Игнотус (джен)

 — Интересно…

Кухня подверглась еще одному крайне тщательному осмотру, после чего прозвучало глубокомысленное:

— О-очень интересно.

Бывает, что на исходе восьми десятков лет человек начинает мыслить несколько иначе. Например, считает очень удачным ходить по вечерним улицам в ночной рубашке и домашних тапочках. Или в одно не прекрасное утро поражает всю семью возгласом: «Вы кто такие, я вас не знаю!». Мозг со временем изнашивается, как и любой другой орган, и замене не подлежит.

Разум Миллисенты Багнолд до недавнего времени был надежнее оборудования для пилотируемых космических полетов. И старческому слабоумию он противостоял не хуже, чем безымянный айсберг — Титанику. Десять лет управления целой страной не подкосили его ни капли.

Но с этим успешно справилась собственная кухня миссис Багнолд.

Бывший министр магии жила в полном одиночестве. Конечно, когда-то теоретически существовал мистер Багнолд и, возможно, даже дети, но это было в далеком прошлом. Теперь дом занимал лишь один человек с этой фамилией, и он был несказанно этому рад. Миссис Багнолд относилась к тому типу сухих суровых старушек, которые к своим годам начинают ревностно ценить право на одиночество. Разве что, вместо кошек ее дом был забит книгами, рукописями, древними глиняными табличками гоблинов и ее особой, тайной любовью — коллекцией тролльих дубинок.

Но сейчас она была рада хотя бы одной живой душе, которая смогла бы спуститься на кухню и заявить: «Да, я вижу то же самое!»

— Чайник не тот… — пробормотала миссис Багнолд, шаркая по плиточному полу. — А сервиз откуда здесь? Я разбила его два дня назад. И откуда эти гадкие занавески, я в жизни бы не повесила такую дрянь! И часы для варки яиц пропали, а я всегда кладу их сюда…

Иногда случается такое, что в доме заводится полтергейст. Первые минуты старая ведьма грешила именно на него, но на кухне не было, например, неприличных надписей на стенах или художественно разложенных ложек. Да и откуда бы ему взяться?

— Это все в высшей степени интересно…

* * *

— … а потом Грюм сказал мне, что верхний ярус обрушился. Так что никаких доказательств у меня теперь нет, кроме того, что я видел своими глазами.

В полутемном помещении бывшего «Дервиш и Бэнгз» воцарилась та самая тишина, к которой прибегают, чтобы разложить по мысленным полочкам все только что услышанное и наконец сделать выводы. Ну или просто дождаться, когда за тебя это сделает твой сосед. Рон, чьи аналитические мощности давно и прочно закрепились за Гермионой, безрезультатно бросал на девушку вопросительные взгляды. В конце концов, он сдался.

— Слушай, у вас ведь есть версия, что все это провернул Пожиратель под подставным именем? — высказался он. — Чем она плоха? Куда больше тревожит, что заключенные разбежались по всей стране.

Гарри покачал головой.

— Тот человек в Азкабане разговаривал с кем-то в своей голове. Это очень напоминает, как Квирелл общался с Волан-де-Мортом. К тому же, он перебил всю охрану тюрьмы. Ну, пусть не сам, но с ним было только два человека… Правда, один из них — вампир. А еще отравление Аллардайса в «Черном низзле», инцидент на Совете… Вам не кажется, что такие вещи не могут так просто происходить в один промежуток времени?

— Гарри прав, — Гермиона наконец вынырнула из раздумий. — Кто-то дестабилизирует ситуацию в стране. Смотрите: удар по Совету Безопасности, который позволил бы отлавливать организации, подобные Пожирателям смерти. Затем кто-то подсовывает мракоборцу яд под видом лекарства, и тот травит своего напарника. Вот вам и пошатнувшееся доверие в самом сердце борцов с темной магией. А затем — массовый побег из Азкабана, который вообще должен уничтожить всю репутацию нового правительства и устроить бардак в стране. Некто усиленно выбивает табурет из-под наших ног…

— … перед этим набросив петлю на шею, — подхватил Гарри.

— В точку.

— Ладно, хорошо, но как быть с этими вашими параллельными потоками времени? — спросил Рон, постукивая пяткой по ящику, на котором сидел. — К чему они вообще? И почему это происходит?

Гарри и Гермиона переглянулись, обнаружив себя в непролазных дебрях догадок, конспирологических теорий и откровенного бреда. Пробраться через это нагромождение с одной лишь логикой — все равно что прорубать тропу в бамбуковом лесу, вооружившись канцелярским ножом.

— Я вот тут подумал, — продолжил Рон. — Никто ведь больше не всполошился по поводу странных новостей в тех газетах, э? Значит, они существовали только в хогвартских подшивках. Гермиона говорила о том, что некоторые вещи меняются местами, переходя из одной реальности в другую. Что, если это происходит только здесь, в Хогвартсе и Хогсмиде? В таком случае мы сумеем определить, где находится источник проблемы, просто отслеживая эти… аномалии. — После недолгой паузы: — Что? — спросил он почти обиженно, когда на него уставились с неприкрытым изумлением. — У меня дома так находили гнезда садовых гномов. Ну, высчитывали, где их больше всего поймали, и…

— Рон, ты — гений, — выдохнула Гермиона. — Это действительно логично! Я постараюсь, конечно, разузнать, не происходит ли это по всей стране, но, признаться, я не замечала никаких странностей до возвращения в Хогвартс.

— Отлично, получается, мы составим карту аномалий и отследим их эпицентр, — Гарри начертил на полу круг носком ботинка. — Вот только что мы будем делать, когда обнаружим его? И как быть со мной? Я ведь тоже пару раз пересекал эти потоки. И я постоянно вижу сны со своей могилой там, в другом настоящем…

На этот раз уже он оказался в перекрестье софитов. Рон и Гермиона смотрели на него так, словно он только что признался в личном участии в нападении на Азкабан.

— Послушайте, я… — начал он.

— Могила. — Сказанное Гермионой слово рухнуло, как каменная плита в пропасть. — Вот что является эпицентром.

— Не понял…

— Поток раздваивается, когда в него попадает что-то очень крупное, так? — продолжала рассуждать девушка. — Как думаешь, человек в той временной линии, где его вообще не должно было быть, — может ли он стать такой преградой? — она договорила и вдруг съежилась, как будто бы на нее обрушили ледяной поток. — Ой, Гарри…

Тишина поползла под потолком. На этот раз она была душной и липкой и хватала за горло.

— А. То есть, ты хочешь сказать, что я не должен был выжить, но оказался жив, и из-за этой ошибки реальность раздвоилась? — говорить, когда в глотке суше, чем в научном пособии, само по себе было подвигом. Гарри почувствовал себя так, словно за секунду прожил целую вечность без единого стакана воды. Зато руки были совершенно ледяными и мокрыми.

— Эй… ты точно в порядке? — встревожено спросил Рон. По испугу в его глазах Гарри приблизительно определил свою стадию ужаса: смертельная бледность вкупе с трясущимися губами.

— Да, в полном, — он попытался улыбнуться. Со стороны, наверное, это выглядело как судорога лицевых мышц. — Я всего лишь небольшая ошибка в реальности. Извините, но я как-то не сообразил тогда, что после Авады Волан-де-Морта мне полагалось умереть. Я не совсем внимательно читал сценарий…

— Гарри…

— … мне, вообще-то, предложили альтернативу, знаете ли, право выбора и все такое…

— ГАРРИ!..

Он смутно чувствовал, как его хватают под руки и оттаскивают куда-то в сторону. Под спиной появилась надежная холодная стена, а через какое-то время Вселенная вокруг перестала звенеть и нырять в мерцающую тьму.

Он открыл глаза. Из груди будто выкачали весь воздух, но сердце продолжало работать. Хоть и норовило затолкать легкие куда-то в горло.

Гарри с трудом сфокусировал взгляд на лице Гермионы, которое постепенно проявлялось сквозь рой мерцающих точек. Кажется, несколько секунд назад он был на волосок от обморока. Сказанное Гермионой само по себе не было чем-то ужасающим, но с ювелирной точностью ударило именно по той части психологического барьера, которую старательно обрабатывали ночные кошмары на протяжении нескольких месяцев. Его словно швырнули в черную пропасть и тут же вернули на твердую землю, дав испытать пять секунд свободного полета и легкой истерики в желудке.

— Я… Все нормально, — Гарри кое-как вернулся к нормальной человеческой речи. Далось это нелегко, язык все еще напоминал тряпку, которую запихнули в рот.

— Извини, пожалуйста, я правда не хотела говорить такие шокирующие вещи! — Гермиона выпалила это с такой скоростью, словно все время легкого помутнения Гарри брала разбег на словесной дистанции. Ей было очень не по себе. — Я просто хотела…

— Все, мы выяснили, — осадил ее Рон. — Может, все не так страшно. Гарри живой, сквозь стены, как Ник, не проходит — значит, в полном в порядке. Плевать, что там в другом потоке, в этом все хорошо.

— Не очень… — Гарри наконец отдышался. — Ты ведь читал эти газеты…

Рон упрямо скрестил руки на груди.

— Ну и что? Как будто бы оттуда может просочиться что-то серьезнее, чем эти ваши новости и чемодан Джинни.

— Может, и может… — хором произнесли Гарри и Гермиона.

— Кто-то довольно могущественный сумел устроить побег из Азкабана, — продолжил их общую мысль Гарри. — Я не уверен, но мне кажется, что есть связь между этими событиями. Это как проблемы с каминной вытяжкой и головная боль.

— Тогда нам нужно как можно быстрее найти местоположение твоей… Ну, не твоей, а той, что… Ты понял, словом, — Гермиона откашлялась. — Рон, пока будешь торчать здесь, в «Дервише и Бэнгзе», поможешь мне с составлением карты аномалий. А ты, Гарри…

— А я открою, наконец, этот чертов ларец, — он поднялся, хоть не без труда сохранив равновесие, и направился к противоположной стене, где поблескивали лакированные стенки. Рон наблюдал за его действиями с некоторой тревогой.

— Кхм, Гарри, слушай, я, конечно, не сказал тебе, но…

Крышка откинулась, стукнувшись о стену. Гарри уставился внутрь.

— …но вообще-то нам его продали совершенно пустым.

* * *

Ларец был пуст. Абсолютно. Как голова студента после сдачи экзаменов. Сколько не обшаривал стенки и дно, он ни нашел ровным счетом ничего.

Даже на следующий день эта мысль не спешила покидать голову Гарри, превратившись в недобросовестного квартиросъемщика. Это было все, о чем он мог думать, сидя на сей раз в офисном закутке Фергюссона, которого отправили под домашний арест.

Разумеется, у него уже был записанный на клочке пергамента адрес, где, по словам Джорджа (хоть он и рассказывал с крайней неохотой), можно было найти гоблинку Корнерез и ее домового эльфа. Но кроме этого, еще у Гарри был жетон, форма мракоборца и присяга. До конца чертового рабочего дня без приказа Аластора Грюма никуда он не улизнет.

Вообще-то, когда Грозный Глаз сказал ему, что поручит разбирать дела Тернера и Фергюссона, это звучало как «Парень, я готов поручить тебе ответственное задание, как человеку, на которого могу положиться». А никак не «Ты прекрасно показал себя в архиве, поэтому разбери вот эти две стопки дел».

Теперь они высились по обе стороны стола, как шпили какого-нибудь собора. Найти среди них зацепку к тому, кто мог бы попытаться отравить мракоборца? Увольте, проще лукотруса найти в куче хвороста.

Гарри открыл очередное дело и невидящим взглядом пробежался по строкам. Все, что он смог найти здесь — только буквы. И пару орфографических ошибок.

— Эй, кто-нибудь, киньте свободное перо! — всплыло над офисными ячейками.

Похожие возгласы раздавались здесь стабильно раз в четверть часа. Они были чем-то вроде дружеского напоминания, что отдел мракоборцев из месяца в месяц аккуратно отбивает все затраченные на канцелярию средства. А не только чьи-то почки при задержании.

— Лови!

Над головой Гарри пролетело гусиное перо, приземлившись в назначенную ячейку. Стенки были слишком неудобные, чтобы можно было что-то передать. Поэтому сотрудники перекидывали мелочи друг другу, как квоффл. Никто давно уже не обращал внимания, как время от времени над ячейками что-то мелькает.

Гарри открыл еще одно дело, полностью отключившись от процесса. В голове тем временем развивалась конфронтация двух идей. Первая, конечно же, касалась ларца и способов пораньше свинтить со службы, а вторая — Фергюссона.

Вот что можно было почерпнуть из этих дел? Он насчитал уже как минимум пару десятков человек и существ, которые могли бы из мести что-то да подсунуть мракоборцу. К тому же со вчерашнего разговора с Роном и Гермионой Гарри подозревал, что не в прошлых делах надо искать виновника. Гай тут вообще ни при чем — так, способ понизить планку доверия…

А что, собственно, дало расследование? Ну, Фергюссон забыл пополнить запас обезболивающего зелья, которое обычно держал в ящике рабочего стола. Принимал он его не регулярно, а лишь тогда, когда начинали ныть застарелые раны. Как у него оказалась та капсула под видом лекарства — он не помнит, а воспоминания об этом стерты. Вопросы, которые ему задавали под сывороткой правды, тоже ничего не дали. Сыворотка ненадежная штука: она требует задавать их правильно. Какие вопросы можно задать, когда сам не знаешь, верные ли они?

— Расщедритесь на ластик, пожалуйста!

— На!

Траектория, рассчитанная не очень удачно, привела ластик прямо на затылок Гарри. Отскочив, кусочек резины упал на столешницу.

Гарри машинально бросил его в сторону нуждавшейся ячейки. Машинально, потому что в голове вдруг щелкнул какой-то тумблер — и мысль, до этого без толку искавшая путь, вдруг с огромной скоростью устремилась по запутанному маршруту.

Говорят, когда что-то падает на голову, в эту самую голову вдруг приходят светлые идеи…

Что в первую очередь мог сделать Фергюссон, когда отодвинул ящик стола и обнаружил, что обезболивающее закончилось? Все верно — он спросил, у кого оно есть. Невозможно, чтобы у кого-нибудь из тех, кто носит жетон, не было подобного зелья. И кто-то из соседних ячеек так же крикнул: «Лови!» — и рука Гая поймала в воздухе красную капсулу…

И ровно никто это не запомнил. Как запомнить то, что слышишь из года в год по десятку раз на дню?

Пару секунд Гарри даже боялся дышать, словно мог сдуть нечаянную догадку. Затем он осторожно приподнялся, стараясь рассмотреть весь офисный улей. Сегодня людей было удручающе мало. Оно и неудивительно: большинство мракоборцев брошено на поиски сбежавших из Азкабана заключенных. Но в некоторые дни здесь просто не протолкнуться…

Гарри быстро схватил со стола чистый лист пергамента и набросал схему офисных ячеек. Что же… То был обычный загруженный день, когда офис гудел, как осиный рой. Из каких ячеек точно можно было сквозь гул расслышать просьбу Фергюссона? Долгих раздумий это не потребовало. Часть схемы отправилась за границы карандашного круга. Гарри смотрел на рисунок и не верил своим глазам. Он только что сузил круг поисков подозреваемых до нескольких кабинок.

Минута его детективного торжества была омрачена громким окликом за спиной.

— Эй, парень! — Септимус Фрост заглянул в ячейку. Лицом он все еще напоминал жертву поцелуя кухонного комбайна. — Тебя Грозный Глаз вызвал. Говорит, чтоб бросал все и шел к нему в кабинет.

* * *

— … при создании любого предмета с помощью заклинания нужно помнить одну фундаментальную вещь — невозможно сотворить материю из ничего. Масса вещества всегда постоянна. Если где-то чего-то прибавится, то в другой точке тут же убавится…

К старшим курсам между студентами и преподавателями обычно начинает действовать негласное соглашение. По нему одна из сторон получает полное право пропускать все мимо ушей и мирно спать, а вторая — забивать учебные часы чем угодно, лишь бы оно походило на лекцию. Поднаторевшие преподаватели могут зачитать инструкцию на коробке стирального порошка с такой интонацией, что никто не заметит подвоха.

Эту лекцию профессора Флитвика Джинни слышала уже в третьей по счету интерпретации. Пару дней назад это подействовало бы на нее, как удар молотком по бочке с нитроглицерином, но с подачи Гермионы ее взрывоопасность снизилась до булыжника обыкновенного. Сейчас она просто невидяще таращилась в окно.

Перед ней лежал вчерашний экстренный выпуск «Пророка».

Итак, все ее кошмары вернулись. Стоило только чуть расслабиться — и вот, пожалуйста, по стране разбежалось с сотню убийц и психопатов. Видимо, миссис Уизли сейчас была единственным человеком во всей Англии, который оказался готов к такому повороту событий. По крайней мере, за нее и отца можно не переживать.

Джордж и Рон в относительной безопасности, Перси тоже…

А Гарри, разумеется, в самом эпицентре.

Почему-то сильную эмоциональную привязанность к человеку принято именовать «чувствами». Джинни терпеть не могла это определение. Его семантическое поле всегда превращалось в асфальтированный кусочек нечто под табличкой: «Для тех, кто не уверен (возможна пожизненная аренда)». Нет, нет и нет. Ты испытываешь к человеку всегда одно чувство. Просто оно может играть разными оттенками в зависимости от ситуации.

Сейчас это были темно-красные отблески тревоги.

— …спальни и библиотека… Приблизительно здесь. А Хай-стрит и «Три метлы»… вот тут.

Тихий шепот Гермионы отвлек ее от раздумий. Джинни повернулась к подруге. Та ссутулилась над двумя достаточно большими чертежами и что-то бормотала себе под нос.

— А если учесть масштаб…

— Эй, — Джинни шепотом окликнула Гермиону. Та на секунду оторвалась от карт и ответила пустым взглядом, продолжая что-то подсчитывать. Джинни ощутила себя географическим пособием. — Гермиона? — сделала она еще одну попытку. На этот раз абонент оказался у аппарата. — Что ты делаешь?

Пауза, которая последовала за вопросом, затянулась слишком надолго, и в голову девушки закрались подозрения. Весь вчерашний вечер по возвращении из Хогсмида Гермиона вела себя так, словно мысленно пребывала снаружи всех измерений. Например, целый час просидела в кресле гостиной факультета, остекленевшим взглядом наблюдая за гриффиндорцами. За ужином таращилась в тарелку чуть ли не каждого сокурсника. И время от времени что-то записывала. А еще эта просьба одолжить ей сквозное зеркало, расспросы про чемодан…

Можно подумать, что в «Трех метлах» стали подавать что-то особенное. Например, настойку на интересных грибах.

— Это очень долго объяснять. Скажем так, я провожу исследование, — наконец ответила Гермиона.

Джинни сощурилась. Она успела разглядеть пометки на чертежах. В особенности много их было на том, что изображал грубый план Хогвартса.

— Это связано с новостями о побеге Пожирателей? — в лоб спросила девушка. — Ты ищешь слабые места замка для обороны?

Гермиона открыла рот. Хотя сказать ей так ничего и не удалось.

В первую очередь это заметили карандаши и разбросанные по партам перья. Затем из чернильниц выплеснулись чернила. И вслед за этим студенты ощутили, что земля под ногами словно вздумала почесаться.

— Все под парты! ВСЕ ПОД ПАРТЫ! — разнесся по аудитории тоненький вопль профессора Флитвика.

Крик преподавателя подействовал на студентов, как выстрел из сигнальной ракетницы, и под потолок взлетел общий крик. Правда, в нем было столько же искренности, сколько в постановке для школьного утренника.

Джинни без единого звука нырнула под защиту деревянной столешницы, стянув туда же растерявшуюся Гермиону. Немногим позже она сама с искренним изумлением вспоминала, с какой готовностью проделала этот трюк, словно всю жизнь жила на стыке тектонических плит.

Пол и стены дрожали всего несколько секунд.

Затем в аудитории воцарилась полная тишина.

* * *

— Я должен что?

Аластор Грюм поднял на Гарри тяжелый взгляд. Очень тяжелый. Будь у Грюма два глаза вместо одного, он бы точно сломал себе шею.

— Я недостаточно ясно отдал приказ, Поттер?

Гарри открыл рот и тут же предпочел подавиться едва не вырвавшимся протестом. Все правильно. Грозный Глаз — глава мракоборческого отдела, а он… а он носит жетон мракоборца. Все по регламенту.

— Нет, сэр. То есть все ясно, сэр.

— Вот и славно. Выполняй.

Из кабинета Грюма Гарри вышел с желанием выразить свое негодование громким хлопком дверью. Впрочем, он предпочел зайти с другого конца шкалы и закрыл дверь очень тихо и очень аккуратно. Даже ручка щелкнула так, как не щелкает в комнате с уснувшим ребенком.

— «Вы учились вместе…» — тихо пробормотал Гарри себе под нос, идя в сторону офиса. — «Ты знаешь, чем его можно припугнуть…» Ну спасибо…

Он вернулся в ячейку Фергюссона.

Уселся на место.

Поправил бумаги на столе.

И наконец развернулся лицом к тому, кого привели к нему на допрос.

— Хо-хо-хо. Обязательно нужно было сделать вид, что ты тут важная шишка, а, Поттер? — произнес Драко Малфой.

Странно. Гарри испытал легкое удивление тому, как весь копившийся по дороге к офису гнев моментально растворился в воздухе, едва он услышал издевку. Ему просто стало… все равно? Драко Малфой сделал ровно то, что сделал бы Драко Малфой. Хотя, пожалуй, нет. Попыткой оскорбить это точно не было. Чем дольше Гарри рассматривал бывшего врага, тем больше подмечал не хищные повадки лощеного мерзавца, а суетливую озлобленность загнанного в угол зверька. Он даже огрызнулся скорее по привычке.

Ага. Вряд ли дела Малфоев пошли в гору, когда глава семейства отправился досиживать свой срок. Драко даже в Хогвартс не вернулся на учебу.

Кстати, о главе семейства…

— Ты можешь рассказать мне что-то о последнем свидании с твоим отцом до побега из Азкабана? — спросил Гарри. В целом, ответ был предсказуемый.

— Пришел. Поговорил с ним. Отдал передачу из дома, которую понадкусывала охрана. Ушел, — деланно небрежно ответил Малфой. — А, нет, вспомнил. Меня обыскивали. Дважды. Я после не досчитался двух сиклей. Твои коллеги купили потом на них пончиков?

«Ну ладно, про пончики было остроумно».

— Люциус Малфой говорил о готовящемся побеге? Были ли какие-то намеки в его разговоре с тобой?

Это как игра, в которой палочкой тыкают в паука. Ты прекрасно знаешь, какая будет реакция, но в этом-то и весь смысл.

— Мне предоставить стенографию всех моих разговоров с отцом? Если тебе нечего почитать, Поттер, рекомендую на досуге полистать букварь. Говорят, увлекательное чтиво.

«На второй ответ оригинальности не хватило. Шутить про букварь… Это не то чтобы не обидно, это беспомощно».

— В его поведении было что-то странное?

К третьему вопросу Гарри начал понимать, почему Аластор Грюм именно его направил допрашивать Драко. Мерлин великий, этот престарелый мракоборец неплохо разбирается в людях! Это был идеальный расклад. Разговаривай с Малфоем обычный мракоборец, бывший слизеринец сумел бы сохранить и мину, и игру. Что ему незнакомый человек? Но перед Драко сидел Гарри, и здесь все было гораздо сложнее. Это и унижение, и воспоминания о том, как Гарри отстаивал его семью на суде и как спас в Выручай-комнате, и злоба от былого соперничества, и когда-то не заладившееся знакомство в поезде перед первым курсом… Будь Драко как Люциус, это бы не сработало. Но отцовского хладнокровия и расчетливости ему не досталось.

Да и мозгов, в целом, тоже.

— Ты так и будешь задавать мне тупые вопросы?! — взорвался Драко. — Нет, нет и нет! Я не заметил ни-че-го!

Повседневный шум в офисе мракоборцев заметно поубавил децибелы. В конце концов, никто не откажет себе в удовольствии насладиться бесплатным шоу.

— Если ты ничего не заметил, то почему тогда так переживаешь из-за вопросов? — Гарри решил идти до конца. Он видел по стремительно краснеющему лицу Драко, что это дело каких-то минут.

— Потому что мне не нравится, что меня выдернули из дома ради идиотского допроса! Я не хочу сидеть здесь и смотреть, как ты самоутверждаешься за мой счет!

— Ладно, а что насчет Велиуса Сетона?

— А это вообще кто такой?

Тут Драко сказал чистую правду. Он был зол, и если бы это имя хоть что-то говорило ему, он бы выдал себя с головой. «Хорошо, попробуем по-другому…»

— Отец ведь пытался связаться с тобой после побега? Предупредить, сказать, что с ним все в порядке?

Честно говоря, Гарри и сам не ожидал такой реакции. Эмоции Малфоя кипели у самой поверхности, зачерпни — и рассмотришь все в мельчайших подробностях. Но то, что случайно подцепил этот вопрос… Похоже, в этом даже не было его заслуги.

Драко уже варился на медленном огне все это время с момента, когда стало известно о побеге из Азкабана.

Малфой сгорбился на казенном стуле и, к изумлению Гарри, закрыл лицо руками. Он явно был близок к тому, чтобы разрыдаться. Если честно, осудить такое мог бы только человек с полностью отсутствующей нервной системой.

— Ты не знаешь, в безопасности ли он? — по правде сказать, Гарри не испытывал никакого желания добивать Драко. Он бы с радостью взвалил это на чьи-нибудь другие плечи. Но на кону стояло спокойствие целой страны.

— Он не в безопасности… — Малфой наконец отнял руки от лица и взглянул на Гарри опухшими глазами. — Смотри… Это появилось несколько дней назад, отец тоже это чувствовал, они все…

Пока Гарри смотрел на происходящее, он отчетливо ощущал полную отстраненность от всего этого. Мозг конспектировал все со скрупулезностью секретаря в суде, пока он сам был где-то очень далеко. Так далеко, как хотел бы быть.

Драко задрал левый рукав рубашки.

— Она проявилась в августе, как раз в день, когда произошел тот инцидент на Совете…

К горлу подкатил комок тошноты.

На запястье чернела Метка.