Солнечный свет щедро орошал золотые поля фригольда Лангвинн. Вся семья работала с самого утра на полях. Крестьянка Энн вместе со старшей дочерью собирала сухую траву, чтобы заготовить на зиму сено. В их сарае был обширный сеновал, который мог вместить столько, что вся скотина в хозяйстве останется сытой, даже если холода затянутся. Возле распахнутых настежь дверей сарая уже образовался солидный стог высушенной травы.
Энн со скрипом забралась по тяжёлой деревянной лестнице на сеновал, чтобы утрамбовать сено и освободить место для нового, но едва она собиралась всадить вилы в плотную колючую кучу, как та зашуршала, а меж солнечных хрустящих соломинок мелькнула серая льняная ткань и тут же замерла.
Энн осторожно перевернула вилы и тупым деревянным концом с опаской поворошила кучу, когда за него вдруг схватилась тоненькая детская рука, а из соломы показалась взъерошенная тёмная головка. Девочка лет восьми подняла чумазое лицо и посмотрела на изумлённую Энн чистыми голубыми глазами.
Крестьянка опустила вилы и добродушно улыбнулась.
— Здравствуй. Откуда ты здесь?
Девочка выпустила из рук деревянный конец и шмыгнула обратно в кучу сена, чтобы опять спрятаться, запоздало подумав, что её заметили. Энн рассмеялась и осторожно приблизилась, словно пыталась приручить дикого зверька.
— Не бойся. Как тебя зовут?
Энн источала такое солнечное радушие, что девочка снова показала лицо, но не ответила, а лишь пожала плечами.
— У тебя есть семья?
Девочка помотала головой. Энн на несколько мгновений задумалась, а потом протянула ребёнку ладонь и снова улыбнулась.
— Ну что ж… добро пожаловать в Лангвинн… Винн! Тебе нравится имя «Винн»?
* * *
— Винн! Ради Создателя открой глаза!
Чародейка приподняла тяжёлые веки, щурясь от яркого солнца. Над ней склонились тени, и когда глаза привыкли к яркому свету, она различила над собой Элиссу, Алистера и Лелиану. Винн села и оглядела недавнее поле боя. Порождения тьмы, которых в этот раз оказалось так много, тут и там валялись мёртвыми. Магический огонь оставил от них обугленные тела, превратил в пепел молодую траву. А эмиссар, что тёмной магией едва не убил Серых Стражей, лежал с раскрытой пастью поодаль. Все товарищи были живы, но то был трудный бой.
— Что-то меня затянуло, — попыталась улыбнуться Винн и встала, опираясь на руку Алистера.
— Винн, ты что-то сделала. Такое ведь уже было, — нахмурился он.
— И что же я сделала?
Чародейка лукаво улыбнулась.
— Ты вскинула руки, и вся засветилась, и порождения тьмы тут же перестали нападать, растерялись, а потом бабах, — пояснила Лелиана.
— Просто заклинание.
— Какое заклинание может так на тебя подействовать? Винн, ты что-то скрываешь от нас? — Элисса серьёзно посмотрела на чародейку.
Может, они правы. Стоит рассказать, пока это не подвергло всех опасности, — подумала Винн.
* * *
Девятилетняя Винн сидела в тесном маленьком сарайчике, обхватив колени. Перед ней лежала миска с водой и краюха хлеба, а через щели тёмного сарая лились весенние солнечные лучи, такие же тёплые, как в день, когда её обнаружила крестьянка. Сарай был заперт снаружи на засов, но Винн предпочитала думать, что это не её заперли, а она спряталась. В конце концов, девочка не была глупой и понимала, что натворила.
Старший сын крестьянки, семья которой приютила Винн, швырял в нежданную сестру чем ни попадя, дёргал за волосы и вообще всячески издевался над ней все эти месяцы. Он, верно, думал, что Винн займёт его место и места его сестёр и братьев в сердце родителей, и сделал всё, чтобы выжить Винн из дома… до того дня, как он в очередной раз схватил её за косы, а Винн больше не могла и не хотела терпеть.
Всё произошло быстро. Огонь возник из ниоткуда и начисто выжег мальчишке чёлку, ресницы и брови. Он завопил от боли, на крик сбежались люди, и мальчик показал пальцем на растерянную Винн, в руках которой всё ещё поблёскивали искры пламени. Всё было очевидно.
Маг.
Несколько дней Винн сидела в сарайчике и никого не видела. Иногда в стены снаружи прилетали камни, и девочка вздрагивала и поглубже зарывалась в выцветшее одеяло. Два раз в день дверь приоткрывалась, и морщинистая рука ставила на пол сарая миску с водой и хлебом. Винн всегда узнавала руку Энн.
И вот однажды утром дверь широко распахнулась, и Винн зажмурилась от яркого света. Он так красиво искрился на начищенных доспехах двух стоявших на пороге мужчин, что Винн в первые мгновения забыла про страх. Один из них был с гладко выбритой головой и короткой бородкой и смотрел угрюмо. Другой с мягкими каштановыми волосами, стянутыми сзади в хвост. Он вошёл в сарай и улыбнулся Винн. Сказал, что отведёт её в новый дом.
Винн сразу поверила ему и доверчиво коснулась рукой «меча милосердия» -символа храмовника на его нагруднике. Перед уходом она в последний раз обернулась на ферму, где о ней заботились все эти месяцы, но её не вышел провожать никто. Только занавеска мелькнула в окне.
Винн привезли на пристань и переправили через озеро в крохотной лодчонке. Башня из тёмного гранита постепенно вырастала перед ней могучей горой и внушала беспокойство. Но когда огромные массивные ворота с символом солнца медленно отворились, являя величественные резные своды и ярко освещённые магическими огнями залы, Винн поняла, что здесь она желанна… и здесь она дома.
Старшие говорили, что Винн была очень старательным ребёнком с пытливым умом, благодарным за постель и трёхразовое питание. Очень скоро в ней обнаружился талант целителя, и в свои семнадцать лет она блестяще прошла Истязания.
Винн всегда была преданна Кругу. Она верила, что страх, который испытывают люди по отношению к магам реален, и что только здесь среди себе подобных маги могут научиться контролировать силу и положить её на службу человечеству.
«Магия должна служить человеку, а не человек магии» — говорилось в Песни Света. И, ощущая, с какой настороженностью относятся к магам молчаливые храмовники, Винн говорила сама себе: «Знай своё место — и ты не будешь оскорблён».
То же она попыталась привить и своему первому ученику, который появился у неё через два года после Истязаний.
— Анейрин, познакомься. Это Винн. Она будет твоим наставником.
Тощий эльф с копной каштово-рыжих волос и угловатыми чертами лица попытался скрыться за ближайшей колонной. Храмовники привезли его из эльфинажа, когда донесли, что там скрывается ребёнок-маг. Хотя Анейрину почти исполнилось четырнадцать, и это было редкостью — проявить магический дар так поздно, выглядел он младше. Храмовники не исключали, что дар проявился раньше, и мальчишка просто напросто его скрывал, но теперь он был, где следует, и филактерия с его кровью уже надёжно заперта среди амулетов таких же учеников. Большой радости от этого Анейрин не испытывал и угрюмо глядел из-под светлых бровей на окружавших его людей.
Винн нахмурилась от такого отношения и демонстративно оглядела тощего, как щепка, эльфа с ног до головы.
— Ты в Круге магов, — сказала она. — Здесь неважно: человек ты или эльф. Ты прежде всего маг. Запомни это и веди себя соответствующе.
Как впоследствии любила говорить сама Винн, годы изрядно смягчили её характер, но тогда она была порывистой и неуступчивой во всём, что касалось обучения.
«Я показала простейшее заклинание, замораживающее воду в чашке, и попросила его повторить, — записала Винн после очередного занятия с Анейрином. — Я объяснила ему, как это делать, но он не выказал ни малейшего понимания даже основных принципов магии! Он сжался, когда я спросила его, слушал ли он хоть что-нибудь из того, что я говорила, и ничего. Я позволила ему отдохнуть один день и возобновила занятия, но успех был и того меньше. Он просто пролил воду. Когда я пришла в Круг, то смогла выполнить это упражнение через день после начала обучения…
…После ужина я услышала, что его видели за занятиями в библиотеке. После того как Анейрина научили читать, он постоянно таскал из библиотеки книги, думая, будто я не вижу. Я подумала, что неплохо было бы понаблюдать за ним, но он услышал мои шаги и спрятал то, над чем трудился. Когда я спросила его, чем он занимался, он замотал головой и попытался убежать. Это что? Бунт? Детская истерика? Подобная тяга к скрытности, безусловно, вызовет у храмовников подозрения. Я должна ясно ему объяснить, чего от него ожидают, пока он находится в Круге».
Однако шли месяцы, а успехи Анейрина в магии были чуть более, чем никакими. Винн это злило. Он её первый ученик. Если она не может объяснить ему, куда он попал и что с этим делать, то что будет потом? Она гордо сносила разочарованный взгляд Первого Чародея и с опаской смотрела на поглядывающих на Анейрина храмовников. Если всё так пойдёт и дальше, то он не пройдёт Истязания, а может быть, ещё до них Первый Чародей и рыцарь-командор подпишут указ о его усмирении.
После очередной неудачи на занятиях Винн сидела перед Анейрином, недовольно подперев рукой подбородок. Он сжался перед ней, словно ожидал, что его ударят, но продолжал смотреть из-под нахмуренных бровей так же угрюмо, как в день прибытия в башню.
Анейрин так и не смог почувствовать себя здесь на равных с другими учениками. В эльфинаже он слишком привык считать себя эльфом и отделять от людей, и терпеть не мог, когда люди им помыкали и командовали.
— Я вчера видела, что ты читал и совсем не то, что я задавала. Чем ты занимался? — терпеливо спросила Винн.
Анейрин смутился от её требовательного взгляда, но подумал секунду и вдруг поднял голову.
— Винн, ты знаешь про долийцев?
— Конечно, — закатила глаза Винн, она за годы в башне прочитала уже очень много книг из библиотеки, — кто про них не знает.
— Я читал, что они свободны.
— Может быть, они так считают, но у каждого из нас свои обязательства.
— Я читал, что там тоже есть маги, но за ними не следят храмовники.
— Храмовники выполняют свою работу. Магия опасна, если её не обуздать. Однако башня не только защищает мир от магов, но и магов от окружающего мира.
— Как это? — в глазах Анейрина блеснуло удивление и недоверие. Сама мысль о подобной роли башни казалась ему абсурдной.
— Тебе повезло, что ты оказался в Круге. Многие дети не дожили до приезда храмовников. Ребёнок даже с магическим даром не сможет справится с разъярённой толпой, которая ищет виновного в неурожае, в суровой зиме или рождении мёртвого младенца.
Анейрин поёжился.
— Но ведь маги в этом не виноваты.
— В этом не виноваты, — кивнула Винн. — Но маги способны на другие не менее разрушительные вещи, и люди боятся этого. А страх и суеверия толкают их на жестокие поступки.
Винн на мгновенье вспомнила, как она вздрагивала, когда камни стучали по сараю, где она дожидалась храмовников, и всё боялась, что хлипкие деревянные стены могут вспыхнуть огнём по умыслу других или вине её самой. Винн всегда была благодарна за то, что её забрали из того тёмного места. Башня тоже всегда заперта, но Винн считала это лучшей долей, чем быть забитой камнями и палками.
— Люди всегда жестоки, — проворчал эльф, но Винн его как будто не услышала.
— Учись как следует, Анейрин. Это единственный способ для мага выжить в этом мире. А теперь ещё раз. Будешь повторять, пока не получится.
У него не получилось. Не получалось и до поздней ночи. Винн, не скрывая досады, отправила Анейрина спать, а под утро…
Её разбудил стук в дверь. Винн наспех набросила на себя мантию и с удивлением обнаружила за дверью Первого Чародея Венселуса.
— Анейрин сбежал, — изрёк он, опустив плечи. — Храмовники уже взяли его филактерию и идут по следу. Я решил, что тебе следует сказать как можно скорее.
Винн почувствовала, как заледенела её макушка, а во рту пересохло. Она старательно сглотнула ком в горле и тихо спросила:
— Они вернут его? Невредимым?
— Не знаю, — признал Первый Чародей. — Я просил их не торопиться с выводами, но некоторые храмовники подозревают, что Анейрин симулирует неуспехи в учёбе, а сам постигает запретную магию.
— Да где он мог её постигнуть?!
— Анейрин слаб, Винн. Возможно, демон уже давно нашёл путь к его сознанию и обучил магии крови.
Винн тогда не могла успокоить разогнавшееся сердце. Холодные стены башни не могли погасить огонь паники, они вдруг начали давить, сжиматься вокруг, точно клетка, сквозь которую невозможно пробиться.
Анейрин… Только не делай глупостей. Вернись живым, Анейрин…
Анейрин не вернулся.
Винн два дня ждала у дверей башни, не находя себе места. Она ходила из стороны в сторону, ходила вокруг, стоптав ноги даже в мягких туфлях. Всё ждала, что ворота откроются, и она снова увидит этого тощего угрюмого эльфа, которого опять застали за отлыниванием от занятий, он снова внутренне сожмётся и попытается спрятаться. Всё как всегда… но храмовники вернулись одни.
— Вы нашли его?
— Нашли, — коротко изрёк один.
— Что с ним? Где он?
Никто не ответил. Умоляя, Винн схватила одного храмовника за плечи и лишь тогда разглядела на его доспехе багряные брызги, и в тот миг мир перед её глазами рухнул.
Анейрин. Тихий запуганный мальчик с дерзким взглядом, с воодушевлением говоривший о свободных эльфах. Анейрин…
Винн вернулась в свою комнату и опустилась на холодный пол. Свет не зажигала. Горькие, как сожаление, слёзы рябили в глазах.
Анейрин, зачем?
Вся башня магов знала об этой истории. Энергия Винн потускнела, хоть она и старалась вести себя как обычно. Порой она находила успокоение во сне, когда путешествовала по Тени, но, просыпаясь, снова оказывалась в башне, в которой не смогла уберечь одного потерянного мальчика, и снова, когда оставалась одна или молилась у алтаря Андрасте, Винн не переставала винить себя и повторять многочисленные «если бы».
Если бы она не наседала. Если бы сначала наладила контакт. Если бы просто выслушала.
Но Анейрина было не вернуть.
Один храмовник видел, что творится с Винн, и однажды попытался поговорить с ней, как-то утешить. Винн запомнила, что у него были добрые глаза и порой ловила себя на мысли, что в минуты тяжёлых дум ищет его лицо среди других. Со временем она и впрямь успокоилась, и между ней и храмовником завязалась дружба. Винн узнала, что у храмовников тоже есть своё бремя, которое они смиренно несут до конца дней, и это роднило их с магами. И постепенно дружба переросла в нечто большее. В игривые переглядывания в библиотеке. В тайные встречи по ночам. В покой в объятиях друг друга. И однажды они переступили черту.
Совпадение это или нет, но вскоре храмовника перевели служить в другой Круг магов. Винн осталась одна. И Винн ждала ребёнка.
Когда она это поняла, то не спала всю ночь. Привычные прогулки по Тени во сне, наблюдение за духами не приносили привычного успокоения. Во сне она снова и снова оглядывалась, чувствуя, что за ней наблюдают, но позади не оказывалось никого. Где ты, невидимый друг из Тени? Ты приглядывал за мной после смерти Анейрина. Я чувствую твой взгляд. Что мне делать?
Винн решилась рассказать о ребёнке лучшему другу — Ирвингу, но он не мог дать ей совет. Винн должна была решить сама. И когда скрывать признаки уже было невозможно, она сама пошла к Первому Чародею Венселусу и во всём призналась, умолчав лишь о личности отца ребёнка.
Винн помнила день, когда она родила. Её предупредили, что ребёнка отправят в церковный приют, и она тогда согласилась, что так надо. Винн казалось, что это единственный правильный путь для всех… до того, как взяла своего сына на руки.
Он был таким крохотным, с тёмной головкой и светлыми глазами. Винн была уверена, что он вырастет похожим на неё. Он плакал, а она качала его и шептала на ухо нежности. Маги не имеют право на любовь, у них не может быть семьи — всего того, что имеют простые люди, маги лишены. Такова плата за могущество. Но в тот день Винн не думала об этом. Она была по-настоящему счастлива.
Один день. Ей дали побыть с сыном лишь день.
Дверь в её комнату так резко распахнулась, что на Винн с малышом дохнуло сквозняком, а пламя свечей ощутимо дрогнуло. Вошли храмовники, все в полном боевом облачении. За ними стоял Первый Чародей и молчал с непроницаемым лицом. Винн инстинктивно прижала к себе малыша, и он заплакал, словно предчувствовал беду, так горько, что сердце у Винн сжалось, как пружина, готовая выстрелить.
К ним подошёл храмовник в шлеме с опущенными забралом, словно это придавало законности его действиям, а может, он просто напросто прятал глаза. Он протянул руки в холодных латных перчатках и забрал плачущего младенца из тёплых рук матери.
И тогда под удаляющийся плач сына Винн поняла, на что она ранее согласилась.
«Прошу, не забирайте его! Дайте мне побыть с ним ещё час! Ну хоть минуту! Прошу!»
Его унесли прочь с её глаз, от её рук, а Винн лишь со слезами и рвущимся на части сердцем подумала, что даже не успела придумать для своего сына имя.
Запись о ребёнке была сделана в летописях Круга, и все сведения о нём надёжно укрыли. Больше Винн никогда не видела сына.
— Переживи это, Винн. Ты нужна Кругу, — сказал ей Венселус. — Завтра тебе дадут нового ученика.
— Да, я нужна Кругу, — просто кивнула Винн.
С тех пор она изо всех сил заставила себя жить мыслью, что нужна чужим детям.
Всем вокруг казалось, что она справилась с этим. Лишь раз Винн весь день просидела в своей комнате, сославшись на плохое самочувствие. Ирвинг тогда принёс ей письмо. Его попросил об этом храмовник — тот самый, с которым у Винн был роман. Он вернулся в Цитадель Кинлох и обо всём узнал.
«Хорошо, что мы почти не разговаривали после моего возвращения. Гнев помутил мой рассудок, и обмениваться с тобой любезностями для меня было бы слишком сложно. Но поговорить нужно, и хотя бы в письме, я, возможно, скажу всё, что не смог сказать тебе в глаза.
Ты сказала, что у тебя не было иного выбора, кроме как дать им забрать его. Можешь обманывать себя этим и дальше, но мы оба знаем правду. У тебя с самого начала был выбор. С того самого дня, когда ты обнаружила, что беременна. Ты могла сказать мне. Написать письмо. Но ты скрыла от меня правду, потому что знала, что я в этом случае сделаю.
Ради вас двоих мне пришлось бы оставить орден, а тебе — Круг магов. Нам пришлось бы бежать и скрываться, но я был бы готов ради вас. Если тебе это поможет примириться с тем, что ты натворила, то вини мою любовь к Церкви, храмовников, мои клятвы. Тверди и дальше, что ты не хотела погубить меня. Притворяйся жертвой. Но я всегда буду знать, что ты обменяла сына на Круг. Что твоя вера в то, что Церковь способна доверять лишь послушным магам, для тебя ценней того, что у нас было. Вместо того чтобы бороться, ты подчинилась. Но какое ты имела право решать за меня? Ведь это был и мой сын! Да, Церковь забрала его у тебя, но меня его лишила ты».
Со временем невидимое другим напряжение между Винн и её бывшим возлюбленным спало. Возможно, они поставили сотрудничество мага и храмовника превыше личных обид, может быть, он смог понять её и простить. В конце концов, его снова перевели в другой Круг магов, на этот раз Винн даже не знала в какой, но больше она его не видела и никому не называла его имя, словно хранила в своём сердце под замком вместе с тем письмом и мыслями о сыне.
* * *
Запах чечевичной похлёбки из котла вывел Винн из задумчивости. Она сидела на вещевом мешке и умиротворённо наблюдала за суетой лагеря. Элисса и Алистер то и дело суетились возле неё, и чародейка, смеясь, лишь отмахивалась от их беспокойства. Добрые дети. На закате лет Винн выпал шанс сделать что-то для них и послужить стране.
Сколько ей осталось? Словно в ответ на вопрос в груди потеплело. Её друг был рядом и не собирался сдаваться, и Винн не сдастся. Она подошла к Стражам, что уже рассаживались вокруг костра и тянулись мисками к котлу с ужином.
— Вам, наверное, интересно, что это было сегодня, — начала Винн и присела рядом с Алистером и Элиссой, они затихли и посмотрели на неё. — Вы правы в том, что это началось не сегодня. Но нынче у нас был трудный бой, и понадобилась помощь. Я расскажу.
* * *
Ученики, которые были у Винн после Анейрина, отзывались о ней как о внимательной и заботливой наставнице, и Винн такой была. История с Анейрином многому её научила и смягчила нрав. И всё же она никогда не забывала о тощем затравленном мальчике-эльфе и всякий раз вспоминала своё обращение с ним как одну из самых больших ошибок в жизни.
Всю сознательную жизнь Винн провела в Круге магов. Бывали редкие случаи, когда её услуги требовались за пределами башни, в конце концов, она была одним из лучших целителей в Ферелдене, но потом всегда возвращалась. Вероятно, в башне, окружённая любящими учениками, она бы и закончила свою жизнь, если бы не пришёл Мор.
Когда король Кайлан призвал Круг Магов на войну, Винн вызвалась одной из первых. Магия должна служить человеку, и Винн намеревалась всеми силами помочь людям и своей стране победить тёмную напасть… до той самой битвы при Остагаре.
Винн видела, как наступают порождения тьмы, как люди гибнут под их мечами под косым дождём и тёмным небом, и как вспыхнувшая на башне Ишала надежда, не получив ответа, погасла.
Винн тогда серьёзно ранили в одном из локальных сражений, когда остатки армии после смерти короля и Серых Стражей отступали за Остагар. Винн спасла своей магией нескольких солдат, и они вытащили её из-под обломков рушащихся стен.
Она выжила. Вернулась в Круг и выступила против замыслов Ульдреда. Тогда всё и случилось.
На верхних этажах башни магов прогремел короткий взрыв, шум, послышались крики. Винн бросилась туда, чтобы найти Ирвинга, но он велел ей уводить детей. Винн замыкала их торопливую колонну, когда ученики и младшие чародеи убегали прочь от расползавшихся, словно прилив, призраков и низших демонов. Они почти добежали до безопасного места, когда в боковом проходе коридора Винн услышала визг.
Петра!
Её ученица метала бесполезные молнии в демона, чьи глаза пылали багровой яростью и тьмой. Он нависал над ней кроваво-пепельным облаком, и весь свет в коридоре, повинуясь его воле, замерцал и померк.
Винн успела отразить его атаку, когда Петра, зажмурившись, отпрянула назад.
— Уходи к остальным! Сейчас же! — бросила ей Винн и окутала себя светящейся сферой.
Демон утробно зарычал, и Винн почувствовала о сферу тяжёлый, точно от огромного молота, удар. Сфера замерцала, но выдержала. Демон ударил ещё. Винн призвала изнутри всю свою магическую энергию и держалась. Она отвечала на атаки демона ледяным дождём и острыми молниями. Падала на обломки каменных ступеней и тяжело поднималась, поддерживая магический щит.
Он истончался, как паутина от ветра. Винн слабела. Казалось, колдовство черпает силы уже не в её магичесой энергии, а истощает саму жизнь Винн. Сердце билось всё медленней и тяжелей, вторя ударам демона. Они отдавались в голове тупой болью и грозили расколоть защиту, как орех. Налитые кровью глаза демона то пылали ярче, то тускнели. Он рычал, обжигал ладони чародейки яростным огнём бездны из самой Тени, обжигался магическим холодом сам, неистовствовал, отступал, стелился тёмной пылью и нависал снова. Они оба поставили на кон свои жизни.
И Винн победила.
Последний рывок на последнем ударе сердца, и демон растворился в пепельном облаке, а Винн упала, успев лишь услышать, как посох выкатился у неё из ладони.
Смерть приближалась. Звуки, цвета туснели и растворялись в тишине. В темноте. Каменный пол сквозь одежду холодил бёдра, пробегал мурашками к щиколоткам. Становился ровным, всё более неосязаемым. Резной потолок сыпался невесомой каменной пылью и оседал на лице и губах. Язык не двигался. Глаза уже не видели. Они сомкнулись, когда сердце отбило свой последний удар.
Винн умерла. Спасла, кого смогла, и умерла… как вдруг по ту сторону Завесы почувствовала тёплое почти солнечное тепло. Оно укутало её, как дитя, придало сил, и Винн увидела золотой мост.
Так это ты, мой друг, — подумала она тогда. Тот же свет. То же тепло и внимательный заботливый взгляд, какой она чувствовала на себе всякий раз, когда путешествовала во сне по Тени, но никого не видела.
Маги могут ходить в Тень осознанно. Маги ищут там ответы. Маги опасаются демонов. Маги встречают и добрых духов.
Дух Веры. Он был с Винн, когда она проходила Истязания. Молчаливым взглядом утешал после смерти Анейрина и потери сына. Придал ей сил в битве при Остагаре и всякий раз наблюдал с опаской издалека по ту сторону Тени, наполняя сердце Винн верой и светлой надеждой, что всё в итоге сложится хорошо.
Винн ступила на золотой мост и позволила пространству нежно вытянуть себя из Тени. Обратно в мир. В жизнь. В темноту башни, но к тем, чьи жизни зависели от неё, кто звал её с той стороны Завесы, где тьма ещё не победила.
Винн распахнула глаза и закашлялась. Лёгкие снова наполнил душный воздух башни, по венам бежала тёплая кровь, а глаза всмотрелись в отчаявшееся лицо Петры.
— Винн, ты жива! Слава Создателю!
— Я жива, — успокоила её Винн и ощутила внутри невнятный шёпот духа.
Он был с ней. Ласковый, умиротворяющий, но всё-таки чуждый человеческому телу. Дух спас её и отдал вечность своего бесплотного существования, чтобы её глазами увидеть мир. Он будет жить в ней, поддерживая биение её сердца, покуда хватит его сил, пока они оба не покинут этот мир.
Башня магов пережила нападение. Винн выжила и была полна сил, зная, что её срок лишь немного отодвинут. Смерть снова придёт за ней, и она встретит её без колебаний, а пока же…
— Ирвинг, у меня просьба. Я хочу сопровождать Серых Стражей.
Она будет жить, помогая в меру своих сил уберечь этот мир от тьмы. И до сих пор она хранила внутри себя свой секрет.
* * *
— Вот она — моя история, — заключила старая чародейка. — Тот свет, что вы видели за моей спиной, принадлежит духу. В трудные моменты я зову его сражаться вместе со мной, и он понемногу слабеет.
Стражи сидели вместе с ней у костра и внимали каждому слову, пока вокруг царила тишина, и лишь игриво пощёлкивали языки пламени. Несколько долгих мгновений они обдумывали услышанное, пока Элисса не взяла Винн за морщинистую руку.
— Тебя можно как-нибудь вылечить? — печально спросила она, и её глаза были полны заботы.
— А разве я больна? — мягко улыбнулась Винн. — Даже тебе должно быть известно, что смерть нельзя вылечить. Всем суждено умереть, просто я гораздо ближе к финалу, и этого не стоит бояться.
— Но как же… Неужели ты и впрямь?..
— О, нет. Я не намерена умирать так рано. Я предпочитаю думать, что мне дали редкостный шанс, и хочу использовать подаренное время наилучшим образом. Я буду сражаться рядом с Серыми Стражами, чтобы помочь вам подготовиться к тяжелому бою. Слишком многое осталось незавершённым при Остагаре, и я не намерена оставаться в стороне и смиренно ждать смерти, — Винн погладила Элиссу по щеке и посмотрела на Алистера. — Но знайте, что если я паду до срока, и вы что-нибудь напортите, я вернусь с того света, чтобы хорошенько вас отчитать! — улыбнулась она.
— Как ты вернёшься? — наивно склонила голову Элисса.
К Винн и Стражам тихо подсела Лелиана. В её руках копошился наг, она неосознанно гладила его по длинным розовым ушам, но мыслями витала в другом месте.
— Я всё слышала, Винн… — неловко начала Лелиана. — Да, трудно было не услышать, когда мы все тут. Эта история со смертью… я чувствую, надо что-то сказать. Может быть, «я сожалею»?
— Лелиана, не считай себя обязанной успокаивать и не тревожься обо мне. Смерть заберёт нас, когда вздумает, а пока мы живы, воистину живы!
— Так получается… — протянул Алистер, которого разговоры про одержимость духами и смерть вообще не смутили, — у тебя есть сын… и при этом ты не была замужем?
— Всё верно, не была… я тебе всё ещё нравлюсь?
— А? Да! Конечно! Почему нет?
— Хорошо, — умиротворённо кивнула Винн. — Сдаётся мне, ты вовремя покинул церковь.
— А каково это, когда тобой овладевает дух? — задумался Зевран, расхаживая по лагерю. Уж кто своим эльфийским ухом всё слышал, так это он. Впрочем, Винн уже решилась раскрыть свои тайны, иначе Стражи бы так и продолжали беспокоиться о ней. Больше никаких секретов.
— Это трудно описать словами… — задумалась Винн, — Этот так уютно и спокойно. Я чувствую, что меня баюкают и любят. И ещё непрерывное тепло, которое исходит изнутри меня, из самой сердцевины моего существа, насыщает моё тело… Стой, что это за лицо у тебя? Андрасте милосердная! Зевран, о чём ты думаешь?! Нет, я не желаю знать! — всплеснула руками чародейка.
— Все эти духи, демоны и прочее понятно, — вступил в разговор Огрен, — то есть ничего не понятно. Но ты упустила из рассказа одну очень важную деталь.
— Какую?
— Как ты научилась так отменно разбираться в выпивке?
— О-ох, — Винн тяжело вздохнула и сжала переносицу.
Стояла уже глубокая ночь, они ночевали на окраине Бресилианского леса, и завтра милостью Создателя встретятся с теми, кто поможет им сразиться с Мором. На сегодня же все истории были рассказаны.