История должна быть рассказана (джен)

День не задался с самого утра. Для начала Женя не услышала будильник и проспала. Это бы еще не беда, у нее оставались шансы управиться с основными делами, намеченными на сегодня, пусть в авральном режиме. Но приехать в «Парнас» за зарплатой к условленному часу не получалось уже никак. Пришлось срочно звонить Диме и просить, чтобы он получил деньги за Женю. Положим, Дима должен был справиться с этим запросто: он виртуозно воспроизводил в зарплатной ведомости не только невнятную Женину закорючку, но и кудрявую подпись Сергея, изящную и неразборчивую, как арабская вязь. Поэтому ему не впервой было получать за них зарплату и расписываться в инструкциях по пожарной безопасности.

— Не проблема, — сказал Дима. — Только ты потом забери поскорее свои бешеные деньжищи, ладно? А то мне еще за Серегу получать и за Наталью Борисовну. Я тут уже как ходячая касса.

— Заберу… в понедельник теперь только, — вздохнула Женя. — Сегодня никак к вам не вырваться.

— Могу тебе подвезти, если хочешь. Домой или в универ, как скажешь.

Женя задумалась на секунду. Перспектива провести выходные совсем без денег не радовала: надо было заплатить за квартиру, купить шампунь, проездной на метро и на оставшееся — какой-нибудь внятной еды. Но и пользоваться Диминой готовностью оказать любую услугу не хотелось.

— Да не, Дим, не надо, это ты полдня проездишь. Совсем уж как-то… бессовестная эксплуатация трудящихся. Ты и так выручил, спасибо. До понедельника обойдусь.

Этот вопрос уладился. Теперь надо было собираться в университет. С ним тоже выходило нескладно: сначала три часа сидеть в качестве секретаря на студенческой конференции, потом дождаться научную руководительницу и показать ей курсовую, потом помочь новенькой неопытной лаборантке с отчетом для деканата, потом… теоретически можно было бы метнуться в «Парнас» за деньгами, но вряд ли получится, потому что будет вечерняя пара, потом окно и еще одна пара. Не так много дел, но очень уж дурацкое расписание. Да еще Карина вчера спрашивала, как дела со «Звездными эльфами», там автор новую главу прислал, надо посмотреть и сегодня же ответить. Ну, в идеале. Ладно, в университете есть интернет, можно в перерыве разобраться и с эльфами. А во время конференции потихоньку, с важным видом, будто так и надо, почитать еще немного рукопись из синей папки — в последние дни пошла такая круговерть, что времени на чтение не оставалось совсем.

Рассудив так, Женя, уже одетая, вернулась из прихожей в комнату, чтобы забрать папку, которую оставила у прикроватной тумбочки вчера вечером — хотела было полистать перед сном, но отключилась, сраженная усталостью.

Тут и обнаружилось еще кое-что. Как ни торопилась Женя поскорее выйти из дома, но даже в спешке она заметила, что папка как будто бы уменьшилась в объеме. Еще вчера стопка страниц была толще. Или нет? Должно быть, показалось, урезонила она сама себя. Как это вообще возможно? А впрочем, чего гадать, когда можно проверить.

Женя торопливо зашуршала листами бумаги. Вот здесь она остановилась в прошлый раз, когда Колька расстался с Элей, на сорок третьей странице. Дальше прочитать не успела, но заглянула вчера перед сном — там было что-то про Москву, и черной ручкой исправлена пара опечаток, а на полях — рисунок, набросок какого-то здания и несколько пешеходов, скрючившихся под дождем, словно запятые.

А теперь ничего этого нет, и за страницей сорок три сразу идет страница шестьдесят пять, и снова рисунки, но другие — какой-то чертеж, довольно похожая корова и почему-то лягушка. Женя огляделась — может, смахнула ненароком часть стопки, пока папка была открыта? Или сдуло сквозняком? Она быстро обшарила комнату — нет, ничего. Ни на кровати, ни под кроватью, нигде. Да и не того размера комната, чтобы что-то могло в ней всерьез потеряться.

Если бы хотя бы Аня была дома, можно было бы спросить у нее. Непонятно, зачем она стала бы брать чужую рукопись, но мало ли что… Однако Ани не было со вчерашнего утра, она заночевала у подруги (или даже у бойфренда, мрачно подумала Женя) и ничего не могла знать о таинственной пропаже.

Время поджимало, заниматься дальнейшими поисками было некогда, и Женя, кое-как запихнув в сумку папку с оставшимися листами, выскочила из дома. В автобусе она еще продолжала гадать о том, что случилось с пропавшими страницами, но снова и снова заходила в тупик, а потом суета и заботы нового дня поглотили ее полностью и заставили на время отвлечься от мыслей о рукописи.

Все же странность этого происшествия, которому никак не находилось объяснение, не давала Жене покоя, и во время конференции, когда в ее секретарских делах наступала пауза, она заново перебирала страницы рукописи, раскладывала их по порядку — пара листов была перепутана местами — и силилась вспомнить, точно ли она вчера видела исчезнувшие страницы и рисунки на них или это пригрезилось ей уже во сне. Заодно надо удостовериться, что хотя бы вот эти страницы она видит наяву… на случай, если они тоже пропадут. Чертеж изображал что-то непонятное, но и набросан он был небрежно, а вот корова все-таки очень удалась автору. На следующей странице была нарисована какая-то штука на треноге. В памяти всплыло слово «нивелир». Да, точно, геологи такими вроде пользуются. И еще другая странная штука, тоже смутно знакомая. Немного похоже на якорь, но не якорь. И снова память сама собой услужливо подсказала: ну конечно же, молоточек Тора. Средневековый скандинавский амулет. Но при чем тут это? Женя снова вернулась на страницу шестьдесят пять. Она начиналась с середины предложения.

«…вошла в колею. После того раза они не возвращались несколько лет, и мне снова хотелось думать, что я излечился. Год шел за годом, и я почти перестал об этом вспоминать. Не забыл, а просто загнал эти мысли поглубже, оттеснил на окраину памяти… где они, ясное дело, ждали своего часа, чтобы снова нахлынуть на меня при первом удобном случае, ломая хрупкие мостки и барьеры на своем пути. Началось с того, что однажды хмурым осенним вечером, в самом начале учебного года…»

— Женя! Женя, вы с нами? Зафиксируйте в протоколе, что мы рекомендуем этот доклад к публикации.

— Что? Я… да, конечно. Извините. Я фиксирую.

Женя сконфуженно склонилась над протоколом, который вела. Синяя папка так и осталась лежать у нее на коленях, грозя свалиться на пол при неловком движении и тут уже точно рассыпаться листами под ногами присутствующих. Улучив минутку, она аккуратно убрала рукопись и завязала ленточки на папке морским узлом. Чтобы уже ничего не могло просочиться наружу и пропасть бесследно.

Докладчики бессовестно не соблюдали регламент, и конференция затянулась, пришлось даже делать перерыв на обед. Женя обменялась тоскливым взглядом с Катей — лаборанткой с их кафедры: им еще предстояло сварганить сегодня какой-то чудовищно подробный и абсолютно бессмысленный отчет, с которым Катя не могла справиться в одиночку.

Когда все закончилось, пришлось долго дожидаться научную руководительницу — к ней уже выстроилась целая очередь студентов. Женя нервничала и поглядывала на часы, но, к счастью, с курсовой у нее оказалось все в порядке и много времени на это не потребовалось. Заодно выяснилось, что первую пару сегодня отменили. Только все равно придется торчать тут допоздна, дожидаясь третьей, но так даже лучше: есть шанс поработать и разобраться наконец с эльфами.

Теперь можно было приступить к отчету, но Катя куда-то пропала и долго не находилась. Женя уже думала махнуть на все рукой, уйти в буфет, а потом просидеть в читалке до начала занятий, но на пути к буфету она столкнулась с Катей, которая почему-то несла по коридору тарелку с куском жареной курицы.

— Вот ты где! — обрадовалась Катя. — А я тебя ищу!

— Это я тебя ищу.

— Ну, короче, пошли!

— Отчет? — уныло спросила Женя.

— Что? А, ну да! Потом отчет. Только сначала накормить его надо.

— Кого? — удивилась Женя.

Но Катя, не ответив, устремилась к кабинету заведующего кафедрой, ловко уворачиваясь от встречного потока студентов, рванувших с началом перемены в буфет. Заинтригованная Женя последовала за ней. Завкаф у них был хороший мужик, душевный и совершенно свойский, но Женя все-таки не могла представить, зачем бы Кате вздумалось кормить его куриной ножкой прямо в кабинете.

Катя все-таки притормозила и оглянулась.

— Ты идешь? Я сначала хотела бутерброд с колбасой, но он небось одну колбасу сожрет, а хлеб не станет. Там еще бутерброд с икрой был, но у меня денег не хватило. И ему вредно, наверно, икра же соленая.

— Да, — ответила Женя осторожно, — у него вроде давление. А у кого давление, тем соленое не рекомендуют.

— Давление? — Катя округлила на нее глаза.

— Ну да. Он же сам говорил. Он таблетки пьет все время.

Катя помолчала несколько секунд, раскрыв рот, и вдруг расхохоталась.

— Да нет, я же не про то! Ты не знаешь, что ли? Ну сейчас сама увидишь. Только тихо, не напугай его... Подержи тарелку.

Женя послушно взяла тарелку и посторонилась, пока Катя рылась по карманам в поисках ключа и открывала дверь. Порог кабинета она перешагнула с некоторой опаской.

Внутри никого не было. Стол со старомодной подставкой для перекидного календаря, пара книжных шкафов, набитых бумагами, еще один стол — компьютерный, кресло, два стула и тумбочка с чайником. И ни души. Ну что ж, по крайней мере, значит, это не завкафедрой будет есть тут курицу и колбасу без хлеба.

Катя, ничуть не смущаясь пустотой кабинета, сразу заворковала:

— А где мой малыш? Где мой мальчик? Где мой зайчик? Иди сюда, котик!

И из-под стола завкафедрой действительно вышел котик. Худенький черный котик с белой грудкой и белыми усами. Вышел, уселся и прищурился на Женю с Катей. Из подбородка у него торчали три волосинки, тоже белые, словно жидкая седая бороденка, и с прищуренными глазами он напоминал китайского мудреца со старинной гравюры.

— Кис-кис, зайчик! Хочешь курочки?

Катя принялась кормить кота, а Женя некоторое время осмысляла происходящее.

— Сам пришел, — пояснила Катя.

— Прямо сюда?

— Да нет, он внизу, со служебного входа. Нам там книги привезли, целую коробку. И пока я бегала искала, кто поможет поднять, он зашел так по-хозяйски и в коробку забрался. И улегся там прямо поверх этой… как это… «Поэтики несобственно-прямой речи в произведениях немецкого романтизма». Ну и мы… то есть я… думаю, ну нельзя же его прогонять. Правда же?

Катя выпрямилась и встревоженно оглянулась на Женю.

— А остальные знают, что у вас тут живет такой… любитель немецкого романтизма?

— Знают. Уже вся кафедра сюда приходила посмотреть. Мы ему туалет тут сделали, смотри! Это из коробки от торта.

Женя заподозрила, что в качестве туалета кот в отсутствие свидетелей использует горшок с фикусом возле тумбочки, но решила придержать свои соображения при себе.

— Думаем вот теперь, как его назвать, — продолжала Катя.

— Наверное, пусть лучше хозяин назовет. Вы хозяина-то ему нашли?

— Нет, — вздохнула Катя. — У всех уже кто-нибудь есть. А ты не хочешь взять? Я помню, ты как-то говорила…

— Не могу, — сказала Женя с искренним сожалением. Ей тоже понравился кот, похожий на китайца и интересующийся немецкими романтиками. — Меня хозяйка тогда выгонит на улицу вместе с ним. Я уже к ней с этим подкатывала, безнадежно.

Катя нахмурилась. Кот доел курицу и принялся умываться.

— Тогда сама заберу, — сказала Катя решительно. — Только не знаю, как до дома дотащу, мне еще книжки надо, в выходные курсач хочу доделать.

— Я тебя провожу, — пообещала Женя.

— Ой, хорошо! Мне только до метро, а у дома меня встретят, я позвоню сейчас… Хотя нет, погоди, у меня же три пары сегодня, — Катя, воспрянувшая было духом, снова сникла. — Я тут до ночи.

— И я тоже. До упора. Так что вместе и пойдем.

Судьба кота была решена, и они наконец с легким сердцем занялись отчетом. Кот как будто тоже повеселел, устроился рядом и принялся ловить Женины пальцы, бегающие по клавиатуре компьютера.

— Машина — зверь, — сказала Женя с уважением. — У нас в «Парнасе» даже у Карины такого нет. А дома у меня вообще еле тянет. На этой неделе, представляешь, сожрал заключение и библиографию… Хорошо еще, у меня все на бумаге было. А если б рабочий файл? Я их иногда прямо на компе правлю, без распечаток.

— У нас и интернет тут есть, — похвасталась Катя.

Женя кивнула. Про интернет она знала, и даже сама им здесь пользовалась не раз еще до того, как Катя начала у них лаборантить. И компьютеров таких на всем факультете было только три штуки — в деканате, у русистов и вот у них. Остальным велели ждать, когда закупят следующую партию, а им устроили сразу. Причем сам завкаф им не интересуется. Вообще, кажется, не знает, как эту шайтан-машину включать, и об интернете имеет представления самые смутные. Но зато всем разрешает сидеть за его компьютером сколько угодно, чем беззастенчиво пользуются и преподаватели, и аспиранты, и студенты, у которых есть полезные знакомства на кафедре. У Жени они есть — вот, к примеру, Катя.

— Слушай, а можно мне тут у вас посидеть еще? — спросила Женя, когда они расправились с отчетом. — А то у меня окно, деваться некуда, так я бы хоть поработала чуток.

— Работай, — беззаботно отмахнулась Катя. — Там все уже разошлись. Так что сиди хоть до утра.

— До утра мне не надо. Мне еще вас с котом провожать.

— А, ну да. А я вот сидела в том семестре. Доклад надо было срочно, никак не успевала. Закрылась тут изнутри на ключ и сидела.

— И как? Доделала доклад?

— Ага. Но вообще, знаешь, тут как-то неуютно ночью. То есть пока я на месте сижу с лампой и чайником, все нормально. А потом выхожу — темнота, ничего не видно, верхний свет же отключают.

— А в туалете тоже темно?

— А как же! Еще темнее, чем в коридоре. Пришлось фонарик с собой брать.

— Правильно, — кивнула Женя. — Сортир без освещения — это первый шаг к анархии и разрухе.

— Ну вот. Но с фонариком там тоже как-то не очень. И я вот вроде знаю, что я тут не одна, сторож ведь внизу, на первом этаже. Но он на первом, а я-то здесь. И кажется, что по коридору кто-то ходит… а кому тут быть среди ночи?

— Может, еще один такой же, как ты?

— Может быть. Но я не стала проверять, прибежала снова сюда, закрылась и сижу. А потом еще телефон звонил. Два раза. Я трубку беру — а там тишина.

— Ну, это пустяки…

— Да я знаю, знаю. Но больше я тут не оставалась.

Женя состроила постную физиономию и строго сказала:

— А я тебе объясню, в чем дело. Это по коридору бродит призрак Черного Студента.

— Че… чего? — Катя даже поперхнулась.

— Черного Студента. Не знаешь, что ли? Он не сдал сессию, его отчислили, и он умер от разрыва сердца прямо в деканате. Они, конечно, потом пожалели, что отчислили… да уж поздно. С тех пор его призрак бродит ночью по коридорам и подстерегает нерадивых студентов, которые не делают доклады вовремя и сидят тут по ночам. И просит их ответить на вопросы, которые ему задавали на том самом экзамене, который он провалил. Кто ответит правильно — того отпускает с миром. А кто не сможет ответить, того он утаскивает с собой на тот свет.

— Интересно, а какой экзамен он провалил? — спросила Катя, подумав.

— В этом-то вся и загвоздка, — сказала Женя зловеще. — Это каждый раз новый экзамен. Филологов он спрашивает про физику, а физиков — про филологию. Историкам задает вопросы из ботаники, а ботаникам — из истории. Поэтому ответить правильно практически нет шансов. Вот так-то. Подумай об этом, когда в следующий раз не напишешь доклад вовремя.

Катя засмеялась.

— Да я без всяких этих призраков все вовремя делаю… вот даже отчет, который на фиг никому не нужен. — Она взяла дискету. — Ладно, отнесу в деканат. Вот ключ, только не потеряй. Можешь закрыться, если хочешь, чтоб не мешали. И котика моего не выпусти случайно.

— Не потеряю и не выпущу, — заверила ее Женя. — И, наверное, действительно закроюсь. Ты тогда стучи, если что. Знаешь условный сигнал? «Дай, дай закурить!»

И она отбарабанила на столе: тук, тук, тук-тук-тук.

Катя рассеянно кивнула, еще поворковала над котиком, который свернулся возле чайника, положив хвост в коробку с сахаром, и ушла. Женя налила себе остывшего чаю и достала из сумки дискету с новой главой эпоса про эльфов.

«…Лицо Одолормэль было залито серебристым лунным светом, и локоны тоже отливали серебром. Оона на мгновение распахнула свои прекрасные фиолетовые глаза и промолвила:

- Забери меня отсюда, Амильфорн…

И он взял из ее слабых пальцев половину звездного диска. Вторая половина висела у него на груди. Их заливал серебристый лунный свет. В небе пронеслась темная тень — дракон! Древний дракон Огори’н’д’хаси рыщет по небу в поисках своего любимого лакомства — звездных эльфов… Но не суждено ему пообедать ими этой ночью, напрасно он проносится над ними, затмевая серебряный лунный свет: Амильфорн уже сложил вместе половинки звездного магнита, и теперь они отправятся домой. Ибо между их родной звездой и этим магнитом существует невидимая, но неразрывная связь: они стремятся друг к другу, как волны — к берегу, трава — к солнцу, как стремятся друг к другу звуки мелодии и строчки песни. Ибо воистину им суждено всегда быть вместе. Амильфорн и Одолормэль поднимались к небу…»

Женя с трудом удержалась от искушения добавить к последнему предложению: «в лучах серебристого лунного света…» Ладно, не надо хулиганить. В конце концов, это вроде последняя глава, лучше расстаться с автором мирно. Да и не так уж оно ужасно, видали и похуже. Про то, что звуки мелодии и строчки тяготеют друг к другу, — это даже почти хорошо. А эльф со своей эльфийкой, стало быть, нашли друг друга. Ну еще бы. Конечно. Все всегда находят себе пару. Даже вон Аня уже не ночует дома… Только отдельные одинокие неудачницы долгими зимними вечерами вникают в чужие истории любви. То мальчик с девочкой в послевоенном уральском городке, то вот эльфы, залитые серебристым лунным светом.

Ладно, главное, что главу можно прямо сейчас отправить Карине. И не придется тащиться с дискетой в издательство. Великое дело — интернет! Надо все-таки разузнать, как бы его подключить и дома. Прямо ведь совсем другая жизнь начнется.

Она нажала на «отправить» и посмотрела на часы — времени еще полно. Можно, конечно, и просто слинять с этой третьей пары, да нехорошо, обещала ведь Кате помочь с котом.

Женя оглянулась. Кот все так же мирно дрых на тумбочке. Интересно, его шерсть останется в коробке с сахаром? Надо потом проверить. Ну а раз все обязательные дела позади, можно вернуться к синей папке. Развязав лямки, Женя подозрительно заглянула в рукопись — если оттуда опять что-нибудь пропало, то это уже совсем… Но нет, все было на месте. Вот страница шестьдесят пять, вот корова и лягушка. Значит, на чем это мы остановились? Ага, вот оно.

«…ждали своего часа, чтобы снова нахлынуть на меня при первом удобном случае, ломая хрупкие мостки и барьеры на своем пути. Началось с того, что однажды хмурым осенним вечером, в самом начале учебного года…»

В кабинете погас свет. Женя подняла голову, подождала секунду, но свет так и не загорелся. Тогда она закрыла глаза и подождала, пока они привыкнут к темноте. Собственно, не такая уж темнота — компьютер не отключился, тускло маячит скринсейвером. Но после яркого верхнего освещения кажется, что совсем темно.

Ну, понятно. Дело привычное, только за одну эту зиму уже в третий раз. Самое веселое было, когда свет отключился прямо во время коллоквиума и пришлось досдавать его при свечах, которые нашлись у хозяйственной Кати. Очень романтично, а главное — списывай сколько влезет, все равно препод не видит. Правда, и шпаргалки в темноте тоже не видно, хе-хе. Вообще-то верхний свет полагалось отключать в десять вечера, когда заканчивались занятия, но в последнее время это не раз случалось часов в восемь, когда в университетском корпусе еще вовсю бурлила жизнь. Что-то там такое… Жене объясняли, да она не стала вникать — не то какие-то терки с энергетической компанией и она отключает свет за непогашенные долги, не то технический какой-то сбой. С практической точки зрения всех гораздо больше волновал другой вопрос: значит ли отсутствие света, что занятия отменяются? А если зачет? А если защита курсовой? А если уйти, это не засчитают за прогул? Вот, скажем, Жене сейчас имеет смысл дожидаться последней пары или можно домой?

Нельзя, напомнила она себе. Кате с котом без нее не управиться. Кстати, если работает компьютер, значит, и настольную лампу можно включить?

Лампа вспыхнула, и свет ударил по глазам, которые уже привыкли к темноте. Ну вот и хорошо, можно тут посидеть и дождаться, чем закончится эта… гм, темная история. И наконец спокойно почитать. Только убрать с пола тарелку из-под курицы, чтобы не раздавить сослепу. И компьютер можно отключить, уже не нужен. Дискету еще свою не забыть. Пока Женя возилась, кот, поначалу недовольно сощурившийся на лампу, успел оценить ее достоинства и перебраться поближе: под ней было тепло. Ну вот, страница шестьдесят пять.

«…ждали своего часа, чтобы снова нахлынуть на меня при первом удобном случае…»

Кот, клевавший носом под лампой, вдруг дернулся и подскочил на месте. Женя глянула на него с удивлением.

— Ты чего, малыш? Чш-ш, тихо!

— Чш-ш… ш-ш-ш-ш-ш! — он зашипел в ответ, будто передразнивал.

Шерсть на загривке дыбом, глаза как пятаки… Приснилось ему что-нибудь? Или что-то услышал?

Женя перестала шуршать страницами и тоже прислушалась. Тишина. Даже странно, почему так тихо? Ни дверь не хлопнет в коридоре, ни машина не протарахтит за окном. И отдаленный гул дороги, всегда слышный с этой стороны, выходящей на оживленный проспект, затих. Женя потянулась погладить кота — хотелось почувствовать под рукой что-то теплое и настоящее. Хотелось удостовериться, что она здесь не одна, посреди этой абсолютной мертвенной тишины.

Определенно не одна: она успела лишь раз провести ладонью по взъерошенной шерсти, как в дверь постучали. Тук, тук, тук-тук-тук. Дай, дай закурить. Условный сигнал, который должна была подать Катя.

Господи, да это же и есть Катя! Тоже надумала улизнуть со своей последней пары. Надо скорее открыть, а то тут свихнуться недолго, сидя взаперти без света.

Женя шагнула к двери и потянулось было к ручке, как вдруг щиколотку пронзила острая боль. Она даже вскрикнула и, еще не понимая, что происходит, отскочила в сторону, едва не придавив хвост коту. Ах, вон в чем дело! Вот кто тяпнул ее за ногу, острые зубы прокусили колготки — кажется, до крови. Но что с котом? Забился под стол и воет почище собаки, глаза так и горят…

— Тихо, мой хороший, тихо… з-зараза… — растерянно пробормотала Женя. — Это же хозяйка твоя пришла. Чего ты взбесился?

А если это у него и правда бешенство? Или что-то такое. Запросто! Мало ли чем может быть болен приблудный кот. Ох, надо уже впустить Катю, пусть нянчится со своим подобрашкой.

Тук, тук, тук-тук-тук!

Стучали на этот раз столь же уверенно, но уже нетерпеливо.

— Иду! — крикнула Женя. — Открываю!

Но открыть дверь опять не удалось, и опять из-за кота. Он взвыл пуще прежнего и снова бросился на нее. Женя была начеку и успела отскочить. Точно бешенство, подумала Женя со страхом. Кот и не думал снова прятаться под стол. Он уставился на дверь, словно видел сквозь нее, весь собрался в тугую пружину и готов был прыгнуть… на что? На дешевую железную дверь, обитую дерматином?

— Катя! — позвала Женя. — Кать, это ты?

Ответа не было. Кот перестал выть, будто тоже прислушивался.

Тук, тук, тук-тук-тук!

— Кто там? Катя? Виктор Иваныч?..

Это было очень глупо, зачем завкафу ломиться в собственный кабинет, он мог бы открыть своим ключом. С другой стороны, кто еще может сюда ломиться так упорно, с такой хозяйской уверенностью?

Надо позвонить в деканат, вдруг осенило Женю. Сказать им, что… хм… что она закрыла кабинет изнутри и замок заклинило. У сторожа есть запасной ключ. Они придут и откроют дверь снаружи... и все. Она, конечно, выставит себя полной дурой, да какая разница?

Какой там номер у деканата? Восемнадцать двадцать пять… Нет, это кафедра. Восемнадцать двадцать?

Тук, тук, тук-тук-тук!

— Алло, алло! Это деканат? Алло!

Ей не отвечали, только в трубке что-то шипело. Или это кот снова припал к полу и шипит? Наверное, не тот номер. Надо посмотреть в справочнике, здесь же должен быть на столе телефонный справочник, куда он запропастился?

Тук, тук, тук-тук-тук!

Женя выронила трубку из рук. На этот раз стучали в окно. Определенно в окно. Только кто может стучать оттуда, снаружи… на восьмом этаже? Надо поднять пыльные жалюзи и посмотреть.

Нет. Женя вдруг ясно поняла, что не хочет видеть того, кто стучал в окно. И дверь открывать не станет. Видимо, оконное стекло и дверь — достаточно надежная защита. А раз так, то она просто будет ждать тут вместе с котом, пока все не кончится. Вон он вроде бы немного успокоился, уши не прижимает и уже не похож на разлохмаченную щетку для обуви.

Она подобрала телефонную трубку и аккуратно опустила ее на рычаг. Хорошо, что лампа горит. Без нее было бы совсем неуютно. Можно включить компьютер, выйти в интернет, посмотреть что-нибудь…

Телефон взорвался в тишине пронзительной трелью, потом еще одной, и еще. Не отвечать? Женя вопросительно оглянулась на кота, словно он мог дать ей совет. Кот следил за ней круглыми глазами, оттопырив белую бороденку, и не проявлял признаков волнения. Женя приложила трубку к уху:

— Алло?

Голос почему-то был хриплым, пришлось откашляться.

— Але! Кто это? Катя? Это Катя, да?

— Н-нет… Катя вышла. Что ей передать?

— Скажите, это из деканата. Она нам тут отчет принесла, там неправильная дата, надо переделать.

— Дата? Дата, значит, неправильная? — Женя глупо хихикнула. — Это может быть… это мы могли. Мы, знаете, запросто могли! Все что угодно!

В трубке сначала неодобрительно помолчали, а потом добавили сухо:

— Скажите ей, пусть зайдет.

— Хорошо. Непременно скажу. Обязательно скажу! Как только зайдет, я ей скажу… чтоб зашла!

Женя, не сдержавшись, еще раз глупо хихикнула и порадовалась, что ответом ей были только короткие гудки.

В дверь постучали. Не так, как раньше, как они условились с Катей. Но вслед за стуком вдруг раздался голос самой Кати:

— Женька, ну открывай! Это я!

Кот снова был похож на благодушного китайского философа. Снова щурился и, видимо, не возражал, чтобы Женя открыла.

— Уф, чуть ноги там не переломала на лестнице! — пожаловалась Катя. — Темень такая… Все, сматываем удочки, на сегодня все отменили, можно домой. Ура, свобода!

— Из деканата звонили, — сказала Женя. — По поводу отчета. Дата там неправильная.

— Перетопчутся, — сказала Катя. — Подождут до понедельника.

— Слушай, Кать, а ты только сейчас пришла? А то ко мне тут кто-то вроде стучал. Это не ты?

— Не, — Катя помотала головой. — Не я. Да мало ли кто, тут толпы шлялись, все хотели знать, будет последняя пара или нет. А где мой котик? Где мой зайчик? Иди сюда, мой сладкий, сейчас поедем домой! Как ты тут себя вел? Не безобразничал?

— Нет, сказала Женя, почесывая укушенную щиколотку. — Очень хорошо себя вел. Прямо не кот, а чистый ангелок.

Потом они еще долго пытались загнать кота в коробку из-под бумаги, в которой заботливо прорезали дырки, чтобы везти его домой. Потом снимали кота с книжного шкафа, потом искали другую коробку взамен разодранной. И Женя только на пороге спохватилась: синяя папка так и осталась лежать под лампой… чуть не забыла за всей этой возней!

Они вместе дошли до метро и проехали несколько остановок, выбирая коту подходящее имя. Потом Катя вышла, а Женя извлекла из сумки синюю папку, до которой за весь этот суматошный день так и не дошли руки. До дома еще почти час, можно немного почитать.