Подкидыш (джен)

Зима, 1981 г.

Кабинет мистера Дурсля находился на девятом этаже, был маленьким и душным, но обставленным с претензией на безвкусную роскошь. На стенах до пояса была отделка мореным деревом, выше — шелковые обои. Тяжелые темные шторы, через которые едва пробивался солнечный свет, закрывали вид на город, делая кабинет унылым и мрачным местом. А массивный стол из красного дерева, пузатые шкафы с вензелями и солидные антикварные кресла занимали все свободное место, делая комнату похожую на набитую бочку с тухлой рыбой. Громоздкая мебель со своими запасами неиспользуемых объёмов словно вела борьбу за каждый квадратный метр, поглощая жизненное пространство, предназначенное для человека и выпихивая его из своего царства.

Сотрудникам всегда было некомфортно находится в кабинете босса из-за давления, но самого Вернона такой интерьер всецело устраивал, более того, он считал его удачной собственной дизайнерской придумкой, которая должна положительно влиять и подчинять решения компаньонов. Правда, шестое чувство, наличие, которое у себя Вернон отрицал, подсказывало, что скоро не будет ни кабинета, ни фирмы. Не состоявшаяся бизнес империя «Граннингс» была на грани исчезновения, как Римская, и должна была предаться вечному забвению. Конечно, высказываясь о своей компании так громогласно, Вернон драматизировал свои финансовые проблемы, но объявление о банкротстве стало вопросом времени. Первыми надвигающийся шторм почувствовали рабочие на производстве дрелей. Многие из них, как крысы бросились спасаться с тонущего корабля, сорвав несколько и без того вымученных заказов. Оставшейся же затребовали настолько высокую оплату, что весь доход уходил на зарплаты и едва покрывал производственные расходы, а сам Вернон был вынужден работать в жирный ноль. Офисные работники тоже оказались теми еще предателями: или переметнулись к конкурентам, или же, как и предсказывал Дурсль, неплохо устроились в недавно открывшихся компаниях, обещающих сотрудникам всевозможных благ: начиная от райских условий труда и заканчивая стремительным карьерным ростом.

Вернон, мучимый тревожными мыслями, склонился над отчетом, стараясь убедить себя, что это всего лишь временные трудности, а не надвигающаяся катастрофа. Если он не сможет удержать бизнес на плаву, то следующим ударом по их благополучию станет то, что банк отберёт дом за долги. Дурсли больше не смогут оплачивать услуги ушлого Беннета, а опека не только никогда не отдаст безработным и бездомным ребенка, но и может отобрать Дадли. Тогда получится, что все лишения и мечты были напрасными. Как и его труды вырваться из нищеты и стать уважаемым человеком.

В дверь постучали и после раздраженного «Войдите!» на пороге появился Джон Бейкер, заместитель и правая рука Вернона. Плотный и коренастый Бейкер, как и Дурсль начал свою карьеру с низов, работая посыльным в офисе и имея с десяток подработок, самостоятельно скопил на колледж, помогая престарелым родителям. Во время «Большого Блица»бомбардировка Великобритании авиацией гитлеровской Германии в период с 7 сентября 1940 по 10 мая 1941 года, часть Битвы за Британию. юный Джон был ранен осколком в ногу в первый раз, из-за чего и теперь хромал, а во второй раз оказался в эпицентре взрыва из-за чего его обезображенное лицо издевательски напоминало карту города.

— «О’Коннор и сыновья» разорвали с нами контракт, — мрачно сообщил он без лишних предисловий.

Вернон кивнул, почти не расстроившись, что последние компаньоны отказались сотрудничать с ними. Признаться, он привык к дурным новостям, которые запустились с момента появления зловредного младенца на их крыльце, и ждал, когда последний шанс сохранить компанию помашет им на прощанье.

— Фирму можно закрывать, — не то спросил, не то подытожил Вернон, задумчиво крутя ручку.

— Мне самому объявить сотрудникам? — предложил Бейкер, благородно спасая босса от позора.

— Только не сегодня, — отрицательно покачал головой Вернон. — Сегодня Дадли исполняется восемь месяцев, и я бы не хотел так провести этот день.

— Не вини себя, Верн, — жалостливо попросил заместитель.

Дурсль совсем расстроился: раз уж Джон, повидавший на своем веку немало бед, успокаивает его, значит его вид оставляет желать лучшего, а дела действительно плохи.

— Может сходим в паб после работы? — предложил Бейкер, видно, вспомнил их старую традицию иногда пропускать по пару стаканчиков вечером, и заметив, что Вернон собирается отказать, заверил. — Всего на час. Вам нужно слегка развееться.

* * *

«Крепыш Билли» был типичным английским пабом, забитым людьми и с большим выбором пива, соответствующее цене и качеству. По сравнению с фешенебельными лондонскими заведениями здесь был настоящий деревенский кабак с шумными разговорами и взрывами смеха, легко перерастающими в драки, стуком кружек и запахом сигаретного дыма. Само помещение было погружено в полумрак с прокуренной грязной мебелью из дерева, за массивной барной стойкой стояли шеренги бутылок, а стены украшали флаги страны и вымпелы футбольных команд, вперемешку с картинами местных художников, которые можно было купить при желании, но оно редко появлялось у поситителей.

Дурсль и Бейкер сидели за стойкой бара, при чем Вернон оказался между подчинённым и странным на вид пареньком, который долго не мог разобраться в выборе напитка, а потом запутался в фунтах, чем вызвал смех у бармена и, по-видимому, надолго стал героем его будущих анекдотов для гостей.

— А как твои дети? — неожиданно спросил Вернон у заместителя, устав жаловаться тому на несправедливость жизни.

— Джек ожидает суда в Ирландии из-за своей жажды к борьбе за справедливость, — ответил Бейкер, а Дурслю стало ужасно стыдно из-за того, что он, занятый собственными проблемами, даже не знал о бедах в семье сотрудника. — А у Линды курс химиотерапии, но она держится. — Джон нервно сглотнул и уверенно добавил. — Она у меня боевая, выпутается.

— А внуки с тобой? — осторожно поинтересовался Вернон.

Дурсль, разглядывая морщины заместителя, пришел к мысли, что на фоне нескончаемых горестных событиях в семье Бейкера, его собственная жизнь вполне удачно складывается. В любом случае, его родные живы и здоровы, а скоро в их команде будет новый игрок и это здорово.

— Конечно, я же их единственная родня! — воскликнул Бейкер, удивленный, если не оскорблённый вопросом босса, но смягчился и объяснил. — Конечно, Джек и Линда знали, что я не их биологический отец, но мы-то давно стали родными. А когда не стало Сью, у меня осталась семья. Сейчас внуки — мое единственное спасение после того, как все рассыпалось.

Вернон ободряюще хлопнул сотрудника по плечу, восхищаясь его стойкостью, и обратил внимание, что парнишка, пододвинувшись ближе, внимательно вслушивался в их разговор. Он выглядел вполне прилично, учитывая репутацию паба, одетый в старомодные коричневые брюки и простую рубашку, вполне мог сойти за студента, отдыхающего после нудных лекций, или начинающего офисного работника. Очки-велосипеды дополняли образ ботаника, но непослушные черные, как смоль, волосы портили картину хорошего мальчика.

— Уже восьмой час, — встрепенулся Бейкер и извиняющим тоном добавил. — Няня присматривает за ребятишками до девяти, а еще нужно успеть добраться домой по пробкам. Ты идешь?

— Я еще побуду, — отрицательно покачал головой Вернон и они попрощались.

Поступок Бейкер вызывал уважение. Джон не только воспитал чужих детей, взвалил на свои плечи груз ответственности в воспитании внуков. Как он теперь, когда фирму признают банкротом, планирует оплачивать лечение падчерицы и содержать внуков? Должно быть, у Джона есть сбережения, но при наличии стольких ртов надолго ли их хватит. Вернон вздохнул, чувствуя себя виноватым еще и перед Бейкером, заказал себе еще кружку пива и поймал на себе взгляд парнишки-соседа. Он с вызовом уставился в ответ, ожидая, что очкарик извинится или просто отвернется, но тот широко улыбнулся ему.

— Джеймс, — представился наглец и протянул руку для рукопожатия, но после того, как Дурсль проигнорировал его, не отстал и уважительно сказал. — Ваш друг, судя по всему, добрый человек.

Вернон, ничего не отвечая, с притворным вниманием пытался рассмотреть этикетки алкогольных напитков у стены, рассчитывая, что до парнишки наконец дойдет все степень его невоспитанности и он оставить Дурсля в покое. Еще не хватало Вернону, взрослому и солидному человеку, завести сомнительное знакомство с каким-то студентом.

— Простите, я не местный, — извинился этот Джеймс, уловив враждебный настрой собеседника. — Там откуда я родом, практически все друг друга знают и не прочь поболтать при встрече.

Вернон презрительно хмыкнул: деревенщина приехала учиться в большой город, а вести себя не умеет. Литтл Уингинг — тоже был небольшим городком, но Дурсли смогут объяснить Дадли и Гарри правила хорошего тона. Вернон надеялся, что его-то мальчики не станут подслушивать чужие разговоры, а потом приставать к незнакомцам с глупой болтовнёй.

— И все-так не каждый поступил бы, как ваш друг, — не унимался Джеймс и в его голосе было столько искреннего подкупающего восхищения, что Вернон, убедившись, что в пабе нет знакомых, снизошел до общения с ним.

— Да, Джон — молодец, — согласился он и, не удержавшись, похвастался. — Я тоже оформляю опеку над племянником. Но, знаете, — Вернон выдержал паузу, чтобы до недоумка, который, судя по его бестолковому выражению лица, никогда не сталкивался не с какими-либо проблемами, лучше дошел смысл, — все эти бюрократические закорючки требуют времени.

— Это здорово, — кивнул Джеймс, все же уловив суть, и заметно помрачнел. — Мой сын сейчас живет у родственников, пока я…пока мы с невестой ищем работу.

Вернон брезгливо поморщился: как низко он пал, что он вынужден разговаривать с малолетним идиотом, не способным держать то самое в штанах или нести ответственность за свои действия. Яркий пример представителя инфантильного молодого поколения.

— Мы с женой никогда бы не бросили Дадли, — заявил он, наблюдая, как парнишка пристыжено прячет глаза.

— У всех разные обстоятельства, — принялся оправдываться Джеймс, стараясь убедить себя, а не случайного незнакомца из паба. — Мои родители не уверены, что это мой ребенок. Мама так и сказала, что эти маглор…простачки неразборчивы в связях. — выпалил парнишка и почему-то испугался. — Нет, Вы не подумайте, что мама имеет что-то против таких как моя невеста. Они с папой, да и я, очень лояльны даже к маг…к неполноценным. Но все же в наших-то семьях дети, особенно девочки, получают другое воспитание. Мои родители бы, — с непонятной гордостью заявил Джеймс после небольшой паузы, — приняли бы законного внука от нее, но бастарда они признать не могут.

— А чем эти дети отличались бы друг от друга? — спросил Вернон, не до конца решив запишет нового знакомого в сектанты или просто в ненормальные.

— В нашем мире все сложнее, — уклончиво ответил Джеймс и махнул рукой. — Неважно, Вы все равно не поймете. — после чего попросил совета. — Как бы вы поступили на моем месте?

— Я бы пахал без передышки, но никогда бы не выбросил ребенка, как безродного котенка, — отрезал Вернон, посочувствовав родственникам тупого Джеймса. — А вашей невесте я бы посоветовал держать подальше от такого безответственного и избалованного болвана, как Вы.

— Как будто я один во всем виноват! — взорвался парнишка, похоже обидевшийся на слова Дурсля. — Это она затянула, чтобы оставить ребенка. Я его не хотел!

— Всего хорошего, мистер, — неприятно улыбнулся Вернон, намекая, что разговор закончен.

— У вас шнурок развязался, — недовольно буркнул Джеймс, смотря на него с нескрываемой неприязнью.

Вернон опустил глаза и попытался дотянутся к ноге, чтобы не вставать. Он едва не упал, в последний момент схватившись за поручень на стойке и удержавшись, и был вынужден все же слезть с высокого стула, присев на одно колено. Руки подозрительно не слушались, а кончики пальцев тряслись мелкой, судорожной дрожью, и ему пришлось немало усилий, чтобы хотя бы с четвертого раза завязать бантик на ботинке. Когда Вернон распрямился, Джеймса, к счастью, уже не было рядом. Его слегка задело, что парнишка даже не посчитал нужным попрощаться, но в любом случае его невоспитанность была проблемой его родителей, а не Вернона. Дурсль опустошил кружку и, расплатившись, двинулся к выходу.

И тут с Верноном начало происходить нечто странное. Пол под ногами шатался, словно мужчина находился на палубе корабля в шторм. Другие посетители теряли человеческий образ, превращаясь в бесформенные пятна, музыка, едва доносящиеся из колонок, с каждым шагом становилась все громче и казалось, что его барабанные перепонки не выдержат, а сам паб озарялся ярким фиолетовым светом. Вернон, облокотившись об чужой столик, чем вызвал недовольство посетителей, с трудом отдышался. Дурсль не знал, что с ним происходит: он же пропустил всего три или четыре кружки, а когда вставал, то точно был трезвым. Картинка перед глазами быстро кружилось, как будто скоростная карусель, а внутри предупреждающе поднималась к горлу рвота. Вернон, покачиваясь, осторожно сделал шаг и фиолетовый свет заполонил все его сознание, вытеснив способность думать.

* * *

Силуэт, склонившейся над ним, с размаху ударил Вернона по щеке, пытаясь привести его в чувства. Мозг встряхивался, причиняя сильную головную больно, но соображал с трудом. Вернон, потерев руками лицо, зевнул и с трудом осмотрелся. Он не мог понять, где очутился, почему сидит на полу, а все тело болит как после хорошей тренировки.

— Верн, что с тобой произошло? — послышался вопрос откуда-то с верху.

Дурсля поднял глаза, всматриваясь в силуэт. Он казался знакомым, но вспомнить как зовут этого человека Вернон не смог. Да и душащая жажда его волновала сильнее. Мужчина попытался сглотнуть, но в горле пересохло и он, не удержавшись, зашелся в сухом кашле. Силуэт заботливо подал стакан воды, который Дурсль с жадностью сразу же опустошил.

— Джон? — спросил Вернон, разглядев шрам на лице. — Что ты здесь делаешь?

— Что я здесь делаю? — повторил Бейкер, разозлившись. — Спасаю тебя, идиот. Бедняжка Петуния себе место не находит, всю ночь обзванивает полицию с больницами, а он напился, как свинья!

— Всю ночь? — нахмурился Дурсля, ища взглядом настенные часы. — Но сейчас только начало девятого.

Заместитель молча показал ему электронные наручные часы, чьей светящийся циферблат показывал четыре часа утра.

— Пошли, — приказал Бейкер и, заметив испуганное лицо Вернона, сжалившись, пояснил. — Отвезу тебя домой.

Джон помог с трудом подняться босса. Оперившийся на заместителя, Дурсль едва доковылял до его машины, хоть смутно помнил, что они приехали на форде Вернона. Развалившись на заднем сидении, Вернон сразу же уснул под нации Бейкера, а проснулся от резкого торможения, когда они очутились возле его дома.

— Зайдешь? — с надеждой предложил Вернон, подсознательно побаиваясь реакции жены.

— Выкручивайся сам, — усмехнулся Бейкер, высадив его и вскоре скрылся за поворотом.

Вернон осторожно, стараясь не шуметь, зашел в дом. В гостиной висел здоровый плакат, сделанный Петунией самостоятельно, с нарисованным тортом и надписью «Дадли 8 месяцев!», гелиевые шарики всевозможных животных была привязаны к комоду, на котором сиротливо лежал фотоаппарат, одолженный у соседей. Петуния, нуждающаяся в радостных событиях, очень хотела устроить настоящий праздник для сына и сделать семейную фотоссесию. Сама миссис Дурсль, скрестив руки и буравя его взглядом, стояла тут же, ожидая мужа.

— Извини меня, Петти, — попросил прощение Вернон, давая понять, что ему стыдно за свое поведение.

— Тебе всего лишь нужно было прийти домой пораньше, — обвиняющее заметила Петуния. — Но даже этого ты не можешь сделать ради нас с Дадли.

— Я все делаю ради и для вас, черт возьми, — сказал Дурсль, чувствуя, что раскаяние сменяется на раздражение.

— Я так ждала праздника Дадли, — запричитала его жена, выглядя глупо. — А ты все испортил. Как всегда.

— Ах, простите, ваше величество, — издевательски поклонился Вернон, теряя контроль над собой. — Оказывается, что это я всегда во всем виноват? Знаешь, я бы тоже не отказался вместо работы развлекаться целыми днями и устраивать дурацкие праздники по пустяковым поводам!

— Значит, день рождения Дадли для тебя — пустяковый повод, — потрясённо покачала головой миссис Дурсль.

— Но ему сегодня даже не год исполняется! — взорвался мужчина, бешено стреляя глаза. — Кто вообще отмечает сколько месяцев исполнилось ребенку? Извини, но у тебя от безделья совсем повылетали шестеренки.

— Сегодня еще день рождения моей матери, — тихо напомнила Петуния. — Маме исполнилось бы всего пятьдесят. Ей бы понравилось, что мы устроили праздник для ее внука. Для меня было важно провести этот день с семьей.

— Пет, я забыл, — виновато склонил голову Вернон. — Я не знаю, что произошло со мной в пабе. Как будто бес вселился.

— Не унижай меня своими отговорками, — попросила Петуния. — Я ценю, что ты делаешь для нас с Дадли и даже для Гарри, но я не хочу с тобой сейчас разговаривать.

Жена поднялась наверх, оставив его одного со своими мыслями. Вернон понимал, что погорячился и не только своей выходкой, но и словами обидел Петунию, но и она хороша! Сегодня-завтра его признают банкротом, а она закатывает истерики, неизвестно, что, требуя, и не подозревая, как он сам нуждается в поддержки. Вернон присел на диван и не заметил, как провалился в сон.