Безмятежные вечера (гет)

Вкус оборотного зелья на губах вызывал отвращение, которое только усиливалось, когда я увидел особняк, который облюбовали для себя слуги Тёмного лорда. Он был слишком хорош для них, слишком переполнен жизнью, хотя его хозяева несли лишь смерть.

— Мистер Глирс, что-нибудь случилось? Вам что-то нужно? — раболепно поинтересовался прыщавый мальчишка, выскочив мне навстречу. Его преданность умиляла, он так хотел жить в мире с сильнейшими, но выбрал для этого явно не ту сторону.

— Говорят, у вас появился интересный пленник? — совершенно не в пленнике было дело: здесь был последний крестраж, оделявший нас от победы. Присутствие пленника просто было хорошим поводом для визита.

— О, Вам она понравится, — усмехнулся мальчишка. Она. Значит, они схватили девушку, тогда понятно какого чёрта тут делает такая прорва мужиков. Открыв дверь особняка, я уверенно зашагал к кабинету. Однако судьбой мне, видимо, не было предначертано стащить крестраж так легко, как я планировал.

— Глирс, — от этого манерно растягивающего гласные голоса меня чуть не вырвало, но я нашёл в себе силы, чтобы развернуться к собеседнику лицом.

— Люциус, — безразлично кивнул в ответ, хотя хотелось запустить в него пыточным заклятием, наслаждаясь его действием на этом белобрысом снобе.

— Пришёл отменить нашу победу или разделить добычу? Ну-ну не надо так смотреть на меня, твой интерес весьма понятен. Идём, я думаю, никто из ребят не будет против, если первым станешь ты, — совершенно неаристократично заржав, Малфой потащил меня в направлении, совершенно противоположном моей изначальной цели.

— Господа, пожалуй мистер Глирс достоин того, чтобы первым начать наш бал. Ведь именно его деньги были потрачены на это дельце, — куча пьяных мужиков одобрительно загудела и меня толкнули в открывшуюся дверь комнаты. Первое, что бросилось мне в глаза, когда я залетел внутрь, это ковёр: грязно-серого цвета, а уже потом огромная кровать и прикованная к ней, избитая и окровавленная вейла. Флер! Флер, которой не должно было быть в этой стране.

Я чувствовал, как тросы дёрнули якорь и он вырвался, так как уже не мог считать день смерти Билла самой глубокой и прочной ямой. Рога и лапы рвали мне сердце, заставляя судорожно соображать, пытаться снять с неё цели, залечить раны. Защитить свой крестраж даже ценой крестража Тома, пусть он живёт ещё пару лет, только бы увести её отсюда. Только бы она жила где-то, давая мне надежду на то, что однажды ещё все можно будет исправить.

— Черт побери, Флер, ты должна была быть уже во Франции вместе с дочерью, почему ты здесь? — озлобленно шипел я, пытаясь излечить её увечья. Гремели от потуги цепи: нам не преодолеть этого препятствия живыми.

— Гарри? — голос был хриплым, надорванным. — Что ты здесь делаешь? Ты не должен меня спасать, уже ничего не изменить.

— Рано отчаиваться, это всего лишь цепи, — рана на животе не поддавалась исцелению, наверное, постарался Ширкан со своим ножом, смазанным ядом. Наши с ней оголённые сердца знали, что последует, знали, что разобьются сегодня навсегда.

— Убей… Убей его, уничтожь, заставь страдать, заставь кричать от боли. Пусть он переживёт все то, что пережили мы, — хрипло вздохнув, Флер злобно улыбалась, смотря на меня. — И прошу тебя, Гарри, позаботься о Мари…

— Я обещаю, — слезинки предательски катились по моим щёкам.

— И ещё, Гарри, не дай им… — её голос дрогнул, но я и сам знал, что должен был сделать. Наша с ней история любви закончилась совсем не так, как хотелось бы.

— Встретимся на небесах, Флер, — слабый поцелуй в лоб и два чёртовых слова: Авада Кедавра. Голубые глаза закрылись, и только слабая улыбка застыла на её губах, которых мне уже никогда не поцеловать.

Без неё мне было не жить и я не жил изо всех сил стараясь попасть под луч чужого проклятия. Чтобы он освободил меня от боли и отчаяния, от вечных кошмаров о том, что я сделал, от осознания того, что моя любовь её погубила. Погубила и её, и меня. Убивая очередного пожирателя, хотя война уже закончилась, а этих волшебников признали невиновными во всем, что они творили, я знал, что подписываю себе смертельный приговор. Я наслаждался каждым росчерком в нем, слишком много в моей короткой жизни было боли, чтобы жить с нею дальше.

Сдаваясь аврорам, когда они неожиданно появились на очередном месте преступление вовремя, мне было все равно, что будет дальше. Все камеры в Азкабане одинаковые, лишь надежды узников в них разные. Моя была эфемерной, ведь у меня был только конец распушившейся верёвки и надежда, что там за гранью, нам с Флер удастся связать все перетёртые нити воедино. Я с нетерпение ждал того дня, что приведёт меня к ней. Рога якоря, раздирающие моё сердце, теряли свою хватку, ведь жить мне оставалось недолго, а больше боли, чем есть уже быть не могло.

Солнце входило над концом моей жизни, раньше я никогда не обращал внимания на его восходы. Наверное, просто никогда не вставал так рано, чтобы увидеть. А вот сегодня мне не спалось и я, сосредоточенно ловил каждое изменение, произошедшее на небе. Едва заметная зыбка между тьмой и светом, ночью и днём: золотисто — красный луч, осветивший на миг моё лицо, успокоивший ещё трепетавшее сердце. Выше и выше поднимаясь, солнце неумолимо приближало к концу мою жизнь, знаменуя начало нового дня.

— Пора идти, — голос аврора звучит «почти» безучастно.

Мои палачи приближаются: чувство холода и одиночества обволакивало, заставляя страдать от замелькавших в сознании воспоминаний, но и упиваться ими, ведь скоро все, наконец, закончиться. Судорожно втянув морозный воздух, я невидяще поднял глаза к небу, а холод от прикосновений дементоров полностью сковал моё тело, делая его хрупким и ломким. Они делали вздохи синхронно, забирая у меня силы, пока, наконец, один не наклонился к лицу. Оставшиеся крупицы тепла, забирая все мои воспоминания и душу, ускользали из тела, устремляясь куда-то в тёмную сущность дементора. Последний выдох, что я сделал осмысленно, отдал ВСЕ без остатка, не позволив забрать, лишь мой распушившийся конец верёвки.