Дети подземелья. Узник башни Гриффиндор (джен)

На следующее утро меня разбудили голоса, доносящиеся из-за дверей моей комнаты. Судя по всему, Крэбб и Гойл направлялись в Большой зал для завтрака, на ходу обсуждая предстоящую тренировку. Была ли это тренировка по квиддичу или что-то еще, я не понял, они быстро ушли. А я сел в кровати и огляделся.

Солнце посылало свои лучи сквозь глубину Черного озера, и солнечные зайчики на стенах моей комнаты мерцали истинно слизеринским изумрудным цветом. На столе уже стоял завтрак, доставленный заботливыми эльфами. Настольные часы показывали половину десятого.

Это напомнило мне, что скоро придет профессор Снейп, и встречать его, лежа в постели, да еще облаченным в длинную ночную сорочку — а другой пижамы в шкафу я просто не нашел, впрочем, спать в таком старомодном облачении оказалось довольно уютно, — в мои планы не входило. Так что я был вынужден покинуть теплую постель и направился в ванную.

Вчера я не особенно задумывался о дальнейшем развитии событий. Должно быть, я просто устал. Хотелось только согреться и ни о чем не размышлять. Переложить груз своих проблем на плечи кого-нибудь достаточно взрослого и умного, и декан Слизерина подходил на эту роль, как никто другой.

Но настало утро, и я как никогда ясно представил себе всю сложность своего положения.

С одной стороны, мне было физически необходимо хоть иногда, а лучше всего постоянно, спать в подземельях. Здесь я ощущал себя на своем мест, и покидать его было просто невыносимо. Я с ужасом представлял спальню в башне Гриффиндор.

К тому же внимание и забота декана Слизерина находила странный отклик в моем сердце. Знать, что рядом есть взрослый, которому небезразлична твоя жизнь оказалось довольно приятно. И еще, на протяжении месяца моих мытарств я жадно следил за отношениями внутри змеиного факультета, и мне понравилась и их сплоченность, и строгие правила, и даже горделивое поведение, которое я раньше принимал за надменность и спесь. Они умели одним взглядом поставить противника на место, не опускаясь до криков. Этим грешили только первогодки, и практически никогда старшекурсники. Но если столкновения было не избежать, они умели постоять за себя, как никто другой. И к тому же они были гораздо более подготовлены в искусстве магических дуэлей. Что не удивительно: им, потомкам древних родов, приходилось противостоять остальным трем факультетам. По сложившейся неизвестно почему традиции Слизерин стоял особняком, считался факультетом темных волшебников и не пользовался расположением остальных. Так что они стояли друг за друга. Все это невольно вызывало во мне чувство солидарности.

В конце концов, если бы я знал обо всем этом, когда только пришел в Хогвартс, то без колебаний согласился бы на предложение Шляпы и пошел на змеиный факультет. Я почти уверен, что нашел бы среди них свое место. Ведь Поттеры — тоже древний род, хотя раньше я об этом не задумывался.

Но сейчас... На факультете Гриффиндор учились мои друзья, все, кто меня поддерживал эти полтора года. Я не мог сказать им, что ухожу в стан врага. Просто не мог. Это было бы настоящим предательством. Да и слизеринцы вряд ли обрадовались бы моему появлению. После всех наших столкновений они будут ненавидеть меня и презирать ничуть не меньше гриффиндорцев. Они не примут меня, даже если Снейп поставит их перед фактом моего присутствия. Я не хотел жить в ненависти.

Значит выход только один: попросить профессора Снейпа освободить меня от моей странной привязанности к магии подземелий. Мне было больно об этом думать, но иного выхода я просто не видел. Решив взять себя в руки и с достоинством принять свою судьбу, я вышел из ванной, оделся и стал поджидать визита декана Слизерина.

Он не заставил себя долго ждать. Спустя пять минут дверь отворилась, и Снейп вошел в мою спальню. Не говоря ни слова, он сел в кресло у стола и пристально посмотрел мне в глаза.

— Доброе утро, сэр, — выдавил я из себя и попытался улыбнуться.

— Доброе, мистер Поттер. Как спалось?

— Спасибо, сэр, хорошо.

— Прекрасно. Но вы, я вижу, не притронулись к завтраку. Нет аппетита?

— Я не хочу есть, сэр. Простите.

— Понятно.

Снейп помолчал и неожиданно спросил:

— Что, уже решились на отторжение от магии подземелий?

Я опустил глаза и вздохнул.

— Ведь у меня нет другого выбора, правда? Я не могу остаться здесь, и в башне жить не смогу, если буду все помнить. Я все понимаю, правда, сэр. И спасибо вам, что позволили провести здесь ночь, и вообще за все спасибо...

— Что ж, это будет только ваш выбор, и никто не вправе решать за вас. Но прежде чем его сделать вы, я полагаю, хотели бы понять природу вашей тяги к подземельям? Хотите узнать, почему оказались в таком трудном положении?

— Да, сэр.

— Хорошо. Пойдемте со мной. Я должен кое-что вам показать.

И вновь я, едва поспевая за стремительным шагом профессора, шел по извилистым коридорам. На этот раз мы направлялись вниз ,и когда стали спускаться по довольно крутой лестнице, и я все время опасался случайно наступить на полу мантии профессора. Наконец наш, показавшийся мне бесконечным, спуск подошел к концу, и мы оказались у тяжелой кованой двери.

Не говоря ни слова, Снейп коснулся медной ручки, и дверь с протяжным скрипом отворилась. Он шагнул внутрь, и я, со смешанным чувством страха и любопытства, последовал за ним.

Вначале я ничего не увидел. Только полная темнота окружала меня. Но через секунду вспыхнули факелы, и я понял, что стою в огромном зале. Он был, пожалуй, немногим меньше Большого зала Хогвартса. Стены, высокий потолок, пол, все было покрыто гладкими плитами изумрудного цвета. Как я потом узнал, это был малахит. Посреди зала высился постамент, на котором сиял огромный, как стол, черный камень. Вокруг него прямо на плитах пола была слабо светилась какая-то надпись, состоявшая, как я понял, из рун. Что было написано, я, разумеется, не понял, но смотрелось удивительно красиво. Я как завороженный уставился на возвышение с мерцающей глыбой посередине.

Внезапно до меня дошло: это же алтарь! Черный алтарь, как в сказках про злых колдунов, о которых мне рассказывал Рон! Я в испуге шарахнулся к двери, но она уже закрылась.

— Не бойся, Гарри. Я не собираюсь приносить тебя в жертву, — голос Снейпа, стоявшего у самого алтаря, эхом разнесся по залу. — Это сердце благородного дома Слизерин. Сюда я привожу всех первокурсников в их первый день в Хогвартсе. Подойди.

Все еще робея, я подошел к рунному кругу, засиявшему еще ярче, не решаясь его переступить.

— Смелее!

Снейп протянул мне руку, однако не сделал ни шагу мне навстречу. Должно быть, войти в этот круг я должен был без посторонней помощи.

Сделав глубокий вдох, я перешагнул через незримую преграду и невольно вцепился в теплую ладонь профессора. Он ободряюще улыбнулся;

— Молодец, ты справился. Мы сейчас находимся под гостиной Слизерина. Когда ты впервые вошел туда, то невольно разбудил спящую в тебе магию. Ты почувствовал силу этого камня, она созвучна твоей собственной силе. Именно поэтому тебе было так тепло и уютно. Ты нашел место в Хогварде, идеально подходящее для тебя, понимаешь? Сейчас я покажу тебе магию Слизерина. Твою магию, малыш.

Снейп положил мне руку на плече и повлек за собой по ступенькам постамента. Мы подошли вплотную к камню, и я, затаив дыхание, стал вглядываться в его блестящую поверхность.

— Гарри, положи ладонь на камень.

Я повиновался. Камень оказался чуть теплым. Вначале ничего не было видно, но потом верхняя часть алтаря стала прозрачной, и я увидел темную глубину. Было похоже, что я вглядываюсь в глубокий колодец, на дне которого бурлила зеленая искрящаяся вода. Как в котле с зельями, она, казалось, кипела. поднималась ко мне клубами белоснежного пара. Мне стало тепло, потом жарко. Где-то внутри меня, в самом солнечном сплетении клубилась такая же сила, в этом я был абсолютно уверен. Это было... Не знаю, как объяснить, я испытал восторг, совсем как во время первого полета на метле, нет, даже больше. Каждую клетку моего тела наполнила искрящаяся магия, мне было подвластно все, весь мир принадлежал мне, не было ничего, что могло сдержать рвущуюся из меня силу. Но она не разрушала, ни была темной, нет. Она была похожа на свежий весенний ветер, морской бриз, наполненный каплями живительной влаги. Я оторвался от созерцания камня и посмотрел на стоявшего рядом профессора. В нем тоже сияла сила, я мог видеть ее. Темная мерцающая вода; в отличие от моей, она была спокойной, почти неподвижной, но под этой безмятежностью угадывалась такая глубина, что у меня захватило дыхание.

— Достаточно.

Профессор взял меня за руку и повлек за собой. От его прикосновения моя магия почти мгновенно успокоилась, и я ясно понял, почему слизеринцы беспрекословно подчиняются своему декану. Если они чувствовали то же, что и я, а в этом я был почти уверен, то явно понимали, что перечить тому, в ком таилась такая колоссальная сила, было настоящим безумием. Он не подавлял, не угнетал, его магия укрывала сплошным потоком, успокаивала и подчиняла, дарила покой.

Мы отошли от алтаря и пересекли рунный круг. Профессор остановился и, приподняв мою голову за подбородок, заглянул в глаза.

— Все хорошо, малыш. Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, сэр.

— Ничего не болит? Голова не кружится?

— Нет, профессор.

— Тогда пойдем. Если по дороге почувствуешь слабость, сразу скажи.

Я кивнул. Не говоря больше ни слова, Снейп вывел меня из Ритуального зала, и мы направились вверх по лестнице. Я плохо помню, как мы добрались до его кабинета: голова была как в тумане, слишком много впечатлений за такой короткий период времени. Окончательно я пришел в себя, уже сидя в кресле у камина. Профессор сел напротив. Помолчав пару минут, он заговорил, глядя в разгорающееся пламя камина.

— Что вы знаете о магии, мистер Поттер? — неожиданно спросил Снейп и внимательно посмотрел мне в глаза. — Можете не отвечать. Практически ничего. Что меня всегда удивляло в современной учебной программе, так это полное отсутствие дисциплин, изучающих саму магию. Вам ведь никто не объясняет, какая сила таится в этом замке, в окружающем мире, да и в вас самих прежде всего. Впрочем, когда я учился здесь, все было так же. Мы глупо махали волшебными палочками, искренне уверенные, что колдуют именно они, эти лакированные куски дерева. Зубрили заклинания и никогда не задумывались, почему мы можем то, что не доступно магглам и сквибам. Лишь повзрослев, самые разумные начинали понимать и искать ответ самостоятельно, но большинство до седых волос продолжало бездумно тратить величайший дар природы на чистку овощей или мытье окон. Так проще жить большинству людей. Но вы, мистер Поттер, к сожалению или к счастью, как посмотреть, к ним не относитесь. Чтобы выжить, вам надо знать. Иначе... Иначе вы просто потеряете свой дар или сгорите в одной из ваших безумных эскапад. Такова реальность.

Снейп вновь замолчал, что-то обдумывая, а я, затаив дыхание, ждал. Я был уверен, что он не станет делать туманные намеки, а расскажет все как есть. И я не ошибся. Спустя несколько минут он продолжил.

— Итак, Магия. Она существует везде, в деревьях, в траве, в камнях и в облаках. В каждом живом ростке, в каждой пылинке. Этот мир наполнен магией. Магглы тоже чувствуют ее, они называют ее жизнью, но не осознают, что она есть не только в том, что рождается и умирает, но и в бессмертных предметах. Древние маги получили эту силу в дар от Волшебных народов: эльфов, сиддов, дриад и сумели развить в себе способности взаимодействовать с этой могучей силой. Направлять ее. И передали эту способность своим потомкам. Именно поэтому в древние времена так опасались смешанных браков с магглами. Из-за вероятности потерять искру магии в будущем поколении. Чем древнее род, тем больше уверенность в силе будущих поколений. Но об этом ты сможешь узнать позднее, это достаточно сложный вопрос, о котором до хрипоты спорят уже сто лет. Сейчас не об этом, а о самой Магии. Она не однородна, как ты понимаешь. Не может быть одинаковой сила летящей бабочки и древней скалы. Магия делится на четыре стихии, которым подчинено все на этой земле. Огонь, вода, земля и воздух. Основа основ. В каждом маге есть одна из этих стихий. Очень редко — две. В единичных случаях три и никогда — четыре. Все дело в том, что вода не может сочетаться с огнем, а земля с воздухом. Когда рождается ребенок, наделенный такими стихиями, он либо умирает, либо магия внутри него поглощает сама себя и он становиться сквибом.

Когда четыре великих волшебника основали эту школу, они разделили ее на четыре факультета. И дело было вовсе не в храбрости Гриффиндора или доброте Хаффлпафф. Разумеется нет. Каждый из факультетов набирал детей с определенной стихией магии. Годрик Гриффиндор был великим огненным магом, Ровена Ревенкло — блистательной волшебницей воздуха, Салазар Слизерин — непревзойденным магом воды, а Хельга Хаффлпафф — искусной ворожеей земли. Они набирали детей своих стихий и учили их в соответствии с их склонностями. В четырех сторонах замка были сокрыты алтари Стихий. Один из них я показал тебе сегодня. Они были созданы, чтобы подпитывать нестабильную магию детей .

Лет пятьдесят все было благополучно. Дети учились, маги сообща решали проблемы. Но напряжение между ними нарастало. Дело в том, что Магия Воды имеет ряд преимуществ перед остальными. Я уже упоминал, что иногда рождаются дети с двумя стихиями, и крайне редко с тремя. Так вот, чтобы такой ребенок выжил и сохранил магические способности, главенствующей его стихией должна быть Вода. Именно Вода является средоточием жизни на этой планете. По большей части она и есть жизнь. Вода может быть твердой как земля и легкой как воздух, когда становится паром. Она не сочетается только с Огнем, да и то иногда он помогает ей воспарить, хотя это и болезненный процесс. В общем, уникальные дети всегда попадали в ученики к Салазару Слизерину. Рожденных со Стихиями Огня и Воздуха, или Земли и Огня было крайне мало. Их магия была нестабильна, а в первом случае и вовсе взрывоопасна, так что первенство факультета Слизерин было предопределено.

Это не могло устраивать остальных Основателей. И вскоре они нашли решение и стали брать в школу магглорожденных волшебников. Ты спросишь, что же в этом плохого? В общем, ничего, конечно, беда только в том, что их магические способности крайне нестабильны, хотя и достаточно сильны. До сих пор неизвестно, почему искра магии прародителей просыпается в том или ином ребенке. Это настоящее чудо. Конечно, они значительно уступают чистокровным, ведь за ними не стоит сила Рода. Но само их рождение несет в себе надежду, что магия не оставит эту землю. Беда только в том, что они проявляют склонность к той или иной стихии только после четырнадцати или пятнадцати лет, так что где-то на третьем, четвертом курсе зачастую начинали мерзнуть и страдать у себя в спальнях, совсем как ты. Хорошо еще, если Воздушный маг попадал в Гриффиндор, а если в Хаффлпафф? Это было просто опасно. Если ребенок вовремя не признавался, а многие, как и ты, просто боялись уйти из привычного окружения, он мог стать сквибом из-за постоянного разрушительного воздействия камня чуждой магии. Салазар Слизерин с самого начала отказался брать на свой факультет магглорожденных. И дело было вовсе не в снобизме, как говорят теперь. Он предлагал зачислять таких детей на пятый факультет, где им объясняли бы законы Волшебного мира, рассказывали о том, что всякий наследник Рода знает с пеленок. А после пробуждения магии Стихий перераспределять по остальным, в зависимости от склонностей.

Но его обвинили в предвзятом отношении. И нашли другое решение. Распределительная Шляпа. По правде говоря, она довольно сносно справлялась с возложенными обязанностями, за одним только "но". Все без исключения дети с двойной магией попадали не на Слизерин. Даже если начало Воды было сильнее, чем Воздух или Земля, их автоматически зачисляли в Хаффлпафф или Рейвенкло. Если прибавить к этому отсутствие магглорожденных на Слизерине, то понятно, почему вскоре этот факультет стал самым малочисленным.

Салазар Слизерин не был самым добродушным и терпеливым человеком на земле. Спустя несколько лет он рассорился с остальными Основателями и отделил свой факультет от прочих. Ты не знал? Да, факультет Слизерин имеет своеобразную автономию в этой школе, хотя несколько веков и не пользовался этим правом. У нас свои законы, и я, как декан Слизерина, имею право последнего голоса во всем, что касается моих студентов. Но сейчас не об этом.

Так вот даже автономия не смогла удержать Слизерина в стенах школы, и он покинул ее навсегда. Причем не в самом лучшем настроении. Но никакой гнев не помешал ему позаботиться о своих учениках. Он напитал Алтарный камень своей силой и увеличил ее в несколько раз. Затем закрыл Ритуальный зал от всех, кто не принадлежит его факультету. Никто, ни один директор Хогвартса, никогда не переступал порог Зала Слизерина.

После его ухода выяснилось, что во многом он был прав. Магглорожденные, распределенные Шляпой, зачастую все равно оказывались не на том факультете. Спустя сорок лет, после нескольких трагических случаев, первый директор Хогварда был вынужден втрое урезать силу всех Алтарей, кроме Слизерина, разумеется. А спустя столетия маги и вовсе перестали вспоминать о их существовании. За последние сто лет в ритуальные залы вообще никто не входил. Мы все дальше отходили от заветов Основателей, и Шляпа все чаще допускала ошибки.

Одной из них стало твое распределение. Должно быть, этот артефакт просто впал в маразм, ничем другим я не могу объяснить предложенный тебе выбор между Гриффиндором и Слизерином. Я давно догадывался, а сегодня воочию убедился, что в тебе соединились стихии Воды и Воздуха. Главенствует Вода, и влияние магии Огня, пусть и значительно ослабленное, губительно для тебя. Мне жаль, но ты не можешь учиться на Гриффиндоре.

Вчера я предположил в тебе остаточное присутствие магии Воды и главенствующее Воздуха. Ведь тягу к источнику силы Воды ты ощутил, лишь попав к нам в гостиную, а до этого не высказывал никакого дискомфорта в башне Гриффиндора. Если бы это было так, возможно было временно заблокировать проявление водной магии. Это несколько ослабило бы тебя, но это не смертельно. После школы за пару лет все можно восстановить.

Но все оказалось намного сложнее. Твоя мать была магглорожденной волшебницей, скорее всего, поэтому стихия твоей магии не проявлялась почти полтора года. Твое появление в непосредственной близости от средоточия силы Воды послужило катализатором. Твоя магия пробудилась. На это уходило слишком много сил, поэтому ты так отчаянно мерз, а близость камня Огня лишь усугубляло твое недомогание. Должен сказать, твой потенциал достаточно велик, и в основном за счет водной стихии. Если я ее заблокирую, а как декан Слизерина я могу это сделать, ты будешь очень слаб. Возможно, твоей магии хватит, чтобы доучиться , но плата, по-моему, слишком велика. Ведь на Слизерине ты смог бы стать одним из лучших, при определенном старании разумеется. А так будешь обречен болтаться в хвосте. И даже по окончании школы вряд ли сможешь восстановить утраченное. По существу, это будет означать отказ от магии как таковой, а это, на мой взгляд, преступление против природы. Таковы перспективы. Мне жаль. Но решать только тебе.

Снейп замолчал, а я продолжал сидеть, не в силах поднять на него глаза. Почему-то я ни на секунду не усомнился в словах декана Слизерина. Странно, но еще месяц назад я не верил ни единому его слову, сомневался во всем. А теперь я не просто верил ему, я знал, что он говорит чистую правду. Что же мне делать? Что? Я не хотел становиться практически сквибом, не хотел потерять то, что всего час назад осознал в себе: пьянящую мощь, искрящуюся силу, рождающуюся глубоко внутри, там под сердцем. Профессор был прав, это непомерная плата за учебу на факультете храбрецов. Но Рон, Гермиона, наша команда по квиддич... Как? Ну как я им скажу, что не могу быть с ними? Кто это придумал, что слизеринец не может дружить с гриффиндорцем?! Почему все так? Или мне перейти на Рейвенкло? Это, наверное, возможно, но тогда я, скорее всего, потеряю друзей и не приобрету такой желанный дом. Мерлин, что же мне делать?

А еще, несмотря на все сомнения, я осознавал, что решение уже принял. Наверное, я самый настоящий слизеринец, потому что и мысли не допускал об отказе от собственной магии. Да, я эгоист и не готов пожертвовать ради дружбы своим будущим. Да и разве моим друзьям нужен сквиб? Не уверен. Снейп прав — это моя жизнь, и она уже изменилась безвозвратно. В тот самый момент, когда я коснулся черного камня, или нет, даже раньше, когда вошел в гостиную Слизерина и понял, что это мой Дом. И мой декан знает об этом. Да, именно мой декан.

Уверенность в этом придало мне сил, и я наконец поднял глаза.

— О переводе надо, наверное, спросить у директора, сэр? Если вы согласитесь принять меня к себе...

Я с надеждой смотрел прямо в черные глаза Снейпа.

— Я не отказываю детям Воды, мистер Поттер. Вас принял Дом Слизерина, это уже произошло. Но директор действительно должен официально признать свершившийся факт. Вы приняли решение? Не надо отвечать, это и так понятно. По-другому не могло быть. Вначале вам будет трудно, но я уверен, что вы никогда не пожалеете о своем решении. И еще... Надо иметь мужество, чтобы идти наперекор судьбе. Ваш поступок достоин уважения.

Снейп поднялся, и я вскочил вслед за ним.

— Сейчас я отведу вас в вашу комнату, а сам отправлюсь к директору Дамблдору. Нельзя откладывать решение такого важного вопроса. Пойдемте.

Он вновь говорил со мной своим привычным официальным языком. Опять я был для него Поттером, а не Гарри, как вчера. Но я не чувствовал обиды. Это было правильно. Я же еще не слизеринец. Ну, не совсем слизеринец. А по именам он называет лишь в приватной обстановке, и лишь своих змей.

Он отвел меня в спальню, но лишь за ним закрылась дверь, как предчувствие скорой беды накрыло меня с головой. Не знаю, что это было: прозрение, интуиция или что-то еще, только я стремительно накинул на себя мантию-невидимку и бросился вслед за удаляющейся черной фигурой.