Настоящая гриффиндорка (джен)

Они вышли на мокрую дорожку и стали подниматься в горку, хотя Поттер думал, что они, наоборот, спустятся в бухту — Гермиона любила воду, говорила, что она ее успокаивает.

По дороге им встретились пара человек, в одном из которых он с удивлением узнал Нотта. Он улыбался, любезно поздоровался с Поттером и вел себя с Гермионой непринужденно, как со старой знакомой. А одна полноватая женщина, что возилась в саду и приветливо помахала издалека Гермионе, чем-то напомнила ему Булстроуд, хотя он не был уверен — на ней была большая панама. Но Гарри не успел спросить, прав ли он.

Они почти не разговаривали, только Гарри изредка разбавлял монолог подруги вопросами. Гермиона показывала ему окрестности, рассказывала о комплексах, садах и теплицах. О защитных чарах, лабораториях, производствах, развивающем центре для дошкольников.

Наконец они добрели до площади. С этой высоты окрестности были видны как на ладони, и масштабы острова потрясали.

Они присели на удобную лавочку, Гермиона развернулась к нему с немым вопросом, и он, помедлив, стал говорить…

Про то, что Британия, хоть уже восстановилась в экономическом смысле, но уже совсем не та. Потерялся ее дух и самобытность.

Что в Хогвартс с каждым годом поступает все меньше детей, настолько меньше, что в спальнях теперь живут по трое, и через десяток лет, если ситуация не поменяется, легче будет закрыть Хогвартс, чем содержать такую махину ради десяти первачков. И все потому, что старшее поколение, хоть и остаются в стране, держась за свой бизнес, но их дети — выпускники Хогвартса, не хотят работать в Британии и ищут лучшей жизни в других странах, там и оседают.

Что не хватает профессоров и, вообще, профессионалов, и магов, кому можно доверить важные посты. И как он, именно теперь, сильно в ней нуждается — в ее уме, верности и знаниях. И как виноват перед ней, что за решением собственных проблем ни разу не выбрал время с ней поговорить, просто посидеть и пообщаться, и полностью признает, что он гад и сволочь.

Что в Англии теперь очень редко встретишь знакомое лицо. А в стране появились эмигранты со своей культурой и магией, что сулит проблемы куда серьезней неприязни чистокровок к магглорожденным.

Он еще много чего говорил, обещал золотые горы, если она вернется, и делился наболевшем и самым сокровенным. И только сейчас осознал, как бесконечно устал воевать с этой неубиваемой гидрой, чьи головы всегда отрастают и никогда не заканчиваются.

Когда он высказался, ему стало легче, словно он избавился от части груза. Ее молчаливая спокойная поддержка всегда действовала на него ободряюще. А потом они долго молчали, собираясь с мыслями и глядя вдаль. И наконец Гермиона отмерла.

— Гарри, прости, но я не приеду. И не останусь с тобой… Тут теперь мой дом. Все, что ты видел — это мое детище, и я не могу его бросить. Я знаю, что нужна тебе, но не покину это место… Не хочу… Мне это совсем не интересно. Моя война давно закончилась, и все, что я ищу — покоя для себя и своих детей.

— Ты хочешь все забыть, Гермиона? — вскинулся Поттер, не ожидавший, что его отвергнут после того, как он раскрыл ей душу. — Забыть, как дорого нам обошлась победа? Все эти смерти? Все, ради чего мы старались?

Его тон вышел несколько резким, чем он хотел, и он тут же пожалел об этом, но она не обиделась.

— Мне не нужно их помнить, Гарри, — мягко ответила она, не сводя с него прямого и спокойного взгляда. — Это вы вспоминаете мертвых только второго мая — в день памяти. А я вовсе не хочу вспоминать смерть. Но я каждый день спасаю жизни, взамен тех, что отняла война. И собираюсь и дальше это делать — столько, сколько смогу.

— Гермиона, — замялся он, — я не хотел…

— Оставь, Гарри, — улыбнулась она. — Я читала газеты, ты молодец. Конечно, Британия уже никогда не будет прежней, но ты справишься и построишь государство, которым будешь гордиться.

— Но без тебя, — грустно усмехнулся он. И только сейчас понял, насколько рассчитывал на помощь подруги. Насколько был уверен, что она согласится.

— Без меня, — согласно кивнула Гермиона, и поднялась.

— Тебе удобно здесь, жить в неведении, среди слизеринцев, — с горечью и долей обиды все же добавил он.

— Здесь нет слизеринцев, — спокойно возразила она, — тут свободная зона для всех, кто начал новую жизнь, невзирая на прошлое и факультетскую нашивку.

— Ладно, прости, меня занесло, — помолчав, сказал он. — Просто я на тебя рассчитывал. Но это, безусловно, твой выбор, и если ты счастлива…

— Счастлива, — торопливо ответила Гермиона и пожала его ладонь. — Кстати, надеюсь, ты к нам надолго? Просто хотелось бы, чтобы ты у нас погостил и все посмотрел. И тебя очень хотел видеть Невилл.

— Невилл? — удивился Поттер. — А разве он не преподает в Шармбатоне?

— Он читает там лекции старшим курсам три раза в неделю, но живет и работает у нас, — ответила она и улыбнулась. — Невилл — гений в гербологии. Заведует экспериментальными теплицами и радует нас внезапными дождями. Он занимается магической селекцией. Ты же слышал о сыворотке Прусса? — это он ее выделил из одного из своих генетически измененных монстров. Маггловские кардиологи на него молятся. Группе Нотта, под руководством моего мужа, удалось частично вернуть разум его родителям. Конечно, их прежние личности были полностью стерты, но их восстановили по воспоминаниям Августы. Правда, процесс не быстрый, и Фрэнк пока считает себя мальчиком двенадцати лет, а Алиса и вовсе на время стала другой личностью: ее родня умерла, и воспоминаний о ней в детском возрасте не осталось — теперь она десятилетняя девочка Хелена. Но, это лучше, чем лежать подобно мертвым. А так они радуются жизни и вполне обучаемы. Тем более что эксперименты по замещению ложных воспоминаний вовсю идут, и есть реальный шанс на полное восстановление. Невилл доволен, как и Августа.

— Кто еще из наших нашел приют в вашей обители покоя? — с грустной иронией усмехнулся Поттер.

— Я помогла всем, кому смогла, — прямо ответила Гермиона, и ее тон похолодел. — Но у нас не богадельня, и в «нашей обители покоя» живут и работают только те, кому есть что предложить этому месту.

— Помогла даже слизеринцам и бывшим Пожирателям? — напирал он, хотя знал, что не имеет право ее судить. Но ради этих магов, с кем они когда-то сражались, она отказала ему, и это вызывало злость и досаду.

— Всех, кого ты перечислил, Гарри, — твердо ответила она, — больше не существует. Все, в чем ты можешь их обвинить, имело отношение только к Британии, там же и похоронено. Эти люди не имеют прошлого и начали свою жизнь с нуля. Иных тут нет. Ты строишь свою страну сам, как считаешь нужным, а я распоряжаюсь на своей территории так, как считаю нужным только я. И я имею на это право, Гарри, потому что тоже чего-то стою, даже если не в одной связке с тобой.

Между ними повисло напряжение — невысказанные обиды и претензии. Они оба были упрямы и неохотно признавали ошибки, хотя им, по сути, нечего было делить — слишком в разных мирах они жили. Все, что ими двигало — взаимное разочарование от долгожданной встречи.

— Гарри, давай не будем спорить, — попросила она, — мы так давно не виделись. Я не хочу ссориться…

Они неспешно вернулись, но выяснилось, что им почти не о чем говорить. Настоящее не интересовало ни одного из них. Она ясно дала понять, что мало заботят его проблемы, а ему было все равно, каких успехов достигла она. В прошлом была война — табу для них обоих. Так что они повспоминали немногие веселые вещи, что происходили с ними в Хогвартсе. Но и те несли за собой ноту печали — Блэк, Фред, Тонкс… и нужно было быть очень внимательными, чтобы не вспугнуть эти тени смерти. Оттого веселость отступала, и общение приобрело горький привкус печали и напряженности.

Потом они нашли, как им казалось, идеальную тему. Ее хватило надолго, чтобы на время заполнить ту пустоту, что образовалась между ними и ширилась с каждой увеличивающейся паузой — перешли на своих детей: и тоже, шалости, школа, смешные происшествия.

Гермиона не спрашивала о Джинни, не интересовалась, как там все — Рон, Джордж… Он тоже ни разу не спросил ее о Снейпе и о ней самой. Они стали чужими, и все, что их объединяло — это прошлое — война и боль потерь. Приехать сюда было самой большой ошибкой Гарри Поттера, а ожидание его приезда — самым большим разочарованием Гермионы.

За ужином, он наконец нашел развлечение — наблюдал за семейством Снейп.

Сначала они удивительно напомнили ему семью Дурсль, может, потому, что он чувствовал себя тут лишним, чужеродным элементом, на фоне их семейной сплоченности, хотя его и на минуту не оставляли в покое, пытаясь ему угодить и предвосхитить желания дорогого гостя. Но он чувствовал, что как бы Гермиона ни была рада его видеть, но стоит выйти за дверь, здесь ничего не поменяется — о нем забудут.

Снейп на первый взгляд почти не изменился. Не помолодел и красавцем не стал, да и его здоровый нос никуда не делся. Но короткая стрижка шла ему гораздо больше его сальных патл, несмотря на седину. А загар и вовсе сделал из него незнакомца — вальяжного ухоженного человека лет пятидесяти со смешинками в глазах, словно его забавляла вся эта ситуация. Скорбные складки у губ разгладились, как и вертикальная морщина на лбу, зато добавилось мелких морщинок возле глаз. Говорят, они образуются у тех, кто много улыбается. Но этот Снейп не улыбался, хотя имел весьма спокойный расслабленный вид, взамен привычной холодной бесстрастности, от которой за милю несет угрозой. Да и видеть это взгляд без ненависти и раздражения было непривычно.

Гермиона… Гермиона просто выросла. Увидеть в подруге привлекательную женщину было странно, и он решил на этом не зацикливаться. А еще, глядя на Снейпов, его внезапно потянуло домой. Он понял, что его душили покой и неторопливость существования царящие на острове. Словно он пришел с войны в город, где о ней никогда не слышали, а он теперь и не знал куда себя деть, не в силах приспособиться к местному ритму и мирной жизни.

За чаем он сообщил, что может задержаться только на один день и послезавтра утром уже должен быть в Британии. Как всегда ему не хватило духу признаться прямо, особенно под проницательным взглядом Снейпа, и он привычно отговорился делами. Хозяева сделали вид, что поверили.

Назавтра за ним зашел Невилл и устроил экскурсию. Лонгботтом покинул Британию семь лет назад, уйдя в отставку с поста профессора Гербологии. Сказал, что появилась возможность излечить родителей, и Гарри не посмел его уговаривать, хотя уже тогда с учителями была напряженная ситуация.

После убийства Нагини Поттер изменил свое отношение к этому стеснительному и неловкому недотепе, хотя друзьями они так и не стали — ему и Рона хватало. Но Невилл был одним из немногих, кому Гарри доверял.

Но и общение с бывшим приятелем не принесло облегчения. Невилл стал таким же незнакомцем, как и все остальные. Никакого стеснения и робости. Это был признанный мировым сообществом молодой ученый с кучей званий и наград, чья открытая улыбка могла бы посоперничать с улыбкой Локхарта. Весь его вид излучал уверенность, а в голосе проскальзывали властные ноты, и в том, как он рассказывал о своей работе, Гарри углядел откровенное бахвальство. Словно это камень в его, Поттера, огород — мол, смотри, чего я добился здесь, а ты считал, что я достоин только профессорства, и не больше.

После трех часов прогулки Гарри неимоверно устал и был раздражен как никогда, хотя еще держался, пытаясь это скрыть. И даже первая искренняя радость от встречи с другом давно сошла на нет. Все, чего хотел Поттер — это быстрее покинуть остров и вернуться в Британию, подальше от этой слащавой звенящей тишины.

Это было странное место, где все люди были словно отлиты из одной формы. Были загорелы, улыбчивы, безмятежны, никуда не торопились, горели идеями, жили исследованиями. Даже в кафе, общаясь, они обсуждали какие-то фазы, процессы и стадии. За все время Гарри не увидел ни одного хмурого лица. Бледный, настороженный и раздраженный Поттер, как прямо заметил Малфой, не подходил этому месту совершенно, и чувствовал себя инородным предметом — ножкой стула, упавшей в аквариум с тропическими рыбками.

А что окончательно его добило — это наследники Пожирателей. Невилл, когда рассказывал о работе центра, упомянул многих, которых Гарри знал, и это окончательно вывело его из себя. Ему было все равно, кого и сколько они там спасли. Но это было несправедливо, черт возьми, что они живут тут, в покое и сытости, когда как ему и его помощникам, приходится вкалывать день и ночь, чтобы сохранить то немногое, что осталось после того, как они устроили Британии Судный день.

Он, с трудом сдерживаясь, сославшись на усталость, простился с другом и заторопился обратно.

Гермиона нашлась в саду. При взгляде на его воинственный вид она поднялась и торопливо направилась в его сторону. Ее лицо приняло тревожное выражение.

— Что-то случилось, Гарри? — спросила она с искреннем беспокойством.

— Случилось? — усмехнувшись, ответил он. — Это ты мне скажи, подруга. Как ты могла, Гермиона? Предать наши идеалы, забыть все зло, что нам причинили? Непоправимый ущерб, что нанесли нашему миру? Ты отказалась от нас и нашей борьбы, и пригрела возле себя тех, с кем мы сражались, чьи отцы нас убивали и унижали. Какая же ты гриффиндорка после этого?

Гермиона устало вздохнула и незаметно погладила живот, бросив беглый взгляд на веранду дома, где моментально материализовался Снейп. Вид у него тоже был напряженный. Но Гермиона бросила на него предостерегающий взгляд и улыбнулась, и тот снова скрылся в тень комнаты.

— Пойдем, Гарри, — решительно сказала она, тряхнув кудрями, и молча вышла за калитку.

Они прошли совсем немного — перешли дорожку, и Гермиона зашла в сад соседнего дома. Там она жестом показала ему на садовую скамью, а сама стала молча ходить рядом, словно собираясь с мыслями. Наконец она остановилась напротив, вперив в него прямой взгляд.

— Сколько лет мы знакомы, Гарри? — спросила она. — Наверное, можно сказать, наша дружба началась с того Хэллоуина, когда ты сражался с троллем. Признаться, это было фантастическое зрелище, почти такое же захватывающее, как и страшное. Я тогда была очарована твоей храбростью. Это словно ожившая сказка, где отважный герой сражается с ужасным чудовищем.

— Гермиона, — попытался смущенно возразить Гарри, но она предостерегающе вскинула руку, призывая к молчанию.

— Я тогда очень захотела стать твоим другом, — улыбнулась она. — И с тех пор была всегда рядом. Мы вместе спасали Философский камень, сражались в Министерстве, противостояли Амбридж и искали крестражи. Я всегда была рядом. И когда, на втором курсе, от тебя шарахались, как от прокаженного, думая, что ты наследник Слизерина. И когда на четвертом травили всей школой, полагая, что ты сам кинул свое имя в Кубок. И когда презирали и насмешничали, веря, что ты — то ли псих, то ли лгун с манией величия, убивший Седрика.

— Гермиона, не надо… — начал было он, но под ее тяжелым взглядом снова сник.

— И когда Рон нас бросил, я тоже была с тобой. Я была с тобой всегда. Прикрывала спину и поддерживала, была готова умереть за тебя, как ты умер за всех нас. Но потом война закончилась, наступили мирные времена, и ты меня бросил одну.

Он поднял на нее больной взгляд, хотел сказать про работу, но под ее прямым и понимающим взглядом не смог этого сделать.

— Ты не был рядом, когда был мне нужен, Гарри. Когда все отвернулись от меня. Ты выбрал всех, но не меня, а свою семью, и я приняла твой выбор. Осталась в Британии на четыре года, еще на что-то надеясь — ты был мне нужен. Но ты был слишком озабочен собой, чтобы помнить обо мне. Так чего ты теперь удивляешься, что я покинула Англию и забрала с собой все, что в вашем новом мире вам было не нужно? Что я нашла ради кого жить, а не ради кого умереть?

— Гермиона, прости, я вспылил, — ответил Поттер, уже пожалев, что не сдержался. Гермиона всегда была честна и прямолинейна, когда отстаивала справедливость.

— О нет, Гарри, — холодно улыбнулась она, — мне еще есть, что сказать. За эти годы ты ни разу не поинтересовался — как я? Чем живу? Нужна ли мне помощь? И вернулся только потому, что я тебе понадобилась. Этот дом, — она небрежно махнула себе за спину, — был построен одновременно с моим. Это твой дом, Гарри. Ты тоже был мне нужен все эти годы — твоя поддержка и сила. Он ждал тебя пятнадцать лет. Но ты заявился только затем, чтобы уличить меня в предательстве. Ты простил Рона, легко простил себя, но обвиняешь меня только за то, что я строю свою жизнь так, как считаю нужным, без оглядки на тебя.

— Гермиона, ты права, — вскочил пристыженный Поттер, хватая подругу за руку, но слова были уже сказаны и услышаны.

— Знаешь, я спокойно приняла твои обвинения, Гарри, — холодно ответила она, одергивая руку. — Просто, зная тебя, подозревала, что так может случиться, и заранее тебя простила, и уже очень давно. Но есть то, что меня, неожиданно, задело. Ты засомневался, что мое поведение достойно гриффиндорки. Так вот, гриффиндорец, это не тот, кто кидается в гущу войны, Гарри, а тот, кто сохраняет мир и жизнь для тех, кто его любит. И если мне придется хитрить, как слизеринке, быть расчетливой — как равенкловке, и вкалывать, как хаффлпафке — то я это сделаю. Я — львица Гриффиндора, сохраню и сберегу всех, кто входит в мой прайд, если они стали моей семьей. Я — настоящая гриффиндорка, Гарри!

Она замолчала, переводя дыхание, ведь последние слова произнесла с пылом. Между ними простерлась огромная холодная пропасть, которую уже никто из них не смог бы заполнить — никакие извинения и прощения.

— Думаю, мне стоит уехать, — после продолжительного молчания сказал Поттер.

— Так будет правильно, — ответила Гермиона и взмахнула палочкой.

В небо взлетел большой черный ворон и исчез из виду. Они проводили его взглядом и повернули к дому. — Я отослала разрешение, тебя ждет порт-ключ.

— У тебя сменился Патронус, — обронил он.

— Этот остров называется — «Последний приют ворона», — равнодушно ответила она.

— Это в честь Снейпа? — криво усмехнулся он.

— Это не важно, Гарри, — сухо ответила она. — Ты не захотел знать о моих больших делах, чтобы я исповедовалась тебе в малых.

Когда они вернулись, он прошел в комнату и быстро собрал вещи.

В гостиной его уже ждали. У Снейпа пропали смешинки из глаз, и взгляд был серьезен, но он не был рассержен. Да и Гермиона не выглядела расстроенной или злой — спокойной и почти равнодушной.

— Я рада, что ты смог приехать, Гарри, — сказала она, вручая ему порт-ключ. — Надеюсь, что у тебя все будет хорошо.

— Я тоже рад был с тобой встретиться, — не совсем искренне ответил он. Эта женщина уже не была его подругой Гермионой — но миссис Снейп. И он не хотел иметь с ней дел, впрочем, как и она с ним. И он, кивнув на прощание, сжал порт-ключ.

Стоило голубоватому мареву исчезнуть, как Гермиона охнула и схватилась за живот.

— Гермиона, что с тобой? — подхватил ее муж и бережно усадил в кресло, с тревогой вглядываясь в лицо жены. Он еле сдержался, чтобы не проклясть Поттера, который и через года все еще портит им жизнь, одним своим присутствием.

— Ничего, — устало улыбнулась Гермиона, и Снейп немного расслабил напряжение, — просто Роуз не терпится появиться на свет.

— Как ты? — кратко спросил он, присаживаясь на подлокотник ее кресла и легонько прижимая ее к себе.

— Это были самые долгие полтора дня за всю мою жизнь, — хмыкнула Гермиона и улыбнулась, но тут же нахмурилась. — Он совсем не повзрослел, Северус. Все такой же мальчишка и герой. Он абсолютно не подходит этому месту.

— Избранный — это навсегда, — вздохнул Снейп. Ему не было дела до Поттера, но тот огорчил Гермиону, и он порадовался, что агония не затянулась надолго и гость своевременно уехал. — Так бывает, Гермиона, что друзья расстаются — новые интересы и взгляды на жизнь…

— Я не расстроена, не переживай, Северус. Просто… жаль — я дорожила этой дружбой, а теперь мы словно чужие друг другу. Пожалуй, пойду прилягу перед ужином, — отстранилась Гермиона и поднялась с места, — я так устала, словно выпотрошила целую бочку рогатых жаб. На ногах не стою.

Она легко дотронулась губами до его виска и направилась на выход, но тут же вернулась.

— Знаешь, Северус, я так перед тобой и не извинилась, — сказала она, поднимая на него виноватый взгляд. — Тогда мне пришлось солгать. Я не могла признаться всем, что ты мне нужен. Была не готова к осуждению и травле. Посчитала, что жалость в моем случае выгоднее. Поставила тебя под удар, и вся злость и негодование достались тебе одному.

— Чш… Не стоит, Гермиона, — мягко улыбнулся он и приложил ей к губам указательный палец, — не все нужно говорить вслух. Я был счастлив оказаться тебе полезным. Это то немногое, что я мог тебе дать.

— Вы глупец, мистер Снейп, — ухмыльнулась Гермиона и игриво прикусила кончик пальца. — Ты дал мне поддержку, семью и детей. Выше этого нет ничего в мире, — она небрежным жестом растрепала ему волосы, сладко потянулась и, позевывая, вышла.

Северус проводил ее взглядом и подошел к окну, вглядываясь в далекий морской пейзаж у горизонта. Он молчал, но постепенно напряжение ослабевало, плечи расслабились, взгляд принял задумчивое выражение.

Вся эта давнишняя затея Гермионы с приездом Поттера была провальной с самого начала, и, как ни странно, но они оба это знали. Этот мальчишка и повзрослев не набрался ума — так же рубил сплеча и требовал, словно ему обязаны. Эгоист и эгоцентрик, склонный к тирании. Ему было тут не место. И сколько раз Снейп хотел, отринув законы гостеприимства, выгнать наглеца вон. Но не мог вмешаться — Гермиона его бы не поняла, а меньше всего он бы хотел огорчить свою жену. Да и она сама разобралась с проблемой. И Снейп не завидовал Поттеру, если тот смог довести Гермиону — право, было бы гуманнее просто самому указать ему на дверь. Он еще помнил тот гриффиндорский напор и слизеринскую ярость этой незаурядной ведьмы — его жены, тогда, в Коукворде.

* * *

Они задержались в Британии почти на четыре года. Первый год Гермиона часто появлялась на светских мероприятиях — по требованию Кингсли. Но Снейп понял, что Гермиона не просто так «светит лицом на камеру и читает готовый текст». Как героине войны и публичному лицу ей было позволено вмешиваться в некоторые дела. Ее рвение было оценено, как желание служить новому правительству в обход запрета, даже при неблагонадежном муже. И Министерские часто пользовались ее знаниями и поддержкой. Официально она не могла работать в Министерстве, но как общественное лицо… Это всех устроило.

Но Снейп только потом понял масштабы и продуманность ее замыслов.

Она за это время добилась нормальных условий для заключенных, участвовала в восстановлении Хогвартса, внесла несколько поправок в законы об оборотнях и других угнетенных магических тварях.

Потом оказалось, что она переманила из Хогвартса эльфов. На их острове теперь была самая большая колония — больше сотни помощников. Конечно, те, кто изначально служили Хогвартсу, остались на месте, но эльфы из разоренных домов не хотели служить убийцам своих хозяев и с радостью согласились покинуть школу — да и она была не предназначена для такого наплыва волшебного народа.

Но главное — книги. Когда взламывали дома Пожирателей, то все артефакты и книги подлежали уничтожению. Без этого новый дом нельзя было зарегистрировать на нового хозяина — власти старались искоренить тьму в зародыше, дабы не дать новому поколению свернуть с пути. Среди авроров не было достаточно специалистов, чтобы отделять темные книги от разрешенных, да и времени, при таком объеме работы, тоже не было — новые владельцы торопили, не желая ждать.

Но авроры, как всегда, были не прочь подзаработать, и толкали книги перекупщику в Лютный. Гермиона наняла посредника и скупила у него все книги, что могла, потратив приличную сумму денег и даже, возвращаясь, пару раз воспользовалась маховиком. Многие фолианты были бесценны и того стоили. У них обоих тряслись руки, когда они перебирали такое богатство.

Один стандартный мешок с расширением стоил пятьсот золотых. Он покупался целиком, не глядя, и разобрать эти мешки у них нашлось время только на острове. Теперь у них одна из самых больших магических библиотек во Франции. Особенно когда Малфой напросился к ним в общину и преподнес в дар свою.

Драко оказался очень полезен. Он имел доступ в высший свет и мастерски манипулировал отчимом — не без помощи матери. Вся документация, связи с министрами и деловые вопросы были на нем. И именно он перетащил в общину большинство своих знакомых.

Гермиона всегда сама решала, кого принять — анкеты от желающих приходили каждый день. Маги из многих стран хотели работать в их центре.

Но она очень серьезно относилась к отбору. Например, Забини отказала, несмотря на его высокую квалификацию в ядах и противоядиях. Зато приняла бесталанного Гойла. Из этого увальня получился отличный фермер, снабжающий продуктами весь остров. Они с Миллисентой поженились и не нарадуются на двоих дочек.

Она отказала Захарии Смиту и Паркинсон — желающей быть поближе к Малфою, но зато приняла Филча, когда он ей написал. Старик заведовал инвентарем детского центра. Но, сказать по правде, его должность была чисто номинальная, и старик грел старые кости на солнце, потягивал вино и наслаждался жизнью, вместе со своей кошкой. В прошлом году его не стало — не смог смириться со смертью миссис Норрис и сильно сдал. Но перед кончиной он поблагодарил и признался, что эти тринадцать лет были самыми спокойными и счастливыми в его жизни.

Все, кто попал на остров, были люди без прошлого, в чем-то сломленные и потерянные. Они лишились всего и начали жизнь заново, найдя себе цель в жизни, интересную работу, спокойствие и безопасность.

С ними работали психологи — нанятые маги, что консультировали волшебников для работы с магглами. Снейп полагал, что они заодно шпионят на магическое правительство, не выпуская из вида такую большую колонию англичан. Но Гермиона не придавала этому значения: для нее главное было — не допустить агрессии в этой обители покоя. И до сих пор все удавалось.

Настоящими супругами они стали только через два с половиной года после заключения брака. Все это время они потихоньку сближались и привыкали друг к другу. Она ему нравилась, и тем больше, чем больше он ее узнавал.

Гермиона не была красивой, но весьма привлекательной и ухоженной девушкой. Но особую прелесть ей придавал внутренний свет — обволакивающий и надежный, как рождественская свеча — согревающая и освещающая душу.

А как-то в Венеции, прогуливаясь вечером в гондоле, их немного качнуло, и Гермиона мягко упала ему в объятья, не стремясь отпрянуть. Они замерли, глядя друг другу в глаза, и он счел это разрешением, и поцеловал. Их первый поцелуй тогда не перерос ни во что большее, но вечером, когда он провожал ее в спальню, она опустила взгляд и не закрыла за собой дверь.

Из них получилась на диво прекрасная пара — тот случай, когда в партнере тебя ничего не раздражает, и вы удивительно друг другу подходите. Их секс был скорее чувственный, чем страстный или нежный. Гермиона изначально не была страстной натурой — скорее рассудочной. А он, в силу возраста, давно перестал пылать. Она подошла к их отношениям привычно — через призму книжных знаний, и с удовольствием познавала все на практике, усиливая и развивая в них обоих чувственность, так успешно, что даже он открыл для себя много нового. Хотя романтичные барышни сочли бы это влиянием чувств.

То, что между ними происходило, нельзя было назвать даже любовью. Обычно такие отношения наступают у любящей пары через много лет совместной жизни. Когда о любви уже не говорят и настолько растворяются друг в друге, что это становится чем-то большим, чем какие-либо чувства. Он не знал, было ли это результатом их магической связи или чем-то другим, но она понимала его без слов, а он улавливал малейшее изменение ее настроения. Правда, наблюдая за родителями Гермионы, он понял, что его жена просто копирует среду, в которой выросла.

Но Гермионе тоже была свойственна влюбленность — в науку. Вот там она эмоционально горела и пылала. Сначала, по незнанию, Снейп заподозрил, что она влюбилась в него — так горели ее глаза восторгом и затуманивался взгляд, когда она наблюдала за его работой. Но, узнав правду, не обиделся — Гермиона оказалась на редкость правдивой, когда сказала, что влюбленность ей не свойственна. Она так же смотрела и на то, как Нотт препарирует мозг, и как Лонгботтом показывает схемы совместимости своего нового детища и рассказывает о его свойствах, и как Малфой мастерит новый артефакт. Новые знания привлекали ее превыше всего на свете.

Их ребенок появился довольно поздно — когда у многих на острове уже родились вторые дети. Гермиона с самого начала сказала, что равнодушна к детям, и если когда-нибудь решится, то только чтобы подарить сына любимому человеку, и рождение сына он воспринял, как прямое проявление ее любви. Они никогда не говорили о чувствах — только полунамеки и язык тела. Гермиона права — некоторые вещи не стоит говорить вслух, дабы не обесценить их банальным словом.

Пожалуй, появление наследника больше всего потрясло Северуса. Он только теперь, держа на руках своего ребенка, ощутил связь поколений: как это — оставить после себя на земле материальную память. То настоящее и правильное, проверенное веками предков. Чем ту лживую и никому не нужную замену, что он попытался в свое время всучить Поттеру.

Мальчик пошел в его породу, но грубые черты были скрашены мягкими линиями жены. Хотя, подрастая, он стал копией отца, что доставляло Снейпу тайного волнения. Он проклинал свой огромный нос и нестандартную внешность, и очень переживал за сына — что тому придется теперь страдать из-за некрасивого лица.

Но его прогнозы не оправдались. Мальчик был всеобщим любимцем и вовсе не обращал внимания на свой внушительный нос, как и другие. Его уверенности в себе позавидовал бы и взрослый, а от друзей не было отбоя.

И Северус с удивлением понял, что если бы он родился в нормальной семье у любящих родителей, то стал бы точно таким же — уверенным в своем гении любознательным веселым мальчишкой, открытым миру и общению. А не закомплексованным мрачным одиночкой, обиженным на весь мир.

Сейчас ему как никогда захотелось жить вечно. Видеть, как его дети и внуки вырастут, и чего добьются. Чтобы его род увеличивался и процветал. В их лаборатории сейчас проходит клиническая апробация омолаживающего организм эликсира — и он обязательно к нему прибегнет — силы ему понадобятся: слишком многого он хочет добиться. А теперь пора приняться за зелье, продлевающее жизнь. Он искренне был благодарен своей судьбе за то, что дала ему Гермиону — его неукротимую львицу. Ведь только настоящая гриффиндорка с ее напором и желанием защитить, даже если против его воли, смогла наполнить жизнь смыслом и теплом даже у такого побитого жизнью слизеринца.

Часы в холле пробили семь. Он оторвал взгляд от сада, на который уже спускались сумерки, и встрепенулся. Увидел, как по тропинке к дому поднимается Малфой с его сыном. Снейп улыбнулся и пошел встречать гостей, думая, что пора бы ответить на последнее письмо Фламеля.