Dragon Age: Серый Страж (джен)

Ледяная вода вернула ей сознание. Лелиана подумала, что её выбросили в море, и она идёт ко дну. Но вода кончилась, в нос ударил запах крови, а на губах остался вкус железа. Её схватили за волосы и ударили лбом о холодный камень. Глаза были полуоткрыты, но ничего не видели. Руки оказались свободны и против воли слабо пытались сопротивляться, но через миг их схватили и заломили. Бок горел, но был грубо перевязан, чтобы Лелиана не истекла кровью раньше времени.

Её пока не убьют. Её хотят выдать как шпионку или как предательницу, и лишь тогда казнят на всеобщем обозрении… но Лелиане уже не было до этого дела. Она не могла думать ни о чём, пока её били, хлестали плётками, снова окатывали водой, чтобы через миг опять ударить и придавить тяжёлым сапогом к полу. Она не могла думать ни о чём, кроме…

Маржолайн… Маржолайн… Маржолайн…

Казалось, она шептала это вслух, но губы так распухли, а язык еле ворочался в крови, наполнившей рот, что Лелиана не могла произнести ни звука, даже чтобы закричать от боли. Её схватили за шею и приподняли над полом. Лелиана с дрожью ждала нового удара и беспомощно висела, как тряпичная кукла. Кукла, у которой кукловод перерезал все нити, и не осталось ничего. Ни единого островка, на котором она могла бы укрыться от боли. Ничего. Пустота. Лелиана ждала удара, но его не последовало. Её бросили, и Лелиана мешком повалилась на твёрдый пол, снова погружаясь в спасительную темноту.

Она пришла в себя уже в камере. Камень холодил её щёку и ладони. Лелиана не знала, сколько прошло времени. Солнечный свет яркого дня проникал сквозь решётку в потолке её темницы. Лелиана не видела света. Слёзы жгли глаза, а распухшие губы шептали:

— Маржолайн… Маржолайн… почему?

— Хуже, чем смерть, верно? Когда тебя предаёт тот, кто был тебе ближе всего, — прозвучал тихий женский голос.

Лелиана резко распахнула глаза и попыталась вскочить, но, вскрикнув от боли, лишь перевернулась на спину и посмотрела на решётку в потолке у дальней стены камеры. Свет ударил в глаза и ослепил. Последние слезинки скользнули из-под ресниц.

— Кто?..

— Я друг, — поспешил заверить голос. — Я могу помочь, но выбраться тебе придётся самой. Я не смогу пройти к тебе.

— А надо ли?

— Ты не первая, кого использовала Маржолайн. Она умеет пользоваться слабостями других: твоей молодостью, самоуверенностью… верой.

— Зачем мне что-то делать? У меня ничего не осталось. Она всё забрала! — Лелиана царапнула каменный пол и пожалела об этом, её ногти тоже были в уже засохшей крови и болели.

— Это не так. Я знаю, ты ощущаешь себя одинокой, возможно, с непривычки. Но ты не беззащитна. Ты можешь помочь людям, даже когда сама находишься на самом дне. И это источник силы, который я даже не могу описать.

— Зачем мне это делать? — горько усмехнулась Лелиана.

— Ты не одна, Лелиана. У тебя есть друзья, которые ждут твоей помощи.

— Таг… Скетч…

— Здесь есть и другие люди, который мучает Харвен Ралей. Они погибнут без твоей помощи, — сквозь прутья решётки в камеру упал тканевый свёрток. — Да убережёт тебя Создатель, Лелиана.

— Создатель не убережёт.

— Он смотрит. Я верю, — сказал голос, потом послышался ещё какой-то шёпот со стороны, но Лелиана не разобрала слова, — Мне нужно уходить. Не теряй надежды, Лелиана. Вставай…

Лелиана не хотела ничего слушать. Она не хотела вставать.

— Кто ты вообще? Ты слышишь?

Но ответа так и не последовало. Лелиана снова была одна. Её взгляд упал на свёрток, освещённый дневным летним солнцем. Под светом было так тепло, вопреки холоду и мраку темницы. Лелиана нашла в свёртке кинжал, ключ и пузырёк с рубиновой жидкостью. Она видела такие раньше — магическое целительное зелье.

Кто… — снова подумала она. — Зачем мне делать то, что она говорит? Но воспоминания о друзьях вдруг нахлынули с новой силой. Таг! Скетч!

Лелиана с большим трудом сняла с пузырька пробку повреждёнными ногтями и выпила содержимое до капли. Потом подумала, что стоило приберечь немного для друзей, но было поздно. Пузырёк был слишком маленьким.

Какое-то время Лелиана ещё не могла встать. Пришлось ждать, когда зелье начало хоть немного снимать боль, накопившуюся за дни в этом страшном месте, но на полное исцеление времени не было. Таг! Скетч! Лелиана с сомнением посмотрела на ключ и вставила в замочную скважину. Дверь отворилась.

На первого стражника Лелиана налетела с яростью дикого зверя и проткнула кинжалом горло. Потом взяла его булаву и бросила в лицо тому, кто прибежал на шум. Он отвлёкся и успел лишь наполовину вынуть меч из ножен, когда кинжал рассёк ему лицо, ослепил глаза и пронзил сзади шею. Едва Лелиана успела подобрать меч, как боковая дверь распахнулась и вышли ещё двое. За их спинами у дальней стены виднелось бледное лицо Скетча.

— Лелиана, осторожно… — прохрипел он.

Она не боялась. Она двигалась на инстинктах, тех самых, которые вложила в неё Маржолайн, и теперь они спасали Лелиане жизнь. Зелье притупило боль, та застыла в одной точке, больше не двигалась и не пульсировала, и Лелиана смогла к ней привыкнуть. Но повязки на боку начали алеть и становиться влажными. Скетч припухшими губами пытался сотворить какое-то заклинание, но руки у него были связаны, и он лишь отвлёк одного стражника на мгновенье. Лелиана не упустила его. Сражение против всего двоих в узком помещении стоило ей много сил. Когда враги были мертвы, она упала на колени и тяжело хватала ртом воздух.

— Лелиана…

— Ничего, — она утёрла рукавом пот вперемешку с кровью и побрела к другу. Он выглядел страшно избитым, один глаз цвета тёмного мёда заплыл, а плечо вывихнуто из сустава. — Прости, Скетч. У меня ничего нет.

— У одного стражника есть в кармане зелье, на случай, если они перестараются раньше времени. Я слышал.

Лелиана нашла его, напоила друга и обратила внимание на сидящего в углу человека — такого же искалеченного узника, как они сами. Щёки у него впали, каштановые волосы спутались в клочья, вся правая половина лица опухла, а на руках виднелись тёмные и заросшие коркой ссадины от кандалов.

— А это кто?

— Понятия не имею. Я слышал тут голоса многих. Не над нами одними они издеваются. Помнишь ту пыточную комнату, через которую мы в первый раз сюда пролезли?

— Не говори ничего.

— Где-то там Таг… Нужно найти его. Скорее.

Лелиана взяла ведро с холодной водой и окатила незнакомого узника. Он дёрнулся и по привычке заслонился руками, но когда новой боли не последовало, открыл глаза.

— Мы уходим отсюда, а ты как хочешь, — бросила ему Лелиана.

Узник кивнул и тяжело поднялся. Все трое поспешили дальше. Узник представился как Сайлас, но Лелиана бесцеремонно отозвалась, что ей без разницы. В коридорах и комнатах на них нападали, но Скетч колдовал, как сумасшедший. Сайлас забрал у обгоревшего трупа меч и щит и тоже в меру своих оставшихся сил участвовал в битве. Другие узники, кто ещё мог двигаться, тоже помогали, атакуя своих мучителей со спины, царапали им лица и шеи. Среди них были и мужчины, и женщины, и люди, и эльфы, и даже один гном. Харвин Ралей не жалел никого, кто попал к нему в плен.

— Вы против Ралея? — спрашивали они Лелиану.

— Я не против кого-либо. Я просто хочу выбраться отсюда. Не мешайте мне.

— Лелиана?

— С меня хватит, Скетч…

Чтобы найти Тага, они с Лелианой сквозь полумрак ставших душными подземелий проложили себе путь туда, в страшную комнату, пропахшую кровью и запахом разлагающейся плоти.

— Таг! — в отчаянии позвала Лелиана. От пыли и крови слезились глаза, но приходилось держать их открытыми. В комнате не было никого… из живых.

— Таг? — голос Скетча надломился, когда светящийся магический шар в его руках застыл над комнатой смерти.

— Нет… нет-нет-нет… — Лелиана смотрела на неподвижное тело друга, растянутое на дыбе. Ноги сломаны дубиной. Глаза запали, раскрытый рот давно выпустил свой последний вздох.

В темноте и тишине ты и впрямь невидимка, Таг… По щеке скользнула слеза.

— Он ведь… нарочно их злил… чтобы от меня отвлечь, — тихо сказал Скетч. — Они хотели отрубить мне руки — единственный известный им способ сделать неопасным мага. Таг так старался их взбесить, что… когда меня волокли за шкирку в другое место, я всё ещё слышал, как он отпускал свои шуточки и смеялся над ними. Таг… Смотри, Лелиана. Его секира. Должно быть, они так увлеклись, что забыли её прихватить. Золотого диска нет. Наверняка эти чудовища отломали его и уже продали…

— Идёмте. Мы почти вышли. Я нашёл окно, — напомнил Сайлас.

Это было то самое окно, через которое троица беспечных бардов забралась в поместье эрла неделю назад. Та самая жуткая комната, на которую уже не хватало страха и эмоций, только Скетча всё-таки стошнило. Окно было высоко, и Лелиану подсадили первой. Она открыла ставни и потянулась из последних сил, чувствуя, как рана на боку, нанесённая рукой самого близкого человека, снова начала болеть и лишать последних крох силы, воли, надежды и сознания. Лелиана не видела ничего, кроме яркого света, но успела почувствовать, как её протянутая рука нашла чью-то тёплую ладонь, прежде чем сознание оставило её.

* * *

Лелиана почувствовала мягкую постель и тепло ещё до того, как открыла глаза. На миг она с облегчением подумала, что всё произошедшее было плохим сном, но даже сквозь закрытые веки она поняла, что ни один камин в комнате не может давать столько света. Всё изменилось, и это не было сном. Лелиана почувствовала на своём лбу чью-то руку, резко распахнула глаза и схватила лежащий рядом нож.

— Доротея! Доротея!

На зов церковницы прибежала другая. Лелиана видела за её спиной через арку ещё несколько монахов и монахинь, которые издалека настороженно смотрели на занесённый нож. Все они были безоружны, но Лелиана сжала рукоять до боли в пальцах. Церковь или нет, она больше никому не верила.

— Хилдегард, пожалуйста, оставь нас, — мягко сказала названная Доротеей. Хилдегард хотела что-то сказать и покосилась на нож, но Доротея кивнула и обратилась к Лелиане. — Полагаю, у тебя есть вопросы, но сначала… пожалуйста.

Она посмотрела на нож и показала открытые ладони. Они с Лелианой стояли в правом крыле церкви, и он был освещён так ярко, что после темноты подземелий казался частичкой Золотого Города в расцвете величия. Лелиана почувствовала, что оружие здесь чужеродно и послушно выпустила из ладони рукоять. Нож со звоном упал на каменный пол.

— Я арестована? — съязвила Лелиана, но Доротея ответила ей серьёзно.

— Церковь неподвластна королевским законам, хотя этим добрым ферелденцам вряд ли пришлись бы по душе твои прошлые дела.

Она сказала это без упрёка и без жалости, словно была над всеми этими суждениями. Лелиану это успокоило. У Доротеи было доброе лицо и мягкие черты. В глазах читался опыт зрелой женщины, а в аккуратно убранных светлых волосах почти незаметно серебрилась седина.

— И вы одна из них, — скривилась Лелиана, но церковницу её тон не задел.

— Я также и орлесианка. Меня не станут слушать, если ты решишь зайти слишком далеко, но, думаю, и не станешь. Давай присядем.

Доротея указала на кровать и присела на край, но Лелиана осталась стоять, и Доротея не настаивала.

— Позволь представиться. Я преподобная мать Доротея. Мой приход находится в Орлее. Настоятельница местной церкви была моей близкой подругой, но, увы, не так давно скончалась, и мне бы не хотелось использовать её смерть как оправдание моего пребывания здесь, если о нём станет известно. Я приехала сюда неофициально в надежде исправить… былые ошибки.

— Мне до вас нет дела. Я хочу как можно скорее уехать подальше от Ферелдена и Орлея. И начну прямо сейчас… где мы, кстати?

— Мы ещё в Ферелдене. В деревеньке Лотеринг, что на юге страны. Ты не просыпалась несколько дней из-за ран, и мы выхаживали тебя и твоих друзей весь путь сюда.

— Это… вы вытащили нас оттуда?

— Да. Мне помогли местные сёстры и храмовники. Пока Ралея не было в замке, мы пришли туда в поисках «отступника». И вывели всех, кто смог выбраться из подземелий. Простые солдаты не смогли возразить преподобной матери и храмовникам.

— Со мной было много людей. Что с ними стало?

— Мы их отпустили, едва покинули замок. Некоторые разбежались, других поймала городская стража, но после темниц Ралея, это было для них избавлением. Иные, как Сайлас, уже сполна поплатились за свои мелкие прегрешения и приняли решение остаться здесь и помогать церкви, — Доротея вдруг улыбнулась, — и я была бы рада, если бы ты тоже обрела здесь свой покой, хотя бы временно, чтобы усмирить бушующий шторм в своей душе.

— Вы ничего обо мне не знаете, — закатила глаза Лелиана.

— Возможно, — спокойно согласилась Доротея, — но это ты освободила тех людей, мы лишь немного помогли, и теперь ты спрашиваешь про их судьбу, хотя сама находишься в куда более сложном положении. Как я и сказала, в тебе есть сила помогать другим. Этим ты отличаешься от Маржолайн.

— Какое вам дело до меня, Маржолайн и всего этого?

Лелиана не верила в бескорыстность даже монахинь. Она слишком долго прожила в мире интриг, где у каждого свои мотивы. Она и сама сделалась такой же, пытаясь во всём подражать Маржолайн. Раньше Лелиана гордилась этим, а теперь чувствовала себя невыразимо гадко.

— Те бумаги, которые ты подкинула в поместье эрла… Маржолайн продала их Ралею, чтобы тот в угоду своим мотивам мог использовать их и тебя для разжигания войны с Орлеем.

— Но у Ферелдена с Орлеем уже давно мир.

— Правильней было бы назвать это перемирием. Враждовавшие прежде стороны не забывают взаимные обиды так легко. Если Ралей сможет использовать эти бумаги и разожжёт новую войну, пострадает куда больше людей.

— Откуда вообще взялись такие опасные бумаги?

— Они мои, — признала Доротея. — Моя церковь получает сведения о передвижении войск, так что мы можем это всё контролировать, но Маржолайн выкрала эти бумаги… в момент моей слабости. Она прекрасно читает людей и использует их уязвимости. Я искренне наслаждалась беседами с ней, словно снова почувствовала молодость. Я даже не подозревала, для чего Маржолайн сблизилась со мной, пока не стало слишком поздно. Так что я тоже несу ответственность за происходящее, как и ты.

— Намекаете, что это моя вина? — фыркнула Лелиана. — Я не знала, что в этих бумагах, а когда узнала, то попыталась всё исправить, и вот к чему это привело! Что я теперь могу?

— Ты не беззащитна, Лелиана. Если ты захочешь помочь, я могу рассказать тебе, где будут Ралей и Маржолайн. Помоги Орлею и помоги самой себе.

— Отомстить им?

— У тебя свои мотивы, так?

— Вам же нужны ваши бумаги, нет?

— Нет, если это принесёт ещё больше горя. Считай это условием сделки. Подумай над тем, что ты на самом деле хочешь и можешь сделать, Лелиана, и ты сама удивишься своему решению, — Доротея поднялась. — Но сегодня уже поздно для таких разговоров. Отдохни до утра, а там мы ещё поговорим.

— А если я не захочу вас слушать?

— Твоё право, но хорошенько подумай и скажи мне об этом завтра. Доброй ночи, Лелиана. Да дарует тебе Создатель спокойный сон.

Доротея сделала несколько шагов к арке, когда Лелиана неуверенно её окликнула.

— Почему в темнице вы сказали мне те слова?

«Ты можешь помочь людям, даже когда сама находишься на самом дне. И это источник силы, который я даже не могу описать».

Доротея обернулась.

— Потому что, когда я была на твоём месте, я нуждалась в таких словах. В любом случае, я имела в виду, что ты всегда можешь найти в себе силы помочь другим.

Лелиана не знала, что делать и не была уверена, нужно ли вообще что-то делать. Она огляделась. Повсюду горели свечи, на стенах висели гобелены с изображением сцен из Песни Света. На прибранном столе лежали книги и перо возле чернильницы, документы сложены ровной стопкой. Во всей церкви царили аккуратность и порядок, и некая красивая простота, совсем не похожая на помпезность церквей в Вал Руайо. Здесь повсюду стояли высокие стеллажи, от взгляда на которые кружилась голова, и потрясали богатством книг. Некоторые Лелиана знала, другие были ей незнакомы, и давнее любопытство снова побудило её брать с полок книги и подолгу их разглядывать, вчитываться в слова и предложения. Местная библиотека была даже богаче, чем у леди Сесиль, но даже любимые истории не могли помочь ей забыть о произошедшем.

Свобода почти не радовала Лелиану. Маржолайн, возможно, с самого начала вела свою игру и теперь показала, насколько грязной та может быть.

Лелиана вышла в главный зал церкви. Монахи ушли спать, но сегодня почему-то не стали гасить свечи. Возможно, они знали, что их гости будут здесь бродить. Возможно, их попросила Доротея. У алтаря с негасимым огнём стоял Сайлас, он неотрывно смотрел на пламя и на атрибуты церкви. По его взгляду Лелиана догадывалась, о чём он думает. Ей это знакомо. Как и она, Сайлас был здесь чужаком, но всё же он был ферелденцем. Лелиана же была далеко от дома.

— Всё будет хорошо, — вдруг пробормотал он, словно завершил произнесённую про себя молитву, — ведь кто-то же верит в это.

Лелиане понравились эти слова. Она молча подошла к алтарю, который венчала искусно вырезанная статуя. «Наша госпожа Андрасте. Святая пророчица, дочь Его, преданная священному огню», — прочитала у основания Лелиана и взглянула в застывшее в камне вдохновлённое лицо Андрасте.

Она прекрасна.

Лелиана видела много подобных статуй в Орлее и Ферелдене, но никогда прежде не останавливалась рассмотреть ни одну из них. Когда-то в детстве Лелиана засыпала под стихи из Песни Света, а теперь едва ли помнила хоть один из них наизусть. Но сейчас, глядя на безмолвную статую Андрасте, Лелиана чувствовала, что красота и сила этой фигуры внушала ей странную уверенность.

Лелиана боязливо оглянулась по сторонам, но в зале не было никого, кроме Сайласа, а он не собирался её останавливать. Она, осторожно ступая по деревянным ступеням, чтобы не издать лишнего шума, поднялась к кафедре у самого алтаря. Отсюда преподобные матери читают свои проповеди. Сейчас на кафедре был только один листок, словно его здесь случайно забыли, и лишь одна фраза на нём: «Если вы стремитесь к добру, то Андрасте будет к вам благосклонна».

Лелиана посмотрела с высоты кафедры на освещённый зал, представила на пустых скамьях десятки людей и тихо повторила эти слова. Она вдруг почувствовала, что помещение наполнилось таинством мессы и каким-то одухотворённым смыслом.

Лелиана тут же помотала головой, чтобы стряхнуть ощущение, быстро вернулась в правое крыло и шумно рухнула на кровать.

Над головой простирался большой высокий купол, а у его основания — вырезанное из дерева солнце. Лелиана закрыла лицо ладонями. Она снова почувствовала себя растоптанным ничтожеством. У неё ничего не осталось.

— Лелиана? — послышался тихий голосок, такой знакомый, но такой надломленный от невыносимой грусти.

— Скетч? — Лелиана вскочила с кровати. Эльф держал в руках секиру Тага и смотрел в пол. Лелиана не в силах взглянуть старому другу в глаза тоже опустила их. — Наверное, мы прорвались?

— Я так рад видеть тебя… после… после всего, что там произошло, и… спасибо, что вытащила меня оттуда. Думаю, невольничий рынок меня бы не спас, — горько улыбнулся он.

— Рынок? Разве работорговля не запрещена законами Ферелдена?

— Этому Ралею плевать, он не оглядывается на закон. Ему была нужна только ты. Маржолайн выставила тебя шпионкой высшего ранга, и тебя собирались отдать местным властям или нашей императрице. А с нами разговор был бы короче.

— Мне так жаль, что я не успела спасти Тага, Скетч.

Скетч прижал к себе секиру, словно она была его сокровищем.

— Мне очень больно его потерять, Лелиана, — тёмно-медовые глаза снова наполнились глубокой скорбью. — Но сейчас это не важно. Слишком поздно. Мы можем перебить их всех, но это ничего не изменит.

Скетч передал секиру Лелиане. Она бережно провела ладонью в том месте, где рукояти касались руки Тага. Золотого диска, который он каждый раз так тщательно полировал, уже не было, но когда чуткие руки нащупали в том месте вырезанные слова, Лелиана поняла, что главным тут был вовсе не диск.

«Камень живёт под Орлеем».

Что это точно значит, Лелиана не знала, но чувствовала, что эти слова были ключом к неизвестному прошлому её друга, знание о котором умерло вместе с ним. Может быть, если она ещё поищет, то найдёт среди вещей Тага подсказку, чтобы лучше его понимать. Но в одном Скетч прав: что бы они теперь ни сделали, для Тага слишком поздно.

— Тогда уйдём? — спросила она, гладя резьбу.

— Той преподобной матери, кажется, от нас что-то нужно, — заметил Скетч. — Я бы мог сказать, что это не наши проблемы и что нужно бежать отсюда… и от Орлея подальше, залечь на дно, попытаться заняться другим делом, но… Если бы погиб я, думаю, Таг бы не успокоился, пока не отрубил бы этой секирой Ралею голову. Если не из мести, но хотя бы ради справедливости. Решай сама, Лелиана. Если надумаешь… я пойду за тобой… ещё один раз.