Эхо старой Англии (джен)

— Нет, Рон… прошу тебя… не уходи, не уходи! — закричала Гермиона.

Но Рон уже выскочил в темноту. Гарри стоял неподвижно, молча, слушая, как она рыдает, выкликая среди деревьев имя Рона. Через несколько минут Гермиона вернулась с мокрыми, липнувшими к лицу волосами.

— Он у-у-ушел! Трансгрессировал!

Она рухнула в кресло, сжалась в комок и заплакала. Гарри слушал её рыдания, смотрел на брошенный на пол крестраж-медальон и чувствовал, как в груди слева разливается неприятное, пугающее тепло. Рон снова предал. И не одного его, а их обоих. Эта рыжая конопатая сволочь оказалась способна предать девушку! И это раскрыло ему глаза во всю ширь, прямо растопырило, заставив увидеть крайне очевидный факт: Рон — предатель по жизни! Не потому ли к ним примкнул самый предательский предатель Питер Петтигрю? Ведь жулик достоин такого же жулика, не так ли?

Неторопливо размышляя об этом, Гарри подобрал с пола медальон, положил его на стол, снял с дивана плед, развернул его, подошел к рыдающей Гермионе и, бережно накрыв её плечи, аккуратно закутал, как маленькую, потом втиснулся в кресло и прижал к себе. Повозился, пристраивая Гермиону поудобнее в своих объятиях, и зашептал в каштановую мокрую макушку.

— Ничего… И без них справимся, хорошая моя… без Уизлей. Не плачь так, прошу тебя, поверь, он не достоин твоих слез. Не надо, Гермиона, тише, пожалуйста…

Гермиона сквозь рыдания слушала голос Гарри, чувствовала его уверенные и такие надежные объятия и ощущала жар его широкой крепкой груди. И постепенно успокаивалась — в объятиях Гарри было так хорошо, так покойно. Удивившись, она прислушалась к своим ощущениям — действительно: хорошо и уютно… как у папы на коленях. А такое происходит только с тем, кто по-настоящему надежен, кто действительно твой…

Рон-то её обнимал собственнически и равнодушно, как нечто, принадлежащее ему, отчего она чувствовала себя немножко не своей. А Гарри… а Гарри умудрился обнять так, что она сразу почувствовала себя именно там, где надо — в объятиях своего мужчины. Как у папы на коленях! Мама же говорила, что по-настоящему счастливой женщина ощущает себя в объятиях любимого, как в кольце рук родителя — защищенно и надежно, как будто в крепости. Ох, Гарри… Гарри… неужели ты мой?!

Пригревшись и размякнув, Гермиона совершенно успокоилась и, устав от эмоций, просто вырубилась, сраженная температурой и шоком от предательства друга, которого она считала своим парнем.

Гарри улыбнулся, чувствуя, как расслабленно потяжелела Гермиона, как она поехала по груди вниз. Откинувшись на спинку кресла, Гарри приподнял её, уложил поудобнее, чтоб не соскальзывала, и прикрыл глаза.

Правда, через полчаса, когда Гермиона стала странно горячей, он забеспокоился, встал и отнес её на руках к постели, куда и уложил. Потрогал щеки, лоб, послушал дыхание и расстроился: оно было тяжелым и затрудненным. В аптечке, к счастью, нашлись жаропонижающие, и он скормил бессознательной девушке пару таблеток, ухитрившись напоить водой. После чего укутал покрепче и растерянно задумался, как им дальше быть? Уход Рона был, конечно, неожиданным, но иного от него и ждать нечего, он уже предавал раньше, так что не сильно-то и удивил. И без него они прекрасно справятся, от Рона всё равно никакого толку не было. Посмотрев на Гермиону, Гарри вдруг подумал о том, что надо будет её покормить, когда она проснется, а значит…

Встав, Гарри занялся пересмотром запасов, которых было крайне мало. Несколько початых пакетиков с разной крупой, мешок изюма, банка чая, специи, полбутылки растительного масла — негусто. Но, оглянувшись на комнатку, в которой спала Гермиона, Гарри решительно поставил кастрюльку на плиту и заполнил её водой из палочки — рыжего идиота здесь нет, а Гермиону надо кормить! Ненадолго выйдя из палатки, Гарри поискал грибы. Нашел гренадеров и подосиновиков, но больше внимания уделял трутовикам, росшим на стволах деревьев — яркие и приметные издалека, цыплята росли кучно, целыми колониями, с одного дерева можно было набрать килограмма два. Не прошел он и мимо дождевиков, тоже очень ценных грибов в английской кухне. А то подосиновики на поганки похожи…

Почистив грибы, Гарри плеснул на сковородку масла и пожарил их параллельно с рисовой кашей, в которую щедро добавил изюма. Проснувшаяся Гермиона тут же уловила запах готовой еды и моментально поняла, что голодная, видимо, испугавшись её голода, срочно сбежала температура. Гермиона, стараясь не обращать внимания на слабость и головокружение, упрямо, с трудом передвигаясь, привела себя в порядок — переоделась в чистую одежду, причесалась, собрала волосы в хвост и проскользнула на крошечную кухоньку, где её ждал поистине царский обед — рисовый пудинг и жареные грибы. Изголодавшаяся за последние недели и съевшая вчера полусырой хвостик костлявой щуки, Гермиона прямо-таки набросилась на еду, глубоко погружая ложку в миску и накалывая на вилку как можно больше грибов.

— Боже, м-мм! — стонала она в процессе. Гарри с лукавой улыбкой наблюдал за ней через стол. Когда желудок наполнился, а движения столовых приборов стали не столь интенсивными, Гермиона с интересом посмотрела на парня.

— Почему ты раньше не готовил?

— Рон… — Гарри поморщился. — Увидел, как я фартук надеваю, и обсмеял меня, сказал, что ничего у меня есть не будет, потому что мужчина и плита — вещи несовместимые.

— Конечно, — Гермиона грустно покивала. — Волшебники готовить не любят.

— Хочешь анекдот? — спросил Гарри, дождался кивка и рассказал: — На конкурсе поваров победил мистер Малфой, накрыв на стол всего за секунду одной фразой: «Добби, обед готов»?

Ну, анекдот хоть и в тему, но смех Гарри и Гермионы был грустным — совсем некстати вспомнился рыжий предатель. И снова, как и прежде, перед ними замаячила Неизвестность. Эйфория от того, что они узнали о способе уничтожить крестражи с помощью меча Гриффиндора, давно стухла, потому что меч ещё достать нужно. А с уходом Рона это вдруг стало незначительным, даже совсем неважным. Гермиона отложила ложку и грустно сообщила:

— Вкусно было, спасибо.

Гарри пересел на другой стул и придвинулся к ней, протягивая руки.

— Иди ко мне…

И снова Гермиона уютно свернулась в кольце надежных рук. Вздохнула, подышала в грудь, негромко спросила:

— Что делать будем, Гарри?

— Для начала надо сменить место, — решительно заявил Гарри. — Рон знает о нем, и если его поймают, может нас выдать. Я ему больше не верю.

— Но ты же простил его после драконов… — нерешительно выдохнула Гермиона в грудь. — Он тебя тогда тоже предал.

— Меня он может предавать сколько угодно, — хладнокровно молвил Гарри. — Но девушку бросать в лесу — подло. Этого я ему никогда не прощу. На это способен только самый распоследний мерзавец…

— Но у него же семья, он за сестру испугался… — всё ещё пыталась оправдать Рона Гермиона.

— И что? — Гарри был непреклонен. — Они — люди взрослые, о детях могут позаботиться, ничего с Джинни не случится. Рон просто спасовал перед трудностями, он устал быть вечно голодным, устал мерзнуть с нами под дождем, устал скитаться с нами черт-те куда. Так, ладно, хватит о нем, давай лучше подумаем о том, куда нам переместиться.

— Не знаю… — голос Гермионы прозвучал совершенно убито, и он встревоженно потрогал лоб — не начинается ли опять температура? Этот жест был таким естественным, что девушка невольно улыбнулась, в который раз отметив отеческую заботу Гарри. Благодарно потеревшись щекой о грудь, она тихонько спросила:

— Куда пойдем?

— Куда-то, откуда будем продумывать и воплощать планы, как добыть меч Гриффиндора, — раздумчиво начал Гарри. — На Гриммо мы уже не можем вернуться, твой дом и дом Дурслей отпадают, в мире магглов нам также опасно находиться. Слушай… — задумался вдруг он. — Мерлин у магов, он кто? Аналог Бога у людей?

— Ну, наверное, — удивленно отозвалась Гермиона. — А что?

— Да вот, подумал, — принялся развивать свою мысль Поттер. — Если Господь Бог ухитряется как-то помогать особо верующим, то как ты думаешь, Мерлин нас сможет услышать? Правда, не представляю, как ему молиться надо…

Гермиона уставилась на пуговицу на рубашке Гарри, потом медленно заговорила:

— О Мерлине ходит очень много легенд. Где-то он мудрый старец, советник короля Утера Пендрагона, воспитатель и наставник Артура; где-то он ровесник самого Артура, его оруженосец и слуга, всю жизнь избегающий короля Утера; а где-то он сразу в обеих ипостасях…

— Вот видишь, а волшебников послушать, так Мерлин тоже Хогвартс посещал и учился на Слизерине. Не слишком ли приземленно для величайшего обожествленного мага, к которому обращаются на уровне бога? — съязвил Гарри. — Так и вижу его, тощего ушастика, сгорбившегося за партой и выводящего пером в пергаменте сто шестое уложение в правилах Трансфигурации под неусыпным оком тогдашней МакГонагалл.

Гермиона невольно засмеялась такому юмору. А отсмеявшись, сказала:

— И всё-таки портрет Мерлина висит в Хогвартсе на почетном месте.

— Конечно! — приосанился Гарри. — Это же величайший волшебник всех времен и народов! Конечно, он должен висеть на почетном месте. А так как он жил запредельно давно, то можно и сочинить для пущей значимости, что в Хогвартсе когда-то учился сам Мерлин, проверить-то это никак нельзя!

— Действительно… — задумалась Гермиона. — Проверить это невозможно, если даже хроники о временах Мерлина не сохранились, а только предания и легенды дошли до наших дней. Гарри, а ты к чему это? — спросила она озадаченно.

— Ну, понимаешь… — Гарри потер щеку и поморщился, ощутив пальцами щетину на подбородке. — Нам нужна помощь взрослого мудрого человека. Что мы одни-то можем?.. Кое в чем Рон был прав — я недостаточно подготовлен к миссии. Дамблдор не успел меня обучить всему самому важному. Поэтому я думаю, что нам не помешает помощь кого-то очень мудрого. Хоть бы и Мерлина.

— Но Мерлина же не существует, — с горечью напомнила Гермиона.

— Знаю, — Гарри грустно улыбнулся. — Плохо, что нам не к кому обратиться за помощью. Ни одного надежного взрослого у нас нет…

Гермиона хотела возразить, но вовремя прикусила язык, сообразив, что взрослого нет сейчас, в данный момент, когда он так нужен. Гарри с грустной улыбкой посмотрел вверх, в брезентовый испод палатки, и обратился к нему в безнадежном отчаянии:

— Мерлин великий, пошли же нам кого-нибудь толкового и умного…

Вздохнув, Гермиона начала собираться: задерживаться здесь дольше не имело смысла, пора было перебраться в другое безопасное место. К тому же Гарри убедил её в том, что поступок Рона крайне некрасив, и убиваться по нему будет очень глупо, о чем ей говорило и собственное сердце. Оно не болело по Рону. А сердцу Гермиона верила.

Сложив и прибрав в бисерную сумочку палатку, Гарри с Гермионой уничтожили следы своего пребывания, взялись за руки и молча трансгрессировали прочь.

Переместившись, они оказались на поросшем вереском склоне холма, где гулял на просторе говорливый ветер. Снова установили палатку, а вокруг неё наложили Защитные чары, после чего Гарри, поддавшись настрою, взял за руки загрустившую Гермиону и, расшевелив, повел в медленном танце. Музыкой им звучал ветер, гудящий в зарослях вереска. Сначала она смущалась, мило краснела, потом, увлеченная, вошла в ритм и, поймав какую-то свою мелодию, отдалась танцу и рукам партнера. Кружа в вальсе Гермиону, Гарри следил за выражением её милого личика, умиленно улыбаясь её смущенному румянцу на щеках, а когда она расслабилась, нежно привлек к своей груди, продолжая вести подругу в танце. Сам он тепло прижался щекой к её макушке, согревая дыханием щеку, ухо и височек, на котором пульсировала тоненькая жилочка. Так близко, совсем рядом… Теплые губы Гарри робко коснулись этой жилочки.

На большее он пока не осмелился, не будучи уверенным в том, что Гермиона отвечает ему взаимностью. Да и Гермиона ещё не была готова к углублению их отношений, поэтому, мягко отстранившись, она взглядом пожелала ему спокойной ночи и удалилась к себе в комнатку, оставив Гарри наедине с мыслями и четырьмя пустыми койками. Повздыхав, он улегся, стараясь не смотреть на ту, на которой ещё утром спал Рон. Сон долго не шел, вместо него пришли воспоминания и горькие размышления.

Единственные умные взрослые, которых Гарри знал стопроцентно, были его дядя и тётя, но Дурсли пока ещё в опасности, нельзя к ним, нельзя их искать… Ещё почему-то вспоминался Ранкорн. Поймав себя на этом, Гарри заинтересованно сосредоточился полностью на министерском служащем. Пока он был под личиной этого человека, волей-неволей отмечалась реакция окружающих: все с глубоким уважением относились к мистеру Ранкорну, с такой предупредительностью, чуть ли не с трепетом. А как от него сами Пожиратели шарахались, прямо-таки с ужасом в глазах! Ранкорна одинаково уважали все стороны: и простые служащие Министерства его почитали, и Амбридж шелковой при нем становилась, и, главное, его Пожиратели опасались.

Гарри повернулся на бок и уставился в темноту — интересно, кто он такой, этот Ранкорн? И будет ли разумным, если они попробуют обратиться за помощью к нему? Закрыв глаза, Гарри попытался вспомнить лицо Ранкорна. Помнилось, что он высокий, но не слишком, это только так казалось ему, невысокому юноше, мистер Ранкорн был просто крупный, широкий в кости и тяжелый, а ему, Гарри, он казался великаном с грубым гулким голосом… Лицо… лицо его мелькало в отражении плиточных черных стен Министерства нечетко и быстро — он не присматривался.

На него откуда-то сверху посмотрел старик. Лукаво и добродушно глянул сквозь круглые очки и тихо усмехнулся в густую белую бороду. Сомневаешься, значит, малыш? Ну-ну… Правильно сомневаешься, паренёк, я никогда не ходил в Хогвартс, так как жил не в этом мире, а в старой доброй Англии, когда волшебной была сама Природа. Слышь-ка, Килгарра, друг мой любезный? Ты смотри, кто тут задумался…

— Вижу, — степенно кивнул головой огромный дракон, сверкнув огненными глазами. — Стоунхендж ему покажи, чтоб знал…

Конечно, Килгарра, и Стоунхендж ему покажем, всё покажем! Мальчик-то умный, вон как задумался, и ведь в правильную сторону задумался. Надо бы и в самом деле помочь ребятишкам, а то погонятся за призраками, и пиши пропало. Совсем Дамблдор от жизни отстал, крестражи какие-то выдумал.

Проснувшись, Гарри долго не мог понять, приснился ему Ранкорн или привиделся? Его не покидало странное ощущение, как будто за ним наблюдают и к чему-то подталкивают. Опасности при этом он не чувствовал, поэтому Гарри решил довериться своим ощущениям и за скудным завтраком из подогретых каши и грибов спросил Гермиону:

— Расскажи мне про Ранкорна, ты же его видела, когда волосы мне добывала?

— Ну, он высокий, в кожаном плаще, — принялась вспоминать Гермиона. — Волосы вроде черные, коротко стриженные, еле-еле ухватила пальцами его прядки…

— А лицо? — подался к ней Гарри.

— Не запомнила, — поморщилась Гермиона. — Помню только, что кровь так сильно пошла носом, что мостовую залило.

Ой-ей… Гарри ощутил легкий укол совести из-за того, что госслужащий так пострадал от их необдуманных действий. План-то был не ахти… Чудом медальон добыли, да и то с ошибкой — приволокли Яксли на хвосте прямо в штаб-квартиру.

— А зачем тебе Ранкорн? — спросила тем временем Гермиона.

— Помощи думаю у него попросить, — признался Гарри.

— Ты — что? — опешила Гермиона. И затарахтела: — Гарри, не надо, он чужой нам, совсем незнакомый человек, а вдруг он Пожиратель?

— Да? — развеселился Гарри. — А представь, как меня Пожиратели боялись, когда я рычал на них в образе Ранкорна!

— Да ты что-о-о?! — весело удивилась Гермиона.

— Вот-вот! — подтвердил Гарри и поинтересовался: — Не знаешь, как найти Ранкорна? Чувствую, что он нам нужен…

— Да? — задумалась Гермиона. — Хм… Я ничего о нем не знаю и нигде о нем не читала, уж это-то я запомнила бы. Странно, — она округлила глаза. — О Ранкорне и вправду нигде не написано.

— Господи, что, совсем-совсем ничего? — поразился Гарри. И приуныл: — Ну и как нам его найти?

— Вот если бы Муфалде написать, — задумчиво протянула Гермиона. — Но вопрос-то в том, можем ли мы доверять ей?

— И Амбридж его знает, — вспомнил Гарри. — Она со мной в лифте любезно так беседовала.

— Помню, — покивала Гермиона. — Прямо ворковала, а ты стоял с такой каменной рожей…

— А говоришь — лицо его не помнишь! — подколол её Гарри.

— Так его-то лицо я точно не запомнила, твое-то… то есть… — запуталась девушка.

— Понимаю, — остановил её Гарри. — Даже под чужой личиной я оставался для тебя прежним Поттером. Так, да?

— Так… — Гермиона слабо улыбнулась. Гарри вздохнул и лег грудью на стол, положив голову на руки. Надо было хорошенько подумать, как связаться, найти и попросить помощи у мистера Ранкорна. И достоин ли он доверия?

Ничего умного в голову не приходило. Вернее, идеи были, но все какие-то глупые настолько, что сразу отметались прочь, не успев сформироваться. Проще всего, наверное, было написать письмо мистеру Ранкорну, но не было совы. Гермиона предложила выучить заклинание говорящего Патронуса, чтобы иметь возможность посылать голосовые сообщения, Гарри вспомнил автоответчик и похихикал, заметив сходство. Гермиона послушала его смешки и пришла к выводу, что он прав — с Патронусом не удастся сохранить инкогнито.

Снова посидели за столом, тупо пялясь на лежащий между ними медальон и слушая голос ветра за стенами палатки. От нечего делать Гермиона продиралась сквозь дебри рун Сказок барда Биддля, то и дело натыкаясь на значок в виде треугольного глаза, нарисованного от руки над заглавием сказки о трех братьях. Несколько раз она порывалась сказать об этом Гарри, но, подумав, передумывала. Зачем? Ну отметил Дамблдор эту сказку, и что? Она её наизусть уже выучила, а смысла так и не обнаружила — обычная сказка-притча…

А Гарри чем дольше думал, тем больше умнел. Доумнелся до того, что сообразил, что ничему и никому не верит, как тот Дамблдор. Задумался — а с чего это он таким недоверчивым сделался? Вроде не с чего… тётя и дядя его не обижали, Дадли, конечно, дурак, но куда ж без этого-то? К тому же он вырос, остепенился, даже извинился и признал его существование, сказав, что не зря Гарри место занимал.

А что с пяти лет его в чулан запихнули, так это понятно зачем, стенки-то чулана поначалу пленкой были обиты, это потом она облезла и обветшала, и её содрали со стен. А как ещё магглам защититься от дурных эманаций сырого мажонка?

Недоверие в нем Дамблдор выпестовал. Одни уроки тайные чего стоят? Зазовет его в кабинет и давай журчать, причем пусто и порожно из одной опасности в другую. Гарри поморщился, вспомнив вкрадчивый голосок старого волшебника: «Да, думаю, мистер Уизли и мисс Грейнджер доказали, что им можно доверять. Но, пожалуйста, Гарри, попроси их больше никому не говорить об этом. Не нужно, чтобы стало широко известно, как много я знаю или подозреваю о тайнах Волан-де-Морта». А как он уворачивался и елейничал, когда Гарри пытался вызнать хоть чуточку побольше информации. И вообще, как ни ломал он голову, не мог вспомнить, чтобы Дамблдор хоть раз упоминал о возможном тайнике с крестражем. Этот подлый старик тянул до конца и оставил его буквально с пустыми руками. Ну, отыскали они один крестраж, так и тот уничтожить не могут, а остальные крестражи по-прежнему совершенно недоступны.

Подступающее отчаяние грозило захлестнуть его с головой. Сейчас Гарри просто поражался, как у него хватило самонадеянности потащить с собой друзей в это бессмысленное путешествие неведомо куда. Он ничего не знал, ни о чем не имел ни малейшего представления и каждую минуту теперь мучительно ждал, что Гермиона тоже скажет — с неё хватит, — и соберется уходить.

— Не дождешься! — мрачно сказала она, глянув на него поверх книги.

— Что? — виновато вздрогнул Гарри.

— Я сказала — не дождешься! — грозно взревела Гермиона, треснув ладонью по столу. — Я не забыла ещё тролля на первом курсе и до сих пор помню, как ты оседлал его и засунул палочку ему в ноздрю! И помню, что именно из-за Рона я в том туалете и оказалась.

— Э… да, — пробормотал Гарри. — Я что, вслух подумал?

— У тебя на лице всё написано жирным маркером, — проворчала Гермиона, возвращаясь к книге. Гарри с минуту потрясенно моргал на неё, потом по его лицу сама собой расползлась широкая глуповатая улыбка, когда до него дошло, насколько он раскрыт для Гермионы. Она ж его как облупленного знает! Ну а вместе с осознанием этого счастья пришло озарение.

— Гермиона, у нас же зачарованные галлеоны есть! Почему бы нам с Невиллом не связаться и не попросить его бабушку подсказать адрес Ранкорна?

Девушка взвизгнула, вскочила и, обежав стол, подлетела к Гарри, схватила его за щеки и от души расцеловала, совсем как тогда, на втором туре соревнований Турнира Трех Волшебников.

— Ты гений, Гарри! Ну как же я сама не сообразила?!

Отпустив Гарри, Гермиона нырнула в бисерную сумочку, выудила из её недр кошелек, а оттуда фальшивый золотой галлеон. Положив его на стол, Гермиона направила на монету кончик палочки и начала диктовать:

— Невилл, свяжись с нами, пожалуйста, у нас имеется вопрос к тебе.

С кончика палочки жидкой лентой заструилось золотое свечение, которое втекло в поверхность монеты, на миг высветилось надписью и истаяло. Гарри с восхищением наблюдал за тем, как спустя минуту на галлеоне высветился ответ Невилла, однако от восторга не осталось ни следа, едва он вник в написанное.

«Гермиона, у нас беда: Пожиратели схватили Полумну и куда-то увезли. Местонахождение её неизвестно, но последний сигнал её галлеона замечен в районе Уилтшира. А там, судя по всему, находится поместье Малфоев».

Потом, когда первое сообщение пропало, появилось второе, посланное Невиллом вдогонку за первым:

«Какая помощь нужна от меня, Гермиона?»

Гермиона вопросительно глянула на Гарри, но тот, покачав головой, подался к столу и надиктовал сам:

— Неважно. Мы немедленно отправляемся за Полумной. Невилл, будь на связи! — Выпрямился и тяжело посмотрел на Гермиону. — Ранкорн подождет. Сначала спасем Полумну. Заодно и посмотрим, как наш белобрысый хорек поживает…

Гермиона согласно кивнула, ни секунды не колеблясь. Она — не Рон и не будет, как рыжий лентяй, трусливо ныть и осторожничать, мол, слишком опасно, нам нельзя высовываться и всё такое в том же духе. Спросила только:

— Как мы найдем дом Малфоев?

— Добби, — пожал плечами Гарри. Гермиона прикусила губу — и правда, Добби. Чокнутый домовик Малфоев. Кто, как не он, способен провести в дом своих друзей?

Гарри тем временем время не терял — паковал вещи. Спохватившись, Гермиона присоединилась к нему. А когда всё было упаковано-утрамбовано, уложено и прибрано в ту же чудесную мини-сумочку, Гарри с готовностью глянул на подругу.

— Ну что, зовем Добби?

Улыбка Гермионы была похожа на оскал выдры.

— Зови!

— Добби! — властно громыхнул Гарри, невольно копируя дядю Вернона. Ждать долго не пришлось — буквально через несколько секунд на склоне холма перед ними с негромким хлопком появился эльф-домовик. Оглянулся по сторонам, вытаращился на Гарри и взволнованно запищал:

— Гарри Поттер позвал Добби! Сэр! Добби так рад видеть Гарри Поттера, сэра!

Снисходительно выслушав восторги домовика, Гарри наконец вклинился в паузу между «сэрами»:

— Добби, мне очень нужна твоя помощь как разведчика: нам сообщили, что Пожиратели держат в Малфой-мэноре пленницу, девочку по имени Полумна Лавгуд. Ты не мог бы разведать, где она, и сообщить нам? Также нам с Гермионой надо незаметно проникнуть в дом твоих бывших хозяев и осмотреться на месте. Ты можешь организовать нам это, Добби?

— Добби не уверен. Но Добби сейчас посмотрит… — с этими словами домовик исчез. Появился он через полчаса с разделочной доской в руках, которой он тут же начал долбить себя по макушке.

— Сэр Гарри Поттер, Добби не может доставить Гарри Поттера в дом бывших хозяев! Дом кишмя кишит Пожирателями! — верещал он между делом. Гарри хмуро смотрел, как доска мягко пружинит, отскакивая от бесчисленных шапок, надетых одна на другую и служивших отличным амортизатором. Наконец до Добби это тоже дошло, остановившись на секунду, он смахнул шапки с головы и снова принялся вдохновенно дубасить себя по маковке. Вот теперь досочка исправно исполняла роль дубины. Гарри не вмешивался, хладнокровно дожидаясь конца экзекуции. Гермиона морщилась и кусала губы, но тоже терпеливо ждала, когда прекратится истерика. Времена, когда они пугались эльфячьих самоистязаний и порывались их пресечь, давно прошли. Наверное, с тех пор, как Амбридж нашла их тайный клуб Отряда Дамблдора. Доколотив себя до полного окосения, Добби наконец довизжал:

— Добби не нравится, что происходит в доме его бывших хозяев! Бывший хозяин Люциус не похож на себя: он небрит и нечесан, у него под глазами тени, как у Пьеро, на нем несвежая рубашка и мятый камзол! Бывшая хозяйка Цисси ходит тише привидения!!! Мастер Драко исхудал в дым, от него одни глаза остались! А ещё повариха Пигги сказала, что у них в доме убивают гостей!!! Этот, которого нельзя называть, убил женщину и скормил своей огромной змее…

Гарри и Гермиона, затаив дыхание, наблюдали, как эльф-домовик постепенно раскаляется, накручивая себя до степени «а всё достало и больше так нельзя!», вовремя припомнив слова самого великого Дамблдора: «Магия домовых эльфов не изучена до конца, их возможности — безграничны…»

Дождались. Взвинтив себя до предела, Добби, нехорошо сверкая злющими глазами, цапнул ребят за руки и утянул в подпространство.

С шорохом налетел ветер, приглаживая и выпрямляя примятую траву там, где стояли молодые люди. Килгарра хитро посмотрел на старца.

— Ты смотри-ка, сами догадались отправиться к Стоунхенджу!

Мерлин вместо ответа лишь руками развел, пряча добродушную улыбку в густой бороде.

Доставив ребят в какое-то помещение, Добби, свирепо пыхтя и засучивая рукава, отправился вершить правосудие. Вслушиваясь в удаляющиеся шаги эльфа, Гарри вытянул из рюкзака мантию-невидимку и накинул её на себя и Гермиону, после чего отжались к стенке и стали ждать.

Прошла пара минут, и началось веселье: где-то вдали прогремел взрыв, и у них под ногами ощутимо дрогнул пол… Второй взрыв, третий… ещё один чуть ближе… Пятый прогремел совсем в отдалении — едва слышно. Мимо их каморки пробежали двое в черных балахонах. А потом Гарри с Гермионой увидели, как в обратную сторону крадется тощий и крайне знакомый тип. Переглянувшись под мантией-невидимкой, Гарри и Гермиона без колебаний последовали за Драко.

Драко прокрался к лестнице, спустился в подвал, пошуровав в замке, приоткрыл одну створку огромной дубовой двери, просунулся в щель и шепнул:

— Эй, Лавгуд, мистер Олливандер, вы можете идти?

— Что там случилось? — послышался старческий дрожащий голос. Драко кинул настороженный взгляд вдоль коридора и нетерпеливо дернул плечами.

— Какой-то наш домовик взбесился: взорвал парадную гостиную и спальни гостей, свернул шею Беллатрисе Лестрейндж, оттяпал голову Нагайне и попытался загрызть… Главного… Вы удирать отсюда будете? Учтите, второй такой шанс вряд ли представится.

— Ты с нами? — спросил девичий голосок. Драко напряженно ответил:

— Только до выхода…

— Дальше вы с нами, — договорил за него Гарри, выныривая из-под мантии. — Скорее, идемте!..

Протиснувшись мимо Малфоя, Гарри за руку вытянул в коридор удивленно пискнувшую Полумну, потом не менее удивленного старика Олливандера и глянул на Драко, взглядом вопрошая — куда? Тот успел справиться с изумлением и молча кивнул, приглашая идти за собой. По крайней мере стало понятно, с чего домовик крышей съехал — там, где появляется Поттер, кончается всякое благоразумие и начинается полный кавардак.

Проходя коридоры за коридорами, Драко в одном из них ненадолго тормознул и обернулся к Поттеру.

— Маму мою с собой уведете? Всё равно куда, лишь бы подальше отсюда…

Гарри молча кивнул, пряча Полумну под мантию к Гермионе. Драко неслышно скрылся во мраке. Поттер с Олливандером укрылись в нишах. Именно в этот момент в голову Гарри вкралось воспоминание о том, что в Уилтшире находится Стоунхендж, ближайшее место силы.

Вернулся Драко. Маму он нес на руках, бережно прижав к груди. У Гарри что-то оборвалось в груди, когда он увидел, как безвольно висит тонкая рука миссис Малфой, а голова её запрокинута назад.

— Что произошло? — выдохнул он в ужасе.

— Папа её оглушил, велел уносить… — дрожащим голосом прошептал Драко. — Сам… не знаю как, но выберется…

Решение пришло моментально.

— Добби!.. — позвал Гарри и приказал, едва тот появился: — Собери всех домовиков, хватайте мистера Малфоя и перенесите нас всех в Стоунхендж.

— Добби понял, Добби сейчас всё сделает! — деловито доложил отважный домовик, отправляясь исполнять повеление великого сэра Гарри Поттера. Благодарно глянув на Гарри, Малфой кивнул вперед.

— Идемте.

Они были уже в саду у внешней стены, когда их нагнали верные домовики дома Малфоев. Протащив сквозь кусты Люциуса, они похватали беглецов и дружно стартовали в никуда.

Гарри заморгал от ударившего в глаза полуденного солнца, мимоходом поразившись тому, что не прошло и суток с тех пор, как вчерашней ночью ушел Рон, казалось ведь, что прошла целая вечность — столько событий грянуло после его ухода. Остальные тоже щурились, слегка дезориентированные внезапностью перехода из задымленного полуразрушенного Малфой-мэнора к древнему сооружению. Домовики, числом всего пять, считая Добби, робко съежились, с почтением взирая на могучие мегалиты великого Стоунхенджа.

Люциус, осмотревшись, забрал у сына жену и присел на обломок упавшего в траву трилита. Вид у него был неважен, как и говорил Добби: волосы спутаны, на щеках щетина, под запавшими глазами пролегли тени. Но самое страшное было то, что в глазах некогда сиятельного лорда читалось затравленно-обреченное выражение.

Гермиона скинула с себя и Полумны мантию и, сворачивая её, озабоченно спросила, обращаясь к Поттеру:

— Ну хорошо, Гарри, мы их вытащили, ну а дальше что? Где мы такую толпу прятать будем?

— И папа! — вклинилась Полумна. — Я хочу знать, что с моим папой. Он жив? Кто-нибудь даст мне палочку? Я папе Патронуса пошлю…

Гарри без раздумий протянул ей свою палочку, сам обращаясь с вопросом к Люциусу:

— Мистер Мафлой, вы не знаете, где проживает мистер Ранкорн?

В конце концов он тоже взрослый и может знать. И пришел в некоторое смятение от того, что Малфой болезненно вздрогнул при упоминании зловещего имени. Он чего-то не знает? Что ж его так все боятся?! А тут и Драко сорвался в истерику:

— Да будь ты неладен, Поттер! Ты что, вырвал нас из когтей одного монстра, чтобы засунуть в пасть другому?

Гарри виновато покосился на Гермиону, которая озадаченно уставилась на него, потирая пальцем в ухе — не ослышалась ли она? Ранкорна считают монстром похуже Волдеморта?

Полумна тем временем успела вызвать и отослать прочь своего Патронуса — серебряного зайца — и теперь ждала от папы ответ, рассеянно вертя в руках палочку Гарри. Притихшие домовики молча сгрудились возле своих хозяев, включая свободного Добби, которому, по-видимому, было слегка не по себе в этом средоточии древней магии незапамятных времен. Осознав это, Гарри с более глубоким уважением принялся обозревать старые щербатые камни — серые и обветренные. Они стояли рваными кругами и подковами, образуя собой полумесяцы и кольца трилитов различных радиусов. Древнейшее сооружение мира дышало величием и спокойствием, так и казалось, что если где и безопасно, то только здесь…

Раздался глухой хлопок, и в нескольких ярдах от них появились трое — Ксенофилиус Лавгуд, Альберт Ранкорн и Северус Снейп. Одновременно с ними засветились древние камни и в центре мегалит, рядом с алтарным шеститонным монолитом зеленого слюдяного песчаника из Уэльса, возникла световая сфера. Она мягко сияла сливочно-желтыми лучами, заливая окрестности Стоунхенджа золотистым свечением.

Но Гарри с Гермионой едва обратили на это внимание, во все глаза глядя на самого ненавистного человека во всем мире — профессора Снейпа, убийцу Дамблдора. Судя по лицу, тот тоже был не в восторге, пробуравив Поттера черными сверлами, он желчно припечатал:

— Поттер!.. И почему я не удивлен?

Но разлиться желчью ему не дали, дюжий Ранкорн, схватив за руки Ксено Лавгуда и Полумну, молча втолкнул их в сферу, исчезая вместе с ними в золотом сиянии. За ними проследовал Северус, ухватив за шею Драко и подцепив под локоть старика Олли, следом устремился Люциус с Нарциссой на руках, за хозяевами, попискивая, рванули домовики. Заполошно переглянувшись, Гарри с Гермионой опомнились и заторопились вдогонку. Храбро шагнули в неизвестность. Лучше уж быть со взрослыми где-нибудь там, чем оставаться в одном мире с разъяренным Волдемортом.

И сложил гигантские крылья великий дракон Килгарра, закрывая проход между мирами, который он открыл по просьбе Мерлина.

Примечания:

Ну посмотрите в эти любящие глаза!..

https://fanfics.me/images/fanart_o/2022/01/10/1641847587972.jpg

Идти сквозь золотой туман было странно, но не страшно. Почва под ногами была ровной, а впереди виднелись силуэты мужчин. К тому же идти пришлось недолго — туман вскоре рассеялся, и Гарри обнаружил, что они идут по светлой рощице, залитой нежным солнечным светом, мягко струящимся сверху вдоль по стволам тоненьких и неописуемо красивых березок. Стройные зеленокудрые девы медленно водили хоровод вокруг коренастых крепких кудрявых юношей-дубков. К их ногам ласково льнули кустики можжевельника и смородины.

Почему-то другого описания к этому живому доброму лесу не находилось, он ощущался именно таким — приветливым ласковым существом. И Гарри, идя за мистером Малфоем, мимоходом поглаживал березовые стволики, совершенно очарованный этим местом. Гермиона, напротив, была насторожена, к деревьям не прикасалась, вздрагивая, когда видела, как Гарри ладонью оглаживает дуб или березу. Имея прагматический склад ума, она не верила в живой лес и одушевленные растения. Драко было пофиг, он старался держаться рядом с отцом и бдил за «страшной» спиной Ранкорна, маячившей впереди, непроизвольно передергиваясь от того, что Полумна вприскочку поспешала возле Ранкорна, держась за его локоть и называя «дядей Альбертом». Ксено Лавгуд шел с другой стороны. Северус находился с Олливандером, подстраиваясь под шаги измученного в плену старика. Именно Северус остановил всех, предложив сделать привал ради Олли. Его предложение было кстати — миссис Малфой очнулась, и остановиться так и так пришлось. Люциус присел на мшистый валун и пристроил жену рядышком, заботливо придерживая под спинку и заглядывая в глаза.

— Мы… Где мы? — неуверенно спросила Нарцисса.

— В безопасности, любимая, — нашел самое нужное слово Люциус.

Нарцисса Малфой всмотрелась в изможденное лицо супруга, подняла тонкую изящную руку и погладила его по впалой небритой щеке. В её голосе прозвучала печаль.

— Замучили тебя…

Гарри поспешно отвернулся, чувствуя, что ещё немного, и он разревется. Столько нежности и любви было в этих простых жесте и словах. Заметил подле себя Добби, а так как тени под глазами мистера Малфоя ещё не стерлись из памяти, тихо спросил:

— Кто такой Пьеро?

— Один из персонажей французского народного ярмарочного театра, — затарахтел Добби. — Мы всякие разные спектакли ставили для маленького мастера Драко. Такие, как «Пиноккио», «Пер Гюнт», «Коломбина», «Гаргантюа и Пантагрюэль», «Маскарад»… — тут он запнулся и прожег Поттера подозрительным взглядом. — Сэр Гарри Поттер не знает, кто такой Пьеро?

Гарри только вздохнул — не ходил он в театр. И Дурсли дома ничего не ставили, разве что на день рождения Дадли позовут клоуна с шариками и осликом для катания. Да и то только до пяти лет, потому что Дадли в шестилетнем возрасте заявил, что ему надоели детские клоуны с шариками, вы мне лучше приставку для «денди» подарите. Дядя Вернон, помнится, сынка тогда в первый раз в угол поставил и велел подумать о том, чтоб уважать родителей и их подарки. Купленные шарики были надуты и подарены соседнему ребёнку, у которого день рождения начинался на сутки позже Дадли. А те тридцать шесть презентов, которые были вручены Дадлику в памятный одиннадцатый день рождения, были преподнесены многочисленными клиентами и коллегами Вернона Дурсля, которые предпочитали отдариваться ненужными (хоть и недешевыми, вроде лишнего устаревшего телевизора с магнитофоном) безделками, чем отдавать кровные денежки. Не будет же Вернон дарить своему отнюдь не спортивному сыну гоночный велосипед? Вот гири и боксерскую грушу с перчатками — это он с удовольствием и от всей широты души!

Тут Гермиона подергала Гарри за рукав, и он отвлекся от своих мыслей — послушно переключил свое внимание на трех мужчин, которых было так странно видеть вместе: злобного Снейпа, чудаковатого Лавгуда и грозного таинственного Ранкорна. Они стояли, сгрудившись лицом к лицу, и о чем-то негромко переговаривались. Понаблюдав за их сосредоточенными серьезными лицами, Гарри с горечью признал очевидный факт — он ничего не знает об этих мужчинах, особенно о Снейпе. Ну разве можно хоть на секунду предположить, что этот ненавистный злющий профессор зельеварения способен улыбаться? Да, Снейп улыбнулся на какой-то вопрос Лавгуда и с улыбкой же ему что-то ответил, приобняв за плечи, причем сказал что-то такое, отчего Ксено запрокинул голову и захохотал…

Вот теперь Гарри, что называется, обтек от невозможного изумления, видя настолько человечного Снейпа. Самые разные противоречивые чувства буквально раздирали Поттера на части, он ощущал всё и сразу: и удивление с недоумением, и сомнение в своем благоразумии — потому что этого не может быть, убийца Дамблдора не должен быть таким… человеком, — и потому к этому примешивалась жуткая обида на столь явную несправедливость. Гарри так и подмывало наброситься на ненавистного Снейпа, схватить его за горло и душить, душить, душить до тех пор, пока тот не начнет хрипеть и давиться. Сволочь… как он смеет ходить по земле?! В глазах аж потемнело…

Добби обхватил его за ноги, Гермиона и Полумна повисли на плечах, потом Гермиона, поняв, что не удержат, в отчаянии крикнула:

— Драко, помоги!

Увидев, что Поттер бешено вырывается и рвется почему-то к Снейпу, Драко вполне ожидаемо струхнул — это чего чокнутому Поттеру в голову втемяшилось?.. Разрулить положение попыталась Полумна, крикнув:

— Папочка, помоги же нам!

Но в этот момент Гарри неожиданно сильно рванулся из рук девушек и, вырвавшись, с ревом оскопленного бизона понесся на трех мужчин, опешивших от его рывка. До горла Северуса, он, впрочем, не добрался, Альберт и Ксено перехватили его на лету. Вцепившись в орущего Поттера, они дружно рявкнули на два голоса в оба уха, каждый со своей стороны:

— Молодой человек, вы куда?

— Тихо, парень! Что случилось?

Оглушенный мужскими басами, Гарри тем не менее продолжал рваться из двух пар рук, когтя пальцами воздух перед лицом Снейпа. Посмотрев на скрюченные пальцы, тянущиеся к его горлу, Северус перевел взгляд на Ксено с Альбертом и кисло сообщил им:

— Он думает, что я убил Дамблдора.

— А разве это не так?! — взвизгнула Гермиона, сама чуть не кидаясь на Северуса. Полумна, вздрогнув, вцепилась в неё. Альберт, всё поняв, ухватил Поттера за плечи и развернул к себе, ловя его взгляд.

— Ты Гарри? Ну-ка тихо, тихо-тихо, успокойся, сынок, посмотри на меня…

Гарри, ощущая крепкие руки, слыша мягкий убеждающий голос, опомнился, перестал вырываться и посмотрел в серые глаза человека из Министерства Магии. А Альберт продолжал говорить:

— Тихо, Гарри, тихо… Я сейчас попробую кое-что объяснить. Ты помнишь руку директора Дамблдора? Почерневшую, словно обугленную. Помнишь, да? Так вот, проклятие такого рода распространяется быстро и охватывает всё тело. Ты можешь представить Дамблдора обугленного с пяток до макушки? — Гарри растерянно заморгал и коротко мотнул головой, Альберт продолжил: — Старик не умер сразу благодаря тому, что Северус запечатал проклятие в руку, но и это не помогло. Он был обречен и медленно умирал в течение года, умирал долго и в страшных мучениях. Северус не убивал Дамблдора, он, можно сказать, прервал его мучения. Провел эвтаназию, о которой Северуса просил сам Дамблдор…

Гарри моргнул, возвращаясь памятью к той ночи.

Вот Драко опустил палочку, вот Пожиратели ерничают и насмехаются над обессилевшим стариком, вот появился Снейп и с ненавистью уставился на Дамблдора, а вот сам Дамблдор едва слышно прошелестел, вклиниваясь в разборки:

— Северус…

Звук его голоса, помнится, ужаснул Гарри сильнее, чем всё пережи­тое им доселе. Впервые в голосе Дамблдора прозвучала мольба. Вот теперь Гарри задумался: мольба о чем? Снейп тогда ничего не ответил, но продолжал всматриваться в Дамблдора так, словно старался запомнить и возненавидеть каждую черточку его лица. А старик повторил, просяще так, умоляюще:

— Северус… прошу тебя…

Снейп поднял палочку, направил её на Дамбл­дора и взбешенно взревел сквозь боль и ярость:

— Авада Кедавра!

Крикнул так, словно делал одолжение. Как ни странно, но Гарри это именно так понимал теперь, когда ему всё объяснили. Поняла и Гермиона — по её щекам текли слезы, которых она совсем не замечала. Вон оно что…

Альберт, видя, что юноша успокаивается, выпрямился, его ладони теперь не держали Поттера, а лишь расслабленно лежали на плечах. Гарри робко заглянул в лицо.

— Простите…

— Перед Северусом извинись, Гарри, — мягко возразил Ранкорн. — Уж кого недоверием обидели, так это его. А он, бедняга, и защититься не может, потому как права не имеет раскрывать себя раньше времени. И Дамблдору послужи, и Лорду угоди, и всех слабых убереги… прямо хоть разорвись!

— То есть профессор Снейп школьников защищал? — поняла Гермиона, подойдя поближе. — А на кого же он школу оставил, если сам здесь, с нами?

— На МакГонагалл, — вполне мирно пояснил Северус.

— А Кэрроу? — спросил Альберт. Северус пожал плечами.

— А я их обезвредил, прежде чем школу покинуть. А теперь скажи мне, Альберт, где мы и зачем ты меня выдернул из Хогвартса? И почему здесь оказались Поттер, Грейнджер, Лавгуды и Малфои с Олливандером?

А так как остальных волновал тот же вопрос, то все они дружно уставились на Ранкорна. Даже Гарри, которого к Стоунхенджу привела интуиция. Альберт вздохнул и поднял глаза к синему небу. В следующий миг на них упала тень гигантских крыльев, и мощный вихрь склонил к земле деревья.

Размеры дракона впечатляли. Ребята были с коготь на его мизинце… Сев на поляне неподалеку, он вежливо поздоровался низким рокочущим гласом:

— Добро пожаловать, о, путники, ищущие правду! За лесом вас ждут экипажи, будьте добры проследовать к ним. Мерлин вас ждет в гости.

Ну, вы же понимаете, что вежливой просьбе ТАКОГО колосса никто не рискнул возразить? Оставив голоса на поляне и проглотив аршины, приглашенные покорно потопали через лес по указанной тропке и вскоре вышли из леса на опушку, с которой им открылась дорога с тремя каретами. В первую забрались Малфои с Олливандером, во вторую — Лавгуды с Северусом, а в третью — Альберт с Гермионой и Гарри. Пятеро домовиков распределились на задниках всех карет. Добби, разумеется, пристроился к той карете, в которую сел его обожаемый сэр Гарри Поттер. Кучера в сине-зеленых ливреях дружно хлестнули лошадей, и четверки одновременно стартовали друг за другом.

Ехали долго, но не скучно. Разве может быть скучно после того, как их облагодетельствовал личной встречей сам Великий Дракон Килгарра?! Так что эмоций всем хватило до самого конца пути. Против ожидания, кареты привезли наших героев не в город, и не в деревню, и даже не к замку, а к скромному домику, непонятно как построенному: вроде каменный, но из-за мха, который щедро покрывал стены, кладки не было видно. А когда гости покинули экипажи, те вдруг исчезли, резко уменьшившись и превратившись в белые камушки, серые лошади порскнули во все стороны с мышиным писком, а кучера стали осинками, вставшими по обочинам дороги.

Глаза домовиков чуть не вылезли из орбит. Сгрудившись тесной кучкой, они опасливо моргали на камушки под ногами, на высокую траву, в которой скрылись мыши, на тонкие деревца, вот только что бывшие людьми, и со страхом гадали, какие ещё чудеса их ждут? Надо сказать, чувства Гарри, Гермионы и всех прочих были аналогичными. И на человека, который вышел на крыльцо их встречать, они посмотрели с изрядной долей недоверия и подозрения, но ни рогов, ни копыт не обнаружили — человек выглядел совершенно обыкновенным: высокий рост, домотканая синяя рубаха, штаны, широкая улыбка, вот и всё.

— Очень рад вас видеть! — произнес он и с поклоном посторонился: — Входите, прошу вас.

Его улыбка и серо-синие глаза как-то располагали к себе, чувствовалось, что этому парню можно доверять, и гости приняли приглашение. Войдя в дом, Гарри с любопытством огляделся — холла или прихожей не было, прямо за порогом их встретила огромная комната, служащая сразу и кухней, и лабораторией, и приемной. Несколько дверей, видимо, вели во внутренние помещения. Столов было два — лабораторный и обеденный, за последним гости и расположилась на лавках по приглашению хозяина. Сели и молча наблюдали за тем, как он хлопочет вокруг них, разливая в плошки ароматный травяной чай. К чаю было подано простое овсяное печенье. Покончив с обслуживанием, молодой человек уселся на свое место и, попивая напиток, принялся рассматривать гостей. Делал он это спокойно и ненавязчиво, так что чаем никто не давился.

С каждым глотком божественного напитка откуда-то вливались силы и бодрость, он так чудесно пах, что хотелось просто обнять кружку ладонями и вдыхать, вдыхать, бесконечно долго вдыхать этот чудный, пряный аромат, эти запахи мяты, душицы и зверобоя, вбирать их в себя без остатка и дышать… Северус тем, кстати, и занялся: держа плошку в ладонях, он вдумчиво нюхал травяной настой и пил ма-а-аленькими глоточками.

Гарри пил чай, кусал печенье и кидал быстрые взгляды по сторонам, отмечая все малейшие детали: на кухонной части комнаты с потолка свисали связки лука и чеснока, пряные травы были подвешены пучками, на полках стояли горшки и кувшины, в районе печи располагались чугунки и сковородки. Стена за лабораторным столом была занята всякими баночками и бутылёчками с тряпочными и деревянными пробками, коробочки круглые и квадратные, на столе весы и емкости со всякими порошочками. И конечно же, повсюду лежали разномастные книги, перья и пергаменты. Догадка Гарри ошеломила. Поставив плошку на стол, он растерянно воззрился на юношу.

— Вы Мерлин?!

Все удивленно посмотрели на Поттера. На парня. Не поняли. Снова на Гарри. Наконец Драко не выдержал:

— Ты что, Потти, перегрелся? Мерлин — старик, весьма почтенный волшебник!

Юноша вздохнул, все посмотрели на него и вздрогнули, увидев на его месте почтенного старца с белой бородой и круглыми очками на крупном носу. Зелено-голубой берет, парчовая мантия… Кашлянув, старец снова принял образ юноши.

— Извините меня, но мне куда удобней быть в молодом теле. Ревматизм не так сильно мешает, знаете ли…

— Так вы, э-э-э, живы, что ли? — после продолжительной паузы проскрипел Олли.

— Ну, в своем мире и времени да, я жив, — кивнул Мерлин, лукаво сверкнув глазами. — А в вашем, увы…

— Э… мы в прошлом? — поплохело Гермионе.

— Да не бойтесь вы так! — посерьезнел Мерлин. — Вернетесь вы обратно, благо что точка перехода никуда исчезать не собирается. Стоунхендж стоял тысячи лет и ещё столько же простоит. А что касается времени, то я выбрал для нашего свидания нейтральные земли, где время и события ни на что не влияют. Незачем, знаете ли, скакать во времени туда-сюда, это может и повредить чему-нибудь. Успокойтесь, мы находимся одновременно и в прошлом, и в настоящем — я у себя, а вы у себя, в своем мире и настоящем времени…

Никто ничего не понял, но полегчало всем.

— А зачем вы нас здесь собрали? — поинтересовался Ксено.

— Не я, — возразил Мерлин. — Обстоятельства вас сюда привели. Вернее, размышления одного мальчика, — он кивнул на Гарри. — Этот мальчик задумался и, нуждаясь в помощи, обратился к высшим силам. Ну а боги, как говорится, иногда слышат мольбы страждущих и снисходят к ним. Я не бог, — поднял он руку, — но достаточно могуществен, чтобы услышать глас заблудшего во тьме и отозваться на его призыв. Что я и сделал, наблюдая за будущим в кристалле Времени.

Мерлин помолчал, давая гостям осмыслить сказанное. Потом посмотрел на Северуса и сказал ему:

— Гарри — не крестраж. Его не нужно убивать, как завещал вам Дамблдор. Дело в том, что крестраж, как вы называете этот артефакт, нельзя сделать больше, чем один раз. А у Волан-де-Морта, как думалось Дамблдору, их целых семь штук. Чтобы вам стало понятно, я добавлю, что артефакт, дарующий бессмертие, делается всего один раз и навсегда. И зовется он иначе — Хранилищем души.

— А разве они… не одно и то же? — растерянно спросила Гермиона. — Вроде функционально они одинаково действуют?..

— Нет, красавица, — Мерлин весело улыбнулся. — В крестраж помещается несколько частей чего-то, тогда как в Хранилище души вкладывается цельная, нетленная душа, одна и целая, ведь душу-то нельзя расколоть. Это практически невозможно. Вам всё понятно? Кроме того, душа из Хранилища может войти в тело нового носителя, при этом вытеснив или поглотив душу прежнего владельца. Вот в этом и заключается различие между крестражем и Хранилищем души. Ваш Волан-де-Морт не возродился, как он полагает, он такой же смертный, как и раньше. Он — лич, чуточку усовершенствованный зомби, думающий, что победил смерть. Он ошибается, Смерть давно поджидает его душу в гости, цельную и нетленную.

— А что же во мне? — спросил Гарри, потирая лоб.

— Частичка его магии, думаю, — пожал плечами Мерлин. — Во всяком случае, дар к парселтангу он тебе точно передал.

— Так кто же в моем доме засел? — впервые за всё время подал голос Люциус. — Лич?

— Да. Том Реддл умер в восемьдесят первом году, пав от жертвы матери, то, что восстало на кладбище, человеком не является. Это искусственно выращенный гомункул, собранный из кусков магии, прикрепленных к душе волшебника, не желающего умирать. Проще говоря — это привидение, надевшее физическую оболочку.

После слов Мерлина за столом воцарилась тишина. Притихшие гости растерянно переглядывались, без труда читая мысли друг друга, ведь эмоции у всех зашкаливали и их было трудно скрыть, да и не пытались, в общем-то…

Дамблдор завещал Снейпу убить Поттера?! Зашибись себе планы! Гарри Поттер является одним из крестражей Темного Лорда? Охренеть — не встать! И крестражи, оказывается, не так однозначны, как казалось? Ничего себе…

Сам Гарри пребывал в легком шоке от того, что его готовили к закланию только лишь потому, что носил во лбу кусок чьей-то магии. Ах да, Дамблдор думал, что кусочек души, ну, всё равно… Его ошибки, оказывается, столь же гениальны, как и он сам, то есть могут слишком дорого стоить. От того, что его считали крестражем, Гарри начало трясти.

Ну, Дамблдор, н-ну дурак, насколько ж ты отстал от жизни, искореняя темную магию в Хогвартсе, что напрочь забыл истинное назначение крестражей? Если верить книгам, крестраж — это устройство для сохранения души (сущности) вне тела. Именно на это упирают древние трактаты по черному колдовству, там бурым по желтому от руки написано: душа чародея, уходящего за Грань, помещается в предмет, долговечный и прочный, дабы возродиться в положенный день и час. Вот так-то вот! Не ради бессмертия сохранялась душа, а для того, чтобы исполнить какое-либо предназначение после смерти, если при жизни не успеваешь.

Первоначально крестражи задумывались в единственном экземпляре. Таким образом, в течение многих столетий было неизвестно, к чему приведет попытка создания нескольких крестражей, поскольку никто не считал возможным совершить такой сомнительный подвиг. Да и как это сделать, если душа одна и в больше, чем в одной емкости, практически не помещается? А вопрос о том, почему Том неправильно понял инструкции, приведенные в книжке, объясняется просто — время.

Почему-то игривое время, натыкаясь на книги, пергаменты и любое печатно-письменное издание, тут же становится заядлым кроссвордистом и, пользуясь всякими мелкими случайностями вроде песчинки, занесенной ветром, капли воска или стеарина, потекшей со свечи, лужицы пролитого супа и спешной ликвидации оного, старательно и вдумчиво стирает там буковку, тут хвостик от латинской «Z», отчего буквица волшебным образом превращается в семерку, здесь полколечка сотрет, а то и целое слово сгинет… И ломают головы злосчастные переписчики, пытаясь разгадать кроссворд, сочиненный временем. Таким образом буква за буквой, слово за словом чередой столетий меняется содержание и смысл фраз, написанных и напечатанных на пергаментно-бумажных носителях. И к настоящему времени в книгах было написано то, что написано, с топорно-хромым переводом… Так что ничего удивительного в том не было, что современные маги по-своему трактовали полустертые надписи и зачастую неправильно толковали написанное тысячи лет назад. И Том, и Дамблдор попросту прочли то, что смогли, не подозревая, что смысл написанного изначально был несколько иным.

Ну ладно, это мы поняли. А как же тогда недо-Лорд на всё воздействует, если он привидение, напялившее шубу? Северус и Гарри переглянулись над столом и озвучили свои вопросы по очереди.

— Если Лорд умер, то почему жива его Метка? — поинтересовался Северус.

— И каким образом он наносит визиты в мою голову? — дополнил Гарри. — Почему у меня болит шрам?

— Умереть означает уйти за Грань, раствориться в Эфире, закончив свои земные дела, — неспешно принялся пояснять Мерлин. — Даже если при этом на земле остается отпечаток (слепок) души, иначе говоря — привидение, человек всё равно считается умершим. И беспокойств живым он не причиняет. Но! — Мерлин поднял палец. — Крайне редко случается, что смерть наступает слишком рано, человека задерживают дела, которые он не успел доделать, и тогда его душа остается в мире бренном и пытается довершить незаконченное. Как правило, Лимб уважает такое стремление и притормаживает смерть, позволяя душе найти помощников, закончить земные дела и только потом отправиться на покой. Обычно в роли помощников участвуют медиумы, умеющие разговаривать с призраками, либо родственник умершего, с которым призраку удается установить контакт, либо случайный прохожий, в которого душа вселяется по договору или насильно, против воли… Таких историй много в вашем мире, достаточно припомнить встречи с привидениями, которые так или иначе выходили на контакт с живыми людьми. Иногда такие истории заканчиваются хорошо, порой даже возвращением к жизни, когда душе помогают вернуться в неповрежденное тело. Вы понимаете, о чем я говорю? — прищурился Мерлин.

— О коматозниках, — кивнул Северус. — О людях, перенесших клиническую смерть.

— Верно, — похвалил Мерлин и продолжил: — В случае с Волан-де-Мортом всё не так просто. Я наблюдал за ним и видел, как чередой случайностей и подстроенных обстоятельств юноша по имени Том скатывается всё ниже и ниже к грани Тьмы и отчаяния. Сирота, выросший в приюте, должен ценить семью, Том, напротив, её ненавидел. Что-то не так было с его рождением… или с его генами. Так или иначе, учителя в Хогвартсе поспособствовали его становлению на дурной путь: вместо того, чтобы оставить мальчика в безопасной школе, его выгоняли в военный Лондон, под бомбы, в запертые приюты. Более того, Том, найдя родственников, не принял их, а отторгнул, убил отца и деда с бабушкой, чем окончательно отрезал себя от добра. Он вырос очень плохим волшебником. И он не зря боится смерти, в аду его ждут самые горячие сковородки…

Смерти он боялся ещё со школы. Школьником он создал свои первые крестражи, убив девочку-однокурсницу и отца с бабушкой и дедушкой. Думая, что раскалывает душу, он на деле вкладывал части себя: память и воспоминания — в дневник, черную магию — в кольцо, привязанность и чувства — в чашу, глаза — в медальон, ум — в диадему. В Гарри… кхм, было вложено знание змеиного языка, одновременно проведя канал связи с мальчиком, дар-то один на двоих… к тому же нужно учитывать, что Хранитель — живой, а не неодушевленный предмет. Ну и змея, в которую доложил остатки магии. Опять же, заметьте, в живую.

Умерев, Том попросту испугался, он никак не ожидал того, что произойдет с ним после убийства… ещё раз простите, я хотел сказать: попытки убить ребёнка. А произошло самое страшное, то, чего он так боялся — он погиб, приняв условия сделки с матерью мальчика. Лили… — тут Мерлин почему-то опять запнулся, глянул на Гарри с сомнением, но продолжил: — Предложила ему взять её жизнь вместо сына, он согласился, убил её и тут же нарушил договор, напав на малыша. Если бы он её оглушил и убил только одного ребёнка, то остался бы в живых. Но, пожадничав, он забрал… то есть, простите, попытался забрать больше жизней, чем было договорено. Магия Жертвы строго следит за соблюдением всех правил. За это он был наказан. Но призраком Том был очень неспокойным, он рвался к жизни вопреки всем законам природы. Пытался вселиться в чужие тела, забыв при этом главный постулат Лимба — сие действие разрешено только богом. Попробовал возродиться при помощи магии, наивно веря в крестражи. В которых, как он думал, хранятся кусочки его души. Увы… Эти крестражи не хранят его душу, она в нем самом находится, а то, что он считает якорями, достаточно легко разрушить, в отличие от истинного Хранилища души.

В ночь возрождения на кладбище его душе некуда было возвращаться — тело-то сгинуло за давностью лет! А то тело, которое создали для него искусственно, изначально не было живым, всего лишь кукла, голем, в которую были произведены попытки вдохнуть жизнь. Что из этого вышло — вам известно: из котла восстала магически воссозданная нежить — лич. Чуточку более умный, чем обычно, ну и, наверное, живой, раз вы его чувствуете через метку и шрам, — закончил Мерлин. Поднимаясь из-за стола, он кивнул на одну из дверей: — Там вы можете переночевать или пожить, как вам пожелается.

Северус задумчиво потер руку. Значит, надо всего лишь прикончить Лорда, чтобы эта дрянь с руки исчезла? То-то она много лет была простой татуировкой… жаль, не догадался свести её раньше. А всё почему? А потому что Дамблдор убедил общественность в том, что Темный Лорд не сгинул навсегда и когда-нибудь вернется, ещё более сильным и страшным, чем обычно. Что ж, в одном старик оказался прав: Лорд действительно вернулся хуже, чем был — безумным уродом, безносым красноглазым личем.

Примерно в том же ключе думал и Гарри, потирая лоб и идя к указанной двери. За ней оказался внутренний дворик с несколькими помещениями по периметру, а в них довольно вместительные комнатки для гостей. Обследовав их, наши герои выяснили, что могут разместиться в них со всем возможным комфортом. Сначала обустроили Олливандера, уложили в постельку, обложили подушками, укутали одеяльцем и только после этого заселились сами, благо что комнат хватило как для семей, так и для одиночек. Гарри с Гермионой не пожелали разделяться и заняли одну квартирку с двумя спальнями: находясь в обществе, всё же следовало соблюдать приличия…

А при готовке ко сну понадобилось совершить вечерний туалет. Для этого служила будочка в саду за аркой, здесь же нашелся и рукомойник с зеркалом на столбе. Вспомнив про щетину, Гарри заглянул в зеркало — посмотреть, сильно ли зарос? Горестно вздохнул, созерцая основательную растительность под носом: у него усы уже, почти как у дяди Вернона! Вдумчиво поскреб щеку, прикидывая, где бы раздобыть бритвенные принадлежности… Впрочем, не пришлось. Со двора пришел Ранкорн с полотенцем на шее и бритвенным станком в руках. Поставив станок, он нагнулся к рукомойнику и принялся готовить пену для бритья. Гарри поглазел на набор из трех бритв, вздохнул и робко обратился к широкой спине, затянутой в белую майку:

— Сэр, можно одолжить у вас одну бритву?

Альберт обернулся, бросил взгляд на юное лицо, ещё не пробовавшее лезвия, и, выпрямившись, понимающе осведомился:

— В первый раз ведь?

Гарри подумал и кивнул, не рискнув врать и хвастать на пустом месте. Альберт наклонил голову, оглядывая щеки парня, потом кивком велел встать возле зеркала, и помазком принялся наносить свежую пену на лицо юноши. Подал бритву и начал подсказывать и направлять его руку, показывая, как срезать щетину на щеках, как — на подбородке и как под носом натянуть кожу, чтоб сбрить зачатки усов. Гарри слушал очень внимательно, попутно поражаясь целой науке бритья, тому, сколько в ней нюансов и приемов. А какие странные и потешные гримасы получаются при различных натягиваниях кожи там-сям! Альберт наблюдал, временами тихо советуя не давить на бритву во избежание порезов. После первого в своей жизни бритья Гарри почувствовал себя просто обновленным и почти счастливым. Благодарно посмотрев на Альберта, Гарри снова попробовал попросить прощения. Ведь тогда, в лесу, это не получилось.

— Простите за кровопролитную конфетку, которую мы вам летом подсунули. Нам очень нужно было проникнуть в Министерство, чтобы добыть один из крестражей.

Альберт нахмурился, вспоминая, и медленно покачал головой.

— Помню, Гарри, помню… и понимаю. Понимаю теперь те взгляды сотрудников и их шепотки за спиной о том, что я не совсем зверь, раз помог бежать семейству Кроткоттов… Чего стоило мне не переспросить, о чем они там толкуют. Да, ребята, создали вы мне лишние лавры. А уж моему удивлению, что кто-то воспользовался моей внешностью, и вовсе конца не было, это ж насколько смелым надо быть, чтобы позаимствовать личину самого начальника Отдела Генеалогии.

— Э… — Гарри недоуменно улыбнулся. — А что такого устрашающего в вашей профессии, сэр? Почему вас так боялись все?

— Ну зачем сразу бояться? Ко мне относятся с должным почтением и повышенной предупредительностью, памятуя, что в моей власти придраться к любой сомнительной детали в генеалогии. По указу Пия Толстоватого я получил новый круг обязанностей, а основной работой стало выявление магглорожденных волшебников, в первую очередь среди работников Министерства. Находясь на этой должности, я старался особо не зверствовать, вычесывая самых бесполезных из сотрудников, в частности Дирка Крессвелла, который своё генеалогическое древо действительно сфальсифицировал. Тут я честен. К сожалению, это позволило Комиссии отстранить Крессвелла от должности и отправить его в Азкабан. Но мне удалось перехватить кортеж на полпути к Азкабану и наслать на Долиша крепкий Конфундус, надеясь, что этого достаточно для побега. Я оказался прав, этого действительно хватило, чтобы Дирк сумел сбежать. Он ведь неплохой, в принципе, волшебник, хоть и сжульничал при составлении генеалогического древа своей семьи. Но с другой стороны, при нынешнем-то порядке…

Гарри задумчиво закивал, понимая, что в таких условиях пойдешь на всевозможные ухищрения, чтоб сохранить жизнь и крышу над головой. Молчит Гарри, думает, а Альберт его лицо разглядывает, со странным таким выражением в глазах, и пристально так рассматривает, прямо вглядывается. И сразу же отвел взгляд, едва Гарри спустился с небес. Поблагодарил Ранкорна и пошел к себе. Долго стоял и смотрел вслед юноше чем-то опечаленный Альберт.

Гарри лежал в постели и вспоминал всё, о чем говорили за столом, всё ярче и четче отмечая в памяти пару моментов, те, когда Мерлин несколько раз запнулся: при рассказе о внедрении в него змеиного языка, при произнесении имени его матери, ещё где-то… Отчего-то это царапало, не давало покоя. Повернулся на бок и спросил тишину:

— Мерлин может чего-то недоговаривать? Что-то скрыть от меня? О чем-то умолчать?..

«Может», — ответила тишина.

— Но зачем? — прозвучал во мраке новый беспомощный вопрос.

«Чтобы защитить тебя», — пришел очевидный ответ. Гарри вздохнул и снова перекатился на спину — спать не хотелось абсолютно. В голову лезли всякие посторонние мысли, от которых становилось только хуже. В конце концов к Гарри подобралось злое раздражение — мало ему лживого Дамблдора с его ужимками да утайками, так ещё и второй дед ему чего-то мудрит, юлит и изворачивается!

Тут гаррино раздражение достигло пика, и он, не выдержав, прямо-таки взвился с кровати. Сердито пыхтя и не особо заботясь о тишине, он торопливо натянул брюки, всунул ноги в кроссовки и выскользнул во дворик, намереваясь разыскать Мерлина. Потому что хватит! Ещё одного лжеца он не вынесет.

Искать Мерлина ему не пришлось, тот обнаружился за тем же столом в своей большой комнате. Но не успел Гарри рта раскрыть, как Мерлин поднял ладонь, прося помолчать. Захлопнув рот, Гарри только теперь обратил внимание на то, что перед Мерлином на столе находится крупный кристалл, размером с хорошую книгу, прозрачный и широкогранный. Рука Мерлина качнулась, приглашая Гарри присоединиться.

— Садись, Гарри, я тоже об этом думаю, вот, попросил Кристалл показать мне твое прошлое. Твое и твоих родственников. Давай-ка вместе поглядим, может, и поймем чего…

Помедлив, Гарри подошел и сел на лавку рядом, всматриваясь в глубины кристалла. И увидел двух мужчин. Северуса и Альберта. Причем Альберт рвался из рук крепко обнимающего его Северуса, рвался и кричал, громко рыдая:

— Они убили его! Убили моего сына!!! Моего мальчика!

Гарри присмотрелся и понял — прошлое. Северус и Альберт выглядели гораздо моложе нынешних. Сердце сдавила тупая боль. Как? Что случилось? Почему?.. Словно отвечая на его безмолвные вопросы, картинка сменилась.

— Только не Гарри! Прошу, только не Гарри, убейте лучше меня! Меня!

— Авада Кедавра!

Зеленый луч пронзает тело рыжеволосой женщины, и она, раскинув руки, падает замертво. Отпихнув её ногой, высокий чародей нацеливает палочку на малыша в кроватке и снова произносит роковые слова. Миг — и маленький ангел улетает на небеса вслед за матерью, а в кроватке лежит бездыханный малыш Гарри Поттер. Почти сразу умирает и Темный Лорд, он вдруг падает на пол, как подкошенный…

Гарри видит, как отлетает от тела душа в виде серебряной бусины, точно такая же, которую чуть не высосали дементоры из Сириуса на третьем курсе Гарри. Бусина стремится к потолку, хочет улететь туда, куда и положено душе, но что-то ей мешает, что-то препятствует её отлету — она суетливо мечется по комнате. Пока наконец она не оказалась втянута в хрустальную сферу-фиал, где загорается призрачным светом. Этот фиал — Ловец душ — держит в руке Дамблдор. Подойдя к кроватке, он посмотрел на детское тельце и разочарованно хмыкнул:

— Надо же… не сработало.

Снова меняется картинка. Гарри, мучительно сведя челюсти, смотрит, как Дамблдор со свертком в руках проникает в красиво обставленную детскую, за окном, видимо, та же ночь, потому что тельце ещё не остыло, что позволяет старику беспрепятственно переодеть мертвого ребёнка в одежку другого мальчика, которого он уносит с собой, оставив в кроватке подмененного подкидыша со слегка измененной внешностью.

Дамблдор в той же комнате в доме Поттеров сутки спустя. Усыпив маленького Гарри Ранкорна, он производит над ним ритуал создания крестража: надрезав лоб младенцу, старик переливает в рану душу из фиала. Душа, надо ей отдать честь, сопротивляется, отбрыкивается и упирается и, улучив момент, удирает сквозь потолок, куда Дамблдор не может проследовать по причине своей материальности. Старик поминает Мордреда и Моргану, смотрит на ребёнка и вдруг успокаивается — кусочек души (магии с частью памяти Тома Реддла о последнем убийстве) всё же просочился в ранку и засел там. Края раны сияют призрачным светом… зигзагообразной полосой, молнией. Знаменитым гаррипоттеровским шрамом.

— Господи!.. — прозвучал чей-то возглас. Гарри рывком оторвался от кристалла и развернулся к двери, взглядом врезаясь в расширенные серые глаза Альберта Ранкорна. В глаза своего родного отца.

Примечания:

Они не похожи, но вполне могут быть отцом и сыном

https://fanfics.me/images/fanart_o/2022/01/15/1642257650874.jpg

Гарри, оглушенный неожиданной и невозможной правдой, медленно встал, не сводя потрясенных глаз с Альберта. Папа… Это его папа. Родной, настоящий папа. Живой. Не призрак из палочки Волдеморта, не фотография в рамочке, а живой, реальный человек из плоти и крови, которого… Которого можно… К которому можно прикоснуться…

Словно в полусне, Гарри двинулся вслед за своими мыслями — дотронуться до родного человека, убедиться, что он действительно реален. Сердце в груди бухало так, что грохотом отдавалось во всем теле, особенно сильно налегая на уши. Альберт, шагнувший навстречу, сгреб сына так, словно боялся, что тот растает в воздухе, а он проснется и снова поймет, что это ему приснилось. Значит, не зря ты мне снился, сын. Ты подавал мне знак, что жив и ждешь меня… Мальчик мой…

Глухой всхлип, раздавшийся в глубине груди, заставил Гарри ещё крепче вцепиться в отца — папа, не плачь! Сжав друг друга до боли, до хруста костей, они словно силились слиться воедино, враз, сию же секунду признав родство. И не было никакого отторжения, никаких измышлений насчет того, что не знают друг друга, что они чужие, не возникло ни малейших сомнений в том, что они родные отец и сын. Тех коротких мгновений в магическом кристалле Мерлина хватило, чтоб осознать всю глубину трагедии, случившуюся в ту роковую хэллоуинскую ночь. Гарри так точно хватило, чтоб понять горе молодого отца. Понять и принять его сердцем.

Многое стало теперь понятным Гарри. И его внезапный интерес к Альберту Ранкорну, загадочному госслужащему из Министерства Магии, и его сожаление по поводу того, что пришлось пролить его кровь, хотя казалось бы, какая разница — чужой же человек, с чего за него волноваться-то?! А так же стало понятно, откуда у него то воспоминание об убийстве — не его это память, а чужая! Память души убийцы. Это Лорд помнил, как кричала и умирала Лили Поттер, это в его ушах звучал её голос, её последние крики…

— Мама… — выдохнул Гарри в грудь Альберту. — Это не моя мама умерла.

— Нет, конечно… — шепнул в макушку Альберт. — С твоей мамой всё хорошо.

Сначала Гарри не понял, что отец сказал, потом до него дошло, что он вообще-то про жену свою говорит, про настоящую родную маму. Счастье, нереальное, по своей сути невозможное, захлестнуло Гарри с головой — у него есть мама!

Альберт умиротворенно вздохнул, тепло-тепло прижимая к себе своего мальчика, страшно потерянного в далеком восемьдесят первом и чудесно найденного сейчас, спустя семнадцать долгих беспросветных лет. Снова и снова он в течение многих лет переживал один и тот же ужас — когда они с женой нашли мертвым своего сына. Горе оглушило их, как только они осознали, что случилась самая страшная вещь — их ребёнок умер. Сперва супруги Ранкорн решили, что их постиг известный в общем-то случай — синдром внезапной детской смерти. Извечный страх многих родителей. Но потом нагрянули целители из Мунго с армией мракоборцев из социального центра и закидали их вопросами, смысл которых не сразу дошел до измученных родителей, а когда дошел…

Целители констатировали смерть от Авады, и из этого возник обескураживающий и вполне закономерный вопрос: кому это надо — убивать годовалого младенца? Позже, конечно, были выявлены ещё два нападения на семьи с детьми: были убиты Поттеры, пострадали Долгопупсы, их дети, Гарри и Невилл, к счастью, уцелели, чего нельзя было сказать об осиротевших Ранкорнах.

Но ужас Альберта, молодого отца, невозможно описать… И только любимая жена Элизабет, её сёстры и шурята Ксено с Северусом спасали его от безысходности, только они сумели уберечь его от бездны отчаяния, только они помогли удержаться на грани и не сойти с ума…

Потом начались сны. Странные, необъяснимые, пугающие. Альберту начал сниться маленький мальчик, сидящий в темной комнатке со скошенным потолком. Ребёнок сидел, смотрел на запертую дверь и плакал, безотчетно зовя родителей. Которых у него не было. Эти сны тревожили Альберта, волновали, ему казалось, что малыш зовет его. Сердце Альберта откликалось на зов малыша, рвалось к нему…

В попытке разгадать эту загадку Альберт даже искал магов-провидцев, но таких в настоящее время не было, кроме Сивиллы Трелони, но её Альберт не нашел. А маггловский шарлатан и вовсе сбрендил, заявив, что это его сын зовет. Ну да, как же… сын, который умер. Очень смешно…

А вот теперь выясняется, что как раз маггловский медиум оказался прав, его предсказание было верным. Зря он обсмеял экстрасенса… Гарри, Гарри, родной мой — долгий длинный вздох, объятия крепче, теплее.

Северус и Гермиона, ставшие нечаянными свидетелями стороннего счастья, замерли в дверях и молча смотрели на воссоединение двух разлученных людей, потом, опомнившись, тихонько отступили назад во дворик, не желая мешать. Видя изумление на лице Гермионы, не менее удивленный Северус негромко пробормотал:

— Он — Гарри Ранкорн, сын Альберта. Оказывается, его сын жив… И с чего я решил, что он похож на Поттера?

— На Элтона Джона он похож, — буркнула Гермиона. Северус вздохнул, признавая правоту девушки.

— Да, верно, стереотипы — страшная вещь. Я просто внушил себе, что он сын Поттера, и со спокойной совестью ненавидел его. Очки опять же… той же формы. Тьфу!

— И всё равно! — Гермиона вдруг топнула ногой, встала перед Северусом и прожгла его презрением. — Это не повод издеваться над ребёнком! Вам никто не давал права оскорблять первокурсника, сэр! Вы вели себя с ним как, простите, распоследняя сволочь!

Последние слова девушка буквально выплюнула, гневно сверкая глазами на Снейпа. Тот угрюмо стоял перед ней и молча выслушивал её претензии. А когда она умолкла, желчно осведомился:

— Вы всё сказали, мисс Грейнджер? Всё? Тогда позвольте пройти, мне как-то не с руки перед вами оправдываться, ибо не в чем.

Гермиона растерянно посторонилась. И долго смотрела вслед профессору, пока тот не скрылся за поворотом. Её это всё тоже здорово оглушило. Гарри-то не особо заботился о тишине, когда одевался и выбегал из комнаты, вот она и проследовала за ним просто из любопытства. Ох, лучше бы она спала! Во дворике к ней присоединились мистер Ранкорн и профессор Снейп, тоже заинтересовавшиеся тем, зачем Поттера понесло к Мерлину посреди ночи. Ну и застряли, в результате, на пороге, зачарованно таращась в Кристалл Мерлина.

Сердито хмурясь, Гермиона повернулась, чтобы пойти к себе, и вздрогнула, увидев светлое пятно. Которое, впрочем, оказалось всего лишь мистером Лавгудом, но надо признать, он знатно напугал девушку, подкравшись тихо, как привидение. Тоже глядя в том направлении, в котором ушел Северус, Ксено грустно проговорил:

— Он никогда не расскажет о том, почему ненавидит четверку Мародеров. Слишком горд.

— Мародеров? — переспросила Гермиона.

— Да, — кивнул Ксено. — Самая подходящая кличка для четырех засранцев… простите мой французский, мисс, но иного слова я не могу подобрать. До сих пор помню те сражения, которые они устраивали на последнем, седьмом своем курсе, аж волосы дыбом… Нет, ну вы представьте себе: иду я по лесу, собираю лунные зиморосли, и тут ка-а-ак просвистит над ухом заклятье обезноживания в полной тишине, у меня аж сердце в пятки! А у Северуса не иначе как глаза на затылке, враз отвечает… И ладно бы одному! Так нет же — четыре проклятия со всех сторон в него несутся, алые, желтые, голубые, а Севка знай, угрем вертится, заклинания перехватывает и отбивает. И как только успевал? А я и вмешаться не могу, за секунду ж не меньше тридцати лучей просвистело… Поттер такой орет, хохочет, его палочка едва не лопается, очередями выпуская красные и голубые лучи, рядом Блэк надрывается, улюлюкает и тоже в Северуса пуляет желтыми и синими. А с другой стороны от них Люпин с Петтигрю не отстают, в свою очередь стремятся попасть в одинокую мишень. Ну как под таким перекрестным огнем встать? Как?! А Северус меня заметил, встал надо мной, случайным-нечаянным, прикрывал от Мародеров и себя, и меня.

Гермиона закусила губу, припоминая цвета заклинаний: так, зеленый вроде бы из разряда Непростительных, студенту же нельзя? Кроме Авады и Зеленых искр, что это может быть? Брахиам Эмендо? Вот сволочи! Синие — это молнии Баубиллуса, весьма болезненные удары током… Красный луч — это, скорей всего, Остолбеней, у Гарри это обычно Экспеллиармус, так что он тоже может быть… Голубой — Жалящий и Бомбарда, он же Ферро Верто, а желтый… желтый — медицинское Облегчающее, клизма, грубо говоря, а беззвучность объясняется заблаговременно насланной Силенцио, чтоб, значит, по-тихому всё провернуть. Действительно засранцы — Бомбардой в студента??? Совсем ошалели от вседозволенности?! Хотя это ещё вопрос, что хуже — клизма или Бомбарда.

— Зачем, сэр? С чего у них такая война? — озадаченно посмотрела она на Лавгуда.

— А вражда их с самого первого курса началась, — принялся просвещать девушку Ксено. — Ещё до Хогвартса доехать не успели, так уже перессорились. Я слышал, как Поттер обсмеял Северуса за то, что тот в Слизерин рвется, сам-то он гриффиндорец — отважный и достойный. На пятом курсе Джеймсу Лили приглянулась, и начал он её от Северуса отшивать. И получилось ведь! Чего только ни придумывали: бойкоты, травля, нападения… Тайная анимагия опять же, использовалась против Северуса: один из них в крысу перекинется, выведает секретики, расскажет своим, и давай… На него даже оборотня пытались спустить! Это Блэк придумал, а Джеймс узнал и сообразил, что от нападения сам Люпин пострадает, если узнают, что он напал на студента, и кинулся ловить Северуса. Перехватил, конечно, отвел беду… но потом всё равно подло напали на Северуса опять — в конце пятого курса. Один Люпин не встревал теперь, что, впрочем, его не красило — мог бы и вмешаться, остановить безобразие, староста же!

— И так до седьмого курса? — с горечью спросила Гермиона. Лавгуд кивнул.

— Они и после школы враждовать не перестали.

Гермиона поморщилась, сама вспоминая те стычки Северуса и Сириуса в доме на Гриммо, свидетельницей которых она случайно становилась. Да уж… Но зато… Она внимательно глянула на Ксено.

— Но зато вы сдружились, да?

— Да, — улыбнулся Лавгуд. — Мы Союз Трех Пар организовали: я с Пандорой, Альберт с Элизабет и Северус с Терезией. Незабвенные сестры Пенрутлан, краса и гордость трех факультетов. Очень смелые, веселые и красивые девушки, сестры из Корнуолла. Пандора, как и я, попала на Когтевран, где мы сразу прониклись симпатиями, Элизабет — на Пуффендуй и там познакомилась с Альбертом, а третья — Терезия — угодила на Слизерин, где вскоре встретила Северуса.

Гермиона настороженно смотрела на Ксено, заранее не веря тому, что последует дальше. И застонала внутренне, услышав:

— После Хогвартса нас ненадолго раскидали интересы и профессии, но о своих прекрасных половинках мы не забывали — регулярно переписывались и обменивались Патронусами. А потом, как и планировалось, сыграли по очереди три свадьбы: сначала под венец пошли Альберт с Элизабет, затем Северус с Терезией, ну и мы с Пандорой напоследок, как самые младшие.

Ксено замолчал, а Гермиона голосом, полным недоверия, переспросила:

— Профессор Снейп — женат?

— Да. А в чем дело? — недоуменно посмотрел на девчонку Ксено. Гермиона едва подавила желание затопать ногами. Удержалась просто чудом и вместо этого — съязвила:

— Она, наверное, святая, раз терпит такого… такого…

— Ну, не мать Тереза, конечно… — раздумчиво протянул Ксено. — Но что-то около того. Я бы, скорей, Северуса святым назвал — Терри та ещё штучка.

Гермиона тут же прикусила язычок, моментально вспомнив пословицу о паре сапог и единстве Сатаны.

Гарри никогда в жизни не было так хорошо и покойно, как сейчас, в кольце рук родного отца. Он совершенно унирванился, согретый теплом самого близкого человека и мыслью о маме, которую, наверное, скоро увидит…

— Скажите, — поднял он глаза к папиному лицу. — Меня Гарри зовут?

— Да, — глухо ответил Альберт. — Ты Гарри Ранкорн. Помнится, Северусу это очень не понравилось, говорил, что мы все помешались на этом имени.

— А при чем тут Снейп? — нахмурился Гарри.

— Он твой дядя, Гарри. Так же, как Полумна и Тэффи — мои племянницы.

— Кто-о-о??? — Голова у Гарри пошла кругом.

— Дочери Ксено и Северуса, — терпеливо пояснил Альберт. — Полумну ты знаешь, она на год младше тебя, а Тэффи — десять. Через год ей предстоит пойти в Хогвартс. Надеюсь, к тому времени в мире закончится война и настанет долгожданный мир?.. Нет, надо всё-таки кончать с Темным Лордом.

— А почему?.. — начал было Гарри и запнулся, но Альберт понял его невысказанный вопрос.

— У Северуса трое детей. Старшие сыновья родились сквибами и пошли в обычную маггловскую школу, а вот у дочери гены волшебника проснулись.

— А сколько им… — начал и снова запнулся. Альберт улыбнулся, позабавленный спотыканием Гарри на имени нелюбимого профессора.

— Пятнадцать и четырнадцать лет им. Милые и дружные мальчики, несмотря на стервозный норов их матери.

— А почему же он?.. — Гарри начал закипать, вспомнив все «радостные» моменты общения с «милым» Снейпом.

— Ох… Да подружитесь вы…

— Ни за что! — взъярился Гарри. Альберт снова вздохнул.

— Придется. Мы в одном доме живем.

— Да почему?! — взвился Гарри.

— А где? У Лавгуда? Ты его дом видел?! Это не дом, а бешеная шкатулочка с хитрыми тайными ходами, в которых пятиног ногу сломит.

— У него что, своего дома нет? — продолжал беситься Гарри. — Я слышал, у Снейпа есть дом! Вот пусть туда и убирается.

— Гарри! — в голосе Альберта прогремело предостережение. — Его дом в Паучьем тупике известен Пожирателям. Ты хочешь, чтобы они туда нагрянули и перебили всю семью, из которой двое совсем не умеют колдовать? Что-то я не ожидал от тебя такого эгоизма, сын!

Гарри прикусил язык, в страхе взирая на отца, которого — вот дурак! — успел обидеть. Альберт, видя его испуг, вздохнул и привлек упрямца к себе.

— Гарри, Гарри… ну помиритесь вы уж как-нибудь… Не могу же я выгнать родного шурина. Да и Терри не поймет.

— А это кто? — убито и жалко спросил Гарри.

— Тётка твоя. Одна из трех сестёр. Мы, три друга, после школы женились на сестрах Пенрутлан — Элизабет, Терезии и Пандоре.

— А Пандора… она не… — кое-что припомнил Гарри, с сомнением глядя на отца. Альберт подтвердил.

— Да, она умерла, когда Полумне было девять лет.

— Прости, — выдавил Гарри. — Я идиот, я больше так не буду…

— Я верю тебе, — улыбнулся Альберт.

— А моя мама… Элизабет? — уточнил Гарри, подспудно надеясь на полное прощение.

— Да, — кивнул отец, окончательно прощая строптивца. — Когда-то они были известны, эти три корнуолльские зеленоглазые ведьмы, стены Хогвартса прямо трещали от их выходок.

— А они рыжие? — вполне ожидаемо слюбопытничал Гарри.

— Нет, они темненькие, — улыбнулся Альберт. — Три милые шатенки, — и посерьезнел: — После смерти младшей, Пандоры, Терри и Лиззи сильно сблизились и с тех пор не расстаются, из-за чего нам пришлось поселиться всем вместе. Правда, Полумна слишком сильно любит свой странный дом-башню в Оттери-Сент-Кечпоул и временами вытаскивает отца туда на каникулы. Ну а Ксено-то деваться некуда, устроил там маленькую редакцию и клепает журнальчики «Придира» на радость себе.

На этом было решено закруглиться — полночь давно перевалила за половину и подползала к рассвету, поэтому они разошлись по комнатам, чтобы хотя бы утро доспать. Ну а утром, за завтраком, Гарри обратился к Северусу.

— Не думал, что скажу это, но я должен… Сэр, я вам очень благодарен за то, что вы прибили Д-д… директора, — запнувшись на имени старика, Гарри продолжил: — После всего, что он сотворил с моей семьей, мне хочется выковырять его из белого саркофага, воскресить и посмотреть в лживые глазки, потом придушить его же бороденкой и заковырять обратно в гроб. Потом ещё раз воскресить и задушить, воскресить и задушить, воскресить и задушить, и так бесконечное число раз, пока я не буду полностью удовлетворен.

На Призрачном вокзале одиноко стоял старик в белых одеждах и громко икал от сердечных пожеланий милого Гарри Ранкорна. Он был здесь совсем один, посреди белого туманного поля и призрачных сводов. Он не мог, как все, сесть на поезд и поехать вперед. Ему не продали билет в Призрачной кассе, и отныне он был обречен вечно находиться здесь. А что может быть хуже вечного вселенского одиночества?..

Хоть Гарри и высказался насчет Дамблдора, стена отчуждения между ним и Снейпом стояла по-прежнему — крепкая и незыблемая. Ни Гарри, ни Северус не были готовы к примирению. Когда после завтрака трое мужчин и Мерлин куда-то ушли, Гарри почти с облегчением отсеялся к Гермионе. Просто потерянно бродил за ней тихой и печальной тенью. Гермиона, стараясь не обращать внимания на «хвост», скрупулезно обследовала дом древнего волшебника, благо что тот был полон таинственных закоулков и чуланчиков. Вот очередная кладовка. Гермиона, встав на пороге, сияющими глазами обозрела коробы и корзины, вдохнула пыльный воздух, засучила рукава и открыла ближайшую корзину.

— Почему этот урод стал моим дядей? — вопросил Гарри солнечную тишину, в которой хаотично плясали пылинки.

— Потому что он женился на твоей тёте, — лаконично ответила Гермиона из недр корзины.

— Почему я должен это признать? — уныло спросил Гарри, созерцая симпатичную пятую точку девушки, обтянутую джинсами.

— Потому что она сестра твоей мамы, — всё так же лаконично отвечала Гермиона, вытаскивая из корзины чучело совы.

— Почему ты так спокойна? Разве он тебя не оскорбил тогда, на четвертом курсе? — Гарри попытался разжечь в Гермионе обиду.

— Потому что рядом стояли дети Пожирателей, — голос Гермионы звучал глухо, она снова окунулась в корзину. — Потому что ему нельзя было проявлять свою человечность, тем более, что в то время в замке было много посторонних. Каркаров и Грюм, который оказался Краучем-младшим, самым верным сторонником Того-Самого.

Гарри неуверенно замолчал, вспомнив смех Снейпа и Лавгуда там, в лесу. Гермиона выбралась из корзины, села возле неё и сдула с лица прядку волос. Гарри, внезапно умилившийся, опустился на колени и заглянул в глаза. Взгляд Гермионы стал настороженным. Гарри приблизился и чмокнул её в кончик носа, отстранился и снова заглянул в глаза. Гермиона невольно улыбнулась. Чудик невозможный… Гарри придвинулся и нежно, едва ощутимо, коснулся губами её губ. Спустя очень долгое мгновение Гермиона ответила. Всё отодвинулось далеко в никуда — сейчас в этом мире существовали только они. И поцелуй. Чувственный, сладкий и осторожный — они как бы пробовали друг друга.

Скрип шагов и голоса, раздавшиеся совсем рядом, за стеной, заставил их замереть и прислушаться. Говорили двое.

— Северус, вот скажи, ты чего с моим пацаном сделал, что он о твое имя через раз спотыкается? То, что мне Полумна рассказала, мне очень не нравится. Ты зачем так по-скотски с мальчишкой моим обращался?

— Берти, не трави мне душу, и без тебя тошно… Думаешь, мне так уж радостно было видеть отпрыска Поттера на месте моего племянника с тем же именем? Это во-первых. А во-вторых… С Поттером на один курс поступили четыре ребёнка, с которыми он попытался сблизиться и подружиться: две девочки из Пуффендуя, одна с Гриффиндора и мальчик из Слизерина. Они могли бы стать хорошими друзьями, но, к сожалению, не вписывались в планы Великого Светоча Дамблдора. Он вообще хотел, чтобы Поттер ни с кем из однокурсников не сошелся, и к пятнице те дети исчезли. На моем уроке их уже не было. Чистокровных Пайка и Келлу Дамблдор отчислил из школы, написав их родителям, что они почти сквибы и не могут учиться в Хогвартсе. А магглорожденных девочек Лили Мун и Салли Энн Перкс он «нечаянно» спустил с лестницы, переломал им шеи и отправил домой в цинковых гробах. Гермиону он, кстати, тоже хотел прибить при помощи тролля, но тут, увы, сам Гарри вмешался, спас зачем-то магглокровку… А тех четырех ребят он успел стереть из памяти Поттера. Ну и как ты думаешь, Берти, я должен был вести себя с мальчиком? Мило улыбаться, хвалить, по головке гладить, если каждого, кто проявит к нему симпатию, ожидало черт-те что?

Гарри и Гермиона напряженно переглянулись. Вон оно что…

— Так что извини, братишка, пришлось мне как нельзя натуральнее играть сволочного гада Снейпа, чтоб отбить у Дамблдора самые малейшие подозрения на симпатии к мальчику с моей стороны. Сам-то я к Поттеру никаких чувств не испытывал, разве что уважения немного…

— Уважения? — удивился Альберт. Гермиона с Гарри снова переглянулись.

— Ну да, — хмыкнул Северус. — В четвертый год обучения Поттера это было, с Кубком Огня и Турниром. Пацан уж на что середнячок, а дракона прошел успешно. Да и второй-третий тур блестяще провел. А в конце года возродился этот… Метка на руке проснулась и обожгла болью, но я удержался и отправился на свидание с Темным Лордом только после прямого приказа Дамблдора. Прибыл я к Лорду, а там!.. Та-а-акие страсти! Все обласканы, приголублены круциатусами вдоль и поперек. Ну, думаю, Господь уберег, аж чуть не перекрестился… Потом аккуратненько расспросил наиболее уцелевших, что там у них произошло, мать вашу?! Люциус и другие Пожиратели смерти поделились со мной своими впечатлениями о поразительном поединке Повелителя и Поттера, в красках и подробностях расписали, при этом чуть из штанов не выпрыгивали. Да они прямо кипятком писали… Мощная Приори Инкантатем, золотой луч, феникс с песней и золотой клеткой, кокон света, последние жертвы Волдеморта откуда-то взялись, что любопытно, но Лорда призрак старика Фрэнка Брайса круче всего напугал — как же, маггл, а туда же! Мне так любопытно стало, что я не удержался, цапнул Питера и просмотрел его воспоминания о том событии на кладбище с самого начала и до, и должен признать, был весьма впечатлен. Удивительно и непонятно! Из разговора с Тёмным Лордом стало ясно, что тот потрясен и воспринимает мальчишку как полноценного врага, наравне с Дамблдором! А это ли не успех?! Четырнадцатилетний сопляк заставил уважать себя самого Темного Лорда!

Помолчали. Затем Альберт глухо проговорил:

— Значит, четырех детей убрал Дамблдор, чтоб у Гарри друзей не было? Причем двух несчастных девочек — с концами…

— Да, он только двоих допустил к Поттеру, не сразу, но допустил: мальчишку Уизли и магглорожденную Грейнджер, которую Поттер спас от тролля, чему было много свидетелей, и он, видимо, смирился, счел, что пусть будут, что они никак не помешают его великим планам. А родителей убитых девочек я потом разыскал, думал, помочь им надо, но они от помощи отказались и долго благодарили меня за добрые вести о том, что убийца уже мертв.

— Н-да… надо бы его саркофаг с территории школы убрать, — едко произнес Альберт. — Не там его место.

— Его лучше вообще эксгумировать и бросить останки в простую яму, — ядовито добавил Северус. — Да только МакГонагалл не поймет.

— А кто тебе мешает её уволить? Ты ж директор, — напомнил Альберт.

— О да, я им директор, причем та-а-акой любимый, кто бы знал… Ты бы слышал, как коллеги мне кости перемывают! — пожаловался Северус.

— Ничего, вот разберемся с личем, порядок в школе наведем и тебе доброе имя восстановим. И детей твоих никто не будет обижать.

— Да, мальчишки мои всё ещё мечтают увидеть Хогвартс, — согласно проговорил Северус. — Я-то их боюсь пока приводить туда, мало ли…

Тут в отдалении их позвал Мерлин, закончивший какие-то свои приготовления, и Северус с Альбертом ушли. Гермиона и Гарри уставились друг на друга.

— Перкс Салли Энн, она ведь передо мной распределялась?! — горько произнес Гарри. — Я ещё мимоходом отметил, что на пятом курсе её не было на экзамене по СОВ.

— И Лили Мун, — медленно кивнула Гермиона. И побледнела. — Значит, тролль на Хэллоуин для меня был заготовлен?

— Господи, хоть бы черти его хорошенько прожарили! — истово промолвил Гарри, сгребая Гермиону в объятия. — Мудозвон старый, чтоб ты миллионы миллиардов лет страдал!!! Маленькая моя, тише…

Гермиона, тоскуя, поцеловала Гарри в губы, а потом жалобно всхлипнула.

— Гарри, ты же меня не бросишь?..

— Нет! — клятвенно заверил юноша. — Никогда не брошу… — говоря, он перемежал слова нежными чмоками в носик, губы, щеки, снова губы. — Ты моя… Родная… Хорошая… Вот разберемся… со всеми, твоих папу и маму найдем… Кстати, а куда именно в Австралию они уехали — в Сидней, в Мельбурн? А память ты им сможешь вернуть? Хотя… у нас же Снейп есть, если что — он поможет.

Гермиона остановила его ласки, чуть отстранившись, внимательно посмотрела в глаза юноши.

— Что? — опасливо заморгал тот.

— Ты — чудо, Гарри, ты знаешь об этом? — поцеловала и продолжила: — Никого искать не надо. Мои родители ни в какую Австралию не уезжали.

— Но ты сказала… — рот Гарри был тут же заткнут поцелуем.

— Да, я сказала. Только сказала, понимаешь? Внушила вам, чтобы вы с Роном заткнулись и не мешали мне собираться в поход с вами.

— Ну надо же! — восхитился Гарри. — Ты была так убедительна. Мы же поверили, что ты и вправду стерла своим родителям память.

— Ну, — чуть смутилась Гермиона. — Просто на практике это оказалось невозможным. Ведь, помимо мамы и папы, есть масса других людей — их клиенты, коллеги по работе, тёти, дяди, кузены и кузины, соседи, учителя младшей школы. И я даже не знаю, как зовут акушера, принимавшего роды у моей мамы. А ведь ему-то память, по идее, тоже надо стереть, чтобы он не помнил, как принимал новорожденную меня у миссис Грейнджер.

Гарри умиленно-облегченно засмеялся, взял её лицо в ладони и слился с ней в до-о-олгом-долгом, очень сладком поцелуе.

Так что когда их нашли и выковыряли из дальней кладовки, видок у них был… ну просто сверхочевидный. Оба лохматые, с расстегнутыми воротами, с припухшими губами и парой засосов на шеях. Следы первой пробы, как говорится. Северус вздернул бровь и с легкой ехидцей глянул на Альберта, красноречиво так, мол, гляди, папаша, сын-то у тебя в комплекте к невесте прилагается. Жди, скоро в статус деда перейдешь! На что Альберт только вздохнул кротко.

Мерлин оглядел собравшихся, кивнул и обратился к парочке:

— Ну, молодежь, у нас всё готово для обряда. Можем приступать?

Столь недвусмысленная фраза спустила молодых с небес быстрее пули. Ошалело оглянувшись и увидев девять пар глаз, устремленных на них, Гарри с Гермионой сглотнули и испуганно спросили:

— К чему?

— К обряду уничтожения всех магических кусков посредством одного.

Поняв, что речь идет не об обряде венчания, Гарри с Гермионой облегченно перевели дух и сосредоточились на предстоящей задаче. Для начала поинтересовались:

— А что это такое и как оно действует?

— У нас есть один… кхм, ладно, будем называть его крестраж, всё равно в данном месте он другого значения не имеет… Итак, у нас есть предмет — медальон. Я наведу на него заклятье Магнита, при должном действии медальон притянет к себе все куски, включая тот, что у тебя во лбу, парень. Как только кусочки соединятся в единое целое, я попрошу Килгарру уничтожить медальон. Думаю, против драконьего огня он вряд ли устоит…

— Простите, а он точно притянет? — Гермиона с опаской смотрела на медальон, лежащий на столе. — А вдруг куски к живому потянутся да и сольются с Гарри?

— А Гарри хочет, чтобы они к нему стянулись? — поднял брови Мерлин. Гарри замотал головой, и чародей удовлетворенно кивнул: — Ну вот и всё. И говорить не о чем. Гарри, в отличие от медальона — живой и имеет такие замечательные качества, как мышление, собственное мнение и желание. А медальон, прошу заметить, всего лишь кусок золоченого металла, а то, что в нем хранится, не является личностью как таковой.

— А те куски, которые далеко, они притянутся? — не успокаивалась Гермиона.

— Притянутся. Всенепременно притянутся, — уверил девушку Мерлин. — Разве против моей магии что-то устоит? — дождавшись от неё кивка, Мерлин кивнул Северусу и Альберту: — Подержите мальчика. Будет немного больно — он всё-таки живой… Гарри, наркоза у меня нет, да и нельзя его, ты должен оставаться в памяти и помогать нам — выгоняй эту темную сущность из себя. Отторгай его, гони прочь… Готов?

Гарри сцепил зубы, глянул на руки отца и дяди, легшие ему на плечи, и отрывисто кивнул. Мерлин поднял руку, и на столе вспыхнули свечи, расставленные по углам гексаграммы, в другой руке сам собой возник посох с хитропереплетенным навершием. А потом Мерлин затянул нечто похожее на напев. Это длилось несколько минут: горели свечи, текли и дрожали линии, звучали странные катрены на старинном древнекельтском наречии, тревожно дышали люди, ожидая результата… Наконец на короткий миг золотым огнем сверкнули глаза Мерлина, из его горла вырвался страшный шипящий звук, от которого Гарри вздрогнул, и медальон раскрылся!

Уй!!! Боль, пронзившая шрам, была запредельной, словно к его лбу приложили добела раскаленную кочергу. Мириады сверхновых звезд вспыхнули где-то на внутренней стороне черепа, Гарри показалось, что весь свет мира влился ему в глаза… Боже, как больно! Уберите! Протест напомнил ему о задаче, и он использовал его сейчас — отчаянно заорал:

— Уйди! Убирайся вон! Прочь из меня!!!

Что произошло потом, Гарри не видел — он плакал, крепко зажмурившись и тяжело обвиснув в руках отца и дядюшки. А боль отступила, к его вящему изумлению — как, он выжил?! Недоверчиво приоткрыв глаза, Гарри глянул на стол, увидел закрытый медальон, выпрямился, снял очки, вытирая слезы, пошмыгал носом и спросил:

— Что тут было?

Драко трясся как в лихорадке, а Гермиона вместе со всеми взрослыми временно онемели от шока, поэтому Гарри ответила Полумна.

— Ну, как только медальон раскрылся, а ты начал кричать, к нему слетелись два призрачных силуэта чаши и короны… или это была диадема? Ладно, не суть… В общем, они влились в медальон. Тут ты стал кого-то прогонять из себя, кричал — пошел вон! И из твоего шрама вылетел… вылетело?.. Короче, что-то дымчатое вылетело из твоей головы и соединилось с ними, — она кивнула на медальон. — И он закрылся.

Шмыгнув носом, Гарри отвернулся от стола и ткнулся лицом в папину грудь, прячась в кольце его рук от нечестного и подлого мира, который пообещал, что будет «немного больно», шмыг…

Руки отца заметно тряслись, поглаживая Гарри по голове и спине, громко, неровно стучало сердце, а дрожащий голос шептал утешающие слова вперемешку с матерными — Альберт от души проклинал Мерлина и всех его родственников. Мерлин эти проклятия выслушивал с лукавой улыбкой на лице. Его совесть была чиста — парень выжил, а скажи он, что будет ОЧЕНЬ больно, на операцию вряд ли согласились бы. Дождавшись, когда эмоции и чувства улягутся, Мерлин взял со стола медальон и вышел из дома. Остальные, помедлив, двинулись за ним — Темного Лорда всем хотелось проводить наверняка и с гарантией. И лучше убедиться в его уходе своими собственными глазами.

Килгарра, Великий Дракон древности, уже ждал на лугу неподалеку, сидя на остатках стен старой кузницы. Подойдя к наковальне, Мерлин положил на неё медальон и отошел к гостям.

— Уничтожь его, Килгарра, уничтожь этот рассадник зла, как когда-то выжигал чуму и мор в землях старой Англии.

Исполинский дракон степенно кивнул другу и, выпрямившись, далеко откинулся назад, упираясь в плиты лапами. Тщательно прицелился и с турбинным ревом исторг из себя слепяще-алый огонь.

Медальон оплавился за какие-то считанные секунды, превратившись в лужицу расплавленного золота. Визг, вырвавшийся из умирающего крестража, оборвался, не успев набрать и полтона…

Северус неторопливо закатал рукав на левой руке и вдумчиво исследовал вновь сдохшую Черную метку. Люциус увидел это, и тоже закатал рукав, от спешки обрывая пуговицы, и с неверием уставился на простую татушку. Потом, спохватившись, потребовал у сына палочку и, получив её, свел рисунок чуть ли не с кожей. И только после этого глубоко вздохнул с облегчением. Драко засверкал глазами, протянул папе руку и умоляюще попросил:

— И мне удали, прошу…

Метку с предплечья сына Люциус убирал куда нежнее, чем со своего. Гарри эти манипуляции заметил и с любопытством наблюдал за ними. Покосился на Северуса, тот поймал его взгляд и криво улыбнулся.

— Я свою потом уберу. В приличном тату-салоне.

— А я не поняла… — ожила Гермиона. — Лорд что, умер?

— Ну, наверное, — пожал плечами Гарри. — Дневник я ещё на втором курсе укокошил, д… д-директор кольцо мечом расколол, змею Добби загрыз… Сколько ещё у него крестражей было? Два? Или три, включая меня?

Подняв руку, Гарри погладил лоб. И обнаружил, что вышел из дома без очков — где-то он их оставил… Гермиона, Полумна, Альберт, Северус, Ксено и все остальные с добрыми улыбками смотрели, как Гарри делает сие чудесное открытие и с восторгом смотрит по сторонам, впервые взирая на красоту мира без опостылевших окуляров.

На Мерлина после таких впечатляющих результатов никто больше не сердился, да и вспомнили к тому же, что чародей родился и жил в те времена, когда коновалы зубы клещами без наркоза драли. То есть жизнь человечья ровным счетом ничего не стоила. А раз так, то и требовать с него нечего.

— Ну что, возвращаемся? — спросил Альберт, оглядывая присутствующих. На его простой вообще-то вопрос ответы последовали неоднозначные. Люциус выразил взглядом крайнее сомнение: «а есть куда возвращаться?», при этом прочие покосились на Добби-диверсанта, припомнив, что они оставили Малфой-мэнор в дымящихся руинах. В глазах Гермионы зажегся огонь прагматики, запестревший плюсами и минусами планов, которые девушка тут же начала составлять в уме, прикидывая, чем заняться в первую очередь. Гарри же был подобен щепочке в речной стремнине: куда кинут — туда и поплывет по течению жизни. Так что вопроса отца для него не существовало — он пойдет туда же, куда и все, кто ему дорог. Гермиона вдруг воодушевилась, засияла глазами и обратилась к Снейпу:

— Сэр, ведь осень только началась! Мы же можем вернуться в Хогвартс на седьмой курс?

Северус с интересом глянул на девушку. Увидел в её глазах боевой огонь и почувствовал к ней уважение. Медленно кивнул.

— Можете. Значит так… — глянул на Альберта. — Возвращаемся домой, разведываем обстановку и действуем по ситуации. До поры до времени сидим тихо, как мыши…

— Перед Мерлином, — договорила за дядю Полумна, перебив и с веселым любопытством наблюдая за тем, как из травы выбегают мышки и садятся рядочком перед чародеем. Когда их набралось двенадцать, Мерлин взмахом руки превратил грызунов в высоких статных рысаков. Из трех белых камушков выросли шикарные кареты, в которые ожившие из деревьев грумы и кучера принялись запрягать мышастых коней.

Итак. Кареты были поданы, готовно захрапели-загарцевали лошади, кучера заняли места и взяли в руки вожжи, приглашающе раскрылись дверцы. Прощаться Мерлин не стал, сказав, что они ещё поговорят, после чего растворился в воздухе вместе со своим домом. Поглазев на опустевший пустырь, поросший резедой и чертополохом, гости переглянулись, пожали плечами и двинулись к экипажам, сев в том же порядке, что и в первый раз. Но теперь Гарри ехал с отцом, а не просто с мистером Ранкорном. Обнимая Гермиону, он с улыбкой поглядывал на Альберта, сидящего напротив, и тихо радовался банальной вещи — с бритвой его познакомил именно папа! Не кто-то там посторонний, а папа!

Сухо цокали копыта, звенели рессоры и приятно качались кареты, несясь по дороге. От качки слегка кружилась голова, но всё равно было здорово — их всех согревала мысль, что они едут домой. Приехали, как ни странно, к месту силы… Выбравшись из дилижансов, волшебники с некоторым недоумением смотрели на пункт прибытия — Стоунхендж, отметив краем сознания, что здесь он выглядит, пожалуй, несколько моложе и целее.

— Я тут подумал и решил, что вам всё-таки не помешает небольшая помощь с нашей стороны, — раздался голос всё того же Мерлина. Вздрогнув, все посмотрели на старца, идущего к ним средь каменных блоков. Подойдя вплотную, Мерлин продолжил: — Точка выхода откроется перед Хогвартсом. Вслед за вами я пошлю Килгарру и Видение из Кристалла, это поможет вашим соотечественникам принять правильное решение. А засим — прощаемся. И да пребудет с вами верная справедливость!

* * *

Это была странная осень. Самая странная на памяти Невилла, его друзей и однокашников. Все эти события в конце того года и начале этого прямо галопом поскакали: едва ли неделя прошла с похорон Дамблдора, которого, кстати, упокоили почему-то на территории школы… Вот чего-чего, а логику взрослых школьники на сей раз отказывались понимать — зачем устраивать могильный склеп при школе? Она же вроде не церковь… Да, конечно, Дамблдор был величайшим волшебником, с этим никто не спорит, но нельзя ли канонизировать его где-нибудь подальше, например, на исторической родине, на нормальном кладбище при настоящей церкви в Годриковой впадине, или где он там жил? Но вопросов этих никто вслух так и не задал. Надо взрослым похоронить Великого Директора около его вотчины — пусть тешатся. Главное, на гробницу не смотреть. Но это было сложно — она, как бельмо на глазу, очень ярким пятном выделялась на фоне Черного озера. Ну вот… ещё и на виду. Не могли его, что ли, поукромнее похоронить, в тенистой рощице, например?

Так вот, после похорон начались каникулы, на которых вскоре все получили приглашение на новое торжественное событие — свадьбу Билла и Флер. И в тот же день грянул переворот — пало Министерство Магии, был убит Скримджер, а Лорд Волан-де-Морт захватил власть. На фоне этого началась подпольная жизнь почти всех волшебников. Но переворот переворотом, а школа — по расписанию. К счастью, существовали пресса и Рита Скитер: газеты предупредили учеников о назначении Снейпа на пост директора, благодаря чему это не стало сюрпризом для детей, а Скитер, написавшая разгромную биографию Дамблдора, заставила думающих людей задуматься о том, а так ли безгрешен святой Дамблдор?

Приехав в школу первого сентября, Невилл сотоварищи не досчитались нескольких своих друзей и одного недруга: Гарри Поттера, Гермионы Грейнджер и Рональда Уизли. В качестве неприятеля выступал Драко Малфой, и его судьба мало кого интересовала. Подслушав там-сям случайные сплетни учителей и контрабандного радио, ушлые студиозусы выяснили, что Поттер, вероятно, в бегах с грязнокровкой Грейнджер, а Уизли — дома, свалился с каким-то весьма заразным лишаем.

Кроме того, пропала профессор маггловедения Чарити Бербидж, и её уроки теперь преподавала жуткая Алекто Кэрроу, обучающая совершенно обратному… Профессором Темных Искусств стал её кошмарный брат Амикус, посвящающий учеников в тайны черной магии.

Однажды во второй половине сентября на лекции «Как пытать магглов?» Джинни не выдержала издевательств со стороны Алекто и наслала на агрессивную училку Летучемышиный сглаз, чего профессорша не стерпела и отправила взбунтовавшуюся девчонку к директору на разборки. Вернувшись от Снейпа, Джинни огорошила друзей невероятной новостью.

— Ребята, вы не поверите, но я нашла меч, который Дамблдор завещал Гарри Поттеру! Меч висит в стеклянном ящике в кабинете Снейпа! Его надо забрать оттуда, он ведь принадлежит Гарри, и вообще, нечего ему там висеть с этим желторожим уродом!!!

Кто с кем висит и почему Снейп тоже повешен, решили не уточнять, а занялись обсуждениями того, как проникнуть в кабинет к чертовому директору и выкрасть драгоценный меч, символ Света и Надежды.

Придумали, обдумали-обсудили, составили примерный план и пошли на «дело». Подговорив нескольких проказников пошуметь там-сям и раскидать для верности побольше навозных бомб, Джинни, Невилл и Полумна добились того, что Снейп покинул кабинет и унесся на разборки. Едва стихли шаги сальноволосой сволочи, трое наивняков проникли в Снейпову вотчину и, хихикая, вытащили с витрины меч Гриффиндора, не подозревая, что мудрый Северус из-за первого же угла на цыпочках вернулся и поджидает горе-воришек у подножия винтовой лестницы.

Детки были, что называется, взяты с поличным — на середине лесенки и с мечом под мышкой. Порычав построже, Северус отправил недотеп на отработку к Хагриду, ведь, по мнению Кэрроу, самое неприятное наказание — это убирать фестралий навоз. Примерно в то же время потребовалось надавить на Лавгуда, чтоб тот перестал клепать митинги во славу Нежелательного лица №1, а так как на строптивых родителей частенько воздействуют через детей, в Хогвартс пришел приказ изъять из школы девчонку Лавгуд. Это событие совпало с наказанием у Хагрида, и конечно же, Невилл и Джинни винили себя в том, что это по их вине Полумну наказали хуже них — увезли неизвестно куда! К счастью, умничка Полумна Лавгуд сумела сообщить о себе посредством фальшивого галлеона, прислав Невиллу весточку, благодаря чему стало возможным хотя бы примерно определить, куда её увозят Пожиратели. За сигналом её монеты друзья проследили до Уилтшира, до самого конца подбадривая девочку и поддерживая с ней связь до тех пор, пока сигнал не пропал, отрезанный от мира защитой мэнора. С тех пор о Полумне никто ничего не слышал…

Это были самые страшные две недели в жизни Невилла. Юный аристократ и внук Железной Августы потерял сон, аппетит и покой — чем больше он вспоминал это милое личико, золотой водопад волос и такой рассеянный взгляд небесно-синих глаз, тем больше понимал: он любит неземную тихую красавицу. К концу сентября Невилл собрался покорять стены и потолки, когда произошла совершенно невероятная вещь — в нагрудном кармане нагрелся галлеон. Вытащив его и прочитав послание от Гермионы, Невилл прежде всего сообщил о Полумне и только потом спросил, какого рода помощь нужна от него. А увидев ответ:

Неважно. Мы немедленно отправляемся за Полумной. Невилл, будь на связи!

Невилл ощутил, как в сердце зарождается Надежда. Её робкий лучик проглянул средь тяжелых свинцовых туч страха и отчаяния. Гарри с Гермионой отправились за Полумной и непременно ей помогут! Он бы и сам помог, если бы знал, как и чем, но увы, не мог, он не знал, где Пожиратели держат пленницу, и не имел возможности узнать это. Да он даже трансгрессировать не умел — не научился… А как из школы сбежать, он тем более не знал. Но теперь и не нужно! Гарри с Гермионой уже отправились за Полумной, а значит, всё будет хорошо. И не подозревал скромный Невилл, что он УЖЕ помог Полумне, отправив о ней сообщение тем, кто был на свободе и кто гарантированно мог ей помочь.

С момента связи с Гермионой прошло два дня. Эти двое суток Невилл прожил ожиданием, сжимая в потной ладони нагретый его теплом галлеон, ни на секунду не расставаясь с ним. А между тем в большом мире происходили престранные вещи, о которых, давясь изумлением, взахлеб докладывали радиокорреспонденты. Вместе со всеми Невилл слушал о том, как ужесточаются в лесах и полях егерские рейды, как сбежал на полпути к Азкабану министерский служащий Дирк Крессвелл. А потом, как Северное сияние над Африкой, грянули друг за другом ГЛАВНЫЕ события года: кто-то напал на Малфой-мэнор, разнес его до основания, прибил Беллатрису и Нагайну (кстати, а нападение на змею имеет какое-то значение?), умыкнул всё семейство Малфоев (зачем, в заложники, что ли?) и всех их домовиков и смылся с места преступления, оставив после себя руины и перепуганных Пожирателей, которые сами (!) бросились к мракоборцам и запросились (!!!) в Азкабан. Всё, что удалось у них выяснить, это то, что на мэнор напал дикий гремлин, причем настолько отбитый на голову, что самого Лорда попытался загрызть, но передумал, начал плеваться и вытирать пасть, из чего стало понятно только одно — Темные Лорды крайне невкусны…

Эти эпохальные события маг-мир обсуждал целые сутки, когда поступило ещё одно — скончался Темный Лорд. Как так? Гремлин, что ли, ядовитый был, раз от его укуса Лорд загнулся? Правда, позже версия о гремлине отпала, когда стали известны подробности смерти Темного Лорда. Как рассказал сотрудник Мракоборческого центра Талботт Уингер, он почти сутки следил за Лордом после нападения гремлина и своими глазами видел, как тот к вечеру начал распадаться заживо: сначала с него полезла кожа, как с больной перестарелой ящерицы, разными кусками, потом стала отпадать плоть и ломаться кости, которые стали очень хрупкими или гнилыми…

Лорд испугался. Щупал себя, ловил отпадающие куски плоти и кожи, плакал, что-то искал в сейфе Малфоя, не нашел и долго ругался, потом, когда сгнили кости, пополз во двор и попытался трансгрессировать. Это удалось ему только с пятой попытки. Талботт сумел пролететь в трансгрессионную воронку вслед за Лордом и увидел, как тот с плачем роется в развалинах древней хижинки. Рылся и стонал: «Нет-нет, не может быть, его здесь нет! Где оно, где?» Потом он снова переместился с седьмой попытки в новое место, в упор не замечая анимага-орла Талботта Уингера. На новом месте — в темной сырой пещере — Лорд снова что-то долго искал. Что именно, орел не рискнул посмотреть — в темноте они не видят — но терпеливо дождался возвращения Лорда. Тот выполз уже практически разложившимся, полз и подтягивал за собой нижнюю часть тела. Талботта чуть не стошнило, когда он увидел, как за ногами по земле волокутся вывалившиеся кишки…

Там же, у пещеры, Лорд и помер, сипло бормоча что-то о банке Гринготтс и волшебной комнате в Хогвартсе, что-то о том, что там «они» в безопасности и до них никто не доберется. Это были его последние слова. Через час, полностью убедившись, что Лорд действительно помер, Талботт рискнул превратиться в человека и вызвал мракоборцев к телу Неназываемого. Смерть Темного Лорда была зафиксирована и задокументирована срочно вызванным главным целителем Мунго Гиппократом Сметвиком.

Зашибись себе новости!.. Учителя и студенты, плотной толпой сгрудившиеся вокруг колдорадио, начали взволнованно переглядываться и переговариваться, обсуждая случившееся. Потом кто-то вспомнил о том, что уже два дня не видно Снейпа и Кэрроу. Тут всех удивил завхоз Филч, мерзко хихикая, он доложил, что Кэрроу лежат у него в кладовке, куда их положил Снейп пару дней назад перед тем, как покинуть школу.

— Объяснитесь, Филч, что значит «положил»? — раздраженно рявкнула МакГонагалл.

— Так они ж в бревнышки превращены, в дубовые… — вмиг заробев, пояснил Филч.

Педсостав не поверил, пришлось Филчу проводить всех к своей кладовке и предъявить доказательство — пару деревянных чурок, одно толстое, в котором признали Алекто, и противное — Амикуса.

— А где Снейп? — зло спросила Минерва, раздувая ноздри. Не любила она загадок, тем более — непонятных загадок. Ответил ей звон. Отдаленный и мелодичный, он нарастал, приближался, заполняя собой все закоулки древнего замка. Вскоре казалось, сами стены звенят, заставляя тела людей резонировать в тон.

— Профессор! — крикнул кто-то из коридора. — Это с улицы! Боже, какое небо!!!

Выбежав из каморки Филча, Минерва с коллегами и студентами устремились сначала к окнам, а потом и во двор, ибо зрелище требовало простора. А оно действительно заслуживало должного внимания.

Вот Дамблдор, молодой, но весьма узнаваемый, ходит среди очень худых детей в странных полосатых пижамах и хлыстиком показывает на того-другого. Указанных детей тут же хватают и куда-то уволакивают черные солдаты.

Далее были показаны архивы Аненербе — бесчеловечные опыты доктора Смерть, некромантия и страшные ритуалы. Непонятно как спроецированное на небосклон кино показывало изображение Альбуса Дамблдора, высокопоставленного офицера СС, проводящего безумные опыты. На глазах Минервы добрейший кроткий Альбус вспарывал животы, отчленял конечности, скрупулезно собирая в кюветы кровь живых ещё жертв… На его совести, которой, как оказалось, у него нет, были сотни и сотни замученных детей, как волшебных, так и маггловских. За бессмысленные в своей жестокости эксперименты Дамблдор получил Железный Крест первой степени из рук рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, в связи с чем вопрос, чем занимался Дамблдор во время Второй Мировой Войны, больше не возникал.

Кроме того, было красочно продемонстрированно, как после так называемой дуэли со своим «врагом» Альбус Дамблдор продолжил совместно с ним пытки и бесчеловечные эксперименты. Перед глазами Минервы, педколлегии и студентов промелькнули «кадры» ежедневных ритуалов, заборов крови, пытки узников Бухенвальда, Маутхаузена, Аушвица и Саласпилса. При виде знакомых лиц Тома Реддла, Салли, Лили Мун раздались вопли ужаса. Минерва похолодела, увидев, как по велению директора из-под ног девочек уныривает лестница, и маленькие первокурсницы с криками падают в бездну лестничной шахты… А вот с тупым протестом бредет по коридорам тролль, направляемый волей Дамблдора к туалету, куда убежала плачущая Гермиона. Ну и напоследок вишенка на этом чудном тортике: смерть Поттеров и их маленького ребёнка, досада Дамблдора, быстрое раздумье и — решение найдено: украден сын Ранкорнов с подменой малышей…

Последнее совсем выбивает почву из-под ног, всем становится просто очень плохо. Недоумевающие взгляды потрясенных волшебников обращаются в сторону белой гробницы на берегу Черного озера. Кого они там похоронили, мать вашу Моргану??? И почти никто не удивился, когда рядом с ними возникли Северус, Гермиона и Гарри.

— Минерва, вы же не против эксгумации? — нежно спросил Северус.

— Какая, к Мерлину, эксгумация?! — не своим голосом заорала МакГонагалл. — Сжечь его мало!!!

— Поттер, вы слышали? — любезно переадресовался Снейп. Гарри злобно оскалился и кому-то махнул рукой, крикнув:

— Вперед, Килгарра! Фас!!!

Соседняя горушка шевельнулась, превращаясь в гигантского бурого дракона. Два крыла, как два квиддичных поля, взмыли за спиной и забили, поднимая ураганный ветер. Взлетев, дракон устремился к озеру, пролетел над склепом, с турбинным ревом поливая гробницу алым огнем. Вся эта пиромахия сопровождалась мстительными воплями Гарри:

— Вот тебе, старый пень! Отплати ему, Килгарра! Отплати ему за мое счастливое детство-о-о!

Когда от гробницы осталась лишь лужица оплавленного мрамора, величественный дракон заложил над озером крутой вираж и с громовым звуком исчез, оставив после себя сильный запах жженого металла.

Минерва кашлянула, устремляя взгляд на Северуса. Все вокруг насторожились, с тревогой ожидая развязки многолетнего противостояния между МакГонагалл и Снейпом.

— Северус… Я была неправа. Я… мы все ошибались, считая Дамблдора непогрешимым. Примите мои извинения, Северус. Простите. Вы хороший директор, мы признаем ваше право вместе с Хогвартсом.

Северус молча смотрел на коллег, выслушивал их восторги, клятвы верности, признания его заслуг и думал о сыновьях, которые, похоже, всё-таки увидят величие волшебного замка. Рядом с ним, обнявшись, стояли Гарри и Гермиона. А к Невиллу сквозь толпу проскользнула Полумна, до этого стоявшая где-то в задних рядах. Она почувствовала, что нужна ему…

Малфоев, нежданно-негаданно ставших бездомными, приютил Ксено Лавгуд — отдал ключи от дома, попросил не трогать печатный станок и со спокойной совестью переместился к Ранкорнам. Едва он переступил порог, как был тут же схвачен под локотки с двух сторон и уволочен в спортзал, где его приложили к мягкой стенке в боксерском углу, после чего до ушей донеслись вопросы, заданные справа и слева:

— Дядя Берти нашел своего сына?

— Наш старший кузен жив?

Ксено кротко моргнул — на него взирали два жгучих брюнета с бесовскими зелеными очами. Глаза юношей горели таким энтузиазмом, что воздух потрескивал, как наэлектризованный. Получив ответ в виде кивка, парни восхищенно переглянулись и счастливо хлопнулись ладонями над белокурой головой дяди Ксено.

— Отлично. Нас трое!

— И это — Гарри Поттер!

Ксено осторожно вклинился:

— Кстати, а как Бетти восприняла новость о живом сыне?

Глаза парней посерьезнели.

— Очень бурно. С битьем посуды и требованием воскресить сей же час мерзавца, укравшего у них сына, чтоб она могла посмотреть в его бесстыжие глазки. И выколоть их вилкой. И скормить Пуфику.

Говорили мальчики по очереди, а когда умолкли, Ксено с сожалением вздохнул.

— Жаль разочаровывать, но могилу Дамблдора уже сожгли, наверное. Северус с Гарри и Полумной к школе отправились — вершить посмертное правосудие. Кстати, а комнату для Гарри приготовили? — переключил он энергию парней. Переглянувшись, те подхватились:

— Нет ещё. Сейчас сделаем!

Отослав племянников, Ксено прошел на кухню, где нашел Альберта и обеих своих своячениц — Бетти и Терри. Следов скандала на кухне уже не было, всё-таки удобно быть ведьмой — побила посуду, отвела душу и склеила битые тарелки обратно. Из-под стола робко моргал Пуфик, ручной кокатрис-душегрей. Хоть и приходились Ксено с Северусом Альберту свояками, тот упорно называл их шурятами, искренне считая младшими братьями. Убедившись в том, что всё цело, а члены семьи живы, Ксено пунктуально доложил:

— Северус с ребятами прибудут к ужину.

Элизабет и Терри переглянулись и, кивнув, включили магию. Тут же по кухне залетали предметы: из холодильника вылетели яйца и молоко, из шкафа короб с мукой, моментально рассыпавшейся по столу, на плиту прыгнули сковородки и кастрюли, из духовки выскочили противни и к ним бросился валик с маслом…

Видя, что женщины всерьез занялись готовкой, Ксено с Альбертом неслышно покинули кухню. Вслед за ними с самым независимым видом уюркнул и Пуфик, имевший достаточно опыта на свой многострадальный хвост и знавший, насколько это чревато — мешаться под ногами у двух ведьм во время хлопот по хозяйству.

Сверху, с третьего этажа, доносился грохот передвигаемой мебели, и Альберт вопросительно глянул на Ксено. Тот безмятежно пожал плечами.

— Я попросил мальчиков приготовить комнату для Гарри.

Альберт расстроенно покачал головой.

— Я его совсем не знаю… Ничего не знаю о своем сыне, ни того, что Гарри любит, ни того, что ему неприятно, совершенно ничего…

— Ну, он талантливый, добрый, спокойный, верный своим друзьям, приветлив с незнакомцами, — начал перечислять Ксено. — Терпеливый, внимательный к мелочам, в пище и одежде неприхотлив, корректен со всеми во время общения… — и замолчал, увидев ошарашенное лицо Альберта. Пожал плечами. — Мне Полумна рассказывала. Гарри единственный, кто начал с ней общаться в Хогвартсе и даже пригласил на вечеринку в Клуб Слизней. Именно он обучил ребят Защите на пятом курсе, когда там жаба Амбридж хозяйничала. Благодаря Гарри те ребята сумели сдать экзамен, и именно благодаря Гарри дети сумели противостоять Пожирателям во время битвы в Министерстве. Парень их похлеще спецназовцев натаскал, да так, что одиннадцать взрослых, опытных, мастерски тренированных, свирепых Пожиранцев, не смогли устоять против шестерых подростков. Каково, Альберт?!

Альберт впечатленно покивал, чувствуя, как его распирает от гордости за талантливого своего мальчика. Ай да Гарри! Ай да сынок! Вот только…

— А Северус другое говорил, дескать, нахальный, непослушный, невнимательный на его уроках, заносчивый, нелюдимый — ни с кем не общается, кроме своих самых близких дружков, которых у него всего два… Это как понимать, Ксено?

— А это следует понимать так, что Гарри и такой, и сякой. Тебе что, идеал нужен?

— Нет, — Альберт умиленно заулыбался — значит, парень достаточно ершистый, а не ванильная зефирка.

Сверху донеслись вопли, мужчины прислушались — ну, судя по всему, парни чего-то не поделили. Обменявшись взглядами, Ксено и Альберт пошли наверх разбираться. Коридоры второго и третьего этажа были превращены в лабиринты, их полностью заполонили коробы и кресла, торшеры и карнизы, у стен выстроились стопки книг… Кое-как пробравшись сквозь завал и чудом ничего не уронив, свояки с опаской заглянули в комнату и увидели, как тощие брюнеты тянут в разные стороны тяжелую полутораспальную кровать и при этом яростно переругиваются.

— Да не сюда! У окна давай!

— Ага, щас… у стены давай поставим. У окна стол должен стоять!

Альберт глянул вдоль коридора и понимающе хмыкнул — парни выбрали для кузена комнату рядом со своими. Пришлось охладить рвение спорщиков.

— Герби, Лютик! — мягко окликнул он. Когда растрепанные воронята глянули на него — напомнил: — У Гарри вообще-то есть комната. Я её сейчас открою, а вы, если хотите, можете её проветрить и протереть от пыли.

Сказав это, Альберт велел парням отойти и взмахнул палочкой, по велению которой все вещи и мебель вернулись из коридора и заняли свои прежние законные места. Глядя на то, как мимо пролетают книги и карнизы, воронята мрачно переглянулись.

— А мы хотели, чтобы Гарри был поближе к нам.

— И мы думали, что ты не будешь против, дядя Берти.

— Я не против, мальчики, но Гарри взрослый, ему нужно уединение, — как можно мягче пояснил Альберт. — К тому же у него есть девушка, которую он так или иначе, но вскоре введет в дом. И где им лучше быть: в дальнем тихом крыле или вблизи от шумных подростков?

Сказал и едва сохранил невозмутимое лицо, услышав и увидев дальнейшее — переглянувшись, мальчишки неприязненно буркнули:

— Ну вот, он уже старик…

— Ага, ему уже целых семнадцать лет исполнилось!

После чего хором презрительно припечатали суровый вердикт:

— Жених!

Высказавшись, развернулись спинами к дядям и, по-строевому печатая шаг, удалились к себе, наплевав на свои гостевые обязанности. Обескураженно глянув на Ксено, Альберт неуверенно спросил:

— Надеюсь, я их не настроил против Гарри?

— Боюсь, что да… — Ксено сочувственно смахнул пылинку с плеча Альберта. — Но, зная твоего сына, это ненадолго. Гарри сумеет расположить их к себе.

— Ты так хорошо знаешь его? — удивился Альберт. — Всего лишь по рассказам дочки?

— Дорогой мой! — Ксено тепло засмеялся. — Полумна его любит и может часами говорить о нем, а слушая её рассказы, поневоле запоминаешь, какой Гарри замечательный, добрый, мужественный, самый лучший, благородный и ещё сотни три таких хвалебных эпитета. Поверь, я достаточно наслушался, чтобы сложить о парне более-менее четкий словесный портрет.

Разобравшись с этим, Альберт успокоился и занялся комнатой своего сына, в которой тот спал, когда ему исполнился год. Пусть они и похоронили сына, с комнатой не смогли расстаться и поэтому с годами обставляли её так, словно Гарри был жив и мог в любую минуту въехать в неё. Что и говорить, внутреннее чутье их не обмануло: физически они похоронили ребёнка, но сердцем не приняли его потерю. И вот сегодня их вера воплотилась в жизнь — их сын возвращается домой после очень долгого отъезда.

Желая хоть чуточку вложить душу, Альберт занялся уборкой по-маггловски: раскрыл все окна, принес таз с мыльной водой, вооружился тряпкой и щеткой и ринулся в атаку на пыль, не забыв переодеться в домашнюю одежду. Вскоре к нему присоединилась жена: тоже убрав палочку, она принялась вытирать пыль с книг, которые они с Альбертом любовно собирали все эти годы, все те книги, которые они могли бы читать своему мальчику, будь тот жив, и которые были бы интересны ему в разные периоды возраста.

Гардероб пока пуст, но это не проблема, шкаф пополнится. Внимание уделяется другим вещам, игрушкам, метлам — детским и подростковым, их можно, наверное, уже убрать, зачем они Гарри? Но это потом…

— Альберт, какой он, наш Гарри? — пытливо спросила Бет.

— Он славный, — тепло улыбнулся Альберт. — Волосы, как у меня, глаза твои, зеленые, знаменитые пенрутлановские… Ну чего ты, родная?..

Бет сморгнула слезы и пояснила:

— Я же слушала Полумну. Если бы я знала, что всё это она говорит про нашего Гарри, клянусь, слушала бы внимательнее… А так… ну говорит она что-то про какого-то Поттера. Как глупо, да?

— Нет, — Альберт со вздохом обнял жену. — Не глупо. Я ведь тоже не интересовался деяниями Избранного, а про него так много писали… Зато теперь мы с тобой знаем, что всё это написано про нашего мальчика. Просто ему имя сменили, как будто в художественном романе — прозвали Поттером, вот и всё.

О фотографиях в газетах они не вспомнили, да и зачем? Всё равно они скоро увидят его, живого, настоящего. Что и случилось, наконец-то…

Уладив формальности, разобравшись с делами, сдав Кэрроу мракоборцам, вдобавок проследив за тем, чтобы Гермиона без проблем села на автобус «Ночной рыцарь», Северус взял Гарри и Полумну под локотки и втянул их в подпространство. Переместились они в весьма живописное место. Гарри с любопытством обозрел зеленый луг с классическим деревенским пейзажем: небольшие фёрмушки там-сям, невысокие каменные изгороди из «вильгельмовых» камней, коровы с овцами и шайрами и, как рыцарский замок, надо всем этим господствовал старинный особняк, возвышающийся над зеленой долиной. Стоял он на невысоком пологом холме, к нему вела извилистая желтая тропка. Неподалеку, над лесным клином, Гарри рассмотрел шпили местной церкви и общие признаки небольшого города — верхушки ЛЭП с проводами и часть чего-то похожего на колесо обозрения. Ниже, за полями, виднелась широкая лента автомагистрали с автобусной остановкой на повороте к дому. В общем, не совсем в глуши, а вполне цивилизованный уголок. Видя на лице Гарри невысказанный вопрос, Полумна пояснила:

— Ранкорн — промышленный город и порт в графстве Чешир в Великобритании, входит в состав унитарной единицы Холтон. А это, — показала она на трехэтажный особняк, — фамильная резиденция Ранкорнов, основателей этого города. По крайней мере предки наши считаются ими.

— Короче, не пустое место занимает твой отец, — съязвил Северус, любуясь на ошарашенное лицо бывшего Поттера. — Весьма крупная шишка в определенных кругах. Член палаты Лордов, то, сё… От титула графа он, правда, отказался, но в любой момент может вручить его тебе, так сказать, по наследству.

— Не надо мне никаких титулов! — привычно огрызнулся Гарри на вечные подколки Снейпа. Взгляд его снова приковался к решетчатой светлой дуге на горизонте над городом. — Там что? — не выдержал он неопределенности. Снейп не счел нужным отвечать, поэтому роль гида снова взяла на себя Полумна.

— Это железнодорожный мост через реку Мерси, в границах городской черты расположена железная дорога, соединяющая Ранкорн с тремя городами — Лондоном, Ливерпулем и Бирмингемом. Территорию Ранкорна пересекает автотрасса А533, идущая через Мерси по мосту Силвер-Джубили. В городе есть университет, в котором учатся мои кузены, туда же ходит и Тэффи… М-мм, Гарри, может, отложим лекцию? Тебя как-никак мама ждет.

— А… да… — Гарри с трудом оторвал взгляд от далекой ажурной арки моста и посмотрел на дом, чувствуя, как внутри у него всё холодеет. Предстоящая встреча с матерью его откровенно пугала, он понятия не имел, как на это реагировать, что говорить и что будет чувствовать при этом. Но, стой-не стой на месте, встреча от этого не отложится, так что пришлось перебороть свой внезапный страх, собрать испуганную волю в кулак и направить стопы к дому.

К Северусу, едва переступившему порог, кинулась молодая женщина, подбежав, она так отчаянно-крепко обняла мужа, словно тот вернулся с войны. Ну, собственно, так оно и было, дошло вдруг до Гарри — все контакты с Волдемортом равны партизанским вылазкам, во время которых и не знаешь, вернешься ли живым к своим… И на парнишек с девочкой, с воплями бросившихся к отцу, Гарри смотрел уже с пониманием. Дождались, радуются живому и здоровому папе.

Тут его схватили за плечи, развернули… на короткий миг Гарри увидел перед собой отчаянные глаза, а потом его с плачем прижала к себе женщина.

— М-мерлин… Сыночек мой… — и рыдания, громкие, безудержные, рвущие душу. Облегченный плач матери, обретшей утерянного ребёнка. Сам того не сознавая, Гарри вцепился в неё, сжимая в ответных отчаянных объятиях, как утопающий — обломок мачты… Мама, моя мама, билась в голове одна-единственная и самая основная на данный момент мысль. Весь мир и всё остальное пока отодвинулись.

Сзади их обоих обнял отец. И Гарри, прижавшийся к ним, почувствовал себя цельным, как будто нашелся наконец недостающий осколочек, который вклеили в разбитый сосуд, вклеили туда, где раньше была щербинка. А ведь так оно и есть, отстраненно подумал Гарри, их семья была разбита на долгие годы, а теперь они воссоединены, теперь они снова вместе…

Неслышно подошли и встали рядом Лавгуды, отец и дочь, с добрыми улыбками смотрящие на них. Потом, когда эмоции маленько поутихли и Гарри смог рассмотреть лицо матери, то неожиданно пропал — мама была прекрасна. Невысокая шатенка с милым простоватым лицом, волосы собраны в низкий хвост, очень густые, пышно-вьющиеся, такой же была и её сестра, Терри, только её волосы коротко острижены и у неё была смешная кудрявая шапка со светлыми прядями. Свои волосы Терри то и дело ворошила, словно любила их держать в постоянном беспорядке, этакий воробьиный шухер… Сыновей Терри и Северуса, обжигающе-жгучих, кучерявых и оттого похожих на цыган, звали Гербери и Лютер. Тиффани, она же Тэффи, пошла, напротив, полностью в отца, у неё были антрацитово-черные глаза, как у Северуса, в отличие от зеленоглазых братьев.

Всё это Гарри узнал за столом во время очень долгого ужина, вернее, он давно закончился, но из-за стола никто не уходил и застолье продолжилось до глубокой ночи. Просто было им о чем поговорить, порассказывать, поделиться сокровенным, поведать свои самые-самые интересные случаи, приключения, открытия… Всё-всё, что было важным здесь и сейчас, надо было рассказать, тем самым проникаясь, пропитываясь чувством семьи, ибо ничто не сближает крепче, чем совместные истории.

Тем же самым занималась и Гермиона, сидящая на уютной кухоньке вместе со своими родителями. Десятки и десятки раз Гермиона пересказывала свои приключения с Гарри, в который раз поражаясь его уму и находчивости…

— Вы поймите, мама, папа, если бы не Гарри, мы неизвестно сколько скитались бы по лесам и долам в поисках абсолютно бесполезных артефактов, от которых, как выяснилось, был бы пустой пшик. А Гарри всего-то и сделал, что к Мерлину обратился, и надо же, он нас услышал! И быстро всё поправил!

— Ух ты, прямо так и к Мерлину?! — весело удивился отец, подливая дочери чай.

— Да! — звонко крикнула Гермиона, экзальтированно подпрыгивая на стуле. — Нет, вы представляете?! Мы с Гарри видели настоящего Мерлина! А Килгарра?! Его коготь, не поверите, размером с меня!

— Ой господи! — эмоционально вздрогнула мама. И подложила дочери ещё немного оладушек с ореховой пастой. Всё это Гермиона смела не глядя и затарахтела дальше, едва проглотив.

— А ещё я поняла, что Гарри мне нравится, он намного лучше Рона.

— Слава те господи! — отец истово перекрестился. Мама отзеркалила, заставив Гермиону озадаченно заморгать.

— Я не поняла… Вы что, были против Рона?

— Дочка, то, что ты о нем рассказывала, нам очень не нравилось. Пятеро старших братьев, младшая сестра в придачу, вечно замотанная мать, зачуханный папаша, мелкий клерк в государственном аппарате, и при этом считающие каждый пенс, или как там у вас, кнат? Да ты представляешь себе такое будущее с такой семейкой? Да и про Рона ты рассказывала как-то однобоко, мы с отцом только и слышали, как он жрет, не любит читать и думает, что тостер служит для того, чтобы нажимать на нем педальки. Какие и где педали на тостере?!

— Так это рычаг для выбрасывания ломтиков, — объяснила покрасневшая Гермиона.

— Во-о-от! А про Гарри ты с таким восторгом отзываешься, и не один год, между прочим, дочка, а все годы, начиная с первого курса. И рассказы про этого мальчика нам очень приятны, ты говоришь о нем как о живом, реальном человеке, а не блекло-картонно, как о Роне… Думаю, ты и сама уже заметила разницу, — мудро заключила мама.

Что ж, Гермиона заметила, и чем дольше она рассказывала-вспоминала свои с Гарри приключения, тем ниже и тяжелее опускалась чаша весов с любовью в сердце девушки. В конце концов родительское благословение было получено, мама и папа дали добро на дальнейшие встречи с Гарри, а это сейчас было самым важным для Гермионы, в груди которой расцветали первые ростки верной и незамутненной любви.

Любовь, разбуженная танцем в палатке и согретая надежными объятиями преданного и честного юноши, чья доброта и доверие совершили чудо — спасли им жизни. И соединили семьи…

Мать и отец никак не могли отпустить Гарри. То одна, то другой хватали парня за руки-плечи, разворачивали к себе и, пытливо заглядывая в глаза, в тысячу третий раз расспрашивали или что-то рассказывали, срочно вспомнив. Но Гарри не уставал и не раздражался, он терпеливо повторял-пересказывал, сам не забывая слушать и спрашивать. Это были его родные, и они имели право знать о нем всё, как и он — о них.

Несколько раз подкрадывался Пуфик и осторожно нюхал ноги. Увидев в очередной раз странного серебристо-зеленого зверя, покрытого чешуей, пером и шерстью, Гарри не удержался и протянул ему руку, которую тот быстренько обнюхал, особое внимание уделяя ладони — нет ли в ней чего вкусненького? Поняв это, Гарри стянул с тарелки полоску бекона и угостил необычного домашнего питомца.

Он был похож на большую волосато-оперенную змею довольно приличных размеров, примерно с дога, с драконьей хищной мордой. Покопавшись в памяти, Гарри припомнил его описание в учебнике Ньюта Саламандера: андский душегрей, самый безобидный вид кокатриса. Ядовит, но не злобен, кусается только в случае самозащиты. Яд пользует исключительно на охоте для умерщвления жертв. Крупные особи, помимо прочего, имеют необычный дар — умеют окаменять взглядом. Питается мелкими грызунами: кроликами, крысами, мышами, не брезгует и насекомыми. Прирученный становится всеядным. Теплокровен. Последнее Гарри проверил с удовольствием — погладил зверя. И убедился — действительно тепленький, даже горячий. Особенно там, где тело было покрыто пером и шерстью — там, где была чешуя, ощущалась прохлада.

Лютер и Гербери сперва за что-то презирали гостя, но по прошествии времени их презрение постепенно сменилось на интерес. Гарри был настроен мирно, девушки при нем не было, в разговор включался охотно, смотрел приветливо и открыто, и вообще, ничего лживого, ненатурального или притворного в нем не замечалось. И взгляд у него какой-то удивленный, ошалело-радостный…

А Гарри действительно всей душой рванулся к ним, к мальчишкам Северуса. К северятам, как он их про себя назвал. Эти дети для Гарри оказались на грани чуда, ну разве мог он хоть на секунду допустить, что у злюки-зельевара вообще семья окажется: красавица жена, сыновья и дочка?! А уж тот факт, что сквибы-мальчики жили в одном доме с волшебниками, и вовсе был за гранью вероятного! Давайте на минутку вспомним отношение чистокровных магов к сквибам-родственникам…

Северята же, убедившись, что Гарри не зануда и не выскочка, смотрящий на всех свысока, оттаяли и потянулись к кузену, распахнув души и сердца. Их можно понять, с пеленок они знали о том, что у дяди Берти и тёти Бет в раннем возрасте умер сын, вместе с ними они навещали могилку и с детской непосредственностью помогали с пополнением комнаты вещами для умершего Гарри. Сколько было таких моментов в магазине, когда пацанята подбегали к осиротевшим Ранкорнам с понравившейся игрушкой или книгой и предлагали:

— Тётя Бет, этот щенок понравится Гарри.

— Дядя Берти, Гарри хотел бы послушать вот эту сказку, а ещё тут картинки красивые…

И было совершенно естественно, что когда к Ранкорнам переехали овдовевший дядя Ксено со своей дочерью, мальчики стали периодически дарить красивые поделки не только Полумне, но и её маме…

— Полумна, смотри, какой котёнок, как мастерски вышит на платочке, это твоей маме, тёте Пандоре. Как ты думаешь, ей понравится?

Полумна, знавшая о спонтанно возникшей традиции в семье Ранкорнов и Снейпов, неизменно отвечала, что понравится, и с благодарной кротостью собирала милые презенты, подаренные ей и усопшей мамочке.

Когда стрелки часов доползли до трех ночи и Гарри начал устало моргать и позевывать, все спохватились и повели драгоценного, чудом обретенного члена семьи в приготовленную для него комнату. Увидев огромную кровать, Гарри развеселился — на ней полк можно уложить, одному в ней потеряться можно, в этой простынной пустыне с барханами подушек. И, укладываясь в постель, он в безотчетном ожидании бросал короткие взгляды на дверь, интуитивно чувствуя, что этим ночь не закончится. Разумеется, он не ошибся. Через несколько минут после того, как ушли взрослые, дверь приоткрылась и в комнату скользнули четыре тени.

Утром Терри не нашла в постели дочку, которую пришла будить и собирать в школу. Ничего не понимая, она прошла в комнаты сыновей, но ни у Лютера, ни у Герби её не нашла, более того, куда-то запропастились сами мальчишки. Озадаченная и ещё больше недоумевающая, Терри припрягла к поискам Северуса. Поискали вместе, стараясь не шуметь, чтоб не разбудить драгоценного ранкорёнка…

Альберт и Ксено с легкими усмешками наблюдали за Снейпами, как те на цыпочках ходят по коридорам и заглядывают в залы, кабинеты и библиотеки. После нескольких минут безуспешных поисков Альберт негромко обратился к Ксено, демонстративно потирая уголок глаза:

— Как ты был прав… Вот только я не думал, что Гарри так быстро расположит их к себе.

Северус и Терри как раз заглядывали в залу напротив, услышав слова Альберта, они замерли, потом переглянулись и медленно развернулись к родственникам. Всё поняв, Северус побагровел.

— Вы хотите сказать…

Альберт скорбно кивнул, Ксено подтвердил догадку нахальной улыбкой. Выругавшись, Северус понесся наверх. За ним побежала ничего не понимающая Терри. Но, как бы Северус ни злился, даже ему не хватило духу поднять ор при виде милейшей картинки. Все четверо сладко и крепко спали, с двух сторон обняв своего новообретенного старшего кузена. Тиффани и Полумна тихо посапывали на груди Гарри, Герби и Лютер тепло и тесненько прижались к девочкам. В довершение всему в ногах всех пятерых расслабленно вытянулся Пуфик.

Злость испарилась, сменившись растерянностью, а посмотрев на жену, Северус смутился окончательно — она смотрела с таким умилением… Школа, разумеется, отодвинулась — ничего страшного, если дети несколько занятий пропустят, не каждый день родственники с того света возвращаются. Так и не решившись разбудить отпрысков, Снейпы неслышно покинули комнату.

Просыпаясь, Гарри ощутил, что у него затекли руки. Выглянув на краешек сна, он понял, что на нем спят как минимум четверо. «Полумна, Тиффани, Герби и Лютик», — ласково подсказала сонная память. Глубоко вздохнув и сильно, аж с дрожью, потянувшись, он ухитрился обнять всех четверых, благо что те лежали на нем поровну — по двое с каждой стороны. «Мои, — нежно подумал Гарри, — никому не отдам».

Из одинокого сироты, окруженного нелюбимыми Дурслями, он неожиданно превратился в члена большой и дружной семьи, к тому же стал ещё и самым старшим из кузенов. Понятное же дело, что Гарри ощутил острую потребность защищать их, таким невозможным чудом появившихся в его жизни детей. Он и всегда-то был ответственным человеком, готовым прийти на помощь любому, кто нуждался в поддержке и защите. Эти качества в нем, как ни странно, заложили Дурсли. Гарри с раннего детства привык во всем помогать тёте Петунье, именно тётя и дядя приучили племянника бережно относиться к вещам и уважать старших. Наказания в виде чулана или затрещины были в порядке вещей, Дадли вместо этого ставился в угол и спускал штаны под папин ремень. Племянника бить Вернон не решался, единственное что он позволял себе, это крепкий подзатыльник. Не его ребёнок, а лишь подопечный, за которого, если что, придется отвечать. И так соседи косятся на одежду не по размеру… Но на дрелях, как говорится, далеко не уедешь, приходилось подтягивать пояса и скидывать на племяша одежку с плеча Дадли — на, донашивай! Отдельно и персонально для Гарри покупали нижнее белье и обувь.

Вспомнив об этом, Гарри почувствовал смущение — до него только сейчас дошло, что Дурсли растили отнюдь не родного племянника, а совершенно чужого ребёнка. Ой-ей… И как только у Дамблдора хватило наглости подбросить его магглам, выдав за осиротевшего родственника?!

Тут его мысли временно отошли в сторону — проснулась Тэффи. Распахнув черные глазищи с дымкой сна в глубине, девочка солнечно улыбнулась.

— Доброе утро, Гарри. Ты всё-таки настоящий, а не приснился!

Гарри умиленно засмеялся. Чуть повернув голову, чмокнул в носик черноглазую принцессу.

— А я не смел и надеяться, что у меня когда-нибудь появится такая прелестная сестрёнка. И ты тоже, — повернул он голову к Полумне, зашевелившуюся на другом его плече.

— М-мм, взаимно, братик, — улыбнулась та, награждая Гарри поцелуем в щеку.

Вслед за девочками проснулись и северята, полежали, с благодарностью разглядывая Гарри, который наконец-то вернулся домой живым, довели до кондиции своими восторгами и ушли, прихватив сестер и Пуфика. Гарри сел, ощущая, как горят щеки, чертовы северятки во всех подробностях расписали, как Ранкорны жили, трепетно оберегая память об умершем сыне, о том, как они не смогли похоронить его в сердце и все эти годы находились в услужении у призрака.

Н-да… смысл слов дошел до Гарри, когда он начал обозревать свою роскошную комнату. Ну, во-первых, она была гигантская, с высоким сводчатым потолком, такими же сводчатыми были окна, арка и двери. Арка вела в гостиную, а за дверями обнаружились уборная, гардеробная и личный кабинет. Ну просто целая квартира, а не комната. Во-вторых, в спальне и во всех прилегающих помещениях было много шкафов, полок в нишах, столов и столиков, кресел и диванов. И все в теплых зелено-серых оттенках, включая тепло-серый атлас стен. Всё это гармонично разбавляло светлое и темное дерево комодов и столов. Гад ты всё-таки, Альбус, лишил меня ТАКОГО детства!.. И родителей заставил страдать, они же вон как любили своего мальчика…

Костеря на все лады гадского старика, Гарри встал и, найдя на кушетке свежую одежду, принялся неторопливо облачаться. Потом попробовал заправить постель, но вскоре сдался — огромный спальный плацдарм не поддавался укрощению, ей-богу, кровать была такой здоровой, прям аэродром — Мрия сядет с разгону! Плюнув и понадеявшись на слуг-домовиков, Гарри покинул свои апартаменты, размышляя — а не попросить ли комнату поменьше, что он, падишах какой, в таких необъятных хоромах жить?! Почему-то вспомнилась Гермиона, но Гарри отмел эту мысль. Пока можно в холостяцкой берлоге пожить, а вот когда женится, тогда и пригодится им большая супружеская спальня. Это свое пожелание Гарри выразил на завтраке, к вящему восторгу северят, дружно показавших дядюшкам язык, мол, что, съели?!

После завтрака Гарри устроили экскурсию по «родовому гнезду», так любовно окрестили дом те же северята. А так у здания было собственное имя — «Круг Дракона», причем дракон был написан по-старинному, созвучно фамилии владельцев дома. Так что Гарри с пониманием отнесся к «Ранкоровому рингу», сразу влюбившись в это название.

Остаток недели карантина был посвящен переезду в меньшую комнату на этаж к северятам, пополнению гардероба и покупке новых вещей к Хогвартсу, возможность доучиться нельзя было упускать, раз уж с крестражами разобрались и скитание по лесам оказалось ненужным. Попутно Гарри отходил душой, всё глубже пропитываясь атмосферой семьи. Сближался с отцом и матерью, узнавал Северуса с новой, неведомой стороны, с той, с которой профессора никто никогда не видел в Хогвартсе — с семейной. А зрелище это было… поистине редким. Вот он читает дочке книгу перед сном, сидя с ней в её кровати, вот играет с сыновьями в крикет на лугу позади дома, и так непривычно выглядит Северус в бриджах и рубашке-поло, что Гарри подошел поближе, чтобы удостовериться в том, что глаза его не обманывают, и это действительно Снейп! А вот он же на кухне в фартуке, готовит вкусный соус по своему особому рецепту…

Пару раз Гарри попадал в неудобные моменты, когда, быстрым шагом войдя на кухню с улицы за лимонадом, заставал Северуса с Терри во время нежного вальса, слившихся в поцелуе. Или в гостиную вечером войдет, а там они на диване милуются. Альберт и Бетти, впрочем, тоже не были монашескими синими чулками и временами смущали Гарри, начав целоваться и обниматься в укромных уголках.

Но, видя, с каким пониманием относятся к этим обжимашкам дети, Гарри волей-неволей проникался и сам начинал понимать — ЭТОГО раньше не было. Раньше в доме Ранкорнов жила тревога и царила безысходность: миру угрожал Волан-де-Морт, каждую секунду вызывающий к себе Пожирателей, и Северуса в том числе, которых мог запросто убить. Зверствовал и чинил собственные порядки Великий светоч Дамблдор со своими верными фениксовцами, те тоже могли любого схватить и отправить в Азкабан к дементорам…

На объятия-поцелуи и танцы на кухне у домочадцев просто не было банального времени и желания. Это благодаря Гарри в доме воцарилась такая теплая располагающая атмосфера любви и всеобщего благодушия. О чем Гарри однажды и сказала Тиффани — обняла и поцеловала в щеку, а потом доверительно сообщила ему, сияя радостными глазами:

— Спасибо тебе, Гарри! Я так рада, что ты вернулся, нам всем так не хватало тебя. Спасибо за то, что пришел и принес нам счастье!

Ох, как же на душе посветлело! Слова маленькой кузины Гарри запомнил навсегда, они как нельзя полнее поведали ему о прежней жизни семьи.

Перед самым отъездом в Хогвартс Альберт сделал Гарри подарок — планшет, связанный с семейной книгой Протеевыми чарами. Подал простенький с виду блокнот на твердой подложке и сказал:

— Вот держи. Будешь тут писать, а всё, что ты напишешь, продублируется в нашем гроссбухе для сообщений и заметок. Такие планшеты имеются у каждого члена семьи, даже у Герби с Лютиком.

— А у них получается? — не удержался от удивления Гарри.

— А мы постарались их так зачаровать, что и простому магглу получится! — безапелляционно рыкнул Ранкорн. — Не виноваты парни, что сквибами родились, от этого они не перестали быть любимыми нашими мальчишками. Мы к вам приедем на Рождество, покажем ребятам Хогвартс, в это время он особенно красив и обещает настоящие чудеса.

Тугой ком в горле помешал Гарри ответить отцу — вот все бы маги так относились к своим родственникам-сквибам… Видимо, что-то отразилось на его лице, потому что Альберт мягко пояснил:

— Я полукровка, как Северус, мой отец был магглом, мама — ведуньей. Как ты сам уже знаешь — я продолжаю не волшебную линию, а сугубо маггловскую династию основателей города Ранкорн. Просто кому-то из предков «повезло», и в его семье родился волшебник, из так называемых магглорожденных, таких сейчас очень много рождается. Мои родители очень любили друг друга, мама-ведунья до самого последнего часа была с моим отцом, он был обычным человеком и долголетие волшебника ему не светило. Когда он умер, казалось — солнце погасло для мамы. Она не смогла долго быть без любимого. И однажды тихой безлунной ночью просто ушла за ним. Мы были уже взрослыми и поняли, приняли и простили мамин выбор.

— «Мы»? — тихо переспросил Гарри.

— Да, — кивнул Альберт. — Я и моя сестра Элоиза. Она вышла замуж за хорошего человека и уехала в Бельгию.

Этот разговор Гарри запал очень глубоко в душу, и, спеша на платформу девять и три четверти, он ощущал легкую грусть от того, что по-прежнему не сможет назвать кого-то дедушкой и бабушкой. Просто нет их у него… От печальных мыслей его отвлекла Гермиона, уже прибывшая на вокзал Кингс-Кросс. Увидев девушку, Гарри тут же разогнал печали прочь и радостно обнял свою теплую каштановую красавицу.

— Привет… — выдохнули они одновременно и слились в поцелуе. Распрощавшись с провожающими их родителями и оставив знакомиться дальше самим, они юркнули в стену перехода. Возле поезда снова остановились — поцеловаться…

— Это… Это что? Что это такое?! — возмущенно заорал кто-то рядом с ними. Сильная рука ухватила Гарри за плечо и рывком отшвырнула от Гермионы с ревом: — Это моя девушка!

В единый миг взбеленившись, Гарри развернулся и впечатал свой кулак в веснушчатую красную рожу.

— Черта с два она твоя, Рон! Своих девушек не предают и не бросают в лесу!!!

И то ли магия Гарри так созрела, то ли Мерлин сделал ещё один прощальный подарок, переслав его с Килгаррой, но над вокзальной площадью развернулась картина. ТА САМАЯ, где Рон сорвался в усталую истерику и предал их, Гарри и Гермиону, предал подло и жестоко, плюнув на миссию и друзей. Весь вокзал с толпой народа душ эдак пятьсот завороженно наблюдал, как красный злой Рон несется по лесу, отмахиваясь от бегущей за ним Гермионы… Как он достиг границ защитных чар палатки и трансгрессировал, оставив рыдающую девушку. Апофеоз настал, когда Рон переместился к Биллу и Флер и сказал им:

— Мне надоело жить в полевых условиях, морозить жопу в тряпочном шалаше и жрать горелые остатки того, что сгорело, эта дура совсем не умеет готовить! Не то что наша мама!

За «дуру» Гарри с наслаждением выбил Рону зубы и сломал нос. За всем этим мрачно следила Молли Уизли, уперев руки в боки и дожидаясь своей очереди. А когда Гарри начесал кулаки и отошел от воющего урода, подошла и встала над душой.

— Вот ты, значит, как, Рон? А нам-то наплел, что уходишь в великий поход, завещанный Великим Дамблдором! Хотя у него тоже та ещё душонка оказалась… Но ты-то, Рон, ты-то! Как ты мог так поступить с друзьями? Не так мы с Артуром тебя воспитывали, совсем не так!.. Ах ты… ничтожество! Позор! Твои старшие братья никогда не опускались до такого, ни Билл, ни Чарли, ни близнецы, ни Перси… — на последнем Молли запнулась было, но её поддержал Артур.

— Ни Перси! — твердо подхватил он. — Перси отсеялся от нас для того, чтобы не привлекать к семье излишнего внимания со стороны Того-кого-и-так-далее. Рон, Рон, я и не знал, что ты такой мелочный…

На этом месте поезд дал предупредительный гудок, и народ, спохватившись, начал расходиться: дети — по вагонам, родители и провожающие — по домам, впрочем, новости никто не отнял, и они вовсю обсуждали увиденное и услышанное. Гарри и Гермиона нашли Невилла с Полумной и вчетвером заняли купе.

— Гарри, а Джинни проблем не доставит? — спросила немного смущенная Гермиона.

— Не доставит. Я с ней ещё в «Норе» расстался, сказал, что у нас нет будущего.

— Но, может, тогда не было, а сейчас есть? — всё ещё нервничала Гермиона.

— И сейчас тем более нет! — твердо заверил её Гарри. — Сейчас и навсегда — ты, и только ты. Гермиона, я люблю тебя.

В глазах Гермионы сверкнули слезы. Это было правдой. Рон никогда не говорил тех слов, самых главных в жизни каждой девушки, этих трех важных слов: «я люблю тебя». Рон сам себе подписал смертный приговор, заявив бесцеремонно и нагло, что она — его девушка, то есть грубо и бессовестно обозначив её как какую-то неодушевленную бесправную вещь. И ставя последнюю точку, Гермиона Грейнджер поцеловала в губы своего уже точно парня, Гарри Ранкорна.

Проследив за тем, как дети уныривают в кирпичную стену перехода, Грейнджеры и Ранкорны с интересом уставились друг на друга.

— Мы вас раньше не видели, — вежливо заметила Джина, милая шатенка среднего роста. — Гарри всегда провожали Дурсли…

— Да? — так же вежливо отозвался Альберт. — Мы с ними незнакомы, к сожалению. Да и Гарри не знает, куда они уехали, а жаль, надо сообщить им, что беды миновали и они могут вернуться домой.

— Так им же позвонить можно! — воодушевилась Джина. — Петунья с нами созвонилась, жаловалась, что дом, который им предоставили в качестве укрытия, совсем не пригоден для жилья. Это, простите, какая-то жалкая лачуга где-то в Кенте.

— Хм, Дурсли поселены у Дедалуса Дингла? — переглянулись Альберт с Терезией.

Побеседовав и отметив чудесное знакомство в ресторане, Грейнджеры и Ранкорны расстались весьма довольные друг другом, что было, конечно же, на руку обеим семьям, чьи дети в обозримом будущем собирались заключить брачный союз.

А два дня спустя после осторожных разведок и расспросов были найдены и Дурсли. Немного поколебавшись, Альберт решил, что в письме он не сможет всё объяснить полно, и поэтому нанес им личный визит.

Вернон и Петунья с Дадли действительно ютились в тесной одноэтажной лачуге, что с учетом носорогоподобного Вернона и крупного высокого Дадли выглядело просто издевательством. Спальню Дадли уступил родителям, сам же поселился в гостиной, совмещенной с кухней, в которой отсутствовала обеденная зона. Так что да, трапезничать семейке приходилось в гостиной, которая, очевидно, в иных условиях играла роль столовой.

Альберта, принесшего приятные новости, Дурсли чуть не расцеловали на радостях, ну как же, им наконец-то можно вернуться в родной дом на Тисовой! А вот другую новость… Ранкорну пришлось принять пару стопок виски для храбрости, ибо то, что он собирался сообщить…

— Мистер Дурсль и миссис Дурсль, вы уж простите, но я должен вам сказать… — Боги, куда смелость подевалась? — Но… дело в том, что я — настоящий отец Гарри.

Сказав это, Альберт опасливо затаил дыхание. К его удивлению, Вернон переглянулся с женой и вполне мирно буркнул:

— Ну… не Поттер, значит, и что?

И тогда Альберт рассказал всю историю, всё, что было, всё, что сотворил с ними Дамблдор. По мере повествования на лицах Петуньи и Вернона проступало всё больше понимания и осознания истории в целом. А к концу рассказа Петунья тихо всхлипывала, промокая глаза платочком — история семьи Ранкорн тесно переплелась с их собственной: выходило, что погибли все Поттеры, включая и маленького племянника, а тот мальчик, подброшенный им вместо Гарри, был подло похищен сволочным стариком у несчастных родителей.

Теперь настал их черед опасаться Ранкорна — а ну как Гарри рассказал своим настоящим родителям о «счастливом» детстве в чуланчике?.. Но, к их удивлению, гость был настроен мирно, и после осторожного вопроса Петуньи:

— А… как Гарри поживает?

Последовал столь же мирный ответ:

— О, спасибо, хорошо! Уехал в школу, сожалел, что не может с вами связаться, чтобы сообщить, что войны не будет и вы можете вернуться домой. Войну-то, как мы недавно выяснили, Дамблдор хотел развязать, типа, лич восстал — готовьтесь к битве и всё такое в том ключе…

— Понимаю, — закивала Петунья, мысленно крестясь — Гарри не держит на них зла!

Затем, помимо памятного и радостного возвращения домой Дурслей, было провернуто одно печальное дело — перезахоронение малыша Поттера к законным родителям. Ведь Гарри Ранкорн оказался жив и его необходимо было реабилитировать в мире живых, восстановить как личность и выправить нужные документы.

Надгробие с именем Гарри Ранкорна было выворочено, из раскопанной могилки извлекли маленький гробик с телом Гарри Поттера, после чего его бережно перевезли на кладбище в Годрикову впадину и похоронили там, где и должно — рядом с папой и мамой.

И вздохнул облегченно на Небесах младенец Гарри, наконец-то телесно воссоединенный со своими родителями так, как и положено, прахом к праху…

* * *

Хогвартс встретил семикурсников былым своим величием, в котором, помимо прочего, теперь ощущалось уверенное спокойствие и незыблемая мощь древнего замка. Атмосфера действительно была праздничная — война, обещанная стариком Дамблдором, так и не разразилась, вдобавок ко всему окончательно пал Темный Лорд, чье возрождение и восстание с последующим ужасным величием, опять же, предрекал Великий светоч Дамблдор. Ну а так как обещанная со всех сторон война не началась, многие теперь хихикали и, помня «кино» над гробом, дружно прозывали брадозвончатого старца Великим Сотрясателем Воздуха или попросту Брехуном.

К празднику замок был роскошно украшен, а на распределении теперь были значительные изменения. Став директором, Северус обнаружил в Волшебной Шляпе следы былых ментальных установок и кое-что понял: старая Шляпа все эти годы распределяла не по своей воле и умозаключениям, а по наводке манипулятора Дамблдора. Что, кстати, подтвердил Потт… тьфу ты, Ранкорн! Короче, Гарри сказал, что Шляпа как бы раздвоилась на его распределении, сначала хотела направить в Слизерин, потом передумала и отправила первокурсника Поттера на Гриффиндор.

Снять ментальные закладки с Шляпы не получилось — старая ветошь от этого только испортилась, стала скрипеть и кряхтеть, а на вопросы начала отвечать песенками. Вот примерный диалог…

— Так куда изначально должен был пойти Гарри, на Гриффиндор или Слизерин?

— Как на нашем сеновале

Сушатся пелёночки,

Вся любовь твоя — обман,

Окромя ребёночка!

Следующий вопрос:

— Куда должна была определиться Грейнджер?

А Шляпа гнусаво орет:

— За синие горы, за белый туман,

В пещеры и норы уйдет караван…

В общем, рехнулась Шляпа. Из-за дамблдоровых закидонов, когда он играл в бога и сам решал, куда отправить ребёнка, в волшебных мозгах произошел крутой такой сдвиг, и Северус знал — почему. Шляпа являлась очень тонким магическим артефактом, и вмешиваться в её работу было предосудительно, нельзя было внушать ей что-то извне. Это всё равно как если в схему утюга вмешаться, он может дать пар, где не надо, или температуру чрезмерно высокую для глажки, сбесившийся утюг начнет палить всё без разбору при малейшем прикосновении.

Поэтому старая Шляпа отправилась на пенсию, а на её должность была приглашена маленькая птичка, порекомендованная Ньютом Саламандером. Это была болтрушайка, или толкунолька — крошечная синяя крапчатая птичка. Если верить учебникам и справочникам, то она обитает в Северной Европе и Северной Америке, питается мелкими насекомыми. Всегда молчит, а перед смертью выкрикивает всё, что слышала за целую жизнь, в обратном порядке. Но Ньют опроверг эти домыслы, сказав, что это говорится про диких птиц, прирученные и социализированные, напротив, очень даже разговорчивы. Эти птички очень правдивые и считаются, помимо прочего, хорошими менталистами, не зря же их перья используют при изготовлении сыворотки правды и различных эликсиров памяти.

Таким образом в Хогвартсе поселилась малютка Пина, свившая гнездышко в самой безопасной теплице мадам Стебль и обещающая в будущем снабжать замок каждую осень новыми поколениями лучших менталистов. А со своей нынешней задачей она справилась весьма успешно, Гарри, Гермиона, Полумна, Драко и все остальные имели честь наблюдать её дебют. Вот раскрылись двери Большого зала, впуская стайку первокурсников, многие из которых уже распрощались с мечтой о Хогвартсе из-за порядков Волдеморта, запретившего допускать в школу полукровок и магглорожденных. Взволнованно гомоня, радостные дети прошли по центральному проходу и собрались перед подиумом с профессорским столом.

Постепенно настала тишина — дети успокоились и теперь с трепетом ждали дальнейшего распределения. Некоторые из них, знавшие о традициях, начали озираться в поисках табурета со Шляпой. Но в этом году всех их ждал приятный и крайне симпатичный сюрприз. С плеча директора Северуса Снейпа слетела крошечная птичка, синяя в белую крапинку. С звонким щебетом она присела на плечо одной светловолосой девочки, потерлась клювиком о щечку, сверкнула озорными черными бусинками глаз, потом сосредоточилась и после коротких раздумий произнесла тоненьким голоском:

— Сюзанна Аббот, умная и прилежная. Пуффендуй!

Взорвался аплодисментами стол пуффендуйцев, и среди них Гарри увидел ликующую Ханну, встречающую свою младшую сестру. Птичка перепорхнула на плечо другого ребёнка, а Сюзанна обрадованно устремилась за свой стол к сестре. А Пина просканировала мальчика и определила его судьбу:

— Джерри Бергман, очень честный и предприимчивый. Гриффиндор!

И далее под грохот ликования:

— Эрнст Дэвлин, тихий и спокойный. Слизерин!

— Марта Мэдисон, веселая и хитрая. Когтевран!

Гарри улыбнулся первокурснику Джерри и тихонько поинтересовался у него:

— Как это было?

— Ой, круто! — рассиялся мальчишка. — Она как будто включила у меня в голове маленький-маленький киноэкранчик, и я как кино посмотрел про самого себя! А потом она сказала, что я честный и пойду в Гриффиндор!

Осталось пожалеть, что старожилам не довелось пройти такое классное распределение, но зато, оптимистично подумал Гарри, его маленькая кузина в следующем году пройдет через живого менталиста, который очень точно определит её качества, в отличие от внушаемой и, как выяснилось, ненадежной говорящей Шляпы.

В то же день кто-то вспомнил кадры небесного «кино» и изумился:

— Простите, а мне не показалось? Поттеры-то все убиты!

— Ага, — подтвердил Захария Смит. — Говорят, ребёнка Поттеров собираются перехоронить. Мне папа сказал — он в ритуальной конторе работает.

Все взгляды сошлись на Гарри, впрочем, с трудом его найдя: не было прежнего ориентира — знаменитых поттеровских очков. Вопрос зала был задан нестройным хором:

— Ты не Поттер?

— Нет, — подумав, объект всеобщего внимания поднялся с места и улыбнулся всем. — Я Гарри Ранкорн.

А так как на лицах многих отразился не только страх, но и ненависть, Северус счел нужным вставить:

— И мой племянник. Прошу это учесть и сильно не зарываться.

Обалдение было полным, причем так офигели, что забыли о ненависти. Последняя, впрочем, была основана на слухах, и знающие люди быстренько вправили мозги незнайкам, посвятив их в нюансы волдемортово-дамблдоровского движения. Так что недоразумение в тот же вечер было устранено, и имя Ранкорна больше не вызывало недоумения.

С Драко Малфоем Гарри смог переговорить лишь во вторник на сдвоенном уроке Трансфигурации. Отловив белобрыса в конце урока, Гарри поинтересовался:

— Ну, как поживаете? Вы ещё не сломали ноги в доме Лавгуда?

Драко фыркнул и неожиданно весело глянул на Ранкорна.

— А мы уже дома! Пример Добби нам всё-таки пошел на пользу.

— Это как? — заинтриговался Гарри. Драко сел на стол и глянул на подошедших поближе Гермиону и Невилла. Пожал плечами и решил говорить при всех:

— А вот так! Папа долго не мог прийти в себя от изумления от выкрутасов Добби. Он так впечатлился его храбростью, что решил распустить остальных слуг, представляете? Собрал с нас с мамой по предмету того-сего, перчатку там, шарфик, подвязку… Подозвал Пигги и говорит ей: «Ты свободна!» — и подвязку ей, мамину… Пигги — в истерику: как, за что, чем она не угодили-и-и-ила??? А папа остальным вещи раздает: Дарку — перчатку дал, Земескису — галстук, Зарнести — платок шейный и Эсси — шарфик мамин. Так Земка с Зарни неадекватами сделались, как Добби, ка-а-ак начали биться о стены — хозяин, за что?! — тут Драко притормозил, подождал, пока ребята не перестанут задыхаться от хохота, и продолжил: — Папа им говорит: «А зачем они теперь, ведь у них дома нет! Где им служить и кому?» Так домовики прям осатанели, как тот Добби, когда он Нагайну грыз, зарычали, глаза желтые-желтые, злющие-презлющие. Посмотрели на зажатые в руках шарфики-перчатки, переглянулись, похватали нас и утянули в подпространство — мы и пикнуть не успели. Как выяснилось через секунду, они нас домой переместили. Поставили нас на холме, а сами к развалинам пошли… Так вот, в течение следующего часа мы в полном офигении наблюдали, как из руин, как феникс из пепла, восстает наш милый дом. Восстановлен он был полностью, до самого последнего крючка на вешалке! Чудо, а не домовики. Восстановили дом, назад вернулись и перчатки обратно пытаются всучить, заберите, мол, нам есть где служить… Отблагодарили, называется, за свободу.

Драко замолчал, ловя дружеские улыбки от друзей, и улыбнулся в ответ. Прошлой вражды с Поттером больше не было, как не стало и самого Поттера. Гарри оказался Ранкорном. И не только им, а и другом. Таково было стечение обстоятельств, когда, придя за Полумной, Гарри с Гермионой обнаружили, что Драко собирается помочь пленникам. Всё. С этого момента презренный Хорек стал хорошим, нормальным парнем. Да и поступок Люциуса о многом говорил, это ж насколько надо отчаяться, чтобы оглушить жену и велеть сыну унести её куда подальше?

В пятницу после урока Зельеварения Гарри получил наглядное доказательство тонкого юмора Северуса. Проводив семикурсников за порог и увидев одного Гарри, Северус, не стесняясь его, снял мантию и сюртук, облегченно потянулся, закатал рукава белой рубашки и начал готовить чай, собираясь расслабиться в компании племянника. А Гарри завороженно смотрел на его оголившееся предплечье — татуировку Волда Северус не свел, но в тату-салоне, видимо, побывал, потому что черепушку теперь украшала красная вьющаяся роза, кокетливо прильнувшая к виску, а змея из черной стала изумрудно-зеленой, красивой, узорчатой и совсем не страшной. Ну… посмотрев в ехидное лицо Северуса, Гарри невольно заулыбался — шуточка вполне в духе Снейпа, ироничная и язвительная. Иного отношения к своей памяти Волдеморт и не заслуживал.

В общем, наладилась у Гарри с Северусом шаткая связь, расположение их укрепилось, став по-настоящему родственными. Школьный руководитель из него вышел просто отличный, и, к чести сказать, Северус занимал сугубо школьные должности — декан, учитель и директор, в отличие от того же Дамблдора, пролезшего в кресло верховного судьи Визенгамота и даже исхитрившегося, прости господи, просочиться на место президента Международной конфедерации магов. Вот туда-то ему зачем??? Жопа, что ли, чесалась от сверхзавышенного эго, причем так распирало, что одного скромного директорства ему показалось недостаточно?

Кроме Защиты от Темных искусств, в Хогвартсе открыли факультатив по изучению Темных искусств, потому что надо знать, против чего защищаться. Эти предметы стали преподавать два постоянных профессора — Майлз Тримбль, сын Квентина Тримбла, автора учебника «Тёмные силы: пособие по самозащите», и Стервозия Слинкхард, внучка Уилберта Слинкхарда, создателя книги крайне сомнительного свойства — «Теория защитной магии». Ну, в черной магии она хорошо разбиралась.

Этот год будет сложным и очень познавательным для семикурсников, которые могли остаться недоученными, если бы не Гарри и Гермиона, рискнувшие обратиться за помощью к высшим силам и духам природы. Но они сделали это. Доверили свои жизни богам и взрослым, попросили совета у по-настоящему мудрых, у тех, кто действительно знал все тайны мироздания — великого Мерлина и дракона Килгарры, и величайший отголосок самой истории, эхо старой Англии, докатился до них из далекого Небытия, чудом услышав тихий зов двух подростков, оставшихся совсем одинокими в огромном жестоком мире, раздираемом грядущей войной…

Что скажешь, Мерлин?

Вот так должны заканчиваться хорошие сказки, друг мой Килгарра…