Все будет хорошо... (гет)

— Глупо было надеяться, что это поможет… — Пробормотала девушка, выходя из палатки под бархатно-черное ночное небо. — Хотя, с какой стороны смотреть…

Гермиону разбудил кошмар. Липкий, мокрый, состоящий из событий произошедших и событий, не имевших место быть, но от этого не менее страшных и болезненных. Ведьма бросила на землю плед, поправила на плечах шаль и облокотилась спиной о знакомый уже ствол яблони, подтянув колени к груди. Руки грела большая кружка крепкого чая...

Однако сегодняшняя ночь имела существенное отличие от тех, предыдущих, в которых она так же просыпалась от страшных снов: сегодня она могла дышать. Стало быть, от её ежевечерних посиделок у костра все таки был прок…

Рональд наивно полагал, что его жену не мучают приходящие во снах воспоминания, связанные с войной, он просто не знал… Гермиона никогда не кричала. Просыпалась от того, что её легкие вот-вот должны были разорваться криком, но до звука не доходило. Девушка судорожно зажимала себе рот, тихо-тихо, чтобы не разбудить спящего мужа, покидала комнату и, минуя смежный со спальней туалет, спешила в ванну на первом этаже. Ей очень не хотелось, чтобы Рональд слышал, как её выворачивает на изнанку, как она негромко воет, разбивает в кровь руки о мокрый кафель, прокусывает губы, пытаясь хоть так вызвать слёзы. Но глаза оставались сухи, всегда…

А потом ведьма сидела в темной гостиной, обняв ладонями ледяные ступни, и тупо пялилась в пустоту перед собой. Заставляла себя дышать.

Вдох. Пауза. Выдох. Пауза.

Так легко… И так чертовски трудно!

Сидела и считала потраченные на это секунды. Ровно двенадцать — цикл: три на вдох, три на выдох, по три на паузы… Это занимало мозг, но не унимало боль. Она сидела, скорчившись в кресле, окоченев от холода, но не разводила камин, ведь в его пламени она видела продолжение своего сна… Её тело вновь и вновь сводило судорогой. Колдомедики сказали — остаточное явление примененного к ней Непростительного. Обнадежили: со временем пройдет. Не проходило…

Её отпускало только под утро. Иногда она сразу шла на кухню готовить завтрак, а порой возвращалась в супружескую постель, стараясь прижаться как можно ближе к горячему телу мужа, и согреться, наконец. Рональд недовольно бурча что-то о том, что она опять умудрилась раскутаться и замерзнуть, не просыпаясь, подминал её под себя… Становилось легче, кошмар забывался, чтобы вернуться через неделю, месяц, два…

А вот Рон не просыпался, страшные сны не отпускали его. Парень стонал, кричал, метался по постели, но проснуться не мог, и Гермиона либо будила его, либо пыталась успокоить — когда что удавалось. Если муж просыпался, это, как правило, заканчивалось жестким сексом, доставляющим больше боли, чем удовольствия, и ей, и ему. Так он доказывал им обоим, что всё ещё жив. Что они все ещё живы…

Сегодня ночью она проснулась не от подступающего крика, и боли не было, возможно её смыли, наконец, пролитые слёзы. Осталась только апатия…

Абсолютно черное небо. Полное отсутствие звезд и луны… И невозможная тишина, словно природа чувствовала, что Гермионе сейчас меньше всего нужны звуки и свет.

В нынешнем кошмаре не было ничего необычного. Её вновь пытала Белла. Она снова убегала от Волдеморта по заснеженной Годриковой Лощине, волоча за собой полубессознательного Гарри. Она опять стояла на коленях перед распростертым на окровавленном пыльном полу визжащей Хижины Снейпом, судорожно пытаясь вспомнить хоть что-то, способное спасти его… Но она так же видела то, чего не было. То, что выдумало её покалеченное войной сознание, трансформировав воспоминание. Она проснулась, потому что в гостиную Норы Ремус Люпин внес мертвое тело Джорджа…

О! Она прекрасно помнила тот день!

Тем утром её разбудила Джинн, Гермиона уже больше недели жила у Уизли и делила комнату с будущей миссис Поттер. Завтрак прошел в напряженном молчании. Все знали о том, что должно было свершиться вечером, все прекрасно понимали, что это может достаточно плачевно кончиться, а близнецов не было: они хоть как-то разрядили бы обстановку, нарушив тишину неуместными шутками…

Ближе к обеду стали подтягиваться Орденцы: Ремус и Тонкс, Фред и Джордж, Кингсли и Хагрид, Грозный Глаз… Дольше всех ждали Флетчера… Мундугус появился в последнюю минуту, трясся от страха, как забитая дворовая шавка, Гермиону всегда выводили из себя эти его маленькие, вечно бегающие глазки… Если бы тогда она, они все, знали, что этот трус погубит Аластора Моуди!

Старый Аврор, беспрестанно вращая своим волшебным глазом, заставлявшим близнецов тихо подхихикивать, ещё раз поведал собравшимся план действий, и Орденцы отправились на Приват Драйв к дому Дурслей, оставив в Норе бледных Молли и Джинн…

Как же было страшно! Сколько трудов ей стоило держать себя в руках и не показать никому свой постыдный страх… Как она была благодарна близнецам! Наверное, впервые за столько лет знакомства, она находила их шутки полезными, более того — необходимыми.

Строгий, грубый голос Грюма, в сотый раз для них и в первый для Гарри, объяснявший необходимость и последовательность их действий. Упирания Поттера… Смех Фреда и Джорджа…

Она помнила, словно это было вчера, как её тело трансформировалось в тело Золотого Мальчика, как резко ухудшилось её зрение, как она стояла в центре тесной для такого количества людей гостиной родственников Гарри, ощущая, как больно вдруг сдавили бедра узкие джинсы, оказавшиеся явно не по размеру её другу…

А ещё она помнила, как один из мнимых Поттеров, проходя мимо неё ко входной двери, крепко сжал ей руку… И Гермиона, думала было, что это Рон, а потом поняла — Джордж…

И вот ведь что странно, она почти не помнила свой полет с Кингсли… Было холодно, ветрено. И страшно… Но что конкретно происходило, девушка не помнила…

А потом была Нора, и она как сейчас видела Шекболта и мистера Уизли стоящих друг против друга со вскинутыми палочками, растерянного Хагрита, тщательно скрывающего свою тревогу Гарри и бледное лицо миссис Уизли…

Они с Кингсли оказались третьими, потом вернулись Флер и Билл, привезя с собой страшную весть о Моуди… Следующими на заднем дворе Норы появились Рональд и Тонкс, опоздавшие к порталу. А Люпина и Джорджа всё не было…

Полная тишина, они стояли и с надеждой смотрели вверх…

Две расплывчатые фигуры появились совсем не там, откуда их ждали. Первым Ремуса и безвольно обвисшего на нем Джорджа заметила Флёр, вскрикнув и прижав руку ко рту…

Тогда Гермионе показалось, что она разучилась дышать. Потом она не раз говорила себе, что это был просто страх и она испугалась бы так же за любого другого своего друга. Но позже, потеряв Фреда, Тонкс она не испытывала такого парализующего ужаса… Девушка списала это на кошмар войны и то, что в тот день подобная ситуация была впервые. А вот сегодня, после посетившего её кошмара, она вдруг удивилась этой разнице, но мысли напоминали вязкий кисель, чертовски сложно было думать, и ведьма не стала анализировать, решив вернуться к этому позже…

Она помнила, как Билл и Кингсли подхватили Джорджа с ослабевших рук Люпина и внесли в дом, как его уложили на старый маленький диван, с которого комично свешивались длинные ноги раненого. Помнила бледное лицо Фреда, непонимающе уставившегося на брата, расширенные зрачки светлых глаз мистера Уизли… Помнила искалеченную голову Джорджа, его окровавленное лицо… Слышала строгий и не к месту спокойный голос Молли, велевший всем убраться и позволить ей оказать сыну помощь. Помнила, что хотела и не смогла уйти, словно вросла в пол перед испачканным кровью диваном.

— Да, Гермиона, останься с ним. — Попросила миссис Уизли перед тем как уйти за необходимыми зельями и бинтами.

Девушка опустилась тогда на колени, стараясь не дать волю слезам, понимая, что они сейчас будут отнюдь не кстати. И как ни пыталась, она не могла отвести взгляда от кровавого месива на месте левого уха молодого человека… И заметила, что он пришел в себя, лишь почувствовав пристальный взгляд голубых глаз…

— Джордж… — Прошептала она, и что есть силы прикусила губу, чтобы удержать вот-вот готовые пролиться слёзы.

— Герм… — Слабо произнес он. — Всё удалось?

И ведьма смогла лишь кивнуть, не надеясь на голос.

— Вот видишь, как всё замечательно… Я же говорил. — Молодой человек поморщился и усмехнулся немного удивленно. Закрыл глаза. А она испугалась, вцепилась в него и, ей показалось, закричала: «Джордж!» но с губ сорвался лишь шепот, его вполне хватило, чтобы парень с укором посмотрел на неё:

— Брось, Герм… — Он тяжело поднял руку, липкую от его же крови, и скользнул по кудрявой макушке девушки, хотел, видно, потрепать, как обычно, да сил не хватило. — Все будет хорошо, обещаю…

Девушка кивнула, чувствуя, как по щеке стекла слеза…

А потом вернулась Молли, неся с собой кучу всяких скляночек и пузырёчков, и они в четыре руки обработали рану Джорджа. Гермиона помнила тихий, словно извиняющийся голос миссис Уизли, её слова сказанные скорее себе, нежели девушке:

— Я не могу вернуть ему ухо... Только не в случае, когда применена Тёмная Магия. Но все могло быть куда хуже… Он жив.

Джордж пришел в себя часа через три. Уже всё мало-мальски утряслось, уже все более менее успокоились, уже успели поднять бокал за старого Аврора… Вот только дурацкая шутка раненого про «лягуху» не нашла отклика. Даже Фред не оценил, да Джорджу это было и не важно…

* * *

Ухнула сова. Девушка поднесла к губам уже остывший чай, невесело усмехнулась… У Джорджа два уха. Каким-то образом близнецам удалось обойти темное проклятье Снейпа. Фред ухватился за слова Гарри о том, что профессор Зелий смог вылечить Малфоя после того, как Поттер, не думая, пальнул в него незнакомым ему заклятием Sectumsempra, ещё не зная насколько опасно оно. Кажется, Фреду отсутствие уха у брата мешало больше, чем самому Джорджу, отнесшемуся к собственному увечью более спокойно.

Гермиона передернула плечами: ночная прохлада перестала приятно холодить разгоряченную кошмаром кожу, и ведьма начала мерзнуть. Но уходить в палатку пока не хотелось, девушка лишь посильнее закуталась в мантию, продолжая всё так же сидеть на неаккуратно брошенном пледе.

Ощущение, что на неё кто-то смотрит, пришло внезапно, и сперва гриффиндорка испугалась. Она нервно оглянулась в поисках непрошенного наблюдателя, но в окружающей темноте разглядеть что-нибудь было совершенно невозможно… Да и не чувствовала Гермиона тревоги. Этот взгляд странно успокаивал, давал нелепое ощущение защищенности. В конце концов, Гермиона решила, что это чей-нибудь пес решил присмотреть за новым человеком.

Когда небо начало слегка светлеть на востоке, девушка решила отправиться спать, надеясь всё же отдохнуть перед сложным днем. Но прежде чем оказаться в своём временном жилище, Гермиона долго смотрела в ту сторону, где, как ей казалось, и находился неизвестный наблюдатель. Не то, чтобы ей было любопытно: заторможенный мозг, охваченный странной апатией, вряд ли был способен на анализ, а тело настойчиво стремилось в постель. Но не посмотреть она не могла. А потом, ведьма выплеснула в траву остатки остывшего чая и зашла в палатку…

* * *

Он стоял в тени старого клена, откуда был прекрасно виден темный силуэт девушки, сидящей у дерева. Он понимал, что это, по меньшей мере, неприлично, но уйти или отвернуться не мог, до слез напрягая глаза, стараясь в почти полной темноте первой летней ночи как можно лучше разглядеть пышноволосую девушку. Словно хотел навсегда сохранить в памяти хрупкую девичью фигурку.

Молодой человек грустно улыбнулся, когда Гермиона пристально посмотрела туда, где он находился, и парень вдруг поймал себя на мысли, что ему просто жизненно необходимо оказаться там, рядом с ней… Девушка некоторое время не отводила глаз от старого дерева, а потом, слегка покачав головой, забралась в палатку. А он печально ухмыльнулся, понимая, что она просто не могла не почувствовать чужого присутствия, но почему-то не испытывает по этому поводу тревоги, хоть и не знает того, кто за ней подглядывает.

Молодой человек некоторое время ещё стоял под клёном. А потом аппарировал к себе домой, где достал из бара прозрачную бутыль огневиски, решив, что несколько глотков крепкой жидкости не окажутся лишними и помогут ему заснуть…

________________________

* Некоторое отступление от канона, выраженное в искажении нескольких моментов шестой книги.