Окольные пути / Hearts on Detours (гет)

Она покинула Большой зал через огромную двустворчатую дверь, которая в эту ночь была широко открыта, затем пересекла прилегающий вестибюль со сдержанной спешкой беглеца, желающего избежать лишнего внимания. Сливающиеся звуки музыки, шум голосов и спорадическое звяканье хрустальных бокалов стали слабее, сообщая о так необходимом ей увеличении расстояния. По пути к столь желанному выходу, обещавшему передышку и облегчение, она прошла мимо троих болтающих участников бала. Они посмотрели на неё с приветливыми улыбками, которые она попыталась вернуть в меру своих временно ослабевших сил. Она добралась до двери, к которой так стремилась, с некоторым усилием толкнула её и наконец вышла на свежий холодный воздух белой зимней ночи.

Как только окованная железом дверь закрылась за ней, Гермиона Грейнджер заплакала.

* * *

— Ну, как мы смотримся? — сказал Рон, раз в двадцатый нервно поправляя взъерошенный воротник своей безнадёжно устаревшей парадной мантии.

Гарри, стоявший рядом с ним в наряде, который, не будучи ни классической формальной одеждой волшебника, ни современным маггловским костюмом, скорее представлял из себя немного старомодный фрак и, если верить каталогу, был самым модным в обоих мирах, окинул оценивающим взглядом впечатляющий результат почти двадцати минут отчаянных попыток привести себя в подобающий вид, отражающийся в большом настенном зеркале. Гарри впервые в жизни примерил контактные линзы, и его глаза не испытывали восторга. Ни по поводу линз, ни по поводу отражения в зеркале.

— Хочешь знать моё честное мнение?

Рон оставил в покое семейную реликвию, в которой был обречён на публичный позор, и, поникнув плечами, опустил беспокойные руки по бокам.

— Нет.

— Просто сногсшибательно! — заявил Гарри, сияя притворным энтузиазмом.

— А знаешь, ты прав! — тут же поддержал его Рон, принимая эффектную позу с втянутым животом и выпяченной, как у разъярённого иглобрюха, грудью. — Только посмотри на этих красавчиков.

— Совершенно неотразимы.

— О да!

— Само воплощение мужественности.

— Да ты сечёшь фишку, приятель!

— Даже Шону Коннери до нас далеко.

— Какому Шону?

Гарри тяжело вздохнул и направился к выходу из ванной.

— Давай просто покончим с этим.

— А может, не надо? — тоскливо спросил Рон, когда иглобрюх полностью сдулся. — Может, ещё не поздно по-тихому слиться?

— Поздно, друг, поздно.

Гарри выключил свет (Да-да, там действительно был выключатель, и он управлял всеми неестественно яркими свечами в комнате. Не спрашивайте.) и вместе с плетущимся следом стонущим Роном пошёл вперёд, чтобы смело встретить то, что грозило стать весьма запоминающимся — так или иначе — святочным вечером. И совершенно неважно, что за внешней бравадой он находился на грани самой настоящей панической атаки. К чёрту! Сейчас у него на это не было времени.

* * *

— Voilà! Ô, ô, ô… magnifique!⁽¹⁾

— Ты правда так думаешь? Не уверена, что с моей внешностью можно рассчитывать на сколько-нибудь впечатляющий результат.

Флёр Делакур упёрла руки в свои стройные бедра и, возмущенно нахмурившись, посмотрела на отражение Гермионы в большом настенном зеркале.

— Вы смеете оскорблять мой многочасовой труд, мадемуазель?

Лицо Гермионы побледнело под слегка подрумяненными щеками.

— О! Нет, нет! Я не это имела в виду! Просто твои усилия кажутся мне равносильными усилиям скульптора, вынужденного работать со льдом в центре Сахары.

— Ерунда, — пренебрежительно отмахнулась Флёр, и на каком-то упрямо подавленном уровне даже Гермионе пришлось признать её правоту. — Ты, моя дорогая, — мой шедевр.

Самая скептически настроенная ведьма Хогвартса приподняла бровь.

— Исключительно из-за величины вызова, полагаю.

— Немедленно прекращай это, глупая девочка, — с некоторым раздражением предостерегла её Флёр. — Ты вызов не для стилиста, а для терапевта!

— Ещё неделю назад я была вполне довольна тем, что не нуждалась ни в одном из них.

— И именно поэтому воспользовалась тем зельем для уменьшения зубов?

Гермиона поморщилась.

— Зря я тебе об этом сказала.

— Думаю, для тебя soupçon of vanité⁽²⁾ — шаг в правильном направлении. Прочь от всего этого жалкого отвращения к себе.

— Шаг на наклонную дорожку, которая самым неожиданным образом обрывается в пропасть нарциссизма, — возразила Гермиона. — Ещё вчера я была занудной зубрилкой, прыгающей от радости при одной мысли научиться чему-то новому, а уже завтра — наложу на себя руки, потому что заняла второе место на конкурсе красоты «Мисс Сохо».

Флёр рассмеялась — словно игривый ручеёк пробежал по тонкому хрусталю.

— О да, уверена, фальшивые зубы в цене на подобных конкурсах, — поддразнила она, — так что на самом деле у тебя может быть гораздо больше шансов, чем ты думаешь.

Гермиона посмотрела на хихикающую блондинку в зеркало над туалетным столиком, скрестив руки на груди.

— Смейся-смейся, принцесса. Очевидно, тебе сложно представить, каково это — выглядеть как бурундук с вечно торчащими во все стороны волосами.

— И только посмотри на себя сейчас, — почти восторженно воскликнула Флёр, склонившись над открытым плечом Гермионы, и лукаво добавила: — Может, ну их, этих мальчиков? Сбежим вместе, ты и я, а?

Гермиона покраснела, отчего почувствовала себя немного глупо. В конце концов, от Флёр Делакур подобное предложение было чрезвычайно лестным независимо от подразумеваемой сексуальной ориентации, так что она предпочла не обращать внимания на эту маленькую странность.

— Как ты думаешь, ему понравится? — спросила она, когда растущее беспокойство по поводу приближающегося часа взяло над ней верх. Она слегка повернула голову, чтобы ещё раз взглянуть на безумно сложную причёску на своей голове, которую никакая евклидова геометрия не смогла бы должным образом описать. — Я имею в виду то, как я выгляжу.

— Понравится? — спросила Флёр с явным недоверием. — Chérie⁽³⁾, когда бедный Гарри увидит тебя сегодня вечером, он распрощается со своей последней невинной мыслью в отношении тебя.

Прилив жара вернулся к лицу Гермионы с удвоенной силой.

— Думаю, ты немного торопишь события, — пробормотала она, безнадёжно взволнованная. Совершенно неосознанно она провела правой рукой по безупречному изгибу косы, огибающей её голову, чтобы встретить своего двойника с другой стороны и соединиться с ним в искусном плетении причёски.

— Ничуть, — уверила Флёр, отбрасывая руку Гермионы от своего кератинового произведения искусства. — Ты уже не маленькая девочка, Гермиона. Ты юная женщина. И сегодня вечером ты заставишь своего героя догнать тебя.

— Ей богу, Флёр, — сказала немного шокированная Гермиона, — твои слова звучат так, будто речь не про школьные танцы, а про брачную ночь. Моё платье всё ещё голубое?

— Да, но в le jeu de l'amour⁽⁴⁾, танец — это всего лишь увертюра, где каждый шаг — это манёвр, каждое прикосновение — искушение, а каждый взгляд — приглашение.

Гермионе очень захотелось немного ослабить воротник, которого у неё не было.

— Я совершенно уверена, что на сегодняшний вечер танцы останутся главным блюдом, Флёр, — убеждённо сказала она. — Давай сдвинемся чуть ближе к Джейн Остин и чуть дальше от подростковой беременности, хорошо?

Настала очередь чемпионки Шармбатона шокировано округлить глаза.

— Mon dieu⁽⁵⁾, и у кого тут грязные мысли? Я всего лишь намекала на поцелуй.

— Неужели? — сухо осведомилась Гермиона. — Что ж, мне от этого гораздо легче, большое тебе спасибо.

Флёр Делакур издала стон разочарования, — прозвучавший гораздо приятнее, чем ему положено было быть по определению, — который плавно перетёк в восхитительный короткий смешок.

— Ну же, mon petit papillon⁽⁶⁾. Пришло время выйти из своего кокона и расправить крылья.

Гермиона посмотрела на книгу, в которой перевернула несколько страниц за то время, пока ждала, когда высохнут волосы или когда Флёр закончит колдовать над её причёской. Повинуясь какому-то инстинкту, она протянула руку, чтобы взять книгу с собой, но резко остановилась, заметив укоризненный взгляд француженки.

— Я… я просто чувствую себя лучше, когда у меня есть что-то, что можно почитать, — запинаясь, объяснила она. — Может, в какой-то момент мне захочется отвлечься… Например, когда Гарри будет занят какими-нибудь чемпионскими делами или чем-то подобным.

Флёр тихонько вздохнула, взгляд её темно-синих глаз говорил об искреннем сочувствии.

Но Гермиона ещё не была готова сдаться.

— Один твой соотечественник однажды написал: «Давайте читать и танцевать; эти два развлечения никогда не причинят вреда миру». Конечно, бывало, что я читала настолько безнадёжные глупости, что искренне опасалась получить необратимое повреждение мозга, а моя мать однажды вывихнула лодыжку, танцуя фокстрот, как бы невероятно это ни звучало. Но я всё ещё придерживаюсь своей точки зрения. В целом.

— Ты права, — с улыбкой согласилась молодая француженка. — Но всему своё время и место, моя дорогая, и сегодня не время для чтения. Это время для танцев. — Она сделала паузу, спокойно наблюдая, как Гермиона смиряется с этой особенно неприятной правдой. — А теперь отпусти свой спасательный круг в кожаном переплете, — длинные тонкие пальцы Флёр немного помогли ей в этом, — возьми меня за руку, встань… вот так, да… Ох, ты только посмотри на себя в этом платье! А теперь пойдём со мной. Сегодня тебе предстоит искать защиту не на холодных страницах книги, а в тёплых объятиях своего партнёра.

Сглотнув, Гермиона позволила вытащить себя из комнаты и повести к тому, что с каждым неуверенным шагом начинало всё больше и больше походить на её неминуемую кончину.

* * *

— Эй, приятель, да ты как будто вышел из средневековья, — весело поприветствовал Симус Финниган своего рыжеволосого соседа по комнате, хлопнув его по спине.

— Ничего ты не понимаешь, — невозмутимо произнёс Рон, полуприкрыв глаза. — Это вечная классика.

— О, не будь таким занудой, — сказал ему Симус с добродушным смехом. — Посмотри на меня в этом зелёном кошмаре! Можно подумать, будучи ирландцем, я просто обязан выглядеть как чёртов лепрекон!

— Это тоже какая-то семейная традиция? — присоединился к ним Гарри, изо всех сил стараясь выглядеть расслабленным и невозмутимым, что было полной противоположностью тому, что он чувствовал на самом деле.

— Что-то вроде того, — ответил Симус, вполне расслабленный и невозмутимый без всякого притворства. — Моя мама продолжает настаивать, что зелёный — мой цвет. Я продолжаю говорить ей, что меня беспокоит не зелёный цвет как таковой, а я в зелёном. — Тут что-то привлекло его внимание в собравшейся вокруг них толпе. — А, вот и моя дама. Я, пожалуй, пойду к ней. Увидимся!

Гарри и Рон кивнули и проследили за тем, как он встретился с Лавандой Браун, одетой в красное платье с оборками.

— Вместе они похожи на рождественскую ёлку, — беспристрастно заметил Гарри.

— А я выгляжу как эксгумированный современник Годрика Гриффиндора, — сказал Рон.

— Но хорошо сохранившийся.

— Ну спасибо. — Рон лениво обвёл взглядом толпу, заполнявшую фойе и ожидавшую открытия Большого зала. — Эй, ты только посмотри на ту девчонку!

— Которую?

— Да вон ту, которая светится! — Вместо того чтобы указать пальцем, он просто кивнул головой. Судя по тому, как он это делал, это был один из тех редких моментов в его жизни, когда он активно избегал любого внимания к своей персоне. — Выглядит ещё нелепее, чем я.

Гарри нашёл взглядом светящуюся девушку и на секунду поколебался, прежде чем с некоторой опаской сообщить:

— Э-э… Рон… Я почти уверен, что это твоя партнёрша.

— Что? Да не-е-ет, не может быть.

Девушка, о которой шла речь, обернулась, и её яркие большие глаза быстро обнаружили не так уж незаметно наблюдавших за ней мальчиков.

— Да, это определённо Луна.

— Мерлинова мать.

— А вот это вряд ли, — сказал Гарри.

— Привет-привет, — жизнерадостно поприветствовала их секундой позже необычная девушка из Равенкло. — Что за вечер, а? Разве это не захватывающе? — Ошеломляюще противореча словам, ровный, слегка убаюкивающий голос делал её похожей на гипнотизёра на сеансе. — О, ты выглядишь точно так, как я представляла тебя в своём воображении, Рональд. Совершенно потрясающе!

— Да, эм, спасибо, э-э… — Рон уставился на её светящееся платье, на мгновение и вправду загипнотизированный, но не столько голосом, сколько радужными переливами цвета. — А ты… ты выглядишь очень… колоритно.

Она посмотрела вниз на своё светящееся платье, затем снова на Рона с широчайшей улыбкой, которая в образном смысле осветила её лицо почти так же, как её наряд в буквальном смысле освещал близлежащее к ней пространство.

— Я знаю, — сказала она как ни в чём не бывало. — Это биолюминесцентная ткань. Она светится из-за миллионов мерцеблёстов, живущих в ней. Невероятно, правда?

Рон молча вытаращил на неё глаза, пытаясь собрать мысли в кучку.

— Конечно, — прохрипел он наконец, затем неловко откашлялся и забормотал: — Так где же Гермиона и её таинственный парень-из-чулана? Держу пари, это один из этих подозрительных типов из Дурмстранга. Они только и делали, что пялились на наших девчонок! Ну, кроме Виктора Крама, конечно. С ним всё в порядке. Подожди, разве он не хотел пригласить Гермиону? Нет, она, наверное, даже не придёт, так? Стоп, это же не Маклагген, нет? Что-то я не видел его напыщенной задницы. Не то чтобы я специально искал его задницу.

Луна хихикнула.

— Я слышала, что он почему-то последние пару дней провёл в больничном крыле, — сообщила она, пожав плечами.

— Ну и отлично, — прокомментировал Рон. — Значит, мне не придётся расквашивать его идеальный нос.

— Но почему ты сказал, что Герми… О, смотрите! Дверь открывается! — перебила сама себя Луна. — Ого, ничего себе! Однажды я видела это во сне, только там все плавали.

Возбужденная болтовня, то и дело перемежаемая мужскими смешками и девичьим хихиканьем, сменилась вздохами удивления и благоговения, когда помещение внезапно залил яркий белый свет. Тяжёлая двустворчатая дверь распахнулась, открывая Большой зал — столь великолепный, каким его никто из присутствующих никогда прежде не видел.

— Что они сделали с обеденными столами? — возмутился Рон, ни к кому конкретно не обращаясь. — Нет, ты только посмотри, Гарри! Гарри?..

Он повернул голову сначала налево, затем направо, чтобы поискать своего странно отсутствующего друга, и, к своему большому удивлению, обнаружил его чуть в стороне от дружно очарованной толпы. Единственный из присутствующих, он смотрел в противоположном направлении, на лестницу. Рон проследил за направлением его взгляда. По ступенькам спускалась какая-то эффектная шатенка, которую он никогда раньше не видел. Наверное, одна из тех красоток из Шарбатона.

Стоп.

Он присмотрелся внимательнее, а затем его челюсть присоединилась к челюсти Гарри примерно на полпути к полу.

* * *

— Стоп, стоп, стоп!

Флёр резко остановилась, как только дошла до угла парадной лестницы, и повернулась лицом к той, кого в эту минуту с таким же успехом можно было назвать её заложницей.

— Почему, почему, почему? — спросила она, явно забавляясь. — Ты ведь не раздумываешь о том, чтобы вернуться за своей книгой, нет?

— Нет, просто… просто мне нужно перевести дыхание, — ответила Гермиона, нервно хватая ртом воздух. — Ты иди вперёд. Я сейчас приду. — Флёр посмотрела на неё с явным сомнением, что побудило Гермиону вяло махнуть рукой. — Клянусь, я не собираюсь убегать, — заверила она француженку, судорожно подыскивая ближайшую стену, способную обеспечить ей поддержку.

Флёр сделала маленький шаг к ней.

— Ты уверена, что с тобой всё будет в порядке, дорогая? Помощь не нужна?

Гермиона покачала головой — несильно, чтобы не подвергать сомнению свою способность твёрдо стоять на ногах.

— Минута — это всё, что мне нужно. Одна минута.

После секундного колебания Флёр облегчённо вздохнула.

— Очень хорошо. Но если тебя не будет внизу по истечении этой минуты, я вернусь сюда, compris⁽⁷⁾?

— Oui, — подтвердила Гермиона с неуверенной улыбкой. — Merci.⁽⁸⁾

Уже отойдя на шаг, Флёр бросила последний прищуренный взгляд через плечо.

— Одна минута, — напомнила она, после чего продолжила спуск по лестнице и вскоре исчезла из виду.

Гермиона прислонилась спиной к стене, где висел большой старый гобелен с изображением Хогвартса, который на этот раз был примечателен не столько своей художественной ценностью, сколько тем удобством, которое он обеспечивал спине Гермионы. На него была наложена такая магическая защита, которой позавидовали бы и сотрудники Лувра, так что древнему произведению искусству не было причинено никакого вреда. Честно говоря, хоть для Гермионы это было и необычно, в эту минуту она вообще не задумывалась о подобных вещах. Её текущего осознания ситуации едва хватало, чтобы не прислониться к нему головой и не разрушить таким образом абсолютно незащищенное и гораздо более зыбкое произведение искусства.

«Ты можешь это сделать», — крутилось в её голове снова и снова.

— Я могу это сделать, — повторила она шёпотом в ответ собственным мыслям. Она закрыла глаза и сделала несколько спокойных вдохов и выдохов, чтобы унять бешеное сердцебиение.

«Ты должна, — продолжали твердить мысли в тайной комнате её разума. —Теперь пути назад нет. Ты должна пройти через это. Ты не можешь его подвести. Ты нужна ему».

— Вот уж не думала, что когда-нибудь буду нужна ему подобным образом, — тихо сказала она себе.

«Но ты нужна ему. Так что просто прими это и иди вперёд. Ты обещала, значит придёшь. Ведь на самом деле ты этого хочешь. Ты просто боишься, и это нормально. Значит, тебе есть что терять. Значит, у тебя есть что-то, что стоит сохранить. Но если ты не пойдёшь туда, ты уже проиграла».

— Ну хорошо, — сказала она, обнаружив, что её собственные доводы её убедили. В вопросах самомотивации небольшое раздвоение личности иногда и вправду бывает весьма полезным.

Гермиона выпрямилась и убедилась, что её платье в порядке. Ходьба на высоких каблуках давалась ей не так легко, как ей бы того хотелось, но, как ни странно, танцевала она на них довольно уверенно, потому как практики во втором у неё было гораздо больше, чем в первом.

Осторожно, почти тайком, она высунулась из-за угла, чтобы бросить взгляд вниз, и почувствовала невольный трепет, обнаружив немаленькую толпу нарядных людей. Все они улыбались и смеялись. Какое-нибудь более скромное событие — скажем, чьи-нибудь похороны — казалось ей сейчас гораздо более привлекательным, хотя, судя по тому, как бешено колотилось её сердце, это, скорее всего, будут её собственные похороны. Что, учитывая обстоятельства, тоже было приемлемым вариантом.

Но вместо того чтобы встретить свою кончину, Гермиона Грейнджер сделала самый длинный и глубокий вдох в своей жизни, слегка приподняла платье дрожащими пальцами и робко шагнула в пугающую область полной неопределённости.

* * *

Его взгляд был прикован к этой одинокой женской фигуре, спускающейся по лестнице с завораживающе элегантной размеренностью, призванной замаскировать ту милую неловкость, которая так тонко подчёркивала каждый её фаталистический шаг. Он наблюдал, как она сделала один короткий дрожащий вдох через приоткрытые губы и наконец застенчиво подняла глаза, чтобы найти и встретить его неотрывный взгляд. Её губы слегка изогнулись в робкой неуверенной улыбке, и мозг Гарри полностью потерял всякое представление о пространстве и времени… до тех пор, пока Гермиона не оказалась прямо перед ним.

Он сглотнул. Горло некстати сжалось.

— С ума сойти, — наконец сумел выдавить он, а затем его глаза сами собой слегка расширились. — В смысле, ты великолепна!

Гермиона ничего не могла поделать, сияющая улыбка сама собой расплылась на лице, а цвет щёк безнадёжно перекрыл лёгкий оттенок румян.

— Спасибо, — ответила она, слегка склонив голову. — Ты тоже, — она застенчиво посмотрела на себя. — Впрочем, по правде говоря, это всё Флёр.

Глаза Гарри проследили за её взглядом по всей длине тела, а затем медленно вернулись обратно.

— Я вижу только тебя, — пробормотал он в оцепенении, не осознавая ничего, кроме её физического существования, и меньше всего — того эффекта, который произвели его слова.

Он заметно встряхнулся и многозначительно посмотрел на ту абстрактную часть её платья, которую посчитал достаточно безопасной для своего взгляда.

— Голубой, значит.

— Цвета барвинка, да, — ответила Гермиона с усмешкой. — Это важно.

Тут Рон бесцеремонно нарушил их воображаемое уединение.

— Чёрт возьми, Гермс! Ты рушишь нашу дружбу! Тебе нельзя так выглядеть!

Она закатила глаза, после чего бросила на него наигранно хмурый взгляд.

— Несмотря на моё несогласие как с интерпретацией моих действий, так и с заявленным запретом, — сказала она ему, — я приму это как комплимент, Рон. — Она окинула взглядом его наряд. — Должна сказать, ты выглядишь очень… мемориально.

Он скорчил ей гримасу.

— Да что я, ты посмотри на это сияние! — плавно перевёл стрелки Рон. Впрочем, похоже, Луна ничуть не возражала.

— Вот это да, Гермиона! — заявила она со спокойным изумлением в широко распахнутых глазах. — Мне нужно сиять раз в десять ярче, чтобы отвлечь внимание от тебя.

Гермиона поблагодарила её с застенчивой улыбкой.

— Ты и сама по себе сияешь, Луна. Да, буквально, но и во всех других смыслах тоже. Правда.

— Так мило с твоей стороны это сказать, — заметила Луна, в то время как её глаза начали мерцать предвестниками будущих слёз. Ничего не понимающий, Рон в срочном порядке прибегнул к помощи самых надёжных и радикальных мер: он громко прокашлялся и поспешно сменил тему.

— Кстати, а где ваши партнёры? — спросил он Гарри и Гермиону. — Уже немного поздновато, не находите?

Они обменялись короткими, почти незаметными взглядами. Гермиона прикусила, а Гарри поджал губы. Луна осторожно вытерла слёзы, постаравшись не испортить свой хоть и не люминесцентный, но очень разноцветный макияж, и удивлённо посмотрела на Рона.

— На самом деле, — нерешительно ответил Гарри, — оба наших партнёра, э-э… уже здесь.

Голова Рона дёрнулась, брови нахмурились. Он дважды огляделся по сторонам, но обнаружил только десятки пар, одна за другой входящие в Большой зал.

— Здесь... это где?

Гермиона, опустив глаза и небрежно сложив руки перед собой, сделала два крошечных шажка в сторону Гарри. Он чуть улыбнулся, краем глаза заметив этот манёвр. Рон молча наблюдал за этой подозрительной сценой, его глаза сужались всё больше и больше. При этом он совершенно не замечал озадаченного взгляда Луны, который несколько раз переметнулся с него на его друзей и обратно. Хотя это вряд ли бы ему чем-то помогло.

— Что… — Рон запнулся. — Что тут происходит?

Гарри почесал затылок.

— Да, хм… — Он замолк в неловкой паузе, секунду поколебался и наконец осторожно взял правую руку Гермионы в свою левую и переплёл пальцы, изо всех сил стараясь сдержать дрожь. На какой-то миг она напряглась, каждым дюймом кожи ощущая мурашки от прикосновения, которого между ними никогда раньше не было. Нет, он много раз брал её за руку раньше, но никогда так, как сейчас — в качестве открытого заявления об их изменившихся отношениях.

После целой недели недомолвок, сомнений и притворства этот простейший жест, казалось, разъяснял что-то между ними двумя не меньше, чем окружающему миру, что-то, что ещё не было облечено в слова. С другой стороны, Гермиона боялась, что сильно переоценивает значимость момента, поскольку никак не могла знать, что Гарри переживал абсолютно те же ощущения.

Тем временем настороженный взгляд Рона скользнул по месту преступления и задержался на самой очевидной улике: переплетённых руках его лучших друзей.

Заинтригованная, Луна вздрогнула, когда он внезапно резко втянул носом воздух и расширил глаза, вернув взгляд к встревоженным лицам двух только что пойманных преступников.

— Чёрт возьми! — хрипло воскликнул он. — Что все это значит? Ч-что происходит?

— Прости, Рон! — поспешно попытался объясниться Гарри. — Мы не хотели делать из этого большой секрет или что-то в этом роде! Так как-то само получилось. А потом мы просто не знали, как…

— Да о чём ты говоришь? — перебил его Рон, всё ещё не до конца поверивший в происходящее. — Вы здесь что, не как друзья?!

Гарри сглотнул, Гермиона коротко всхлипнула. Они оба выглядели немного растерянными.

— Да, — наконец ответил Гарри.

— Нет, — одновременно ответила Гермиона.

Они с взаимным недоумением обменялись взглядами.

— Нет, — сказал Гарри, поворачиваясь к Рону.

— Да, — ответила Гермиона, делая то же самое.

— Что? — спросили они друг друга, когда их головы снова повернулись, а взгляды встретились.

— Может, и то и другое? — спросил Гарри после секундного взаимного замешательства.

— Правильно, — одобрила Гермиона. — Я не понимаю, почему одно должно исключать другое. Мы ведь не перестали быть друзьями, верно?

— Нет конечно, — искренне согласился Гарри.

Они повернули головы, чтобы снова обратиться к Рону.

— И то и другое, — уверенно кивнула Гермиона.

— И то и другое, — повторил Гарри её слова.

Рон тупо уставился на них, забыв закрыть рот. Внезапно он повернулся к Луне и с почти обвиняющим взглядом спросил:

— Ты знала?

— А ты нет? — спросила его в ответ совершенно сбитая с толку Луна. — Разве не все об этом знали?

Он просто продолжал смотреть на неё, в то время как Гарри и Гермиона наблюдали за разворачивающейся перед ними сценой, на время оказавшись в роли пристыженных зрителей.

— Я думала, что это совершенно очевидно, — продолжила Луна, бросив пару беспомощных косых взглядов в сторону обсуждаемой пары. — Я сразу поняла это в тот день, когда мы лепили снеговика. Я думала, ты тоже. Я просто ничего не сказала, потому что эти двое так мило смущались.

Двое, о которых шла речь, довольно сильно покраснели и занялись нарочито небрежным осмотром местного интерьера, но их руки так и оставались соединены.

— Почти как сейчас, — простодушно добавила Луна.

Рон некоторое время не сводил с неё рассеянного взгляда, после чего изобразил сердитое лицо.

— Знаете, — сказал он наконец, — я бы мог сказать, что после пятерых детей в семье запас клеток мозга просто истощился, но Перси появился раньше меня, а Джинни через год после меня, что совершенно не укладывается в мою теорию. И кстати, где эта маленькая дьяволица? Так и не сказала мне, с кем пойдёт, чтобы я не устраивал сцен. Тьфу! Как будто я когда-нибудь… Стоп, стоп, стоп! Это Невилл? Невилл пригласил мою младшую сестру на бал? Мою сестру?

Три головы повернулись, чтобы проследить за его испепеляющим взглядом, и увидели Невилла и Джинни, только что вошедших в Большой зал рука об руку в блаженном неведении.

— Вот скользкий ублюдок. — Мрачно покачав головой, Рон посмотрел на Гарри и Гермиону. — А что касается вас двоих… Я даже не знаю, что сказать. Вы меня крайне разочаровали.

— Правда? — обеспокоенно спросила Гермиона с робостью виноватого человека.

— Не, не правда, — сказал Рон. — Но приятно, что тебя всё ещё волнует моё мнение. Хотя, похоже, вы двое могли бы целоваться прямо у меня под носом и я бы так и не понял, что происходит. Это не значит, что вам следует делать что-то подобное, заметьте. А теперь валите уже и займитесь своими танцами. Прямо сейчас у меня есть Невилл, чтобы пнуть в его Лонгботтом⁽⁹⁾. Пойдём, Луна, поможешь мне.

С весёлым хихиканьем равенкловка позволила своему неожиданно решительному кавалеру уволочь себя в Большой зал, радостно помахав Гарри и Гермионе на прощание.

Последние несколько пар прошли в зал вслед за Роном и Луной, но это была не единственная причина странного молчания, установившегося вокруг Гарри и Гермионы, хотя, безусловно, наступившая относительная тишина значительно его подчёркивала.

— Я бы сказала, что всё прошло довольно хорошо, — наконец заговорила Гермиона хотя бы для того, чтобы сдержать нарастающую тревогу. — Учитывая все обстоятельства, — тихо добавила она.

Гарри невнятно хмыкнул.

— Но у меня такое чувство, что завтра мне придётся кое за что ответить.

— Надо было сказать ему раньше, да?

— Может быть. Наверное, — неохотно согласился он. — Не знаю… Я просто не был уверен, как… Я никогда раньше не говорил с ним об этом. О моих, хм… моих чувствах к… к тебе и…

Гермионе очень хотелось бы услышать остальную часть этой фразы, а затем, скорее всего, расспросить подробнее, но как раз в этот момент их прервала профессор МакГонагалл, которая быстрым шагом подошла к ним, одетая в стильную, хотя и явно старомодную мантию.

— Ну, не стойте там как пара брошенных утят, — сказала она им. — Давно пора всё здесь организовать. Давайте, проходите-проходите. — Она уже пошла вперёд, сделав им знак следовать за ней, но затем остановилась на полпути и поправила очки. — Мерлин правый! Мисс Грейнджер! Вы продолжаете превосходить даже самые высокие ожидания во всех мыслимых отношениях. — Затем оценивающий взгляд профессора переключился с вновь раскрасневшегося лица девушки на её столь же изысканно одетого и явно смущённого кавалера, которого она внимательно изучила снизу вверх. Удовлетворённое выражение на её лице дрогнуло только тогда, когда её глаза наконец достигли самой макушки черноволосой головы. — Мистер Поттер, не могли бы вы что-нибудь сделать с волосами?

Гарри выглядел пристыженным.

— Я пытался, профессор! Правда!

В наступившей тишине послышалась лёгкая нотка сомнения.

— Ну конечно. Конечно, вы пытались, — сказала МакГонагалл, бросив долгий взгляд на жалкий результат его усилий, затем прокашлялась. — Отличная работа, мистер Поттер.

Гарри подавленно вздохнул и с угрюмым видом отправился вслед за профессором. Мягкая ладошка легко сжала его руку, и глаза Гарри сначала опустились к месту пожатия, а затем поднялись к девушке, стоящей рядом с ним. Улыбка, которую она ему подарила, самым волшебным образом заставила его забыть о беде с причёской.

— И вот наконец мы все здесь, — объявила профессор МакГонагалл несколько секунд спустя. Несколько выпавшие из реальности, Гарри и Гермиона внезапно обнаружили, что оказались среди знакомых пар, которые приветствовали их дружескими улыбками и шутливо преувеличенными поклонами и реверансами.

Приятное, похожее на сон состояние Гермионы мгновенно сменилось острым случаем ужасного смущения при виде ошеломляюще красивых молодых леди, которые теперь её окружали: очаровательно миниатюрная Чо в кукурузно-жёлтом, восхитительная Селеста в бургунди и привычно-неотразимая Флёр в индиго. Само воплощение красоты. Гермиона отчаянно пыталась найти утешение в мысли, что, по крайней мере, на ней сейчас не жевательная резинка.

Тем временем при виде всегда обаятельного Седрика, широкоплечего Роджера и бородатого Виктора, каждый из которых был выше него в разной, но в целом обескураживающей степени, Гарри чувствовал себя неловким младшим братом на вечеринке по случаю дня рождения старшего и гораздо более крутого брата. Возможно, единственный раз в своей жизни он изо всех сил старался сосредоточиться на мысли, что именно он — тот, кто уже не единожды сорвал зловещие планы жуткого тёмного волшебника.

Несмотря на их внутреннее смятение, Флёр Делакур смотрела на них с восхищенной гордостью, Виктор Крам поклонился глубже (и искреннее) всех, а Седрик Диггори практически сиял, когда его яркие глаза переключались между Гарри и Гермионой.

— Приятно видеть, что ты всё-таки разобрался сам, — обратился он к Гарри, который посмотрел на него без намёка на понимание в ответ. — Я про вас с Гермионой, — уточнил Седрик. — Именно об этом я и хотел поговорить с тобой перед нашим первым уроком танцев, помнишь? В тот день мы с Гермионой немного поболтали о бале. Пару минут, не больше, но и за это время я услышал достаточно, чтобы понять, что вот это, — и он указал на них обоих, — было бы идеальным решением твоих предполагаемых проблем.

— Но я же едва произнесла с десяток слов, — удивилась Гермиона. Гарри же застыл с выражением запоздалого просветления на лице, его рот сформировал соответствующее беззвучное «О-о-о» — что-то вроде менее искушённого брата Эврики, о котором вы не рассказываете другим людям.

— И около девяти из них были о Гарри, — ответил ей Седрик с дерзкой ухмылкой, хотя Гермиона не могла её оценить, так как в настоящее время предпочитала изучать рисунок пола.

— Значит, ты всё понял гораздо быстрее, чем я, — усмехнулся Виктор. — Но в свою защиту скажу, что эти двое очень уж любят искать себе лишние сложности.

— Я не люблю лишние сложности, — пробормотал Гарри.

— Я не ищу лишние сложности, — пробормотала Гермиона.

По кругу пар прокатилась волна смеха, и даже профессор МакГонагалл не смогла удержать уголки губ на месте при виде пристыженного дуэта, чьи руки, как это не ускользнуло от внимания всегда наблюдательного профессора, всё ещё отказывались отпускать друг друга.

— Итак, — своевременно вернула всеобщее внимание к текущему вопросу заместитель директора. — Давайте сейчас соберёмся с мыслями, церемония вот-вот начнётся. Вы все хорошо подготовлены, и я не сомневаюсь, что каждый из вас достойно представит свою школу. Однако, что более важно, я ожидаю, что все вы сделаете это вместе, потому что Святочный бал в первую очередь, конечно, является праздником единства.

Она замолчала и посмотрела на внимательно слушающих молодых людей, собравшихся вокруг. Если их выступление на танцполе хотя бы приблизится к тому, чтобы соответствовать внешнему виду, беспокоиться почти не о чем. Увы, но всегда остаются какие-то мелочи, о которых приходится беспокоиться.

— Чемпионы, — продолжила она, — будут стоять вон там, справа, а их партнёры — здесь, по левую сторону двери. Этот джентльмен у входа будет объявлять ваши имена, таким образом вы войдёте в Большой зал по очереди, пара за парой, начиная с чемпионов приглашённых школ и заканчивая младшим. Я хочу видеть ровные и размеренные шаги и высоко поднятые головы. Покажите, что и в наше время ещё есть место достоинству и величию. То, что началось в двадцатом веке, в двадцать первом непременно достигнет финала, но этот скорбный день ещё не наступил. А сейчас по местам! Мы скоро начнём.

Обменявшись дружными кивками и ободряющим улыбками, чемпионы и их партнёры разошлись в соответствии с краткими инструкциями профессора МакГонагалл. Где-то среди этого суматошного движения переплетённые руки Гарри и Гермионы впервые неохотно разъединились, и каждый из них почувствовал холод от внезапной потери контакта. Застенчивые улыбки, которыми они обменялись, предназначались только для них двоих, и слегка одурманенный Гарри был опасно близок к тому, чтобы наткнуться прямо на профессора МакГонагалл, пересекавшую путь чемпионов.

— Плечи, мистер Крам, — коротко напомнила она чемпиону Дурмстранга, быстро проходя мимо.

Виктор послушно расправил свои привычно ссутуленные плечи, в то время как Седрик тихо посмеивался позади него, когда четыре чемпиона выстроились по «их» сторону двери. Вторая группа выстроилась по другую сторону от широкого входа, и единственное, что им оставалось сделать, — это дождаться объявления своего имени.

Из зала доносились звуки сотен разных голосов, сливающихся в странно аморфную мешанину шума. На этом единственном из многих странных языков нельзя было разобрать ни одного конкретного слова, но если и было что-то, о чём он сообщал без всяких сомнений, так это волнение.

— Даже на Чемпионате мира ожидание было менее напряжённым, — пробормотал Виктор в основном себе, но достаточно громко, чтобы его услышали трое его соседей. Но понял он это только тогда, когда заметил на себе три полных сомнения взгляда.

— Ты нервничаешь из-за школьных танцев больше, чем перед Чемпионатом мира по квиддичу? — метко выразил Седрик их коллективное недоверие.

Виктор пожал плечами.

— Я не так уж плох в квиддиче, — только и сказал он, и после краткого размышления эта мысль была признана справедливой.

Взгляд Гарри рассеянно блуждал по окружающему пространству и каким-то образом нашёл свой путь к другой группе из четырёх человек. Впрочем, с таким же успехом там мог стоять всего один человек, потому что только один из четверых имел для него значение, притягивал взгляд и захватывал мысли, и это при том, что прямо сейчас он мог наблюдать лишь вид сзади. Довольно привлекательный, надо сказать, вид.

Она стояла чуть в стороне от других. Без всякого осознанного намерения дистанцироваться от группы, она стояла не дальше чем в шаге от них, но при этом сохраняла видимое уединение. В то время как Роджер, как только что с усмешкой заметил Седрик, непринуждённо болтал с двумя другими девушками, Гермиона, казалось, была глубоко погружена в свои мысли. И Гарри сильно подозревал, что мысли эти вращались вокруг каждого шага предстоящего танца, каждого наклона, поворота и изменения позы.

Репетиция прошлым вечером прошла довольно хорошо, по крайней мере он так думал, но в конце они допустили одну маленькую ошибку в боковом движении, из-за которой столкнулись с Флёр и Роджером. Все только посмеялись над этим происшествием и просто повторили последовательность ещё раз, а Седрик и вовсе предлагал включить этот свежий элемент в официальную рутину, но Гарри не сомневался, что разум Гермионы был зациклен именно на этом единственном неверном шаге вместо сотен идеальных. Конечно, сама Гермиона не сочла бы их идеальными. В конце концов, всегда есть место улучшению.

— Великолепное зрелище, не так ли?

Вздрогнув, Гарри обернулся, затем неловко почесал затылок, когда обнаружил, что Флёр стоит рядом с ним и смотрит на то, от чего Гарри только что оторвал свой собственный взгляд.

— Я не глазел! — поспешил заверить он. — Я просто… просто…

— Глазел, — улыбаясь, закончила за него Флёр. — Такое забавное слово. Звучит немного странно, но мне нравится.

Гарри не знал, что на это ответить. Он всегда считал забавным слово «рататуй», но сейчас это казалось не слишком уместным.

— Думаю, тебе стоит ещё немного поглазеть, — сказала ему Флер с толикой озорства. — И желательно, чтобы она это заметила.

Гарри выглядел немного сбитым с толку. Это шло вразрез со всем, что он когда-либо слышал о правильном поведении.

— Ты уверена, что это хороший совет?

— Ну, я же не говорю тебе весь вечер пялиться на её грудь, — попыталась уточнить Флер, — но…

Внезапно воздух наполнил звук труб. Этот короткий, восходящий мотив Гарри уже слышал перед началом первого тура. Флёр замолчала на полуслове и, как и все остальные, прислушалась.

— Время шоу, — резонно заключил Седрик, хлопнув в ладоши, когда музыка закончилась на высокой ноте.

Рядом с ним Виктор Крам нервно расправил рукава своего костюма.

Гарри слишком нервничал, чтобы даже подумать о том, чтобы что-то сделать.

Флёр выглядела так, словно собиралась неторопливо прогуляться по парку в приятный воскресный день. Абсолютно невозмутимо.

— На скольких балах ты была раньше? — спросил её Гарри.

Она удивлённо приподняла брови.

— И зачем мне их считать?

Он кивнул. И правда, зачем?

Затем из Большого зала раздался голос, быстро заглушивший последние шепотки нетерпеливой толпы. Это был тот молодой герольд, про которого им говорила профессор МакГонагалл, и Гарри, немного наклонившись в сторону, смог увидеть его вытянутую по струнке фигуру, стоящую рядом со входом на противоположной стороне Большого зала. Его жёсткая поза прямо-таки излучала важность, а яркая одежда громко заявляла о незыблемых традициях.

— Леди и джентльмены, уважаемые волшебницы и волшебники, чемпионы Турнира Трёх Волшебников! — торжественно объявил он. — Из Академии магии Шармбатон, чемпионка турнира Флёр Изабель Делакур и её компаньон Роджер Дэвис из Дома Равенкло.

Улыбаясь, они встретились прямо в центре арочного проема и прошли в зал, который на пару секунд, казалось, затаил свое коллективное дыхание. Гарри не думал, что этих двоих связывает что-то большее, чем договорённость на сегодняшний вечер, но он не мог не заметить, что они хорошо смотрелись вместе.

Виктор тем временем проворчал что-то на своём родном языке. Это звучало не очень обнадеживающе. В знак поддержки Седрик на прощание слегка сжал его плечо.

— Из Института Дурмстранг, — продолжил глашатай, легко перекрывая своим ровным голосом продолжающиеся аплодисменты и смешанные с ними возгласы, — чемпион Виктор Крам и его спутница Селеста Жюстин Бодлер из Шармбатона.

Улыбка Виктора вышла не такой непринуждённой, как у его предшественника, но попытка была. Селеста, со своей стороны, выглядела вполне естественно, что заставило Гарри всерьёз задуматься, не могло ли быть так, что Шармбатон только маскировался под академию магии, а на самом деле всё сводилось к манерам, танцам и потреблению рататуя. Кстати, что такое рататуй?

Седрик вышел вперёд и, подмигнув Гарри, сказал: «Увидимся через минуту».

— Из Школы чародейства и волшебства Хогвартс, — представил голос третью пару, — чемпион Седрик Диггори из Дома Хаффлпафф и его спутница Чо Чанг из Дома Равенкло.

И именно в этот момент Гарри, стоявший теперь совсем один, без столь необходимого буфера между ним и роковым часом, потерял рассудок. Он не готов! Всё идёт слишком быстро! Почему их очередь подошла так скоро? Он не может туда выйти! Он не готов! Ему нужно больше времени! Его здесь вообще не должно быть! Во всём виноват этот дурацкий Кубок! Он не готов!..

— Из Школы чародейства и волшебства Хогвартс…

«Нет! Нет-нет-нет!»

— …чемпион Гарри Джеймс Поттер…

«Я должен был остаться в своём чулане под лестницей!»

— …и его спутница Гермиона Джейн Грейнджер из Дома Гриффиндор.

«Ну, вообще-то мне нравится, как это звучит…»

Его тело каким-то образом пришло в движение, хотя мозг продолжал жалобно причитать, что не отдавал такого приказа. Но что-то продолжало толкать его вперёд, что-то помимо простой неизбежности происходящего. Этим чем-то был вид Гермионы, идущей ему навстречу, такой застенчивой и в то же время уверенной, знакомой и непостижимо иной. Все его чувства были настолько поглощены ею, что он совершенно пропустил реакцию толпы на прозвучавшее имя Гермионы — несколько ясно различимых возгласов удивления и поднявшуюся волну шепотков.

Он с готовностью предложил ей руку, и его лицо немедленно расплылось в неудержимой улыбке. Приняв его руку, она ответила ему не менее широкой улыбкой, которая зажгла мерцающий огонь в её тёплых карих глазах.

— Сильно глупо, что я чувствую себя так, будто это самое страшное испытание в моей жизни?

Гермиона едва сдержала смешок.

— Немного, — ответила она. — Но, честно говоря, я чувствую то же самое.

Гарри сделал глубокий вдох.

— Глупо или нет, давай встретим его вместе.

— Естественно, — ответила она, улыбаясь ещё ярче, если такое было возможно. — Как всегда.

Они переступили порог и бок о бок шагнули в ярко освещённый Большой зал, который открылся перед ними как никогда раньше. И почти три сотни любопытных глаз в одно мгновение сосредоточились на них.

* * *

У него пока не было времени как следует обдумать этот новый опыт, на самом деле он ещё не прошёл его до конца, но уже сейчас чувствовал, что всё было не только гораздо менее катастрофично, чем он опасался, но и, честно говоря, даже наоборот — довольно приятно.

Церемониальный первый танец прошёл настолько идеально, что в конце профессор МакГонагалл разрыдалась. Только один раз левая нога Гарри чуть было не сделала шаг в неправильном направлении, но Гермиона незаметно направила его обратно на верный путь. Даже самую сложную часть — быструю перемену пар в движении, которое немного напоминало модель атома Резерфорда — все они выполнили безупречно. Когда в финале четверо мальчиков трижды кружили четырёх девочек по танцполу, сверху яркие девичьи платья выглядели как цветы, распустившиеся на хрустальном поле чистого льда.

Сам зал был поистине запоминающимся зрелищем, в глазах Гарри его завораживающее великолепие затмевала только одна фигура — та, что была рядом с ним, но, к сожалению, он был слишком смущён, чтобы сообщить ей об этом. Через весь зал, от входа с одной стороны до танцпола с другой, тянулся широкий проход — словно небольшая река, плавно текущая под слоем прозрачного льда. По обеим сторонам от прохода стояла дюжина больших круглых столов из белого мрамора, вмещающих ровно сто сорок четыре гостя. Сама танцплощадка выглядела как озеро, полностью замерзшее в объятиях зимы. Шесть огромных, щедро припорошенных снегом деревьев Хагрида на заднем плане придавали обстановке вид волшебной рождественской открытки в натуральную величину.

К счастью, поблёскивающий ледяной пол не обладал физическими свойствами своего прототипа. И хотя весь вечер можно было наблюдать, как бесчисленные снежные хлопья, кружась и дрейфуя, падали с усыпанного звёздами неба, холодно не было. Ни одна своенравная снежинка не касалась твёрдой поверхности, будь то ветка дерева или прядь волос. Они просто растворялись в воздухе, если вообще когда-либо существовали.

И свет, этот чистый белый свет, везде и ниоткуда. Над каждым из двенадцати круглых столов свободно плавали огромные сверкающие хрустальные люстры, их свечи ярко горели в подобии мерцающих звёзд, но истинный источник света оставался неизвестным. Казалось, он пропитал сам воздух, играя вокруг человеческих тел и отбрасывая мягкие тени во всех направлениях; тени, которые порой танцевали свой собственный, независимый от обладателей танец, прежде чем поспешно вернуться на свои места.

Это было настоящей квинтэссенцией волшебства во всей своей великолепной полноте.

То же самое можно было сказать и о многих танцующих парах, а в особенности об одной конкретной — Рубеусе Хагриде и единственном объекте его одурманенного внимания, мадам Олимпии Максим, — чей средний на двоих рост мог поспорить с ростом самых высоких профессиональных баскетболистов, а о среднем весе мадам Максим вообще не хотела бы слышать.

Директор Дамблдор был самым энергичным из старшего поколения. Сначала он мастерски вальсировал с Минервой МакГонагалл, а затем провёл Помону Спраут в удивительно смелом вращении. Его внутренний источник молодости подистощился только после энергичного па-де-де с мадам Максим, подразумевавшем также тет-а-тет, так что покинуть танцпол его вынудила скорее боль в шее, а не усталость в ногах.

Однако не все присутствующие были в одинаковом восторге от происходящего. Игорь Каркаров откланялся первым, сразу после того, как выполнил свою традиционную обязанность станцевать с представителями двух других школ-участниц. Северус Снейп, судя по выражению лица, больше всего мечтал кого-нибудь отравить, возможно даже себя, но Септиму Вектор это не остановило, и на краткий миг особенно внимательный наблюдатель мог бы даже подумать, что маловероятная профессорская пара испытывает что-то отдалённо похожее на удовольствие от танца. Тем временем Аргус Филч ограничился лёгким покачиванием в обнимку с миссис Норрис.

Примерно через час, когда большинство профессоров и гостей Министерства откланялись, вечер перешёл от официальной церемонии, проходившей под сопровождением вечных шедевров таких талантливых магглов, как Иоганн Штраус II и Дмитрий Шостакович, к своей более непринуждённой и шумной части, включающей разудалое живое выступление «Ведуний», которые ничуть не уступали в своём музыкальном мастерстве вышеупомянутым композиторам. По крайней мере, если верить волшебникам моложе семнадцати лет.

И теперь, после долгих танцев и, к счастью, не столь долгого обязательного позирования для прессы, некий Гарри Джеймс Поттер сидел на своём месте за одним из ближайших к обманчиво реальному озеру столиков, рассеянно — и немного устало — наблюдая за развесёлой молодой толпой, размахивающей конечностями во все стороны и раскованно подпевающей, когда «Ведуньи» играли некоторые из своих самых известных хитов (о которых знало менее 0,01% населения человеческого мира).

Гарри наблюдал, как Седрик, Чо, Роджер, Флёр и её младшая сестра Габриэль собрались в весёлый хоровод, а Селеста тянула сопротивляющегося Виктора, чтобы присоединиться к ним. Многие засмеялись и радостно закричали, когда барабаны и волынки начали лихорадочно наращивать темп. Это вызвало улыбку на усталом лице Гарри, и хотя он не мог не заметить, что Флёр каким-то сверхъестественным образом умудрялась выделяться даже там, где другие терялись в общей суетливой массе, как песчинка на пляже, он оставался одним из немногих мальчиков в тот вечер, которые могли смотреть на неё и всё ещё думать о ком-то другом. Едва эта мысль заполнила разум, Флёр и Седрик посмотрели на него и помахали, приглашая присоединиться. Гарри сделал очень сложный знак руками, который, как он надеялся, сообщал что-то вроде: «Подождите минутку или десять, но я ничего не могу обещать».

И в самом деле, где Гермиона? Он не видел её уже несколько минут. С тех пор как отошёл для короткой официальной беседы с Ритой Скитер. А теперь её нигде не было видно. Он встал со стула и, быстро окинув взглядом зал, неудобно затемнённый в пользу типичной атмосферы рок-концерта, мельком заметил Рона, возвращающегося — вероятно, в восьмой раз за вечер — из буфета на танцпол с очередной порцией закусок в руках. Каким-то краем сознания Гарри успел удивиться, почему его друг, в отличие от большинства парней, которые предпочли избавиться от стесняющих фраков и галстуков, ходил с полдюжиной последних на шее, причём в том же количестве разных цветов.

Гарри решительно повернулся спиной к дикому безумию вечеринки и целенаправленно пошёл прямо к выходу, по пути обшаривая взглядом столы слева и справа. Трое стоявших в вестибюле студентов, которыми оказались Фред, Джордж и ещё один, которого Гарри не узнал, заметили, что он оглядывается, ненадолго прервали разговор, а затем дружно указали ему на дверь во внутренний двор. Немного сбитый с толку их очевидными способностями к чтению мыслей, он выдавил нечто вроде благодарной улыбки, а затем последовал указаниям.

Уличный холод ударил по нему, как полноценное замораживающее заклинание, и он порадовался, что так и не снял пиджак. После первоначального шока его глазам потребовалось всего мгновение, чтобы найти во дворе то единственное, что захватило его внимание. Одинокая, несомненно девичья фигура сидела спиной к нему на каменной скамье под Вечнозеленым деревом. В лунном свете гладкая кожа её плеч отливала сияющим серебром, а голубое, затемнённое ночью платье было похоже на островок цвета в море бесконечной белизны.

Полностью заворожённый этим неожиданным зрелищем, он на мгновение почувствовал себя так, словно попал в кадр какого-то безумно красивого фильма. Ему потребовалась пара секунд, прежде чем он пришёл в себя и шагнул вперёд к той, которую искал. И тут же споткнулся. Обнаружив, что определяющая часть его фрака застряла в двери, он ругнулся себе под нос и чётко дал неодушевленному предмету понять, что он думает о его наглости, прежде чем продолжить путь.

— Гермиона? — осторожно заговорил Гарри ещё до того, как мягкий хруст шагов по заснеженной земле предупредил о его приближении. Он увидел, как она напряглась при звуке его голоса, и инстинктивно ускорил шаг, сокращая оставшееся между ними расстояние. — Что ты тут делаешь? Здесь же холодно!

Она на мгновение обернулась, чтобы тут же отвернуться обратно, но он успел заметить, как на её щеках сверкнули в голубоватом свете звёздной зимней ночи две тонкие предательские линии.

— Ты плачешь? — с тревогой спросил он, садясь рядом и едва ли замечая, что каменная скамья, как и небольшая область вокруг, была единственной поверхностью во дворе, свободной от снега. А ещё она была удивительно и неестественно тёплой. Это было просто волшебно.

Гермиона поспешно вытерла щёки тыльной стороной ладони.

— Нет, — ответила она предательски дрожащим голосом. — Технически, я уже закончила.

Несмотря на подозрительность всей ситуации, Гарри не смог полностью подавить мимолетную улыбку. Он тяжело вздохнул, собираясь что-то сказать, но вдруг кое-что другое вышло в его сознании на первый план, отодвигая прочие мысли. Странная скамейка с подогревом не причина отказываться от правильного поступка. Он встал, снял пиджак и осторожно накинул его на плечи Гермионы, прежде чем снова сесть. Застенчиво и не глядя ему в глаза, Гермиона одарила его благодарной улыбкой и, прошептав: «Спасибо», поплотнее закуталась в пиджак. Он подождал ещё немного в нерешительности, вполуха прислушиваясь к приглушённому шуму и музыке, доносившимся из Большого зала.

— Что случилось? — наконец мягко спросил он. — Почему ты… Подожди! Это я? Я что-то не то сделал или сказал? Да? Я всё испортил? Как обычно наломал дров и даже не заметил…

— Нет, Гарри, — мягко перебила его Гермиона, успокаивающе положив руку ему на колено. — Перестань на себя наговаривать. Ты не сделал ничего подобного.

— Нет?

Она покачала головой, и несколько выбившихся локонов волос заплясали в такт её движению.

— Нет. На самом деле, можно даже сказать, что всё было в точности наоборот.

Он задумчиво нахмурился.

— Я… чего-то не сказал или не сделал?

Усмехнувшись, она снова помотала головой, а затем, когда её веселье утихло, какое-то время смотрела на него в многозначительном молчании.

— Всё, что ты сказал и сделал, было… идеально. Просто идеально, — наконец едва слышно произнесла она.

По всем правилам такой ответ должен был принести ему значительное облегчение, но это было не то чувство, которое он испытал.

— Правда?

Она кивнула, смотря ему прямо в глаза.

— Может, я упускаю очевидное, — медленно проговорил он, — но в чём тогда причина для слёз?

— Я плакала не из-за того, что была расстроена, — пояснила она. — На самом деле причина моих слёз вообще не носила эмоциональный характер, если ты понимаешь, о чём я.

Если он и понимал, по его лицу этого было не видно.

— А есть другие причины для слёз?

— Есть, и не одна, — ответила она. Уголок её рта дёрнулся в улыбке. — Сейчас это была скорее физиологическая потребность, понимаешь? Просто моему телу необходимо было сбросить избыточное давление, если хочешь.

Он нахмурился.

— И откуда взялось избыточное давление? — При этих словах общее недоумение на его лице сменилось нахальной ухмылкой. — Ты же в курсе, что нам не будут выставлять оценки за наше танцевальное выступление?

Гермиона сердито посмотрела на него, но не смогла долго сопротивляться и тоже улыбнулась.

— Кажется, я говорила что-то подобное примерно неделю назад, — принялась объяснять она уже более серьёзно, — но, как мне стало совершенно ясно в течение сегодняшнего дня, в то время я была слишком молода и неопытна и, очевидно, не имела ни малейшего представления о том, о чём тогда говорила. Помнишь, я сказала, что была перегружена? Так вот, оглядываясь назад, могу с уверенностью сказать, что то, что я тогда испытывала, в лучшем случае можно было назвать предельным наполнением. Сегодня же… сегодня я поняла, что такое настоящая, полная и абсолютная ПЕРЕгрузка.

Гарри терпеливо ждал, когда она продолжит, а что продолжение будет, он мог сказать уже по тому, как она прикусила нижнюю губу, делая глубокий вдох.

— Я просто не могу в это поверить, понимаешь? — оправдала она его ожидания. — Как бы я ни старалась. Не могу — и всё. Всё, что сегодня произошло… откровенно говоря, это заставило меня почувствовать себя настоящей диснеевской принцессой… прекрасное платье, модные туфли, изысканная причёска, сверкающие серьги — такого не бывает. Не с Гермионой Грейнджер. Чудесная музыка, танцы и вся эта сюрреалистическая ночь… — Она замолчала, колеблясь. — И ты. — Её глаза смело встретили его взгляд, прерывистое дыхание коснулось дрожащих губ, и на выдохе она продолжила: — В основном ты. На девяносто девять процентов ты. О, забудь обо всём остальном! Как это может быть реальным? Вот это. Ты и я. Я всё ещё жду, что вот-вот проснусь и пойму, что ничего этого никогда не было. Я никогда раньше не испытывала такого головокружительного волнения и парализующего страха одновременно.

Он пристально посмотрел на неё, и вновь возникшее беспокойство присоединилось к множеству эмоций, уже смешавшихся на его лице. Его следующий вопрос был простым, но острым.

— Страха?

Она неуверенно опустила взгляд на свои сложенные на коленях руки.

— Что проснусь, — кротко ответила она.

Гарри некоторое время в задумчивом молчании наблюдал за ней, за тем, как она дышит, моргает, существует.

— Ты не спишь, Гермиона, — наконец заговорил он, и звук его голоса, наполненный глубокой заботой, заставил её снова поднять взгляд. — Мы оба не спим.

В течение секунды, а затем ещё одной они просто смотрели друг на друга, смотрели друг в друга, мимо страхов и мимо всех исчезающих завес сомнения, находя внутри что-то более существенное и более истинное, чем любые грёзы. И именно тогда, в тот самый момент, в этих двух изумрудно-зелёных глазах, которые смотрели только на неё, она наконец ясно увидела свою собственную красоту. И хотя это играло лишь малую роль в её расцветающей привязанности, это был подарок, которым она безмерно дорожила.

А потом он поцеловал её. Едва слышный вздох сорвался с её приоткрытых губ при первом мягком прикосновении, и вместе с ним рассеялся тот мимолётный страх, который, возможно, ещё оставался где-то глубоко внутри, и на его месте возникла головокружительная уверенность в реальности всего происходящего.

Слегка отстранившись, Гарри обнаружил, что глаза Гермионы всё ещё закрыты, и малейшая, но самая приятная улыбка щекотала уголок его рта, когда он спокойно наблюдал за раскрасневшимися чертами своего самого дорогого лица в мире. Очень медленно, её глаза тоже открылись, и когда они сфокусировались на Гарри, она улыбнулась ему в ответ. Они оставались в таком положении несколько долгих секунд, пока Гермиона не сузила глаза.

— Серьёзно, — сказала она. — Дэвид Копперфилд?

Он рассмеялся.

— Долго будешь мне припоминать, да?

— Я просто не могу понять, почему ты выбрал именно это имя в подобной ситуации.

— Ну, наверное, потому, что для магглов он настоящий волшебник.

— Что? — в замешательстве переспросила она за мгновение до того, как пришло понимание. — Ах, этот Дэвид Копперфилд! Всё это время я думала, что ты имел в виду одноимённого главного героя романа Чарльза Диккенса!

Гарри проделал что-то забавное со своим ртом, пока его глаза рассеянно описали полукруг.

— Это… было бы более изощрённым объяснением.

Гермиона улыбнулась с нескрываемой нежностью.

— Но твоё и правда более разумно.

— Слушай, — сказал он, — а почему на этой скамейке так странно тепло?

Она рассмеялась над этим откровенным уходом от темы.

— Потому что я наложила на неё согревающее заклинание конечно, — указала она на очевидное. — Знаешь, в один прекрасный день ты мог бы начать обращать внимание на то, что мы изучаем на уроках. Возможно, ты даже заметишь, что мы учимся в школе, где преподают магию.

Он скорчил ей гримасу, когда она захихикала.

— Зачем ты вообще взяла с собой палочку на бал?

— Я всегда её беру, — ответила она, пожав плечами. — Ну, за исключением того случая на прошлой неделе, когда мне пришлось одолжить твою. Но для меня это был вроде как выходной день. Обычно она у меня всегда с собой.

— И где ты её хранила всё это время? — спросил он, оглядываясь вокруг, как будто в поисках какого-то тайного укрытия где-нибудь под деревом.

— Она была привязана к моему бедру.

Его брови взлетели вверх.

— Это… это довольно сексуально.

Её рот расплылся в широкой, довольной улыбке.

— Не совсем то, к чему я стремилась, но тоже неплохо.

— Но зачем ты всегда носишь её с собой?

— Гарри, ты хоть понимаешь, что за три года, которые мы провели в этом месте, ни один не прошёл для нас без риска для жизни?

Гарри тупо уставился на неё.

— Ну, я просто предположил, что для Хогвартса это вроде как нормально. Так сказать, часть обучения.

Она недовольно покачала головой, хотя невольная улыбка смягчила серьёзность её упрёка.

— И именно поэтому беспокоиться о тебе приходится мне, поскольку ты самым вопиющим образом отказываешься делать это сам.

— Всё равно я не представляю, что бы без тебя делал, — сказал он ей, и то, как он это сказал — может быть, и шутливо, но, несомненно, искренне, — заставило её смущённо посмотреть на свои руки. — Но, — быстро продолжил он и, положив руки на колени, поднялся со скамьи, — я точно знаю, что хотел бы сделать с тобой.

Он протянул к ней правую руку ладонью вверх и спросил:

— Не окажете ли мне честь, мисс Грейнджер?

Её глаза сначала остановились на его ладони, затем переместились по всей длине руки, чтобы встретиться с его выжидающим взглядом.

— С превеликим удовольствием, мистер Поттер, — ответила она с подобающей серьёзностью, после чего взяла его за руку и позволила поднять себя на ноги. — Но мы должны сделать это должным образом, — добавила она. — Мне бы хотелось ещё немного почувствовать себя диснеевской принцессой.

Она скинула пиджак, свободно наброшенный на плечи, и вернула ему, несмотря на дрожь, пробежавшую по телу, когда прохладный воздух коснулся обнажённой кожи.

— А ты не замёрзнешь? — нахмурился он.

— С тобой нет, — застенчиво ответила она.

Он улыбнулся и надел фрак, быстро поправил под ним белую рубашку и галстук, а затем сделал глубокий вдох, глядя на неё немного растерянно. Очевидно, он не до конца продумал свои действия. Уроки танцев профессора МакГонагалл подразумевали более формальные танцы, и он не совсем понимал, что делать дальше. К счастью, Гермиона догадалась о его затруднении едва ли не раньше, чем он сам.

— Такой танец предполагает, что твои руки должны быть на моей талии, — подсказала она ему, и он последовал её инструкциям, почти не испытывая неловкости. — А мои вокруг твоей шеи, вот так.

И вот так, под мягкую мелодию, слабо доносившуюся из Большого зала, они начали танцевать. По правде говоря, танец этот в основном заключался в попеременном перемещении веса тела с одной ноги на другую, которое едва ли можно было назвать шагами. Поворот по кругу в таком темпе, вероятно, занял бы целую вечность. Вопреки медленному ритму музыки и спокойным движениям тел, сердца их, встревоженные такой ещё незнакомой близостью, бились часто и отчаянно.

Хотя изначально между ними оставалось некоторое пространство, потребовалось меньше минуты, чтобы этот небольшой промежуток полностью — и совершенно необъяснимо — исчез. Были ли это руки Гарри, которые каким-то образом нашли свой путь к её пояснице и едва заметно подталкивали её к нему, или то были переплетённые пальцы Гермионы, лежавшие на затылке Гарри и незаметно притягивавшие его всё ближе, а возможно, и то и другое в равной степени или какая-то другая, более загадочная сила, было невозможно сказать.

Но как только их тела оказались вплотную друг к другу и каждый из них медленно обнял другого, всё, кроме их существования, исчезло из их реальности. Остались только тёплые объятия в окружении зимнего холода, лёгкое покачивание танца и музыка, смешанная с успокаивающим шёпотом бессмертных листьев Вечнозеленого дерева.

Их глаза прервали контакт только для того, чтобы впитать каждую мельчайшую деталь лица перед собой. Осторожно, кончики их носов соприкоснулись, и хотя сначала это было не более чем игривое лёгкое подталкивание, сопровождаемое едва заметной улыбкой, они быстро встретились снова, чтобы более тщательно изучить форму друг друга. Гермиона первой закрыла глаза, и, ещё немного полюбовавшись чудесным зрелищем, Гарри вскоре последовал её примеру.

Их лбы встретились и оставались так некоторое время, пока она, медленно и неторопливо, не приблизилась к его лицу, висок к виску, её шелковистая щека коснулась его щеки, и он наклонился, отвечая на ласку. Пьянящий аромат её кожи и волос заполнил его нос, голову, лёгкие. Казалось, их тела обрели какое-то неосязаемое чувство синхронности, а сердца — спокойную уверенность в неоспоримой правоте всего, что было сейчас и будет потом.

В конце концов она чуть повернула голову и прижалась носом к его шее чуть ниже подбородка. Глубокий долгий вздох с намёком на блаженный стон вырвался из её груди, и Гарри тихо и немного сонно улыбнулся в полном удовлетворении.

Шёл 1994 год. Был декабрь, Рождество, и Гарри с Гермионой были полностью поглощены друг другом.

— Знаешь, — в какой-то момент задумчиво произнёс Гарри, — кажется, мне начинают нравиться все эти танцы.

И с улыбкой абсолютного покоя, расплывшейся по безмятежным чертам её лица, Гермиона тихо выдохнула в тёплую кожу его шеи:

— Мне тоже.

1) фр. Вот так! О... великолепно!

Вернуться к тексту

2) фр. намёк на тщеславие

Вернуться к тексту

3) фр. дорогая

Вернуться к тексту

4) фр. игра в любовь

Вернуться к тексту

5) фр. боже мой

Вернуться к тексту

6) фр. моя маленькая бабочка

Вернуться к тексту

7) фр. понятно

Вернуться к тексту

8) фр. Да. Благодарю.

Вернуться к тексту

9) прим.переводчика: один из возможных переводов bottom — пятая точка, задница

Вернуться к тексту