Хавроша (джен)

Весь август Гарри не покидало похоронное настроение. Мысли о предстоящем отъезде из дома навевали на него такую тоску, что он порой срывался в плач. А так как он считал себя взрослым мальчиком, то старался прятаться ото всех где-нибудь, где и скулил себе втихомолку. И, словно прощаясь с домом, Гарри драил его с той же страстью, с коей матрос драит палубу в надежде выслужиться и получить одобрение старпома… Это было похоже на манию, такая же болезненная и ненужная. Гарри не расставался с губками и тряпками, с ведрами и шваброй, целыми днями носился по дому и при виде каждой пылинки чуть ли не за сердце хватался, чувствуя себя на грани инфаркта, и истерично орал на Дадли за каждую крошку печенья, уроненную на ковер, и за каждую капельку соуса на скатерти. А когда кошку стошнило шерстяным катышком, Гарри чуть не прибил её шваброй.

Комната родителей, спальня тетушки Мардж, коридор второго этажа. Подоконники, гостиная, кухня-столовая и лестница — всё это вылизывалось до зеркального блеска. В доме нестерпимо пахло хлоркой. Вернон и Петунья с порога переобувались в домашние тапочки, подспудно гадая, не заставит ли Гарри их надевать больничные бахилы, но данная мысль, к счастью, не приходила племяннику в голову.

Облизав туалетную и ванную комнаты, свою и дадлину спальни, Гарри с гудящей головой и горящими от усталости ногами и руками без сил валился на кровать. Но даже и в таком полудохлом состоянии мальчишка лихорадочно вспоминал — всё ли вымыл-отчистил-отскреб? — и вдруг припоминал о крошечном пятнышке ржавчины на кране с горячей водой в ванной. Ругаясь и проклиная себя на чем свет стоит, Гарри поднимал с постели свою ватную тушку и со скоростью переевшей улитки плелся в ванную — оттирать кран от микроскопического пятнышка.

В воскресное утро Вернон со скандалом отобрал у Гарри перчатки и ведро, ткнул носом в красную цифру календаря и рявкнул:

— Что тут написано?

— Воскресенье, — немного растерянно ответил Гарри.

Вернон за шею отшвырнул его прочь и громыхнул:

— Отдыхать! Весь день. Увижу тряпку — выпорю!

Офигевший Гарри, хлопая глазами, уставился на красного папу, потом опомнился, убрал в тумбу под мойкой ведро и перчатки и спешно удрал к себе. Однако он заработался… папа грозится выпороть за работу, пожалуй, он и впрямь перестарался. И надо бы дом проветрить, дышать от хлорки нечем… Открыв пару окон, Гарри успокоился, взял купленный в Косом переулке учебник по зельеварению и погрузился в изучение и знакомство с предметом.

И пропал. На весь день. На ланч пришел вместе с книгой и подставкой для неё, водрузил её на обеденном столе, зафиксировал учебник в подставке и принялся кушать, не отрываясь от страниц. Дадли, изрядно опешив, не эстетично раззявил рот, глядя, как Гарри одновременно и ест, и читает. И ради эксперимента намазал горчицей пирожное, когда мать отвернулась, и подсунул его Гарри. Вкус горчицы на сладком креме Гарри, как ни странно, почувствовал, но, оторвавшись от книги и глянув на кусок, лишь брови поднял и спокойно доел. Дадли от удивления выронил ложку.

Так и прошел август. Уборка дома, работа в саду, чтение за едой. Круглосуточная рутина разбавлялась шуточками Дадли, кошачьими проблемами — Талию то и дело тошнило, то рыбу не переварит, то шерсти наглотается, то ещё что-то… те, у кого есть кошка — поймут. Ругался и орал попугай, воняла в аквариуме безымянная черепаха. Тихо умирало лето, сменяясь дождливой осенью.

Первого сентября Гарри проснулся рано, сорок минут отмокал в ванне, пока не остыла вода, набрал новую и тщательно вымылся, потом долго одевался, никак не мог решить, что надеть. Наконец остановил выбор на любимой синей рубашке-мустанг, потертых джинсах и верных разношенных кедах, на свои темные кудри Гарри натянул бейсболку, её широкий козырек отлично скрывал шрам. Оглядев себя в зеркале, мальчишка скорчил рожу, сделал страшные глаза и зловеще прогундосил:

— Я иду-у-у к тебе, Дамблдо-о-ор…

Зачем и почему к Дамблдору, Гарри не знал, но его интуиция подсказывала, что человека, который подбросил его на порог морозной ночью, уважать не стоит. А своей чуйке Гарри доверял и собирался поиздеваться над старым директором, которого он представлял почему-то как Мерлина, вредного и хитрого старикашку.

Я за Гэндальфа — горой!

И чихаю на Моргану.

Подавись-ка бородой,

Недо-Мерлин сраный!

После завтрака семейство погрузилось во вместительный «форд седан», и Вернон доставил их на вокзал Кингс-Кросс. Гарри прикатил тележку, Вернон выгрузил в неё из багажника чемодан и сундук, а Петунья пристроила к ним сумку с провизией и переноску с Талией. На чей-то визгливый вопль что-то там о магглах Дурсли едва обратили внимание, дружно подкатывая тележку к нужному барьеру. Сам переход из мира в мир Гарри совершил один, молча попрощавшись с родными — говорить он не мог, в горле стоял комок, но слез Гарри не скрывал. Шмыгая носом, он плелся вдоль вагонов, утирая рукавом слезы и сопли. Его толкали, на его ноги налетали какие-то голохвостые пятнистые каракалы, вот пробежала белая собачонка, и Гарри невольно протер глаза — что за черт, у него всё раздваивается и расплывается уже! — но зрение его не обмануло, у собаки действительно было два хвоста. На всякий случай Гарри перекрестился.

Раздался свист пара, Гарри посмотрел вперед и увидел головной поезд. Три стандартных грузовых вагона, тендер с коксом и сам паровоз, старинный и красивый. Вытянутый, ярко-алый цилиндр, ржавый скотоотвал, здоровенный котел, в общем и целом Хогвартс-экспресс словно сошел с картинки из галереи музея машиностроительства.

Завороженный красотой и плавностью линий Гарри замер надолго — восхищенно рассматривал алый паровоз, не замечая, что на него внимательно смотрит машинист и озабоченно хмурится при виде мокрых дорожек на щеках мальчугана. Тем временем кочегар позади него добросил угля в топку и отдернул клапан, выпуская лишний пар. Паровоз испустил ещё один вопль-свист. Паренёк, придя в себя, растерянно оглянулся, начиная понимать, что время на посадку упущено — на платформе находились только взрослые. Они стояли вдоль вагонов и прощались с детьми, которые высовывались из окон, тянули руки и махали им, что-то крича.

— Эй, давай сюда, паренёк! — окликнул Гарри машинист. Мальчик облегченно улыбнулся и, подкатив поближе тележку, передал в руки чумазому мужику переноску с кошкой, потом сундук с чемоданом и, прихватив сумку, забрался сам. Он был просто счастлив неожиданно получить приглашение в кабину машиниста, в святая святых поезда, да уж… не иначе как ему повезло!

Сундук втиснули в закуток напротив топки, сверху плюхнули чемодан, сам Гарри устроился на почетном месте — перед панорамным окном, здесь было очень шумно, но, как ни странно, голос машиниста был хорошо слышен:

— Впереди паровоза есть маленькая бегунковая тележка, которая имеет возможность поворачиваться относительно основной рамы. Вот она, сразу перед зелёной паровой машиной…

Чумазый палец показал на скругленный куб, затем машинист басил дальше:

— Она нужна для того, чтобы паровоз вписывался в кривые — мог поворачивать легче.

Вот паровая машина, она преобразует энергию пара в механическую энергию, движущую колёса. За паровозом идёт вагон-тендер, туда грузятся запасы угля и воды…

Гарри увлеченно смотрел и с благодарностью слушал нежданную лекцию о том, как бригада топит котёл и управляет поездом. Кивал и перевешивался через перила вниз, машинист бережно страховал мальчика за пояс джинсов и продолжал неторопливо рассказывать:

— Так песок подаётся под колёса для увеличения трения. Это нужно при экстренном торможении или при обледенении путей…

Ну а пока Гарри расширял свои познания в области паровозостроения, по вагонам из купе в купе бродили фанаты Гарри Поттера.

С лихорадочным блеском в глазах шныряла растрепанная Гермиона Грейнждер, бесцеремонно отодвигала купейную дверь и, заглянув внутрь, начинала вещать о прочитанных книжках, попутно выспрашивая имена попутчиков. Не найдя среди ровесников мальчика по имени Гарри, она вспоминала о жабе и неслась в следующее купе, волоча за собой покорного Невилла. Рыжий Рон Уизли действовал так же, но молча — открывал дверь, смотрел на ребят и, не обнаружив нужного, тут же уходил. С той же целью шатался по вагонам Драко Малфой в сопровождении своих вассалов, вежливо стучался в занавешенные двери, заглядывал и прямо спрашивал: не видели ли тут Гарри Поттера? А выслушав отрицательный ответ, терпеливо шел дальше, смотря на людей в купе через стекло.

Пройдя из конца в конец последний вагон, растерянные фанаты уставились друг на друга.

— Ничего не понимаю! — мотнула гривой каштановых непослушных волос Гермиона и топнула ножкой. — Он же наш ровесник! Ни в одном купе нет Гарри Поттера. Только в купе «В» едет некий Гарри Олмонд, но он старшекурсник…

— А вы не знаете, как он выглядит? — деловито спросил Рон, размазывая по носу сажу.

— Как герой, конечно! — фыркнул Малфой. — Высокий, стройный, и главная его примета — шрам на лбу в виде молнии.

— Да! — подтвердила Грейнджер, энергично закивав. — У него ещё черные растрепанные волосы, и он носит очки в круглой оправе.

— Ты чего?! — запротестовал Малфой. — Он же герой, какие очки? Ты сама-то себя слышишь? Герой — и в очках! Нонсенс!

— Но так во всех книжках написано, везде говорится, что Гарри Поттер похож на своего отца! — пылко возразила Гермиона. — А его папа носил очки.

— А ещё на некоторых обложках нарисована белая сова… — застенчиво добавил робкий Невилл. — И написано, что Гарри приедет в школу с совой и она будет сидеть у него на руке. Большая-пребольшая и белая-белая.

— Знаете что? — воодушевилась вдруг Гермиона. — Пойду-ка я к машинисту…

— Я с тобой! — загорелся Рон.

И двое первоклашек целеустремленно потопали через весь состав. Прошли поезд насквозь и уперлись в непреодолимое препятствие — три грузовых вагона и тендер с углем. И запертую дверь первого вагона. В паровоз к машинисту нельзя было попасть. Никак.

А Гарри сидел в кабине со славными работягами, машинистом Полом Брендоном и кочегаром Билли Паркером, наслаждался поездкой, пил чай из термоса, ел пироги, испеченные мамой, щедро поделившись ими с ребятами, а те, в свою очередь, поделились с Гарри печеной картошкой и «традиционной яичницей», поданной на лопате. Кроме этого, они даже дали своему гостю погудеть, подергать за трос гудка. И Гарри весь день был на седьмом небе от счастья.

По прибытии на конечную станцию в Хогсмиде всех первоклашек созвал к себе Хагрид. Гарри натянул поверх привычной одежды школьную мантию, тепло попрощался с Полом и Билли, спустился с подножки на платформу и никем не замеченный присоединился к толпе первогодок. Вместе со всеми он дошел до берега, поахал на дивный замок на противоположном берегу и терпеливо подождал своей очереди к лодочкам. Наконец, осталась последняя, в неё сел пухленький мальчик и две милые девочки, в одной из которых Гарри внезапно узнал Ханну Аббот. Подпрыгнув, он бросился к последней лодке и забрался в неё, присоединяясь к своим будущим однокашникам. Сел рядом с мальчиком напротив девочек и приветливо улыбнулся им. Ханна, симпатичная и какая-то очень славная, с толстыми короткими косичками, застенчиво улыбнулась в ответ.

Лодку слегка качало на низких волнах, жутковатыми полосами мерцала черная вода, и в ней хаотично плясали отражения звезд. Медленно приближался высокий берег и стоящий на нем замок. Всё это так и дышало романтикой — прогулка по озеру, ночь, луна и звезды, старинный замок, красивые девочки впереди… Сердце Гарри учащенно заколотилось, распирая и переполняя его рыцарской отвагой. Ханна завороженно смотрела на незнакомого мальчика, и её сердечко жалобно затрепыхалось в груди, ибо мальчик смотрел на неё, как на принцессу, его темные, непонятные в темноте глаза сияли звездами, а на лице была написана радость от встречи, и это было странно, ведь Ханна знала, что никогда раньше не видела этого мальчика. И всё же это было приятно — встретить вдали от дома человека, который очень рад тебе.

Где-то впереди великан зычно крикнул:

— Пригнитесь!

Лодочки вошли в грот, по лицам скользнули плети плакучей ивы, заставляя ребят пригнуться. Несколько минут кромешной тьмы, и флотилия выплыла к подземному причалу. Гарри галантно помог девочкам подняться по каменным ступенькам на сырые мшистые плиты и весь дальнейший путь по извилистым коридорам держался рядом с ними. Ханна отметила, что мальчик крепко сбит и почти на полголовы выше всех.

Драко злобно прищурился, случайно увидев ненавистного Дурсля, но пока ничего не мог ему предъявить. Бородатый верзила передал детей по эстафете тощей даме в зеленом по имени профессор МакГонагалл. Она повернулась и пошла вперед, приказав первокурсникам следовать за ней. Они оказались в огромном зале — таком огромном, что там легко поместился бы дом Дурслей. На каменных стенах — точно так же, как в «Гринготтс», — горели факелы, потолок терялся где-то вверху, а красивая мраморная лестница вела на верхние этажи. Они шли вслед за профессором МакГонагалл по вымощенному булыжником полу. Проходя мимо закрытой двери справа, Гарри услышал шум сотен голосов — должно быть, там уже собралась вся школа. Но профессор МакГонагалл вела их совсем не туда, а куда-то в другое место. Ещё несколько коридоров и лестниц, и вот они собраны в маленьком зальчике, где профессорша прочла им небольшую лекцию о факультетах и о том, как себя вести. Кто-то звонко чихнул позади Гарри, и он обернулся: чихал красный полный мальчик с синими глазами, от него так и полыхало жаром. В горячих руках он крепко сжимал вырывающуюся жабу, она кряхтела и дрыгала лапками.

— Давай подержу? — шепнул Гарри. — У тебя температура, ей неприятно…

Мальчик поколебался и, кивнув, отдал жабу. И тихо шепнул:

— Его зовут Тревор.

Гарри кивнул и сунул жабу за пазуху. Потом, переступив ногами, пристроился рядом с больным мальчиком, на всякий случай, мало ли, голова закружится… Тут дети занервничали, испуганно заозирались, несколько девочек даже вскрикнули, Гарри недовольно оторвался от больного спутника и тоже посмотрел, что там происходит.

Через противоположную от двери стену в комнату просачивались призраки — их было, наверное, около двадцати. Жемчужно-белые, полупрозрачные, они скользили по комнате, переговариваясь между собой и, кажется, вовсе не замечая первокурсников или делая вид, что не замечают. Судя по всему, они спорили. Потом призрак в трико и круглом пышном воротнике замолчал и уставился на первокурсников, словно только что их заметил.

— Эй, а вы что здесь делаете?

Гарри перекрестился, крепенько зажмурился и начал гнусаво, в нос, завывать-читать молитву об изгнании бесов:

— О, святой ангел, ходатайствующий перед Творцом нашим за душу мою, тело мое и жизнь мою! Не оставь меня и не отступи от меня за все грехи мои. Прошу тебя, не дай лукавому демону завладеть душой моей и телом моим. Укрепи мою душу и направь ее на путь истинный. Прошу тебя, ангел Божий и хранитель души моей, прости мне все грехи, которыми я оскорбил тебя за всю мою неправедную жизнь. Прости все мои прегрешения, которые я совершил в день минувший, и защити меня в новый день. Сохрани душу мою от разных искушений, чтобы я не прогневил Творца нашего. Прошу тебя, помолись за меня перед Творцом нашим, чтобы сошла на меня милость его и спокойствие душевное. Аминь.

Святые слова, прозвучавшие в древнем замке, в этом оплоте магии возымели совершенно нежданное воздействие на древние, пропитанные колдовством стены, что ж… Святые отцы инквизиции явно знали Таинство Божьего Слова. По комнате словно прошелся вихрь, неся с собой Свет. Призраки, зашипев, заскользили прочь, уворачиваясь от Светоносного…

— Свете дивный, Свете ясный!.. — взвыл Гарри, возводя руками Небесные знамения.

Замок вздохнул, по стенам прошла ощутимая дрожь… Светоносный ветер пронесся по всему зданию, распыляя в атомную щепу все встречные и поперечные эктоплазмы. Крякнула и рассыпалась в пыль хрупкая диадема в Комнате Потерянных Вещей, и тихо отлетел более ничем не удерживаемый клочок неприкаянной души. Пошло трещинами и печально осыпалось серой крошкой запертое в заброшенном классе Зеркало Гоблинов, оно же зеркало Еиналеж… Спали ментальные закладки с Распределяющей Шляпы, незаметно ото всех она легонечко вздрогнула, слегка и очень сдержанно зевнула, пробуждаясь от навеянного сна, и, украдкой оглядевшись, поняла, где находится. И стала ждать учеников, находясь в трезвой и ясной памяти. В кабинете директора Дамблдора с трагичным звоном полопались и разлетелись вдребезги все вредноскопы и те безымянные серебряные штучки, на деле оказавшиеся темномагическими артефактами, та же участь постигла и Кубок Огня, запертый в потайном шкафчике, нет-нет, он не рассыпался и вообще никак не уничтожился, просто с него слетели все закладки и он очистился от всего наносного, как и старая Шляпа, стоявшая сейчас в Большом зале на табуретке. Зато не повезло мантии-невидимке, любовно приготовленной в подарок на Рождество Дамблдором для Гарри Поттера, Третий Дар Смерти не выдержал святого ветра Богослова Эванса-Дурсля. Пронизанная насквозь святым рентгеном, она стала простой тряпочкой, правда очень ветхой, древней, как сама Смерть, она распадется на волокна, когда Дамблдор возьмет её с полки. Не повезло и Первому Дару Смерти — Бузинной палочке, мирно лежавшей в чехле в кармане мантии Дамблдора. Полтергейст по имени Пивз впервые порадовался, что он не привидение — пройдя сквозь него, святой ветер унесся дальше, не причинив ему ни малейшего вреда. Вся эта свистопляска, впрочем, пока оставалась никем не замеченной, призраки уходили в эфир молча и без протеста, порой даже не замечая этого…

Итак. Пронесся по зальчику световой ветер, разлетелись во все стороны призраки, чему очень обрадовались дети, впервые в жизни увидевшие привидений и не слишком-то желающие знакомства с ними. Вернулась за ними профессор МакГонагалл и снова повела их по бесчисленным коридорам. Гарри шел позади больного мальчика, готовый в случае чего подхватить его. Стройной колонной шеренга ребят плечом к плечу пересекла холл, в котором уже побывали при входе в замок, и, пройдя через двойные двери, оказались в Большом зале.

Гарри даже представить себе не мог, что на свете существует такое красивое и такое странное место. Зал был освещен тысячами свечей, плавающих в воздухе над четырьмя длинными столами, за которыми сидели старшие ученики. Столы были заставлены сверкающими золотыми тарелками и кубками. На другом конце зала за таким же длинным столом сидели преподаватели. Профессор МакГонагалл подвела первокурсников к этому столу и приказала им повернуться спиной к учителям и лицом к старшекурсникам. Перед Гарри были сотни лиц, бледневших в полутьме, словно неяркие лампы. Что-то заставило Гарри посмотреть вверх, и он увидел над собой бархатный черный потолок, усыпанный звездами.

— Его специально так заколдовали, чтобы он был похож на небо, — прошептала оказавшаяся рядом лохматая девочка с карими глазами. — Я вычитала это в «Истории Хогвартса».

Было сложно поверить в то, что это на самом деле потолок, Гарри казалось, что Большой зал находится под открытым небом. Потом Гарри посмотрел на стоявший перед ними самый обычный на вид табурет, а на нем — на остроконечную Волшебную шляпу. Шляпа была вся в заплатках, потертая и ужасно грязная. Его любимая мамочка сразу бы выкинула такую на помойку. «Интересно, зачем она здесь? — подумал Гарри. В голове его сразу запрыгали сотни мыслей. — Может быть, надо попытаться достать из нее кролика, как это делают фокусники в цирке?» Он огляделся, заметив, что все собравшиеся неотрывно смотрят на Шляпу, и тоже начал внимательно ее разглядывать. На несколько секунд в зале воцарилась полная тишина. А затем Шляпа шевельнулась. В следующее мгновение в ней появилась дыра, напоминающая рот, и она заговорила глухим баритоном:

— Ладно, достаточно… Песенку потом послушаем, дети голодные. Приступим, пожалуй. Так, заместитель, где вы там?

Профессор МакГонагалл нервно икнула, покосилась на стол профессоров и, получив растерянный кивок от директора, шагнула вперед, разворачивая длинный свиток пергамента.

— Когда я назову ваше имя, вы наденете Шляпу и сядете на табурет, — произнесла она несколько смущенным голосом.

— Начнем. Аббот, Ханна!

Девочка с толстыми косичками и порозовевшим то ли от смущения, то ли от испуга лицом, спотыкаясь, вышла из шеренги, подошла к табурету, взяла Шляпу и села. Шляпа, судя по всему, была большого размера, потому что, оказавшись на голове Ханны, закрыла не только лоб, но даже ее глаза. А через мгновение она ласково заговорила:

— Ты ж моя лапушка! Красавица и солнышко, ступай в Пуффендуй, моя милая…

Те, кто сидел за крайним правым столом, разразились аплодисментами. Заметно повеселевшая от похвалы Шляпы Ханна встала, пошла к этому столу и уселась на свободное место. МакГонагалл проводила её слегка опешившим взглядом, но продолжила зачитывать имена из списка.

— Боунс, Сьюзен!

— Ещё одна красавица! — нежно заворковала Шляпа. — Пожалуйте к столу Пуффендуя, моя хорошая!

— Бут, Терри!

— Уй какой умный малыш! Однозначно — в Когтевран!

— Финч-Флетчли, Джастин!

— Ах ты ж барсучонок такой, ути-пути… Пуффендуй!

— Грейнджер, Гермиона!

С ней у Шляпы начался спор:

— Ну какой Гриффиндор, дорогая? Нет-нет-нет, и думать не смей, сожрут тебя львы, красавица, как пить дать сожрут. Так что ступай в Когтевран, дорогуша, и не спорь со мной, не то домой отправлю!

— Но, Шляпа…

— Хочешь домой, милочка?..

После такого вопроса девочка передумала и рванула к столу Когтеврана. Профессор МакГонагалл странно посмотрела на Шляпу и вызвала следующего из списка:

— Долгопупс, Невилл!

Стоявший рядом с Гарри больной мальчик вздрогнул и поковылял к табуретке, сел…

— Ах ты, бедняжка… простудился, маленький? Ну-ка бегом к Пуффендую и сразу в больничку, ладно, мой хороший?

У Невилла, однако, хватило сил поспорить:

— Но бабушка…

— Я помню твою бабушку, мальчик, её амбиции и тогда зашкаливали. А тебе я советую идти на Пуффендуй, там ты точно найдешь себе друзей.

Ну, хочешь не хочешь, а пришлось подчиниться, Невилл чихнул, встал и пошел к столу, за которым сидели ученики его факультета. Не прошедших отбор первокурсников оставалось все меньше. Мун, Нотт, Паркинсон, девочки-близнецы Патил, затем Салли-Энн Перкс и, наконец…

— Поттер, Гарри!

Идя к табурету, Гарри старался не слушать возникшие тут-там шепотки. Последнее, что увидел Гарри, прежде чем Шляпа упала ему на глаза, был огромный зал, заполненный людьми, каждый из которых подался вперед, чтобы получше разглядеть его. А затем перед глазами встала черная стена.

— Ну, дорогой… — ласково зажурчал в ухо теплый баритон. — Ты уже сам знаешь, куда тебе надо, а?

Казалось, Шляпа улыбается. Гарри согласно кивнул:

— Да, я хочу в Пуффендуй, — и добавил шепотом: — К Ханне…

— Понимаю… — хихикнула Шляпа и провозгласила в зал: — Ступай в Пуффендуй, мой храбрый барсук!

Гарри встал, с уважением снял с головы чудесную Шляпу и отдал её остолбеневшей МакГонагалл. Прошел к столу и сел рядом с Невиллом. Тот почему-то с растерянным удивлением глянул на него, Гарри широко улыбнулся ему, вытащил из-за пазухи Тревора и отдал владельцу. И стал смотреть по сторонам.

Теперь он наконец получил возможность увидеть главный стол, за которым сидели учителя. В самом углу сидел бородатый верзила Хагрид. А в центре стола стоял большой золотой стул, напоминавший трон, на котором восседал длиннобородый старец, в котором Гарри признал Альбуса Дамблдора — а вот и Мерлин! Еще Гарри заметил профессора Квиррелла, нервного молодого человека, своего сопровождающего. Из-за стола Слизерина его сверлил взглядом обиженный чем-то Малфой.

Церемония подходила к концу, оставалось всего трое первокурсников. Лайзу Турпин зачислили в Когтевран, и теперь пришла очередь Рона. Гарри видел, что тот даже позеленел от страха, когда Шляпа отправила его в Слизерин.

— Но я не хочу туда! — истошный вопль Рона прозвенел на весь зал.

Шляпа чопорно возразила:

— Что значит «не хочу»? Ты ж чистокровный до мозга костей, хитрый и ленивый, как змея. Марш в Слизерин, засранец!..

Последнего, Забини, Шляпа отправила туда же.