это слово. Не думаю, что кто-то ещё сумеет пробить эту стену. Что я захочу повторить попытку с кем-то ещё.

— Ты говоришь об Империо? — уточняю я негромко.

Гарри морщится, наверняка вспоминая прыжок с поезда, но ограничивается коротким кивком.

— Тебе показалось странным именно то, что он напал на меня? Больше ничего?

— От Снейпа можно ждать любого выверта, — убеждённо заявляет мой сын. — Но есть вещи, которых даже от Снейпа не ожидаешь. Ты не видела — может, у него поменялся патронус? Может, вы успели поругаться? Я имею в виду до того, как ты наслала на него Аваду.

— Нет, Гарри, мы с профессором Снейпом не ссорились, — объясняю, сосредоточенно помешивая какао. — Скорее, помирились.

— Правда? — спокойно уточняет Гарри. — Тогда моя версия отпадает.

Нет, он не удивлён. Он считает, что у меня такая мания — налаживать со всеми хорошие отношения. Даже если и так, то… не до такой же степени!

В любом случае, сейчас не лучшее время для разговора с Гарри о Северусе. Даже когда эта тема всплывает случайно, я наталкиваюсь на невидимую стену. Словно на барьер окклюменции — их странного искусства, с которым тоже связаны личные тайны. Я знаю лишь об одном крупном конфликте. Он произошёл в то время, когда Гарри чуть ли не восхищался профессором Снейпом. Сам не зная того.

Вроде бы, Гораций дал ему на уроке книгу, прежде принадлежавшую Северусу. Книга оказала на Гарри большое влияние, но почему-то он прятал её от всех. А с Северусом чуть ли не дрался, лишь бы не отдавать подарок. В результате вместо того, чтобы просто вернуть эту вещь на полку, мой сын запер её в Выручай-комнате, чтобы никогда не найти. Даже если дико захочется. Всё это имело бы смысл, если б речь шла по меньшей мере о Книге Мерлина. А не об учебнике зелий за шестой курс!

Думаете, что-то изменилось с той поры? Ничуть не бывало! Буквально на днях я сидела в нашей гостиной, пытаясь подготовиться к занятиям по ЗОТИ, которые, надеюсь, скоро возобновятся. Просматривала записи Северуса. Точнее, занималась их расшифровкой. Я помню, как он выработал такой почерк — быстрый, но малопонятный. Лет в двенадцать, когда брал на каникулы мои учебники, чтобы от руки переписать половину. Другого копирования магическая литература не признаёт.

Я как раз вспоминала об этом, и тут из пергаментов выпала моя колдография. Должно быть, она хранилась в его кабинете рядом с документами. Я немного удивилась, но не придала этому значения. Я даже не могла толком вспомнить, когда был сделан снимок. Явно ещё в прошлой жизни, ещё в Годриковой впадине, ещё до… Ещё до. Мне просто было непонятно, как эта карточка, да ещё оборванная, очутилась у Северуса? Я отложила её на угол стола, намереваясь возвратить в его кабинет. И забыла о ней. А теперь вот…

Я ничего не произношу, но Гарри перехватывает мой взгляд, обращённый к каминной полке, и заговаривает сам:

— Я её склеил, как она была. Надеюсь, ты не против?

Я не знаю, что сказать. Они с Северусом поделили карточку пополам — каждому своё?

— Честно говоря, это не очень хорошо, Гарри, — отвечаю я осторожно. — Не стоило брать чужое, даже если у тебя нашлась вторая часть снимка.

— Чужое?! — он редко срывается, особенно при мне. Но сейчас даже щёки вспыхивают. — Снейп сам её стащил из этого дома! Да ещё разорвал! И письмо тоже!

Я откладываю вилку и растерянно смотрю на сына. Мне хочется спросить: «Ну и что?». Но я понимаю, что это неуместный вопрос.

— Видимо, другого снимка у него не было, — предполагаю я негромко. — А что за письмо, родной?

— Твоё письмо. Сириусу, — он утыкается взглядом в тарелку и краснеет ещё сильнее, должно быть, чувствуя себя очень глупо.

С тех пор как первые дни моей новой жизни остались в прошлом, между нами не происходило подобных сцен. Неожиданно для себя я прикасаюсь к чему-то болезненно-настоящему, но я… даже не знаю, как прикоснуться! Как вообще говорить об этом? Я сотнями строчила бестолковые письма друзьям, коротая дни в заточении. Прикладывала дурацкие домашние снимки, вроде этого — где Гарри на детской метле, Джеймс в линялой майке, а я не в фокусе и с нелепой заколкой в волосах.

— Я могу забрать её к себе в комнату. Если тебе тяжело смотреть, — быстро предлагает Гарри, заметив перемены в моём лице.

— Нет, пусть стоит.

— Хорошо.

Мы продолжаем завтрак.

Господи, как с этим жить? Я сойду с ума. Они сведут меня с ума. Оба.

— Я тебя люблю, Оленёнок.

— Я тебя тоже, мам.

Сделаю копию для Северуса. Или новый снимок. Если ему захочется. Хотя, какие ему сейчас колдографии!

— Мам, так ты будешь читать?

Гарри уже успокоился и подталкивает ко мне какой-то конверт. А я так глубоко задумалась, что до меня не сразу доходит смысл его слов. Но на подоконнике сидит большая потрёпанная сова, а на скатерти лежит письмо. Гарри нетерпеливо повторяет вопрос.

— А ты почему не читаешь? — удивляюсь я, приманив послание. — Кто пишет?

— Тётя Петунья, — суеверным шёпотом сообщает Гарри. — Я не открываю потому, что оно тебе. Но ты погляди сама. Вдруг мне показалось?

В столовой возникает Кикимер и принимается с причитаниями ловить сову, так что сосредоточиться трудно. Но я трижды пробегаю глазами обратный адрес, и постепенно до меня доходит абсурдность происходящего.

— Петунья написала мне? — спрашиваю я в полном недоумении, и все странности Северуса отходят на второй план.

Гарри молча кивает.

— И прислала письмо сюда? На площадь Гриммо, двенадцать?

Гарри кивает снова.

— С… совой? — уточняю я совсем растерянно.

Гарри сглатывает прежде, чем заговорить.

— Это сова миссис Фигг.

Мой сын — большой любитель сов — знает их всех в лицо. А, кроме того, на сове такой же ошейник, как на кошках милейшей Арабеллы.

— Думаю, тётя отправила письмо бывшей соседке. А та уже переслала его сюда. Но да — это сова, — авторитетно подтверждает Гарри.

Даже зловредное привидение смущённо подкрадывается поглядеть, что стряслось. С минуту мы с сыном молча глядим друг на друга — глаза в глаза, а потом одновременно начинаем хохотать.

— О Мерлин! А если у них какое несчастье? — я даю поручение ножику вскрыть письмо и прошу домовика не мучить птицу… так громко.

Так или иначе, Петунья моя сестра. Если в её семье кто-то заболел или…

— Что, никто не умер? — недоверчиво уточняет мой добрый сын.

— Нет, — теперь я совсем ничего не понимаю. — Она приглашает меня в гости. Пишет, что хочет помириться и забыть всё дурное.

Между тем, что происходило до и после, я совершенно забыла, что Тунья с семьей вернулись на родину. Как неудобно! Надо было хотя бы открытку им послать.

— А я думал, Дадли заговорил со мной только потому, что я его метлой зацепил, — недоумевает Гарри. — И что, ты пойдёшь к ним?

— Ещё не решила. Но надо уважать благие порывы. Петунье нелегко было на это решиться.

— Ну да. Круто, — сдержанно отвечает Гарри. — Но чудно. Непохоже на тётю Петунью. Наверное, всё изменилось, потому что теперь есть ты.

Вообще-то, я и раньше существовала. Но Тунья обычно называла меня уродкой, а Хогвартс — дурдомом. Я тоже была не сахар, и сестра в ответ получала мышей на блюдечке. В детстве трудно бывает сдержать магический выброс. Но и с возрастом мы не сблизились. А этим летом вообще поругались так, что мне до сих пор совестно. Не стоило применять магию. Тунья это терпеть не может. Но я жутко обиделась за Гарри. А когда я обижаюсь за Гарри… Словом, я не ждала, что Тунья захочет ещё раз свидеться.

— Ты не составишь мне компанию, милый? — спрашиваю я сына, который отрабатывает на моей палочке Вингардиум Левиоса. Приучает к руке.

Над его головой верхом на сове проносится Кикимер. Домовик отважно усмиряет опасную птицу, которая может в любой момент испачкать подоконник или ободрать кисти с портьер.

— А меня звали? — Гарри так изумлён, что забывает про палочку, и серебряный подсвечник Блэков падает об пол.

Кикимер соскакивает с совы и с возмущённым бормотанием кидается протирать реликвию.

— Напрямую не звали, но…

— Тогда я в Нору!— мигом ретируется Гарри. — Я честно-честно буду там учиться. Больше, чем Гермиона! Мам, извини, может, я потом. Когда-нибудь. Я понимаю, после всего, что случилось, ты хочешь жить в мире со всеми. Но тут я только помешаю. Стоит мне появиться у Дурслей, как сразу что-то приключается. А тётка этого жуть как не любит. И вообще, с меня хватило Снейпа. Для приятных впечатлений.

А я когда-то проводила целые каникулы с Севом и Туньей. Точнее, или с Севом, или с Туньей. Что ж, сейчас как раз каникулы! Раз с Северусом уже повидались, почему бы в самом деле не навестить сестру? Побуду в другом мире, отрешусь от проблем. Вдруг и правда помиримся? Или хотя бы начнём переписываться? По праздникам.

— Гарри, — говорю я очень серьёзно. — Петунья всё-таки твоя тётя. Подумай, как непросто было ей и Вернону растить волшебника. И какой ужас должен был наводить на них Волдеморт.

— Раз всё так ужасно, зачем они опять про нас вспомнили? — удивляется Гарри. — И разве тётя не росла с сестрой-волшебницей? Я столько наслушался про вас с отцом от неё и от дяди Вернона, что Волдеморт отдыхает! — он хмуро потирает лоб в том месте, где прежде был шрам. — Ну ладно, ладно, мам! Ты права. Они вообще не обязаны были меня терпеть. Особенно после того, как Дадли едва не высосал дементор. А перед их отъездом мы даже начали ладить. Ну, почти. Ты, главное, если пойдёшь к Дурслям, не разнеси опять их дом. Вообще не колдуй, если не хочешь поссориться! И раз это всё для тебя важно… пусть тоже к нам приходят — я не против.

— Я против!!! — возвещает из коридора портрет Вальбурги. — Да покроются гноем их глаза, да заведутся черви в их мерзких ртах, если эти гнусные магглы переступят порог моего дома!

— Вряд ли они к этому готовы, — признаю я, глядя на сердитого домовика, волокущего за ошейник сову.

— Вот именно. И никогда не будут готовы, — Гарри с таким же сомнением косится на угрюмого призрака. Тот как раз обмотал шею цепью, вывалив длиннющий язык.

— Поверь, я уже всё перепробовал, — с печальным вздохом договаривает мой сын.