Вечерняя звезда (гет)

Несколько лет спустя.

— Хесперус. Тебя зовут Хесперус,⁽¹⁾ — с воодушевлением, дрожащим от волнения голосом произнес Гэвиус, укладывая плачущего младенца на алтарь и тонким ручейком вливая в него магию. Папаша тебе, конечно, достался бестолковый, зато мама — умница. Вон какого молодца сотворила. Целых восемь фунтов!

Северус скривился, выслушав эпитет в свой адрес, но промолчал. Он внимательно следил за обрядом и опасался какого-нибудь подвоха. Мордред знает, что в голове у старого психа.

Когда он попросил Гэвиуса позаботиться о Гермионе, то услышал в ответ просьбу, которая тогда не показалось Северусу обременительной — привести будущую жену в дом Принцев и позволить Гэвиусу дать имя первенцу. Старик не настаивал и не требовал никаких клятв. Наоборот, сам дал Полную магическую клятву о непричинении вреда будущим родственникам. Северус был впечатлен. Но так как ни о какой жене он не думал и вообще не надеялся выжить, с легкой душой согласился. Но сейчас его снедало беспокойство.

— Не стой истуканом, Северус. Приступай.

Северус начал делать плавные круговые движения руками, словно окутывая малыша невидимой защитой. Из горла полились ритмичные фразы на латыни о принятии и обещании заботиться. И никаких маханий палочкой — родителю не нужны проводники, чтобы поделиться магией со своим ребенком.

Малыш, насытившись родной и теплой магией, успокоился и уснул. Обряд имянаречения подошел к концу.

Заключительные слова произнес Гэвиус:

— Добро пожаловать в семью, Хесперус Корвинус Принц!

С последним произнесенным звуком Гэвиус почувствовал, как исчезли невидимые тиски, последние годы сжимающие сердце. Ритуал, который он когда-то тщательно готовил, в котором ставкой была его жизнь и магия, завершился. Остался лишь последний штрих, вернее, последняя точка, но ее он поставит чуть-чуть позже...

Северус тоже что-то ощутил, только не понял, что именно. Он укрыл ребенка покрывалом, взял на руки и сделал шаг назад, к выходу. Напряженным голосом спросил:

— Что это было? Что ты сделал, старик?

— Ничего страшного, всего лишь запоздалое исполнение договора, — Гэвиус свободно вздохнул. — Вы сбежали, Северус, но я-то остался. У меня было два пути: получить откат и стать сквибом или попробовать отсрочить действие ритуала. Как понимаешь, я выбрал второе, — в глазах старого Принца блеснули безумные искры. — Но так даже лучше! Я чувствую! Дитя, рожденное по любви, добровольно, без принуждения — что может быть прекрасней!

— Ты сумасшедший.

— Мне простительно. На пороге смерти я могу побыть немного безумным.

— Остается молить Мерлина, — Северус продолжал пятиться к выходу, — чтобы твое безумие не было заразным и не передалось по наследству.

Гэвиуса развеселило настороженное состояние внука, он оскалился в улыбке:

— О, не переживай, Северус. Кровь этого малыша настолько чиста, что по сравнению с ней кровь любого из Священных двадцати восьми или даже моя собственная, как загаженное болото. Если будете осторожны, вам в течение нескольких поколений не страшны будут никакие душевные и физические недуги, а родовые проклятья обойдут стороной. Тебе нечего бояться...

* * *

— И к чему эти ручьи?

— Я не специально, они сами, — Гермиона промокнула глаза платочком. — Северус, я боюсь, — она посмотрела в сторону кроватки, — Гэвиус так на него смотрит, что мне становится не по себе.

Северус ее обнял:

— Могу поклясться, что ничего он ему не сделает, — хмыкнул: — Скорее, меня выгонит взашей, если в чем-то заподозрит.

— Северус, — позвала Гермиона после недолгого молчания, — я никогда не спрашивала. Когда ты перестал меня ненавидеть?

— Ненавидеть? За что? — он качнул головой. — Ну, не нравилась иногда твоя назойливость, раздражало, что такой потенциал тратится на двух ленивых бездарей, но ненавидеть… были, знаешь ли, объекты для ненависти посерьезней.

Северус уткнулся жене в макушку. Мог ли он еще несколько лет назад предположить, что судьба, от всей души потрепав его в юности, будет настолько благосклонна потом?

* * *

Гэвиус прислонил трость к кроватке и осторожно взял спящего малыша на руки.

— Ну что, Хесперус, пора мне вас покинуть. Хотелось бы задержаться подольше, но сегодня я понял — мое время пришло. Долг исполнен. Я не прощаюсь, нет. Я всегда буду рядом, хоть ты этого и не заметишь. Впрочем, — Гэвиус на мгновение задумался и изогнул губы в улыбке, — почему бы одному портрету не быть более живым, чем остальные? И когда-нибудь, возможно, ты прибежишь к нарисованному чародею и поделишься с ним своими мальчишескими секретами или захочешь спросить совет. О, будь уверен, он тебе никогда не откажет. А пока прогуляйся со стариком напоследок.

Гэвиус бесшумно вышел из детской. Он бродил из зала в зал, из комнаты в комнату, задержался у гобелена с деревом. И говорил, говорил тихим глубоким голосом безмятежно посапывающему у него на руках младенцу о предках, о своей юности, о делах, которые когда-то его волновали, о странах, которые когда-то посетил, и еще о многом, многом другом; о забавном и грустном, о важном и не очень...

Уложив ребенка обратно и поцеловав в лобик, Гэвиус отошел от кроватки, закрыл глаза и глубоко вздохнул... И исчез, рассыпаясь мелкими частичками. Но не теми грязно-серыми пепельными хлопьями, какими рассыпался Тот-кого-нельзя-называть в битве с Мальчиком-который-выжил, а совсем другими — яркими светящимися искорками.

Искры разделились. Значительная часть устремилась к малышу и пропала, не долетая до тела, впитываясь в невидимую сферу, даря пока еще крошечному человечку долголетие, отменное здоровье и удачливость. Малая часть осела на заснувших в кресле мужчине и молодой женщине. Женщина сидела на коленях у мужчины и прятала лицо у него на груди, а он накрыл ее полами своей мантии, будто крыльями, словно опасаясь, что его сокровище исчезнет. Несколько светящихся частиц досталось портрету, который вешал на стену в гостиной Дестра, шмыгая носом и размазывая слезы по морщинистому лицу. Оставшиеся светлячки разлетелись в разные стороны, просачиваясь в стены, потолок, укрепляя защиту семейного жилища.

Гэвиус Фостус Принц развоплотил себя и свою сущность, чтобы стать незримым Хранителем семьи и оберегом маленького Принца.

* * *

Опустившись в кресло, в котором обычно сидел Гэвиус, Северус недовольно произнес:

— Даже не попрощался, сволочь. А ведь я готов был сказать спасибо.

Откуда-то сбоку послышалось покашливание, хрипловатый голос сказал:

— Ты можешь сделать это сейчас.

Северус подскочил и уставился на портрет. На нем был изображен Гэвиус, сидящий перед камином в точно таком же кресле.

— Старый ты... выкрутился-таки, — усмехнулся Северус.

— Если ты не заметил, я здесь не намного тебя старше. Но уважение проявить не мешало бы.

Северус отрицательно покачал головой:

— Я не могу.

Гэвиус кивнул:

— Понимаю.

Потом он вздохнул и виновато произнес:

— Прости меня, Северус. Прости, что не нашел тебя, когда ты был ребенком, и не помог.

Молодой Принц скривился:

— А при жизни слабо́ было сказать?

— Слабо́, — признался Гэвиус, — к тому же я знал, что ты ответишь.

— Я бы тебя к Мордреду послал.

— Поэтому я не видел смысла сотрясать воздух, — Гэвиус тяжело откинулся в кресле и прикрыл глаза. — Я устал, Северус, мне надо отдохнуть. Поговорим как-нибудь потом...

— Через сколько лет?

— Не знаю, не думаю, что много. Года три-четыре, вряд ли больше. Береги семью, Северус, и дай сыну то, чего был лишен сам. А теперь прощай...

Гэвиус полностью закрыл глаза и застыл. Только слабое и размеренное движение грудной клетки указывало, что в нем теплится псевдожизнь.

Северус какое-то время вглядывался в спящего на картине волшебника, затем направился к выходу. У самых дверей остановился и снова посмотрел на портрет.

— Я тебя прощаю, дед...

1) Хесперус (лат. муж. имя) — пер. Вечерняя звезда.

Вернуться к тексту