Сказки дьявольского особняка (джен)

Джи растерянно хлопнул глазами — и перед ним стояла уже красивая смертная женщина в огненно-красных одеждах. Она поманила его за собой в единственную белокаменную башню Черного Дворца. Вход в нее преграждали высокие стрельчатые двери из тускло-розовой слоновой кости. Нимало не колеблясь, Джи нашел ключик-сердце и приложил к двери. Она отворилась в роскошно убранную спальню, где на кровати под балдахином лежала черная пантера, благодушно взиравшая большими глазами на оробевшего бесенка.

— Здравствуй, маленький Джи. Ты знаешь, кто я. Ева, первая женщина Земли и хранительница моих покоев, привела тебя сюда. У Любви нет иных спутников кроме Сумасшествия, но холодный расчет, алчность и жажда наживы каждый день вытесняют меня из человеческих сердец, каждый день Сумасшествие уходит от меня, а с ним — и я от людей. Найди Сумасшествие и приведи его к Еве. Поторопись — каждую секунду тысячи пар сходятся и расходятся и у Любви без Сумасшествия не хватит вдохновения разжечь огонь и удержать их вместе.

Джи ринулся на поиски. Он обшарил покой, прибравшись в каждом ящичке и шкафчике, надышался ароматных зелий в круглых флаконах, перебрал шелк, бархат и атлас длинных одежд Иштар, упал в чашу гаданий, тревог и сомнений влюбленных, выбрался на белый шпиль, где развевался флаг с пронзенным сердцем, но не нашел Сумасшествия. Тогда он снова достал учебник, открыл последнюю страницу и с ужасом понял…

— Госпожа моя и повелительница, Сумасшествие ушло в чертоги порочной страсти, в покои юного Асмодея, демона блуда. Разрешишь ли ты мне открыть шестую дверь прежде, чем я закончил свою миссию здесь?

Иштар кивнула, но молвила:

— В покоях брата моего младшего тебе придется выполнить еще одну работу, а время быстро утекает в Лету. Только чудо поможет тебе.

Джи все равно не успел бы об этом подумать. Он летел со скоростью молнии в цветущий сад на юге от Дворца, и остановила его на пути к нему простая деревянная калитка, увитая полураспустившимися розами. Неиспользованных ключей осталось всего четыре, но ему пришлось поломать голову, выбирая верный, ведь попытка всего одна.

Опасаясь самого худшего, он взял ключ-стрелу, вставил в железный засов, повернул… и калитка бесшумно отворилась. Не веря своему счастью, он побежал в центр сада, где высилась огромная яблоня, выросшая когда-то из семечка Древа Познания добра и зла. Под сенью ее ветвей спали Сладострастные мечты, разливался медленный яд Ревности и Измены, Бред сознания играл в шахматы с разноцветными Иллюзиями, а Сумасшествие нежилось в объятьях Распутства.

Смущенный картинами, нарисованными Иллюзиями, что смешивались с Бредом сознания в причудливом танце, он подошел к Распутству и попросил:

— Отдай мне Сумасшествие. Богиня Любви прислала меня.

С ветки яблони свесился сверкающий змеиный хвост, и снежно-белый удав потянулся к Джи:

— Ты пришел сюда, бе-с-с… Ты пришел, и у меня нет поручений для тебя, только одна просьба — вкуси это яблоко, дивный плод с дерева моего повелителя Асмодея, юного демона блуда. Я его страж, хранитель его тайного покоя и его сада, Сада Плотских утех.

— Нет, ни в коем случае не ешь яблоко, — вмешалось Сумасшествие. — Откусив даже один, самый маленький кусочек, ты окажешься во власти желаний, которые никогда не выпустят тебя из этого сада. А если ты выйдешь, он останется у тебя в голове и изнутри завоюет, тебя охватят страсти, не утихающие в вечности, ты не найдешь спокойствия своей душе.

— Вкус-с-си яблоко… — сладко прошептал змей еще раз и протянул на кончике хвоста румяный круглый плод. — Вкуси, иначе я не отпущу от себя Сумасшествие.

Джи заколебался, несчастными глазами глядя на Сумасшествие, которое крепко обнимала Похоть, и взял у стража яблоко. Сумасшествие вздохнуло, отворачиваясь. Вонзив зубы в тонкую кожуру, бесенок увидел, как удав, удовлетворенно шипя, ползет обратно, в густую крону, швырнул яблоко наземь, схватил Сумасшествие и бросился прочь из сада. За ним с пронзительными воплями погнались темные духи Мести, Сердечных Страданий и Неудовлетворенности, настигли и разорвали его крылья, но он успел захлопнуть калитку и без сил растянулся на земле.

Сумасшествие с жалостью взирало на него:

— Хоть и не проглотил ты ни кусочка, сок яблока подобен яду, он вошел в тебя, ты уже на полпути к забвению собственной души, и у тебя не хватит воли побороть этот плен.

— И нет противоядия? — Джи, сдерживая плач, встал и расправил окровавленные крылья. — Не думал я, что служба дядюшки может быть такой опасной.

— Это не послужит утешением, но все же ты единственный пока бесенок, сумевший выбраться живым из Сада Асмодея. Есть одно средство помочь тебе — ты должен выпить пузырек зелья Равнодушия, но найти его ты сможешь только в последнем покое. Тебе нельзя терять время, если яблочная отрава проникнет в твое сердце раньше зелья, ты безвозвратно погиб.

— Тогда скорей за мной! Мне нужно обратно в покои Любви.

Он полетел, тяжело и неровно, роняя оземь капли характерной черной крови бесов, а Сумасшествие медленно следовало за ним, хмурое и поникшее. Оно ободрилось немного, только завидев Еву, и охотно согласилось уйти под руку с Любовью на Землю. Джи молча взирал на Иштар, ожидая ее решения как приговора.

— Ты задержался, — скорее мягко, чем строго, молвила богиня-пантера. — Я знаю, что ты справился с соблазном в Саду моего младшего брата, хотя учитывая, что ты еще ребенок, соблазн этот был очень невелик. Ты справился в ущерб Любви, но все же я отпускаю тебя в следующие чертоги и дарую Воду Исцеления. Возьми.

Джи вышел за пределы белокаменной башни и выпил воду. Его крылья срослись, однако небольшой шрам указывал на место, куда попали когти Сердечных страданий. Он глубоко вздохнул, выбрал ключ-молот и отправился вниз. Голова болела, наполняясь синими цветами, в груди разливался то жар, то холод, в трепещущем сознании появлялись картины-сны, неведомые доселе, он слышал шепот странных голосов… и торопился как мог, спускаясь в самое глубокое подземелье Дворца.

* * *

— Наконец-то, наконец-то, ура! — Элф захлопал в ладоши. — Я знал, что у дедушки ловушка, и яд, и смерть, и ужасные увечья, и как же у него в Саду интересно, собрались самые прикольные личности! Я бы с каждым познакомился! Особенно Бред сознания и Иллюзии хороши!

— Ты обязательно там побываешь, Лил’, — ответил Ангел, и голос у него был капельку встревоженный. — Пообщаешься с избранными людскими чувствами, чувственными свойствами и переживаниями.

— Но только когда вырастешь, — вставил Викки довольно. — Рано тебе еще туда. И в покой тетушки тоже. Пап, а почему она в зверином облике встретила Джи? Я думал, богиня-кошка — это ее мама, Бассет.

— Иштар не желала ослеплять простого беса своей красотой и лучистыми глазами и обернулась в черную пантеру данью уважения матери.

— А мне опять интересно про имена, — признался Элф. — Демонесс Иштар — почему Иштар?

— Она отзовется на Изиду, Эсдар, Истари, Эстер, Астарту, а также не откажет тем, кто помолится ей как Венере или Афродите. Ее древнейшее из имен, данных людьми — Иннана. Однако раз, любимым аккадским жрецам, она явилась во плоти и всё-таки шепнула своё настоящее имя — то, которое она получила от родителей — и оно само по себе стало означать для людей «богиня». Ведь они пали ниц к ее ногам и стояли на коленях много дней, без воды, без еды, пока не умерли все до одного. Настолько они были порабощены ее чарами.

— Пока не умерли… — повторил Элф попугайчиком со знакомым жестоким блеском в глазах. — Круто. Заглянуть в гости к тётушке я хочу обязательно. Ну, потом, сразу как ты разрешишь.

— А бес умрет от яда, папа? — робко спросил Викки. Ошеломил отца. Потому что никогда, слушая сказки, не любопытствовал о сюжетных поворотах. И Ангел встал перед дилеммой. Потому что никогда не одаривал детей спойлерами.

— Джи на волосок от смерти, детка. Ему придется очень трудно. Шанс, что он спасется, мизерный. Ему поможет только чудо.

— В сказках есть место чудесам, — сказал Викки, немножко утешенный.

— Но не в аду, дубина, — радостно испортил всё Элф. — Джи сдохнет, вот увидишь.

— Лил’, ты знаешь, что это слово?..

— …нельзя говорить при маме и в приличном обществе, — с отрепетированной готовностью протараторили оба близнеца.

— А какое из них? — чуть погодя спохватился Викки. — «Сдохнет» или «дубина»?

— Оба! — воскликнул Ангел в сердцах. Как ни крути, быть папашей — нервная работенка.