Истории, рассказанные шёпотом (джен)

Горетобер, день восьмой: рана от стрелы Канон: Махабхарата (Лесная книга, главы 39 — 41 «Сказание о Кирате»)

Лицо Шивы оставалось спокойным, даже отрешённым, лишь лёгкое напряжение мышц выдавало, что в его разуме возникло какое-то желание, и теперь он размышлял, избавиться от него или поддаться разнообразия ради: из этого могла выйти интересная лила.

Парвати приблизилась, неслышно ступая, принялась разминать ему шею. Шива не вздрогнул — застать его врасплох у неё ещё ни разу не получилось. А прятаться от него и вовсе было бессмысленной затеей.

— Почему ты просто не сделаешь вид, что не знаешь, где я? — возмущалась она.

— Зачем? — недоумевал Шива. — Если я всегда тебя вижу и слышу…

Парвати вздыхала и за играми в прятки бежала к подругам. Танцевать же она предпочитала с мужем. Недаром его прозвали Натараджей — господином танца. Чтобы не причинить разрушений, Шива выбирал окраину трёх миров, где не обитали живые существа, либо те места, где ожидался камнепад или сход лавины, и полностью отдавался неистовой пляске.

Парвати часто присоединялась к нему: предчувствие танца зарождалось в области сердца, и воздух вибрировал в предвкушении.

Сейчас она ощущала иное — как бездействие стремилось превратиться в действие: Шиве хотелось размяться, показать свою удаль и не сдерживать мощи, опасаясь покалечить противника. Парвати предложила бы ему поединок — в образе свирепой воительницы Кали — но она знала: Шива откажется. Он научил бы её новым приёмам; сражение же с собственной женой в его представлении выглядело адхармой. Он и спорить-то с ней не любил — разве что это требовалось для блага вселенной. Парвати был известен единственный воин, обладавший не только нужными умениями, но и располагающий временем.

— Сын Панду Арджуна ищет твоей милости, — как бы между прочим заметила она. — Несколько месяцев он питается одним воздухом, стоя без всякой опоры на кончиках пальцев ног, воздев к небу руки и бесконечно вознося тебе хвалу. Поединок достойно завершит его тапасью. Так мне кажется, о Шанкара!

— Я тоже думаю так, прекрасная умом и телом, — улыбнулся Шива.

— Чего же ты ждёшь?

— Мудрецов, — последовал краткий ответ.

Парвати сокрушённо покачала головой. Правила этикета, чтоб их асуры в Паталу унесли. Невместно богу богов по собственной прихоти являться подвижнику и предлагать померяться силой ради взаимного удовольствия. Сам по себе этикет Шиву ничуть не заботил. Однако в будущем деяния Пандавов станут частью великого сказания, поэтому следовало соблюдать хотя бы минимальные приличия.

— Что-то сии учёные мужи не торопятся, — буркнула Парвати. — А пора бы: от аскезы Арджуны уже стороны света дымятся.

— Они скоро придут, — успокоил её Шива. — И пусть наша гора, несомненно, совершенна во всех отношениях, всё же она не может похвастаться пологими склонами…

Когда запыхавшиеся мудрецы наконец припали к его стопам с громкими мольбами:

— Жар подвижничества сына Панду жжёт нас; спаси, воспрепятствуй ему, о Владыка богов! — Шива и Парвати с облегчением переглянулись.

— Успокойтесь, почтенные, Арджуна не задумал ничего дурного. Ныне я исполню всё, чего он добивается, а вы возвращайтесь в свои обители, — и, облачившись в одежды, подобающие киратам — охотникам, — Шива и Парвати исчезли.

~*~

Когда они появились в лесу, где Арджуна совершал свой аскетический подвиг, замолкли птицы и реки остановили свой бег. Рассудив, что Шива не горит желанием оповещать всех о своей божественной природе прямо сейчас, и прежде чем на них пролился цветочный дождь, Парвати взмахнула рукой. И снова раздался птичий гомон, звон ручьёв и шелест ветвей.

Из-за дерева внезапно выскочил вепрь и бросился к Арджуне. Тот ловко увернулся от его острых зубов, схватил лежавший у ног лук, натянул тетиву:

— Ты напал первым и будешь убит, дикий зверь!

В руках Шивы также материализовался лук.

— Эй, охотник! — окликнул его Арджуна. — Первым приметил я этого вепря!

Шива молча усмехнулся. Пущенные ими обоими стрелы одновременно пронзили могучего зверя. Рухнув на землю (стрела Арджуны торчала у него изо рта, а стрела Шивы — из левого бока) вепрь принял истинный облик — асура Муки.

Не опуская лука, Арджуна воскликнул, обращаясь к Шиве:

— Кто ты такой? Зачем поразил мою добычу, нарушив законы охоты? Если ты хотел меня оскорбить, житель гор, ты за это заплатишь!

— Я прежде тебя выбрал сего зверя своей добычей, мой же выстрел и разлучил его с жизнью, — произнёс Шива. — Но если желаешь со мною сразиться, изволь: буду метать в тебя стрелы, а ты отвечай мне, насколько хватит сил.

— Не улыбайся, охотник. Запас моих стрел бесконечен, а лук мой Гандива славен во всех трёх мирах тем, что бьёт без промаха!

Парвати сознавала, что никакое оружие не способно навредить Шиве, если он сам того не позволит, и всё равно вздрогнула, когда на него обрушился ливень из стрел. Они растворялись, едва коснувшись бледной как камфара кожи, а Шива стоял с ликующим видом, словно на него сыпались лепестки, а не стрелы.

Вскоре Арджуна с изумлением обнаружил, что — небывалое дело! — запас их иссяк. Тогда он ударил Шиву луком, и Гандива исчез. Брошенные в «охотника» камни и вырванные с корнем деревья скользили по телу вниз, как скользит шёлк. Охваченный гневом, явно не в состоянии ясно мыслить, Арджуна выхватил меч.

Грех был смеяться, но Парвати не сдержалась, когда, опустившись на голову Шивы, меч, рассекающий горные породы, сломался пополам. От ярости изо рта Арджуны повалил дым. Сошлись врукопашную. Шива сдавил Арджуну в медвежьем объятии так, что тот пал без чувств на землю.

— Муж мой, — мягко сказала Парвати, — по-моему, ты перестарался.

Шива склонился над поверженным героем, приподнял ему веки и прислушался к дыханию.

— Его кости не сломаны. Он скоро очнётся. А пока я дарую ему божественное зрение, чтобы он смог узнать меня.

И правда, через несколько мгновений Арджуна открыл глаза. Взглянул на Шиву и молитвенно сложил ладони:

— Прости меня, Махадев! С желанием увидеть тебя пришёл я в этот лес и схватку затеял по незнанию, у меня не было намерения оскорбить тебя ни словом, ни помыслом…

Шива с улыбкой поднял его на ноги:

— Битва с тобой доставила мне великую радость. За меч свой, стрелы и лук не беспокойся! Твои колчаны, как им и должно, неиссякаемы, меч и лук целы. Это была моя майя. Доблестный воин, я доволен тобой. Проси, чего хочешь.

— Махадев, если ты действительно мною доволен, даруй мне своё оружие, которым ты уничтожил Трипуру. Да сражусь я им с Бхишмой, Дроной и сыном возницы, всегда язвительным в речах.

Шива посерьёзнел. На его ладони возникла тонкая светящаяся стрела. Пашупата.

— Нет предела могуществу этого оружия. Нельзя бездумно применять его против смертных и тех, кто слабее тебя — тогда оно сожжёт всю вселенную. Направлять его можно мыслью, взглядом или выпустить из лука, как обычную стрелу. Поклянись, что не применишь его без крайней необходимости.

— Клянусь.

~*~

И Шива научил Арджуну необходимым мантрам и заклинаниям.

— Я и моя супруга возвращаемся на Кайлаш. К тебе же придут остальные боги, чтобы даровать своё оружие, выполняя обещание, данное дэвраджем Индрой, — сказал он на прощание. — А пока ты ждёшь встречи с ними, верни на место деревья, которые ты вырвал с корнем — этот лес много значит для отшельников. Не хотелось бы, что он стал пустыней.