Где ты, Балто? (джен)

Гремели-грохотали колеса, качался и трясся вагон, а дети оцепенело молчали и таращились друг на друга. На их лицах растерянность и полное обалдение — ну всё равно что обнаружить по соседству Элвиса Пресли… Гарри рок-звездой не был, но попробуйте объяснить это фанатам.

Драко, Кребб и Гойл именно так и уставились на Поттера — преданно-фанатично, Гермиона — экзальтированно-жадно, как профессор Енотов на экофору, редчайшую бабочку вида молей… Один Невилл просто честно удивился, моргал кротко и полурадостно улыбался, неуверенно так, робко. Его Гарри тут же записал себе в друзья.

Мы, четверо Хранителей, озабоченно переглянулись — н-да, нагнала Поттера слава, причем едва ли заслуженная. От Авады его я прикрыл, помните? «Шрам» на лбу оставлен кирпичом, и всё равно его считают победителем Того-Кого-Нельзя-Называть…

— Кто эту чушь распространил? — грозно играя желваками, осведомился рослый Аркон.

Он раньше всех начал защищать своего подопечного и считался старшим. Припомнив ту цепочку событий и восстановив в памяти причину и следствие, я уверенно заявил:

— Дамблдор эту чушь распространил. Это он почему-то решил, что порез на лбу младенца оставлен заклятием.

— А он не от заклятия? — уточнил Рэсси.

— Нет. Это ему кирпичом прилетело, я сам видел, — ответил я и почувствовал на себе благодарный взгляд Гарри. Дети, услышав про кирпич, опомнились и уже не так фанатично взирали на Поттера. Гермиона вообще засомневалась в правдивости написанного в книгах. О чем она и заявила:

— А я думала — книги не врут… Так что же там, неправда написана? — и в глаза всем разочарованно заглядывает. Моя рука сама собой потянулась к её опечаленной мордашке, так жалко стало умненькую малышку. Погладил её по каштановой макушке и негромко сказал:

— В художественной литературе львиная доля написанного приходится на волю автора. Правда пишется только в научных трактатах по математике, и то только потому, что она врать не любит. Цифры любят точность, понимаешь?

Гермиона закивала, завороженно глядя на меня — чужого Хранителя, красивого и надежного.

— А как же Гарри спасся? — встрял Драко.

— Так Балто же! — Гарри показал на меня. — Балто меня спас!

Я выпятил грудь и горделиво потыкал в неё большим пальцем. Драко оглядел меня и недоуменно спросил:

— А почему у нас такие разные Хранители? У меня с Невиллом крылатые, у вас лохматые и рогатые…

Я пригладил свою роскошную, аккуратно причесанную гриву и нахмурился, Аркон с ленцой оттянул Драко по загривку.

— Выражения подбирай!

— У всех они разные вообще-то, — неспешно проговорил Рэсси. — У кого гваделоры с лагунами, у кого Патронусы, а у некоторых гримы с баргестами. Кошек, к примеру, мряуны берегут, медвелоры — зверей лесных и полевых. И это в пределах одной только Европы, а ведь есть ещё и другие страны и народности, а у тех свои ангелы-хранители…

Тут нам пришлось умолкнуть и стать невидимками, потому что дверь купе отъехала и к нам заглянул рыжий пацан. Стрельнув голубыми глазами по шестерым путешественникам, он разочарованно вздохнул и хотел было усунуться обратно в коридор, но тут его нос, выпачканный в саже, уловил вдруг запах печеной курицы. Повел носом, нашел источник аромата и голодно сглотнул, глядя на сумки с провизией. Ну, голодный человек — это голодный человек, тут без комментариев. Рыжика пригласили, отломили ему куриную голень, в другую руку всунули толстый ломоть хлеба и усадили на лавку. Ну и сами перекусили, вспомнив про свои организмы. За едой разговорились и узнали, что рыжика зовут Рон, и что он хочет поступить на Гриффиндор. С этого момента другие темы на время заглохли — все начали обсуждать, на какой факультет пойти.

— Мне бабушка велела идти на Гриффиндор, как папа, — грустно поделился Невилл. — Сам-то я хочу на Пуффендуй…

— Фу, — скривился Драко. — На Пуффендуй только дураки и тупицы поступают. Нет-нет, на мой взгляд — нет ничего лучше Слизерина!

— Да ради Мерлина! — расфыркался Рон. — Иди туда и стань темным магом! Все, кто из Слизерина вышел, потом сделались приспешниками Того-Кого-Нельзя-Называть. А я пойду на Гриффиндор, который славен тем, что учатся там отважные и сильные храбрецы!

Говоря это, Рон вскочил со скамейки и, держа у груди воображаемый меч, гордо процитировал часть какого-то стихотворения. Под его свитером что-то затрепыхалось, внезапно потеряв опору… Гермиона с любопытством спросила, указывая пальцем на бугор на животе:

— А что это у тебя там, Рон?

— А, это моя крыса, Короста, — раскрасневшийся Рон выволок из-под свитера крупную серую подвальную тварь, в которой я тут же узнал того пасюка, предателя Пита.

Остальные Хранители тоже признали в нем анимага и настороженно уставились на крысака, зажатого в руках мальчика.

— Она старая и совершенно бесполезная, — продолжал тем временем Рон. — Спит целыми днями и ничего не делает, она мне досталась от Перси, потому что ему папа купил сову за то, что он стал старостой факультета. Вообще-то я тоже сову хотел, но она слишком дорогая, и вместо неё я получил крысу…

Помяв крысака в руках, Рон со вздохом снова засунул её за пазуху. Хранители с интересом покосились на меня — ни для кого не было секретом, как я в запарке заморозил двух анимагов в их звериных ипостасях. А я вдруг ощутил мрачное удовлетворение — а так тебе и надо, Питер Петтигрю, напакостил, вот живи теперь крысой и не жалуйся!

Гермиона — благослови, Глен, её проницательность! — жалостливо заметила:

— А чего ж ты старенькую крыску в школу потащил? Ей много лет, Рон?

— Да я не помню… — Рон шмыгнул носом, потер под ним ладошкой и договорил: — Лет пять — точно, Перси её с собой на первый курс брал.

Взгляд девочки из жалостливого стал остро-пронзительным, а в голосе прозвучало подозрение с интонациями лейтенанта Коломбо.

— То есть… этой крысе больше пяти лет?

Рон начал ковырять в носу, глянул на потолок, нашел там нужные воспоминания и сообщил:

— Да, больше пяти. Она ещё у Чарли жила, он хотел крысу виверне скормить, когда она подрастет до размера, подходящего для приема крупных грызунов. Чарли говорил, что маленькой виверне можно давать только мышей.

Гермиона посмотрела на бугор под свитером и ехидно спросила:

— Ну и как, скормил?

Рон подвоха не заметил, продолжая копаться в ноздре, ответил:

— Нет, не скормил, Перси выпросил, сказал, что хоть крысу в школу возьмет, и вообще, она у Чарли четыре года жила, пора бы ею и поделиться!

Гермиона сверкнула глазами.

— Пять плюс четыре, это сколько вместе будет?

— Девять, — Рон оставил нос в покое и недоуменно посмотрел на девочку. — А чего?

— А вы её не меняли? — Гермиона прожгла его взглядом. — У вас все девять лет жила одна и та же крыса?

— Все годы… — насторожившись, Рон вытянул крысу из-под свитера и оглядел её мордочку. — Да, это он, верный Короста, а что?

— А он чем-то отличается от других? — придирчиво спросила маленькая мисс Коломбо.

— Ага, — закивал Рон. — У него на ушках кисточки, вот, посмотри.

— Я вижу, — Гермиона поморщилась. — Но у тебя неправильная крыса, они обычно два-три года живут.

— А черные, те, которые долгожители, едва шесть лет тянут… — задумчиво вставил Драко. И припечатал: — А эта не черная и вообще пасюк!

— Её надо профессору МакГонагалл показать, она анимаг и должна в этом разбираться! — подвела итог Гермиона.

Я чуть не зааплодировал — до чего умная девочка! Но увы, Питу это не поможет, слишком крепко я его колданул. Ничего они с ним не сделают, расколдовать его невозможно, это я гарантирую, только лишней головной болью обзаведутся, но меня это мало волновало. Хотят ломать голову — пусть ломают.

А пока загадку странной крысы отодвинули на потом и продолжили дискуссию о том, чей факультет лучше и почему. Гермиона разрывалась между Гриффиндором и Когтевраном, ей вообще-то хотелось в оба сразу — и к умникам, и к смельчакам. Невилл мысленно и вслух ссорился с собой и с бабушкой, подпинывая себя к Пуффендую наперекор бабке, упорно выпихивающей внука к гриффам. Драко с Креббом и Гойлом, как и Рон, давно всё для себя решили и в спор не встревали. А Гарри лихорадочно копался в памяти, пытаясь вспомнить, читал ли он что-то про факультеты Хогвартса, наконец понял, что нет, и мысленно обратился ко мне:

— Балто, куда мне пойти?

— Я думаю, тебе помогут решить на распределении, — ловко ушел я от ответа, вспомнив сплетни Хранителей о тех подопечных, которые уже поступили в волшебную школу.

Гарри мигом успокоился и отдался мерному течению времени, которое отстукивалось и тикало при помощи колес несущегося в ночь поезда. И он в конце концов доехал, довез нас до конечной. Клетку Гарри оставил в купе, предварительно выпустив в окно Буклю. Вот честно, из мальчика получился такой же верный хозяин, как из самой питомицы!

На платформе оказалась такая непроглядная темень, что и выходить-то не хотелось из освещенных теплых вагонов. Но выйти пришлось. Судя по окнам, на станции стояли три поезда из разных концов Великобритании: алый паровоз из Лондона, синий из Кардиффа и желтый из Глазго. Старшекурсники из всех трех поездов направились к каретам, стоящим возле маленького вокзала. А первокурсников начал созывать-собирать трубный глас Хагрида.

— Первокурсники! Первокурсники, все сюда!

Дети вздрогнули и повернулись туда, где над морем голов возвышалось сияющее лицо бородатого великана. Поняв, что это единственный встречающий и другого не предвидится, дети обреченно пошли к нему.

— Так, все собрались? Тогда за мной! И под ноги смотрите! Первокурсники, все за мной!

Поскальзываясь и спотыкаясь, они шли вслед за Хагридом по узкой дорожке, глинистой и влажной, очевидно, здесь недавно прошел дождь.

— Еще несколько секунд, и вы увидите Хогвартс! — крикнул Хагрид, не оборачиваясь. — Так, осторожно! Все сюда!

— О-о-о! — вырвался дружный, восхищенный возглас. Правда, восхищаться довелось очень недолго, почти сразу началась полная жопа в виде флотилии малюсеньких лодочек. Черных, мокрых и качающихся… Кошмар. Роскошный, сияющий огнями замок возвышался на горе НА ТОЙ СТОРОНЕ ОЗЕРА, и до него предстояло добираться в этих крошечных корытцах. Н-да, ситуевина из разряда — а давайте вы нас сразу утопите, чтоб не мучить? Невилл, бедный, вспомнил, как его дед топил, затрясся весь и захныкал, поняв, что придется лезть в этот ужас. Гарри приобнял его за плечи и шепнул в ухо:

— Ну чего ты? С нами же наши Хранители… Они нам Хагрида утопят, если что.

Не знаю, чем это помогло, но Невилл приободрился и в лодку полез куда смелее. С ним сели Гарри, Рон и Гермиона. Мы, их Хранители, бдительно полетели над ними, все сорок молчаливых душ, сколько-то лагунов, сколько-то гваделоров, три Патронуса и некоторое количество мряунов — несколько детей прихватили с собой кошек.

Ну ладно, на самом деле плавание вышло не таким уж и страшным, было даже нормально. В черной бездне опрокинутого неба сияли колючие точки звезд и играли блики на поверхности невидимой воды. Медленно, неуклонно и как-то очень поэтично надвигался старинный замок. Ну, не Оксфорд-колледж, конечно, но тоже красивый, сказочный, загадочный.

Мимо моего носа пролетел мотылек, не экофора, а самый обычный, европейский, ну да я не профессор Енотов, чтоб на бабочек отвлекаться, а просто, чтобы пояснить… Про экофору мне рассказала Луна, её подопечная вместе с папой на пару лет после трагедии уехала в Россию привести нервы в порядок. Так вот, вернувшись оттуда, Луна буквально завалила меня рассказами о великой державе, в том числе и о достопримечательностях земли российской. О её людях, культуре, отраслях сельхозпромышленности, чем заразила меня вусмерть, да так, что я затосковал и начал мечтать повидать удивительную страну.

Так к чему это я? Ах да… Мне очень понравилась история про двух детишек, выпивших какое-то волшебное зелье, от которого они уменьшились и попали в удивительный мир растений. И как за ними на их поиски и спасение отправился уважаемый профессор, тот самый Енотов, он тоже выпил волшебную жидкость и, уменьшившись, смог вернуть детей домой и в обратные размеры. Попутно этот профессор преподал столько интересного о мире растений и насекомых, что я надолго выпал в осадок. Честно, так рассказывать о букашках, что они станут прямо-таки родными, это надо уметь! В общем, я извлек из той истории урок — детей нужно не только хранить, но и учить в любой-любой момент, здесь и прямо сейчас.

От своих раздумий я очнулся перед дверью, в которую огромным кулачищем грохал Хагрид. Он ударил три раза, но это громкое «бум-бум-бум» спустило меня с небес, и я осмотрелся. Но смотреть тут было не на что, и я сосредоточился на высокой тётке, в которой признал ту самую нелогичную мадам, что вместе с профессором Дамблдором приняла малыша Гарри в ту памятную ночь. И которая спокойно смотрела, как старик кладет ребёнка на ледяной порог. Не знаю, с чего и почему, но откуда-то изнутри в моей груди поднялось непонятное чувство омерзения, смешанное с ненавистью. Можете меня убить, но я возненавидел эту сушеную воблу! Дети чихают, шмыгают мокрыми носами, трясут с подолов промокших мантий комья приставшей глины, а эта… эта педагогиня лишь бровку вздернула на перекошенную мантию Невилла. С-сука!!!

Рэсси не выдержал, приложил тётку простудой и температурой, пусть тоже походит, почихает! Ну, чихать она себе не разрешила — неэтично! — но охрипшим, каркающим голосом зачитала стандартное приветствие, рассказала о факультетах и удалилась, оставив детей в маленьком зальчике. Я за ней проследил и увидел, как она пьет бодроперцовое, жаропонижающее и антипростудное зелья. Безуспешно, кстати, Рэсси её накрепко колданул.

Довольно улыбаясь, я вернулся в зальчик и застал истерику: детей напугали привидения. Не понял… Они тут зачем??? А ну-ка брысь отсюда, кровососы! Остальные Хранители опомнились и, разозлившись, разогнали призраков. Вернулась МакГонагалл, красная и больная, собрала ребят и повела в Большой зал. Мы, крайне обеспокоенные невнятным сервисом, решили пока остаться с нашими подопечными, мало ли, а вдруг на конюшне детишек поселят, кто их знает, этих замшелых магов?..

Большой зал произвел на нас сильное впечатление, его высокосводный потолок, той самой сложной консольной кладки, казался прозрачным, и сквозь него просвечивало звездное небо с облаками и луной. Гермиона его узнала по описанию и радостно тарахтела об этом до самой табуретки со Шляпой. Она угадывалась по тулье и полям, в остальном это выглядело драной старой тряпкой, если можно так выразиться о задубевшем фетре. Где-то посередке складки образовывали собой рот и глаза. Где и каким макаром у неё рождался голос, я так и не понял, но песню Шляпы мы все покорно выслушали. Пела она долго и нудно, скрупулезно перечисляя стати и достоинства каждого факультета. Простите, я нервничаю, потому и ерничаю…

Когда Шляпа допела арию, МакГонагалл собрала детей перед собой и простуженным (браво, Рэсси!), совершенно севшим голосом принялась зачитывать имена первокурсников.

И, Глен великий, как же девочкам не хотелось подходить и надевать на свою чистенькую, завитую и причесанную головку этот просаленный ужас… Ханна Аббот буквально выскочила из-под Шляпы и, трясясь в истерике, кинулась к столу Пуффендуя, лихорадочно ощупывая косички в страхе обнаружить на них вшей, блох и власоедов. Их, к счастью, не оказалось. За Ханной те же испытания пережила Сьюзен Боунс, кудрявая и полненькая девчушка. И вообще, всем девочкам было очень не по себе, особенно пышноволосым, как Гермиона. Она, кстати, после распределения не сразу встала с табурета, а задержалась для того, чтобы рассказать Шляпе, что она не права, и что её следует выстирать в воде с щелоком. Боже, я люблю Гермиону!

Так, ладно… Каркала охрипшая МакГонагалл, таяла вереница детей, распределенных на факультеты странным нечеловеческим голосом волшебной Шляпы, и настала очередь моего подопечного.

— Поттер, Гарри!

Его имя было выкрикнуто-прокашляно громче, чем имена остальных, а весь зал всколыхнулся волной шепотков и возгласов:

— Она сказала Поттер?

— Тот самый Гарри Поттер?

Вздрюченный Гарри нервно глянул на меня. Я был не менее вздрючен и поэтому кивнул ему, мол, пойдем, вместе нам никто не страшен… К табурету мы хоть и вышли вдвоем, виден я был только Гарри, уж в этом-то мы мастера. А будучи сейчас рядом с Гарри, я прекрасно слышал разговор со Шляпой.

— Хм-м… Какой ты храбрый мальчик, и в меру, в меру… Ответственный, надежный. Пуффендуй?

— А есть выбор? — осмелился Гарри на вопрос.

— Выбор-то? Есть конечно. Для Когтеврана у тебя характер не тот, к Слизерину хитрости маловато, а вот для Пуффендуя и Гриффиндора ты в самый раз. Выбирай.

Гарри вздохнул — Невилл и Гермиона, ребята, с которыми он неплохо сошелся за время пути и которых определил себе в друзья, ушли на Гриффиндор, значит, ему остается лишь последовать за ними. Шляпа прочла его мысли и безо всяких возражений крикнула в зал:

— Гриффиндор!

Боже, как все возликовали! Особенно стол Гриффиндора, за ним поднялся такой гвалт, ор и свист, некоторые и вовсе в пляс пустились, а двое парней, одинаковых с лица, вскочили на лавку и давай скандировать на весь огромный зал:

— С нами Поттер! С нами Поттер! Ур-рра-а-а!!!

Вот те на! Слава-то незаслуженная, сколько же народу в заблуждение введено… Мы нашарили серебряное пятно за профессорским столом и впились взглядами в бородатую личность, которая не пойми зачем распространила столь нежелательные слухи о Мальчике, Который Выжил. Лично у меня он вызывал здоровое недоумение — он же маг, величайший колдун столетия, ну с чего он решил, что это ребёнок отразил лбом заклятие? Он там был? В том-то и дело, что его там не было, и всё равно всех уверяет в том, чему не был свидетелем. Ведь это я отразил Аваду Темного Лорда, отразил мощным энергетическим щитом, ибо заклятие не имело физической силы и уж тем более не могло оставить какой-либо след. Так с чего же Дамблдор так уверен в том, что Авада рассекла лоб ребёнку? Откуда-то подошел Этелефа и тихонько пихнул меня в бок.

— Ну ты дорассуждался, Балто. Ты же Хранитель Гарри Поттера, часть от части его, его составляющая магии, силы, духовности… Ну? Подумал?

— Подумал… — вздохнул я. Прав Этелефа. В ту ночь Гарри был один в физическом смысле этого мира, и Темный Лорд действительно развеялся от отраженного заклятия. Просто немногие люди знают, что за их плечами стоят ангелы-хранители. Верные, незримые и неслышимые.