Призрак из прошлого (гет)

22 января 2002 года...

В отличие от вчерашнего, крепким морозцем встретившего её, утра, сегодняшнее выдалось на редкость тёплым. Кажется, что ещё чуть-чуть, и с крыш польётся звонкая капель, а беспокойные птицы в небе пропоют озорные весенние трели. Но впечатление это было обманчивым — до весны ещё было достаточно далеко.

Надя брела по двору, оставляя позади себя петляющую дорожку следов. Снег слепил глаза настолько сильно, что они слезились. Солнечные очки сейчас пришлись бы в самую пору. Не зря же в горах люди катаются в солнечных очках. Хотя, может быть, это потому, что красота гор ослепляет?

Во дворе ей быстро стало скучно. И Надя решила сходить в соседний — просто посмотреть, любопытства ради.

Небольшой, с трёх сторон окружённый такими же панельными пятиэтажками дворик был очень похож на тот, который она только что покинула. Разве что тут находилась детская площадка: качели, лестницы и немного помятый глобус. Тут же торчал грибок песочницы. Саму песочницу полностью запорошило снегом.

Обойдя и этот двор, Надя, недолго думая, бодро зашагала дальше. Следующий двор и следующий. Вроде бы все они были похожи друг на друга, но в каждом всё же находилось что-то своё, поэтому Надя достаточно просто отличала один двор от другого. Тем более, что она не один раз была практически в каждом из этих дворов.

Она и сама не заметила, как, пройдя ещё один поворот, очутилась около того самого дома, где жил Костя, а впоследствии и она сама. Сердце сжалось в комок, испуганно затрепетав в груди.

Перед ней предстало так хорошо знакомое панельное здание, как многоглазое чудовище пялившееся на неё со всех сторон. Прожила Надя здесь недолго. Около трёх месяцев. Приехала в июне к Костику, а в сентябре, после того, как стало понятно, что найти живых больше нет шансов, одна, с множеством невесть откуда взявшихся сумок и котомок, вернулась назад в Апатиты.

Постояв так недолго и сапогами вытоптав снежное гнездо под собой, Надя, повинуясь какому-то внутреннему порыву, пошла наискось, игнорируя протоптанную кем-то тропинку, и под громкий стук собственного сердца приблизилась к подъезду. Половинка двери открыта — заходи, кто хочешь. И Надя зашла.

По ступенькам она поднималась медленно, совершенно не ведая, куда и зачем она идёт. А вот и третий этаж. И даже дверь той квартиры, в которой они жили — та же самая. Не поменяли. Надя протянула руку и коснулась двери рукой. Несмотря на то, что в подъезде была такая же температура, что и на улице, дверь почему-то оказалась если не тёплой, то и не холодной. Надя рукой провела вверх-вниз, ощущая под пальцами шероховатую поверхность.

Неужели она когда-то здесь жила? Каждый день ходила по этому холодному с бледными полинялыми стенами подъезду? Сейчас в это было странно поверить, но когда-то — не так уж и давно — этот дом и этот подъезд, и эта дверь были частью её жизни. Это был её дом.

И именно здесь, в этом самом подъезде, стоя возле перил, она в последний раз видела Костю...

Живого, улыбчивого белозубого Костю, а не того, скрюченного гримасой боли человека, которого она видела вчера.

Надя зажмурилась и потрясла головой, отгоняя от себя страшные видения. Лучше вспоминать Костю таким, каким он был раньше — и память уже услужливо подсовывала Наде то самое их последнее утро, когда они попрощались, как оказалось, навсегда.

...В тот день она впервые проснулась раньше, чем Костя. Не то, чтобы Надя была совой — вставала и ложилась она не так уж и поздно. Просто Костя, проведший свою жизнь сначала в Нахимовском училище, а после и вовсе стал профессиональным военным, был приучен к строгому режиму и никогда не вставал позднее шести утра.

Надя удивлённо приподняла голову и, слегка перегнувшись через Костю, посмотрела на торопливый громко тикающий будильник. Без пятнадцати шесть. Что за ерунда? Разве нормальные люди встают в такую рань, особенно если им никуда не нужно идти.

Ходить Наде пока действительно было некуда — работу она так и не нашла. Костя вообще был против, чтобы она работала — просто ужасно её ревновал. Надя же в открытую не спорила — но с таким положением вещей в корне была не согласна. Зря она, что ли, столько лет училась? Но найти применения усвоенным в институте навыкам в пределах закрытого посёлка было ох как не просто.

Взгляд Нади упал на безмятежно сопящего Костю. Спал он на спине, широко раскинув руки. Не храпел, но громко дышал во сне сквозь приоткрытый рот. Надя любовно рукой провела по его щеке. Колючая щетина неприятно царапнула кожу. Он вообще очень быстро обрастал. Брился каждый день, а иногда и не один раз, но всё равно постоянно сверкал потемневшими от появившейся щетины щеками. Но Наде это даже нравилось. Так он казался ей взрослее, будучи на самом деле ещё совсем мальчишкой.

Надя лениво потянулась, откидывая с лица свои густые тёмные волосы, но взгляд с Кости она по прежнему не сводила. Его длинные ресницы мелко подрагивали во сне.

Темноволосый, с ровным золотисто-коричневым загаром, он весь так и исходил молодой мужской силой и недюжинным здоровьем.

Надя иногда сама не могла нарадоваться своему счастью — Костю она считала лучшей частью своей жизни. Просто подарком судьбы. И пусть их отношения не были безоблачными и не вписывались в идеальные, придуманные каким-то умником, каноны — она страстно хотела верить в то, что они всегда будут вместе.

На столике зазвенел будильник. Костя забарахтался руками под одеялом, пытаясь освободиться. Надя чертыхнулась. Не могла отключить, что ли? Она потянулась и, достав до дребезжащего на все лады будильника, выключила его разрывающую уши трель. Костя приоткрыл глаза. Сощурился от косого солнечного лучика, нахально лезущего ему в глаз. Надя с нежностью, берущей своё начало где-то внутри её существа, улыбнулась и легонько коснулась губами его щеки.

Костя ответил на её улыбку. Его руки наконец-то были освобождены, и он крепко прижал Надю к себе, требовательно целуя в губы. На какое-то время в комнате воцарилось молчание, и лишь звуки поцелуев свидетельствовали о том, что в комнате кто-то находился.

Надя отстранилась первой, рукой подтягивая одеяло себе на грудь.

— Что такое? — нахмурившись, спросил Костя. Он сел на кровати, взлохмачивая свои угольно-чёрные волосы.

— Ничего. Просто у тебя скоро сбор. Не хватало ещё опоздать.

— Мы быстро. Успеем.

— Нет, — Надя быстро вскочила с кровати, увлекая одеяло за собой. — Я хочу приготовить тебе завтрак.

— Эй, я вообще-то голый.

— Ну ничего, так ты тоже очень даже симпатичный.

— А когда я в форме, то ты говоришь, что я красавец, — пробурчал Костя недовольно, откидываясь обратно на подушку.

Надя задорно рассмеялась. Она стояла у края кровати и оборачивала одеяло вокруг себя.

— Всё, я в душ. А потом завтрак. Пока.

И, послав воздушный поцелуй Косте на прощание, она исчезла из комнаты — так, как и была, в одеяле...

...Подъезд, как оказалось, стал ключевым местом в их отношениях. Причём подъезды всегда были разные. Познакомились они около Надиного подъезда, поцеловались впервые в Костином, а предложение он ей сделал тоже в подъезде. В этом самом подъезде... Дурацкое полушуточное предложение, которое она тогда даже всерьёз-то не восприняла.

До Нади, как будто откуда-то издалека, доносился ставший таким далёким и незнакомым Костин голос.

...Тогда, в тот самый последний совместный день, он чуть не опоздал. Несколько раз возвращался обратно. Чуть не забыл фуражку. Надю довёл до того, что она чуть ли не пинками выгоняла Костю из дома. Вышла следом за ним в подъезд, чтобы убедиться, что он не вернётся. Автобус, который должен был забрать ребят и отвезти на территорию воинской части, останавливался за углом. До которого ещё надо было и пешком дотопать.

— Иди уже, Кость, а то точно опоздаешь, — Надя чуть ли не свешивалась с перил, чтобы лучше видеть стоявшего на один пролёт ниже Костика.

— Только после вас. Я не хочу, чтобы моя будущая жена заболела.

— Что? — Надя удивлённо округлила глаза.

— Что слышала!

— Между прочим, я тебе своего согласия ещё не давала.

— Да? А разве ты бы не хотела стать моей женой? Ни за что не поверю. Уж очень сильно ты меня любишь.

— Кость, ты слишком много о себе думаешь, — насмешливо фыркнула Надя. — Замужество вообще не входит в мои ближайшие планы.

— Ответь!

— Вот вернёшься, и я тебе отвечу!

— Эх, вот говорил мне сосед дядя Витя: "С женщинами нельзя иметь никаких дел". Ну, ладно. Но, когда я вернусь, я желаю получить твоё согласие немедленно.

И резко сорвавшись с места, он с громким, сотрясающий весь подъезд топотом помчался вниз, рукой придерживая сползающую с головы фуражку.

Больше Надя его не видела.

Никогда...

...Нахлынувшие воспоминания сбивали с ног, дезориентировали... Надя сползла по стенке, холодящей тело даже сквозь пуховик, вниз на бетонный пол. Голова обессиленно упала на колени....

Она не знала, сколько времени так просидела.

Откуда-то сверху раздались звуки открываемой и закрываемой двери. После послышались неспешные шаги спускающегося человека. Надя приподняла голову. Прислушалась. Попыталась подняться. С первой попытки получилось плохо. Шаги уже слышались совсем близко. Надя собрала все свои силы и всё-таки встала. Ноги затекли и неприятно покалывали. Слушались плохо.

Она спускалась целую вечность. Человек, идущий следом, нагнал её достаточно быстро. Это оказалась женщина средних лет, которая всю дорогу так и шла позади Нади и зыркала на неё злым подозрительным взглядом. Надя чувствовала этот взгляд, прожигающий ей затылок, но ни разу не обернулась. Наверное она думала, что Надя наркоманка или ещё чего похуже.

Но женщина так ничего и не сказала.

Надя вышла на улицу. Где-то из-за горизонта проглядывали несколько слабых солнечных лучей. Снег прекратился.

Сойдя с показавшимся очень высоким крыльца, Надя, еле передвигая ноги, побрела в ту же самую сторону, с которой пришла, стараясь попадать в свои же следы, оставленные на снегу...