Избыточная реакция (джен)

— Хаим, ну что ты таки мнешься на пороге перезрелым яблоком, словно вот-вот пустишь из себя соки? Проходи и садись, не изображай сыновнюю почтительность, побереги кредит моего доверия. Только дверь затвори поплотнее, не хватало мине для полного удовольствия еще и этих жутких сквозняков посреди моего и без того не слишком крепкого здоровья.

У старого Ицхака, да будут его кредиторы вечно щедры и забывчивы, здоровье было кевларовое, но Хаим дверь за собой задвинул так старательно, словно от этого зависела его жизнь или даже — не приведи господи дожить до такого ужаса! — кошелек: плотно, до третьего щелчка. Закрытая до третьего щелчка дверь в рабочий кабинет скромного владельца полудюжины жалких лавчонок (да шоб ви знали за такой бизнес, это не бизнес, а слезы, шоб ни вам самому, ни вашим драгоценным внукам не иметь касательства до таких огорчений!) ребе Ицхака автоматически включала полное экранирование помещения и защиту от любых видов прослушивания. И младший племянник ребе Ицхака Хаим был из узкого круга тех, кто об этом знал.

Соблюдая этикет, по пути к креслу Хаим поджал куцый хвостик, поклонился дядюшке еще дважды, получил притворно-раздраженную отмашку когтями (ах, оставь эти глупости для напоказ, какие церемонии за между родственниками!), осторожно умостил свой тощий (ну, во всяком случае, по сравнению с дядюшкиным) мохнатый зад в кресле для посетителей и приготовился почтительно слушать. Что разговор предстоит серьезный, он уже понял, а памятуя о тайном поручении, коим старый Ицхак осчастливил племянника пять дней назад, таил скромную, но весьма обоснованную надежду, что догадывается и о сути предстоящей беседы. И он был уверен, что не ударит мордой в грязь — ну, во всяком случае, почти уверен. Настолько, насколько вообще можно быть в чем-то уверенным, когда имеешь дело со старым, прожженным, отнюдь не шоаррским лисом по имени ребе Ицхак.

Легкая тень опасений оказалась не напрасной — старый авшур не был бы самим собой, если бы не заговорил совсем о другом.

— Что ты знаешь о Белом Драконе, Хаим? — спросил дядюшка почти ласково, расчесывая длинными когтями полуседую шерсть на груди. Морду почтенного старца кривила благодушная острозубая улыбка, маленькие черные глазки прятались под морщинистыми полуопущенными веками, словно хищные зверьки в дуплах столетнего дерева. — Ну же, порадуй бедного ребе Ицхака, достойный сын моей достойной младшей сестры и ее со всех сторон куда менее достойного третьего мужа, расскажи нам о Белом Драконе, чтобы твоему старому дядюшке самому не приходилось-таки утруждать свой бедный язык.

Хаим икнул, мигом теряя всю самоуверенность. Пять дней он тщательно и скрупулезно отслеживал все перемещения одного мелкого частного грузовика за последние два года, собирал слухи, факты, упоминания в средствах массовой информации и сети инфранета, изворачивался, правдами и неправдами вызнавая подробности сделок — и все это время не позволял даже мельчайшей крошке недоумения запутаться в складках атласного покрывала родственной почтительности. Раз дядя сказал, что это надо — значит, надо. Хаим центаврианской молью вгрызся в информационную глыбу, выколупывая из нее вкусные полезные крохи, и теперь если бы дядюшка разбудил его посреди ночи и спросил; «А вот скажи мне, Хаим, золотце и радость очей моих, где был этот разнесчастный «Космический Мозгоед», допустим, двадцать восьмого октября прошлого года?» — Хаим порадовал бы старого ребе Ицхака точным и подробным ответом, не задержавшись с оным ни на единую лишнюю секунду.

Но Белый Дракон...

— Хаим, золотце, не выворачивай мне свое лицо наизнанку, оно изнутри вовсе не такое красивое, как ты думаешь. — Ицхак тяжело вздохнул, правильно оценив молчание племянника, хотя тот и пытался всеми силами выдать оное за почтительный трепет. — Это же надо таки уметь себе представить, чем ты был так исключительно занят последние дни, что не нашел пары крохотных минуток, чтобы сложить два и два и посмотреть немножечко в сторону увеличения получаемого результата хотя бы до пяти?

На самом деле Ицхак вовсе не гневался, ибо не смог бы стать патриархом одного из двух самых могущественных авшурских тайных синдикатов, если бы не умел правильно оценивать сильные и слабые стороны своих подчиненных, пусть даже и родственников (а что ви мине говорите за родственников? Такие же авшуры, как и все прочие, только проблем от них таки на порядок больше для бедного старого ребе Ицхака). И своего младшего племянника он знал отлично — ну таки да, красиво говорить и быстро делать неожиданные, но верные выводы Хаиму не дано, ну и не надо требовать от мальчика лишнего, он не этим ценен. Зато лапки у мальчика цепкие, и это таки бывает временами куда важнее.

И потому Ицхак продолжил, для привлечения внимания наставительно подвигав длинным острым когтем перед самым носом почтительного племянника:

— Белый Дракон — это легенда, Хаим, легенда о самом важном для любого достойного представителя нашей расы, и не надо смотреть на меня так, словно ты налоговый инспектор, а я — неверно оформленная и не вовремя поданная декларация с отрицательным балансом. Может быть, ты мне хотя бы ответишь, что таки самое важное в бизнесе, Хаим?

— Выгода, — буркнул Хаим и затосковал. Говорить цветисто он никогда не умел, не то что его старший брат и любимчик Ицхака Ейна, вот тот мог и говорить, и уговаривать, он бы сумел продать даже шоаррцам песок их собственной пустыни. Потому и ходил в любимчиках уже который год. А говоривших мало и без ритуального акцента старый Ицхак не уважал, это все знают, ибо чтил традиции и не жаловал их нарушителей даже в домашних условиях, даже когда не слышит никто.

— Выгода — это цель, мой мальчик, а средства для ее достижения таки хороши любые. В том числе и Белый Дракон. Это легенда хумансов, Хаим, древняя и не такая уж глупая, как могло бы на подслеповатый глаз показаться такому бедному старому авшуру, как твой дядя. Хумансы верят, что Белый Дракон приносит удачу, всегда лишь удачу, мой мальчик, но не себе, а тем, кто с ним рядом, но какая нам посторонняя разница, в конце концов спросишь ты меня, до того, во что верят эти несчастные хумансы? Давай таки лучше обратим мысленный взор до предмета, куда более приятного на посозерцать. Ты старательный мальчик, Хаим, ты хорошо старался последние дни, так ответь мине за ради простого понимания: тебя таки совсем не удивило, как эти шлимазлы на ржавом драндулете, на коем даже твоя бабушка Софочка постыдилась бы летать до ближайшего магазина, умудряются каждый раз выныривать из выгребной ямы с платиновой ложкой в их смешных и совсем лишенных когтей лапах? Почему даже свои вроде бы неудачи им каждый раз удается обернуть исключительно к собственным выгоде и доходу? Не показалось ли тебе это подозрительным, Хаим? Не подумал ли ты: «И не в том ли тут зарыта собака, что у этих недостойных поцев есть на борту свой Белый Дракон? А если так — то почему этот со всех сторон достойный представитель приносящего удачу племени до сих пор не принадлежит клану моего дяди?».

Хаим судорожно прогнал перед мысленным взором декларации всех прошедших через трюм «Космического Мозгоеда» грузов, накладные на оборудование и на всякий случай состав команды (вплоть до двух неразумных домашних симбионтов, кои внушали наибольшее подозрение, но все же были отвергнуты по причине отсутствия крыльев), после чего счел нужным осторожно возразить:

— Но, дядя, у них на борту нет и никогда не было никакого дракона!

— И это сын моей драгоценной сестры, которая еще в юные годы отличалась умом и сообразительностью?! Хаим, позор моих седин, Белый Дракон — это красивая сказка, и я упомянул его только потому, что сотрудники одной весьма серьезной компании (и вот только не будем упоминать всуе, какой именно компании, ведь ты же, Хаим, уже и сам догадался) тоже слушали сказки, которые им в детстве читали их драгоценные матушки. Генетика, Хаим, великое дело, и если имеется кластер преданности — то почему бы не быть и кластеру удачливости? Так рассуждали те со всех сторон достойные сотрудники со всех сторон достойной компании, и кто мы такие, шобы оспаривать их мнительные компетенции? «Рыжие крылья Белого Дракона» — так те достойные люди назвали свой сверхсекретный проект, и только не спрашивай, Хаим, сколько мне стоило нервов и денег получить возможность глянуть на него хотя бы одним глазком. Рыжие крылья, Хаим, ты меня понимаешь? Рыжие.

Хаим понимал. Но всегда предпочитал уточнить:

— Рыжий у них на борту только один — навигатор, киборг, DEX-6, боевая модификация, имеет алькуявское гражданство, вроде бы подлинное. Его надо украсть?

Ицхак вздохнул.

— Твоя прямолинейность меня убивает, Хаим, но таки не будем без толку ходить близкими кругами мимо сути, словно стая пекинесов вокруг сенбернарихи. Да, Хаим. Его таки надо украсть. Если, конечно, не удастся просто уговорить.

— Но, дядя, — попытался воззвать Хаим если не к родственным чувствам, то хотя бы к голосу разума, — я не силен в переговорах с хумансами. И тем более в уговорах. Может быть, лучше все же послать Ейне?

— Хаим, мальчик мой, неужели ты считаешь себя умнее и прозорливее старого Ицхака? Не считаешь? И это таки похвальная мудрость в столь юные годы. Если бы можно было добиться нужного результата уговорами, я послал бы туда Ейну и был бы спокоен за успех нашего маленького семейного предприятия. Но я почти стопроцентно уверен, что там не будет работы для языка, там будет работа для рук и совсем немножечко для мозга. И потому для того, чтобы сохранить свое спокойствие, я посылаю тебя.

Проводив племянника, старый Ицхак еще некоторое время позанимался бумагами, а потом со спокойной душой покинул кабинет и отправился в спальню, где его давно уже ждала молодая жена. За успех рискованного чуточку незаконного (ну да, а шо прикажете делать?) предприятия он не волновался: Хаим не хватает звезд с неба, но только потому, что до них нельзя дотянуться ни одной из его цепких и умелых лап. Хаим справится, Ицхак был спокоен.

Его спокойствие сильно бы поколебалось, знай он, что приблизительно в это же время на совсем другой планете патриарх совсем другого семейного клана авшуров, уважаемый ребе Давид, вел беседу подобного свойства с пятеркой лучших добытчиков специального назначения, принадлежащих его клану. В отличие от Ицхака уважаемый Давид не считал зазорным в узком кругу говорить без использования цветистых ритуальных оборотов, а потому его речь была намного короче. Но ключевые слова «удача», «Космический Мозгоед», «похищение» и «киборг» в ней тоже присутствовали.

* * *

Первая ночь на борту «Космического Мозгоеда», который к общей радости команды наконец-то вернули с профилактики, обернулась для Дэна двумя неожиданностями. Для начала он проснулся в три часа шестнадцать минут, чувствуя себя совершенно выспавшимся, несмотря на то, что вчера команда, возбужденная возвращением из пусть и комфортабельной, но все же чужой гостиницы в родные каюты, разошлась только около полуночи.

Сна не было ни в одном глазу. Похоже, молодой здоровый организм, измученный почти двухнедельным вынужденным отдыхом, воспринял обратное переселение как возвращение и к любимой работе. И поспешил принять меры, чтобы Дэн мог приступить к этой работе незамедлительно. Чувствовал себя навигатор бодрым. Никакой сонной одури, сопровождавшей вынужденный переход к трехчасовому сну (вполне достаточному для киборга, но не слишком приятному для человеческой составляющей) не наблюдалось. И, поворочавшись без всякого толку восемь с половиной минут, Дэн философски рассудил, что точно так же может прободрствовать остаток ночи и в навигаторском кресле за внесением правок в маршрут, который трещал по швам из-за вынужденной задержки на этой Новой Юрюзани. Не зря она так не нравилась навигатору с самого начала! Интересно, и что в двигателе «Мозгоеда» могло сломаться так серьезно, что Михалычу потребовалась посторонняя помощь? Впрочем, справились, и хорошо, скорей бы местные дали окончательное разрешение на отлет — и можно будет совсем успокоиться.

Вторая неожиданность подстерегала Дэна в коридоре, где он чуть было не споткнулся о Ланса, который спал на полу у двери каюты Теда. Ланс, конечно же, сразу проснулся и принял сидячее положение, прижимая к груди подушку. На навигатора уставились четыре сонных глаза — Сеня, пристроившийся у Ланса под боком, тоже проснулся и заурчал, сонно щурясь, словно включился маленький моторчик.

— Опять кошмары? — спросил Дэн тихо и обеспокоенно. Жуткие сны-воспоминания из прошлого мучили корабельного «котика» довольно долго, и тогда он выбирался из своей каюты и устраивался спать в коридоре, под дверью каюты Теда, откуда лучше всего мог слышать дыхание спящих людей (тонкие переборки киборгу особо не мешали) и ощущать, что держит под контролем ситуацию, если вдруг что-то случится. Это его успокаивало. Но постепенно кошмары сошли на нет и за последние полгода вроде бы не повторялись ни разу.

Вот и сейчас Ланс отрицательно мотнул головой. Но спокойным он вовсе не выглядел, и Дэн решил разобраться — все равно делать особо нечего.

— Тогда в чем дело?

Вместо ответа Ланс быстро вздохнул, пошарил рукой у плинтуса и протянул навигатору небольшой продолговатый цилиндр. «Гонивопль» — прочел Дэн, активировав ночное зрение, «Смертная тишь, услади своя слух изоляция до край, печаль конечность». Для своего размера цилиндр оказался неожиданно легким. Пустым.

Оно и понятно — пилот, которому надоели вечные подшучивания друзей над его храпом (ну и не только), еще днем нанес слой звукоизолирующей пенки на стены и дверь своей каюты. Дэн осмотрел баллончик со всех сторон. Словно надеялся обнаружить на нем разгадку. Перевел вопросительный взгляд на Ланса.

— Девушка, — сказал Ланс так, словно одно это слово должно было объяснить навигатору все от начала и до конца. И замолчал.

Дэн вздохнул, виновато вспомнил про Вениамина Игнатьевича. И все-таки бросил Лансу по киберсвязи запрос коннекта.

«Что случилось?»

«Девушка. Тед привел. Тед правильный человек? Не бракованный?»

«Конечно, правильный. Не переживай».

«Хорошо. Значит, она не умрет?»

Дэн поперхнулся. Спросил осторожно:

«А... должна?»

«Надеюсь, что нет. Тед правильный человек. Хороший».

Общаясь по киберсвязи, невозможно искажать информацию, но у Дэна все больше складывалось странноватое впечатление, что они с Лансом говорят на разных языках. И тут Ланс как раз добавил, улыбнувшись кривовато, но удовлетворенно:

«Я подготовил регенерационную камеру. Я умею. Успеем откачать».

«Ты это о чем?»

Неприятное ощущение усиливалось. Показалось — или улыбка Ланса действительно стала жесткой?

«Я работал в клубе. В особом клубе. Два года. Я знаю, что мужчины делают с девушками там, где их никто не услышит. Тед хороший. Не бракованный. Он не будет доводить до необратимых разрушений. Мы успеем. Наверное...»

Дэн со свистом выпустил воздух сквозь стиснутые зубы.

«Ланс, послушай... не все люди приводят девушек затем, чтобы убить».

«Да. Я знаю. Только те, которые делают звукоизоляцию. В клубе была особая комната...»

Дэн запрокинул голову, уставившись в потолок. Сказал негромко, ни к кому не обращаясь:

— Бедный Тед. Бедный, бедный, бедный Тед... Я ведь, наверное, был таким же... ну, почти.

Вздыхать он не стал — зачем? Гипервентиляция легких вряд ли поможет в данном случае, кровь кислородом и так насыщена. Буркнул, теперь уже адресуясь к Лансу:

— Пошли-ка в пультогостиную. Там вроде бы еще оставалось пиво.

«Зачем?» — спросил Ланс по-прежнему по киберсвязи. Дэн подумал. Еще раз вспомнил Теда. И все-таки вздохнул.

— Затем, что на трезвую голову лекцию о половом воспитании киборгов я точно не потяну.

* * *