Quenta Silmarillion Thauronis (гет)

Угрюмо склонив рыжую голову, Майрон медленно тащился по пыльным улицам Умбара, а на его руках позвякивала прочная золотая цепь. Где-то впереди на белом коне гордо ехал Ар-Фаразон, и собравшаяся толпа радостно приветствовала своего короля. Про владыку Мордора ходило немало самых ужасных легенд, и его столь жалкий покорный вид вызывал у людей настоящее ликование.

«Ну вот что я вам сделал?!» — буквально кричала душа пленённого майа. «За что вы так меня ненавидите?!»

Ответов на эти вопросы не поступало, и оставалось только одно — тащиться по здешней грязи вслед за идущим к пристани нуменорским войском. Наверное, кто-то и впрямь решил, что злобный Таурон склонился перед западным владыкой. Но это было не так. На самом деле Майрон просто не хотел видеть все эти отвратительные рожи, что кричали и улюлюкали, стоя по краям дороги, а ещё пытался защитить лицо от летящих в него камней и разнообразных несвежих овощей.

В лоб опять что-то больно ударило. Кажется, всё-таки камень. Итак, четыре камня, три помидора, две арбузные корки и гнилой огурец. Да, майа чуть было не забыл про пять тухлых яиц. В целом люди оказались не слишком-то и меткими. Вот только впереди долгое путешествие в Арменелос, и там его тоже будут встречать.

Печально вздохнув, дух гармони и порядка попытался шагать быстрее, но тут же был одёрнут своими конвоирами. Идти полагалось медленно. Ар-Фаразон старательно растягивал удовольствие от победы и минуты собственного триумфа.

Но всё же, несмотря на конвоиров и глупую золотую цепь, Майрон ощущал самую настоящую свободу. Ведь могло быть гораздо хуже. Он, один из айнур, поклялся служить какому-то мерзкому человечишке! Более того, призывал Эру в свидетели! И что же сделал этот глупый король? Тут же приказал бросить новоявленного вассала в тюрьму! Ха-ха-ха! Одним идиотским приказом Ар-Фаразон предал своего слугу, освободив его ото всех только что данных обязательств. И теперь владыка Мордора был ничего ему не должен.

Оставалось только одно — каким-то образом освободить ещё и свой народ.

Плаванье на корабле стало для майа небольшой передышкой. Испачканную одежду, конечно, не постирать, но хотя бы можно подлечить ссадины на лбу. А ещё просто поспать. Ведь сон давно уже превратился в самое лучшее средство для ухода от проблем.

В холодном сыром трюме сильно воняло несвежей рыбой. Что-что, а королевский корабль мог бы попахивать и получше. Решив не обращать на это внимания, Майрон пристроился на куче грязной соломы и постарался заснуть. Но сон долго не шёл. Наверное, потому, что из маленького окошка в потолке постоянно доносились какие-то голоса.

— Я, конечно, всё понимаю, но зачем нам везти Таурона аж в Нуменор? Пускай бы оставался в Умбаре, — услышал владыка Мордора чей-то очередной разговор.

И, похоже, что говорившим был тот самый Амандил.

— Ага. Чтобы мордорские прихвостни организовали ему побег! — раздался в ответ голос короля Ар-Фаразона.

— Но не забывайте, что эта древняя тварь очень опасна! — продолжал настаивать на своём упрямый человек. — Кто знает, на что она способна? Быть может, мы привезём в Нуменор великое зло!

— Зло? — рассмеялся правитель Нуменора. — Но на вид он — обычный человек. Вспомни, как люди бросали в него свои камни. У этого подонка даже кровь потекла. Самая обычная красная кровь.

— И всё равно нужно быть осторожным! Таурон похож на человека, но он не человек! И он никогда не простит нам подобных издевательств!

Дальнейшее Майрон уже не слушал. Опять зло, опять тварь. Ну сколько можно? Да вся ваша страна — одно сплошное зло! Куда ещё везти-то? А вот насчёт того, прощать издевательства, или нет, стоило повременить и поразмыслить. Дух гармонии и порядка мог простить многое, но предпочитал действовать по обстоятельствам. Сначала необходимо добраться до Нуменора и изучить обстановку. А затем уже решать, кто достоин прощения, а кто жестокой и неминуемой кары.

Зарывшись в солому поудобнее, майа заткнул уши руками, чтобы не слышать все эти глупые речи, и крепко зажмурил глаза. Вот теперь стало гораздо лучше. Правда, ненадолго.

К несчастью, совсем отгородить себя от окружающего мира владыка Мордора был неспособен. Максимально избавившись от человеческих голосов, его сознание довольно быстро настроилось на то, что в это время происходило за бортом. И чем дальше корабль продвигался на запад, тем больше Майрону казалось, будто и в морских глубинах кто-то упорно болтает. Неужели рыбки?

— Он там. Эти идиоты везут его на своём корабле!

— Быть может, нам стоит сразу его утопить?

— Нет. Погибнет много невинных людей. А дух его, как обычно, сбежит.

— Но что же делать?

— Ничего. Просто ждать.

— Да заткнитесь вы все! — громко крикнул майа, даже не зная точно, чудится ему эта странная болтовня или нет. — Глупые рыбы! Поймаю — зажарю на сковородке!

Странно, но голоса сразу пропали. И тогда владыка Мордора наконец-то спокойно уснул.

Город Арменелос встретил своего короля ещё более шикарным праздником, а его пленника очередной порцией камней и овощей. В отличие от Умбара здешние улицы были прямыми и чистыми, а воздух довольно свежим. Огромные каменные дома поражали своим богатством, а окружавшие их сады многообразием цветов. Но Майрон видел только одно. Искажение! И по его глубочайшему убеждению, именно оно было на этом острове везде и всюду.

Получив ещё несколько несерьёзных увечий, пленённый владыка Мордора кое-как добрался до королевской тюрьмы, где был наконец-то как следует избит и освобождён ото всех ценных вещей, за исключением той самой золотой цепи и Единого Кольца, которое не желало сниматься с пальца, сколько упорный тюремщик ни пытался за него тянуть.

— Палец оторвёшь! — рявкнул на него сердитый майа, наблюдая за тем, как этот жадный человек заливает его колечко маслом, в надежде, что оно всё же соскользнёт. — Не видишь, застряло! Я и сам его снять не могу. Наверное, палец растолстел.

— Жрать надо меньше! — заявил вороватый тюремщик, а затем потянулся за ножом.

— Государь велел без членовредительства, — неожиданно вмешался один из стражников.

— Да какое тут вредительство? — проворчал недовольный человек. — Одним пальцем больше, одним меньше…

— Вот только отвечать придётся тебе, — напомнил ему стражник. — Одной головой больше, одной меньше…

— Тьфу на вас! — скорчив самую мерзкую рожу, тюремщик раздражённо махнул рукой, призывая стражников подойти. — Ничего, посидит у меня в подземелье, быстро похудеет! Уведите его!

Так Майрон был брошен в одну из камер. И теперь он мог спать сколько угодно. Сиди, ешь, спи. Интересно, когда тут кормят и чем?

Ответы на свои вопросы майа получил уже на следующий день. Дважды в сутки окошко в железной двери со скрипом открывалось, и оттуда появлялась тарелка с какой-то похлёбкой. Мало и не шибко вкусно, но есть можно. Теперь главной проблемой оставалась грязная одежда.

А ещё непередаваемая скука и люди, сидящие в соседней камере. Эти скоты постоянно ругались и громко орали, умудряясь взбесить даже стражников. Майрон терпел их выходки целых пять дней, но потом всё же не выдержал. И начал петь. После его пения вся тюрьма надолго замолкала, и наступала полная тишина.

Правда, через месяц соседи по тюрьме повадились периодически стучать в его стену и, как прежде, громко орать.

— Слышь, певец! Спой-ка нам ещё!

И не успокаивались до тех пор, пока мрачное подземелье не оглашала очередная магическая песня. Впрочем, никакого другого занятия у владыки Мордора всё равно не было. И поэтому иногда он пел просто так для самого себя.

Спустя три года все заключённые из королевской тюрьмы были абсолютно убеждены, что сидят вместе с бывшим придворным менестрелем. Версий о том, за что его посадили, имелось предостаточно. Напился в присутствии короля, спел королю правду, переспал с королевой и прочее в том же духе. Кое-кто даже требовал певца простить и немедленно освободить такой великий талант!

Никого переубеждать Майрон не стал. И ни на чьи вопросы не отвечал. Несколько раз ему позволили помыться и даже постирали одежду. Иногда приходил тюремщик и проверял, не похудел ли палец с кольцом, после чего сокращал порцию похлёбки ещё на чуть-чуть. Но много еды майа не требовалось, и вес его уменьшился не сильно.

А вот чего действительно недоставало, так это новых песен. Всё, что майа знал, он давно исполнил, в том числе на самых разных языках, и теперь его соседи требовали чего-то нового. Так что духу гармонии и порядка приходилось лично сочинять тексты, а зачастую просто петь про всё, что приходило в его рыжую голову. Например, в данный момент Майрон решил исполнить песню про свою прежнюю жизнь. И пусть эти люди ничего не понимали — главное, что понимал он сам.

Велел владыка как-то раз построить два столба!

И между мной и Курумо вдруг вспыхнула борьба!

Кто раньше на своём столбе светильник разместит,

Разгонит тьму, развеет мрак и землю осветит?

Трудился я три сотни лет не покладая рук!

Ковал я гвозди и болты, всего сто тысяч штук,

Железо плавил на огне и молотом стучал,

Пока однажды Курумо вконец не осерчал!

Пошёл к владыке хитрый гад и жаловаться стал,

Что график я опережал и этим всех достал,

Что нужно строить те столбы лишь вровень, а не врозь,

И даже Мелькора приплёл, упомянувши вскользь!

В итоге был я отстранён владыкой от работ,

В садах жены его гулял, не ведая забот,

А вредный подлый Курумо светильники клепал,

Покуда Мелькор не пришёл и оба не сломал.

И всю вину напарник мой свалил на те болты,

Что я ковал, не ожидав подобной клеветы.

Потом владыка объявил героем Курумо,

И я сказал ему: "Мой друг, ты — именно оно".

Но допеть Майрону не дали, так как в этот момент железная дверь заскрипела, и в окошке показалась физиономия тюремщика.

— Эй, ты! Вставай! Государь хочет тебя видеть!

Поднявшись со своей соломы, майа потянулся, разминая руки, всё также закованные в золотую цепь. Выйдя из камеры, он был немедленно схвачен стражниками, но отвели они его вовсе не к Ар-Фаразону, а в какую-то маленькую комнатушку, где стояло корыто с водой и несколько запасных вёдер.

— А где же государь? — нахально спросил владыка Мордора. — Я думал, мы будем мыться вместе.

— Сначала вымоешься, а потом пойдёшь к государю, — не обратив внимания на его сарказм, пояснил стражник. — И не забудь надеть это!

Человек указал на стену, где висели чистые и богато украшенные одежды. Конечно, такие одежды Майрон мог создать себе и сам, но только вместе с грязью и вонью, которая была на одеждах нынешних. Дождавшись, пока стражники выйдут, он быстро разделся и залез в корыто. А затем увидал, что рядом лежит кусок мыла и флакон с благовониями.

Интересно, и куда же это его готовят? Или Ар-Фаразон такой неженка, что без благовоний никого не принимает? Поживём — увидим. Дали помыться — и то хорошо. В тюрьме подобное баловство позволялось уж больно редко.

Через некоторое время дух гармонии и порядка вышел к стражникам чистым, одетым и приятно пахнущим. Хотя он только что мылся, его рыжие волосы оказались совершенно сухими.

— А где же старая одежда? — удивился кто-то из людей.

— Где-где, — таинственно ответил майа. — Съел!

После мытья Майрона ожидал долгий подъём из подземелий и переход в королевский дворец. Хоть он и выглядел довольно нарядно, но главным атрибутом владыки Мордора так и оставалась золотая цепь. Должно быть, она стоила дороже, чем всё это тряпьё, что было на нём надето. Но сейчас майа интересовало только одно. Для чего он вдруг понадобился этому расфуфыренному королю?

Ответ, однако, оказался весьма неинтересным. В королевском дворце проходил какой-то пир, и, кажется, из пленного Таурона решили сделать украшение стола. Когда он появился в парадном зале, среди присутствующих гостей пронёсся заинтересованный шёпот важных господ и хихиканье благородных дам. Подведя Майрона к столу, его усадили прямо рядом с королём.

— Вот теперь все мои вассалы собраны за одним столом, — довольно произнёс Ар-Фаразон, отхлёбывая вина из большого золотого кубка.

— Рад видеть вас в добром здравии, мой государь, — лукаво ответил дух гармонии и порядка, заняв своё место.

В зале снова послышались смешки. Однако майа быстро заметил настороженный взгляд сидевшего невдалеке Амандила. И всё же гораздо больше его заинтересовала красивая женщина, что находилась во главе стола вместе с королём. Её голову украшала корона, а с платьем не смог бы посоперничать ни один из нарядов придворных дам. Но, несмотря на торжественный вид, в глазах королевы стояла глубокая печаль. А ещё смутный страх. Страх от того, что древний Враг сидит вместе с ней за одним столом.

— А ты исхудал, — с усмешкой заметил король Нуменора, указав на блюдо с запечённым поросёнком. — Должно быть, проголодался? Не стесняйся, ешь всё, что захочешь.

Выругавшись про себя, Майрон изобразил на лице самую сладкую улыбку, а затем отрезал небольшой кусочек мяса и положил в свою тарелку. Хотя его желудок буквально прокричал: «Режь больше»! Да, он хотел есть! Айнур могли питаться совсем немножко, но рано или поздно хроа давало о себе знать. Однако демонстрировать собственные слабости владыка Мордора совершенно не собирался.

После поросёнка последовал картофель с подливкой из зайчатины, куриное рагу с беконом и орехами, а потом заливное из рыбы. Всё это майа съел по такому же крохотному кусочку, а от пирога с голубями показушно отказался, изображая полнейшую сытость. Но когда пытка едой закончилась, Ар-Фаразон обратился к нему вновь.

— До меня дошли слухи, что ты неплохо поёшь. Может, исполнишь для нас чего-нибудь подходящее?

Только этого ещё не хватало! И всё же отказывать нельзя! А не то так и придётся сидеть в тюрьме, пока этот тип не преставится.

— Конечно, я спою для вас, — вежливо согласился Майрон.

Ар-Фаразон кивнул, и кто-то из слуг тут же передал пленнику лютню. Но, проведя рукой по струнам, владыка Мордора с сожалением произнёс:

— Кажется, ничего не выйдет.

— Это почему же?

Майа пожал плечами.

— Цепь играть мешает.

Собравшиеся в зале гости опять тихонько захихикали. Такого забавного развлечения у них не было давно.

— Освободите его! — тут же распорядился Ар-Фаразон.

— Но, государь… — попытался вмешаться испуганный Амандил.

— Освободите! — повторил король. — Никуда он не сбежит. После песни вернёте цепь на место.

Немножко повозившись с замком, стражники сняли с Майрона его тяжёлые оковы, и тот снова взялся за лютню, не забыв улыбнуться хозяину дворца благодарной улыбкой.

Эх, сейчас бы взять и всех их спалить! Но нет! Вместо этого придётся петь. Вот только про что? Не про Мелькора же…

— Я спою вам старую мордорскую песню про цветы на склонах Ородруина, которые почернели от его пепла! — во всеуслышание заявил майа, а затем принялся петь высоким и чистым голосом:

Весной, когда растаял снег, не побоявшись высоты,

На склонах огненной горы раскрылись первые цветы,

Ещё не зная, что в тот год, у Гватло битву проиграв,

Домой вернулись храбрецы, изрядно эльфов наказав

За все грехи и за враньё, за подлость их и за обман,

За всё то зло, что сотворил король их, спятивший болван.

И встретил выживших бойцов огнём седой Ородруин,

Лишь пепел ожидал их тут, а в небе мрак царил один.

И стали чёрными цветы на склонах всех окрестных гор,

Как будто вечный судия им вынес смертный приговор.

Но Мордор выжил, несмотря на все старания врагов,

И верит он, наступит час раздачи набранных долгов.

Исчезнет тьма с его полей и пепел смоется дождём,

И расцветут цветы опять чудесным летним ясным днём!

Вся присутствующая в зале публика начала как-то странно переглядываться. С одной стороны в песне явно обхаивались эльфы, что вроде бы законом не запрещалось, но с другой стороны упоминалась и битва при Гватло…

А затем над столом снова раздался голос короля:

— Уведите его обратно в тюрьму!