Просто продолжай смотреть (джен)

Сеунг просыпался редко, ему не нравилось возвращаться в реальность. Юна умерла, как он собирался жить без нее? Он не чувствовал себя собой, тело болело и отказывалось повиноваться, и оттого, что они поменяли что-то, даже его лицо выглядело странным и чужим.

В тот день он, как обычно, проснулся оттого, что экран коммуникатора засветился и трижды прозвонил сигнал напоминания. В это время каждый день на этой неделе выходило их шоу. Хорошо было снова видеть Юну живой. Он собирался смотреть и сегодня, хотя выходил последний эпизод.

Нажав несколько раз на экран коммуникатора, Сеунг уставился на засветившуюся на стене заставку. Играла мрачная техномузыка, камера словно летела между нарисованными деревьями, потом оставалась только надпись: “Сто Двадцать Пять Тысяч Шагов”.

Эпизод начинался там же, где закончился предыдущий. На реке. Закадровый голос мягко журчал, поясняя происходящее — Сеунг не мог разобрать ни слова, он только видел, как снова отталкивает Юну, и пуля попадает ему в руку. Сердце билось, как сумасшедшее, он едва мог вдохнуть, но даже не замечал этого. Вид был с его линз. На экране мелькал лес, хаотически, бессмысленно, ворота ангара открывались черным провалом, поглощая экран.

Слышался смех, сперва слабо, потом все сильнее. Судорожный вдох — изображение восстанавливалось. Юна смеялась, неестественно растягивая губы, скрывая за этой улыбкой надлом и чудовищную усталость, от которой Сеунгу становилось больно. Она сидела на бетонном полу, задыхаясь от хохота, и никак не могла успокоиться, показывая на его изуродованный локоть.

— Тебе что, очень больно?… Наверное, можно разогнуть в другую сторону!

Изображение дрожало, кружилось. Огромное пространство вокруг них, колонны и бетонные стены. Сеунг вдруг осознал, какими измотанными они оба выглядели — у него так дрожали руки, что он едва мог писать свой код, его движения казались бессмысленными, то и дело он замирал, уставившись в пространство. Стационарная камера приблизила и показала Юну, наблюдавшую за его усилиями с мертвой усталостью в глазах. “Зачем он ей? Только сломанный, бесполезный человек”. Раздавались голоса, шаги. Это был конец.

На какую-то долю секунды у Сеунга возникла безумная надежда, что в этот раз Юна останется жива. Но вот она поднималась и уходила, ничего не говоря. К горлу подступили рыдания, ему так хотелось протянуть руку сквозь экран и остановить ее. “Она ушла, ничего не сказав — прощания ни к чему, когда оставляешь другого умирать”. Юна уже снаружи вдруг останавливалась с поднятыми руками, когда ее убийца направлял пистолет. “Но ее план не удался”.

Это была концовка. Сеунг не хотел смотреть, но не мог отвести взгляда от экрана. Грохотал выстрел. Она умирала снова, рядом с ее лицом на полу расползалось красное пятно. Сеунг прижал руки ко рту, свесился с кровати, его стошнило. Собственные воспоминания захлестнули его: Юна, ее улыбка, и потом только застывшие глаза, кровь, заливавшая лицо и шею, промокшие слипшиеся волосы. Он обернулся обратно на экран, схватился за коммуникатор, перемотал назад. “Он больше не мог быть полезен ей”. Выстрел заставлял каждую жилу мучительно натянуться. Юна была мертва. Он так сдавливал экран коммуникатора, что ремень больно врезался ему в руку. “Он больше не мог быть полезен ей, и она ушла, ничего не сказав”. Тот же момент снова, выстрел. “Прощания ни к чему, когда оставляешь другого умирать”. Сеунг вдруг принялся отстегивать коммуникатор от своего запястья, с размаху бросил его, ударив о стену, и потом закрыл лицо руками. В палате было совершенно тихо, но он все равно слышал выстрел.

Чуть позже он пожалел, что выбросил коммуникатор — он не мог подняться, чтобы достать его, а ведь ему так нужно было снова увидеть. Медсестра зашла и помогла ему только спустя несколько минут, и он извинился перед ней за то, что отвлекает ее. Потом Сеунг закрепил коммуникатор на запястье и снова запустил видео.

Тогда он в первый раз услышал вдруг, о чем все это время говорил закадровый голос: “Он больше не мог быть полезен ей, и она ушла, ничего не сказав — прощания ни к чему, когда оставляешь другого умирать”. Они говорили это о ней. Они говорили, что она бросила его одного там и попыталась сбежать.

Под эпизодом строчками бежали комментарии: “Оставайся мертвой, Юна!” “Wtf! Просто wtf, нет слов” “that bitch be cold af” 💀 “Эмпатии у нее нет, садистка. Конечно, ей смешно, если человек мучается от боли” “damn hot tho” “За глазами ничего нет, пиздец” 🔥🔥🔥 “Последняя неблагодарная сука” “major fuck and flight situation” “Он же спас ее, а она бросила его и сбежала!” “fucking psycho” “Психопатка. На опасность не реагирует и улыбается — черт, теперь то понятно” “Она только делала вид, что любит его — а сама хотела использовать.” “Надеюсь, Сеунг поправится. Ужасно” “У меня от ее смеха мурашки по коже.” “Как верить после этого людям? Я думала, у них идеальные отношения — и потом такое” “Когда еще они Минхо встретили все было понятно…” “Как она притворялась, отыгрывала, мне она сначала нравилась — твою мать. Просто твою мать.” “Я рада, что она умерла!” “RI-fucking-P, cunt”.

Гнев был такой горячий, что, кажется, все внутри у него превратилось в уголь. Все эти люди верили в то, что показали в эпизоде. Ублюдки, как они могли.

Звонок проходил очень медленно, доводя его до исступления. Гудки словно живьем срезали с него кожу.

— Да? — деловитый тон комментатора, за который он с удовольствием размозжил бы ему череп.

— Это ложь, — выдохнул он. — То, что вы показали.

— Спасибо, что представился и объяснил, в чем дело, — протянул тот.

Сеунг едва заставил себя дышать.

— Сто двадцать пять тысяч шагов. Это ложь. Юна вовсе не….

— А! Сеунг! — перебил его комментатор. — Какую ложь, ты о чем?

— Юна вовсе не пыталась сбежать, — процедил Сеунг. — Она спасла мою жизнь.

— Ну если тебе нравится так думать…

— Посмотрите запись моих линз. Там все ясно.

— Ну слушай, — по голосу было ясно, что комментатору не терпится заняться другими делами, — я, мои коллеги и еще несколько техников посмотрели все раз по десять каждый. Не знаю, что тебе там показалось, но я бы на твоем месте вспомнил, что в твоих венах наркоты было больше, чем крови, и успокоился.

И тогда Сеунг вдруг понял, что никакой ошибки тут не было — они показали именно то, что и хотели показать. Эти выродки точно знали, какого эффекта добивались, делали вид, что Юна бросила его умирать там. Юна, столько раз спасавшая его. Тело стало легким — в первый раз он почувствовал, что способен на убийство.

— Вы точно знаете, что вы сделали, — проговорил он, — и вы за это заплатите.

Комментатор вздохнул, как будто у него больше не было времени с ним возиться.

— Я никак в толк не возьму, что ты так расстроен? — осведомился он. — Ты же жив, так найди какую-нибудь восемнадцатилетнюю инфлюэнсершу и трахай ее, пока не полегчает.

— Я расскажу им правду, — сказал Сеунг.

— Кому? Какую правду?

Но он уже отключился, не желая больше ничего слушать. Сердце снова быстро и болезненно колотилось. Все эти люди в комментариях безоговорочно поверили тому, что увидели в эпизоде. Он поднял коммуникатор на уровень глаз, нажал на запись. Трансляция началась с мягким кликом. В чат посыпались комментарии — он не обращал на них внимания. Впоследствии он плохо помнил, что сказал тогда — что-то о том, что все было не так, что Юна много раз спасала его, что это он подвел ее, бросил, не справился. Ему хотелось быть холодным и обстоятельным, но он не мог заставить себя говорить спокойно — от того, что ее больше не было, сердце разрывалось.

Слова иссякли, только до дна опустошив его. Он открыл чат, пролистал комментарии. “Ох, он все еще в больнице. Выздоравливай!” “Какой он сладкий!” “Ложь? Так она не смеялась?” “Она не пыталась уйти? Была вместе с тобой?” “Откуда ты знаешь, что она возвращалась? Ты уверен?”

Сеунг отвечал на эти вопросы, но они все равно продолжали приходить, те же самые вопросы, раз за разом. “Ты уверен?” “Сам подумай, это звучит, как бред” “Откуда ты знаешь?” “Совершенно безумно! Вообще не вяжется!” “Она психопатка! Она просто притворялась!” А потом в какой-то момент он вдруг понял, что не может больше. Больше сказать было нечего, а его ответы никого не убеждали.

Когда он выключил трансляцию, комментарии продолжали приходить. Они обсуждали друг с другом его слова, только больше убеждаясь, что не следовало им верить. “Он все еще любит ее, так грустно, я прямо плачу” “Мда, у него совсем крыша поехала” “А это только я или он безумно красивый?” “Нет, не только…” “Она в лицо ему смеялась, а он все еще уверен, что она спасла его…” “Надеюсь, он в конце концов поймет” “Не понимаю ни слова но, пожалуйста, не останавливайся!” “О май, он точно красивее, чем Тайджи…” “Очень жалко, его так ужасно ранили” “Wow, so handsome!” “Забудь ее, Се! Она недостойна тебя!” “Кошмар, бедный парень” “Ну почему самые горячие парни всегда отбитые?” “Краш! Краш! Краш!” ❤️❤️❤️

Он не запомнил, сколько времени пролистывал комментарии, пытаясь найти хотя бы одного человека, который верил ему, пока в конце концов не смог больше читать.