Жена в конце тоннеля (гет)

Даже не подозревая, какие воспоминания она всколыхнула своим признанием, Розмерта продолжила свой рассказ:

— А через несколько лет, именно в тот год, когда в школу должна была пойти и наша дочь, в Хогвартсе появилась девочка по имени Гермиона, только, почему-то, не Уилкинс, как я ожидала, а Грейнджер. Судя по обрывкам разговоров преподавателей и старост, она была маленькой упрямой книгочейкой с вороньим гнездом на голове. Я ни минуты не сомневалась, что это наша Гермиона — у нас с тобой должна была получиться именно такая дочка. Вот только я почему-то решила, что она будет брюнеткой, в тебя — наверное, неправильно поняла выражение про воронье гнездо. И поэтому, когда впервые увидела ее на Хэллоуин, в девяносто третьем, сразу не узнала — я все время в детской толчее высматривала пышные черные локоны...

Северус наконец-то отвлекся от мыслей о былом — черные локоны вызывали у него стойкую ассоциацию только с одной-единственной особой. Перед глазами возник задрапированный в мантию с чужого плеча Поттер, вкрадчиво вопрошающий: "Гермиона, ты не могла бы вместо меня подготовить эссе о свойствах корня мандрагоры?" И склоненная перед ним тонкая фигурка с неизменным бардаком вместо прически, произносящая с придыханием: "Да, мой Лорд!" И знакомые карие глаза под взбитой смоляной челкой...

Содрогнувшись, Северус поспешил отогнать это видение.

— Они с Роном в тот день впервые в жизни попали в Хогсмид: море впечатлений, множество блестящих пакетов с игрушками и сладостями... Такие смешные, встретили у меня в пабе Михеля-Великана, сплавщика из Шварцвальда, и приняли его за огра-людоеда. Но, что интересно, Гермиона не испугалась ни чуточки.

Северус хмыкнул: еще бы, после общения с троллем и Пушком что ей какой-то там Михель-Великан...

— Она, по-моему, впервые в тот день горячее сливочное пиво увидела — все принюхивалась к кружке и осторожно пробовала, точно как ты в день нашего знакомства.

Розмерта улыбнулась. Северус повернулся к ней. При дневном свете Розмерта казалась совсем иной, нежели в ярких огоньках вечернего паба или уютном полумраке личных покоев. Тщательно скрытые макияжем усталые круги под глазами, едва заметные морщинки у находящихся в такой опасной близости губ... Но все те же пышные волосы без единой ниточки седины, все та же россыпь веснушек, каждую весну безжалостно и так же безуспешно уничтожаемых, все тот же сияющий нежностью взгляд...

— Ну, внешность у нее, положим, твоя: и глаза, и волосы... — Северус выругался про себя: стоило ему открыть рот, и язык после всех переживаний сегодняшнего утра моментально побежал впереди головы, а вовремя остановить его почему-то не получилось.— Но вот эти зубы ужасные от кого? Ее приемные горе-дантисты за столько лет не могли ребенку зубы поправить? Если бы не фокусы Драко, она так бы и ходила, как… — Северус запнулся, но вовремя сориентировался: — как заяц.

— Зубы мои, — честно призналась Розмерта, явно обрадовавшись включению Северуса в беседу, — у меня в детстве точно такие же были. А почему ей их приемные родители не исправили — вопрос не ко мне, может, у магглов нет таких возможностей, или такая операция вредна для ребенка. Мне все время хотелось предложить ей свою помощь. Но, согласись, получить такой совет от малознакомой женщины не очень приятно, и я ждала, пока Гермиона ко мне немного привыкнет. А на четвертом курсе у нее уже все наладилось. И кстати, — она разгневанно повернулась к Снейпу. — Заслуги твоего любимого Драко в этом нет, не передергивай. Если ты такой умный, что же сам не исправил девочке зубы?

Северус вспомнил свое «Я не заметил особой разницы» и благоразумно попытался вернуть разговор в деловое русло:

— Ты говорила о магической клятве. Почему ты решила, что это была именно она, а не что-то другое?

— Очень просто, — Розмерта снова ушла взглядом в прошлое. — Когда в "Ежедневном пророке" появилось сообщение о твоей смерти, я прямо физически почувствовала, как у меня с горла сняли удавку, а такое возможно только при выполнении магической клятвы. Теперь можно было на весь мир объявить, что я твоя жена, вернее, вдова, что Гермиона — наша дочь... Только кому через столько лет это было нужно? К тому же, документы о нашем браке и рождении ребенка исчезли из дома вместе с тобой, и подтвердить свои слова мне было нечем.

Тебя не было, Гермиона выросла, привыкла считать родителями совершенно других людей. Мне больше нечего было делать в Англии, но я почему-то тянула и тянула с отъездом. А затем я узнала, что Гермиона считает себя сиротой. Ты в курсе, что ее «родителям» не удалось вернуть память? Об этом, правда, не писали в газетах, но, по слухам, девочка очень расстроилась и постоянно винила себя в черствости и бездарности. Когда я об этом услышала, моим первым желанием было немедленно поехать к ней и рассказать всю правду, но затем я представила ее реакцию... Сам подумай: к героине войны, известной на всю магическую Англию, является какая-то трактирщица и сообщает, что она ее родная мать, а в качестве отца предлагает чуть ли не Волдеморта. Прости, но я подозреваю, что для ее компании в рейтинге врагов ты занимал почетное второе место, несмотря на все твои заслуги.

— Первое, — хмыкнул Северус. — Волдеморт был далеко и теоретически, так сказать, а я всегда рядом и во плоти.

— Язвишь, да? — в глазах Розмерты вспыхнул хорошо знакомый Северусу огонек. — А ты не подумал, каково мне было год за годом слышать, что ты ее самый нелюбимый учитель, что ты обзываешь ее "заучкой" и "занозой", постоянно придираешься к ней и цепляешься к ее друзьям?

— Это она тебе наябедничала? — неприятно удивился Снейп. От кого-кого, но от Гермионы он таких жалоб не ожидал.

— Нет, конечно, — фыркнула Розмерта. — Девочка в этом отношении пошла вся в тебя: умрет, но не признается. От других детей услышала. Знал бы ты, как мне хотелось при каждой встрече ткнуть тебя носом в очевидное: она ведь до безумия похожа на тебя — так же бредит книгами и учебой. Гермиона ведь еще на летних каникулах перечитывала и все учебники, и кучу дополнительной литературы.

— Святая вера в печатное слово и пытливый ум — немного разные вещи, — брюзгливо заметил Северус, вспомнив вечно поднятую руку и сверлящий взгляд гриффиндорской отличницы.

— Если ты все время разговаривал с ней и остальными детьми в таком вот тоне, — не унималась Розмерта, — не удивительно, что тебя считали чуть ли не монстром. Кстати, прими к сведению, единственным учеником, который за все годы моего пребывания близ Хогвартса, не называл тебя чудовищем и считал всего лишь чрезмерно строгим учителем, была именно Гермиона.

Снейп недоверчиво хмыкнул.

— Кроме слизеринцев, конечно, — тут же исправилась Розмерта. — Но они не считаются, сам понимаешь.

Не считаются... Что бы она понимала в слизеринцах.

После того, как Северус запоем прочел "Трех мушкетеров", факультеты Хогвартса упорно ассоциировались у него именно с этими персонажами. Хаффлпафф — это Портос, никуда не торопящийся, любящий удобства и комфорт, но надежный как скала и верный, как пес. Рейвенкло был Атосом — умным и благородным, немного обособленным от остальных, скрывающий в себе бездну тайных знаний. Гриффиндор, естественно, мог быть только д’Артаньяном, с его безмерной наглостью и готовностью бросить вызов всему миру. А Слизерин был Арамисом: каждый из учеников — это воплощенная скрытность, хитрость, обособленность, а вдобавок бездна честолюбия и бурлящих страстей под плотным пологом внешней сдержанности. И только сам Северус знал, чего ему стоило обуздать привыкшую к полной вседозволенности толпу подростков, каждый из которых с молоком матери впитывает умение скрывать свои мысли и мнит себя как минимум центром вселенной. Снейп вывернулся наизнанку, но к итогам первого же семестра в качестве декана он знал о своих подопечных все — от прыщика на носу до болезней троюродной бабушки. Слизеринцы же к тому времени были свято уверены, что их декан способен находиться сразу в нескольких местах, от самого глубокого подземелья до верхушки Астрономической башни, что он умеет читать мысли на расстоянии, и что любой их проступок становится известным задолго до его совершения. Кстати, первое прозвище — «Ужас подземелья» — дали Северусу именно его воспитанники, которым ой как нелегко дался переход от режима слагхорновской анархии к разумной диктатуре — по мнению самого Снейпа, и тоталитаризму с уклоном в тиранию — с точки зрения притесняемых вольнодумцев.

Зато к концу первого года его деканства каждый "угнетенный тиранией", от первокурсника до выпускника, знал, что в нерушимой стене, за которой можно укрыться в случае житейских бурь, кроме камней родителей, бабушек, дедушек и прочих любящих родственников, есть и камень слизеринского декана. Твердый, ребристый и шероховатый, но прочный и надежный, что намного существеннее.

Что же с ними стало после битвы? Драко рассказывал, что слизеринцев эвакуировали в первую очередь. Минерва поступила правильно: нельзя заставлять детей идти против родных, ведь почти у каждого среди нападавших были близкие родственники. Интересно, вспоминают ли они своего покойного декана?

Розмерта, словно услышав его мысли, мягко заметила:

— Кстати, твою гибель они переживали очень тяжело. Некоторые, конечно, осудили тебя, но дети из нейтральных семей или из тех, чьи родители служили Волдеморту только из страха, искренне скорбят. И у тебя на могиле постоянно лежат свежие цветы, особенно девочки стараются — одна вперед другой букетики носят.

— А ты? — вдруг вырвалось у Снейпа. — Ты тоже?..

— А как же, — Розмерта озорно сверкнула глазами, — я ведь тоже твоя… поклонница в некотором роде. Только мне, в отличие от юных воздыхательниц, пришлось делать это в составе официальной делегации — не к лицу порядочной замужней леди в одиночестве посещать могилу молодого холостого мужчины, хотя все соседи прекрасно знали, кто по субботам после полуночи крался по деревне к задней двери моей гостиницы.

— Я не крался, — оскорбился Северус, — я…

— Хорошо-хорошо, не крался, — легко согласилась Розмерта, — незаметно пробирался, так тебя устроит? Только твою фирменную походку в лунные ночи видно было с другого конца Хогсмида, как бы ты не старался закутаться в плащ.

— Значит, я испортил твою репутацию? — усмехнулся неприятно удивленный Снейп, — и теперь, как порядочный человек, должен на тебе жениться?

— Северус, — Розмерта повернулась к нему, — ты поступил как порядочный человек еще двадцать лет назад, и теперь тебе нужно просто вспомнить эти двадцать лет. И у тебя есть все для этого. — она кивнула на стоящую перед ними шкатулку.

— Где ты взяла эти флаконы? — поинтересовался Снейп.

Розмерта улыбнулась как-то странно и поежилась:

— В наследство получила. От тебя.

— От меня? — Северус недоверчиво поднял бровь. В его завещании был упомянут единственный наследник — Драко, и никаких дополнительных распоряжений он не оставлял. Или сейчас всплывет еще одно завещание? Нет, ну это уже будет перебор...

— Из банка Гринготс пришло известие, что в связи с официальным сообщением о твоей гибели, в соответствии с распоряжением вкладчика они предоставляют мне некий пакет. Как объяснил мне один из гоблинов, этот пакет положили в твою ячейку весной прошлого года с распоряжением вскрыть его через год после смерти вкладчика, а если на этот момент будет объявлено о твоей смерти, передать его мне. Ох, — глаза Розмерты вдруг расширились. — Значит, он разгадал мою хитрость?

— Кто?

— Дамблдор.

— А при чем здесь Дамблдор?

—Так ведь именно он оставил нам этот пакет, в котором была шкатулка с воспоминаниями. Оказывается, то, что Дамблдор применил к нам — не магия. Гермиона объяснила, что это маггловская техника под названием «гипноз»: похоже на Империо, но намного сильнее, и действует дольше.

Гипноз, значит... И так нелепый разговор чем дальше, тем больше начинал напоминать то ли театр абсурда, то ли очередной сеанс горячечного бреда. Дамблдор — и маггловские техники. Хотя...

— Ты же сам понимаешь, магическую клятву под "Империо" дать невозможно — магия распознает принуждение такого рода и может жестоко наказать обоих — и дающего, и принимающего, но с гипнозом этот фокус, как оказалось, вполне проходит. И тут вмешалась судьба… Ты помнишь, я рассказывала про похоронку?

Северус кивнул. О гипнозе, он, конечно же, слышал, но представить Дамблдора в роли гипнотизера у него не получалось никак. Подсознание упорно подсовывало ему образ высокого стройного человека во фраке и цилиндре, окруженного толпой экзальтированных дамочек. Дамочек, конечно, и вокруг Дамблдора хватало, но вот остальное... Даже если допустить, что Дамблдор и в самом деле владел таким искусством, зачем ему было гипнотизировать Розмерту? Какое место молодая безобидная француженка занимала в его раскладах? И причем здесь, ради Мерлина, долоховская "похоронка"?

— Эта самая «похоронка" и все, что с ней связано, все время вертелись у меня в голове, и когда я давала Дамблдору клятву молчать, в части о временном ограничении ее действия произнесла не «до самой смерти» Северуса Снейпа, а «до момента официального сообщения» о ней. Не знаю, почему Дамблдор меня не поправил — то ли для него этот нюанс был не столь важен — ведь не так часто в нашем мире живых магов объявляют умершими, то ли он руководствовался чем-то другим… Но теперь мне кажется, что он сразу обо всем догадался и специально не стал мне ничего говорить, решив, видимо, положиться на судьбу. Да и в случае с гоблинами он, видимо, перестраховался — кто знает, а вдруг они тоже умеют определять, по-настоящему умер их вкладчик или нет.

— А ты уже решила было, что заткнула за пояс самого Дамблдора, — не удержался Снейп. — ну-ну…

— Сам-то хорош, — парировала Розмерта, — точно так же попался на его удочку. Вот только упрямо не желаешь признавать очевидного: что тебя точно так же обманули, использовали и вынудили двадцать лет жить не своей жизнью...

Снейп устало потер виски.

— Розмерта, ты рассказала мне очень интересную историю. Я даже соглашусь с твоими словами об использовании чужой жизни, хотя и понимаю их несколько по-другому. Но ты упускаешь один момент. Не сочти за хвастовство, но я — очень сильный легиллимент. Прирожденный. Я много лет водил за нос Темного Лорда и выжил. Я могу противостоять «Империо». Меня невозможно заставить действовать такими методами. Если бы мной пытались управлять, странности в поведении заметил бы весь Хогвартс.

— Северус, только не делай вид, что ты не понял, — Розмерта фыркнула как разозленная кошка. Пробка от пустого флакона, которой она нервно постукивала по столу, выскользнула из пальцев и скатилась на пол. — Я говорю не об «Империо». Гермиона рассказывала мне о мучениях бедняги Крауча, который сошел с ума, пытаясь сбросить с себя влияние «Империуса». И я прекрасно понимаю, что прожить столько лет под заклинанием нереально, даже если рядом постоянно будет находиться поддерживающий его человек, но вот гипноз… он, как я вижу, способен и не на такие чудеса. Ты меня попросту не слышишь или не хочешь слушать.

— Ты хочешь сказать, что Дамблдор двадцать лет держал меня под гипнозом? — Снейп рассмеялся, хотя ему сейчас было совсем не до смеха. — Ты сама хоть понимаешь, что говоришь? Я в здравом уме, я помню, как меня зовут, я помню всю свою жизнь…

— За исключением меня, — тихо сказала Розмерта и Северус осекся. Крыть было нечем.

Он перевел взгляд на шкатулку. Аккуратно упакованные флакончики поблескивали темным перламутром. «Темна вода во облацех», — вспомнил он долоховское выражение. Таким же темным омутом представлялась ему теперь его прошлая жизнь. Просмотренные воспоминания говорили сами о себе, не верить им было нельзя, Северус прекрасно разбирался в таких вещах и умел отличать настоящие воспоминания от поддельных. И чувствовать искренность в интонациях Розмерты он тоже давно научился. Она не лгала, ее слова не подлежали сомнению. Но поверить в то, что Дамблдор лишил его памяти, разлучил с женой и ребенком Северус никак не мог, как не мог понять и то, зачем ему это было нужно? Дамблдор, конечно же, был тем еще интриганом, но лишать ребенка родителей, обрекать молодую мать на пытку молчанием — это уже чересчур. Не милосерднее ли было бы в таком случае стереть память и ей?

«Как же она вынесла все это? — с внезапным сочувствием подумал Северус. — Чуть ли не двадцать лет нечеловеческой выдержки: постоянно видеть мужа и ребенка, и не иметь ни малейшей возможности сказать им правду. До такого иезуитства даже Волдеморт при всей своей жестокости не додумался бы».

Его ладонь помимо воли накрыла руку Розмерты. Тонкие пальцы дрогнули, Розмерта повернулась к нему и ее лицо озарилось такой любовью, такой надеждой, что он невольно вздрогнул и, обругав себя последней сволочью, опустил глаза. Розмерта тихонько вздохнула и высвободила руку.

— Как ты узнала, что я жив? — спросил Северус, нарушая воцарившееся неловкое молчание. Вопрос был довольно уместным — склонностей к некромантии за Розмертой вроде бы не водилось, но других версий на этот счет у него не было, а сомневаться в Малфоях не хотелось. Очень не хотелось.

— У меня давно появились сомнения в твоей смерти, — ровным голосом, словно ничего не произошло, ответила Розмерта. — Малфои на погребении хоть и вели себя как положено лучшим друзьям усопшего, а Нарцисса даже уронила на закрытый гроб с пеплом несколько слезинок, но после похорон они исчезли и больше ни разу не навестили могилу старого друга. Мне смотритель кладбища сам сказал: «Хорошо заплатили за уход и больше не появились».

У Северуса отлегло от сердца и он в который раз порадовался тому, что Розмерта, как и прочие маги, не умеет читать мысли — вот бы посмеялась над его домыслами. Правда, у самой домыслы — смешнее не придумаешь. Подумаешь — схоронили друга семьи и забыли, дело обычное и, как говорится, житейское. Нарцисса и так постаралась организовать все по высшему разряду: и памятник достойный подобрала, и прессу всю пригласила-накормила, и слез не пожалела. Правда, Нарциссе плакать — что Дамблдору было конфеты есть, всегда к этому занятию готова, но кто из вдохновенно скорбящей толпы мог бы об этом знать?

— Ну ладно, Малфои не появлялись, — рассуждала дальше Розмерта, — не до того им было, сама понимаю: отец в тюрьме, нужно как-то жизнь налаживать, но вот чувствовала я себя у твоей могилы как-то… неправильно — пусто, что ли. Не смотри на меня так, просто когда я прихожу на кладбище, где похоронены мои родители, я чувствую какое-то тепло, словно они стоят рядом, слышат все, что я им говорю, беспокоятся за меня, поддерживают, а возле твоей могилы этого нет. Пустота и холодный камень.

— И ты почувствовала все это во время короткого визита на похороны в составе официальной делегации? — уточнил Северус. — В окружении колдокамер и торжественных речей?

Розмерта вдруг зарумянилась, как юная девица, пойманная с туфлями в руках в коридоре после отбоя.

— Нет, конечно… Я…

— Кралась после полуночи по деревне, — безжалостно повторил ее фразу Северус.

— Я не кралась, я пробиралась, — парировала Розмерта. — Знал бы ты, как страшно ночью на кладбище…

Северус представил, как хрупкая женщина одна, в темноте, бродит среди могил, а затем, сидя у надгробия, прислушивается к холодному бесчувственному камню, и его передернуло.

— Я долго мучилась сомнениями, читала все газеты подряд, слушала колдорадио, собрала все нужные и ненужные сплетни, но так и не обрела полной уверенности ни в твоей жизни, ни в твоей смерти. А несколько дней назад на пороге моего паба появилась Гермиона с абсолютно круглыми глазами и документами в руках — теми самыми документами, которые исчезли вместе с тобой. Оказывается, для нее в Гринготсе тоже оставили пакет с указаниями. Не догадываешься, кто бы это мог сделать?

Северус снова потер виски. Начиналась мигрень: слишком много информации свалилось на него за сегодняшнее утро, слишком много переживаний. Он героическим усилием абстрагировался от боли и стал слушать дальше.

— Ты можешь представить ее состояние в тот момент, когда она прочитала присланные пергаменты? Девочка, конечно, очень повзрослела за этот год, ей слишком многое пришлось пережить, на ее глазах сражались и умирали близкие ей люди. Но самая первая смерть, которую она увидела вот так, совсем рядом с собой, была именно твоей. Пусть ты не был близким ей человеком, но и врагом она тебя никогда не считала. Ты не представляешь, как она корила себя, что в тот день поспешила, что ушла из Визжащей Хижины, даже не проверив, жив ли ты. Они с Гарри несколько раз после похорон приезжали к тебе на могилу…

— Убедиться, что я оттуда не вылез? — не сдержался Северус. Имя Поттера до сих пор действовало на него как красная тряпка на быка.

Розмерта сделала вид, что не услышала.

— И вот проходит почти два месяца, девочка только-только отошла от своих приключений, немного успокоилась, и вдруг оказывается, что у нее есть еще одни родители, а ты — ее настоящий отец. Да она чуть с ума не сошла...

— То-то она мне сегодня в руку как клещ вцепилась, — пробурчал Снейп, вспомнив утреннее происшествие.

— Северус, — взгляд Розмерты посуровел. — Она просто очень испугалась за тебя. Второй раз один и тот же человек умирает у нее на глазах, а теперь, считай, и на руках, но теперь она знает, что он не просто нелюбимый преподаватель, а родной отец.

— Отец… — Северус никак не мог соотнести это понятие с собой и грифиндорской всезнайкой.

— Отец, — категорически подтвердила Розмерта. — И очень неглупой девочки, должна тебе сказать. К сожалению, маггловское воспитание принесло свои плоды: она абсолютно не верит интуиции и опирается только на голые факты, так что от моих предчувствий она попросту отмахнулась. Но вот рассказ о твоих похоронах она выслушала с огромным вниманием, и не поленилась осторожно расспросить смотрителя кладбища. Где-то раздобыв Омут Памяти, Гермиона несколько раз пересмотрела и свои воспоминания о событиях в Хижине, и воспоминания своих друзей, наплетя им что-то о маггловских методиках лечения психологической травмы.

Северус хмыкнул. Этим болванам можно было скормить любую историю, приправив ее нужной терминологией. Они поведутся как бараны, даже не пытаясь вникнуть в смысл произносимых слов, особенно если их произнесет лучшая подруга. Хорошая девочка, далеко пойдет.

— Затем она поехала в Мунго к Сметвику, и в придачу к истории исцеления Артура Уизли получила рассказ о таинственном доброжелателе, который так вовремя прислал ему рецепт чудодейственного зелья. Приплюсовав ко всему тот факт, что твоих останков в развалинах сгоревшей хижины так и не нашли... Хотя я очень сильно подозреваю, что их никто и не искал, положившись на свидетельства трех очевидцев, которым нельзя не доверять. Так вот, на основании полученных фактов Гермиона уверенно выдвинула предположение о том, что тебе удалось спастись. Мне же оставалось только взять в руки шкатулку с флаконами, положить в сумочку документы и навестить твоих не очень скорбящих друзей.

— Чьи воспоминания хранились в этой шкатулке? — Северус кивнул на стол.

— Твои, мои и Люциуса. Поскольку воспоминаний Шарлотты я в шкатулке не обнаружила, подозреваю, что ей просто-напросто стерли память, как и тому чиновнику из Министерства магии.

— Но ты не могла пойти к Люциусу, не зная, что содержится в «его» флаконах, — подозрительно прищурился Снейп. — Это было бы рискованно и непродуманно.

— Северус, — Розмерта сделала вид, что не поняла намека, — риск, как известно — благородное дело. А еще у твоих учеников есть замечательное выражение: «Понты — это наше все». Поэтому мы с Гермионой вооружились до зубов... не смотри так, я имею в виду всего лишь документы, факты и некоторые наши соображения, и Гермиона утром обратилась к Люциусу с просьбой о встрече. Повод у не был самый что ни на есть настоящий: профессор Макгонагалл задалась целью создать в школе музей героев войны и твоя персона, в соответствии с замыслом, должна будет стать его изюминкой и главным средством привлечения посетителей.

Брови у Северуса полезли на лоб. Минерва что с ума сошла? Он, Северус Снейп, приманка для праздных зевак? Может, они у входа еще и его говорящее чучело поставят, как это делается в маггловских музеях? Да не бывать этому!

Северус собрался было высказать все, что он думает по этому поводу, но затем передумал — не здесь об этом надо говорить, не сейчас и уж, тем более, не с женщиной, которая, говоря о таких ужасных вещах, наблюдает за его реакцией с возмутительной смешинкой в глазах.

— Отказаться от визита героини войны, тем более, по такому поводу, Люциус не мог, — Розмерта, словно не заметив фирменного взгляда грозы Хогвартса, рассказывала дальше. — Это могло вызвать нежелательные последствия, поэтому, скрипя зубами, он согласился. Но на самом деле, не думаю, чтобы он сильно волновался: лично к нему эта тема относилась постольку-поскольку, а что касается тебя... я думаю, он отделался бы какой-нибудь малозначимой, но впечатляющей по размеру книгой из твоей библиотеки, которая выгодно смотрелась бы на малиновом бархате с табличкой «Принято в дар от Люциуса Малфоя».

Северус догадывался, какую именно книгу собирался пожертвовать музею лорд Малфой. Автобиография Зигмунта Баджа, лежащая в на столе в кабинете Люциуса, на первый взгляд замечательно вписалась бы в атмосферу музея, так как была испещрена критическими заметками юного Северуса и изображениями растений, встречающихся в тексте. Северус много лет не открывал эту позолоченную профанацию, но это ни в коей мере не позволяло Люциусу распоряжаться ею как своей собственностью. Тем более, что на титульной странице огромного талмуда читателей встречал портрет автора, дополненный тщательно прорисованными ослиными ушами, что несколько омрачало светлый облик как средневекового зельевара, так и его современного последователя.

Нет, с Люциусом определенно придется серьезно поговорить: ладно, утренний спектакль — от старого друга иного ожидать и не стоило, но вот самовольное распоряжение чужой библиотекой с рук ему точно спускать нельзя. И о визите Гермионы Северуса следовало предупредить: а если бы вместо Розмерты героиня войны притащила с собой десяток авроров?

Расслабился что-то Люциус, бдительность потерял, все умственные усилия, видно, на восстановление родового гнезда направил. Нет, его, конечно, можно понять — идея вытравить из дома даже дух бывших соратников, несомненно, стоит подобной одержимости, но не до такой же степени, чтобы забывать об элементарной безопасности...

— В Малфой-мэноре, как писали газеты, был затеян грандиозный ремонт, и Люциусу пришлось открыть камин здесь. И хвала Мелюзине, что все случилось именно так — кто знает, как бы все обернулось, произойди наша беседа в том особняке, который девочка до сих пор не может вспомнить без содрогания. Когда же в гостиной появилась я и, потрясая документами, потребовала немедленно предоставить мне моего мужа, Люциус, мягко говоря, опешил, но виду не подал: стоит как статуя и вижу, собирается с мыслями, чтобы вежливо отправить меня восвояси. А вот Драко, который в этот момент оказался в комнате, сдал тебя, что называется, с потрохами. Остолбенев от моего заявления и еще более от факта того, что Гермиона оказалась твоей дочерью, он не смог удержать лицо, взгляд его метнулся сначала на открытое окно, затем на потолок и я поняла, что останусь здесь, даже если меня начнут пинать ногами. Гермиона, умничка, сразу же перехватила инициативу и последовательно изложила свои соображения, подтверждая их документами и флаконами с воспоминаниями. Люциус был в шоке: вмешательства в свою память он, естественно, не помнил, и реагировал на ее слова примерно так же, как и ты на мои.

Северус вспомнил поочередные явления Малфоев недужному гостю и вынужден был признать, что новость действительно, была из тех, что впечатляют до безъязычия.

Кто бы мог подумать, что у него под носом выросла его родная дочь…

Он вдруг сообразил, что его дочь — это и есть та самая умница Грейнджер, на которую он так рассчитывал весь этот трижды проклятый год, не разделяя веры Дамблдора в таланты его драгоценного Поттера. И старый бородатый интриган с самого начала знал обо всем и позволял, чтобы девочка все время находилась в эпицентре событий… Она же постоянно подвергалась опасности — чего стоили только этот тролль, василиск, Пушок… Драко еще что-то говорил об акромантулах…

Мерлин и Моргана, Отдел Тайн… Эта скотина Долохов посмел поднять руку на его ребенка, да еще и похваляться этим? Жаль, что Флитвик оказался таким проворным, после таких подвигов старый приятель явно не заслуживал легкой смерти…

Его дочери пришлось провести зиму в лесу, среди диких зверей, в палатке с этими двумя идиотами, способными только палочками размахивать... Драко был прав, Северусу очень хотелось бы обсудить с мисс… с Гермионой и Динский лес, и украденного дракона, и что там крестник упоминал еще? Министерство, Адское пламя в Выручай-комнате, Годрикову впадину, тет-а-тет с тетей Беллой…

Мордредово отродье...

Северус похолодел, вспомнив осеннее появление подпаленного Люциуса и его взволнованный рассказ о событиях в Малфой-мэноре. Это что же получается: Беллатрикс истязала его ребенка в доме его же лучшего друга, а тот спокойно на все это смотрел и даже не попытался ей помешать?

В глазах побагровело.

— Я убью Люциуса, — прошипел Северус и, забыв о боли и слабости, рванулся к двери.

Но коварно ударивший в спину Сомниус лишил его возможности свершить святую месть, погрузив измученные тело и душу в благодатный сон.