Цветок ацеласа (джен)

Обратная дорога оказалась совсем короткой и быстрой, и останавливались они только чтоб позволить пони передохнуть и поесть. Фродо ни словом не обмолвился о том, что сам тоже устал и проголодался, наравне с братом и его эльфийкой деля тяготы этого перехода. Только хмурился абсолютно по-ториновски и подгонял Резвого.

Все оказалось не так страшно или плохо, как можно было предположить, но и хорошего в орках, заявившихся вдруг в Железные Холмы, было, разумеется, мало. Дядя Торин даже шутил, мол, давно пора размять свои старые кости, а полурослик ворчал, что ага, переломай-ка их себе заново… Вот и проотсутствуй дома около полутра суток, так событий за это время вечно на полгода вперед случится. Фили попенял младшему братцу, что вечно все самое интересное пропускает, а потом принялся пересказывать. Вы не подумайте, что гномы сплетничать любят, просто такое забыть было невозможно.

Во-первых, дядя и мистер Бэггинс поругались. Не поспорили, как обычно, а именно что поругались, и сильно так — громко и при всех. Торин поинтересовался, а куда это хоббит собрался, что вытащил кольчугу и свой ножик для писем. Вопрос был риторическим, потому что Торин тут же и добавил: «Дома сиди!». Хоббит попытался возразить — возразил и гном. Хоббит припомнил, что один разок было на Вороньей Высоте едва не похоронил Торина и не хотел бы повторения этого, а Король-Под-Горой в ответ рявкнул, что Бильбо останется, даже если ему придется заново того обрюхатить… На это у полурослика словесные аргументы закончились, и потому Бильбо Бэггинс вульгарно врезал Королю-Под-Горой кулаком по лицу. Не по-бабски пощечину залепил, а именно что врезал, да так, что Торин даже на всякий случай проверил, цел ли нос, прежде чем ломанулся следом ругаться дальше. А доругивались они за закрытыми дверями, и полурослик все-таки остался при своем. Замотанный в мифрил по самые уши, он собирался в дорогу вместе с Торином.

На этом фоне скандал в эльфийском семействе выглядел бледно и скучно — хотя вышел тоже немаленьким. А может, забылся потому, что случился еще раньше, чем прилетел почтовый ворон от Даина. А именно — прежде ворона почтил своим визитом Эребор хозяин Зеленолесья. Против обыкновения, явившийся без своей остроухой свиты, и, судя по красным пятнам на бледных щеках, был он отменно злым.

Так, что даже Леголас, выйдя к воротам, несколько раз оглянулся, не иначе примериваясь сбежать обратно.

— Леголас! — ласковым голосом Трандуила можно было резать камни. — Ты же знаешь, я готов позволить тебе почти все… Куда бы ты ни отправлялся и с кем бы ты ни пожелал пойти… Но это, дитя мое, ровно до тех пор, пока ты сам же и отвечаешь за свои дела! За все свои дела! Даже если я и не одобрял, я был рад помочь тебе, но на этот раз мое терпение закончилось и разбираться будешь сам! Со всеми своими поступками отныне целиком и полностью — сам! Особенно — с этим!

С этими словами эльф чуть ли не швырнул в руки Леголаса большую корзину, из которой внезапно донесся злой младенческий рев.

— Я чуть не сгорел со стыда, чуть не отправился в Заокраинный Мир! Что результаты твоих приключений подкидывают на порог, словно котят! Словно в человеческий приют! Для того ли я растил тебя, мой Зеленый Листок?

Леголас осторожно отступил, впрочем, не выпуская из рук орущую корзинку.

— На этот раз, сын мой, справляйся сам, я тебе тут не помощник.

И, не прощаясь, уехал — казалось, сама эльфийская прямая спина и горделивая поступь ездового оленя источали презрение.

— Э… кажется, меня слегка изгнали…

— Выгнали из дома за непосещаемость?

Эльфийский принц встряхнул еще раз остроухого младенца:

— Но я же всегда… почти всегда… — огляделся, махнул рукой:

— Ладно, там посмотрим… Буду справляться.

Очевидно, предполагалось, что Леголас прибежит в Зеленолесье следом, обещая, что отныне никогда не позволит себе ничего лишнего, что отныне будет блюсти свою честь сильнее, чем юная дева!.. (Даже если единственной знакомой юной девой была Тауриэль, еще до всяких брачных гимнов успевшая со своим гномом полюбиться по всем укромным углам...)

Как и все женщины, гномки отличались сердобольностью, и, как недавно одарили Фродо, теперь так же щедро оделили множеством необходимых вещей и эльфийского ребенка.

В этом было, конечно, изрядно пафоса, когда Леголас явился к Торину:

— Я был счастливым гостем в твоем доме, Король-Под-Горой, но не желаю быть нахлебником теперь, когда мне надо где-то жить и чем-то кормить семью. Позволишь ли мне служить тебе?..

Торин лишь усмехнулся: слухами Арда полнится, а уж до лесного владыки эта сцена непременно дойдет в ближайшее время с самыми невероятными подробностями.

— Будь по-твоему, Леголас. Служи верно и сына расти таким же хорошим воином… это же сын?

Горластый остроухий младенец и в самом деле оказался мальчиком, что вместе со своим новым статусом королевского лучника эльф и поспешил отметить. Это казалось забавно и весело, и Леголас даже успел подумать, что родительский долг — это довольно приятно, потому что такие маленькие детеныши только и делают, что едят и спят… К ночи оказалось, что все не так радужно, потому что детеныши, даже эльфийские, еще и гадят где попало, а на досуге — мерзко и душераздирающе орут. А у гномских женщин в большинстве свои дети, и им недосуг было бы нянчить еще одного…

Но тут очень кстати прилетел вестовой ворон из Железных Холмов, и потому-то нынче Леголас из Зеленолесья собирался ехать истреблять орков вместе с воинами Торина, поручив своего подкидыша чужим заботам:

— Флинн, дитя, я должен исполнить свой долг перед народом, приютившим нас!

У Торина на такое не было времени, ему бы и в голову не пришло устраивать эльфийских прощаний посреди большой террасы. Раздать ценные указания племянникам и Балину — это да. Лично проследить за броней и оружием — это да. Поднять на свечу огромного злого козлотура, облаченного в сияющий доспех, рявкнуть начало боевой песни…

Собственно, этой песней Торин и подавился, поняв, что Фродо не собирается оставаться в стороне и, оставленный без надзора, успел нарядиться в кольчугу и прицепить на пояс в качестве меча эльфийский ножик.

— Это что еще за новости?! А ну, марш домой!.

Сходство между ними было поразительное, и теперь это заметили все. Тяжелый синий взгляд исподлобья и решительное:

— Нет!

Старший полурослик явно решил приберечь педагогические таланты на потом и демонстративно развел руками: справляйся попробуй сам!

— Фродо, ты должен остаться.

Фродо только кудрями помотал.

— Фродо.

— Нет!

— Послушай меня, Фродо: кто-то должен остаться и присматривать за всем, что происходит в Горе… А если кого-то убьют…

— Я не хочу, чтоб убивали! Я буду защищать!

Кажется, долгие уговоры гному давались так себе.

— Мы будем защищать друг друга, честно. А ты постарайся защитить тех, кто остается, хорошо? Братьев, тетю Дис… Справишься?

Закутанный до состояния шарика хоббитенок грустно кивнул:

— Справлюсь.

* * *

Оставленный в Эреборе, Фродо все-таки потом разревелся до нервной икоты. Пожалуй, хуже было лишь то, что вместо показательных публичных выступлений он предпочел собственную комнату и этим донельзя напугал добрую матушку Дис: она решила, что мальчик заболел. И даже порывалась задать трепку Кили, таскавшему ребенка балрог-знает-где и наверняка простудившему Фродо… Потом вспомнила: какая трепка, что теперь — и сама зарыдала в голос, теперь напугав уже хоббитенка.

— Тетенька Дис, ты только не плачь, они все вернутся скоро и все-все живыми, вон с драконом обошлось — может, и теперь… наверное…

Кили собирался проверить посты вместе с Двалином, когда Фродо его догнал. Ребенок не расставался со своим полуигрушечным мечом; и метательные ножи, хоть и не издавали на ходу ни звука (хоббичий ребенок вообще умел быть удивительно бесшумным, как маленький хищный зверек), но все так же явно оттягивали карманы за голенищами сапожек…

— Фродо, не сейчас. Поиграем в другой раз.

— Я помню, — кивнул хоббитенок. — Я вообще пришел спросить, какие будут поручения!

Двалин что-то одобрительно прорычал.

— Проводи тетю Дис к Атее, хорошо? И, пока меня нет, слушай все, что поручит тебе она.

Задание, надо сказать, ребенок выполнил с честью: грозно нахмурившись, шагал впереди матушки Дис, не забывая оглядываться — не отстала ли? А уже в гостях просто на отлично выполнил поручение скушать пышных оладьев с эльфийским кленовым сиропом и идти поиграть немного с Сорой и Йоррой, не мешая матушке Дис с Атеей перебирать вышивку на каких-то кукольно-маленьких вещах.

Бомбур с утра ушел в оружейную и еще не возвращался, но он бы и не вытурил детей из своей мастерской. Разве что от банок с красками посоветовал держаться подальше, потому что некоторые из них матери потом будет очень сложно отстирать с одежды. Как будто никто и так не понимает этого!

— Эту надо обжигать, чтоб стала красной, — перебирал банки Сора, — а эта серебрянка — чхи! — сыпучая, ее просто с вон тем эльфийским паучьим клеем мешают — и не обшарпается тыщу лет потом!

— Так уж и тыщу! — засомневался Гимли, ненадолго забежавший в гости. Вообще-то он тащил полный ящик головок для стрел, но пройти мимо и не заглянуть, чтоб похвастаться свежесделанным (видно, заслужил таки разрешения у отца!) руническим рисунком на руке.

— Точно говорю, — подтвердил Фродо. — Ничем не оторвешь и легче закрасить, чем отскрябать! Элладан и Элрохир один раз намазали паучьим клеем скамейку в саду, чтоб туда Вен и Эстель нечаянно сели, а вместо них прилип дяденька Элронд. А он не понял, что совсем прилип, и у него вся половина одежды сзади оторвалась, а он так и ходил, что нижние штаны видно. И никто не говорил, потому что всем стыдно. А тетя Гала сказала, что дядя Элронд все-таки носит штаны, которые она для него вышила и что обязательно подарит еще… А невслух она только смеялась и пыталась до Элладана и Элрохира дотянуться, чтоб спрятались пока.

— Эльфы, — фыркнул Гимли, — От какого-то клея у них одежда рвется!

И ушел дальше со своим ящиком заготовок для стрел.

— Заважничал он совсем! Татуировку ему разрешили — вот и заважничал!

— Потому что это значит, что взрослый уже!

Фродо промолчал, терзаясь чем-то похожим на зависть: ведь он был всего на три года младше Гимли и всего на голову ниже, и он тоже носил оружие…

— Тетя Дис, а когда мне татуировку можно?

— Когда… Фродо, ты в чем так вымазался?

— В охре! А когда мне тоже можно будет рисунок на руке, как у Гимли, или Кили, или Торина? Или на спине, как у Тау?

— Об этом и спросишь у Кили, а еще лучше — у Торина, когда вернется. Или у папочки, когда вернется он. Пойдем-ка домой…

Когда вернется Торин — это сколько времени пройдет еще, а спросить хотелось прямо сейчас, и поэтому, сопроводив Дис обратно, Фродо улизнул в комнаты Кили. Кили тоже еще не возвращался:

— Если хочешь, подожди его здесь, не убегай далеко — потом вместе и ужинать пошли бы.

Рука у Тауриэль, скользнувшая по кудряшкам Фродо, была ласковая, почти как у папочки, и пахло от эльфийки всегда хорошо, лесом. Пожалуй только, сильнее, чем надо бы, пахло от нее растиркой для ног, а это значит, в ближайшие дни должна была снова начаться метель…

— Тау, а что у тебя на спине за цветы?

— Ацелас.

— Как на колечке?

— Точно, малыш.

— Я не малыш!

— Точно-точно, великий воитель Фродо.

— А правду говорят, что ацелас — волшебный?

— Почти. Лекарственный он, в умных руках и волшебным покажется. И растет, и цветет он круглый год, прямо под снегом даже! Здесь его мало, он на камнях не очень-то любит, хотя вроде и приживается, а вот вдоль опушки Леса, как по дороге отсюда, так будто ковер… Невзрачный вроде бы и не такой ароматный, как розы в садах, но будто вся тьма одного его запаха стережется… Фродо, я пойду покурю, ладно? А потом и в кухню можно заглянуть.

И ушла с трубкой через окно на маленькую терраску. Наверняка не столько курить, сколько посмотреть на дорогу, не возвращается ли Кили, потому что тетя Дис точно так в окно косилась в гостях у мамы Соры и Йорры. И тут Фродо увидел ее — чернильницу! Стояла на столе у Кили вместе с горой его рисунков, и наверняка Кили был бы не против, если Фродо немножко воспользуется чернилами! После рассказа Тау он точно решил что хочет все-таки волшебный цветок на руке… можно нарисовать, чтоб показать, как должно быть, а Кили вредничать не станет, точно разрешит.

Сделать задуманное оказалось гораздо труднее: предназначенное для бумаги перо кололось и царапалось, а рисовать не хотело. А чернила оказались слишком жидкими и просто растеклись по руке, как мокрый черный браслет. «Надо попробовать на другую руку!» — решил Фродо, и собрался устроиться поудобнее, перехватив письменные принадлежности, но тут наклоненный стул под его ногами качнулся особенно сильно.

— Ты что это тут делаешь?! — хлопнул дверью Кили. Не так уж сильно хлопнул, но достаточно, чтоб стул из-под ног вывернулся окончательно, а сам Фродо полетел на пол. Вместе с пером, чернилами, заливающими все вокруг, и рисунками Кили — прямо в содеянную черную лужу.

— Ты что натворил, паршивец?!

По всему, рука у Кили оказалась такая же тяжелая, как у Торина, и Фродо только и пискнул:

— Я нечаянно, братик!

— Кили! — вернувшаяся в комнату на шум эльфийка разозлилась не меньше, чем гном. — Кили, прекрати!

Выпущенный из рук, Фродо быстро юркнул под стол.

— Ты с ума сошел?

— Этот негодный подсвинок мне две недели работы изгадил! Точно с ума можно сойти!

— Он же совсем клоп, а ты его бьешь!

— Пара подзатыльников, да дядя бы за такое ремень снял!..

— Ну правильно, что пара твоих гномьих подзатыльников для хоббита… Фродо, малыш, он тебя сильно стукнул, где болит?

Голос у Тауриэль был какой-то совсем жалобный, а когда Фродо жалели, то он непременно начинал сам себя жалеть и принимался реветь следом. Сегодня день вообще был какое-то — сплошное расстройство. Так еще и про татуировку теперь разрешения попросить не получилось, потому что Тау утащила Фродо прочь, умывать и утешать, а на ужин Кили не остался. Взял кусок хлеба с мясом и ушел проверять посты на стене.

Так что поговорить удалось только совсем ночью, когда тетя Дис заснула — сбежать в комнату к Кили. Фродо крался и думал, только бы не заперта… Видно, все-таки нечаянно он кому-то молча это и сказал, потому что закрыто не было.

— Приполз, козявка?

— А Тау где?

— Ты виноват.

— А нечего было драться! Теперь она на тебя обиделась?

— Из-за тебя!

— А если бы я тебя стукнул тоже!

— А если бы я что-то твое без спросу взял испортил, а? Рог сломал бы или ножики оплавил?

— Ой…

— Я, между прочим, по этим рисункам для Тау хотел подарок сделать, а ты все испортил!

— Ой…

— Эй… эй, подсвинок, снова выть только не начинай! С Тауриэль я уже поругался, спасибо, теперь еще пусть мать мне наваляет за твои игрушки!

Темнота негромко простуженно посопела.

— Ползи сюда, подсвинок. Ох и ноги и руки у тебя, как ледышки! Забирайся-ка под одеяло…

— От взрослого свина слышу! А Тау когда придет?

— Когда надо, тогда и придет. Мир, козявка?

— Мир, взрослый свин! Хочешь, я ее позову?

— Не валяй дурака.

— А я могу молча позвать, как меня Гала учила!

— Ох, — вздохнул Кили, — лучше б ты просто посидеть иногда мог молча…

— Вот и папочка так говорит…

А Тауриэль звать не пришлось, она вернулась сама, когда они немного наговорились и Фродо уже начал засыпать. Правда, за косу поймал цепко:

— Тау пришла, хорошо теперь…

— Мы помирились, — шепотом похвастался Кили. Потому что точно — Тау пришла, и хорошо теперь.