Nulla regula sine exceplione (гет)

С самого утра зарядил сильный дождь, и весь отряд был вынужден мокнуть под косыми струями. Остановиться и переждать непогоду Торин категорически отказался, и в данный момент Лариса — и что-то ей подсказывало, что не одна она — всяческими словами костерила предводителя отряда. Нет, она понимала его нежелание останавливаться на пути к цели, но насколько нужно быть тираном, чтобы заставить свой отряд ехать в такой ливень?

Злая, насквозь промокшая, Лариса готова была душу продать за сухую одежду и зонтик. Ее плащ, являющийся скорее декоративным, промок в первые пятнадцать минут и теперь только мешал. Лариса предпочла бы снять его, вот только сделать это верхом на лошади да еще и под дождем — сомнительное удовольствие, поэтому приходилось оставаться в этой клеенке. Продрогла она основательно — зуб на зуб не попадал — а на теле не осталось сухого места. Одежда промокла вся, вплоть до нижнего белья, и Лариса думала, что белье в сумке постигла та же участь. Волосы, закрученные в тугой пучок, порядком растрепались и мелкие прядки то и дело налипали на лицо, мешая обзору, впрочем, как и градом катившиеся со лба капли воды. Представив, как она выглядит со стороны — точь-в-точь мокрая мышь — Лариса поежилась и вжала голову в плечи.

Дни текли своим чередом, путешествие понемногу превращалось в рутину. Пришлось пожертвовать платьем — пустить его на тряпочки, которые Лариса использовала как временную замену прокладок. Кромсать дорогую и качественную шелковую ткань было жалко, но она засунула это чувство подальше и, вооружившись зловещего вида тесаком, безжалостно разрезала платье на несколько кусков. Разумеется, предварительно распоров его по швам. Получилось три больших отреза ткани — задняя часть, которая представляла собой цельный кусок материи, и перед, поделенный на две части полоской более светлой ткани, являющейся чем-то вроде пояса. Спину Лариса трогать не стала, а юбку передней части разрезала на несколько примерно одинаковых по размеру лоскутов. Дешевая замена привычным для нее гигиеническим прокладкам, но, как говорится, на безрыбье…

Нори, ехавший впереди, затормозил, и Ларисе пришлось резко натянуть поводья своего пони, так же притормаживая. Дождь практически прекратился, из-за деревьев, с запада, тянулись косые лучи солнца, а воздух понемногу начал теплеть. По прикидкам Ларисы было где-то около пяти часов вечера — в обычные дни на ночлег они останавливались ближе часам к семи, но в этот раз, видимо, вышестоящими лицами было решено дать насквозь промокшим путникам пару лишних часов на то, чтобы высушить свои вещи.

К тому времени, как весь отряд оказался на своих ногах, дождь окончательно стих. Пони, привязанные к деревьям, встряхивали мокрыми гривами, окатывая стоящих рядом мужчин холодными брызгами. Лариса, предусмотрительно отошедшая в сторону, перетряхивала свою сумку. Та, на удивление, промокла совсем немного, лишь в районе молнии, а основная часть подкладки и вещей осталась сухой. О самой Ларисе такого не скажешь — мокрое было все, включая белье. Одежда облепила тело, словно вторая кожа, и, если бы не плащ, то она оказалась бы в очень неудобной ситуации. Хотелось поскорее переодеться, но из сменного у Ларисы было только белье и рубашка, одолженные у Бильбо. Понятно, что щеголять перед толпой мужчин практически нагишом решение не самое здравое, и, раз уж солнце начало припекать не на шутку, то нужно было найти местечко поуединеннее и заняться сушкой там.

Над поляной раздалась ругань недовольного Глоина, пытавшегося разжечь костер. Мокрый хворост упорно не хотел заниматься пламенем и был абсолютно равнодушен ко всем стараниям мужчины. Лариса хмыкнула, наблюдая за его действиями, и вытянула шпильки из прически, позволяя мокрым прядям свободно упасть на плечи. Из-за длительного нахождения в пучке волосы завились крупными кольцами, и она с ужасом представляла, сколько времени она потратит на расчесывание.

— Противный дождь, — Бильбо с трудом стянул с себя сюртук и встряхнул им, отчего дождь из мелких брызг тотчас окатил Ларису. Та поежилась и согласно кивнула.

— И не говорите, погода премерзкая, — Лариса все же сняла с себя пальто, понадеявшись, что никто не станет ее разглядывать, и облегченно вздохнула. Обычно легкая ткань весила теперь пару килограммов минимум и избавиться от подобной тяжести было просто благословением для ее уставших мышц.

— Воды с моих вещей хватит на приличную такую речку, — проворчал Нори, выжимая свой плащ. Лариса хмыкнула, перекидывая пальто через ручку сумки.

— Я отойду ненадолго, — обратилась она к находящимся рядом мужчинам, убирая с лица налипшие пряди волос.

— Зачем? — удивился Бильбо, почесывая заостренное ухо.

— Даме нужно привести себя в порядок, — проворчал Глоин под понимающие ухмылки остальных мужчин. Лариса улыбнулась краешком губ и поудобнее перехватила сумку.

Далеко от поляны, на которой разместился отряд, она уходить не стала — наткнулась на довольно большой плоский валун и решила разместиться на нем. Пальто отправилось на ближайший сучок; там, продуваемое ветром, оно сохло бы быстрее. Стянув мокрую насквозь футболку, она расстелила ее на камне, а сама поежилась от прохладного ветра. Кожа покрылась россыпью мурашек, и Лариса поспешила достать из сумки сухое белье. Это была прямо удача, что содержимое сумки не промокло — вряд ли потом получилось бы отстирать светлую подкладку от размытых водой теней или румян. Быстро сменив бюстгальтер, Лариса взяла в руки рубашку, которую ей на время пожертвовал Бильбо, и с сомнением посмотрела на нее. Рубашка представляла собой что-то вроде поло с длинными рукавами и довольно-таки большим вырезом, который шнуровался завязками. Ткань, похоже, была льняной, но она не бралась утверждать точно, впрочем, на ощупь материал был приятным. Надев рубашку, Лариса подметила, что та оказалась тесна в груди и немного не доходила до бедер, но выглядело прилично — так, по крайней мере, она думала, поскольку зеркала поблизости не было.

На очереди были штаны, которые быстро отправились на камень рядом с футболкой. Солнце начинало ощутимо припекать, несмотря на то, что дело шло к вечеру. Воздух, ставший тяжелым из-за испарявшейся с земли влаги, забивал нос, но, не обращая внимания на неудобства, настроение Ларисы медленно поползло вверх. К мокрому бюстгальтеру присоединились трусы, и она с наслаждением вздохнула, когда последняя влажная одежда отправилась сохнуть. Удивительно, но сапоги с носками совершенно не промокли, и Ларисе оставалось только мысленно поблагодарить пройдоху Гендальфа, ведь если бы на ней были туфли…

Усевшись на теплый камень, она подогнула ноги под себя и заправила за уши мешающие обзору пряди. Высыхая, волосы начинали пушиться и виться, постоянно щекотали оголенную шею и всячески нарушали спокойствие Ларисы. За прошедшие полтора месяца они заметно отросли и теперь доставляли еще больше проблем. Мыть их стало сложнее, расчесывать было практически невозможно, так как вместо нормальной расчески в наличии имелся только гребень с уже порядком поредевшими зубчиками. Да, волосы были самой верхушкой проблем, но существенной верхушкой.

Распрямившись, Лариса со стоном схватилась за спину — задумавшись, она просидела неподвижно пару часов, не меньше, и теперь отчаянно ныла поясница. Сделав пару наклонов взад-вперед в надежде размять спину, она подошла к висящему плащу и пощупала ткань рукой. Продуваемый ветром и освещаемый разогревшимся солнцем, плащ практически высох — мокрые участки остались лишь на отвороте воротника, подмышках и манжетах рукавов, да и те досохли бы минут через десять-пятнадцать. Сняв его с ветки, Лариса вернулась обратно к валуну и сняла с нагретого камня белье. Оно отправилось в сумку, вслед пошла аккуратно сложенная футболка. Штаны стояли колом, поэтому пришлось хорошенько встряхнуть ими, чтобы они приняли нормальный вид. Резинка просохла не до конца, но пришлось не привередничать и натянуть брюки на себя, поскольку воздух понемногу становился все прохладнее и прохладнее. Солнце клонилось к западу, медленно окрашивая далекие облака в насыщенный красный цвет.

Собравшись, Лариса окинула взглядом поляну, проверяя, все ли она взяла, и, удостоверившись в этом, направилась обратно к месту, где находился остальной отряд. На поляне вовсю развернулась бурная деятельность — Бофур и Бомбур споро чистили овощи для рагу на сегодняшний ужин, Глоин ворчал на все никак не загорающиеся поленья и с возрастающим интересом косился в сторону Ори, что-то пишущего в своей книге. Лариса кинула свою сумку к одному из деревьев и подошла ближе.

— Помочь? — улыбнулась она Бомбуру и Бофуру. Те активно закивали, и Бомбур протянул Ларисе тесак с немного кривым лезвием.

— Ты даже не представляешь, как нас выручила, — тотчас начал словоохотливый Бофур, снимая с картошки кожуру длинной спиралью. Лариса не отставала, однако жалела, что у нее нет ее любимой картофелечистки — так было бы намного проще.

— Да мне не трудно, — улыбнулась она Бофуру, — хоть чем-то можно себя занять. У вас тут так скучно.

— Верно, ни боев, ни сражений, ни пиров, — подключился к разговору Глоин. Тот все-таки разжился писчей бумагой, отобранной у грустного Ори, и теперь вовсю раздувал занявшиеся слабым огнем грубо нарубленные дрова. — Едем и едем, никакого веселья.

— Тебе лишь бы веселиться, лентяй, — проворчал проходящий мимо Двалин.

Бофур с Бомбуром ехидно захохотали. Лариса весело улыбнулась и неожиданно поймала на себе хмурый взгляд Торина. Они встретились глазами, и мужчина практически сразу отвел взгляд в сторону. Она тоже отвернулась и уставилась на картофель в своих руках, машинально продолжая его чистить.

Разве она что-то сделала не так? Лариса вообще старалась никак не выделяться. Отрабатывала свое пребывание, помогая Бомбуру с готовкой и мытьем посуды, не грубила, разговаривала максимально вежливо и не делала замечаний по поводу отсутствия манер у большей части ее попутчиков. Где она успела перейти Торину дорогу? Они даже не разговаривали толком, и ехала Лариса всегда в конце отряда, тогда как Торин — во главе.

— Эй, ты так всю картошку счистишь, — сказал Бомбур, и Лариса, очнувшись, принялась резать ее кубиками в котел, где уже булькала вода.

— Пойду, помою посуду, — сказала она, собирая ножи в охапку. Бофур кивнул, мешая рагу, и Лариса со спокойной совестью направилась в сторону ручья.

Уже практически стемнело, однако она довольно быстро нашла ручей. Тот весело журчал по камням, убегая куда-то вниз со склона. Лариса набрала воду в руки и немного освежила лицо. Смывая под ледяной водой застывшие разводы крахмала с ножей, она вспомнила свою просторную кухню, оборудованную по последнему писку бытовой техники — с посудомойкой, сушилкой для посуды и прочими приборами, призванными облегчить жизнь домохозяйки — и тоскливо вздохнула. Походы, конечно, дело хорошее, но уют для нее куда важнее.

Стряхнув с уже чистых ножей капли воды, она встала, приготовившись отправиться обратно в лагерь, и едва не налетела на мрачную фигуру Торина.

— Ох ты ж… — от неожиданности она замерла, ножи выпали из рук и приземлились где-то в районе ног Ларисы. Она лишь про себя порадовалась, что не на ноги: лечить раны в таких условиях себе дороже — она еще помнила, с каким скрипом сходила с руки гематома, и заживал порез на лбу.

— Вы слишком тесно общаетесь с некоторыми из мужчин, — заявил ей Торин, пока Лариса поднимала с земли ножи.

— И что? — раздраженно поинтересовалась она. Ее собеседник нахмурился еще сильнее, хотя казалось, что такое невозможно.

— Возможно, вам стоило бы вспомнить, что у вас есть муж. — С постным лицом заявил Торин и невозмутимо удалился обратно в сторону лагеря.

Лариса опешила, ее рот сам собой приоткрылся от удивления. На что это вообще был намек? Что она изменяет Игорю с Бомбуром? А может с Бофуром или Бильбо? Кому такое вообще может в голову прийти? Да даже если это и так, то какое Торину дело?

— Тоже мне, — проворчала Лариса, разворачиваясь к ручью. С чего вдруг такая забота об ее благочестии? Ходят тут всякие. Теперь еще и ножи заново мыть.