Эхо старой Англии (джен)

Малфоев, нежданно-негаданно ставших бездомными, приютил Ксено Лавгуд — отдал ключи от дома, попросил не трогать печатный станок и со спокойной совестью переместился к Ранкорнам. Едва он переступил порог, как был тут же схвачен под локотки с двух сторон и уволочен в спортзал, где его приложили к мягкой стенке в боксерском углу, после чего до ушей донеслись вопросы, заданные справа и слева:

— Дядя Берти нашел своего сына?

— Наш старший кузен жив?

Ксено кротко моргнул — на него взирали два жгучих брюнета с бесовскими зелеными очами. Глаза юношей горели таким энтузиазмом, что воздух потрескивал, как наэлектризованный. Получив ответ в виде кивка, парни восхищенно переглянулись и счастливо хлопнулись ладонями над белокурой головой дяди Ксено.

— Отлично. Нас трое!

— И это — Гарри Поттер!

Ксено осторожно вклинился:

— Кстати, а как Бетти восприняла новость о живом сыне?

Глаза парней посерьезнели.

— Очень бурно. С битьем посуды и требованием воскресить сей же час мерзавца, укравшего у них сына, чтоб она могла посмотреть в его бесстыжие глазки. И выколоть их вилкой. И скормить Пуфику.

Говорили мальчики по очереди, а когда умолкли, Ксено с сожалением вздохнул.

— Жаль разочаровывать, но могилу Дамблдора уже сожгли, наверное. Северус с Гарри и Полумной к школе отправились — вершить посмертное правосудие. Кстати, а комнату для Гарри приготовили? — переключил он энергию парней. Переглянувшись, те подхватились:

— Нет ещё. Сейчас сделаем!

Отослав племянников, Ксено прошел на кухню, где нашел Альберта и обеих своих своячениц — Бетти и Терри. Следов скандала на кухне уже не было, всё-таки удобно быть ведьмой — побила посуду, отвела душу и склеила битые тарелки обратно. Из-под стола робко моргал Пуфик, ручной кокатрис-душегрей. Хоть и приходились Ксено с Северусом Альберту свояками, тот упорно называл их шурятами, искренне считая младшими братьями. Убедившись в том, что всё цело, а члены семьи живы, Ксено пунктуально доложил:

— Северус с ребятами прибудут к ужину.

Элизабет и Терри переглянулись и, кивнув, включили магию. Тут же по кухне залетали предметы: из холодильника вылетели яйца и молоко, из шкафа короб с мукой, моментально рассыпавшейся по столу, на плиту прыгнули сковородки и кастрюли, из духовки выскочили противни и к ним бросился валик с маслом…

Видя, что женщины всерьез занялись готовкой, Ксено с Альбертом неслышно покинули кухню. Вслед за ними с самым независимым видом уюркнул и Пуфик, имевший достаточно опыта на свой многострадальный хвост и знавший, насколько это чревато — мешаться под ногами у двух ведьм во время хлопот по хозяйству.

Сверху, с третьего этажа, доносился грохот передвигаемой мебели, и Альберт вопросительно глянул на Ксено. Тот безмятежно пожал плечами.

— Я попросил мальчиков приготовить комнату для Гарри.

Альберт расстроенно покачал головой.

— Я его совсем не знаю… Ничего не знаю о своем сыне, ни того, что Гарри любит, ни того, что ему неприятно, совершенно ничего…

— Ну, он талантливый, добрый, спокойный, верный своим друзьям, приветлив с незнакомцами, — начал перечислять Ксено. — Терпеливый, внимательный к мелочам, в пище и одежде неприхотлив, корректен со всеми во время общения… — и замолчал, увидев ошарашенное лицо Альберта. Пожал плечами. — Мне Полумна рассказывала. Гарри единственный, кто начал с ней общаться в Хогвартсе и даже пригласил на вечеринку в Клуб Слизней. Именно он обучил ребят Защите на пятом курсе, когда там жаба Амбридж хозяйничала. Благодаря Гарри те ребята сумели сдать экзамен, и именно благодаря Гарри дети сумели противостоять Пожирателям во время битвы в Министерстве. Парень их похлеще спецназовцев натаскал, да так, что одиннадцать взрослых, опытных, мастерски тренированных, свирепых Пожиранцев, не смогли устоять против шестерых подростков. Каково, Альберт?!

Альберт впечатленно покивал, чувствуя, как его распирает от гордости за талантливого своего мальчика. Ай да Гарри! Ай да сынок! Вот только…

— А Северус другое говорил, дескать, нахальный, непослушный, невнимательный на его уроках, заносчивый, нелюдимый — ни с кем не общается, кроме своих самых близких дружков, которых у него всего два… Это как понимать, Ксено?

— А это следует понимать так, что Гарри и такой, и сякой. Тебе что, идеал нужен?

— Нет, — Альберт умиленно заулыбался — значит, парень достаточно ершистый, а не ванильная зефирка.

Сверху донеслись вопли, мужчины прислушались — ну, судя по всему, парни чего-то не поделили. Обменявшись взглядами, Ксено и Альберт пошли наверх разбираться. Коридоры второго и третьего этажа были превращены в лабиринты, их полностью заполонили коробы и кресла, торшеры и карнизы, у стен выстроились стопки книг… Кое-как пробравшись сквозь завал и чудом ничего не уронив, свояки с опаской заглянули в комнату и увидели, как тощие брюнеты тянут в разные стороны тяжелую полутораспальную кровать и при этом яростно переругиваются.

— Да не сюда! У окна давай!

— Ага, щас… у стены давай поставим. У окна стол должен стоять!

Альберт глянул вдоль коридора и понимающе хмыкнул — парни выбрали для кузена комнату рядом со своими. Пришлось охладить рвение спорщиков.

— Герби, Лютик! — мягко окликнул он. Когда растрепанные воронята глянули на него — напомнил: — У Гарри вообще-то есть комната. Я её сейчас открою, а вы, если хотите, можете её проветрить и протереть от пыли.

Сказав это, Альберт велел парням отойти и взмахнул палочкой, по велению которой все вещи и мебель вернулись из коридора и заняли свои прежние законные места. Глядя на то, как мимо пролетают книги и карнизы, воронята мрачно переглянулись.

— А мы хотели, чтобы Гарри был поближе к нам.

— И мы думали, что ты не будешь против, дядя Берти.

— Я не против, мальчики, но Гарри взрослый, ему нужно уединение, — как можно мягче пояснил Альберт. — К тому же у него есть девушка, которую он так или иначе, но вскоре введет в дом. И где им лучше быть: в дальнем тихом крыле или вблизи от шумных подростков?

Сказал и едва сохранил невозмутимое лицо, услышав и увидев дальнейшее — переглянувшись, мальчишки неприязненно буркнули:

— Ну вот, он уже старик…

— Ага, ему уже целых семнадцать лет исполнилось!

После чего хором презрительно припечатали суровый вердикт:

— Жених!

Высказавшись, развернулись спинами к дядям и, по-строевому печатая шаг, удалились к себе, наплевав на свои гостевые обязанности. Обескураженно глянув на Ксено, Альберт неуверенно спросил:

— Надеюсь, я их не настроил против Гарри?

— Боюсь, что да… — Ксено сочувственно смахнул пылинку с плеча Альберта. — Но, зная твоего сына, это ненадолго. Гарри сумеет расположить их к себе.

— Ты так хорошо знаешь его? — удивился Альберт. — Всего лишь по рассказам дочки?

— Дорогой мой! — Ксено тепло засмеялся. — Полумна его любит и может часами говорить о нем, а слушая её рассказы, поневоле запоминаешь, какой Гарри замечательный, добрый, мужественный, самый лучший, благородный и ещё сотни три таких хвалебных эпитета. Поверь, я достаточно наслушался, чтобы сложить о парне более-менее четкий словесный портрет.

Разобравшись с этим, Альберт успокоился и занялся комнатой своего сына, в которой тот спал, когда ему исполнился год. Пусть они и похоронили сына, с комнатой не смогли расстаться и поэтому с годами обставляли её так, словно Гарри был жив и мог в любую минуту въехать в неё. Что и говорить, внутреннее чутье их не обмануло: физически они похоронили ребёнка, но сердцем не приняли его потерю. И вот сегодня их вера воплотилась в жизнь — их сын возвращается домой после очень долгого отъезда.

Желая хоть чуточку вложить душу, Альберт занялся уборкой по-маггловски: раскрыл все окна, принес таз с мыльной водой, вооружился тряпкой и щеткой и ринулся в атаку на пыль, не забыв переодеться в домашнюю одежду. Вскоре к нему присоединилась жена: тоже убрав палочку, она принялась вытирать пыль с книг, которые они с Альбертом любовно собирали все эти годы, все те книги, которые они могли бы читать своему мальчику, будь тот жив, и которые были бы интересны ему в разные периоды возраста.

Гардероб пока пуст, но это не проблема, шкаф пополнится. Внимание уделяется другим вещам, игрушкам, метлам — детским и подростковым, их можно, наверное, уже убрать, зачем они Гарри? Но это потом…

— Альберт, какой он, наш Гарри? — пытливо спросила Бет.

— Он славный, — тепло улыбнулся Альберт. — Волосы, как у меня, глаза твои, зеленые, знаменитые пенрутлановские… Ну чего ты, родная?..

Бет сморгнула слезы и пояснила:

— Я же слушала Полумну. Если бы я знала, что всё это она говорит про нашего Гарри, клянусь, слушала бы внимательнее… А так… ну говорит она что-то про какого-то Поттера. Как глупо, да?

— Нет, — Альберт со вздохом обнял жену. — Не глупо. Я ведь тоже не интересовался деяниями Избранного, а про него так много писали… Зато теперь мы с тобой знаем, что всё это написано про нашего мальчика. Просто ему имя сменили, как будто в художественном романе — прозвали Поттером, вот и всё.

О фотографиях в газетах они не вспомнили, да и зачем? Всё равно они скоро увидят его, живого, настоящего. Что и случилось, наконец-то…

Уладив формальности, разобравшись с делами, сдав Кэрроу мракоборцам, вдобавок проследив за тем, чтобы Гермиона без проблем села на автобус «Ночной рыцарь», Северус взял Гарри и Полумну под локотки и втянул их в подпространство. Переместились они в весьма живописное место. Гарри с любопытством обозрел зеленый луг с классическим деревенским пейзажем: небольшие фёрмушки там-сям, невысокие каменные изгороди из «вильгельмовых» камней, коровы с овцами и шайрами и, как рыцарский замок, надо всем этим господствовал старинный особняк, возвышающийся над зеленой долиной. Стоял он на невысоком пологом холме, к нему вела извилистая желтая тропка. Неподалеку, над лесным клином, Гарри рассмотрел шпили местной церкви и общие признаки небольшого города — верхушки ЛЭП с проводами и часть чего-то похожего на колесо обозрения. Ниже, за полями, виднелась широкая лента автомагистрали с автобусной остановкой на повороте к дому. В общем, не совсем в глуши, а вполне цивилизованный уголок. Видя на лице Гарри невысказанный вопрос, Полумна пояснила:

— Ранкорн — промышленный город и порт в графстве Чешир в Великобритании, входит в состав унитарной единицы Холтон. А это, — показала она на трехэтажный особняк, — фамильная резиденция Ранкорнов, основателей этого города. По крайней мере предки наши считаются ими.

— Короче, не пустое место занимает твой отец, — съязвил Северус, любуясь на ошарашенное лицо бывшего Поттера. — Весьма крупная шишка в определенных кругах. Член палаты Лордов, то, сё… От титула графа он, правда, отказался, но в любой момент может вручить его тебе, так сказать, по наследству.

— Не надо мне никаких титулов! — привычно огрызнулся Гарри на вечные подколки Снейпа. Взгляд его снова приковался к решетчатой светлой дуге на горизонте над городом. — Там что? — не выдержал он неопределенности. Снейп не счел нужным отвечать, поэтому роль гида снова взяла на себя Полумна.

— Это железнодорожный мост через реку Мерси, в границах городской черты расположена железная дорога, соединяющая Ранкорн с тремя городами — Лондоном, Ливерпулем и Бирмингемом. Территорию Ранкорна пересекает автотрасса А533, идущая через Мерси по мосту Силвер-Джубили. В городе есть университет, в котором учатся мои кузены, туда же ходит и Тэффи… М-мм, Гарри, может, отложим лекцию? Тебя как-никак мама ждет.

— А… да… — Гарри с трудом оторвал взгляд от далекой ажурной арки моста и посмотрел на дом, чувствуя, как внутри у него всё холодеет. Предстоящая встреча с матерью его откровенно пугала, он понятия не имел, как на это реагировать, что говорить и что будет чувствовать при этом. Но, стой-не стой на месте, встреча от этого не отложится, так что пришлось перебороть свой внезапный страх, собрать испуганную волю в кулак и направить стопы к дому.

К Северусу, едва переступившему порог, кинулась молодая женщина, подбежав, она так отчаянно-крепко обняла мужа, словно тот вернулся с войны. Ну, собственно, так оно и было, дошло вдруг до Гарри — все контакты с Волдемортом равны партизанским вылазкам, во время которых и не знаешь, вернешься ли живым к своим… И на парнишек с девочкой, с воплями бросившихся к отцу, Гарри смотрел уже с пониманием. Дождались, радуются живому и здоровому папе.

Тут его схватили за плечи, развернули… на короткий миг Гарри увидел перед собой отчаянные глаза, а потом его с плачем прижала к себе женщина.

— М-мерлин… Сыночек мой… — и рыдания, громкие, безудержные, рвущие душу. Облегченный плач матери, обретшей утерянного ребёнка. Сам того не сознавая, Гарри вцепился в неё, сжимая в ответных отчаянных объятиях, как утопающий — обломок мачты… Мама, моя мама, билась в голове одна-единственная и самая основная на данный момент мысль. Весь мир и всё остальное пока отодвинулись.

Сзади их обоих обнял отец. И Гарри, прижавшийся к ним, почувствовал себя цельным, как будто нашелся наконец недостающий осколочек, который вклеили в разбитый сосуд, вклеили туда, где раньше была щербинка. А ведь так оно и есть, отстраненно подумал Гарри, их семья была разбита на долгие годы, а теперь они воссоединены, теперь они снова вместе…

Неслышно подошли и встали рядом Лавгуды, отец и дочь, с добрыми улыбками смотрящие на них. Потом, когда эмоции маленько поутихли и Гарри смог рассмотреть лицо матери, то неожиданно пропал — мама была прекрасна. Невысокая шатенка с милым простоватым лицом, волосы собраны в низкий хвост, очень густые, пышно-вьющиеся, такой же была и её сестра, Терри, только её волосы коротко острижены и у неё была смешная кудрявая шапка со светлыми прядями. Свои волосы Терри то и дело ворошила, словно любила их держать в постоянном беспорядке, этакий воробьиный шухер… Сыновей Терри и Северуса, обжигающе-жгучих, кучерявых и оттого похожих на цыган, звали Гербери и Лютер. Тиффани, она же Тэффи, пошла, напротив, полностью в отца, у неё были антрацитово-черные глаза, как у Северуса, в отличие от зеленоглазых братьев.

Всё это Гарри узнал за столом во время очень долгого ужина, вернее, он давно закончился, но из-за стола никто не уходил и застолье продолжилось до глубокой ночи. Просто было им о чем поговорить, порассказывать, поделиться сокровенным, поведать свои самые-самые интересные случаи, приключения, открытия… Всё-всё, что было важным здесь и сейчас, надо было рассказать, тем самым проникаясь, пропитываясь чувством семьи, ибо ничто не сближает крепче, чем совместные истории.

Тем же самым занималась и Гермиона, сидящая на уютной кухоньке вместе со своими родителями. Десятки и десятки раз Гермиона пересказывала свои приключения с Гарри, в который раз поражаясь его уму и находчивости…

— Вы поймите, мама, папа, если бы не Гарри, мы неизвестно сколько скитались бы по лесам и долам в поисках абсолютно бесполезных артефактов, от которых, как выяснилось, был бы пустой пшик. А Гарри всего-то и сделал, что к Мерлину обратился, и надо же, он нас услышал! И быстро всё поправил!

— Ух ты, прямо так и к Мерлину?! — весело удивился отец, подливая дочери чай.

— Да! — звонко крикнула Гермиона, экзальтированно подпрыгивая на стуле. — Нет, вы представляете?! Мы с Гарри видели настоящего Мерлина! А Килгарра?! Его коготь, не поверите, размером с меня!

— Ой господи! — эмоционально вздрогнула мама. И подложила дочери ещё немного оладушек с ореховой пастой. Всё это Гермиона смела не глядя и затарахтела дальше, едва проглотив.

— А ещё я поняла, что Гарри мне нравится, он намного лучше Рона.

— Слава те господи! — отец истово перекрестился. Мама отзеркалила, заставив Гермиону озадаченно заморгать.

— Я не поняла… Вы что, были против Рона?

— Дочка, то, что ты о нем рассказывала, нам очень не нравилось. Пятеро старших братьев, младшая сестра в придачу, вечно замотанная мать, зачуханный папаша, мелкий клерк в государственном аппарате, и при этом считающие каждый пенс, или как там у вас, кнат? Да ты представляешь себе такое будущее с такой семейкой? Да и про Рона ты рассказывала как-то однобоко, мы с отцом только и слышали, как он жрет, не любит читать и думает, что тостер служит для того, чтобы нажимать на нем педальки. Какие и где педали на тостере?!

— Так это рычаг для выбрасывания ломтиков, — объяснила покрасневшая Гермиона.

— Во-о-от! А про Гарри ты с таким восторгом отзываешься, и не один год, между прочим, дочка, а все годы, начиная с первого курса. И рассказы про этого мальчика нам очень приятны, ты говоришь о нем как о живом, реальном человеке, а не блекло-картонно, как о Роне… Думаю, ты и сама уже заметила разницу, — мудро заключила мама.

Что ж, Гермиона заметила, и чем дольше она рассказывала-вспоминала свои с Гарри приключения, тем ниже и тяжелее опускалась чаша весов с любовью в сердце девушки. В конце концов родительское благословение было получено, мама и папа дали добро на дальнейшие встречи с Гарри, а это сейчас было самым важным для Гермионы, в груди которой расцветали первые ростки верной и незамутненной любви.

Любовь, разбуженная танцем в палатке и согретая надежными объятиями преданного и честного юноши, чья доброта и доверие совершили чудо — спасли им жизни. И соединили семьи…