Клон (гет)

— Ха-ха-ха, ха-ха-ха-ха!

— Альбус! Я не вижу в этом ничего смешного!

— Простите великодушно, дорогая Минерва. Это я от радости. Значит, так и сказал: «мама»? А на Сибиллу — «папа»? Ха-ха-ха!

— Но почему он так сказал? Почему — «мама»? Не тётя, не Минерва, не мисс Макгонагалл?

— С клонами такое бывает. Их взросление происходит очень быстро, буквально за минуты, но первые реакции остаются детскими. И потом, вы действительно ему, в некотором роде, мама.

— Да, а Сибилла — в некотором роде — папа? Так получается?

— Здесь сложнее. А ведь я просил вас привлечь Аберфорта. Тогда у мальчика была бы полная семья.

— Семьи бывают разные.

— Да, я слышал о таких. Кажется, у магглов они называются «шведскими». Так, что было потом?

— Он потребовал объяснений. А я не была к этому готова! Почему он начал задавать вопросы? Почему мы с вами никогда не обсуждали, что говорить клону после рождения? Почему?!

— Видите ли, дорогая, я не мог предвидеть его реакцию. Да и никто не смог бы!

— Но ведь вы раньше проделывали этот опыт… Или нет? — Минерва подозрительно посмотрела на портрет.

— Понимаете, мои знания в этом вопросе, в основном, теоретические. Однако я был единственным, кому Фламель доверил свои наработки.

— А сам Фламель закрепил свои знания практикой? Он создавал клонов?

— Да… Я тому свидетель.

— Вы видели сами?! И как это было?

— Это долгая история.

— Так. Вы должны мне всё об этом рассказать. Сейчас.

— Да, да, Альбус, расскажите, расскажите обо всём. Это чрезвычайно важная информация, — сказал с портрета Финеас Найджелус. И тут же остальные бывшие директора Хогвартса перестали делать вид, что спят, и загалдели со своих портретов, что Дамблдор просто обязан просветить их в этом вопросе.

— Хорошо, я расскажу.

* * *

Альбусу Дамблдору было всего пятнадцать, когда он начал вести научную переписку с выдающимися магами того времени. Большинство из них лишь вежливо благодарили за оказанное внимание и интересные идеи, на чём общение и заканчивалось. И только единицы сумели разглядеть в нём не назойливого выскочку, а одарённого и трудолюбивого юношу с блестящими перспективами. Среди этих провидцев был и Николас Фламель. Он был столь любезен, что пригласил Альбуса погостить в своей резиденции на Зелёных холмах. Тот приехал на Рождество и был поражён тем, что, несмотря на зиму, вокруг замка Вальдус, где жил выдающийся волшебник, царила настоящая весна с пением птиц, журчанием ручьёв и белопенным цветением вишен.

Фламель оказался худым, поджарым мужчиной лет пятидесяти (хотя, на самом деле, был в десять раз старше), со странными пронзительными глазами необычного золотистого оттенка. Наверное, когда-то они были ярко-карими. Было ощущение, что от его взгляда невозможно ничего утаить. Тепло поприветствовав гостя, он вдруг спросил:

— Как себя чувствует твоя сестра?

— Откуда вы знаете про Ариану? — изумился Дамблдор.

— Не удивляйся. Мне открыты многие тайны этого мира. Стоит посмотреть на человека, и я знаю о нём практически всё.

— Всё?!

— Да. Это тяжкое бремя… Ни друзей, ни любовниц. Зато — никаких жадных родственников, алчущих наследства.

— Это, безусловно, плюс.

— Да, — Фламель улыбнулся, — так что с твоей сестрой? Мне просто интересно, что ты сам думаешь об этой ситуации.

— Она не в себе… Безнадёжна.

— Надежда есть всегда.

После вкусного рождественского ужина хозяин пригласил Альбуса в святая святых — лабораторию, соединённую с оранжереей. Разглядывая необычные растения, Дамблдор неожиданно почувствовал боль в руке — порезался об острый как бритва лист гигантского плюща, который почему-то оказался совсем рядом, а потом, как ни в чём не бывало, скрылся в зарослях. Фламель бросился к юноше с пробиркой и собрал у него немного крови, потом провёл рукой, что-то прошептал, и рана тут же исчезла.

— Извини, мой дорогой, старая привычка — собирать любые жидкости. А человеческая кровь — ценнейший ингредиент, жаль будет, если пропадёт.

У юного Дамблдора никогда не было столь интересных каникул. Фламель разговаривал с ним, как с равным, рассказывал о своих открытиях, терпеливо и внимательно выслушивал его мнение по вопросам алхимии. Когда настала пора прощаться, он крепко пожал Альбусу руку и задумчиво произнёс:

— Таких юношей, как ты — один на миллион. Тебе не кажется, что это несправедливо? Как бы мне хотелось, чтобы вас — талантливых и пытливых молодых людей было больше.

Дамблдор счёл его слова комплиментом. Помахав рукой, он, окрылённый, аппарировал в Хогсмид. Тогда он и понятия не имел, что история получит продолжение.

Через несколько месяцев он получил письмо, в котором Фламель просил его приехать на летних каникулах, чтобы ассистировать ему в лаборатории.

В знакомом помещении с оранжереей стоял огромный продолговатый котёл, в котором Альбус увидел… себя! Сходство было поразительным. Однако присмотревшись повнимательнее, можно было заметить, что черты лица бледного юноши в прозрачной жидкости были тоньше и изящнее, а линии губ и подбородка свидетельствовали о чувственности и упрямстве. «Падший ангел», — подумал Дамблдор.

— Ну как, нравится? — Фламель гордо улыбнулся. — Я немного подправил внешние черты, но в целом, он — твоя копия.

— Кто это? — ошарашено спросил Дамблдор.

— Твой клон. Через пару дней ты познакомишься с ним, так сказать, воочию.

Через два дня клон ожил. Он был слаб, как новорождённый, ничего не говорил и почти не двигался. Они выхаживали его, как могли; но тот таял на глазах, и, казалось, вот-вот угаснет. Когда все средства были исчерпаны, Фламель решился на последнее:

— Сегодня дадим ему «Эликсир жизни» на основе философского камня. Он либо умрёт, либо будет жить очень долго.

Эликсир подействовал. Клон пошёл на поправку. Через пару недель он уже ходил по замку, разглядывая все его закоулки, как любопытный котёнок. Через три дня он обрёл речь, повторяя за всеми сказанное и смешно коверкая слова. Вскоре это был обычный парень с свойственными подросткам всплесками неконтролируемой магии и ломающимся голосом. Дамблдор узнавал и не узнавал в нём себя. Временами клон напоминал ему Аберфорта, и Альбус ловил себя на том, что испытывает некоторое снисхождение к этому существу.

Потом всё изменилось. Клон стал проявлять блестящие способности к магии, быстро всему учился, и даже превзошёл в сообразительности своего прототипа. Он, как пронырливый зверёк, был повсюду, вникал во всё, интересовался всем. Неожиданно Альбус впервые в жизни почувствовал себя в тени другого. Фламель был горд достижениями своего создания и подумывал о том, чтобы усыновить его. Они вдвоём всё чаще запирались в лаборатории, постоянно шушукались и смеялись понятным только им шуткам. Дамблдор ощутил витавшее вокруг него отчуждение и понял, что остаток каникул ему придётся провести дома. Когда до начала учебного года оставалась неделя, и Альбус не знал, куда себя деть, скучая в обществе брата и сестры; неожиданно прилетела сова от Фламеля. Тот снова приглашал к себе обсудить важные вопросы.

Фламель выглядел растерянным и расстроенным.

— Ты представляешь, он пытался соблазнить мою жену. Мою жену! Мою жену!!!

— Зачем? — изумился Альбус: миссис Фламель не была ни молодой, ни красивой.

— Ха! "Зачем". Чтобы стащить философский камень!

— Неужели?!

— Да. Мне пришлось избавиться от него.

— Что вы сделали?! — ужаснулся Альбус.

— Не волнуйся, у меня рука бы не поднялась на собственное творение, хоть он и оказался маленьким мерзавцем. Я отправил его к внучатому племяннику, Василю. Он — преподаватель в Дурмстранге.

— Но как вы объяснили происхождение клона?

— А, у меня целая толпа родственников по всему миру. Никто не удивится появлению нового фаворита. Василь позаботится о нём, сделает документы, купит палочку, устроит на учёбу. Я рад, что не скоро увижусь с Геллертом.

— С кем?

— С Геллертом Грин-де-Вальдом. Так я его назвал. Геллертом звали моего деда, царствие ему небесное. А Грин-де-Вальд — в честь места рождения — замка Вальдус на Зелёных холмах.

* * *

— Что?! Вы хотите сказать, что Грин-де-Вальд — ваш клон?! — Минерва Макгонагалл даже привстала с места.

С портретов зашумели бывшие директора Хогвартса.

— Увы.

— Это настолько неожиданно, что я… Я не знаю, что сказать!

— А что было дальше? — спросил Финеас Найджелус

— Да, да, что же дальше? — загалдели почтенные старцы с картин.

* * *

Фламель рассказал, что долго искал истоки вероломства клона, и проведя несколько бессонных ночей, понял, что неверным был подход к сбору основной субстанции.

— Понимаешь, кровь — это самая важная жидкость организма, она содержит в себе всю накопленную информацию, но она помнит и боль. А боль может исковеркать сознание настолько, что в характере клона возобладают худшие черты, что были свойственны прототипу, но не проявлялись в силу моральных табу.

— То есть вы считаете, что я тоже мог бы поступить с вами так же, как он?

— Ну что ты, мой друг, конечно нет! Однако я уверен, что, получи ты дурное воспитание, ты стал бы таким же коварным, хитрым и бессердечным манипулятором, каким оказался Геллерт.

— Я никогда не стану таким!

— О, я в этом уверен! Мне жаль, что так вышло. Клонирование взрослого человека — замечательная идея. Я хотел осчастливить многих. Люди теряют близких без всякой надежды на возвращение. Как ты думаешь, обрадовалась бы твоя бедная мать, если бы ей вернули мужа? В дальнейшем я надеялся разработать метод изменения сознания клонов настолько, чтобы избавляться от многих пороков, свойственных исходным людям, и болезней, которые приносят им страдания! Я мог бы помочь твоим близким уже сейчас! Но я ошибся на основной стадии. Предстоит ещё много работы. Ты поможешь мне?

— Я готов! — воскликнул Альбус.

— Отлично. У меня для тебя будет особое поручение. Ты должен будешь завязать переписку с Геллертом. Подружись с ним. Необходимо изучать его поведение в непосредственном общении с прототипом. Но об этом никто не должен знать.

В течение всего года Альбус обменивался письмами с Грин-де-Вальдом. Тот охотно и многословно отвечал, восхищая едкими, но остроумными замечаниями и завораживая великолепными идеями. Незаметно Дамблдор увлёкся, не представляя жизни без этих писем. По окончании Хогвартса он планировал отправиться к Геллерту в гости.

Смерть матери изменила все планы. Фламель посредством своей дальней родственницы Батильды Бэгшот устроил Геллерту каникулы в Годриковой лощине. И Альбус увлёкся не только идеями клона, но и им самим. Мысль о том, что он влюбился, в общем-то, в самого себя, конечно, иногда коробила, но в семнадцать лет многое кажется естественным. Дамблдор видел в Геллерте ту бесшабашность и свободу, на которые сам никогда бы не отважился. Часто они уединялись где-нибудь в укромном уголке леса и воздавали должное взаимной страсти. Об этом не знал никто, даже Фламель, которому он посылал еженедельные отчёты. Однажды Грин-де-Вальд, которому до всего было дело, обнаружил недописанное письмо Фламелю и устроил Альбусу допрос. После этого последовала бурная сцена с выяснением отношений, и Дамблдор увидел совсем другого человека — жёсткого, бессердечного и способного на всё. На крики прибежала Ариана, а за ней — Аберфорт...

Гибель сестры тяжёлым грузом легла на плечи. Альбус понимал, что, даже если роковое заклятье было выпущено не из его палочки, а из палочки Геллерта (брата он в расчёт не брал), всё равно, его вина несомненна. Возможно, в глубине души Дамблдор так тяготился своими родственниками, что желал им смерти. А это желание передалось клону. Теперь он осознал, каким может стать, если будет следовать только своим эгоистичным стремлениям. Грин-де Вальд исчез, и Альбус решил стереть в своём сознании всё, что связывало его с клоном. И даже когда Аберфорт разбил ему нос, он не стал обращаться к колдомедикам, чтобы те вернули ему прежний облик. Он не хотел быть похожим на Геллерта даже внешне.

Между тем, Фламель продолжал работать над созданием новых клонов, а Альбус, скрепя сердце, стал его единственным наперсником. В итоге, после нескольких лет неудач, была выведена та самая формула, которую мисисс Макгонагалл и увидела на пергаменте, спрятанном в хранилище триста двенадцать банка Гринготтс. Правда, к моменту открытия Дамблдор совсем закрутился с делами Хогвартса и ордена Феникса, а сам Фламель был настолько занят тяжбой с родственниками, что про чистые испытания не было и речи. Поэтому во многом работа Николаса оставалась теоретической.

* * *

— Вот так-то вот, — подытожил Дамблдор.

— Какая удивительная история, — Найджелус всхлипнул и вытер нарисованным кружевным платочком влажные глаза.

— Но мы отвлеклись. Так что вы сказали клону, Минерва? — в голосе Альбуса послышались обычные деловые нотки.

— Э-э… Мне пришлось импровизировать.

— Ну и?

— Я сказала, что у него была потеря памяти после... после трагической кончины его папы.

— А кто у нас папа?

— Кто-кто… Вы!

— Лихо! А вы — всё-таки… — Альбус чуть наклонил голову, не сводя глаз с Минервы.

— Да, а я — мама! А Сибилла — тётя, троюродная.

— А что, нормально, — кивнул Дамблдор.

— Ну, вот. Значит, ваша смерть настолько потрясла мальчика, что он решил покончить с жизнью и спрыгнуть с Астрономической башни, но за миг до столкновения с землёй его удержала в воздухе Сибилла, и он лишь сильно ударился головой. В результате — потеря памяти и несколько месяцев интенсивной терапии. А поскольку в Мунго сейчас небезопасно, его оставили здесь на попечение мамы и тёти, а факт суицида скрыли от всех, чтобы не травмировать его в дальнейшем. Да! Ещё у него есть брат-близнец, который не знает о его существовании, поскольку был украден во младенчестве негодяем по фамилии Снейп! И по странному стечению обстоятельств мальчикам дали одинаковые имена. Ух!

— Полный Болливуд!

— Да, я знаю, что звучит как бред спятившей горгульи! Но что я должна была ему сказать?

— Надо было оглушить его, а потом прийти ко мне посоветоваться.

— Что? Так обращаться с ребё… В смысле, с человеком, у которого и так никого нет на свете?! — Минерва была возмущена до глубины души.

— Шучу, шучу. Что ж, мы выяснили главное: клон здоров, вменяем и будет слушать вас, как собственную мамочку. А теперь скажите, у него есть чёрная метка?

— Да, что-то такое есть на руке.

— Отлично. Сейчас ему необходим покой и много зелий для поднятия общего тонуса. Он ведь слаб ещё?

— Я бы не сказала. Сибиллу он собственноручно перенёс на кровать.

— Зачем? — на лице Дамблдора отразилось недоумение.

— Вовсе не затем, о чём вы подумали. Просто, ей стало плохо... — О своём обмороке Минерва решила благополучно умолчать. — И всё-таки, Альбус, меня терзают сомнения, вдруг он всё вспомнит? Вернее, воспоминания настоящего Северуса проявятся в его копии?

— Проявятся, но лишь малой своей толикой. Видите ли, воспоминания — вещь очень хрупкая; не зря же, воплощаясь в новой жизни, мы не помним ничего о прошлой. Так и с клоном. Он, конечно, полная копия исходного человека, его внешности, манеры поведения, привычек и даже способа мышления; но почему у него сформировались те или иные привычки, он не помнит, не осознаёт. И в дальнейшем он будет всё больше и больше отличаться от прототипа, потому что будет обитать в ином мире. Ведь каждый человек — отдельная вселенная. Другое дело — знания, опыт. При правильном воздействии их можно полностью восстановить и освежить.

— Ладно, звучит убедительно. Стало быть, можно врать ему и дальше.

— Только без фанатизма. Не забывайте про его основную миссию. Как только закончится период адаптации, необходимо будет провести контрольные испытания, то есть ввести его в привычную для Северуса среду и посмотреть, как окружающие его воспримут, поверят ли, не заподозрят ли подмены и так далее.

— Что вы предлагаете?

— Пусть Северус-номер-два выступит в качестве директора Хогвартса. Может быть, даже проведёт несколько уроков по Зельеварению.

— А куда девать Северуса-номер-один и Слизнорта?

— Насчёт Северуса не беспокойтесь. Предоставьте это мне. Намечается тут одно мероприятие. О сроках я вас проинформирую позже. А проблему со Слизнортом придётся решать вам. Я думаю, у вас получится.