Хавроша (джен)

Жили-были в английском городке Литтл Уингинг мистер и миссис Дурсль, и были у них любимый сын и «нелюбимый» племянник.

Сына они создали и родили сами, а племянника им подбросили под дверь в холодную и ясную ноябрьскую ночь, аккурат после Хэллоуина.

Миссис Дурсль вышла на крыльцо, чтобы поставить пустые бутылки из-под молока для молочника, и увидела на пороге пушистую кучу. Присмотревшись к куче, она поняла, что это кошки. Трогать кошек миссис Дурсль побоялась и поэтому позвала на помощь мужа. Мистер Дурсль кошек не испугался, взял швабру и разогнал пушистую кучу… Под кошачьей пушистой кучей обнаружился сверточек, а в нем спящий младенец и письмо.

Конверт был в шерсти и слегка испачкан, простите, кошачьей мочой, поэтому пришлось его встряхнуть и вскрыть на улице, чтобы не заносить грязь в дом. Письмо, очевидно, было посыпано песком, поэтому его тоже пришлось отряхнуть, прежде чем занести в дом и прочитать.

Под потолком горела люстра на пять рожков, ярко освещая кухню. На столе лежал спящий младенец, на стульях возле стола сидели мистер и миссис Дурсль. Мистер Дурсль, полный и представительный джентльмен, держал в пухлых пальцах желтый пергамент и трубным, приниженным до неумелого шепота, басом читал письмо:

Дорогая миссис Дурсль.

С прискорбием сообщаю Вам о трагедии, случившейся в Годриковой впадине на Ночь Всех Святых. Ваша сестра Лили Поттер была убита вместе со своим мужем, и их маленький сын Гарри и Ваш племянник остался сиротой. Вы его единственные родственники со стороны матери, родичей со стороны отца у мальчика, увы, нет. Посему прошу Вас, будьте снисходительны к малышу и примите его, как родного.

Вы справитесь, я уверен, Гарри нужна опека и крыша над головой. Вы можете его не любить и держать в строгости, это я понимаю — ведь ребёнок насильно навязан Вам и потому крайне нежелателен. Но прошу Вас, обеспечьте ему достойное будущее, ведь этот мальчик — герой, он победил сильнейшего темного мага столетия, каким-то образом отразил Убивающее заклятие, против которого не устояли его родители, да и вообще все ныне живущие… Искренне надеюсь, что Вы с должным пониманием отнесетесь к маленькому победителю Темного Лорда. И помните, пожалуйста, Гарри Поттер — волшебник, и к его одиннадцатилетию должно прийти письмо из Хогвартса.

С уважением, Альбус Дамблдор.

Дочитав, мистер Дурсль внимательно посмотрел на супругу, кашлянул и глухо пробасил:

— Волшебник он… колдун, значит? Ты не слышала, Святая инквизиция ещё где-нибудь действует?

— Да вроде в Испании ещё сжигают их… — неуверенно протянула миссис Дурсль и вдруг опомнилась. — Какая инквизиция, Вернон? У меня сестра два дня назад погибла, а ты тут мне голову морочишь… Не дам племянника сжигать!

— Так я ж пошутил! — примиряюще поднял руки Вернон. — Врача вызвать? У мальца лоб рассечен…

— Вызови, — кивнула жена. — И одеяло с крыльца принеси, надо глянуть, нет ли там документов.

Документов в одеяле не оказалось. Тогда Вернон Дурсль начал собираться — оделся потеплее, натянул на себя длинное каракулевое пальто, заправил машину до отказа бензином и поехал в Годрикову впадину.

Прибыв по месту проживания Поттеров, Вернон долго и скорбно смотрел на развалины дома, половина верхнего этажа которого была напрочь раскурочена. К его машине тем временем приценивался дорожный полицейский, прикидывая, положен ли штраф за неправильную парковку. Наконец он решил, что положен. Вылез из теплого салона патрульной машины и подошел к толстяку. Кашлянул, привлекая внимание:

— Простите, мистер…

Вернон всем корпусом развернулся к нему, едва не снеся пузом субтильное тельце патрульного. Поднял правую руку и, ткнув толстым пальцем в развалины, трагическим тоном вопросил:

— Что. Там. Произошло? Где мои родственники?!

— Газ взорвался… — промямлил полисмен, отчего-то чувствуя себя виноватым.

— Поттеры где?! — рявкнул Вернон.

— Погибли, сэр, — жалко проблеял бобби. И тут же уточнил: — Старшие погибли, ребёнка в доме нет.

Хорошо смазанные Омегой-3 шестеренки мозга в голове Вернона тут же сообразили, куда и на какие рельсы свернуть. И он гневно заорал, нависая своей гигантской тушей над щупленьким стражиком правопорядка:

— Конечно, его там нету и быть не должно! Племянник у нас гостит. Я устал от него! Звоню-звоню — никто не отвечает, когда ж они своего отпрыска заберут? Приезжаю лично спросить, и что? Что, я вас спрашиваю? Племянника некому забрать?! Мать вашу! Кончайте мне тут мямлить и отвечайте толком — что с Поттерами?

— Так я же вам сказал — газ взорвался! — испуганно заверещал полицейский, со страхом глядя в побагровевшее лицо усатого толстяка. — Обоих Поттеров нашли мертвыми, мужчину внизу, а женщину наверху, в детской.

— Могу я войти? — тяжело спросил Вернон. Дезориентированный бобби поспешно закивал, давая разрешение на всё и сразу. Осиротевший родственник шумно выдохнул в усы: — Печать снимите.

Патрульный тут же отлепил от косяка двери полосатую ленточку и посторонился, пропуская джентльмена в дом. Войдя в холл, Вернон осмотрелся. Тихо, пусто и пыльно. На полу перед дверью — очерченный мелом человеческий контур в классической мертвецкой позе — с раскинутыми руками и согнутыми ногами… Лестница на второй этаж была целой, и Вернон начал подниматься по ней. Полисмен молча последовал за ним на почтительном расстоянии. А вот и детская, полностью разгромленная, меловой женский контур перед маленькой кроваткой. Что-то заставило Вернона заглянуть туда — в кроватке сиротливо съёжилась кошка… Подняв треугольную мордочку и посмотрев на человека зелеными горестными глазками, киска печально муркнула. Вспомнив пушистую кошачью кучу, согревающую Гарри на обледеневшем порожке, Вернон гулко сглотнул — эта кошка осиротела, осталась без хозяев. Но у неё ещё оставался Гарри, а значит, её надо забрать с собой. Вернон глянул на полисмена, выцепил глазами бейджик на кармане и прочитал его фамилию.

— Офицер Гордон, помогите мне найти документы на ребёнка.

Нужные бумаги нашлись в секретере вместе с чеками и квитанциями по оплате. Также Вернон поискал кошачью переноску, но не нашел, и кошку пришлось засунуть за пазуху под пальто.

* * *

У Петуньи тоже был по-своему насыщенный день. Вызванный доктор сразу после осмотра ребёнка обрушился на женщину с претензиями:

— Прро-о-ошу прро-о-ощения, ко-о-ому это прришло в голову выррезать на лбу рребё-ё-онка всякие зигзаги и мо-о-олнии?

— А это порез? — озадаченно спросила Петунья. — Не ушиб?

— Да щ-що-о-об я так жи-и-ил! — протянул доктор-еврей. — А-а-аккура-атный разррез скальпе-е-елем или ка-а-анцелярским ножо-о-ом.

Петунья суеверно перекрестилась и поцеловала щепоть пальцев, невольно думая об очищающем огне инквизиторского костра — только темномагических ритуалов в её доме не хватало…

Гарри жалобно похныкивал, его вертели в руках, целую ночь душили вонючими кошками, он не помнил, когда последний раз ел, ему давно не меняли штанишки… Что было ранее, Гарри начал уже забывать, вот только мама... зачем-то она ему лобик расцарапала чем-то очень острым. И это было последнее, что Гарри помнил за прошедшие три дня. Правда… был ещё мотоцикл, летящий по небу. Но Гарри был уже ни в чем не уверен — мотоцикл мог и присниться.

А еврейский доктор продолжал бухтеть, импульсивно жестикулируя:

— И вообще, рребё-ё-онок стррашно запущен! Вы куда смотррели, мамаша? Как можно дитё трри дня не мыть?!

Петунья морщилась, но слушала и глотала несправедливые обвинения молча — ну, а как ещё узнать о злоключениях младенца? Сам же он не расскажет! Из дальнейшего монолога доктора она узнала, что у Гарри температура, что он сильно обезвожен и давно не кушал и что сейчас он возьмет у мальчика кровь на анализ, и если — не дай Бог! — в ней обнаружится что-то постороннее, нечто вроде наркотика или снотворного, то она будет привлечена к ответу! На это Петунья снова перекрестилась.

После ухода дотошного врача Петунья занялась ребёнком. Тщательно вымыла его в Дадлиной ванночке, одела в Дадлину одежку, накормила Дадлиной кашкой и, поколебавшись, уложила спать в Дадлин манежик.

Дадлик всё это время вредно смотрел на маму — ну как она может уделять свое внимание кому-то чужому??? Ведь её драгоценное внимание целиком и полностью принадлежит ему, Дадлику, единственному и неповторимому! И всё время, что Петунья возилась с подкидышем, Дадли донимал маму требовательным ревом, он орал, визжал, истошно вопил, колотил погремушкой по всему, до чего дотягивался. Гарри, слыша надрывный рёв, поддавался младенческому рефлексу и начинал рыдать сам. Так что по ушам Петуньи в этот день знатно проехались, оглушая плачем с двух сторон. А у годовалых младенцев довольно луженые глотки и весьма нехило развитые легкие… Но вечно это не могло продолжаться, и, устав от плача, заснул в своей кроватке Дадли, за ним уснул и Гарри, несмотря на температуру, а слегка оглохшая Петунья смогла наконец-то отдохнуть и приготовить обед.

Выспавшись, малыши возобновили марафон терпения для мамы, снова начали реветь на два голоса, требуя равное внимание к себе. Пребывая в полнейшем ужасе, Петунья совершенно растерялась и не знала, что делать и за что хвататься. Она и с одним-то ребёнком едва справлялась по молодости и неопытности, а тут их целых два!!! Караул, кошмар и ужас. И тут… — не иначе, ангелы подсуетились! — позвонила Мардж. Толстая славная Мардж! Ей Петунья и вывалила все свои проблемы, рассказала и замерла в тревоге — что-то она посоветует? Ну Мардж и посоветовала своим хрипловатым басом:

— А посади их вместе, да и всё. Сами разберутся.

— Подерутся же… — робко возразила неопытная Петунья.

— Ой, да что они друг другу сделают? — фыркнула продвинутая собачница. — В таком возрасте они даже синяков не смогут наставить. А после хорошей драки, как правило, наступает прочный мир. Уж ты поверь мне, Петти, я знаю, что говорю, не одно поколение собачат вырастила.

Не рискнув возразить, что собачата — это не человечьи дети, и поговорив ещё немного о том о сём, Петунья повесила трубку и решила всё-таки последовать совету Марджори Дурсль.

Принесла своего карапуза в гостиную и посадила в манежик к Гарри. Малыши тут же уставились друг на друга, потом Дадли схватил пластмассового попугая и огрел кузена по голове. Гарри зарыдал, прямо зашелся плачем, а Дадли на уровне малышового рефлекса этот плач подхватил. Сидят оба на стеганом коврике и вдохновенно воют, оглушая и без того оглохшую маму. Петунья и рада бы убежать, да нельзя — детей-то не оставишь одних! Тем временем боль от удара игрушкой прошла и Гарри мало-помалу успокоился и затих, с недоумением смотря на толстого ребёнка. До этого Гарри ещё не видел своих ровесников и не знал, что есть люди похожего с ним размера. Подтолкнувшись попкой, придвинулся поближе и потрогал Дадлину пухлую щечку. Почувствовав прикосновение, Дадли от удивления перестал плакать и потрогал Гарри в ответ. Повозил ладошкой по лицу, заинтересовался вдруг волосиками, ухватился за черный хохолок и ка-а-ак дернул на себя. Это было больно, и Гарри снова зарыдал. Следом за ним — Дадли.

— О боже!.. — простонала измученная криками Петунья, прижимая пальцы к вискам. — Это никогда не кончится…

Вернон вернулся поздним вечером, к тому времени Петунья вконец умудохалась и выползла в холл едва живая. Приняла от мужа пальто, потом помогла снять зимние ботинки на высокой шнуровке, бросая растерянные взгляды на кошку, зажатую под мышкой. Наконец она решилась поинтересоваться:

— Что это?

— Кошка Поттеров, — пробасил Вернон. — В разрушенном доме нашел.

Петунья охнула и прижала руки ко рту, слушая рассказ мужа. Среди документов, привезенных Верноном, нашлись и справки от ветеринара, из которых они узнали, что кошка очень дорогая, породы египетская мау, а зовут её Талия. Из детской метрики узнали и полное имя племянника — Гарри Джеймс Поттер — а также его точный возраст, год и три месяца. Ровно на неделю младше Дадли.

В свою очередь рассказав благоверному о том, как она провела этот совершенно кошмарный день, Петунья, однако, не дождалась от мужа сочувствия, напротив, Вернон бессовестно ржал над её злоключениями.

Потекли будни, сплошь заполненные вечно орущими детьми. Гарри и Дадли ни на минуту не давали маме расслабиться, постоянно держали её в напряжении и тонусе. Вернон ездил на работу и любил мозг своих подчиненных, переругивался по телефону со своими поставщиками, орал на секретарш и заказывал дрели. Талия обстоятельно изучала новую территорию, отметив понятно чем наиболее стратегические места в недоступных уголках для Петуньиной швабры.

* * *

А где-то в далекой и микроскопической Албании по лесам тоскливо шарахался бестелесный дух Темного Лорда и в который уже раз спрашивал себя — что же пошло не так? Почему его вышвырнуло из тела и что бы это значило? И невдомек ему было, что Руна Жизни, начертанная матерью перед смертью, отразила его смертельное заклятие, вышибив остатки души, что остались после дробления и переселения их во всякие якоречки.

Примечания:

Крестража в Гарри не будет, нечего от Лорда уже откалывать... и так огрызок.

Жили-были мальчики, жили, не тужили…

Потекли-побежали, значит, будни. Потекла вперед неспешная река времени, мощными перекатами бурля на склонах-порогах и обрываясь водопадами в пропасти. Бурунами завинчивалась вокруг камней и играючи влекла многотонные стволы и легонькие щепочки…

Неспешно росли мальчики, но стремительно возрастали их интересы. Одинаково температурили от режущихся зубиков, с одинаковым рвением дрались за понравившуюся игрушку, ревниво отпихивали друг друга от папиных колен. Всегда и во всём соревновались, бежали наперегонки встречать маму из магазина — сперва ползком, потом неуклюжими шажками, падая через раз на толстые попки, и, наконец, резвым галопом с громким и уверенным топотом.

Несмотря на разногласия, братья были очень дружны. Особенно во время болезней: стоило Дадли чихнуть, как чих подхватывал Гарри. Очень дружно пацаны переболели детскими болячками — ветрянкой, крупом, дерматитом и даже оспой коровьей, которую им на всякий случай привили.

Страшная гроза, которая пугает всех малышей без исключения, сплачивала маленьких братиков почище магнита. Только сверкнет молния за окном, как пацаны тут же со всех ног несутся в родительскую спальню, где забираются на большую кровать и прячутся под бок к папе-маме.

Маленькому Гарри даже не пытались объяснить, почему он должен называть родителей тётей и дядей — это абсолютно бесполезно и совершенно недоступно детскому мозгу. Ведь Дадли же их зовет мамой и папой, значит, и он так же может, здесь логика точна и обжалованию — не подлежит. Правда, был пример — тётя Мардж, но её и Дадли тётушкой звал, так что тут без вариантов.

Но как бы там ни было, а насильно мил не будешь. Отношение взрослых к Гарри было прохладным, его держали на эмоциональном расстоянии, и чем старше становился Гарри, тем больше отдалялись от него папа и мама… Мальчика это расстраивало, он ничего не понимал и растерянно обращался с недоуменными вопросами ко взрослым, доверчиво дергая папу за штанину, а маму за подол платья или юбки:

— Я что-то не так сделал? Почему вы меня не любите?

От него отмахивались, и Гарри потерянно ходил за ними хвостиком, прося наказать его, поставить в угол, только бы его любили…

— Ну ма-а-ама, па-а-апа, ну поставьте меня в угол, накажите меня.

И однажды… собралось семейство ужинать, а Гарри не пришел. Подождали — не идет, позвали — не идет. Еда стынет, а пацана нет как нет… Пошли искать. Нашли в родительской спальне, где он стоял носом в угол. Вытащили, расспросили, в чем дело, а он, оказывается, сам себя решил наказать. И смех, и слёзы… Стоит такой ангелочек трехлетний, зелёными глазоньками влажно моргает и наивно так вопрошает:

— Я наказался, теперь вы меня любите?

Петунья и Вернон только беспомощно переглянулись над головой несчастного ребёнка — ну что тут делать будешь, а?

Течет-плывет река времени, разливаясь вширь в низинах-долинах и бешеной стремниной прорываясь сквозь узкие ущелья… К четвёртому году жизни Гарри уже понимал, почему он Поттер, а не Дурсль, знал, почему его зовут племянник, а не сын, как Дадли. И смирился с необходимостью обращаться к маме и папе по имени — тётя Петунья и дядя Вернон. Что поделать, пришлось соответствовать тому, чем он и являлся биологически — племянником. Одно было хорошо и незыблемо — для Дадли он оставался братом, и этого у него было не отнять.

Как-то раз ненастной осенью разразилась сильная буря. Бешеный ветер с ревом срывал крыши и ломал деревья. Сломал он и старый платан, испокон веков стоявший на заднем дворе дома номер четыре, с каким-то пушечным залпом надломился толстый ствол, и огромное дерево рухнуло на стену, проламывая окно и вваливаясь в спальню Гарри. Сам Гарри, к счастью, находился в подвале-бомбоужище вместе с остальными домочадцами, где они отсиживались во время гроз. Прежние владельцы, жившие в военные годы, очень постарались укрепить подвал на случай воздушных атак.

Комната Дадли не позволяла поставить вторую кровать, надо было или покупать двухъярусную койку, или делать ремонт в разрушенной комнате. Ну, ремонт, так или иначе, делать придется, и Гарри, за неимением лучшего, в первую ночь уложили спать в гостевой комнате тётушки Мардж. Огромная тёткина кровать Гарри не понравилась, как и сама комната — просторная и голая, оклеенная холодными светло-серыми обоями, где из мебели были только кровать, трюмо со стулом и встроенный гардероб. В поисках пристанища на время ремонта Гарри облазил весь дом от чердака до подвала. Чердак был захламлен, а подвал продувался всеми ветрами, английский дом традиционно — не отапливался. Помещения в холодные времена года прогревались только за счет бойлерных и собственно теплом от тел самих жильцов. В летнюю пору такой вопрос, как правило, не вставал. Просто летом становилось чуть теплее, чем осенью и весной.

Чулан под лестницей, куда Гарри заглянул просто из интереса — посмотреть, что за дверью — неожиданно пришелся ему по вкусу. Теплый полумрак, низкий скошенный потолок испода лестницы и просто подходящие для него размеры. Позвав дядю, Гарри показал ему находку и спросил, можно ли поставить здесь кровать.

Вернон, просунувшись в каморку верхней частью туловища, оглядел помещение, прикинул размеры сперва на глазок, но, не удовлетворившись, сходил за рулеткой и обмерил чуланчик вдоль и поперек. По получившимся расчетам подошла только складная кушетка, но для мальчика четырёх лет она была прямо как кровать. Косметический ремонт чулана обошелся куда дешевле и быстрее, чем капремонт проломленной стены на втором этаже. Вызванные мастера вытащили из каморки всё лишнее, отдраили стены и заклеили свежими обоями, потом провели туда электричество и сбоку от двери, над откидным столиком появилась лампочка. Полочка над кроватью, на которой раньше лежали щетки и стояли бутылочки с химсредствами, теперь пополнилась книгами и прочими мелочами. Получилась просто конфетка, уютная маленькая комнатка.

Все это время Гарри, впрочем, не терял надежды хоть как-то понравиться родичам и даже нашел способ, как это сделать — просто стал помогать тёте повсюду, тем самым находя нехитрый повод находиться рядом с любимой мамочкой.

Примерно через два месяца закончился ремонт пробитой деревом стены, но к тому времени настала зима, и Гарри воздержался возвращаться из теплой каморки в холодную и ставшую неуютной спальню. Да и в конце-то концов, в чулане Гарри только спал, всё остальное время он проводил за делами, за всякими мальчишечьими хлопотами. Помогал тёте на кухне, возился с дядей в гараже, играл с Дадли в разные игры, да мало ли чем может заняться активный ребёнок четырёх лет?!

Начиная с весны, Гарри и тётя работали в саду с рассвета до заката с перерывами на готовку.

Все эти совместные занятия Гарри познал чуть ли не с пеленок и очень-очень волновался, когда любимая мамочка однажды доверила ему проследить за жарящимся беконом, чтобы тот не пригорел. Правда, в самый первый раз Гарри облажался, не поняв, что значит «пригореть», и бекон сгорел, источая дивный аромат. Малыш расстроился, когда понял, что черный бекон никто не будет кушать. Но тётя успокоила его и объяснила, что готовый бекон должен лишь чуть-чуть подрумяниться и стать приятного золотистого цвета, не поленилась она и показать Гарри все, что рассказала, и мальчик всё прекрасно понял и с тех пор больше не совершал подобных ошибок.

В саду Гарри сперва по малолетству был у тёти на подхвате: подай-принеси-пошел вон! Зато позже милая мамочка стала давать ему задания посложнее, такие как подержать веточку пересаженного кустика, пока мама утрамбовывает почву, подвязать лозу какого-либо ползучего растения и подрезать ножничками некрасиво торчащие из живой изгороди веточки и листики.

Как вы понимаете, с началом школьных будней дел у Гарри прибавилось. Теперь к вышеописанным заботам ему вменялось ещё и обязательное исполнение домашних заданий и вообще тотальное обучение в школе. Что весьма не понравилось Дадли. В его крупную светлую голову долго не укладывалось, что к обычным увлекательным играм в его обязанности вошла ещё и учёба. К-какая школа, мама?! Я же не успеваю доиграть в «Супер-резню» на видео-приставке! И отдайте мне джойстик, ни в какую школу я не пойду, мне некогда! Но несмотря на сверхзанятость играми, Дадли пришлось мириться с жестокой системой жизни, в которой общеобразовательная программа была обязательна и на первом месте. Это было нужно для какой-то ячейки общества. Что это такое, Дадли не понимал и поэтому отчаянно ленился в школе, наотрез отказываясь запоминать все эти непонятные и ненужные ему правила. Гарри же, напротив, с увлечением хватался за всё новое, например, он с восторгом узнал, что буковки, которые напечатаны в книге, можно переписать в тетрадку! Пятилетний мальчик просто фонтанировал счастьем, когда в первый раз самостоятельно смог написать своё собственное имя, выведя жирным фломастером кривенькое слово «Гарри». Для него это стало откровением — узнать, как выглядит его имя в письменном виде. Тоненько повизгивая, он целый день носился по дому с листком в руках и, подсовывая мятый листик папе, маме, кошке и соседу, восторженно пищал:

— Посмотри, это я написал! Это я сам написал!!! Ура-а-а!!!

В общем… очень славный, солнечный ребёнок, заставляющий улыбаться всех, кто его видел. Черные кудри, ясные зеленые глазки и смешная щербатая улыбка из-за выпавшего молочного зубика, а самое главное, Гарри светился радостью, из него так и лилась неудержимая энергия счастья.

И наверное, поэтому тихо и где-то глубоко внутри него спала магия, никак и ничем не проявляя себя, во всяком случае, никаких всплесков стихийной детской магии у Гарри пока не было.

* * *

На свой восьмой день рождения Гарри захотел мышку, о которой прочитал всё, что смог найти. Едва дождавшись «божеского часа», в который уже можно будить взрослых, Гарри подхватился с пола и, положив книгу на журнальный столик, понесся в спальню родителей. Прискакав туда, он с разгону запрыгнул на кровать и влез на необъятное пузо дяди Вернона, уселся на вершине живой горы и торжественно сообщил:

— А я выбрал себе подарок на день рождения!

— Какой? — спросонок буркнул дядя.

— Декоративную мышку, — звонко ответил Гарри.

Лежащая на другой половине супружеской постели тётя Петунья приподняла с лица маску для сна и сонно посмотрела на племянника одним глазом.

— Ты сказал «мышь»?

— Да. Тётя Петунья, мышка самое маленькое животное на свете и много места не займет… Можно?

— А ты не боишься, что её Талия съест? — осторожно поинтересовалась тётя.

— Нет, — удивленно сказал Гарри. — Я всё объясню Талии, и она поймет, она же умная кошка. Да и потом, моя мышка будет жить в безопасной клетке.

— Ох… Гарри, Гарри, ты извини, но… нет. Нельзя мышку.

— Но почему? — разочарованно спросил Гарри.

— Потому что я не хочу! — твердо отрезала тётя.

Враз погрустневший Гарри надул губки, съехал с дядиного пуза и, спрыгнув с кровати, поплелся к двери. Прикрывая её за собой, он услышал глухой бас дяди и задержался, оставив узенькую щель, сквозь которую и принялся подслушивать разговор.

— А в чём дело, Петти? Мышь не слон, и правда много места не займет…

— Да не в этом дело. Я мышей боюсь. С детства.

— Да? Значит, ты из тех девочек, которые визжат и хлопаются в обморок при виде несчастной маленькой мыши? Вот досада, а я и не знал…

— Да если бы… — грустно возразила Петунья. — Это всё из-за Лили, она в свое время как-то раз получила письмо из волшебной школы и исчезла, уехала в эту чертову школу и каждое лето на каникулы приезжала домой, и её карманы были полны лягушачьей икры, а сама она всё время превращала чайные чашки в крыс. Я была единственной, кто знал ей цену — она была чудовищем, настоящим чудовищем! Но не для наших родителей, они-то с ней сюсюкались — Лили то, Лили это! Они гордились, что в их семье есть своя ведьма!

— Я тебя понял, Петти, но мышка-то причём?

— Ох, Вернон, пойми… Берешь ты кружку, чтобы налить в неё молоко для чая и вдруг обнаруживаешь, что держишь за голый хвост толстую крысу… Ты бы слышал мой визг. А Лили, мразь такая, знай хохочет, смешно ей, понимаешь?.. И так каждое лето в течение семи лет, до полного семнадцатилетия ерундой страдала, всё подшучивает, подшучивает надо мной, никак не угомонится, язва рыжая, всё-то ей смешно, как я крыс пугаюсь. Или вот… втыкаю иголку в подушечку для булавок, а она визжит и превращается в мышь. А однажды папа с инфарктом слег, хотел сигарету в пепельнице потушить, а та… ка-а-ак превратится в мадагаскарского шипящего таракана размером с блюдце, чудо, что отец вообще выжил…

— Однако… — напрягся дядя Вернон. — Это уже вредительство. Неужели она совсем родителей не уважала?

— А это она в школе так испортилась. Магичкой стала, нос задрала, нас, обычных людей, простаками и магглами начала обзывать, в общем, загордилась Лили, выше всех себя поставила. К тому же не с той компанией связалась… её дружок, Джеймс Поттер, тот ещё субчик был, чванливый и сплошь ехидный, на меня посмотрит, так мне тут же вымыться хотелось, специально к зеркалу бежала, чтобы проверить — нет ли на мне грязи. Он вообще на всех так смотрел, как на коровью лепешку под ногами…

— Я помню Поттера… — задумчиво протянул дядя. — На нашей свадьбе был. Всё время прикалывался, жиртрестом меня обзывал. Не пойму только, торт-то зачем взрывать? Совсем же не смешно было, гости обиделись, все их прекрасные наряды были испачканы жирным кремом… Кто ж так шутит?

— А им смешно было, типа простаки долго отчищать одежду будут, хи-хи-хи-хи… — невесело пояснила Петунья.

— Ты поэтому не хочешь, чтобы Гарри тоже туда уехал?

— Да, Вернон, не хочу. Испортят его там…

— Принести тебе чай, дорогая?

— Да, спасибо…

Заскрипела кровать под тушей дяди Вернона, и Гарри неслышно убрался от двери. Что ж… теперь понятно, почему нельзя мышку. Не очень-то приятно такое про родную маму узнавать… и про отца… Шутники, блин, клоуны первой категории. В цирке они, что ли, выступали? Чашку в крысу, б-бррр-р-р… да это же рехнуться можно — берешь кружку, а она…

С такими вот печальными раздумьями Гарри поплелся в гостиную, чтобы забрать книгу, учебник по зоологии. Со спинки кресла на него глянула Талия — зеленоглазая и полосатая египтянка, изящная и тоненькая кошечка. Её серебристый мех глянцевито блестел и переливался, подобно жемчугу, и в пепельной бархатистой глубине четко выделялись антрацитовые пятнышки и полоски. Редкая и очень дорогая кошка. Сколько Гарри себя помнил, Талия всегда была с ним… и на какой-то миг мальчику вдруг стало стыдно — ну зачем ему какая-то ничтожная мышь, если у него есть такая прекрасная и верная кошка?

А мышку он просто из зависти захотел, ведь Дадли на день рождения подарили черепашку, а ещё раньше, год назад, попугая ару амазонского, красного-красного, огромного и крикливого. Целыми днями вопит и ошарашивает всех фразой: «В чём дело, дорогой?», причем вворачивает он её всегда к месту и вовремя…

Покачав головой, Гарри сел в кресло, думая о том, что мышка на самом деле ему не так уж и нужна. Талия со спинки кресла перетекла к нему на колени, а когда он начал её машинально поглаживать, нежно замурчала, массируя коготками бедро. Было немножко больно, но Гарри терпел, понимая, что кошка не со зла, что это у неё любовь так выражается.

— Знаешь, Талия… а зачем мне эта мышь? Ну посажу я её в клетку, ну и что? Вот Бастер Китон в клетке сидит и орет, ругается, наверное — у него есть крылья, а летать негде, или вот черепаха эта, в аквариуме тухнет… Интересно, Дадли ей имя даст? Кстати, а чего она тухнет, чего это у неё так воняет? Ну-ка…

Гарри, не вставая с кресла и придержав кошку рукой, дотянулся до столика, взял учебник и, полистав, нашел раздел о рептилиях и принялся внимательно читать о черепахах. В итоге после прочтения Гарри за голову схватился — ну нифига себе подарок брату подарили! Эта фиговина размером с наперсток требует та-а-акого ухода, что… Нужен грунт, конденсатор, ванна, ультрафиолетовая лампа, подогрев, ко всему прочему нужен специальный аквариум, обычный же не подходит… Подумав, Гарри озадачил этим делом дядю — он взрослый, пусть сам всё и покупает, если хочет, чтобы черепаха выжила.

Дядя только крякнул, прочитав инструкции по содержанию черепах, и, подумав в свою очередь, решил создать ей спартанские условия, то есть махнул рукой, дескать, ей надо, пусть вертится, а сдохнет, значит не судьба…

На свой день рождения Гарри получил в подарок конструктор, многофункциональный — хочешь, дом строй, хочешь, машину или самолет складывай… ну, не мышь, конечно, но подарок есть подарок, и Гарри ему был рад.

А в начале августа городок всколыхнула тревога — пропал Пирс Полкисс. Его мать почернела от горя, отец враз постарел на десяток лет, полиция сочувствовала, что-то обещала и кое-как делала свое дело. Мэр города, брызгая слюной и потрясая кулаками, вещал с экрана милые подробности о том, что конкретно он сделает с маньяком. Друзья Пирса, Джош Малкольм, Фил Гордон, Дадли и Гарри сидели по домам притихшие и напуганные. Их всех допросила полиция, спрашивала о планах Пирса, куда он мог пойти и с кем, кто и когда видел его в последний раз…

И вот… на третью ночь после исчезновения друга Гарри приснился сон. Будто сидит Пирс в каком-то колодце, смотрит вверх и шепчет: «Помогите…»

Дядя Вернон очень не хотел просыпаться, но пришлось, потому что восьмилетняя тушка племянника, прыгающая по животу, не слишком-то располагает ко сну. А уж если она при этом кричит:

— Папа, вставай! Я знаю, где Пирс!!!

На высоком берегу Уинг-ривер находились развалины старинного замка, в настоящее время от него остались просевший фундамент и куча охристо-желтых камней — остатки стен. Руины давным-давно поросли чертополохом и репейником и были огорожены лишь символически — парой шпал поперек дороги и запретным дорожным знаком-кирпичом. Который, впрочем, не мешал подросткам лазить по развалинам в поисках мифических кладов. Продавленная крышка каменного колодца сразу же привлекла внимание спасателей. Убрали доски, посветили вниз… вроде есть там кто-то. Спустились и вытащили Пирса, ослабевшего, исхудавшего, но живого. А позже в полиции сказали, что кто-то из друзей Пирса «вспомнил», что приятель хотел исследовать развалины речного замка. Ну, посторонние эту версию скушали, но не родственники.

Дядя Вернон грозной скалой навис над племянником, нехорошо прищурив маленькие поросячьи глазки, и громыхнул, брызнув слюной:

— Ну?..

— Что «ну»? — разозлился Гарри. — Я это просто во сне увидел!

— Вау, тебе приснился пророческий сон?! — восхищенно спросил Дадли. И к папе: — Вот это круть! Он у нас этот… медиум, ага?

— Ты мой маленький кудесник! — воскликнула Петунья и вдруг разрыдалась, сгребла Гарри в охапку и крепко поцеловала. — Ты это можешь, и приносишь счастье. Ты спас человеческую жизнь, Гарри, я так горжусь тобой!

— Хм… — произнес дядя, уже по-доброму глядя на мальчишку.

— Гарри, дорогой, ты что-нибудь хочешь? — в порыве чувств расщедрилась тётя.

Гарри весело окинул родственников взглядом и хитренько прищурился:

— Хочу…

Многозначительная пауза, напряженное ожидание, потрескивает воздух. Тётя не выдерживает первая, опасливо шепчет:

— А… что ты хочешь?..

Нахальная улыбка и ошеломляющий ответ:

— Усыновите меня!

Миссис Фигг, шаркая шлепанцами, тихо брела по Тисовой к улице Магнолий, на которой она, собственно, и проживала вместе со своими кошками. Проходя мимо четвёртого дома, она притормозила и вытянула тощую, дряблую шейку над живой изгородью, заглядывая в сад Дурслей. Её серенькие влажные глазки тут же нашли искомый объект — худого мальчика в поношенной и дырявой, на пару размеров великоватой одежке. Держа в тонких руках явно тяжеловатую для него мотыгу, Гарри с усилием дренажировал почву на грядках, готовя их под посадки для новых цветов.

Со стороны дома донесся скрип открываемой двери, и мощный, раскатистый бас громыхнул на весь сад:

— Мальчишка!

Гарри поднял залитое потом лицо, локтем отер щеку, оставив на ней черные разводы грязи, воткнул мотыгу в землю и неуклюжей рысцой побежал к дому. Миссис Фигг проводила его взглядом и удрученно покачала головой — жаль, но придется огорчить Дамблдора, написать ему, что мальчика держат в черном теле, заставляют работать, одевают в обноски и, похоже, недокармливают, вон какой худенький… И с этими печальными мыслями добрая старушка пошаркала домой, к своим котикам, с которыми переехала сюда пять лет назад по просьбе Дамблдора.

Гарри же, войдя в дом, на ходу содрал с себя старую рубашку Дадли, которую надевал для работы в саду, скомкав её и швырнув в чулан, прошел на кухню, куда его позвал дядя. Вопросительно глянул. Вернон вместо ответа ткнул пальцем на открытое французское окно. Там на низеньком подоконнике сидела Талия, а перед ней лежала здоровенная дохлая крыса. Гарри тут же посмотрел в потолок, надеясь, что мама ещё не встала. Судя по тишине — она пока изволила почивать. Кивнув отцу, Гарри торопливо достал из-под мойки черный полиэтиленовый мешок и пошел убирать кошачий трофей, пока мама не увидела. Вернон же, допив кофе, собрал остальные бумаги в портфель и отправился одеваться на работу.

Крысу Гарри отнес к мусорным бакам на внешнем дворе, проводил глазами папин автомобиль, вернулся в дом и тщательно вымыл руки с мылом, не забыв про лицо. Потом осмотрел кошку на предмет ран, ничего не нашел — Талия охотилась аккуратно — снова помыл руки, уже после кошки, и стал готовить маме чай. Приготовил и понес наверх, точно подгадав со временем — Петунья уже сладко потягивалась, с удовольствием вспоминая какой-то интересный сон. В дверь привычно постучались, и вошел Гарри с подносом.

— Доброе утро, мамочка! — нежно пропел он.

— Доброе, — расплылась в улыбке Петунья.

Гарри подошел и поставил ей на колени поднос с чашкой утреннего чая и эклером на блюдечке к нему. Эклер был вчерашний, но Гарри подогрел его в микроволновке и теперь он пыхал жаром и источал ягодный аромат джема.

Как мы видим, просьбу Гарри Дурсли исполнили — официально усыновили мальчика. И в детском маггловском паспорте теперь стояло имя — Гарри Эванс-Дурсль. Но так как не-магический мир мало чем влияет на мир магии, то для волшебников Гарри так и оставался Поттером. Поэтому ТАМ никто ни о чем не подозревал и все терпеливо дожидались одиннадцатилетия национального героя маг-Британии и его прибытия в Хогвартс.

Прошел ровно год с того дня, когда Гарри случайно нашел Пирса. Родичам пришлось рассказать ему, что он волшебник, и Гарри понял, что означает странная фраза насчет превращения чашек в крыс — это вовсе не цирковые фокусы, его биологическая мать действительно колдовала и вот так, садистски и неумно, шутила над сестрой-магглой…

Сегодня — день рождения Дадли, и в гости к обеду должна приехать тётушка Мардж, поэтому Гарри оставил маму наслаждаться выпечкой и чайком, а сам пошел протирать от пыли комнату и застилать постель свежим бельем для гостьи.

Тётушка Мардж приехала не одна, а с собакой — толстым криволапым бульдогом. Песье вторжение очень не понравилось законной владелице дома — Талии. Злобно зашипев, кошка выгнула спину и вся так распушилась, что стала просто огромной… ну, бульдогу она точно показалась размером с бенгальского тигра. Но Злыдень был храброй собакой, ну ещё бы, английский-то бульдог… Припав на передние лапы, Злыдень басовито гавкнул, миролюбиво виляя задом в помощь культяпочке хвоста. Шипение Талии стало на тон ниже, кошка оценила храбрость пса и сменила гнев на милость.

— О-о-о, Петти, дорогая, это же мау! — воскликнула Марджори, внимательно глядя на кошку. — Как же я раньше не заметила?

— А ты к ней и не присматривалась никогда, — заметила Петунья, подходя. Тётушки обнялись, символически чмокнув воздух возле щёк.

— Но ты хоть котят разводила? — спросила Мардж. — Учти, они очень дорогие.

Петунья на это лишь плечами пожала, за годы она привыкла к Талии и не считала её чем-то экзотическим, проще говоря, кошка стала своей в доску…

— Но, Петти! — Мардж взволнованно всплеснула полными руками. — Ведь всем известно, что в Древнем Египте кошка считалась священным животным. Ее считали божеством, ей подносили дары, а при смерти даже мумифицировали! Проводя раскопки в древнем городе Бени-Хасе, археологи нашли мумии двухсот тысяч кошек в саркофагах из драгоценных металлов. Считается, что это и были прародители современной кошки египетской мау. Кстати, Петти, а ты в курсе, что в переводе с древнеегипетского «мау» означает «кошка»? И одной из характерных особенностей египетской кошки являются «подкрашенные» кошачьи глаза в стиле этой… как её?.. а, Нефертити. А ещё, представь, примерно сто лет назад заводчики из Европы решили воссоздать эту породу, но их планам помешала Вторая мировая война. Так что современная история данных кошек началась в пятидесятые годы двадцатого века благодаря княгине Наталии Трубецкой. В то время княгиня жила в Италии, где и создала питомник египетских кошек «Фатима»… — хм, что за идиотское название?! — и в тыща девятьсот пятьдесят восьмом году зарегистрировала породу в FIFe. Позже за «массовое производство» мау взялись американцы, которые и по сей день являются передовыми специалистами породы. Цена этих кошечек довольно-таки высока, поэтому в Европе, а особенно в дикой, невежественной России встретить их — большая редкость…

К концу этого длиннющего монолога Мардж была совершенно красная и потная, тяжело дышала и пыхтела. Гарри на всякий случай принес с кухни стакан с водой и пузырёк с таблетками нитроглицерина — кто её знает, вдруг удар тётку хватит…

Петунья виновато покосилась на драгоценную кошку — нет, она не занималась разведением египетских мау. Краем глаза Мардж увидела стакан, выхватила из руки Гарри и в один глоток ополовинила его. Отдышалась и спросила:

— Ну так что, Петти, котята есть?

Петунья смущенно покачала головой:

— Нет. Да и поздно уже, наверное… она девять лет у нас живет.

— А что, котят не приносила? Совсем?

— Да нет, вроде… я бы заметила.

— Так она что, стерилизована?

— Не знаю, Марджи, — пожала плечами Петунья. — Она попала к нам уже взрослой.

Тут Гарри решил оставить взрослых и ушел к себе в чулан под лестницей, где быстренько навел порядок и снова убежал в сад. Ну не мог он без дела сидеть, обязательно надо было чем-то занять руки и голову, так что Гарри засучив рукава принялся высаживать в подготовленную землю луковицы тюльпана. Работать он любил, причем неважно чем, руками ли, ногами… Гарри в охотку брался за любое дело: прополка ли растений, пересадка ли, мытье ли машины или вырезание из картона аппликаций. К каждому делу он находил своеобразный подход. Например, моя машину, он представлял, что моет индийского слона, доброго и спокойного слоника, лежащего на животе, и, намывая капот, мальчишка вдохновенно приговаривал, уносясь куда-то в сказочную Индию на крыльях фантазии:

— Оу, ты уже свернул свой хобот, высокочтимый Раджа? Прекрасно, дорогой слоник, полежи вот так, а я тебе лобик щас надраю…

И ведь надраивал же… Соседи щурили глаза от солнечно-зеркальных бликов и по нескольку раз спрашивали у Вернона:

— Эгей, Дурсль, ты ж недавно колымагу сменил, неужели новую купил?

А Вернон знай маслится и горделиво оглядывает свою старую телегу, отдраенную руками племянника до состояния «только что с завода».

Или, например, моет Гарри пол. Так и здесь он без фантазии не обходится — наденет щетки на ноги и давай ездить по паркету, как по катку в Ледовом дворце на фигурных катаниях. Сорняки в клумбе пропалывал и каждой травинке выговаривал:

— И куда ж ты лезешь, паразит? Холоп, как ты посмел вторгаться на двор Её Величества Розы Амстердамской?! Ну-ка пошли прочь, отребье!

Или:

— Ах ты негодяй, ах ты… месье Терн, защищайтесь!

И Гарри, издав воинственный вопль, с тяпкой наперевес кидался в самую гущу терновника аки мушкетер со шпагой на грозного колючего противника.

Посадив луковицы, мальчик выпрямился и довольным взглядом окинул свою «плантацию», сейчас он играл, понятное дело, в богатого плантатора, пришедшего оценить работу своих работников. Благодушно покивав, он обратился к воображаемому слуге:

— Ну, Джим, прекрасная работа. Люцерна выглядит аппетитно, не так ли?

И тут же ответил самому себе, переключаясь на роль работника:

— Конечно, масса, моя тоже рад. А как обрадуются коровушки, масса, уи-уи-уи…

— Знаешь, Гарри… тебе бы в театральный пойти! — раздался сзади ехидный голос Дадли. — Глядишь, Гамлета дадут…

— Кто бы говорил, — беззлобно откликнулся Гарри, оборачиваясь к брату. — Выспался, Большой Дэ? С днём рождения!

— И тебе того же… — буркнул покрасневший Дадли, ежась под пристальным взором Гарри. Тот оглядел его плотную фигуру, затянутую в жакет, строгую рубашку с галстуком и светлые бриджи с сандалиями, и хмыкнул:

— Даддерс, ты бы поменьше налегал на тортики, из одежды же вылезаешь! Спорим, вся эта красота, что сейчас на тебе, уже через неделю будет на мне…

— Ещё чего, — надувшись, как хомяк, пробурчал Дадли.

Дадли вообще-то всегда был толстым, но если раньше это объяснялось младенческой пухлостью, то начиная с семи лет его жирное тельце начало привлекать нежелательное внимание школьной медсестры. А когда стало совсем очевидно, что Дадли вырастает в полного мальчика, врачи забили тревогу. Замучили Дадли расписаниями диет, достали родителей звонками и претензиями. Пугали диабетом, которого, к счастью, не оказалось ни у Дадли, ни у его отца. Просто Дадли был Дурслем и ген полноты передался ему по наследству, если можно так выразиться… Ну а он, в свою очередь, на издевки научился использовать свой немалый вес, и с его пудовыми кулаками познакомилась не одна ехидная рожа. Гарри тоже получил пару раз за слишком наглые шуточки по поводу широкой кости.

Закончив с делами в саду, Гарри прибрал инструменты и, войдя в дом, принял душ, после которого нарядился для праздника в бриджи и пиджачок на тросточках. Тщательно зачесал смоляные кудри, скорчил рожу своему отражению, поковырял пальцем прыщ на носу, потом в носу, для профилактики. После чего вредным голосом пропел-продекламировал стишок, приготовленный в подарок для Дадли, кривляясь перед зеркалом и следя за тем, чтобы не переборщить с гримасами.

Влажной дробью летя в унитаз,

На какашке наездником дивным,

Повредила бактерия глаз

И упала зарядом противным…

И сползая слюдой по трубе,

Она слезы лила неустанно

О несчастной бактерьей судьбе

И что так поступать не гуманно.

И еще, что жизнь не удалась,

А она так стремилась к полету

И потомством не обзавелась

В подготовке к всеобщему слету.

Слет бактерий — сплошная беда,

Сливом слет стал совсем уж внезапно,

Сфинктер вслед хохотал, навсегда

Провожая в полет поэтапно.

И когда белый свет навсегда

Заменяется бурным потоком,

Ты поймешь… никогда-никогда

Не бывать тебе в мире жестоком.

Не бродить по желудкам людей

И в кишечнике ей не кататься,

Там прошел а-биотик, злодей,

Чтоб бактериям не размножаться.

Там дисбак головенку поднял,

Там пустынная местность повсюду,

Ах зачем же он искоренял

Тех, кто верен был доброму люду.

И теперь добрый люд в себя влил

Много-много «бактериев» разных,

А-биотик он не похвалил,

Обвинивши в грехах несуразных.

Снова дробью летят в унитаз

На какашке наездником дивным

Те, с кого начинался рассказ,

Ставши снова лишь калом противным.

Пропев последний куплет, Гарри задумался — а не сменить ли кал на каку? — но тут же сообразил, что кака женского рода и придется весь стихоряд менять…

Ну, собственно, он зря переживал. Дадли стишок понравился, он хохотал и хрюкал, правда, взрослые отчего-то краснели и давились… Но ругать пацана не стали, у англичан то ещё чувство юмора.

Примечания:

Стихи Владарга Д. С.

Иногда время летело подобно камню, выпущенному из пращи…

Оглянуться не успеешь, а тебе уже десять. А с него одиннадцатый год потихоньку тикает. За этот год, с девяти до десяти, произошло не так уж много событий. Значительных, во всяком случае…

Если не считать того, что совершенно незнакомые люди вели себя так, словно хорошо его знают. Этих людей Гарри порой видел на улице в разное время и в разных местах; надо признать, это были очень странные незнакомцы. Однажды, когда они вместе с мамой и Дадли зашли в магазин, ему поклонился крошечный человечек в высоком фиолетовом цилиндре. Мамочка тут же рассвирепела, злобно спросила Гарри, знает ли он этого коротышку, а потом схватила его и Дадли и выбежала из магазина, так ничего и не купив. А как-то раз в автобусе ему весело помахала рукой безумная с виду женщина, одетая во все зеленое. А недавно на улице к нему подошел лысый человек в длинной пурпурной мантии, пожал ему руку и ушел, не сказав ни слова. И что самое загадочное, эти люди исчезали в тот момент, когда Гарри пытался повнимательнее их рассмотреть. Всё, что ему оставалось, это спросить маму — кто эти люди.

— А это и есть те самые… ненормальные, — раздраженно ответила Петунья.

Гарри нахмурился, начиная соглашаться с маминым вердиктом. И правда ненормальные, раз за столько лет ни разу не заглянули к нему. А ведь у его биологических родителей в школе были друзья! Однокашники!!!

К Дурслям вон каждый год друзья съезжаются, то на Пасху нагрянут, то на Рождество целые толпы пожалуют с кучами подарков для мальчишек… Гарри до сих пор в шоке от одного такого гостя. Приехал он ввечеру на пятое ноября, аккурат на Ночь Гая Фокса, так дядя Вернон аж взревел оскопленным бизоном, заорал так, что побелка с потолка посыпалась:

— О-о-о, Энгус, мать твою! Ты живой?!

А тот в ответ гремит-рокочет:

— Верн, это ты, что ли? Ты где так исхудал?!

И ка-а-ак обнимутся эти два носорога… Как дом устоял — непонятно.

Энгус Геркелл, генерал и нефтяной магнат, приехал из Индии, подарил мальчикам настоящие погоны и нашивки, которые он собственноручно срезал с шинели, тётю Петунью осчастливил сверкающим синим брильянтом весом эдак в сорок карат, а Вернону презентовал двухлитровую бутыль китайской водки с коброй внутри. Её тут же и опробовали, а маринованную гадину предусмотрительно выбросили вместе с опустевшей бутылью. Попутно вспомнилась боевым товарищам одна история на тему пития змеиной настойки соотечественниками, которой они и поделились с Петуньей и прочими гостями, Гарри и Дадли, конечно же, сидели здесь же и старательно грели уши.

Как-то знакомым китайцы подарили большую бутылку змеиной настойки. На очередном мелком кооперативном застолье, когда все уже было выпито и осушено, дошли их руки и до китайской бутылки. Содержимое мигом осушили (два литра на шесть человек это пустяк). А потом на пьяную голову достали заспиртованную змею, нарезали ломтиками и закусили…

На следующий день каждый спасался, чем мог… Никто особо не пострадал. Но змеиную настойку от китайцев в подарок они больше не принимают.

Похохотали. Вспомнили другую историю из их шальной молодости: о том, как Энгус свою жену встретил и как от этой встречи Вернон с Петуньей поженились… Мальчики заинтриговано переглянулись, сверкнули глазками, многозначительно поиграли бровками и превратились в слух.

Жили они тогда ещё в Коукворте, сером фабричном городке. Группа студентов гуляла на выпускном, ну и как полагается в таких случаях, скинулись молодые люди общагой на выпивку… Гуляли допоздна, до ясной лунной ночи. И вот, собралась домой Петти, милая домашняя девочка, которой мама строго-настрого велела возвращаться не раньше утра! Вернон, как истинный джентльмен, с жиденькими тогда усиками, вызвался проводить даму. В то же время два лоботряса, Энгус и Тим, решили подшутить над одной высокомерной одноклассницей — дочкой окружного судьи. Это была серая пугливая мышь. Одинокая и никого не любящая.

От того клуба речников и до жилого района расстояние было ровно в одну милю. И эту целую милю украшал сосновый парк. Или городской сквер, не суть.

Мисс Мэгги Лири неспешно цокала каблучками по центральной дорожке парка. Навстречу ей со стороны клуба дефилировала томная парочка, державшиеся за руки Петти и Верн. А на параллельной узенькой тропочке в густых кустах падуба остролистого устроили засаду два оболтуса, Тим Шедвик и Энгус Геркелл. Сидят они в кустиках и ждут жертву — Мэгги. И наконец, издалека в ночной тишине раздалось долгожданное цоканье элегантных туфелек породистой мышки.

Цок-цок-цок…

Хулиганы пригнулись и потому не увидели встречную пару. Набрав побольше воздуху, Энгус завыл по-волчьи. Нежно так, переливчато, как по-настоящему.

— Ооо-о-о-у-у-у-уууу-у-у…

Девушки тут же юркнули в укрытие — за широкую спину Вернона Дурсля. В руках у Вернона как по волшебству возникла крепкая палка. Прищурив глаза, будущий основатель «Граннингса» грозно крикнул:

— А ну выходи!

Петунья за спиной робко шепнула ему в затылок:

— Кто «выходи», как «выходи», это же волк?!

— В Англии? — риторически переспросил практичный Вернон.

Девушки переглянулись и нехорошо сощурились… Поняв, что их раскусили, горе-шутники вылезли из зарослей и предстали пред очами своих случайных жертв. И натолкнулись на интерес двух прекрасных леди. Серая мышь оценила несомненный талант будущего генерала и с подачи папеньки-судьи и милого шантажа прижала паренька к ногтю, а Петунья оценила храбрость, благоразумие и практичность Вернона Дурсля.

Шедвик остался ни с чем…

Так вот, к чему вся эта лирика? А к тому, что как бы далеко ни разбросали вас время и расстояние, настоящие друзья никогда не забудут друг о друге…

У дружбы нету расстояния. А где школьные друзья Поттеров? Нету их, ни в одном из тех незнакомцев Петунья не признала ни Римуса Люпина, ни Сирила Блэка, ни Северна Снейпа. А Северн, как она помнила, с Лили дружил. Ещё с детства.

А может, и права мама? Ну, в том, что все маги — ненормальны… А как же? Со школы дружили-дружили, а потом как отрезало. Ни писем не пишут, ни открытку на Новый год-Рождество не прислали… как будто и не было на свете Лили Эванс или Джима Поттера, а их сына, Гарри, и вовсе не существует.

Гарри снова и снова вспоминал тот (не)случайно подслушанный разговор о том, что Лили страшно испортилась в школе, заважничала и стала пугать и унижать сестру-магглу. Навспоминавшись, он, как и положено в таких случаях, расстроился. Это что же получается, волшебники настолько чванливы, что простых, обычных людей ни во что не ставят? Ну хорошо же… хорошо. Сволочи вы все, и… и вы от меня такого не дождетесь! Хрен вам с маслом, а не испорченного кретина-мажонка. Он, Гарри, никогда таким не будет и любимую мамочку никому не позволит обижать!

Эти клятвенные мысли сконцентрировались в нём и выплеснулись магическим вихрем. Маленькое торнадо весело просвистело по кухне, где Гарри нечаянно принес клятву, сшибая на пол тарелки и дверцы шкафчиков. Потому что клятва, она сама по себе клятва и для простого человека очень важна. А уж если поклялся волшебник, причем самым искренним образом… то тут уж мне остается только руками развести. На звон и грохот в кухню вбежали взрослые, вооруженные кто чем, и успели увидеть, как мини-ураган выносит наружу французское окно.

— Что это было? — бухнул басом генерал, опуская руку с кочергой.

— Буря? — неуверенно предположила Петунья, смущенно вертя в руках чугунную лошадь с ковбоем. Вернон с треском опустил на пол каминные щипцы и сурово глянул на Гарри:

— Что тут произошло, мальчишка?

В ответ ошарашенный Гарри растерянно развел руками. Из гостиной донесся женский визг. Все тут же подхватились и устремились обратно, последним бежал Вернон, задержавшийся для того, чтобы поднять с пола свое оружие. В гостиной они увидели четырех Мальвин. У всех женщин отчего-то поголубели волосы, и теперь они испуганно верещали, разглядывая новые прически товарок. Петунья машинально глянула в зеркало, висевшее в холле, и тихо застонала — её темные кудри тоже приобрели легкую синеву. Кое-как успокоившись и догнавшись ещё некоторым количеством алкоголя, гости принялись гадать — что стряслось на кухне и почему посинели волосы их жён? Гарри стратегически держался за креслом папы и старательно изображал никому не нужную ветошь. Всё это, как ни странно, разрулил Дадли — принес и подал папе журнал комиксов, на обложке которого было изображено летящее НЛО и СИНЕВОЛОСАЯ девушка с бластерами в тонких ручках и полуобнаженной грудью пятого размера. Обложку журнала пересекала оранжевая ретро-надпись: «Чего ждать от пришельцев?». Ну… раз ничем другим нельзя объяснить произошедшее, то почему и не свалить всё на ни в чем не повинное НЛО?

Наконец гости во главе с генералом отчалили восвояси. Причем дамы к тому времени несколько подуспокоились и, оценив оттенки синего в своих прическах, неожиданно пришли к выводу, что это… интересно и пикантно. А авторитет генеральши — это авторитет генеральши. Уже через пару дней на улицах Литтл Уингинга по обеим сторонам Уинг-ривер дефилировали прекрасные мальвины с прическами каре, бабетты и шегги самых разнообразных цветов, от синего и голубого до нежно-фиолетового. Мода — страшная сила! Увидев там-сям синенькие кудри, экзальтированные и заинтригованные леди дружно ломанулись в парикмахерские на мелирование и покраску волос.

А Гарри был, увы, наказан за окно. Проводив гостей, дядя от всей души отвесил парню любовную затрещину и коротким рявком прогнал в чулан. Потом, всласть поорав на жену и Дадли и таким образом отведя душу, пошел к телефону вызывать строителей-ремонтников. И надо ли говорить, что его забористую ругань «совершенно случайно» услышала небезызвестная Арабелла Дорин Фигг, которая снова отправилась писать письмо и огорчать доброго дедушку Дамблдора.

А на камине сидела египетская кошка и виновато намывала лапку, старательно вылизывая шершавым язычком шерстку между пальчиков — н-да-а-а… переборщила она с магией!.. Но что поделать, если эта вредина, миссис Поллард, начала дуть в уши миссис Геркелл, что у Дурсля, не иначе, что-то с потенцией, раз за все годы они токмо одного пацана и народили, а второго и вовсе усыновили!.. А пьяненькая миссис Генеральша знай хихикает и шикает, мол, потише, не так громко! А тут и третья востроухая тётка встряла, дескать, и хорошо, что не размножаются такие особи, гнилая порода-то…

Вот Талия и не выдержала словесного поноса, перехватила часть так не вовремя выплеснувшейся магии Гарри и колданула по нетрезвым болтушкам. А нечего тут… добрых людей грязью поливать!

Домыв лапку, Талия грустно оглядела её, растопырила, обнажая острые блестящие коготки, и вздохнула. Вот и узнала она, что бывает после смерти… Лили очень не хотела умирать. Но получив Аваду в грудь, она умерла, потому что остановилось сердце. Но душа-то, душа, вылетев из тела, не отлетела в Рай, как ожидалось и полагалось каждой уважающей себя душе. Помилуйте, какой Рай? У меня тут маленький сын один остался! И за неимением лучшего душа Лили вселилась в тело молодой кошки, осторожненько и плавно сливаясь воедино с кошачьей душой. В свое собственное тело она не смогла вернуться, не смогла его воскресить, да и невозможно это, наверное… иначе Авада не была бы настолько смертельной.

Со временем кошкина душа постепенно уступила бразды правления собой человечьей душе. А уже Лили подавила все кошачьи инстинкты — ну не хотела она с котами спариваться! — отсюда и отсутствие котят, но магглы, к счастью, решили, что она стерильная.

Золотистая искорка сверкнула на внешней линии когтя, кошка моргнула, перевела взгляд на двери гостиной, за которыми в холле орал на домочадцев мистер Дурсль. Что ж… чего она не ожидала, так это хорошего отношения родственников-магглов к племяннику-волшебнику. Да, они не особенно любили мальчика, могли и выдрать ремнем за какие-то проказы, и полотенцем приголубить за ошибку-другую, могли и наорать в порыве чувств, и подзатыльники надавать. Но Гарри же не обижается на это, а принимает как должное, ведь оно и называется так — мужское воспитание, крепкая мужская рука. А уж если длань папина, то она просто на вес золота, ведь всем же известно, что отцовская рука не калечит — но вразумляет.

Кошка вдумчиво, не сводя с дверей глаз, лизнула коготь. Странно всё это сейчас вспоминать, но… тогда, умерев, ненадолго уйдя в Небытие и вернувшись обратно в кошачье тело, с непривычки, с новых ощущений, ракурсов, мировосприятия она не сразу сориентировалась в новом виде. Ничего толком не соображая, она сперва тупо бродила по дому, краем сознания отмечая появление всяких людей. Вот прибежал носатый мужик в черной хламиде, долго рыдал и выл над телом рыжеволосой женщины, тискал и мял её мертвое тело. Вот с грохотом с неба рухнул мотоцикл, и другой, смутно знакомый парень лохматым смерчем пронесся по дому, крича:

— Пит, зараза, убью! Из-под земли достану!..

Дезориентированная кошка на всякий случай забилась под кровать, насколько она помнила, того лохматика с запахом псины — недолюбливала за издевательства, он мог запросто прижечь ей носик сигарой, душа жутким ароматом горелых смол… Наконец, парень-пёс убежал. Целую ночь и до утра они с Гарри были одни, им было холодно — стены-то в детской рухнули… На этом моменте кошка снова напрягается, морщит лобик, мучительно пытаясь припомнить, а отчего стены-то рухнули? Увы… не вспоминается, не видела она того мига — убийства Лили и переселения душ… Просто не было стен, и маленькому Гарри было очень холодно, он плакал, звал маму. А мама лежала совсем рядом. На полу. Мертвая. А себя она как Лили — не воспринимала. Она была кошкой, просто кошкой. Но мальчика согреть она пыталась, прижалась к нему как можно крепче и тепло-тепло дышала на него.

Потом пришел высокий и просто огромный человек, страшный и бородатый. Он забрал малыша-Гарри. А уже после него нагрянула полиция. Маггловские полисмены обошли дом сверху донизу, всё обмерили, обсыпали каким-то серым порошочком… и ушли. И нескоро, далеко не скоро она вылезла из укрытия. Обошла опустевший тихий дом. Зачем-то мяукала, кого-то зовя, в робкой и наивной кошачьей надежде, что кто-то отзовется, придет на её печальный зов.

Но никто не пришел, и осиротевшая маленькая бессловесная кошка забралась в детскую кроватку и обреченно сжалась там, вдыхая слабеющий запах хозяина и… сына?.. Да, к тому времени она начала осознавать себя Лили. Вот тогда-то ей стало очень страшно. Этот страх душил, раздавливал её многотонной тяжестью ужаса. Страх — никогда больше не увидеть сына. И на полного маггла она никак не отреагировала, ей было уже всё равно…

Но каково же было её изумление, когда толстяк, оказавшийся Верноном Дурслем, привез её к Гарри! Это было сродни чуду. Потерять Гарри навсегда и все же обрести его вновь, вы же понимаете, что у кошки мало шансов реабилитироваться в мире людей, выйти с ними на связь. Мы не умеем говорить, но всё понимаем и… спасибо вам за то, что вы есть, добрые люди… Мы отблагодарим вас, всем, чем можем.

И Лили-Талия благодарила по мере сил и своих кошачьих возможностей. Успокаивала капризничающих мальчиков, согревала артритные колени Петуньи, снимала изжогу Вернона. И, заглядывая им в глаза, беззвучно просила прощения за прошлые пакости, которые она причиняла в молодости.

Десятый день рождения ознаменовался велосипедом.

Вернон долго думал, кому из мальчишек купить велик. Почему долго, да ещё думал? Ну так… Он же практичный человек и не любил попусту транжирить честно заработанные кровные денежки.

Велосипед просил собственный сынок — Дадли, причем гоночный. Но, глядя на его полную тушку, Вернон начинал сомневаться, что он просит велик для спорта. Слова «Дадли» и «спорт» как-то не уживались вместе. Гарри скромно помалкивал и тихо работал в саду, а вот ему-то велик как раз и подошел бы, Гарри легкий и юркий пацан с сильными ногами и руками. Правда, в последнее время что-то зрение ухудшилось, пришлось сводить мальца к окулисту, и тот выявил близорукость. И выписал парню очки. И велел носить, постоянно. Первый пункт Гарри выполнял, а вот второй… «постоянно» сперва стало «ладно, но недолго», а потом трансформировалось в «по необходимости». То есть очки Гарри надевал только в магазин, ибо «ценники мелкие и витрина далеко», ну и дома ещё напяливал окуляры для чтения или просмотра телепередачи.

Ну и кому велосипед покупать, лентяю Дадли или полуслепому Гарри? А когда пришло идеальное решение, Вернон даже удивился — и чего голову ломал, где проблема-то? Съездил на Пикадилли и в спорт-отделе приобрел отличный велосипед «Моултон — Юниор». И презентовал мальчишкам. Да… один на двоих, и делите как хотите. Пацаны онемели — велик был шикарен, стальная синяя рама, небольшие колеса, корзина спереди на руле, багажник сзади…

Сперва мальчишки делиться не хотели. Подрались. Хорошенько отмутузили друг друга на пыльной площадке двора перед гаражом, Дадли расквасил Гарри нос, а тот подбил глаз толстяку. А когда затрещала одежда, папа растащил драчунов за шкирки, а его рявк отрезвил братьев.

— Ну-ка тихо… рубашки сами штопать будете?

И вот, стоят лохматые воробей да голубь, моргают. Вокруг правого заплывшего глаза Дадли разливалась благородная синева, а нос Гарри распух и из него капала кровь. Отец дал затрещину Дадли и снова рявкнул:

— Когда ты уже запомнишь, паршивец, что драться разрешено только до первой крови?!

В результате велосипед достался Гарри по простой и банальной причине: Дадли не умел кататься — не мог держать равновесие, и велик под ним то заваливался набок, то пьяно вихлял рулём. В конце концов, братья пришли к компромиссу — водит Гарри и катает Дадли на багажнике. А в корзину на руле садилась Талия. Я не опечаталась, и вы не обчитались… Кошка действительно ездила с ними. Она вообще везде сопровождала Гарри в частности и всё семейство Дурслей в целом. Где бы ни устраивали они уик-энды на природе за городом, с ними всегда была серая кошечка, чем повсюду привлекала внимание всех без исключения. Обычно люди берут на пикники собак, а тут — кошка.

После некоторых раздумий Вернон позвал Гарри из чулана. Тот пришел, встал перед папой в струнку и уши аж оттопырил — слушаю, мол. Папа откашлялся:

— Завтра у тебя день рождения, так?

Гарри кивнул. Отец снова откашлялся:

— Я тебе сделаю необычный подарок, который ты передаришь Дадлику. Договорились? Так надо.

Гарри ничегошеньки не понял, но на всякий случай покивал — надо так надо…

Подарком оказалась боксерская груша и две пары аналогичных же перчаток. Мигом смекнув в чем дело, Гарри изобразил самый щенячий восторг, ухватил меньшую пару перчаток, надел и давай метелить воздух. Дадли весь обзавидовался и стал скулить, что это ему надо было подарить… Хитрый Гарри, понявший папин план, сначала помариновал Дадлика в соку зависти, а потом великодушно предложил поменяться:

— Ладно, Дадли… я тебе отдам грушу и перчатки, но ты мне за это отдашь велосипед. Насовсем.

И хоть и жаден был Дадли, но с таким обменом согласился. Правда, с дурслевской хваткой выцыганил себе право кататься на багажнике, когда ему захочется. Гарри жадиной не был — разрешил. Что ж… Дурсль есть Дурсль, своего не упустит. Зато Гарри стал полноправным и единоличным владельцем велосипеда. Позже Дадли, заинтересовавшись боксом, принялся ловить спортивные телепередачи, в особенности про боксинг. Услышав волнующее слово «ринг», толстяк заболел боксом. И вспомнил, что вроде бы в городе есть секция по боксу, и уговорил папу записать его туда.

Вот так началось у мальчиков десятое лето…

* * *

Послала мама Гарри как-то раз за картошкой. Оседлал он своего коня стального и покатил по улицам Литтл Уингинга в сторону супермаркета. На пересечении Тисовой и Магнолий Гарри встретил бабку Фигг. Эту старушонку он побаивался, как и все пацаны городка, старуха считалась ведьмой из-за вредного характера. Завидев издали бредущую навстречу тощую фигурку в желтом водонепроницаемом плащике и прозрачном капоре, Гарри приналег на педали, стремясь побыстрее обогнуть местную чекотушку. С грохотом и лязгом он пронесся мимо бабки и с облегчением умчался вдаль, старуха же, прищурившись, недоуменно посмотрела мальчику вслед, из-за большой скорости она не успела разглядеть, во что тот одет. По наказу Дамблдора она за ним приглядывала, когда это было возможно, вот только одну его просьбу она так и не смогла выполнить, а именно приглашать Гарри в гости или забирать его к себе во время отъезда Дурслей. Ничего из этого у неё так и не вышло, во-первых, мальчуган её боялся, как и все мальчишки, а во-вторых, Дурсли никогда не оставляли Гарри одного и всегда и везде брали с собой.

Проезжая мимо уличного стенда, Гарри притормозил, зацепившись краем глаза за яркое пятно. Ярким пятнышком оказалось фотография светловолосой девочки с пугающей надписью внизу:

Пропала девочка.

Ханна Аббот, десяти лет, проживающая в Рединге, ушла из дома во вторник такого-то и такого-то числа и не вернулась…

Дальше Гарри не стал читать, молча смотрел на белокурую девочку и напряженно думал, почему фамилия такая знакомая. Потом вспомнил — это же имя владельца сети аптек «Аббот»! Также вспомнился Пирс, пропавший много лет назад. С ним тогда все обошлось. Гарри встревоженно всмотрелся в черно-белое фото, отмечая, что у девочки глаза резко контрастируют на фоне светлых волос, возможно, черные, а может, карие или темно-зеленые… Что с ней случилось? Почему она пропала? Напрочь забыв о картошке, Гарри с дребезжанием развернул велик и, вскочив на него, покатил на станцию электрички, курсирующей между Лондоном и его пригородными зонами. Втащив велик в вагон и заплатив контролеру, он спокойно доехал до нужной станции, сойдя на ней, снова оседлал стального коня и через час с лишним добрался до папиного офиса. Сковав колеса цепью и оставив велосипед на парковке фирмы «Граннингс», Гарри на лифте поднялся на девятый этаж и попросил секретаршу объявить о нём папе. Миссис Пух, слегка замороченная, поверх очков цепко оглядела встрепанного мальчишку в растянутой майке и шортах и подозрительно осведомилась, точно ли он к мистеру Дурслю. Гарри покосился на дверь кабинета и вредным голосом пронудил, копируя папу:

— Миссис Пух, где же ваш дрянной кофе?

Секретарша, услышав до оскомины знакомую фразу, а главное, ТЕ САМЫЕ интонации, вмиг сбледнула с лица — такой тон шефа обычно не сулил ничего хорошего. Не покидая своего места, она нажала на телефоне кнопку внутренней связи и сухо сообщила:

— К вам сын, мистер Дурсль.

Телекоммуникация что-то прохрипела, и миссис Пух благосклонно разрешила мальчику войти. Едва Гарри успел перешагнуть порог, как был схвачен папой, посажен на стол и тут же общупан со всех сторон. Почти сразу Вернон отвесил ему крепкий подзатыльник и прорычал:

— Силы небесные… Как ты добрался до меня?

С недоумением глядя в налитое кровью и бешенством лицо, Гарри пожал плечами:

— Приехал на электричке. Пап, мне нужна твоя помощь!

— Какая? — тяжело бухнул Вернон.

Гарри задрал подол майки и из поясной сумки вынул свернутый листок, содранный где-то с городского стенда в Лондоне. Развернул, разгладил и показал:

— Вот… девочка. Пап, мне кажется, я смогу её найти, как Пирса, понимаешь? Только ты помоги мне, пожалуйста.

Вернон хмуро уставился на Гарри. Растрепанный и тощий, он сейчас являл собой образец рыцарской доблести и отваги… десять лет пичуге, а туда же! Рванул через полмира на помощь незнакомой девчонке. Протянув руку, Вернон взял лист, глянул на телефонный номер горячей линии, другой рукой дотянулся до аппарата и, придвинув к себе, снял трубку. Позвонив кому-то и поговорив, он показал пальцем на диван напротив стола и коротко буркнул:

— Жди здесь.

И ушел на два часа. Гарри всё это время послушно прождал папу, отчего-то мучаясь чувством вины. Не скоро и не сразу, но вспомнил, что оставил маму без картошки. Поколебавшись, позвонил домой и с полчаса слушал мамину лекцию о том, какой он бессовестный и безответственный тунеядец, спиногрыз и троглодит. И негодяй он, и скотина, и мерзавец, и… Да как он вообще посмел пропасть из дома на два часа, когда до супермаркета всего десять минут езды??? Да его только за Смертью посылать — никогда до неё не доберется!

Гарри покорно выслушал мамин монолог, понимая, что не только подвел милую мамочку, но и заставил её поволноваться за него, идиота такого, беспардонного… Остаток времени Гарри убил, рассматривая журнал про гольф-клуб, скука смертная, но хоть что-то почитать, картинки посмотреть. Вернулся Вернон не один, а с человеком. Спортивного вида мужчина, высокой и стройный, вот только усы слегка портили общее впечатление, а они были будьте нате. Пышные и густые, соединяющиеся с бакенбардами, ни дать ни взять русский полководец какой-то! Гарри так и залип на эти каштановые усищи. Ну что ж… представительность усов подтвердила нацию русского офицера. Миша Потапов посадил Гарри на колено правой ноги, потыкал пальцем в тощее впалое брюхо и с жутковатым акцентом спросил, когда он в последний раз кашу ел. Гарри робко ответил, что завтракал овсянкой. Миша крякнул и возразил, что овсянка — это не каша, ты лучше гречку попробуй, вот она — настоящая каша! Потом он достал из папки фотографию той девочки и подал Гарри:

— Ну, май бой, давай поглядим, что у нас получится…

Гарри взял снимок и всмотрелся в глянцевую поверхность фотографии. Волосы у девочки оказались цвета спелой пшеницы, а глаза — карие… весьма редкое сочетание. От глянцевой поверхности, как в зеркале, отразилось его лицо, Гарри моргнул, безотчетно вглядываясь в глубины отражения и… увидел. Увидел какое-то полуподвальное помещение — узкие окна под потолком ведь только в подвалах бывают? — а за окном маленький экстрасенс углядел почти целый фрагмент Тауэра.

— Она в подвале. Смотрит на часть Тауэрского моста… — и почему у него такой тонкий голос? Девчоночий прям. Мышиный писк…

— Как расположен мост? — осторожно спросил Миша, чтоб, не дай Бог, не спугнуть видения удивительного ребёнка.

— Вполоборота, верхняя часть. И его почти не видно из-за строительных лесов, — неуверенно сказал Гарри, смотря в карие глаза Ханны и видя какое-то строящееся здание её глазами.

— Противоположный берег Темзы! — сообразил Миша и взъерошил волосы Гарри. — Там как раз строится… — тут он перебил сам себя и спешно ссадил мальчика с колена. — Спасибо, паренёк! Дальше будут работать кинологи с собаками, теперь мы знаем, где искать!

Гарри облегченно улыбнулся и принял предложенную конфету — леденец на палочке. Домой его папа не отпустил одного через весь город, ещё чего… Так что пришлось подождать, пока у Вернона не закончится рабочий день, и только тогда они смогли вернуться домой вместе на машине, упаковав велосипед в багажник на крыше.

Дома мама завелась было по поводу мальчишкиного бессердечного исчезновения на целый день и без спросу, но папа мягко остановил её, объяснив, что у Гарри была очень уважительная причина убежать из дома. А картошку они купили на обратном пути, сейчас достанут из багажника и принесут.

Ханну, конечно же, нашли. На следующий вечер Дурслям позвонил Потапов и рассказал, как славно поработали кинологи с овчарками, как они нашли и спасли племянницу богатого аптекаря. Девочка жива-здорова и в полном порядке, ведь её охраняли пуще глаза, рассчитывая получить за неё хороший выкуп. Весьма редкостный случай «честного» киднеппинга, когда похищенного ребёнка действительно собирались «вернуть» родителям. Ага. До финальной встречи с передачей денег, когда она ещё фотогенична и мило смотрится на снимке поляроида с автодатой. На последнем фото. Обычно полиция после таких обменов любезностями находит изуродованные трупы.

Так что передайте спасибо Гарри, он спас девочке жизнь. Если бы не он…

* * *

Ночью к Гарри в чулан пришла Талия, легла ему на грудь и до-о-олго-долго смотрела в лицо мальчика. Слегка озадаченный Гарри поглаживал кошку по изящной спинке и вопросительно вглядывался в загадочную мерцающую глубину изумрудных кошачьих глаз. Эти глаза… бездонный космически-черный зрачок и переливы зеленого янтаря радужки. Если долго смотреть в кошачий глаз, можно увидеть, как хаотично перемещаются золотые прожилки вокруг зрачка, они всё время двигаются, ни секунды не стоят на месте. Может быть, это просто кажется, может, это такая оптическая иллюзия, но это упоительное занятие — смотреть в огромный, доверчиво распахнутый во всю ширь глаз доброй кошки, когда она, полностью доверяя тебе, открыто и честно смотрит в ответ.

Гарри вздохнул и легонечко провел пальцем по коричневому носику. Шепнул:

— Ты пришла, чтобы сказать мне, что гордишься мною?

Кошка тихо мурлыкнула. Пальцы Гарри перешли на голову и почесали за ухом.

— Я сам не знаю, как это у меня получилось… Просто я увидел, где она, и смог сказать об этом. Я очень рад, что смог помочь Ханне.

Талия вытянула шею и ласково ткнулась в подбородок Гарри. У Лили было достаточно много времени — целых девять лет — чтобы оценить и понять магглов, которых она по молодости презирала. Этих долгих звериных лет хватило для того, чтобы осознать — нет никакой особенной разницы между магами и магглами. Все они люди и относятся к одному виду. Что ж, для того, чтобы понять это, пришлось стать кошкой и принять мир с кошачьей точки зрения. Только после смерти она научилась смотреть на мир правильно…

Вернон пришел на помощь Гарри, когда тот позвал его. И вопрос здесь заключается в том — а придет ли волшебник на помощь простому человеку или поостережется делать это ради сохранения Статута о секретности?

Примечание от автора:

Здесь есть небольшие вставки из Роулинг.

Этого дня ждали как… как роженица пьяного акушера — и нужен, и страшно.

Само утро ничем не отличалось от предыдущих. Разве что булькал на плите бак, в котором Петунья кипятила белье с синькой. Да кошка с самого рассвета нервничала, у всех под ногами путалась, в глаза заглядывала и протяжно мяукала, об неё спотыкались, на неё ругались и пинали ногами, отпихивая в сторону. В конце концов Гарри взял её к себе на колени и крепко держал, пока она что-нибудь не натворила.

На столе перед Верноном стояла тарелка с сырой яичницей и подгоревшим беконом. На нервной почве Гарри испортил завтрак… Дадли копал ямки в овсяных хлопьях и поливал их из ложки молоком. Петунья жевала щеку, а Вернон пытался читать газету. Газета подозрительно дрожала и шуршала.

Из коридора донеслись знакомые звуки — почтальон просунул почту в специально сделанную в двери щель, и она упала на лежавший в коридоре коврик.

— Принеси почту, Дадли, — буркнул Вернон из-за газеты.

— Пошли за ней Гарри.

— Гарри, принеси почту.

— Пошли за ней Дадли, — ответил Гарри. — У меня руки заняты.

— Передай кошку Дадли, — посоветовал Вернон. Гарри вынужденно покорился, отдал Талию брату и пошел в коридор. На коврике лежали открытка от тётушки Мардж, отдыхавшей на острове Уайт, коричневый конверт, в котором, судя по всему, лежал счет, и письмо для Гарри. Гарри поднял его и начал внимательно рассматривать, чувствуя, как у него внутри все напряглось и задрожало, как натянутая тетива лука. Да, это было то самое письмо… «Мистеру Г. Поттеру, графство Суррей, город Литтл Уингинг, улица Тисовая, дом четыре, чулан под лестницей» — вот что было написано на конверте. Конверт, тяжелый и толстый, был сделан из желтоватого пергамента, а адрес был написан изумрудно-зелеными чернилами. Марка на конверте отсутствовала. Дрожащей рукой Гарри перевернул конверт и увидел, что он запечатан пурпурной восковой печатью, украшенной гербом, на гербе были изображены лев, орел, барсук и змея, а в середине — большая буква «X».

— Давай поживее, мальчишка! — крикнул из кухни Вернон. — Что ты там копаешься? Проверяешь, нет ли в письмах взрывчатки?

Он расхохотался собственной неуклюжей шутке.

Гарри вернулся в кухню, все еще разглядывая письмо. Он протянул отцу счет и открытку, сел на свое место и начал медленно вскрывать желтый конверт. Вернон одним движением разорвал свой конверт, вытащил из него счет, недовольно засопел и начал изучать открытку.

— Мардж заболела, — проинформировал он Петунью. — Съела какое-то экзотическое местное блюдо и…

Петунья пнула его ногой под столом и кивнула на письмо в руках Гарри. Вернон отложил свою корреспонденцию и впился глазами в конверт, нехорошо побледнев.

— А разве их не совы… носят? — напряженно спросил он жену. Но та лишь плечами пожала.

Гарри судорожно вздохнул — не понравился ему адрес на конверте, очень не понравился, надо срочно съезжать из чулана… Наконец, собравшись с духом, он вскрыл конверт, стараясь не замечать окаменевшую кошку на коленях Дадли, вытащил письмо и прочитал:

ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»

Директор: Альбус Дамблдор

(Кавалер ордена Мерлина I степени,

Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной конфедерации магов)

Дорогой мистер Поттер!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов.

Занятия начинаются 1 сентября. Ждем вашу сову не позднее 31 июля.

Искренне Ваша, Минерва МакГонагалл, заместитель директора!

Пожав плечами, Гарри передал пергамент отцу, а сам принялся изучать второй листок — список предметов к волшебной школе. Кошка на коленях Дадли осторожно выдохнула. Гарри покосился на неё и негромко зачитал предпоследний пункт:

«Студенты также могут привезти с собой сову, или кошку, или жабу».

Поднял глаза на Петунью и хмуро спросил:

— Значит, туда можно с собой животное взять?

— Да, Гарри, можно, — виновато ответила Петунья. Гарри с хрустом скомкал пергамент.

— Я не поеду.

У кошки отвалилась челюсть, а когти от неожиданности впились в колени Дадли, тот вздрогнул и внимательно посмотрел на Талию, впервые замечая её странное поведение. Петунья и Вернон переглянулись и хором сообщили друг другу:

— Он не поедет!

Потом Вернон одумался и переспросил:

— А это возможно? Отказаться от Хогвартса?..

— Ма-а-ам, па-а-ап… — осторожно прогудел Дадли, а когда родители взглянули на него, докончил: — У нас кошка сломалась…

Взгляды всех переключились на кошку. Талия сидела совершенно деревянная, с отвисшей челюстью и выпученными глазами. И эти выпученные зенки смотрели на Гарри с таким изумлением… Гарри невольно заерзал, вместе со стулом отъехал подальше и недовольно пробурчал:

— Чего это с ней?

— Она как будто поняла, что ты сказал, Гарри, — сообщил Дадли.

— И что? — набычился Гарри, с неприязнью глядя на Талию.

— Ну, понимаешь… — начала Петунья. — Ты волшебник, а она — твоя кошка. Я так думаю, кошки колдунов понимают человеческую речь. Вот поэтому она и обалдела, когда услышала, что ты не хочешь ехать в волшебную школу.

— А что я там забыл? — агрессивно-упрямо осведомился Гарри, для пущей уверенности скрещивая руки на груди.

— Ты — ничего. А вот они… — Петунья неопределенно помахала рукой в воздухе. Гарри понял и коварно улыбнулся. Вернон оглушительно грохнул кулаком по столу, подводя итоги:

— Значит, решено! Гарри никуда не едет.

Кошка отмерла, перебралась с колен Дадли на край стола, уселась в позу классической статуэтки, обернув хвостом лапки, и непонятно застыла, вонзившись взглядом в потолок. Почему-то они любят это делать. Просто внезапно, ни с того ни с сего ка-а-ак уставятся в потолок с таким вот загадочным видом, словно ей вдруг раскрылись все тайны мироздания, и хоть ты в лепёшку расшибись — нипочем не скажет! По крайней мере, наши герои тоже поддались кошачьему гипнозу — тоже машинально посмотрели туда же, в беленый потолок. Но ничего, кроме люстры, не увидели…

* * *

Артефакт, мерно жужжавший на столе, коротко бибикнул, оповещая директора Дамблдора о том, что адресат письмо вскрыл и прочитал. Альбус кротко прикрыл глаза — всё в порядке, мальчик получил письмо и даже прочел, несмотря на странный адрес на конверте «чулан под лестницей». Так… теперь надо подумать, кого отправить за Гарри. Хагрида? Но справится ли он? Да и нежелательно явление великана посреди маггловской улицы. Хм, а может, ночью? Нет, не годится, за покупками-то утречком надо будет отправляться… не-е-ет, нельзя великана, люди заметят, пересуды начнутся. Минерва? Опять нет… у неё всё по часам расписано, она всех магглорожденных должна обойти, оповестить и сопроводить в Косой переулок. Н-да-а-а, совсем туго у нас с персоналом — за Поттером некого послать… Остаются Квиррелл и Снейп, оба вроде нормально ориентируются в мире магглов. Квиринус преподает маггловедение, а Северус и вовсе вырос там. Но Северус на эту роль не подходит, он весьма предвзят, ещё отпугнет малыша, нет-нет, не подходит он на роль проводника в мир сказки… Так что же делать-то? Квиринус? Он, кстати, по каким-то делам в Лондон собирался. Может, всё-таки его отправить за Поттером, а?

Дамблдор вздохнул. Покосился на феникса, снова вздохнул и обратился к портретам:

— Кто-нибудь, найдите профессора Квиррелла и пришлите ко мне. Пароль для горгульи — «Вишневый мармелад».

На просьбу директора отозвались трое — встали с кресел и шагнули в раму. В ожидании Квиррелла Альбус открыл ящик стола и вынул оттуда малюсенький золотой ключик. Спустя какое-то время в кабинете появился Квиррелл, молодой нервный человек в фиолетовой мантии.

— Звали, директор?

— Да-да, Квиринус, проходите, присаживайтесь. Как я слышал, вы на днях собирались в Лондон?

— Да, собирался. Надеюсь, вам не нужен точный отчет о том, куда и зачем я собираюсь?

— Нет-нет, что вы, мальчик мой… просто у меня есть к вам просьба об одном неотложном деле, которое вы могли бы присоединить к своим делам. Речь идет о Гарри Поттере. Мне надо, чтобы вы зашли за ним и сопроводили за покупками в Косой переулок.

— Понял. Но… обычно данная обязанность лежит на плечах Минервы?

— Да-да, но Минерва именно на те дни как раз очень занята, и на Гарри у неё просто не хватает времени.

— Не вижу проблемы, — равнодушно протянул Квиррелл. — Перенесите время визита за Гарри на другой день.

— Квиринус, мальчик мой, но мне надо, чтобы этот визит совпал с днем рождения Гарри и мальчик получил бы самый чудесный подарок на свой день рождения!

Квиррелл с трудом подавил зевок. Директор продолжал уговаривать. Квиррелл скучал. Портреты слушали и моргали. Феникс чистил перышки. Наконец Квиррелл поднял руку, прерывая увещевания директора.

— Ладно, согласен. Когда?

— Тридцать первого июля! — с облегчением воскликнул Дамблдор и что-то протянул через стол. — Вот, возьмите. Ключ от сейфа Поттеров.

Квиррелл сощурился:

— А почему он не у опекунов Поттера?

— Ну мальчик мой! Они магглы и не имеют доступа к волшебному банку.

Получив к ключику ещё и координаты места проживания Поттера, Квиррелл откланялся.

* * *

Эту неделю до своего дня рождения Гарри прожил как на иголках, весь на нервах. Каждый день он ждал визита кого-то из преподавателей Хогвартса. Мама говорила, что за Лили приходила профессор МакГонагалл. День проходил за днем, и Гарри всё больше понимал, что от Хогвартса ему не отвертеться. Мама потихонечку собирала спортивную сумку и кошачью переноску, складывала в них то лишнюю пару носков, белье и мыло для Гарри, то шлейку-поилку-мячик для Талии.

Так что звонку в дверь Гарри уже не противился. Смирился. А что делать? Не доводить же людей до крайности, чтоб они тебя связали, оглушили и силком отволокли в Хогвартс… За дверью обнаружился среднего роста молодой человек в фиолетовом пиджаке и серых брюках. У него было простое, ничем не примечательное лицо, серо-стальные глаза и русые волосы.

Гарри обреченно сглотнул и посторонился, пропуская гостя в дом. Тот вежливо поздоровался со всеми, пожал руку Вернону и представился:

— Я профессор Квиррелл. Пришел, чтобы сопроводить мистера Поттера в Косой переулок за покупками к школе. Полагаю, вы в курсе о существовании Хогвартса?

Его заверили, что все в курсе, и что Гарри готов ехать за покупками. Гарри на это скорчил недовольную рожу. Квиррелл с интересом поглядывал на своего будущего студента — рядом с ним шагал высокий и крепко сложенный мальчик с квадратной фигурой молотобойца, из-под кепки лохматятся темные кудри, за стеклами полуовальных очков сердито сверкают зеленые глаза. Похоже, парнишка чем-то недоволен. В электричке Квиррелл решился спросить:

— Я какие-то ваши планы нарушил, мистер Поттер?

Гарри бросил на него быстрый взгляд и ухмыльнулся:

— Ну что вы, я вообще не собирался в Хогвартс. Так что нет, никаких планов вы мне не нарушили.

— А что так? Вам не интересно быть волшебником? — удивился Квиррелл.

— Не интересно… — Гарри легонько пнул стойку поручня и вздохнул. — Но придется, наверное, я всё-таки немножко экстрасенс.

— Понимаю, — улыбнулся Квиррелл и остро глянул в окно. — Приехали. Вон Чаринг Кросс Роуд…

Гарри вытащил из кармана джинс мятый лист и просмотрел его.

— А где это всё можно купить, профессор?

— Есть тут волшебный квартал, вход в него за баром располагается… Сюда, мистер Поттер.

Они прошли ещё немного по Чаринг Кросс и…

— Пришли, — произнес Квиррелл, остановившись. — «Дырявый котел». Известное местечко.

Это был крошечный невзрачный бар. Если бы профессор не указал на него, Гарри бы его даже не заметил. Проходящие мимо люди на бар не смотрели. Их взгляды скользили с большого книжного магазина на магазин компакт-дисков, а бар, находившийся между этими магазинами, они, похоже, вовсе не замечали. У Гарри даже возникло странное чувство, что только они с Квирреллом видят его. Но прежде чем он успел спросить об этом, Квиррелл завел его внутрь. Для известного местечка бар был слишком темным и обшарпанным. В углу сидели несколько пожилых женщин и пили вино из маленьких стаканчиков, одна из них курила длинную трубку. Маленький человечек в цилиндре разговаривал со старым лысым барменом, похожим на нахмурившийся грецкий орех. Когда они вошли, все разговоры сразу смолкли. Очевидно, Квиррелла здесь все знали — ему приветливо кивали и махали руками, а бармен потянулся за стаканом со словами:

— Вам как всегда, содовой со льдом, Квиринус?

Но Квиррелл помотал головой, быстро проводя Гарри мимо стойки за лестницу, к двери на задний двор. Вывел его из бара в маленький полутемный дворик, со всех сторон окруженный стенами. Здесь не было ничего, кроме мусорной урны и густых зарослей сорняков. Вынув из-за пазухи длинную тонкую палочку, Квиррелл трижды коснулся стены сбоку. Кирпич, до которого он дотронулся, задрожал, потом задергался, в середине у него появилась маленькая дырочка, которая быстро начала расти. Через секунду перед ними была арка, достаточно большая, чтобы сквозь нее мог пройти взрослый человек. За аркой начиналась мощенная булыжником извилистая улица.

— Добро пожаловать в Косой переулок, — произнес Квиррелл. Он невольно улыбнулся, заметив изумление на лице Гарри. Они прошли сквозь арку, и Гарри, оглянувшись, увидел, как она тут же снова превратилась в глухую стену.

Профессор терпеливо дождался, пока у Гарри пройдет первый шок от увиденного, а дождавшись более адекватного состояния, мягко повел рукой в приглашающем жесте. Мальчик глубоко вздохнул, засунул руки в карманы и шагнул следом за профессором Квирреллом, ставшим его проводником в волшебный мир.

Примечание от автора:

Здесь есть небольшие вставки из Роулинг.

Гарри уныло тащился за профессором Квирреллом, тоскливо глядя на старинные вывески над головой, на котлы, на витрины, и жалел, что вообще сюда сунулся.

Ярко светило солнце, отражаясь в котлах, выставленных перед ближайшим к ним магазином. «Котлы. Все размеры. Медь, бронза, олово, серебро. Самопомешивающиеся и разборные», — гласила висевшая над ними табличка.

— Да, мистер Поттер, такой вам тоже нужен будет, — сказал Квиррелл. — Но сначала надо в банк заглянуть, ваш капитал забрать.

Гарри вяло кивнул, кисло глянув на спутника. Пока они шли вверх по улице, он вертел головой, отмечая происходящее вокруг: магазины, выставленные перед ними товары, людей, делающих покупки. Полная женщина, стоявшая перед аптекой, мимо которой они проходили, качала головой:

— Печень дракона по семнадцать сиклей за унцию — да они с ума сошли…

Из мрачного на вид магазина доносилось тихое уханье. «Торговый центр "Совы". Неясыти обыкновенные, сипухи, ушастые и полярные совы», — прочитал Гарри. Несколько мальчишек примерно его возраста прижалось носами к другой витрине, разглядывая выставленные в ней метлы.

— Смотри, — донеслось до Гарри, — новая модель «Нимбус-2000», самая быстрая.

Здесь были магазины, которые торговали мантиями, телескопами и странными серебряными инструментами, каких Гарри никогда не видел. Витрины по всей улице были забиты бочками с селезенками летучих мышей и глазами угрей, покачивающимися пирамидами из книг с заклинаниями, птичьими перьями и свитками пергамента, бутылками с волшебными зельями и глобусами Луны…

Хотелось плакать от увиденного. Хотелось зажмуриться и не видеть всего этого средневекового безобразия, хотелось бросить всё и рвануть домой, к привычным бытовым приборам, сверкающей и надраенной кухне, к родному пылесосу и папиному автомобилю.

— Пришли, мистер Поттер, вот «Гринготтс», — объявил Квиррелл. Они находились перед белоснежным зданием, возвышавшимся над маленькими магазинчиками. А у отполированных до блеска бронзовых дверей в алой с золотом униформе стоял гоблин, на которого Гарри откровенно вытаращился. Гоблин был на голову ниже Гарри. У него было смуглое умное лицо, острая бородка и, как заметил Гарри, очень длинные пальцы и ступни. Он поклонился, когда они входили внутрь. Теперь они стояли перед вторыми дверями, на этот раз серебряными. На них висела медная табличка, а на ней были выгравированы какие-то стихи, их Гарри не разобрал из-за витиеватого почерка с завитушками и загогулинками.

Два гоблина с поклонами встретили их, когда они прошли сквозь серебряные двери и оказались в огромном мраморном холле. На высоких стульях за длинной стойкой сидела еще сотня гоблинов — они делали записи в больших гроссбухах, взвешивали монеты на медных весах, с помощью луп изучали драгоценные камни. Из холла вело множество дверей, и другие гоблины впускали и выпускали через них людей. Профессор Квиррелл и Гарри подошли к стойке. Далее началась пантомима. Профессор Квиррел долго стоял, замерев перед стойкой и буравя взглядом гоблина за ней. Гоблин старательно и вдумчиво вчитывался в толстый фолиант, делая какие-то очень подробные выписки в лежащий рядом журнал. Гарри с интересом смотрел, переводя взгляды с одного на другого. Квиррелл гипнотизировал гоблина, тот продолжал работать, демонстративно не обращая внимания на каких-то там посетителей, Гарри смотрел и веселился. Наконец гоблин поставил последнюю точку, закрыл журнал и книгу и соизволил взглянуть на них. Осмотрел Гарри, потом Квиррелла и вопросительно поднял правую бровь. Теперь уже Квиррелл заставил гоблина ждать — долго шарил по карманам пиджака, охлопывая себя там-сям, поморщился и начал выгребать всё из карманов. Платочек, бумажник, пакетик семечек, брелок с ключами, ещё один пакетик с чем-то… Гоблин терпеливо ждал, Гарри смотрел и тоже ждал — чем всё это закончится. Наконец Квиррелл нашел то, что было нужно — маленький золотой ключик, который он с поклоном передал Гарри и кивнул на стойку. Поддавшись общему настрою, Гарри вынул из кармана платок и тщательно обтер ключик, подышал на него, снова протер и только после этого передал гоблину.

В глазах-бусинках гоблина промелькнуло веселое одобрение; приняв ключик, он долго, очень внимательно рассматривал его, потом произнес:

— Кажется, всё в порядке.

Вернул ключик Гарри и кивком призвал для них сопровождающего. Гарри хотел было отдать ключ Квирреллу, но тот, отрицательно мотнув головой, жестом велел оставить ключ от сейфа себе. Гарри хмыкнул и спрятал золотой ключик в карман.

Новый гоблин так же молча провел их к стене и открыл перед ними дверь. Гарри, ожидавший увидеть вокруг мрамор, был удивлен. Они стояли в узком каменном коридоре, освещенном горящими факелами. Дорога круто уходила вниз, на полу были тоненькие рельсы. Провожатый длинно, протяжно свистнул, и к ним с лязгом подкатила маленькая тележка. Они забрались внутрь — Квиррел сел в неё изящно, как в карету — и поехали. Сначала они неслись сквозь лабиринт петляющих коридоров. Гарри пытался запомнить дорогу — налево, направо, направо, налево, на развилке прямо, опять направо, опять налево, — но вскоре оставил это бесполезное занятие. Казалось, дребезжащая тележка сама знает дорогу, потому что гоблин-кучер ею не управлял. Гарри обдало ледяным воздухом, глаза защипало, но он держал их широко открытыми. В какой-то момент ему почудилось, что он заметил вспышку огня в конце коридора, и он быстро обернулся, чтобы увидеть, что это там, но опоздал — тележка резко ушла вниз. Сейчас она проезжала мимо подземного озера, на потолке и стенах росли сталагмиты и сталактиты. Когда тележка наконец остановилась перед маленькой дверью в стене, Гарри с профессором выбрались из нее и подождали гоблина, чтобы тот отпер им дверь.

Изнутри вырвалось облако зеленого дыма, а когда оно рассеялось, Гарри ахнул. Внутри были кучи золотых монет. Колонны серебряных соверенов. Горы маленьких бронзовых грошиков.

— Это все ваше, мистер Поттер, — улыбнулся Квиррелл. «Все ваше» — это было невероятно. Дурсли наверняка не знали об этих деньгах, иначе бы не жаловались, что Гарри им дорого обходится. Мальчишка воздел глаза к потолку, пытаясь подавить желание побиться головой о стену — вот какого черта его родители экономят каждый пенни, когда все это время глубоко под Лондоном хранилось принадлежащее ему сокровище?

Квиррелл помогал Гарри бросать монеты в сумку.

— Золотые — это галлеоны, — негромко пояснил он. — Один галлеон — это семнадцать серебряных сиклей, а один сикль — двадцать девять кнатов, это просто запомнить, верно? Ладно, вам этого на пару семестров хватит, а остальное пусть тут лежит.

Он повернулся к гоблину и кивком дал тому понять, что у них — всё. Они приехали обратно в зал и вышли из банка на солнечный свет.

Гарри помотал головой, встряхиваясь от резкого перехода от мрачных, стылых подземелий к ясному и теплому дню. Затем они зашли к кожевеннику и приобрели сумку с чемоданом, а потом направили стопы в сторону магазина с вывеской «Мадам Малкин. Одежда на все случаи жизни». Вошли в магазин и осмотрелись, Квиррел отошел к готовым мантиям, видимо, собираясь что-то купить и себе, а к Гарри торопливо подошла мадам Малкин, оказавшаяся приземистой улыбающейся волшебницей, одетой в розовато-лиловые одежды.

— Едем учиться в Хогвартс? — спросила она прежде, чем Гарри успел объяснить ей цель своего визита. — Ты пришел по адресу, у меня тут как раз еще один клиент тоже к школе готовится.

В глубине магазина на высокой скамеечке стоял бледный мальчик с тонкими чертами лица, а вторая волшебница крутилась вокруг него, подгоняя по росту длинные черные одежды. Мадам Малкин поставила Гарри на соседнюю скамеечку.

— Привет! — сказал мальчик. — Тоже в Хогвартс?

— Да, — ответил Гарри.

Мальчик смерил заинтересованным взглядом крепкую фигуру Гарри, от стоптанных кедов и джинсовых полуштанов до растянутой синей рубашки-мустанг и старой кепки, и недоуменно спросил:

— Не пойму… у кого ты так оделся? У «Твилфитта и Таттинга» я такой одежды не видел.

— У «Дольче и Габбаны», — вполне вежливо ответил Гарри. Хотя, по правде говоря, на нём была прошлогодняя одежда Дадли, которую ему разрешили доносить за братом, так как тот из неё слишком быстро вырос, не успев толком и разносить… Однако белобрысому мальчику явно что-то не понравилось, потому что он вдруг презрительно скривился:

— Фу… так ты из этих, маггловских выродков?

Как вы понимаете, Гарри не пришлось по вкусу слово «выродки», и не успела его голова уложить данный факт в мозгах, как кулак смачно впечатался в тонкий аристократический нос. С девчачьим визгом белобрысик улетел со скамеечки на пол салона. Ведьмочки, обслуживающие клиентов, испуганно заверещали. Мадам Малкин возмущенно заклокотала:

— Мистер Малфой, вы не ушиблись? А вы, мистер, как вы посмели?! И кстати, как вас зовут?..

— Дурсль, — буркнул Гарри. Светить свою знаменитую фамилию он не собирался.

— Ну всё, Дурсль, ты покойник! — прошипел белобрысый Малфой, прикладывая к разбитому носу платок.

— Обзываться не надо… — больным голосом огрызнулся Гарри, мимоходом показывая внушительный кулак.

Из-за стеллажей на шум пришел профессор Квиррелл, постоял, послушал, поулыбался загадочно. Потом, дождавшись, когда выполнят заказ Гарри, повел его по другим магазинам. Они приобрели пергамент и перья в местном аналоге канцтоваров, в букинистическом по списку подобрали учебники и ещё несколько книг, которые приглянулись Гарри. Затем сходили за котлом, в следующем магазине они купили очень красивые и точные весы, а еще приобрели складной медный телескоп. После этого посетили аптеку, в которой все было так волшебно, что Гарри даже не обратил внимания на неприятный запах — там жутко воняло протухшими яйцами и перепрелыми кабачками. На полу стояли бочки с какой-то слизью, вдоль стен выстроились стеклянные банки с засушенными растениями, толчеными корнями и разноцветными порошками, а с потолка свисали связки перьев, клыков и загнутых когтей. Пока Квиррелл разговаривал с аптекарем — им нужно было купить всякие ингредиенты для приготовления волшебных снадобий, — Гарри изучал серебряные рога единорога стоимостью в двадцать один галлеон каждый и крошечные глаза жуков, блестящие и черные (пять кнатов за ковшик).

— Профессор, они же не настоящие? — отчего-то испуганно спросил Гарри, когда Квиррелл освободился и подошел.

— Что именно? — уточнил профессор.

— Рога, — Гарри для точности показал пальцем. — Вон там написано: «Рога единорога».

Профессор нахмурился (у аптекаря воровато забегали глазки) и попросил подать с витрины связку. Продавец заюлил было, отчего подозрения профессора только усилились… и Квиррелл построжел, потребовал рога более властным тоном. Ну, делать нечего, пришлось повиноваться. Гарри взял один рог из связки и взвесил на руке — прикинул приблизительно — килограммов семь, посмотрел на срез, поколупал пальцем, не поверил глазам и полез в карман за ножичком, открыл лезвие и поковырял рог снизу, соскабливая серебристую пыль.

И облегченно вздохнул:

— Подделка это. Рог нарвала, покрытый серебряным напылением, вот и всё, а я-то думал…

— Что вы думали? — поинтересовался профессор. Гарри не ответил, но покраснел, по правде говоря, он думал, что единорогов не существует. А тут нате вам, рога единорогов, да ещё по двадцать один галлеон стоимостью.

Последний магазин, в который им было нужно, находился в маленьком обшарпанном здании. С некогда золотых букв «Семейство Олливандер — производители волшебных палочек с 382-го года до нашей эры» давно уже облетела позолота. В пыльной витрине на выцветшей фиолетовой подушке лежала одна-единственная палочка. Когда они вошли внутрь, где-то в глубине магазина зазвенел колокольчик. Помещение было крошечным и абсолютно пустым, Гарри чувствовал себя очень странно — словно он попал в библиотеку, в которой были очень строгие правила. У него возникла куча новых вопросов, которые он хотел бы задать профессору, но здесь не решался. Вместо этого он рассматривал тысячи узеньких коробочек, выстроившихся вдоль стен от пола до потолка. Гарри почувствовал, как по коже побежали мурашки. Здешние пыль и тишина были полны волшебных секретов и, казалось, издавали почти неслышный звон.

— Добрый день, — послышался тихий голос. Гарри и Квиррелл подскочили от неожиданности, перед ними невесть откуда возник пожилой человек, от его больших, почти бесцветных глаз исходило странное, прямо-таки лунное свечение, прорезавшее магазинный мрак.

— Здравствуйте, — выдавил из себя Гарри.

— О да… — старичок покивал головой. — Да, я так и думал, что скоро увижу вас, Гарри Поттер, — это был не вопрос, а утверждение. — У вас глаза как у вашей матери. Кажется, только вчера она была у меня, покупала свою первую палочку. Десять дюймов с четвертью, элегантная, гибкая, сделанная из ивы. Прекрасная палочка для волшебницы.

Мистер Олливандер приблизился к Гарри почти вплотную. Гарри ужасно захотелось отвернуться или просто моргнуть. От взгляда этих серебристых глаз ему стало не по себе.

— А вот твой отец предпочел палочку из красного дерева. Одиннадцать дюймов. Тоже очень гибкая. Чуть более мощная, чем у твоей матери, и великолепно подходящая для превращений. Да, я сказал, что твой отец предпочел эту палочку, но это не совсем так. Разумеется, не волшебник выбирает палочку, а палочка волшебника.

Мистер Олливандер стоял так близко к Гарри, их носы почти соприкасались. Гарри даже видел свое отражение в затуманенных глазах старика. А ещё от него по-стариковски пахло чем-то горьким; стараясь не морщиться, Гарри отступил назад и стратегически спрятался за профессора Квиррелла. Ну а про себя Квиррелл не дал старичку запеть, а ровным тоном попросил приступить к делу. Тот подчинился и после недолгих измерений приступил к своим прямым обязанностям:

— Что ж, мистер Поттер, для начала попробуем эту. Бук и сердце дракона. Девять дюймов. Очень красивая и удобная. Возьмите её и взмахните.

Гарри взял палочку в правую руку и, чувствуя себя полным дураком, немного помахал ей перед своим носом, но мистер Олливандер практически тут же вырвал ее из его руки.

— Эта не подходит, возьмем следующую. Клен и перо феникса. Семь дюймов. Очень хлесткая. Пробуйте.

Гарри попробовал — хотя едва он успел поднять палочку, как она оказалась в руках мистера Олливандера.

— Нет, нет, берите эту — эбонит и шерсть единорога, восемь с половиной дюймов, очень пружинистая. Давайте, давайте, попробуйте ее.

Гарри пробовал. И снова пробовал. И еще раз попробовал. Он никак не мог понять, чего ждет мистер Олливандер. Гора опробованных палочек, складываемых мистером Олливандером на стол, становилась все выше и выше. Но мистера Олливандера это почему-то вовсе не утомляло, а наоборот, ужасно радовало. Чем больше коробочек он снимал с полок, тем счастливее выглядел.

— А вы необычный клиент, мистер Поттер, не так ли? Не волнуйтесь, где-то здесь у меня лежит то, что вам нужно… а кстати… действительно, почему бы и нет? Конечно, сочетание очень необычное — остролист и перо феникса, одиннадцать дюймов, очень гибкая прекрасная палочка.

Гарри взял палочку, которую протягивал ему мистер Олливандер. И снова мимо, эта палочка тоже не подошла. Вообще ни одна палочка не подошла, как будто он совсем не был волшебником…

Олливандер оцепенело смотрел на мальчика. В полном ступоре он переводил взгляд с горы коробочек с опробованными палочками на полупустые полки стеллажей и обратно на Гарри Поттера. Такого казуса в его практике ещё не было. Сколько он себя помнил — волшебная палочка ВСЕГДА находила своего волшебника.

— Ты сквиб, что ли? — от шока ляпнул Олливандер, изумленно таращась на мальчишку.

— Кто? — Гарри не понял слова, но на всякий случай обиделся.

Встревоженный профессор Квиррелл задвинул пацана к себе за спину и напряженно проговорил, глядя на мастера Олливандера:

— Ну-ну, давайте не будем торопиться и оскорблять друг друга. Гарри же не все палочки перепробовал, вон их сколько ещё осталось. Просто продолжим поиски, вот и всё!

Но и в оставшихся последних коробочках не нашлось палочки для героя магБритании.

— Точно сквиб! — окончательно уверился старик и показал на дверь артритным пальцем. — В таком случае мы зря потратили время. Извини, мальчик, но Хогвартс тебе не светит.

Если старый мастер тем самым хотел как-то задеть или обидеть мальчика, то здесь он крупно промахнулся. Гарри ни капельки не огорчился, напротив, тайно обрадовался тому, что, возможно, нашелся способ откосить от Хогвартса. Так что он беззаботно и беспечально вышел из лавки Олливандера и направил стопы в сторону кафе Фортескью, где заказал огромную порцию ванильного мороженого. Скорбно молчавший Квиррелл занял место напротив Гарри и, глядя на повеселевшего парня, сменил выражение лица на более оптимистичное.

— Ну что ж, мистер Поттер, похоже, мне не придется вас учить.

В ответ на это Гарри равнодушно пожал плечами, увлеченно скобля ложкой ледяной промороженный ванильный шарик. Квиррелл попытался снова:

— И всё-таки… жаль, что вы не сможете обучаться волшебству…

— А в чем оно заключается? — чисто из вежливости спросил Гарри. И заметив недоумение на лице профессора, пояснил: — Ну, волшебство ваше. Я никогда не видел ничего магического.

Квиррелл хлопнул себя по лбу — так вот в чем дело, мальчик просто не знает волшебства! Теперь всё стало понятно. Да и как переживать по тому, чего не знаешь?

— А что, мистер Поттер, с вами ничего такого… необычного не происходило? — осторожно спросил он. Гарри всосал с ложки мороженое и, перекатывая на языке сладкую каплю, задумался.

— Ну… пророческие видения были пару раз, один раз на кухне ветер вызвал, так он окно вышиб, папе пришлось за ремонт платить. Ещё я каким-то образом перекрасил волосы у нескольких леди в синий цвет… вроде всё.

Теперь уже задумался Квиррелл. Судя по рассказу, у мальчика была спокойная жизнь, без особых стрессовых ситуаций. У таких ребят магия тихо и спокойно дремлет, ничем и никем не тревожимая. И если это происходит в семьях чистых магглов, то к их детям порой даже письма из волшебных школ не приходят, насколько тихая у них магия, что их ни один магический радар не засекает. И как правило, вырастая, эти дети во взрослой жизни становятся обычными медиумами и экстрасенсами. Жаль, если Гарри уготована такая же судьба… И не надо, не надо обзывать его сквибом, пусть он и родился у волшебников, но воспитан-то магглами.

— Ну что ж, мистер Поттер, давайте я вас провожу домой и распрощаемся.

— Давайте, — согласился Гарри, как раз доедая мороженое. Облизал ложку, заглянул в опустевшую креманку и вдруг спросил: — А вы знали моих родителей?

Квиррелл покачал головой:

— Нет. Они были на пятом курсе, когда я пришел в школу. Между нами слишком много лет разницы, к тому же меня определили на факультет Когтевран, а ваши родители учились на Гриффиндоре.

— А какой факультет лучше? — поинтересовался Гарри. Квиррелл засмеялся:

— Мистер Поттер, этот вопрос бесполезно задавать бывшему ученику, ведь для каждого самый лучший факультет — это тот, на котором он учился. Я — когтевранец, и я отвечу, что Когтевран — самый лучший, то же самое скажут и гриффиндорец с пуффендуйцем, и слизеринец!

— Я вас понял! — развеселился Гарри. — Всяк сверчок хвалит свой шесток.

— Верно, — кивнул Квиррелл и вдруг погрустнел. Что же он Дамблдору-то скажет? А ведь ждет старик, ждет не дождется своего героя… А Гарри он сказал совсем другое: — Ваших родителей хорошо знают профессора, которые до сих пор работают в Хогвартсе, это МакГонагалл, Флитвик, Кеттлберн, Стебль и Снейп.

— Про Снейпа я слышал, — нахмурился Гарри, — мне про него рассказывали. Профессор, а почему я знаменит? Меня тот коротышка в цилиндре на улице как-то поприветствовал много лет назад. Мама с тех пор велела кепку носить, сказала, что меня по шраму узнают. Кстати, а вы случайно не знаете, откуда у меня на лбу это украшение взялось?

— Случайно знаю… — тонко улыбнулся Квиррелл. — Это Темный Лорд по имени Волан-де-Морт в вас заклятием кинул, а вы его лбом отразили. После чего Темный Лорд сгинул навсегда. Так Дамблдор говорит, лично я в это не верю.

— Во что именно, в то, что я отразил заклятие лбом или что он сгинул? — уточнил Гарри.

— Во всё, мистер Поттер, во всё. Во-первых, есть некоторые признаки того, что Темный Лорд не исчез окончательно, а во-вторых, заклятие убийства не отражается ни от чего и не оставляет следов. Никто в точности не знает, что именно произошло в ту роковую ночь на Хэллоуин. Просто обнаружили мертвых Поттеров, а их маленького сына в разрушенном доме не оказалось. В полиции сказали, что мальчик в это время гостил у родственников, а нам, волшебникам, Дамблдор рассказал только, что Гарри находится в безопасном месте. Вот и всё, что нам известно о тех событиях.

— А дом почему был разрушен? — дотошно вопросил Гарри, желающий знать все подробности. Квиррелл растерянно развел руками.

— А я не знаю, мистер Поттер, кто-то хитро замел следы с помощью взорванного газа. А сам он взорвался или его намеренно рванули — об этом уже никто никогда не узнает.

Они помолчали, Гарри рассеянно скользил взглядом по сторонам, увидел, как Флориан Фортескью вытирает соседний стол, как взмахом руки поднимает в воздух стулья, а те переворачиваются и вверх ножками встают на стол. Кивнув на него, мальчик вполголоса заметил:

— Гляньте, он без палочки колдует.

Квиррелл обернулся, оценил и кивнул:

— Да, некоторые могут и без палочки колдовать.

— Знаете… а я всё-таки приеду, — решил Гарри. — Хочу научиться хотя бы так колдовать. У вас там прорицанию обучают?

— Да, — осторожно ответил Квиррелл.

— Отлично! — подытожил Гарри. — Это мне подходит. Ведь экстрасенсам палочки не нужны.

Квиррелл улыбнулся. Передал Поттеру билет на Хогвартс-экспресс и проинструктировал, как пройти на платформу девять и три четверти. Потом тем же маршрутом провел сквозь бар, на электричке доставил домой и с рук на руки сдал родственникам.

Как только за профессором закрылась дверь, Гарри, издав пронзительный визг, прыгнул к маме, крепко обнял её и счастливо проверещал:

— А я не волшебник! Ур-ра-а-ааа!!!

Шок был полнейшим. Как? Почему? А вот так! Он не смог купить волшебную палочку. Так что он, наверное, просто медиум и будет учиться в Хогвартсе тому, как управлять своим даром находить людей по фотографиям. А ещё хочет научится передвигать вещи взглядом; кажется, это называется «телекинез»?

Гарри был так взволнован и возбужден, что Петунья срочно загрузила его работой, чтобы он не распалился, а направил энергию в нужное русло. Что ж, за работой Гарри и успокоился. Методично орудуя шваброй, он постепенно остыл, отдышался и с головой окунулся в привычную рутину. До блеска вылизал дом, попутно шугая мокрой тряпкой кошку, которая беспрестанно путалась под ногами, легонько хватала коготками за штанину, заглядывала в глаза и вопросительно мяукала, словно о чем-то спрашивая… Отпихивая Талию шваброй, Гарри тихо ворчал на неё:

— Да уйди ты, вредина. Не понимаю я, о чем ты тут мяукаешь, уйди, кошатина…

А Талия жутко переживала — как же так, Гарри, чистокровный волшебник, и вдруг не смог купить себе волшебную палочку?! Это что же получается, великолепный сын Поттеров и вдруг оказался сквибом? Да это же уму непостижимо!

— Душа моя в полосочку, уйди…

— Мяу!

— Слушай, кошка… сейчас я тебе хвост отрежу, разделаю, запеку в духовке, и будешь ты кроличьим рагу с овощами, ни один гурман не отличит!

Но даже такая угроза не подействовала на Талию, она долго ещё носилась за Гарри по дому и приставала к нему с кошачьими вопросами.

Вернон, подумав, поднялся на чердак и, порывшись среди хлама, принес в гостиную большую картонную коробку, из которой вынул увесистый полиэтиленовый пакет. Вскрыв его, он обратился к Гарри:

— Здесь вещи твоих родителей, мне полиция передала после того, как они перестали быть уликами и потеряли всякое значение.

Гарри с интересом смотрел, как отец достает из пакета кипу писем, пачку фотографий, перетянутых бечевкой, несколько тонких книжек и длинную палочку из светлого дерева. Эту палочку он и подал Гарри.

Гарри, полный сомнений, взял палочку из ивы и почувствовал, как потеплело прохладное дерево. Старая палочка матери ожила в его руках. А вот другая палочка из красного дерева не отозвалась на магию Гарри, палочка Джима осталась мертвой деревяшкой. Гарри вздохнул. Всё-таки он мажонок… просто его магия оказалась крайне избирательна, вот, на мамину палочку отозвалась.

Тем же вечером, когда Петунья смотрела какой-то поздний сериал, Гарри пришел в родительскую спальню, посмотрел с порога на внушительную гору на кровати и робко подал голос:

— Пап, ты не спишь?

— Нет, — колыхнулось пузо. — Чего не спишь, цыпленок?

Гарри подошел и, деловито сопя, забрался на кровать, зарылся под бок. Вернон молча накрыл его одеялом и прижал покрепче к себе. Гарри долго сопел и пыхтел, прежде чем смог заговорить:

— Пап, мне там не понравилось. Я там в одном магазине мажора встретил, так вот он четко дал мне понять, какое место я занимаю. Самое низшее. Стоило мне сказать, что я маггл, так он скривился, как… как будто я клоп. А ещё я кое-что видел. Идет семья из трех человек, папа-мама-дочь, все одеты как нормальные люди… ну, по-маггловски, а навстречу им пара аристократов, такие все из себя, напомаженные, напудренные, в шелках и парче. Поравнялись с магглами. И как будто в жидкое собачье говно наступили… леди ка-а-ак перекосилась вся, к личику платочек прижала, сама на грани обморока, а лорд нос повыше и в сторону задрал. Папа… я не понимаю, чего они так к магглам относятся? Совсем зажрались, да?!

— Угу… дождутся ещё, голубчики. Костерок для них мы всегда успеем развести... — пробурчал Вернон. Гарри поднял голову и с любопытством посмотрел в красное лицо отца.

— Какой костер?

— Инквизиторский, сынок, инквизиторский. Помнят ещё, гады, помнят… и ведь никак не научатся: за подобное обращение отвечают подобным! То есть как они к нам, так и мы к ним, и никак по-другому.

— Я понял, пап… — Гарри задумался и нерешительно спросил: — А почему же мы к магам тоже так же относимся?

— Да потому что они магией пользуются всегда только во вред простым людям. Нет чтобы нормально помочь кому-нибудь… но нет, это ниже их достоинства — помогать простакам. Во все времена ведьмы порчу наводили, мор на скот насылали, для них нет лучшей шуточки, чем соседку проклясть и корову испортить так, чтобы она молоко перестала давать. И лишь немногие оказывают помощь простому человеку, это, как правило, те, которые сами родились и выросли в семьях м-магглов… что за слово дурацкое? Ну так и сами они простые, экстрасенсы да медиумы… За хорошую плату помогут, чем могут, но и среди них полно простых шарлатанов, магов-самоучек. Дилетанты вшивые… И вообще, сынок, как ни закапывайся в легенды и всякие хроники, во всей мировой истории редко-редко найдешь по-настоящему хороших колдунов. Вот Мерлина возьми… что ты о нём читал, Гарри?

— Про Мерлина я почти ничего не знаю, но судя по тем обрывкам, что я читал, это крайне несимпатичный тип. Лживый и вредный старикан, придумал оборотное зелье для Утера Пендрагона, чтоб тот смог переспать с чужой женой, самодовольный и либо одобривший массовое убийство детей, возможных сыновей Артура, либо сам его и осуществивший. Марк Твен его крайне некрасиво описал. Неприятный тип.

— Вот как? — Вернон хохотнул. — А про хороших ты читал?

Гарри засмеялся и принялся вспоминать хороших магов:

— Ну… Гэндальф Серый, Владычица Галадриэль… Гед — маг, герой цикла Урсулы Ле Гуин «Волшебник Земноморья». Гонтийский маг Огион Молчаливый, придерживался известной всем нам истины о том, что молчание — золото. Он представлял собой одного из самых таинственных персонажей книги, который при этом характеризуется выдающимися поступками и делами.

— Гм… негусто, Гарри, негусто. Вот Мишка Потапов мне столько про русских магов понарассказывал, до сих пор волосы на затылке шевелятся. Там тебе и Черномор, и Кощей Бессмертный, и Лагун-Сумасброд, и Баба Яга — Костяная нога… Хоттабыч ещё какой-то…

Гарри уселся и снова уставился на отца.

— А зачем тебе мистер Потапов о русских колдунах рассказывал?

— Ну, знаешь… — Вернон побагровел. — Должен же я узнать, как с волшебником под одной крышей жить, с тобой то бишь… вот и спрашивал всех, кого знаю, а как оно вообще, магов воспитывать.

— Ну и как? — чуточку обиженно, но с толикой любопытства поинтересовался Гарри.

Вернон ласково потрепал его по макушке и добродушно проворчал:

— Как-как? Сносно. Главное, тебя не обижать, цыпленок… и работой поглубже загружать, чтоб ты не отвлекался на всякую ерунду.

Гарри засмеялся, плюхнулся на подушку и, сраженный усталостью от впечатлений за этот суматошный день, моментально заснул, крепко-крепко, со спокойной совестью. Когда Петунья, досмотрев сериал, пришла в комнату, то была приятно поражена и тронута милой картиной: её представительный муж тихо и деликатно храпел, словно оберегая сон крепко спящего у него под боком маленького мальчика. Как в раннем детстве, Гарри сладко спал, уютно пригревшись и обняв доброго и надежного папу.

Весь август Гарри не покидало похоронное настроение. Мысли о предстоящем отъезде из дома навевали на него такую тоску, что он порой срывался в плач. А так как он считал себя взрослым мальчиком, то старался прятаться ото всех где-нибудь, где и скулил себе втихомолку. И, словно прощаясь с домом, Гарри драил его с той же страстью, с коей матрос драит палубу в надежде выслужиться и получить одобрение старпома… Это было похоже на манию, такая же болезненная и ненужная. Гарри не расставался с губками и тряпками, с ведрами и шваброй, целыми днями носился по дому и при виде каждой пылинки чуть ли не за сердце хватался, чувствуя себя на грани инфаркта, и истерично орал на Дадли за каждую крошку печенья, уроненную на ковер, и за каждую капельку соуса на скатерти. А когда кошку стошнило шерстяным катышком, Гарри чуть не прибил её шваброй.

Комната родителей, спальня тетушки Мардж, коридор второго этажа. Подоконники, гостиная, кухня-столовая и лестница — всё это вылизывалось до зеркального блеска. В доме нестерпимо пахло хлоркой. Вернон и Петунья с порога переобувались в домашние тапочки, подспудно гадая, не заставит ли Гарри их надевать больничные бахилы, но данная мысль, к счастью, не приходила племяннику в голову.

Облизав туалетную и ванную комнаты, свою и дадлину спальни, Гарри с гудящей головой и горящими от усталости ногами и руками без сил валился на кровать. Но даже и в таком полудохлом состоянии мальчишка лихорадочно вспоминал — всё ли вымыл-отчистил-отскреб? — и вдруг припоминал о крошечном пятнышке ржавчины на кране с горячей водой в ванной. Ругаясь и проклиная себя на чем свет стоит, Гарри поднимал с постели свою ватную тушку и со скоростью переевшей улитки плелся в ванную — оттирать кран от микроскопического пятнышка.

В воскресное утро Вернон со скандалом отобрал у Гарри перчатки и ведро, ткнул носом в красную цифру календаря и рявкнул:

— Что тут написано?

— Воскресенье, — немного растерянно ответил Гарри.

Вернон за шею отшвырнул его прочь и громыхнул:

— Отдыхать! Весь день. Увижу тряпку — выпорю!

Офигевший Гарри, хлопая глазами, уставился на красного папу, потом опомнился, убрал в тумбу под мойкой ведро и перчатки и спешно удрал к себе. Однако он заработался… папа грозится выпороть за работу, пожалуй, он и впрямь перестарался. И надо бы дом проветрить, дышать от хлорки нечем… Открыв пару окон, Гарри успокоился, взял купленный в Косом переулке учебник по зельеварению и погрузился в изучение и знакомство с предметом.

И пропал. На весь день. На ланч пришел вместе с книгой и подставкой для неё, водрузил её на обеденном столе, зафиксировал учебник в подставке и принялся кушать, не отрываясь от страниц. Дадли, изрядно опешив, не эстетично раззявил рот, глядя, как Гарри одновременно и ест, и читает. И ради эксперимента намазал горчицей пирожное, когда мать отвернулась, и подсунул его Гарри. Вкус горчицы на сладком креме Гарри, как ни странно, почувствовал, но, оторвавшись от книги и глянув на кусок, лишь брови поднял и спокойно доел. Дадли от удивления выронил ложку.

Так и прошел август. Уборка дома, работа в саду, чтение за едой. Круглосуточная рутина разбавлялась шуточками Дадли, кошачьими проблемами — Талию то и дело тошнило, то рыбу не переварит, то шерсти наглотается, то ещё что-то… те, у кого есть кошка — поймут. Ругался и орал попугай, воняла в аквариуме безымянная черепаха. Тихо умирало лето, сменяясь дождливой осенью.

Первого сентября Гарри проснулся рано, сорок минут отмокал в ванне, пока не остыла вода, набрал новую и тщательно вымылся, потом долго одевался, никак не мог решить, что надеть. Наконец остановил выбор на любимой синей рубашке-мустанг, потертых джинсах и верных разношенных кедах, на свои темные кудри Гарри натянул бейсболку, её широкий козырек отлично скрывал шрам. Оглядев себя в зеркале, мальчишка скорчил рожу, сделал страшные глаза и зловеще прогундосил:

— Я иду-у-у к тебе, Дамблдо-о-ор…

Зачем и почему к Дамблдору, Гарри не знал, но его интуиция подсказывала, что человека, который подбросил его на порог морозной ночью, уважать не стоит. А своей чуйке Гарри доверял и собирался поиздеваться над старым директором, которого он представлял почему-то как Мерлина, вредного и хитрого старикашку.

Я за Гэндальфа — горой!

И чихаю на Моргану.

Подавись-ка бородой,

Недо-Мерлин сраный!

После завтрака семейство погрузилось во вместительный «форд седан», и Вернон доставил их на вокзал Кингс-Кросс. Гарри прикатил тележку, Вернон выгрузил в неё из багажника чемодан и сундук, а Петунья пристроила к ним сумку с провизией и переноску с Талией. На чей-то визгливый вопль что-то там о магглах Дурсли едва обратили внимание, дружно подкатывая тележку к нужному барьеру. Сам переход из мира в мир Гарри совершил один, молча попрощавшись с родными — говорить он не мог, в горле стоял комок, но слез Гарри не скрывал. Шмыгая носом, он плелся вдоль вагонов, утирая рукавом слезы и сопли. Его толкали, на его ноги налетали какие-то голохвостые пятнистые каракалы, вот пробежала белая собачонка, и Гарри невольно протер глаза — что за черт, у него всё раздваивается и расплывается уже! — но зрение его не обмануло, у собаки действительно было два хвоста. На всякий случай Гарри перекрестился.

Раздался свист пара, Гарри посмотрел вперед и увидел головной поезд. Три стандартных грузовых вагона, тендер с коксом и сам паровоз, старинный и красивый. Вытянутый, ярко-алый цилиндр, ржавый скотоотвал, здоровенный котел, в общем и целом Хогвартс-экспресс словно сошел с картинки из галереи музея машиностроительства.

Завороженный красотой и плавностью линий Гарри замер надолго — восхищенно рассматривал алый паровоз, не замечая, что на него внимательно смотрит машинист и озабоченно хмурится при виде мокрых дорожек на щеках мальчугана. Тем временем кочегар позади него добросил угля в топку и отдернул клапан, выпуская лишний пар. Паровоз испустил ещё один вопль-свист. Паренёк, придя в себя, растерянно оглянулся, начиная понимать, что время на посадку упущено — на платформе находились только взрослые. Они стояли вдоль вагонов и прощались с детьми, которые высовывались из окон, тянули руки и махали им, что-то крича.

— Эй, давай сюда, паренёк! — окликнул Гарри машинист. Мальчик облегченно улыбнулся и, подкатив поближе тележку, передал в руки чумазому мужику переноску с кошкой, потом сундук с чемоданом и, прихватив сумку, забрался сам. Он был просто счастлив неожиданно получить приглашение в кабину машиниста, в святая святых поезда, да уж… не иначе как ему повезло!

Сундук втиснули в закуток напротив топки, сверху плюхнули чемодан, сам Гарри устроился на почетном месте — перед панорамным окном, здесь было очень шумно, но, как ни странно, голос машиниста был хорошо слышен:

— Впереди паровоза есть маленькая бегунковая тележка, которая имеет возможность поворачиваться относительно основной рамы. Вот она, сразу перед зелёной паровой машиной…

Чумазый палец показал на скругленный куб, затем машинист басил дальше:

— Она нужна для того, чтобы паровоз вписывался в кривые — мог поворачивать легче.

Вот паровая машина, она преобразует энергию пара в механическую энергию, движущую колёса. За паровозом идёт вагон-тендер, туда грузятся запасы угля и воды…

Гарри увлеченно смотрел и с благодарностью слушал нежданную лекцию о том, как бригада топит котёл и управляет поездом. Кивал и перевешивался через перила вниз, машинист бережно страховал мальчика за пояс джинсов и продолжал неторопливо рассказывать:

— Так песок подаётся под колёса для увеличения трения. Это нужно при экстренном торможении или при обледенении путей…

Ну а пока Гарри расширял свои познания в области паровозостроения, по вагонам из купе в купе бродили фанаты Гарри Поттера.

С лихорадочным блеском в глазах шныряла растрепанная Гермиона Грейнждер, бесцеремонно отодвигала купейную дверь и, заглянув внутрь, начинала вещать о прочитанных книжках, попутно выспрашивая имена попутчиков. Не найдя среди ровесников мальчика по имени Гарри, она вспоминала о жабе и неслась в следующее купе, волоча за собой покорного Невилла. Рыжий Рон Уизли действовал так же, но молча — открывал дверь, смотрел на ребят и, не обнаружив нужного, тут же уходил. С той же целью шатался по вагонам Драко Малфой в сопровождении своих вассалов, вежливо стучался в занавешенные двери, заглядывал и прямо спрашивал: не видели ли тут Гарри Поттера? А выслушав отрицательный ответ, терпеливо шел дальше, смотря на людей в купе через стекло.

Пройдя из конца в конец последний вагон, растерянные фанаты уставились друг на друга.

— Ничего не понимаю! — мотнула гривой каштановых непослушных волос Гермиона и топнула ножкой. — Он же наш ровесник! Ни в одном купе нет Гарри Поттера. Только в купе «В» едет некий Гарри Олмонд, но он старшекурсник…

— А вы не знаете, как он выглядит? — деловито спросил Рон, размазывая по носу сажу.

— Как герой, конечно! — фыркнул Малфой. — Высокий, стройный, и главная его примета — шрам на лбу в виде молнии.

— Да! — подтвердила Грейнджер, энергично закивав. — У него ещё черные растрепанные волосы, и он носит очки в круглой оправе.

— Ты чего?! — запротестовал Малфой. — Он же герой, какие очки? Ты сама-то себя слышишь? Герой — и в очках! Нонсенс!

— Но так во всех книжках написано, везде говорится, что Гарри Поттер похож на своего отца! — пылко возразила Гермиона. — А его папа носил очки.

— А ещё на некоторых обложках нарисована белая сова… — застенчиво добавил робкий Невилл. — И написано, что Гарри приедет в школу с совой и она будет сидеть у него на руке. Большая-пребольшая и белая-белая.

— Знаете что? — воодушевилась вдруг Гермиона. — Пойду-ка я к машинисту…

— Я с тобой! — загорелся Рон.

И двое первоклашек целеустремленно потопали через весь состав. Прошли поезд насквозь и уперлись в непреодолимое препятствие — три грузовых вагона и тендер с углем. И запертую дверь первого вагона. В паровоз к машинисту нельзя было попасть. Никак.

А Гарри сидел в кабине со славными работягами, машинистом Полом Брендоном и кочегаром Билли Паркером, наслаждался поездкой, пил чай из термоса, ел пироги, испеченные мамой, щедро поделившись ими с ребятами, а те, в свою очередь, поделились с Гарри печеной картошкой и «традиционной яичницей», поданной на лопате. Кроме этого, они даже дали своему гостю погудеть, подергать за трос гудка. И Гарри весь день был на седьмом небе от счастья.

По прибытии на конечную станцию в Хогсмиде всех первоклашек созвал к себе Хагрид. Гарри натянул поверх привычной одежды школьную мантию, тепло попрощался с Полом и Билли, спустился с подножки на платформу и никем не замеченный присоединился к толпе первогодок. Вместе со всеми он дошел до берега, поахал на дивный замок на противоположном берегу и терпеливо подождал своей очереди к лодочкам. Наконец, осталась последняя, в неё сел пухленький мальчик и две милые девочки, в одной из которых Гарри внезапно узнал Ханну Аббот. Подпрыгнув, он бросился к последней лодке и забрался в неё, присоединяясь к своим будущим однокашникам. Сел рядом с мальчиком напротив девочек и приветливо улыбнулся им. Ханна, симпатичная и какая-то очень славная, с толстыми короткими косичками, застенчиво улыбнулась в ответ.

Лодку слегка качало на низких волнах, жутковатыми полосами мерцала черная вода, и в ней хаотично плясали отражения звезд. Медленно приближался высокий берег и стоящий на нем замок. Всё это так и дышало романтикой — прогулка по озеру, ночь, луна и звезды, старинный замок, красивые девочки впереди… Сердце Гарри учащенно заколотилось, распирая и переполняя его рыцарской отвагой. Ханна завороженно смотрела на незнакомого мальчика, и её сердечко жалобно затрепыхалось в груди, ибо мальчик смотрел на неё, как на принцессу, его темные, непонятные в темноте глаза сияли звездами, а на лице была написана радость от встречи, и это было странно, ведь Ханна знала, что никогда раньше не видела этого мальчика. И всё же это было приятно — встретить вдали от дома человека, который очень рад тебе.

Где-то впереди великан зычно крикнул:

— Пригнитесь!

Лодочки вошли в грот, по лицам скользнули плети плакучей ивы, заставляя ребят пригнуться. Несколько минут кромешной тьмы, и флотилия выплыла к подземному причалу. Гарри галантно помог девочкам подняться по каменным ступенькам на сырые мшистые плиты и весь дальнейший путь по извилистым коридорам держался рядом с ними. Ханна отметила, что мальчик крепко сбит и почти на полголовы выше всех.

Драко злобно прищурился, случайно увидев ненавистного Дурсля, но пока ничего не мог ему предъявить. Бородатый верзила передал детей по эстафете тощей даме в зеленом по имени профессор МакГонагалл. Она повернулась и пошла вперед, приказав первокурсникам следовать за ней. Они оказались в огромном зале — таком огромном, что там легко поместился бы дом Дурслей. На каменных стенах — точно так же, как в «Гринготтс», — горели факелы, потолок терялся где-то вверху, а красивая мраморная лестница вела на верхние этажи. Они шли вслед за профессором МакГонагалл по вымощенному булыжником полу. Проходя мимо закрытой двери справа, Гарри услышал шум сотен голосов — должно быть, там уже собралась вся школа. Но профессор МакГонагалл вела их совсем не туда, а куда-то в другое место. Ещё несколько коридоров и лестниц, и вот они собраны в маленьком зальчике, где профессорша прочла им небольшую лекцию о факультетах и о том, как себя вести. Кто-то звонко чихнул позади Гарри, и он обернулся: чихал красный полный мальчик с синими глазами, от него так и полыхало жаром. В горячих руках он крепко сжимал вырывающуюся жабу, она кряхтела и дрыгала лапками.

— Давай подержу? — шепнул Гарри. — У тебя температура, ей неприятно…

Мальчик поколебался и, кивнув, отдал жабу. И тихо шепнул:

— Его зовут Тревор.

Гарри кивнул и сунул жабу за пазуху. Потом, переступив ногами, пристроился рядом с больным мальчиком, на всякий случай, мало ли, голова закружится… Тут дети занервничали, испуганно заозирались, несколько девочек даже вскрикнули, Гарри недовольно оторвался от больного спутника и тоже посмотрел, что там происходит.

Через противоположную от двери стену в комнату просачивались призраки — их было, наверное, около двадцати. Жемчужно-белые, полупрозрачные, они скользили по комнате, переговариваясь между собой и, кажется, вовсе не замечая первокурсников или делая вид, что не замечают. Судя по всему, они спорили. Потом призрак в трико и круглом пышном воротнике замолчал и уставился на первокурсников, словно только что их заметил.

— Эй, а вы что здесь делаете?

Гарри перекрестился, крепенько зажмурился и начал гнусаво, в нос, завывать-читать молитву об изгнании бесов:

— О, святой ангел, ходатайствующий перед Творцом нашим за душу мою, тело мое и жизнь мою! Не оставь меня и не отступи от меня за все грехи мои. Прошу тебя, не дай лукавому демону завладеть душой моей и телом моим. Укрепи мою душу и направь ее на путь истинный. Прошу тебя, ангел Божий и хранитель души моей, прости мне все грехи, которыми я оскорбил тебя за всю мою неправедную жизнь. Прости все мои прегрешения, которые я совершил в день минувший, и защити меня в новый день. Сохрани душу мою от разных искушений, чтобы я не прогневил Творца нашего. Прошу тебя, помолись за меня перед Творцом нашим, чтобы сошла на меня милость его и спокойствие душевное. Аминь.

Святые слова, прозвучавшие в древнем замке, в этом оплоте магии возымели совершенно нежданное воздействие на древние, пропитанные колдовством стены, что ж… Святые отцы инквизиции явно знали Таинство Божьего Слова. По комнате словно прошелся вихрь, неся с собой Свет. Призраки, зашипев, заскользили прочь, уворачиваясь от Светоносного…

— Свете дивный, Свете ясный!.. — взвыл Гарри, возводя руками Небесные знамения.

Замок вздохнул, по стенам прошла ощутимая дрожь… Светоносный ветер пронесся по всему зданию, распыляя в атомную щепу все встречные и поперечные эктоплазмы. Крякнула и рассыпалась в пыль хрупкая диадема в Комнате Потерянных Вещей, и тихо отлетел более ничем не удерживаемый клочок неприкаянной души. Пошло трещинами и печально осыпалось серой крошкой запертое в заброшенном классе Зеркало Гоблинов, оно же зеркало Еиналеж… Спали ментальные закладки с Распределяющей Шляпы, незаметно ото всех она легонечко вздрогнула, слегка и очень сдержанно зевнула, пробуждаясь от навеянного сна, и, украдкой оглядевшись, поняла, где находится. И стала ждать учеников, находясь в трезвой и ясной памяти. В кабинете директора Дамблдора с трагичным звоном полопались и разлетелись вдребезги все вредноскопы и те безымянные серебряные штучки, на деле оказавшиеся темномагическими артефактами, та же участь постигла и Кубок Огня, запертый в потайном шкафчике, нет-нет, он не рассыпался и вообще никак не уничтожился, просто с него слетели все закладки и он очистился от всего наносного, как и старая Шляпа, стоявшая сейчас в Большом зале на табуретке. Зато не повезло мантии-невидимке, любовно приготовленной в подарок на Рождество Дамблдором для Гарри Поттера, Третий Дар Смерти не выдержал святого ветра Богослова Эванса-Дурсля. Пронизанная насквозь святым рентгеном, она стала простой тряпочкой, правда очень ветхой, древней, как сама Смерть, она распадется на волокна, когда Дамблдор возьмет её с полки. Не повезло и Первому Дару Смерти — Бузинной палочке, мирно лежавшей в чехле в кармане мантии Дамблдора. Полтергейст по имени Пивз впервые порадовался, что он не привидение — пройдя сквозь него, святой ветер унесся дальше, не причинив ему ни малейшего вреда. Вся эта свистопляска, впрочем, пока оставалась никем не замеченной, призраки уходили в эфир молча и без протеста, порой даже не замечая этого…

Итак. Пронесся по зальчику световой ветер, разлетелись во все стороны призраки, чему очень обрадовались дети, впервые в жизни увидевшие привидений и не слишком-то желающие знакомства с ними. Вернулась за ними профессор МакГонагалл и снова повела их по бесчисленным коридорам. Гарри шел позади больного мальчика, готовый в случае чего подхватить его. Стройной колонной шеренга ребят плечом к плечу пересекла холл, в котором уже побывали при входе в замок, и, пройдя через двойные двери, оказались в Большом зале.

Гарри даже представить себе не мог, что на свете существует такое красивое и такое странное место. Зал был освещен тысячами свечей, плавающих в воздухе над четырьмя длинными столами, за которыми сидели старшие ученики. Столы были заставлены сверкающими золотыми тарелками и кубками. На другом конце зала за таким же длинным столом сидели преподаватели. Профессор МакГонагалл подвела первокурсников к этому столу и приказала им повернуться спиной к учителям и лицом к старшекурсникам. Перед Гарри были сотни лиц, бледневших в полутьме, словно неяркие лампы. Что-то заставило Гарри посмотреть вверх, и он увидел над собой бархатный черный потолок, усыпанный звездами.

— Его специально так заколдовали, чтобы он был похож на небо, — прошептала оказавшаяся рядом лохматая девочка с карими глазами. — Я вычитала это в «Истории Хогвартса».

Было сложно поверить в то, что это на самом деле потолок, Гарри казалось, что Большой зал находится под открытым небом. Потом Гарри посмотрел на стоявший перед ними самый обычный на вид табурет, а на нем — на остроконечную Волшебную шляпу. Шляпа была вся в заплатках, потертая и ужасно грязная. Его любимая мамочка сразу бы выкинула такую на помойку. «Интересно, зачем она здесь? — подумал Гарри. В голове его сразу запрыгали сотни мыслей. — Может быть, надо попытаться достать из нее кролика, как это делают фокусники в цирке?» Он огляделся, заметив, что все собравшиеся неотрывно смотрят на Шляпу, и тоже начал внимательно ее разглядывать. На несколько секунд в зале воцарилась полная тишина. А затем Шляпа шевельнулась. В следующее мгновение в ней появилась дыра, напоминающая рот, и она заговорила глухим баритоном:

— Ладно, достаточно… Песенку потом послушаем, дети голодные. Приступим, пожалуй. Так, заместитель, где вы там?

Профессор МакГонагалл нервно икнула, покосилась на стол профессоров и, получив растерянный кивок от директора, шагнула вперед, разворачивая длинный свиток пергамента.

— Когда я назову ваше имя, вы наденете Шляпу и сядете на табурет, — произнесла она несколько смущенным голосом.

— Начнем. Аббот, Ханна!

Девочка с толстыми косичками и порозовевшим то ли от смущения, то ли от испуга лицом, спотыкаясь, вышла из шеренги, подошла к табурету, взяла Шляпу и села. Шляпа, судя по всему, была большого размера, потому что, оказавшись на голове Ханны, закрыла не только лоб, но даже ее глаза. А через мгновение она ласково заговорила:

— Ты ж моя лапушка! Красавица и солнышко, ступай в Пуффендуй, моя милая…

Те, кто сидел за крайним правым столом, разразились аплодисментами. Заметно повеселевшая от похвалы Шляпы Ханна встала, пошла к этому столу и уселась на свободное место. МакГонагалл проводила её слегка опешившим взглядом, но продолжила зачитывать имена из списка.

— Боунс, Сьюзен!

— Ещё одна красавица! — нежно заворковала Шляпа. — Пожалуйте к столу Пуффендуя, моя хорошая!

— Бут, Терри!

— Уй какой умный малыш! Однозначно — в Когтевран!

— Финч-Флетчли, Джастин!

— Ах ты ж барсучонок такой, ути-пути… Пуффендуй!

— Грейнджер, Гермиона!

С ней у Шляпы начался спор:

— Ну какой Гриффиндор, дорогая? Нет-нет-нет, и думать не смей, сожрут тебя львы, красавица, как пить дать сожрут. Так что ступай в Когтевран, дорогуша, и не спорь со мной, не то домой отправлю!

— Но, Шляпа…

— Хочешь домой, милочка?..

После такого вопроса девочка передумала и рванула к столу Когтеврана. Профессор МакГонагалл странно посмотрела на Шляпу и вызвала следующего из списка:

— Долгопупс, Невилл!

Стоявший рядом с Гарри больной мальчик вздрогнул и поковылял к табуретке, сел…

— Ах ты, бедняжка… простудился, маленький? Ну-ка бегом к Пуффендую и сразу в больничку, ладно, мой хороший?

У Невилла, однако, хватило сил поспорить:

— Но бабушка…

— Я помню твою бабушку, мальчик, её амбиции и тогда зашкаливали. А тебе я советую идти на Пуффендуй, там ты точно найдешь себе друзей.

Ну, хочешь не хочешь, а пришлось подчиниться, Невилл чихнул, встал и пошел к столу, за которым сидели ученики его факультета. Не прошедших отбор первокурсников оставалось все меньше. Мун, Нотт, Паркинсон, девочки-близнецы Патил, затем Салли-Энн Перкс и, наконец…

— Поттер, Гарри!

Идя к табурету, Гарри старался не слушать возникшие тут-там шепотки. Последнее, что увидел Гарри, прежде чем Шляпа упала ему на глаза, был огромный зал, заполненный людьми, каждый из которых подался вперед, чтобы получше разглядеть его. А затем перед глазами встала черная стена.

— Ну, дорогой… — ласково зажурчал в ухо теплый баритон. — Ты уже сам знаешь, куда тебе надо, а?

Казалось, Шляпа улыбается. Гарри согласно кивнул:

— Да, я хочу в Пуффендуй, — и добавил шепотом: — К Ханне…

— Понимаю… — хихикнула Шляпа и провозгласила в зал: — Ступай в Пуффендуй, мой храбрый барсук!

Гарри встал, с уважением снял с головы чудесную Шляпу и отдал её остолбеневшей МакГонагалл. Прошел к столу и сел рядом с Невиллом. Тот почему-то с растерянным удивлением глянул на него, Гарри широко улыбнулся ему, вытащил из-за пазухи Тревора и отдал владельцу. И стал смотреть по сторонам.

Теперь он наконец получил возможность увидеть главный стол, за которым сидели учителя. В самом углу сидел бородатый верзила Хагрид. А в центре стола стоял большой золотой стул, напоминавший трон, на котором восседал длиннобородый старец, в котором Гарри признал Альбуса Дамблдора — а вот и Мерлин! Еще Гарри заметил профессора Квиррелла, нервного молодого человека, своего сопровождающего. Из-за стола Слизерина его сверлил взглядом обиженный чем-то Малфой.

Церемония подходила к концу, оставалось всего трое первокурсников. Лайзу Турпин зачислили в Когтевран, и теперь пришла очередь Рона. Гарри видел, что тот даже позеленел от страха, когда Шляпа отправила его в Слизерин.

— Но я не хочу туда! — истошный вопль Рона прозвенел на весь зал.

Шляпа чопорно возразила:

— Что значит «не хочу»? Ты ж чистокровный до мозга костей, хитрый и ленивый, как змея. Марш в Слизерин, засранец!..

Последнего, Забини, Шляпа отправила туда же.

Зал мертво молчал. Сотни глаз сверлили мальчика за столом Пуффендуя. Когда стихли аплодисменты после распределения Блейза Забини, настала вопросительная тишина, все растерянно смотрели то на директора, то на Гарри Поттера. Сам директор пребывал в сильнейшем шоке, он смотрел на Гарри и не верил своим глазам — вместо робкого забитого тихони-сиротки приехал крепко сбитый мальчуган. Потом, насилу совладав с собой, Дамблдор поднялся, раскинул руки и произнес традиционную речь, после чего объявил о начале пира.

Четыре известных слова, и вот столы ломятся от яств. Детки, радостно завопив, набросились на еду, что не преминула прокомментировать с табурета Шляпа:

— Вот видите, голодненькие все. А вы всё — «песню-песню»… Обойдутся они без песен!

Дамблдор молча покивал на это, а сам продолжал подозрительно смотреть на Поттера, так непохожего на сиротинушку из описаний верной Фигг.

Северус тоже смотрел на мальчика и лениво думал о том, что пацан похож на мелкого Джеймса Поттера только внешне, а вот мозгами природа его явно обделила, раз Шляпа отправила на факультет тупых бездарей. Хе-хе… У Северуса даже настроение улучшилось — а сынок-то похлеще тупицы-папаши будет, вон к барсукам угодил… даже жаль его немножко. Правда.

Минерва побоялась прикасаться к сбрендившей Шляпе и позвала Филча, чтобы тот отнес спятивший артефакт в кабинет директора. Колченогий старик взял Шляпу и табурет и уковылял прочь, тихо бормоча что-то насчет привидений, которые в кои-то веки попрятались по углам и не мельтешат повсюду…

По опустевшим коридорам летал донельзя довольный Пивз — впервые древний замок весь безраздельно принадлежал ему!

Феникс, сидящий на жердочке, внимательно посмотрел на старика-завхоза, который поставил Шляпу на полку, с кряхтением спустился со стремянки и деловито прошелся по кабинету, смахивая щеткой пыль, оставшуюся от сгоревших артефактов. Когда мистер Филч утопал за дверь, птиц выпрямился и кинул взгляд на Шляпу. Внимательный и вопрошающий взгляд.

— Ну что ты уставился, каплун жареный?

— Курлык?

— Ага… проснулась я. Ты прав.

— Квок!

— Я тоже так думаю. А его можно разбудить?

— Чувик…

— Ну… лети, буди. Только не рано ли? Пусть ещё поспит…

В ответ феникс разразился серией квохтаний и курлыканий, кои Шляпа терпеливо выслушивала и кротко соглашалась с его выводами, а закончив свой кудахтаюший монолог, птиц коротко хлопнул крыльями и исчез во вспышке пламени. Шляпа задумчиво забормотала вслед:

— Наденьте меня, и я вам сообщу,

С кем учиться вам суждено.

Быть может, вас ждет Гриффиндор, славный тем,

Что учатся там храбрецы.

Сердца их отваги и силы полны,

К тому ж благородны они.

А может быть, Пуффендуй ваша судьба,

Там, где никто не боится труда,

Где преданны все, и верны,

И терпенья с упорством полны.

А если с мозгами в порядке у вас,

Вас к знаниям тянет давно,

Есть юмор и силы гранит грызть наук,

То путь ваш — за стол Когтевран.

Быть может, что в Слизерине вам суждено

Найти своих лучших друзей.

Там хитрецы к своей цели идут,

Никаких не стесняясь путей…

О берлога Годрика, что за бред я несу? Нет-нет, отныне и навеки больше никаких стихов!

Грохнула о стену дверь, отпнутая ногой, и в круглую комнату лохматым дервишем влетел Дамблдор. Дикими глазами глянул на Шляпу и истерично крикнул:

— Что это было? Ты что там в зале вытворяла??? Почему Поттер — на Пуффендуе?!

— А я… не помню, сэр.

— Что?.. Что ты не помнишь? — Дамблдор вцепился в волосы.

— А чего надо-то? — настороженно спросила Шляпа, продолжая валять дурочку.

Дамблдор взбешенно сверкнул глазами, полез за пазуху… Замер. Осторожно, практически не дыша, вынул оттуда, вытянул перед собой и… испуганно уставился на пустую кобуру. В полной прострации, не веря своим глазам он перевернул чехол: из него с похоронным шорохом высыпалась гнилая труха, которая ранее, судя по всему, была волшебной палочкой.

— Кхм… — глубокомысленно произнесла Шляпа, косясь на полочку сбоку. Директор намек понял, он, трагично взвыв, бросился туда и, распахнув дверцу, с облегчением схватил мантию-невидимку, которая, однако, тут же расползлась у него в руках, осыпаясь дряхлыми волоконцами. Это… О, это… Тут Шляпка решила ещё и подсолить его свежие раны.

— А там, помнится, птичка сидела…

Дамблдор резко развернулся и безумными глазами впился в пустую жердочку.

— Н-не-еее-е-ет!.. — от его вопля все стеклянные поверхности покрылись трещинами и в испуге кто куда разбежались люди в портретах.

Шляпа зловредно хихикнула.

* * *

Верный феникс выпорхнул из подпространства. Цепко оглянувшись и убедившись, что всё в порядке, он спикировал на грудь спящего человека. Хоть тот и был под стазисом, щит не препятствовал влетать в защитный кокон. Фоукс ласково клюнул человека в большой крючковатый нос и с восторгом увидел, что неизвестная магия проникла и сюда, в глубокие подземелья Логова. Да здравствует Хогвартс! И здравствует тот, кто разбудил древние стены замка!!! Его человек просыпался. Медленно, тяжело, но просыпался. Феникс устроился поудобнее на груди и принялся ждать его полного пробуждения. Подполз хозяин Логова, посмотрел, покивал рогатой головой и свернулся кольцами рядом.

* * *

После пира Гарри спросил, кто тут староста. Ему ответили, что старостами факультета Пуффендуй являются Нора Девон и Джек Поллард. И спросили в ответ, а зачем ему? Гарри погладил по спине Невилла.

— Да вот, его в больницу надо бы отвести, на нём хоть яичницу жарь, такой горячий…

Глянули, поняли, прав Поттер, позвали Джека. Подошел староста, щупленький такой паренёк, из тех, про кого говорят "соплей перешибить можно". Ну, соплей не соплей, а авторитет у него оказался ого-го-го. Потрогал горячий лоб Невилла и гаркнул на весь зал:

— Люц! Ко мне!..

От слизеринского стола прискакал дюжий детинушка, встал в струночку перед пенечком в кепке аки новобранец перед генералом и взглядом спрашивает:

— Что?

— Тащи этого болезного к мадам Помфри, — велел Джек. Люциан Боул легко поднял нелегонького Невилла и понес прочь. А прочие старосты во главе с Джеком прочесали ряды первоклашек в поисках ещё больных. И каждого чихнувшего или кашлянувшего тут же отводили в больничное крыло. Ну а здоровых детей развели по гостиным. И вот, идут две колонны в одну и ту же сторону — в подземелья, Драко поравнялся с Гарри и недобро проворчал:

— Значит, Дурсль, Поттер?

— Угу, — хмыкнул Гарри.

— Но как ты приехал? — встрял Рон. — Я же весь поезд обошел…

— Вот именно!.. — буркнул Гарри и многозначительно поиграл бровями на слова рыжика. Драко понял и заткнулся. А Рон всё не унимался, пристал с расспросами — как да как.

— Да он вроде всё время с нами был, — неуверенно протянул Джастин Финч-Флетчли. — У лодок Гарри точно с нами был.

На развилке им пришлось разделиться, слизеринцы пошли ещё дальше и ниже, а пуффендуйцы свернули в сторону кухни. Наконец дошли до картины, изображающей лесной лужок с поваленным стволом дерева, под ним виднелась нора, а возле неё сидел толстый барсук. Староста лукаво улыбнулась, обращаясь к первокурсникам:

— Ну-ка, кто скажет, что барсуки едят?

Дети задумались. Гарри помнил, что этот зверь всеяден, но решил не выскакивать, пусть другие попробуют. Джастин робко произнес:

— Мышей?

Нора Девон улыбнулась и посмотрела на картину, остальные тоже перевели на неё взгляд — барсук ожил, встал и заполз в норку. В следующий миг края норы раздвинулись, превращаясь в широкий проход. И вот на месте картины перед ребятами зиял дверной проем, сквозь который они и вошли в гостиную. То есть сперва это был холл-анфилада, по обеим сторонам которого имелось восемь дверей, по четыре с каждой. За дверью с надписью «первый курс» и обнаружилась их общая гостиная с душевой, туалетом и спальнями.

— Выбирайте себе спальню, — предложила Нора. — Помните, комната дается вам на семь лет и это вам решать, с кем её делить.

Джастин и Эрни Макмилиан, переглянувшись, тут же пошли в одну комнату. Майкл Макманус и Захария Смит пошли в другую, Гарри в соседи достался Невилл, против чего он, конечно же, не возражал. Жалко только, что первую ночь он будет один, Невилл-то в больнице.

Просторная комната на две роскошные кровати, длинный письменный стол, два стула, для гостей лежат пуфики. Шкаф-эркер с книгами, встроенные гардеробы за кроватями. И повсюду в стратегически важных местах в воздухе парят шарики света. На полу — толстый ковер. Здесь же их сундуки и чемоданы, контейнер с жабой и переноска с кошкой.

Гарри первым делом выпустил Талию, потом неторопливо распаковал и любовно разложил по полкам своего гардероба вещи. Переоделся в пижаму и забрался в постель. Талия устроилась в ногах.

* * *

Северус сидел в своем кабинете и мрачно сверлил взглядом бутылку кларета. Сама бутылка была темного стекла, но вино, налитое в бокал, имело глубокий вишневый оттенок. Северуса в данный момент мучила неразрешимая проблема — пить или не пить, вот в чем вопрос, да… почти шекспировский. А причина напиться была… веской — на его левой руке медленно и верно таяла Черная метка Темного Лорда.

Звук за дверью решил его проблему. Отвлек, во всяком случае. Северус прислушался — не стук, но вроде зов… Это его удивило. Его никто так никогда не звал. Северус поднялся с кресла, пересек гостиную и, открыв дверь, выглянул наружу.

— Северус! — облегченно воскликнул кто-то. Зельевар поднял голову, посмотрел на говорившего, и его антрацитово-черные брови уползли на лоб под самые волосы. Его звал Финеас Найджелус Блэк, для чего перешел в картину с монахами-виноделами с бочонками и с неё обращался к Северусу.

— Северус, будьте добры, перейдите к картине Корвина Мракса. Я сейчас туда подойду.

Пожав плечами, Северус запер дверь, включил на палочке Люмос и направился по указанному адресу. Пришел. Снова вопросительно приподнял брови — с портретами он редко разговаривал… На портрете рядом с Корвином появился Найджел и серьезно сказал:

— За портретом Корвина находится ход в подземные палаты Салазара Слизерина. Вы сможете спуститься туда?

— Зачем? — из осторожности спросил Северус.

Найджел рассеянно посмотрел на свои ногти, пошлифовал их о ворот мантии и хмуро буркнул:

— Не хотите один спускаться, позовите с собой ещё кого-нибудь. Того, кому вы можете доверить свою драгоценную спину.

Северус свою драгоценную спину доверял двоим, их он и позвал с помощью раздвоенных Патронусов. Вскоре они пришли — с пыхтением, щурясь от чадящего факела, приковылял Аргус Филч и, степенно выбрасывая трость, пришагал Сильванус Кеттлберн.

— Что случилось? — прохрипел Филч.

— Да вот, эти господа… — Северус кивнул на портрет. — Предлагают спуститься в апартаменты Салли Слизерина.

— Хм… неужели в Тайную комнату? — удивился Сильванус.

— Не знаю. Проверим? — пригласил Северус.

Портрет отъехал в сторону. Открылся темный и пыльный проход на винтовую лестницу. Трое мужчин переглянулись и начали спускаться по ней.

Это был долгий путь. Бесконечной спиралью ввинчивалась во тьму каменная лестница, плясали по сырым стенам оранжевые отблески факела, мерно мерцали белые Люмосы на кончиках палочек Сильвануса и Северуса. Спустя полтора часа и пару километров вниз они наконец пришли к более-менее горизонтальному помещению. В неё вела старая дубовая дверь, которую открыли при помощи физической силы, то есть навалившись плечами. За ней обнаружилась небольшая комнатушка, из которой вело почему-то круглое отверстие. В ней что-то таинственно сверкало. Снова переглянувшись, трое мужчин синхронно пожали плечами и, нагнув головы, вошли туда. И вышли изо рта колоссальной статуи обезьянолицего старика в огромный зал с колоннами и бассейнами с обеих сторон. В бассейнах была вонючая зеленая вода. Она давным-давно зацвела, и в ней образовалась собственная микрофлора. Именно блики от воды и сверкали на стенах. Но свечение исходило не только от воды, мягким золотистым светом сиял феникс, лежащий на груди человека возле правого бассейна. В фениксе все трое узнали Фоукса, а в спящем человеке — Дамблдора.

Сильванус, Северус и Аргус озадаченно уставились друг на друга. Они ничего не понимали. Подошли поближе и посветили на лицо спящего. И невольно вздрогнули. И было отчего. Пергаментно-тонкая кожа туго обтягивала заострившиеся черты лица, некогда роскошные борода и грива превратились в свалявшуюся паклю, а одежда в драные лохмотья. В истинности Дамблдора никаких сомнений даже не возникло, это был настоящий Альбус Дамблдор, который каким-то непостижимым образом раздвоился. И судя по общему виду — очень и очень давно. Оставалось только спросить — а кто же тогда сидит в кабинете директорской башни и правит Хогвартсом уже много лет?..

За ними издали молча наблюдал невидимый в камуфляже и мраке василиск, хозяин Логова. Он один понимал, что происходит. Случайно произнесенная молитва по изгнанию бесов защитила Хогвартс и его обитателей, очистила замок от скверны и всего дурного. И только теперь феникс смог прорваться к настоящему Дамблдору, когда с него спали оковы раба оттого, что была уничтожена бузинная палочка, державшая в подчинении весь Хогвартс. Слово Божье, произнесенное устами невинного ребёнка… кто бы мог подумать, от какой порой малости зависит судьба целого мира?

* * *

А в далекой, микроскопической Албании дух Волан-де-Морта почувствовал, что его становится меньше. Запаниковав, он с перепугу призвал к себе остальные части, а после слияния спохватился — да что ж я наделал-то, куда мне без тела?

И стоял столбом отупевший призрак, не имеющий никакого понятия о том, как ему теперь быть и в кого можно вселиться. Потому что посторонняя душа, иначе говоря привидение, а если совсем по-научному — то эфирное тело не может войти в чужое физическое тело. Это, сугубо между нами, возможно при перерождении, оно же — реинкарнация. Так что... мне жаль тебя, старина Том, у тебя теперь осталось два пути — или уходи в эфир, либо блуждай по миру печальным и молчаливым призраком…

Трое мужчин внимательно осмотрели помещение и по некоторым признакам поняли, что оно обитаемо. Крысиные кости, полуобглоданные лапы акромантулов, кусочки какой-то шкуры, похожей на змеиную, всё это наводило на понятно какие размышления.

После торопливого совещания было решено забрать отсюда директора, а на его месте оставить его рваную одежду и несколько костей, якобы местный обитатель не удержался и схарчил соседа. О костях позаботился Филч, сходил в Хогсмид и купил там полтуши свиной, её размеры ребер по величине ничем от человеческих не отличаются, главное конечности не оставить, уж копыта с ногами даже идиот не спутает. Отделили мясо от костей, разложили красивенько, лохмотьями там-сям прикрыли, да и покинули подземелья. Дамблдора после ещё одного совещания решили припрятать в маггловской больничке.

Филч и Северус в костюмах грибников, с корзинами и посохами, встретили патрульную машину, нагнулись к боковому окошку, столкнулись головами и наперебой что-то затараторили. Полисмен их перебил, попросил говорить по очереди.

— Успокойтесь, ничего не понимаю, говорите внятно!

— Так говорю ж… подосиновик срезал, а там труп! — с надрывом прохрипел Филч.

Ну, труп не труп, а некий старик без определенного места жительства. Живой, слава богу. Хотя… странно, что о нём нигде не объявлено, или это родственники от него так изощренно избавились? Отвели в лес да и бросили, как Полкана старого… Северус, подумав, высказал предположение, что этот древний дед сам всех пережил и из родни у него просто никого не осталось. Документы Северуса на имя Тоби Снейпа оказались в порядке, и ему разрешили устроить бездомного старика в платной палате на полном обеспечении. Так как при дедушке не оказалось удостоверения личности, его, как и полагается в таких случаях, нарекли Джоном Доу. Ну а Северусу для полной гарантии пришлось ещё немного Конфундусом приложить больничный персонал, чтоб те не вздумали искать родственников старика. Не нужно его светить лишний раз, кто знает, а вдруг тот Дамблдор, что в башне директорской заседает, ещё и маггловской литературой балуется, сидит себе, к примеру, на унитазе, газетку разворачивает, а там фото безымянного лесного найденыша на полстраницы…

Разобравшись с устройством Дамблдора, трое мужчин посовещались ещё раз и решили проверить Аберфорта. И вот, вечером в четверг все трое по одиночке стеклись в паб «Кабанья голова», причем Сильванус ухитрился прийти с Хагридом. Притащил его «промочить горлышко» перед работкой в пятницу. С того воскресенья, естественно, прошло четыре дня, и тема учителей крутилась вокруг учеников. Нужный разговор, как ни странно, помог начать Квиррелл, который тоже пришел сюда, как выяснилось, набраться храбрости. Тяпнул стопочку. Погрустил, постучал пальцем по стойке, прося ещё одну… Аберфорт подал джин и участливо поинтересовался:

— А что стряслось-то, Квиринус?

— Стряслось… Реформа стряслась, ты что, не слышал ничего, Аберфорт? Призраки сгинули, напрочь, с концами…

— Слыхал, конечно, а тебе-то что за печаль? По-моему, Хогвартс только чище стал без привидений.

— Угу… — поник головой Квиррелл. — Катберта Биннса тоже никто не увольнял, сам ушел…

— При чем тут Биннс? — не понял бармен.

— А при том, что мне предложили Историю вместо него преподавать. Дескать, я Маггловедение вел, с Защитой справляюсь, то и третий предмет потяну. Чтоб он лимонной долькой подавился.

— А чой-то директор с башни не вылазит? — прогудел вдруг Хагрид. — С упонедельника носу так и не казал… Не заболел он часом?

— В порядке он, — вяло возразил Квиррелл. — Я у него вчера был, когда он меня с предложением вызвал.

Северус и Аргус переглянулись с Сильванусом и подобрались поближе к стойке. Квиррелл тем временем начал жаловаться:

— И чего ему неймется, почему бы к попечителям не обратится и не наймет преподавателя со стороны? Я ему что — резиновый? Или гуттаперчевый? Мне что, на три части разорваться? Квиррелл сюда, Квиррелл туда, Квиррелл везде умный, всё знает и всё умеет… — тут он прервался, хряпнул стопочку и всхлипнул. — Он меня совсем не уважает. Представляете, призвал меня к себе летом и говорит: «Съезди-ка, дорогой Квиринус, в Албанию!» Я стою, глазами хлопаю, спрашиваю: «Зачем?» А он… гад бородатый, говорит: «Веретенницу лунную албанскую собери в полнолуние». А она, веретенница эта, тут в двух шагах растет, в теплице номер три у мадам Стебль. Это мне странно было слышать, покинул я его кабинет в страшных подозрениях. Съездил я в Черногорию — тётка у меня там проживает, и Албания там недалече, ну и поспрашивал я народ осторожненько — что да как. Ну и наслушался же я. Дескать, тварь там неведомая завелась, людей губит. Магглы там всё насквозь прочесали, но ничего не нашли, а люди как пропадали, так и продолжают пропадать… причем специфично так. Ушел в лес здоровый человек, а спустя какое-то время находят дебила, немого и тупого. Я, конечно, попросил показать одного такого, и скажу я вам как волшебник — тех бедолаг не иначе как дементор высосал!

— Ох ты ж страсти какие… — выдавил Хагрид.

Квиррелл печально покивал и продолжил:

— Так что поостерегся я туда соваться, тем более что кое-какие подробности о змеях услышал.

— А что там с ними, со змеями? — поинтересовался Хагрид.

— Мрут они там, стаями. Сотни дохлых змей по всему лесу находят. Очень странный там дементор поселился. И знаете, этот змеиный мор так насторожил магглов, что они священника пригласили те леса освятить… типа, знакомый кадр из библии. В смысле, про змей там что-то такое говорится — «если мрут колонии гадов, то, знать, земля скверну познала и надобно позвать духовника, помыслами чистого, дабы он изгнал из земель тех бесов поганых». Вот как-то так… Ну, я не стал дожидаться, чем там дело кончится, прикупил на рынке в Черногории веретенницу ту и вернулся домой. А директор… Знаете что?

— Что? — с интересом спросили все.

— На меня внимательно-внимательно посмотрел, прямо прожег своими голубыми лазерами, и спрашивает, как я себя чувствую. А я и говорю на всякий случай, что неважно себя чувствую, голова болит и руки дрожат. Так он, гад, довольный такой, кивает, ручки на животе сложил и благосклонно кивает мне, мол, молодец, мальчик мой, ступай отдыхать. Потом, в августе, припряг мне Защиту, а вчера вот Историю всучил, а жить мне когда?

Аберфорт удрученно покачал головой и вставил:

— А Альбус вообще никого не уважает, особенно с тех пор, как директором заделался. Вот уж дорвался до власти, можно сказать, как начал директорствовать, так и всё, пропал брат для меня, важный весь, чужой, далёкий…

Северус напрягся.

— Так он что, всегда был таким? — недоверчиво спросил он. Аберфорт задумался.

— Нет… — медленно проговорил он. — Не всегда. Мой братец очень сильно изменился после поездки в Европу в тысяча девятьсот восьмидесятом году. Приехал он совершенно другим, похудевшим и… более отстраненным, что ли. Мне Альбус сказал, что простудился в пути, подцепил какую-то болячку. Ну да мне как-то всё равно было, так что я просто отмахнулся от него — ну похудел, ну хрипит, мне-то что?

Аберфорт, махнув рукой, умолк и принялся протирать стакан. Северус осторожно уточнил:

— А куда он ездил?

— В Австрию, — равнодушно ответил Аберфорт.

Сильванус, Северус и Аргус молча переглянулись — насколько они знали, в Австрии находится одна из двух магических тюрем — Нурменгард. Ситуация стала немного понятней, Дамблдор, по-видимому, ездил проведать своего старого друга-врага и что-то у них случилось… из-за чего Гриндевальд каким-то образом завладел внешностью Дамблдора и замещает его вот уже без малого десять лет.

* * *

Невилл, слава Богу, оказался приятным соседом. В комнату он пришел только во вторник, так что весь понедельник Гарри провел один, ходил на ознакомительные курсы с классом, заботился о Треворе…

Не зная, чем кормить жаб, Гарри сперва честно ловил мух, но эти твари были такими глазастыми, такими вертлявыми, что он прямо бесился из-за них. Плюнув на мух, Гарри сходил к озеру и отловил парочку крупных оводов, которых и скормил Тревору. И искренне радовался, глядя, как питомец глотает их, помогая себе глазными мышцами и лапками. Пальцами передних лап Тревор держал насекомое у рта, не давая ему выскочить, а глазами проталкивал вглубь горлышка, из-за чего казалось, что жаба жмурится от удовольствия. Гарри пришел в восторг — надо же, как интересно он кушает!

Потом, случайно увидев в гостиной старшекурсницу с огромной жабой, Гарри воспользовался моментом и спросил у неё — чем вообще жаб кормят? Девушка ответила, что их можно кормить кусочками сырой курицы и печени, причем мясо должно быть нарезано ленточками, похожими на червячков. Вызнав у неё же, где достать сырое мясо, Гарри сгонял на кухню и выпросил у тамошних обитателей печёнку. Здесь же и нашинковал её на ленточки, немножко, грамм десять, стараясь особо сильно не таращиться на ушастых чудиков в полотенцах. Чудики гомонили на разные голоса, щелкали пальцами, левитируя туда-сюда кастрюли и ножи. Назывались они почему-то домовыми эльфами, хотя Гарри предпочел бы называть их гремлинами, так как они больше похожи на них.

На сырую печень Тревор прямо-таки набросился, глотал жадно и быстро.

Вторую ночь Гарри тоже провел в одиночестве, но зато, проснувшись утром во вторник, он увидел, что соседняя кровать наконец-то обрела хозяина. Мягко светился потолок, имитируя рассвет, Гарри откинул одеяло и, встав с постели, прокрался к Невиллу и, склонившись над ним, стал рассматривать лицо спящего. Ему было очень любопытно, как выглядит человек, с которым он будет жить семь лет до самого выпуска из школы, по-моему, это естественный интерес. Круглое лицо, пухлые губы, жиденькие брови и темные волосы. Насмотревшись, Гарри шмыгнул обратно к своей кровати и принялся одеваться. Талия, лежавшая в ногах, дли-и-инно-длинно потянулась, зевнула во всю пасть, уронила голову на вытянутые лапы и задремала — вставать она не собиралась.

Гарри посмотрел на неё, раздумывая — а не скинуть ли кошку на пол, чтобы постель заправить? — но потом пожалел её, ладно, пусть спит, и ушел в душевую умываться и чистить зубы. Когда он вернулся в спальню, в ней уже разгорелся полный рассвет, а на кровати сидел и моргал Невилл. Увидел Гарри и поразился:

— Ух ты… это ты мой сосед?

— Я, — кивнул Гарри. — Привет, Невилл.

К завтраку они вышли уже друзьями, вместе сели за стол. Жуя овсянку, Гарри пересказал Невиллу всё, что он пропустил, так что на урок Трансфигурации он пошел более-менее подготовленным. Профессор МакГонагалл нагнала на Невилла страху, но Гарри, наоборот, она насмешила. Сперва тем, что взрослая мадам восседает на столе в виде кошки, потом своей речью. Умная, но строгая, она произнесла очень суровую речь, как только первокурсники пришли на её урок и расселись по местам.

— Трансфигурация — один из самых сложных и опасных разделов магии, которые вы будете изучать в Хогвартсе, — начала она. — Любое нарушение дисциплины на моих уроках — и нарушитель выйдет из класса и больше сюда не вернется. Я вас предупредила.

Ладно. Спорить с учительницей всё равно никто не собирался — все честно слушали, конспектировали и практиковались в магии Трансфигурации, корпя над спичками.

Идя с урока Истории, Гарри думал о том, что тема была странноватая, как будто учитель пребывал не на своем месте… интересно, почему бы это? На обеде перед Зельеварением он спросил об этом Седрика. Четверокурсник наморщил нос и хмыкнул:

— Дело в том, что профессор Квиррелл замещает настоящего историка. Урок Истории раньше вел профессор Биннс, а он был призраком, а так как все привидения сгинули невесть куда, то…

Седрик многозначительно умолк, показав пальцем в потолок. Гарри, всё поняв, виновато уставился в тарелку.

— Упс… Простите, я не знал, что среди профессоров был даже такой… реликт. Я нечаянно, клянусь папиными дрелями.

— А при чем тут ты? — удивился Седрик. Гарри не ответил, только голову ещё ниже опустил.

Невилл с интересом спросил:

— А что такое дрели, Гарри?

Гарри задумчиво посмотрел на него, встал и, отойдя от лавки на середину прохода, изобразил руками имитацию сверления стены, издавая при этом тарахтящие звуки. Гермиона из-за стола Когтеврана прокомментировала его действия:

— Дрелями пользуются для проделывания отверстий в стенах. Это такой инструмент, на него насаживается сверло, а уже им просверливается дырка в стене. Механическая модель перфоратора называется ручная дрель, а та, что работает от тока, зовется электродрелью.

— А зачем они? — озадачилась Падма.

— Если стена каменная, в неё трудно вбить гвоздь, поэтому её и сверлят, потом вбивают деревянную или пластиковую пробку, а уже в неё вколачивают гвоздь или ввинчивают шуруп.

— Да зачем гвозди-то в стену вбивать? — всё ещё не понимали волшебные валенки.

Гермиона закатила глаза. Гарри перестал изображать перфоратор и вернулся за стол. Недовольно пробурчал себе под нос:

— Кажись, бесполезно им всё объяснять. У них полочки и картины, поди, на магии висят или на волшебном клее…

Среда запомнилась Гарри тем, что урок прошел ночью. Четверг почти не запомнился ничем, профессор Квиррелл прочитал им вводную лекцию, начав с места в карьер:

— Сначала разберёмся, что мы вообще будем изучать.

Профессор извлек из рукава волшебную палочку и указал на доску. Тотчас на ней появилась надпись.

— Как вы видите, название нашего предмета состоит из двух… частей. Первая — «защита». Что такое защита? Любой словарь нам ответит, что защита — это то, что служит обороной. То есть защищает нас от чего-либо, не важно, от чего конкретно. Вторая часть — «Тёмные Искусства». Здесь уже несколько сложнее. Кто ответит, чем?

Ответили. Получили новые вопросы, а за ними полноценную лекцию о Защите. Было неимоверно скучно… Затем первоклашки поплелись на Травологию, пытаясь уложить в головах мешанину, полученную от Квиррелла, и получили ещё одну кашу, земляно-растительную от мадам Стебль.

Кабинет Северуса находился в одном из подземелий. Тут было холодно — куда холоднее, чем в самом замке — и довольно страшно. Вдоль всех стен стояли стеклянные банки, в которых плавали заспиртованные животные. Снейп, как и Флитвик, начал занятия с того, что открыл журнал и стал знакомиться с учениками. И, как и Флитвик, он остановился, дойдя до фамилии Поттер.

— О да, — негромко произнес он. — Гарри Пот-тер. Наша новая знаменитость.

Драко Малфой и его друзья Крэбб и Гойл издевательски захихикали, прикрыв лица ладонями. Гарри смешливо блеснул глазами, отчего у Северуса дернулись уголки губ — он не забыл выступление Поттера на обеде перед уроком. Он не слышал, о чем дети разговаривали, но прекрасно видел, как Поттер начал изображать сверлильщика и довольно мастерски, очень похоже. Закончив знакомство с классом, Северус обвел аудиторию внимательным взглядом.

— Вы здесь для того, чтобы изучить науку приготовления волшебных зелий и снадобий. Очень точную и тонкую науку, — начал он. Снейп говорил почти шепотом, но ученики отчетливо слышали каждое слово. Как и профессор МакГонагалл, Снейп обладал даром без каких-либо усилий контролировать класс. Как и на уроках профессора МакГонагалл, здесь никто не отваживался перешептываться или заниматься посторонними делами.

— Глупое махание волшебной палочкой к этой науке не имеет никакого отношения, и потому многие из вас с трудом поверят, что мой предмет является важной составляющей магической науки, — продолжил Северус. — Я не думаю, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая его чувства… Я могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой смерть. Но все это только при условии, что вы хоть чем-то отличаетесь от того стада болванов, которое обычно приходит на мои уроки.

После этой короткой речи царившая в курсе тишина стала абсолютной. Северус ещё раз пристально оглядел класс, завораживая детей своим многозначительным молчанием. Помурыжив перваков, грозный профессор приступил к лекции и практике.

Закончилась первая неделя. Вымотанный постоянной нервотрепкой Гарри спал без задних ног. Из-за плотного графика вводных уроков у них с Невиллом не было времени узнать друг друга получше, но ребята надеялись, что на выходных им удастся наверстать упущенное.

Это субботнее утро началось с небольшого переполоха. Прежде всего из контейнера удрал Тревор, и Невилл, только-только продравший глаза, испугался, увидев, что жабы нет на месте. Он кинулся её искать. Тем временем проснулся Гарри, сел на кровати и с интересом уставился на пятую точку товарища, выглядывающую из-под кровати. В его лохматую дурную голову тут же закралась забавная идея. Гарри осторожно и неслышно сполз с постели, подкрался к Невиллу и встал рядом, потом набрал в грудь побольше воздуху и запричитал, обращаясь к невиллову заду с самым трагичным тоном:

— Господи… Долгопупс, что с вами? — Невилл в шоке замер под кроватью. — Какого черта вы уподобились Берримору и сунулись ночью на эти гребаные болота? Что здесь делают ваши ноги и почему у вас нету вашей верхней части тела? Берримор, отвечайте?!

Здесь Гарри добавил в голос побольше истерических ноток, Невилл, выйдя из ступора, поспешно выбрался из-под кровати и встал перед шутником, целый и невредимый, о чем тот, конечно же, знал. Посмотрев же в невозмутимое лицо Гарри, Невилл понял, что попал впросак. Этот лохматый придурок его разыграл. Но обижаться на него не хотелось, тем более что Гарри сам начал искать жабу. Тревора нашли при помощи Талии, кошка, сидя на столе, сверлила взглядом дверцу гардероба, а мальчишки догадались туда заглянуть.

Потом, стоя перед раковиной и выдавливая на зубную щетку пасту, Невилл услышал, как Гарри напевает под душем:

Добрый дедушка Дамблдор

Съел зелёный помидор.

Наказал томат запором —

Долго какал под забором…

Услышав сие, Невилл поперхнулся пеной и закашлялся. И тут же постарался подавить кашель, потому что Гарри запел дальше. Невилл прислушался, боясь упустить ещё один памфлет.

Хагрид наш завел зверюшку —

Не лягушку, не квакушку,

Где-то выловил фестрала —

Сразу жизнь красивей стала.

Вобла, что с Маккошкой схожа,

Всех пугает — ну и рожа!

Рада баллы она снять,

Как её бы просклонять?

Мадам Помфри, мадам Помфри,

Пускает в ванной пузыри.

Кто видел это — тот молчит,

Она ж найдет и… измельчит!

К концу последнего стишка Невилл давился хохотом — ну Гарри, ну дает!.. Юморист! Гарри вышел из душа с полотенцем на бедрах и, шлепая босыми ногами, прошел в спальню — одеваться.

На завтраке во время прилета утренней почты перед Гарри на стол упали два конверта. Один от Хагрида, а другой от директора. В обоих — по приглашению. И оба приглашали в одно и то же время — после завтрака. Подумав, Гарри решил сперва зайти к директору, всё-таки он важнее, а к Хагриду… ну это ещё подумать надо, вряд ли он пойдет в гости к незнакомому человеку. Доев нехитрый завтрак, состоящий из яичницы, и зачем-то прихватив с собой солонку, Гарри пошел к столу преподавателей и показал своему декану письмо — приглашение от директора. Мадам Стебль прочитала записку и посмотрела на Гарри:

— А в чем ты провинился?

В ответ мальчишка неопределенно пожал плечами. Мадам Стебль вздохнула и грузно поднялась из-за стола.

— Ну пойдем, чадо. Провожу тебя.

Круглый кабинет с подиумом позабавил Гарри, он вспомнил старенький анекдот от папы: «Дети в детсаде сидят на горшках и делятся мечтами. Один малыш говорит другому:

— Когда я вырасту, то построю круглый дом, в нем везде-везде будут круглые комнаты и никаких, подчеркиваю, никаких углов.

— А почему? — спрашивает друг.

— А это чтобы меня в угол не ставили!»

Хихикнув, Гарри весело окинул кабинет взглядом — вот и встретил он в реальности одного такого чудика, живущего в комнате без углов.

— Что случилось, Гарри? — ласково спросил Дамблдор, сидящий за столом.

— А я стишок забавный вспомнил, — невинно ответил проказник.

— Вот как… и какой же?

— А вот, — и Гарри с готовностью продекламировал звонким детским дискантом: — Белый дом, Белый дом, белые окошки, посредине чудачок — лопает картошку!

— И? — искренне озадачился Дамблдор, ничего не поняв.

— Понимаете… — Гарри понизил голос до заговорщицкого шепота. — Я всё детство смеялся от этих стишков, а совсем недавно узнал, что Белый дом существует на самом деле, в нем сидит настоящий президент и ло… кушает картошку. Получается, я в свои невинные годы смеялся над президентом. Правда, не помню каким, американским или русским…

Дамблдор вдруг почувствовал, как у него сильно разболелась голова от этого детского и очень громкого лепета. Пробормотав: «Подожди тут, мальчик, я сейчас вернусь», он покинул кабинет. Гарри, украдкой оглянувшись, вынул из кармана солонку и опрокинул её в чай. И успел даже размешать, пока директор не вернулся. Дамблдор, ощущая во рту гадкий вкус зелья от головной боли, поспешил запить его сладким чаем.

Глоток-другой… до него как-то не сразу дошло, что с чаем что-то не то. А когда дошло… Гарри очень старался не фыркнуть, глядя на страдания вредного Мерлина.

Тот сидел и весь трясся, как шахтер в забое. Красный, потный. С кресла сполз, сидит на полу, колотится, булькает, хрюкает, весь в слюнях, даже пену из носа пустил. Радужную такую, вроде мыльной. Пена слегка встревожила Гарри, и он присмотрелся повнимательнее к директору.

А он уже говорить не может, лбом в тумбу стола уперся, трясется, задыхается-хрипит. Обеспокоенный мальчишка, поняв, что перестарался, бросил опасливые взгляды по сторонам — а ну как Мерлин окочурится сейчас? — и наткнулся на портреты. Все прошлые директора и директрисы одобрительно улыбались и кивали, а один, темноволосый и с бородкой-эспаньолкой, даже большой палец показал, молодец, мол. Потом выразительно кивнул в сторону двери, Гарри намек понял и тут же слинял.

Стыдом Гарри не мучился — ну не любил он директора, не любил… Было в нем что-то такое, лживое, ненастоящее. А Гарри слишком давно знал, что он медиум, и привык доверять своим экстрасенсорным способностям чувствовать то, что скрывалось за гранью внечувственного восприятия обычного человека.

И до обеда он спокойно делал домашние задания с Невиллом, а потом, после обеда, Гарри стал расспрашивать старшекурсников — кто такой Хагрид и на каком основании он зазывает его в гости? — потому что Гарри был современным ребёнком и понимал значение слова «педофилия». Передачи по телевизору, начальная школа в Литтл Уингинге и собственная мама вбили в голову жесткие правила поведения с незнакомыми типами. Старшекурсники удивлялись, отвечали, что Хагрид — лесник при школе и что раньше он никого не зазывал к себе в гости. Но, может быть, он делает Гарри исключение из-за его знаменитости. Это ни капельки не польстило Гарри, напротив, он припомнил, что чаще всего крадут детей знаменитостей с целью получения за них выкупа. Как Ханну. О чем он и рассказал. Вмиг девочка стала знаменитой, её все зауважали, окружили заботой и вниманием. А на Хагрида начали коситься. Кто его знает — вдруг деток кушает, как страшный великан из сказок?..

Застенчивый и робкий Невилл верной тенью таскался за Гарри, признанным и стопроцентным лидером, преданно заглядывал в рот, ловя каждое слово. Завистливый Рон, видя это, бесился и чуть на стенку не лез — ведь это ОН должен быть на месте этого неуклюжего толстяка! И с досады начал докапываться, обзывал и унижал Невилла.

— Эй, тюфяк! Тебе просто повезло, что Поттер такой же тупой бездарь, как и ты!..

Невилл краснел и зажимался, а Гарри, услышав издевательства, начистил рожу рыжему.

МакГонагалл увидела разукрашенную морду Рона, рассвирепела и тут же устроила разнос за маггловский мордобой, содрала с Рона пять баллов и засадила за писание строчек — ровно двести штук. К чести рыжика, он не сказал, кто его избил, молчал, как партизан, и утверждал, что просто споткнулся о коврик и врезался в дверь, честно… Зато Гермиона, несчастная правдолюбка, сдала Гарри с потрохами, рассказала, как и за что он избил Рона. МакГонагалл рассвирепела снова, содрала с Поттера десять баллов и отправила на отработку к Филчу. А там… Увидев родную швабру, Гарри аж прослезился, обнял драгоценную рукояточку, погладил чудесную половую тряпочку, пошмыгал носом, ностальгируя по уборке. Потом подскочил к старенькому дедушке Филчику и уговорил его, дорогого и родненького, посидеть на табуреточке, а сам развел в ведре с водой мыло, вооружился шваброй и ринулся в атаку на плесень и грязь.

Надо было видеть лицо старика завхоза, впервые на его памяти у него на отработке оказался такой… уникум, любящий чистоту. И сидел старый дед на табуретке у стены и умиленно смотрел на внучка, орудующего мокрой тряпкой вдоль всего коридора, отдраивая его до зеркального блеска. На его коленях лежала Миссис Норрис и умиротворенно мурчала, одобрительно щуря глаза на прилежно работающего мальчика.

С отработки Гарри возвращался страшно довольным, чем ввел в ступор всех встречных-поперечных, офигевший народ выворачивал шеи, оборачиваясь вслед странному Поттеру. Придя в подземелья, Гарри обнаружил возле картины Невилла, тот, смущенно заикаясь, предлагал барсуку котлету, спаржу, отварную рыбу и банан. Покачав головой, Гарри обратился к Невиллу:

— Барсуки не едят бананы, те не растут в среде его обитания.

— Ладно… — кротко вздохнул Невилл. — А ты знаешь, что они едят?

Гарри кивнул и повернулся к картине:

— Уважаемый Барсук, не хотите ли попробовать перепелиное яйцо?

Барсук хрюкнул и вполз в норку, открывая проход. Это были хитрые ворота, охраннику полагалось называть каждый раз новый продукт, которого он ещё «не пробовал». Таким образом студенты обучались и зоологии.

Субботний день подошел к концу, студенты, разомлевшие от целого дня отдыха, лениво стекались в Большой зал на ужин. Гарри, как ни странно, приятно отдохнувший на уборке, с удовольствием принялся за хаггис и пирог с почками, попутно таская с блюда ленточки жареного бекона и подсовывая кошке, которая сейчас пришла в Большой зал вместе с ним. Талия благосклонно принимала угощение. От стола Слизерина приплелся Рон и занудил за спиной Гарри:

— Ну Поттер, ну скажи, как ты приехал?

Не давал ему покоя тот прискорбный факт, что он как-то упустил Гарри в поезде. Талия выглянула из-под стола и посмотрела на рыжего мальчика. И сразу же наткнулась взглядом на крысу на его плече, на очень знакомую крысу… У анимагической формы Пита была одна странная особенность — кисточки на ушах. Кончик кошачьего хвоста страстно задрожал, Талия вся напружинилась, не сводя глаз с Питера, который, как она слышала, погиб сразу после Поттеров. Об этом говорили полисмены, когда исследовали разрушенный дом, Талия прекрасно запомнила тот разговор…*

— Да что ж за беспредел такой, Стивенс!

— И не говори, Шелдон. Тут газ рванул — полдома как не бывало, там газ грохнул и улица тю-тю…

— Кстати, улица… не пойму, сколько там полегло, двенадцать или тринадцать?

— Тринадцать, там ещё один нашелся, вернее, палец какого-то Пита. Этот, в зеленом котелке сказал ещё, что матери хоронить нечего, бедная миссис Петтигрю…

Вспомнив об этом, Талия так и впилась глазами в передние лапки крысы — так и есть, не хватает одного пальца! — кончик её хвоста задрожал ещё сильнее. Забыв о Гарри и вообще обо всём на свете, кошка мощно оттолкнулась от пола и, взлетев вверх по вертикали, вцепилась всеми когтями в крысу.

От неожиданного испуга заорал Рон. Ойкнул Гарри, вскакивая с лавки и кидаясь к Рону на выручку. Но Талия не зря считалась лучшей кошкой-крысоловкой всего Литтл Уингинга. Она, как истый профессионал, знала, как и за что хватать крысу, чтобы та не успела опомниться и причинить кошке вред. Так что Пит, почувствовав острые когти на шее, у самых сонных артерий, счел необходимым превратиться, чтобы банально не быть убитым кошкой.

Ну и представьте. Тихий, мирный ужин. Гудят голоса, звенят ложки и вилки о тарелки. А в следующий миг эта милая идиллия взрывается полным хаосом — чья-то дурно воспитанная кошка вздумала поохотиться на зверька одного из студентов. Ну ладно, бывает, простим кису. НО!.. Безобидный грызун превращается в человека… И этого человека узнают ВСЕ преподаватели. И не успел Пит отшвырнуть от себя кошку, как в него полетели Инкарцеро и Оглушающие от всех профессоров разом, включая Хагрида с его розовым зонтиком. Талия, кстати, сама догадалась уйти из-под заклинаний, скакнула прочь и прыгнула на руки Гарри.

Обступили связанного тощего и лысого толстяка.** Переглянулись. Мелкие перво- и второклашки залезли на лавки и вытянули шейки — чтоб получше рассмотреть, значит.

— Анимаг? — спросил Квиррелл.

Северус покосился на Минерву и кивнул.

— Незарегистрированный? — продолжал допытываться Квиррелл.

— Северус, будьте добры, принесите сюда самое сильное зелье Правды. Немедленно! — строго отчеканила Минерва МакГонагалл. Северус наклонил голову и ушел, эффектно взметнув полами мантии, и, уходя, успел услышать вопрос Хагрида и ответ МакГонагалл:

— Дык, мож директора позвать?

— Успеется. Сначала мы его допросим, и уже потом отдадим Великому Молчальнику.

«Ишь ты, — подумал Северус, — а Минерва-то ему не верит!»

Детей из зала гнать не стали, на всякий случай, чем больше свидетелей, тем лучше. И как апофеоз издевательства, Пита посадили на Золотой трон директора, позаимствованный для этих целей. В ожидании зельевара Минерва от нечего делать спросила Рона:

— Мистер Уизли, как долго жила у вас эта крыса?

— Нисколько. Мне её Перси летом передал, — тут же открестился Рон, переводя стрелки на старшего брата. Взгляды всех переключились на рыжего старосту. Честный Перси ответил правду:

— Десять лет он у нас жил… — вдруг он позеленел и сдавленно пробормотал: — И… и спал на моей подушке…

Фред и Джордж изобразили рвотные позывы за его спиной. Рон скривился и передернулся. Вернулся Северус с крошечным флакончиком прозрачной жидкости. Питу насильно открыли рот, и Северус педантично капнул ему на язык ровно три капли. После этого Питера привели в чувство. Допрос начала Минерва.

— Ваше имя?

— Питер Петтигрю, — монотонно ответил пленник.

— Где вы жили все эти годы?

— В семье Уизли.

— В образе крысы? И почему?

— Да. Так велел разноглазый.

— Кто такой разноглазый?

— Тот, кто притворяется Дамблдором.

Минерва ничего не поняла, но Северус, шагнув со спины, что-то шепнул ей на ухо. Женщина побледнела и вперила яростный взор в Пита. Тот сидел неживым манекеном с расфокусированным взглядом, и из уголка его рта стекала нитка слюны. Минерва поморщилась и задала вопрос, подсказанный Северусом:

— Кто предал Лили и Джеймса Поттеров?

— Я. Предал. Поттеров… — с трудом ворочая языком, ответил Питер.

А на руках у Гарри висела Талия и злобно сверкала глазами на Пита. И в её зеленых омутах горела всепоглощающая ненависть...

Примечания:

*Мне не известно, где поймали и арестовали Сириуса Блэка, потому пусть будет так — на соседней улочке, неподалеку от дома Поттеров.

**Уважаемые читатели, прошу прощения за тощего и лысого толстяка и перестаньте стучаться в публичную бету с вопросом "это как?", это никак, это моя точка зрения, толстяк, исхудавший в одночасье...

Потерпите, пожалуйста, эту метафору.

Больше из Пита маги ничего не смогли выжать.

Просто потому, что он ничего не знал. Да и что может услышать крыса, живя в стандартной многодетной семье, где все разговоры крутятся вокруг того, что близнецы выросли из своей одежки, но она ещё вполне добротна, так что пусть её Рончик доносит, а вот эту старую мантию Персика можно перешить — здесь приспустить, тут подшить, и получится приличное платье для Джинни… И что Артур хоть и дурак дураком, но семью случайно обеспечил, хи-хи, представляешь, Лавиния, дорогая, мой-то идиот всё маггловское собирает и в своем сарайчике складывает. И вот, вижу как-то раз, Фредди с Джорджиком в сараюшку отцовскую зачастили, шмыгнут туда и обратно — скок, а мордашки у них при этом хитрющие-прехитрющие… Ну, думаю, не иначе как поганцы мои что-то замышляют. А потом тревога ударила — а ну как в папашу своего неумного пошли, тоже начнут магглами увлекаться? Ну и присмотрела за ними, а они какие-то зеленые бумажки из стеклянной банки таскают, сдают в деревенском магазинчике и мороженое за них получают… Прижала дурака своего к стенке, спрашиваю — что это такое? Фунты, говорит, деньги маггловские, собирает интереса ради… К тому моменту его интересов целая трехлитровая банка набралась, и бумажки-то все разные, и двадцатка на них нарисована, и пятидесятка. Общая сумма после пересчета составила без малого двести тысяч фунтов стерлингов. А уж в переводе их в галлеоны…

В общем, что спросили, то и услышали. Пришлось Питу рот заткнуть, пока он все семейные секреты семьи Уизли не раскрыл.

Гарри покосился на красного Рона и хмыкнул. Шагнул к нему и шепнул на ухо:

— Да ты не тушуйся, нет ничего постыдного в том, чтоб за братьями одежду доносить. Я вот сам все за Даддерсом донашиваю, слишком быстро он растет.

Рон скосил глаза на растянутую футболку Гарри и малость подуспокоился.

Тем временем маги, окружившие золотой трон со связанным Питом, вдруг дотумкали до странности происходящего. Завертели головами, ища конкретного мальчика, наконец высмотрели. Минерва сухо откашлялась и подозрительно поинтересовалась:

— Мистер Поттер, а откуда ваша кошка узнала, что этот человек… — кивок в сторону Пита, — анимаг?

— Ниоткуда, — честно хлопнул ресницами Гарри. — Она известная крысоловка, всех крыс в городе передушила.

При этом заявлении все вздрогнули и с невольным уважением посмотрели на серенькую полосатую кису, безвольной тряпочкой висевшую в руках у мальчика.

Северус посмотрел на кошку с интересом — вопреки хваленым песенкам-пророчествам Дамблдора Гарри привез с собой не белоснежную полярную сову, не гада-аспида ручного, а самую банальную кошку. А маги дальше тумкают — если Питер Петтигрю здесь и живой, то какого рожна Сириус Блэк сидит в темнице? А раз так, то не грех и уточнить. И на этом основании Сильванус Кеттлберн задал Питу контрольный вопрос:

— Это ты убил двенадцать магглов на той улице?

— Да, — безжизненно ответил Питер.

— Чем? — последовал ещё один вопрос, ответ на который знал только Питер. И ответ не замедлил последовать.

— Бомбардой в газовый резервуар. Точно так же разноглазый взорвал газовую колонку в доме Поттеров.

Что ж, всё теперь стало понятно. Взрыв газа и сам по себе крут, а сдобренный ещё и взрывным заклинанием… неудивительно, что взлетела на воздух целая улица.

А далее сам собой возник стандартный в таких случаях вопрос — зачем?

— Чтобы скрыть следы того, кто привел Темного Лорда под Империусом. Чтобы скрыть следы заклинания. Темный Лорд не хотел убивать женщину, он кому-то обещал, что оставит её в живых. Но разноглазому не нужны свидетели, он велел её убить.

Северус сглотнул — значит, Лорд сдержал обещание, просто он оказался бессилен перед Империусом могущественного Грин-де-Вальда. Но он не почувствовал облегчения, напротив, ощутил, что его просьба была гадкой, весьма и весьма эгоистичной, он, самовлюбленный идиот, просил сохранить жизнь только женщине, Лили, а об остальных и не подумал. Ни о Джеймсе Поттере, ни о маленьком мальчике, который только-только начал жить. Тут ему стало совсем плохо, когда он понял, что за помощью обращался к лже-Дамблдору. Стало понятно и его циничное: «А что я получу взамен?» Уже тогда это был не Дамблдор. Настоящий Дамблдор никогда не поступил бы так.

— Как же его из башни выкурить? — растерянно спросил Флитвик, словно вдогонку мыслям Северуса. Как будто отвечая ему, Гарри передал кошку Невиллу, поднес к лицу руки и сложил их так, словно держит в руках винтовку с оптическим прицелом. Магглорожденные его пантомиму прекрасно поняли и зловеще заулыбались, в том числе и Северус. Вот и ладно, на самый крайний случай можно снайпера пригласить. Гарри сделал «ба-бах», потом опустил руки и выпрямился, круглыми глазами посмотрел на взрослых и тоненьким голосом спросил:

— Я правильно понял, директор ненастоящий?

Северус покачал головой. Гарри стремительно покраснел и сдавленно прошептал:

— Ой… а кому же я чай посолил?

Дошло не сразу, а уж когда до всех доперло — зал взорвался хохотом.

* * *

В клинике Клэнси просыпался Дамблдор. Медленно, очень тяжело и нехотя, но просыпался. А вместе с тем спадала краденая личина с лица Геллерта Грин-де-Вальда. Лишенный палочки, а теперь и внешности, он отчаянно трусил выходить из башни. Портреты спокойно дремали в своих рамах и ничем не выдавали, что вообще что-то замечают, из-за чего Гелли расслабился, думая, что портреты в Хогвартсе тупы и висят просто для красоты и в дань памяти усопшим.

А между тем Найджел Блэк, чей портрет висел не только в кабинете директора, но и в других стратегических местах, потихоньку сливал информацию Северусу, прекрасно видя то, что происходит в кабинете на приличном расстоянии от него.

— Он палочки лишился!

— Он похудел.

— Он заговорил другим голосом.

— У него левый глаз почернел, а правый стал прозрачным!..

И наконец…

Портрет-миниатюра, повешенный в спальне Северуса, разбудил его одной ясной ночью громким ликующим воплем:

— Он пошел в Тайную комнату!!!

Северус мигом подхватился с постели, снял со спинки кровати портрет и накинул шнурок на шею, после чего выскользнул из комнаты, посылая всем Патронусы.

Геллерт крался по коридорам почти на ощупь. Он даже свечку не рискнул взять с собой, но к счастью, коридоры освещались квадратиками лунного света, вливающегося из окон, и факелами в каменных кубах в жилых помещениях замка. Так… Туалет имени Плаксы Миртл. Гелли на миг задумался — а зачем туалету название дали? И загрустил. Десять лет он в школе живет, а до сих пор не в курсе некоторых секретов Хога… Ладно, некогда об этом думать, пора за дело приниматься. Надо узнать, почему личина спала. Зашипев на раковину, он дождался, пока откроется проход, из темного провала трубы на него пахнуло затхлостью, и Гелли брезгливо передернулся: фуй… какая гадость… и по этой мерзости ему придется спускаться. Но делать нечего, палочки у него нет, а та, что принадлежала Альбусу, его просто не слушается — никчемная мертвая деревяшка! Подобрав полы мантии, Гелли привычно забрюзжал — этот опостылевший Дамби только длинные тряпки носит, ну совершенно никакого вкуса нет у него, только балахоны и таскает, древний дед… и лет-то ему всего ничего, всего сто восемь, тьфу, а не возраст…

Вот так, брюзжа и костеря Дамблдора на чем свет стоит, он и катился вниз во тьму по склизкой и вонючей трубе. В конце пути его ждала прихожая, усеянная крысиными косточками и заботливо застеленная чешуйчатым ковриком. Прихожая заканчивалась круглой стальной дверью сейфовой толщины и своеобразным запором в виде кодового замка, отзывающегося на змеиное шипение. Набрав… ой, простите, прошипев нужную комбинацию, Гелли полюбовался, как ожившие змейки втягивают головки, пропуская пазовую тварюшку. Наконец дверь открылась и Гелли шагнул в огромный зал с бассейнами. Здесь царил зеленый полумрак, и он не сразу увидел, что с Дамблдором что-то не так…

Целую и очень долгую минуту он стоял и в полной прострации тупо моргал на реберные кости среди драных лохмотьев. Дамблдора не было, от слова «совсем», а были только его жалкие бренные останки. Вопроса о том, кто его съел, даже не возникло, Гелли чувствовал себя ограбленным, нет, хуже… обманутым. Малышом, у которого взрослый дядька вынул изо рта любимую ириску. Подбородок задрожал. Затряслись и скривились губы. Глазам стало горячо, а в груди появилась пустота. А когда скопившимся эмоциям стало тесно, то они вырвались наружу в надсадном вопле кастрированного кота-ловеласа.

— Га-ааа-ад!!! Что ты наделал?!

Из темноты с семи сторон выстрелили красные лучи Инкарцеро и в мгновение ока спеленали его магическими веревками аки мумию. Затем из мрака вышагнули семь фигур в мантиях. Красных. Элитный отряд мракоборцев. Мощный глас Руфуса Скримджера поставил точку:

— Геллерт Грин-де-Вальд! Вы арестованы!

В первый миг Гелли растерялся, но только в первый, в следующую секунду он, безумно захохотав, зашипел, призывая верного василиска. Пусть он и неразумная тварь, пусть и съел Альбуса, но помочь он ему должен. Сейчас он всем покажет, ещё никому не удавалось поймать неуловимого Геллерта!

Мракоборцы замерли, настороженно глядя по сторонам. Все ждали хоть каких-то шорохов или шуршания, кои должны сопровождать Змеиного Короля. Но вместо этого раздались шаркающие шаги и астматическое дыхание Филча. Подойдя к спеленатому Лорду номер один, старик-завхоз затряс брылями:

— Не зови. Он не придет. Костями Дамблдора подавился, знаешь ли… совсем старик усох. Говорил ему — не ешь всухомятку, запивай…

Окончательно опупев, Гелли больше не сопротивлялся и лишь тупо смотрел в одну точку, когда его, наконец, увели.

Стихли вдали шаги и отголоски эха, и из открытого рта статуи выполз василиск, живой и здоровый, а за ним вышли Северус и Сильванус. На плече у последнего восседал феникс. Подошли и встали рядом с Филчем, помолчали, потом Аргус негромко спросил:

— Когда вернется Альбус?

— Из больницы его переведут в дом престарелых, — так же негромко ответил Северус. — Всё же он немолод, а десять лет плена и не таких подкосит.

Аргус посмотрел вниз, на рогатую голову змея, погладил надбровье и пробормотал:

— Надо его с Гарри Поттером познакомить…

— Зачем? — опешил Северус.

— А это он очищающую молитву прочел. Мне девчушка одна сказала, Ханна. Зашла ко мне привет от дяди передать и рассказала, что в зальчике их привидения напугали, а Гарри их спас, молитву прочел, и всех призраков святым ветром так и сдуло.

— У-у-у… так вот откуда вся эта красота выросла! — развеселился Сильванус. — Да уж, навел порядок, маленький герой…

— А то! — хрюкнул Филч и весело глянул на Снейпа: — Ты уж порадуй мальчонку, отработку ему назначь, пусть котлы почистит, а то загибается он тут без работы. И челюсти подберите, парни, вон на полу лежат…

И старый ехида поковылял прочь, сопровождаемый изумленными взглядами двух профессоров.

* * *

Во вторник у первого курса начались уроки полетов на метлах. И в преддверии этого дня всех охватила дикая лихорадка. Малфой, например, аж заврался весь, чересчур много говоря о полетах. Он во всеуслышание сожалел о том, что первокурсников не берут в сборные факультетов, и рассказывал длинные хвастливые истории о том, где и как он летал на самых разных метлах. Истории обычно заканчивались тем, что Малфой с невероятной ловкостью и в самый последний момент умудрялся ускользнуть от маггловских вертолетов.

Впрочем, Малфой был не единственным, кто рассуждал на эту тему, — послушать Шеймуса Финнигана, так тот все свое детство провел на метле. Даже Рон готов был рассказать любому, кто его выслушает, о том, как он однажды взял старую метлу Чарли и чудом избежал столкновения с дельтапланом. На эти фантазии Гарри ухохотался весь, ржал до слез и икоты, а когда его спросили, что он такого смешного нашел в тех рассказах, он, сдавленно икая через слово, переспросил в ответ:

— Драко и Рон где живут?

— В Уилтшире и Оттери Сент Кечпоул.

— А там горы есть? — продолжал икать Гарри. И пояснил на отрицательный ответ насчет гор: — Просто дельтаплан только с горы слететь может. С земли он не взлетит.

— А вертолеты Малфоя при чем? — не поняли ребята.

Гарри поискал глазами Драко, нашел и крикнул ему:

— Эй, Малфой, расскажи, как ты уворачивался от вертолета!

Драко важно приосанился:

— Ну вот, лечу это я, а навстречу он, огромный и лупоглазый, как стрекоза. Еле-еле увернулся от столкновения…

Гарри зашелся хохотом. И показал на примере. Попросил Седрика раскрутить волчком вертушку, тот так и сделал. Когда вертушка стала почти невидимой от вращения, Гарри порвал листок бумаги на клочки, поднес к юле и все увидели, как клочочки слетают с ладони и завихряются вокруг волчка. А Гарри прокомментировал:

— Центробежная сила очень мощная на самом деле, она создает силу инерции. А в вертолете работающие винты создают турбулентный поток, и тот, кто угодит в винтовой ветер — не выживает, его просто в фарш раскрошит. Так что врать тоже надо уметь, Драко. Я рад, что ты остался жив после таких столкновений с вертолетами.

На уроке Гарри, как и все, взял метлу, но садиться на неё не стал, вместо этого он внимательно рассмотрел рукоятку и спросил у мадам Трюк:

— А зачем подножки сняли? Я в магазине для квиддича видел метлу, так вот, на ней подножки были, а тут почему-то нет…

— У нас урок полетов, а не квиддич, — сухо ответила мадам Трюк.

— Ну, простите, — скуксился Гарри. — Моя физиология не позволяет сесть на метлу. На них обычно ведьмы летают, им можно…

Профессор побагровела, показала пальцем на край стадиона и рявкнула:

— Покиньте урок, мистер Поттер!

Невилл поднял руку:

— Профессор, а я тоже не хочу летать, мне бабушка не разрешает к метле подходить.

Мадам Трюк разозлилась:

— Да что за дети пошли?! Уже метел боятся, совсем деградировали!

Гарри, держа потрепанную метелочку, покорно поплелся с поля, за ним вприпрыжку поскакал бодрый Невилл, закинув свою метлу на плечо. Остальные проводили трусов ехидными взглядами и попытались сесть на метлы без подножек, дело, увы, закончилось… говоря языком классиков, «ушибами ядер». А Гарри слушал стоны мальчиков и смущенное хихиканье девочек и вдумчиво подметал дорожку — ни на что другое эта старая школьная метелка уже не была пригодна. После урока к замку все мальчики, кроме Гарри и Невилла, шли по-ковбойски — враскорячку. И в глазах у них больше не было превосходства и ехидства.

Северус ошибся.

Уже через два месяца, аккурат к Хэллоуину, войдя в Большой зал, школьники увидели серебряную бороду Дамблдора. Тот, как и всегда, восседал на своем законном месте — в центре профессорского стола. Разве что чуточку похудевший и борода покороче — его в больнице подстригли и побрили, как же без этого… но очки были те же самые — половинками. Кроме того, рядом с Дамблдором на жердочке сидел феникс.

Филч сиял и прямо фонтанировал счастьем. С лица Снейпа не сходило скорбное выражение обманутой добродетели — как же, ошибся в прогнозе! Квиррелл с облегчением разглядывал новых коллег: Датворта Бербиджа и Гулливера Гранда. Историк Бербидж не вызывал вопросов, поскольку он был обычным человеком и дядей Черити Бербидж. А вот мистер Гранд… Взгляд каждого, кто натыкался на него, тут же застревал на его шерстяном шлеме, кожаной жилетке и волосатых руках. Директор пригласил весьма оригинального преподавателя Защиты — лешего. Его вид смущал и заставлял ломать голову, почему Дамблдор нанял именно его? При этом лешего почти все узнавали как постояльца «Дырявого котла», именно он спускался из своего номера в гостинице и заказывал на завтрак тарелку сырой печени. Дети взволнованно и нетерпеливо заерзали на своих местах после сообщения, что мистер Гранд их новый учитель Защиты от Темных Искусств, им было жутко интересно, как нечисть будет учить их защите от нечисти же.

Интересно было и Гарри, он буквально пожирал лешака глазами, никак не мог насмотреться на экзотического препода. И прямо изнывал от нетерпения поскорее пойти к нему, поближе посмотреть на него и… может быть, даже получится его потрогать, а? Это было самым сильным его желанием сейчас — потрогать живого лагуна.

Эти два месяца, что прошли с сентября, пролетели очень быстро. И только потому, что сам Поттер пронесся по ним маленьким ураганчиком. Уж такой был у него характер, что он ни минуты не мог на месте усидеть. А быстренько скумекав, что в качестве наказаний могут отправить к Филчу, Гарри стал нарочно устраивать аварии и катастрофы… ага, в буквальном смысле нарывался на отработки.

Поджег стол на трансфигурации у Минервы — минус пять баллов и мытье полов у Филча.

Разбил хрустальный шар на уроке Флитвика — минус один балл и отработка.

Замазал черной краской телескопы с обеих концов — снова минус сколько-то баллов и отработка.

Перепутал свитки с домашним заданием на уроке истории — нотация от профессора. Пролет.

Разлил какое-то неопасное зелье на уроке у Снейпа и получил отработку у него же — чистка котлов. Что ж… Северус воочию убедился, что ненормальный Поттер помешан на уборке. Мальчишку пришлось за уши отрывать от котлов и гнать прочь, чтобы тот не опоздал к себе до отбоя.

В общем, изощрялся Гарри как мог, чтоб получить хоть какую-то работу.

В октябре сменился Страж ворот. Вернувшись с завтрака, студенты застряли перед картиной: барсук исчез, на его месте сидел новый зверь. Волк. Дети впали в ступор — не поняли юмора!.. — все же знают, что волк — хищник. Хихикнули над недалекостью учителей и уверенно назвали основное волчье блюдо — мясо. Волчара зевнул, снисходительно глянул на детей, мол, на первый раз прощаю, так и быть, проходите… встал и открыл проход. А до детушек начало доходить, что мясо-то не единственное питание для волка, что-то ещё надо будет назвать. Да вот закавыка, никто не знал, чем, кроме мяса, питаются волки. Осадой оккупировали старшекурсников, но эти вредины лишь хихикали и отмахивались. Попробовали пойти на хитрость, стали предлагать волку разные виды мяса — от конины до зайчатины. Гарри, присмотревшись к картине в целом, догадался оценить ландшафт за корягой — тундра, и навскидку припомнил ещё два волчьих блюда: карибу и леммингов. Потом в течение недели Гарри срочно вспоминал все увиденное по телевизору и прочитанное в книгах про волков, но увы, помнил всё то же, что и остальные — мясо. Придя в отчаяние, он выпросил у Невилла его сову и отправил письмо маме с просьбой прислать перечень того, что волки едят. Петунья прислала детскую книгу сказок «Приключения Джека», увидев которую, Гарри чуть не взвыл с горя. Но позже, просмотрев её, Гарри пришел в восторг — в книге было всё, что надо.

И весь октябрь студенты то и дело офигевали, слушая, как Поттер «угощает» серого Стража ворот то арбузом, то кузнечиком, то виноградом или смородиной, и волк, что странно, ни от чего не отказывался — облизывался и открывал проход.

Своим секретом Гарри честно поделился, и маггловская книжка была зачитана до дыр. И вскоре все знали, чем питаются волки. В начале ноября волк ушел, и его на посту сменила гиена, отчего дети горестно взвыли. Снова полетели по домам совы с письмами, и обалдевшие родители искренне недоумевали, зачем их чадам так срочно понадобился рацион питания гиен. Потом, вникнув в проблему и проникнувшись, спешили в личные библиотеки или в книжные магазины за нужной литературой.

Стражи ворот каким-то образом помнили, чем «кормили» их старшекурсники, и благосклонно принимали повторные угощения от младших. Ну и хорошо, да? А то ведь не напасешься еды на всех зверей за семь-то курсов…

* * *

Питера Петтигрю и Геллерта Грин-де-Вальда допросили по всем правилам при полном составе Визенгамота и МКМ. При помощи усовершенствованного Веритасерума стали известны кое-какие подробности.

Всем нам знакома поговорка: «В родном доме и стены помогают». Абсолютно непонятно, почему же волшебники это не учли, засаживая Гриню в Нурменгард, тюрьму, построенную лично им? Дементорами крепость не охранялась, не те условия. Так что Гелли в буквальном смысле оказался у себя дома, и как только с лязгом захлопнулись внешние ворота крепости, с таким же лязгом открылась дверь камеры по желанию хозяина. И с сорок пятого года до восьмидесятого включительно Гриня лишь изображал пленника. Ему это было нетрудно, ну подумаешь, всего-то на полчаса запереться в камере на время визита тюремщиков! Зато остальные двадцать три с половиной часа в сутки он был сам себе хозяин и господин.

Внутренний дворик обзавелся огородиком, за которым кротко и молча ухаживали тюремные домовики. Сами тюремщики озаботились разведением кур и кроликов, так что тюрьма была, что называется, на самообеспечении. К тому же она не пустовала, в ней были настоящие заключенные, сидящие взаперти. К ним Гриня заглядывал лишь по необходимости, чтобы взять одного-двух на опыты. А опыты он ставил над ними те же, что и при Гитлере — бесчеловечные. А если учитывать, что это были маги, а не простые люди, которые быстро умирают… в общем, скоро тюремщики стали слушать страшные истории об оборотне замка Нурменгард. Дескать, ходит по коридорам перевертыш, меняющий личины как перчатки, и высасывает из жертв все соки. Усохшие трупы находили, но байкам не верили, потому что некому там бесчинствовать, все сидят под замком.

Ну а Гелли жил себе в родных стенах, на полчаса в день принимал вид полутрупа, демонстрировал надзирателям свою полуживую тушку, а потом после их ухода возвращал себе истинный облик и, насвистывая незатейливую мелодию, выходил из камеры. Ел овощное рагу с тушеной крольчатиной, приготовленной собственноручно из собственных продуктов. Наевшись, он шел в казематы, выбирал себе очередного пленника и начинал эксперименты. И конечно же, совершенствовался, шлифовал самого себя и свою магию, изобретал-сочинял, воплощал в жизнь идеи и новые заклинания.

И настал день, когда он смог «подарить» другому человеку свое лицо… Сперва наведенная личина держалась недолго, но спустя сколько-то новых жертв она стала держаться крепко и спадала только после смерти носящего маску. Это Гелли выяснил тоже опытным путем.

Ну а когда в гости приехал Дамби, в ясной голове Геллерта тут же созрел Гениальный план. Насколько он понял из газет, старина Альбус в последнее время почти не вылазит из своего Хогвартса. И пока тот проходил контроль-таможню-пост и прочие командные пункты, Гелли развил бурную деятельность. Вытащил из самой дальней и полузабытой камеры какого-то задохлика, влепил ему свою личину и посадил в свою камеру. Вошедший Дамбушка был очень искренне расстроен тем, что Геллерт его не узнал. Охранники объяснили ему, что он, вообще-то, уже давно тронулся умом.

— Оставьте нас наедине, — мягко попросил Дамблдор. Пожав плечами, надзиратели вышли, сочтя, что этот полутруп мало чем может навредить. Ох, как они ошибались…

Наивный Дамби попытался было отлегилиментить поехавшие мозги Гелли, как он думал, но зомбированный безымянный полутруп вдруг довольно шустренько накинулся на него и начал душить.

Гелли вбежал в камеру вместе с охранниками и бросился спасать посетителя, а отдирая Дамбика от сумасшедшего, незаметно переместил его волшебную палочку к себе в карман, в которой с удивлением узнал свою собственную Бузинку. Когда Дамбушка очухался, Гелли, всё в той же личине охранника, вызвался проводить почтенного профессора за ворота Нурменгарда, а там, глядишь, и на поезд его посадит, если что…

Когда того же охранника обнаружили гуляющим по коридорам в трусах и майке и с полной амнезией, никто ничего не понял. Спятивший Геллерт-то на месте, никуда не делся, а как и куда пропала одежда герра Пайна… Хотя по наличию шишки на лбу решили, что беднягу ограбили, отсюда и потеря памяти, и исчезновение одежды. Про задохлика из какой-то дальней камеры никто так и не вспомнил.

В скоростном поезде Вена — Инсбрук сидящий напротив Альбуса лже-Пайн превратился в Альбуса. И пока Дамблдор тупо моргал на себя же, Гелли мастерски оглушил его. И в Инсбруке на перрон сошел величавый седой маг по имени Альбус сколько-то имен Дамблдор, а настоящий Альбус покоился в кармане мантии, насильно превращенный в маленькую немую черепашку.

Оказавшись в Хогвартсе, Гелли без затей посадил черепашку в аквариум, окрестил Лихтвейсом, заранее обрекая на многолетний плен. Бессловесный феникс с ужасом смотрел на Дамблдора, запертого в аквариуме — как и все птицы этого магического вида птиц-правд, верный Фоукс сразу понял, в чем тут дело. Лже-Альбус холодно посмотрел на него, взял со стола нож для бумаг и легонько провел лезвием по панцирю пленной черепахи, тем самым обещая очень и очень многое. Феникс вынужденно заткнулся. Зато Шляпа решила, что ей терять нечего, и попыталась донести правду до остальных, но Гелли огрел её мощным Конфундусом, а чтоб она не рыпалась, навел на неё постоянный сон, будя раз в год для распределения детей на факультеты. С чем она худо-бедно и справлялась в течение долгих лет.

Ещё одна пословица говорит о том, что две хозяйки на одной кухне не уживутся. Они никогда не сработаются на тесной кухоньке. Вот и двум Лордам стало тесно в маленькой Британии. Как устранить Волан-де-Морта, Гелли придумал почти сразу же и с дьявольской филигранностью. Видя Тома Реддла насквозь, Геллерт просмотрел несколько пророчеств — начиная Мишелем Нострадамусом, продолжая Вольфом Мессингом и заканчивая Вангой, он наткнулся на более-менее подходящее пророчество некой Сивиллы Трелони. Что-то там про ребёнка, чьи родители три раза кому-то там противостояли. Осталось разыграть эту несложную партию.

Тут как раз Снейпушка постучался с просьбой об аудиенции. Ну почему бы и не пойти навстречу хорошему человеку? Тем более что ему нужен случайный свидетель. Спектакль был разыгран как по нотам, замороченная Трелони приняла приглашение в бар «Кабанья голова», туда же приперся и Снейп. Подгадав нужный момент, Гелли включил Трелони, и та под Империусом «напророчила» сагу про Избранное Дитя.

И понеслась дальнейшая лавина событий широко известной истории Мальчика-который-выжил. Таким образом Гелли тишком и чужими руками добился устранения соперника. Ребёнок почему-то выжил, убить его как Дамблдор он не мог, пришлось позаботиться о малявке, подкинуть его тётке, а там хоть трава не расти… авось угробится как-нибудь — ведь дети такие хрупкие. Крысяра Питер, что сослужил верную службу Волан-де-Морту (угадайте, какому?), отправился в изгнание. Недопёсок Сириус чуть всё не испортил, он, видите ли, собака верная, учуял своим песьим носом, что Том пришел не один, а с Дамблдором, и Дамблдор этот пахнет не Дамблдором! Пришлось его приложить сильнейшим заклинанием Забвения. Не Обливиэйтом, а тем самым, фирменным, собственного изобретения, в котором человек напрочь забывает всё на свете, как Пайн. Так что после ареста мракоборцы, увы, допрашивали уже полностью беспамятного Сириуса Блэка.

Нет. Память к нему не вернется, она стерта навсегда.

Почему не убил? А зачем? Он чистокровный потомок древнего Рода, вполне способен наплодить наследников, а амнезия по наследству не передается.

Дамблдора Геллерт несколько раз превращал обратно, чтобы сравниться с ним и постареть на столько же, сколько и он. И так Аберфорт косится, а ведь он младший брат. Значит, надо соответствовать. Для этой цели он вынимал черепаху из аквариума, спускался в Тайную комнату Салли Слизерина, превращал Дамба и сравнивался, подгоняя свою внешность под нужный образ. Так он делал каждые несколько лет — старики так быстро меняются…

* * *

Сириуса освободили.

Он вышел, опираясь на руки двух охранников, худой и изможденный. Дементоры его не трогали, нечего взять из беспамятной головы. Всё, что он помнил — это постоянный мрак и холод одиночной камеры. Каждый день ему приносили еду в плошке и кусок чего-то, называемого хлебом. В общем, Гаспар Хаузер номер два вышел из Азкабана…

Его подстригли, побрили, помыли. Мыть пришлось долго, в кожу въелась многолетняя грязь. Ногти на руках и ногах отросли и ороговели, их отламывали щипцами и шлифовали пемзой и наждаком. Попробовали разговорить.

— Как тебя зовут?

— Сириус.

— Ты помнишь?! — но радость преждевременная.

— Нет. Так меня называли, когда приносили еду. Они говорили: «Эй, Сириус, это тебе, жри, собака!» Так вот, меня зовут Собака Сириус.

— Ты помнишь своих друзей?

— А… что это такое?.. — переспросил Сириус и виновато почесался. Блох ещё не всех вывели.

В общем, поняли бедные мракоборцы, что посадили в тюрьму не только невиновного, но и больного человека. Суд признал Сириуса Блэка недееспособным, и его отправили в Мунго, на постоянные лечение и реабилитацию.

* * *

Гарри и его однокашники едва дожили до четверга, так не терпелось поскорее попасть на урок к лешему. Наконец-то прозвенел долгожданный колокол и толпа дружно ломанулась в класс. Гулливер Гранд стоял у окна, высокий и широкоплечий, с лохматым торсом, ниже он был затянут в кожаные брюки и сапоги. На голове — шлем, в прорезях сверкают светло-зеленые звериные глаза. В нижней челюсти торчат желтоватые клыки. Детей охватил какой-то веселый страх, было и жутко, и интересно сразу. Ну ещё бы, такой нечеловеческий учитель!

— Здравствуйте, — пророкотал лагун и повел волосатой рукой, подзывая к себе. — Гляньте на улицу, как по-вашему, не слишком холодно прогуляться вон на ту лужайку?

Дети посмотрели на серую осеннюю хмарь за окном и скуксились — в такую погоду не очень хотелось выходить… Рон робко спросил:

— А чему вы хотите нас научить, профессор Гранд?

— Как защититься от агрессивной собаки.

— Ну это просто! — воодушевился Гарри. — Надо поднять палку или камень. Не успеешь нагнуться за ними, как она уже удирает во все лопатки.

— Ну что ж, мальчик, верно. Трусливая собака действительно убежит. А как защититься от пса, исполняющего команду «Фас» в твою честь? Палкой тут не отмашешься.

Гарри смутился. Рон недоуменно почесал нос и заявил:

— Но мы же волшебники, что нам какая-то собака?

— Ну и как ты будешь защищаться от собаки, рыжик? Прежде всего должен сказать вот что: атакующая собака страшно пугает, прямо замораживает ужасом. Она рычит и лает, жутко сверкает белыми клыками. И пока ты соберешься с мыслями и с собой, она перегрызет твою палочку пополам и укусит тебя за руку или ногу. Значит, что? Надо не бояться, замотать руку чем-нибудь плотным, например курткой, и подсунуть её в пасть, занять собаке рот, её главное оружие. Свободной рукой надо взять собаку за шкирку и поднять её вверх, вот тогда она присмиреет. От страха ребёнок может поднять и ротвейлера, так что у вас всё получится…

Гермиона подняла руку:

— Сэр, а я слышала, что пса надо бить по носу, потому что он самый чувствительный.

— Верно, — согласился лагун. — Но с бешеной собакой это не поможет. При атаке бешеной собаки постарайтесь вооружиться всем, чем можете — палкой, камнем, любым заклинанием, желательно покороче, например Секо. Всеми способами избегайте прямого контакта с больным животным. И запомните самое главное. Никогда, ни при каких обстоятельствах не убегайте от собаки. Этим вы спровоцируете древний собачий инстинкт — преследовать всё, что убегает.

* * *

Летать по миру призраку надоело довольно быстро. Это было тяжело и очень одиноко. Грустно было парить в пустых брошенных домах, где, кроме пыли, сквозняка и летучих мышей, больше никто не обитал. А если и встречался какой-нибудь дух, то обычно происходила примерно вот такая встреча:

Влетел призрак Том в старинный особняк в Глочестере, потыкался по углам, брезгливо облетая паутину, и наткнулся на некое туманное вещество. Не имея понятия, что это такое, и сочтя его обычным туманом, дух Темного Лорда попробовал пролететь сквозь него. И едва не был поглощен. Белый сгусток тумана схватил его как паук муху ловчей сетью. Перепуганный Волан-де-Морт отчаянно заверещал, изо всех сил вырываясь из смертельных объятий молодого фантома. Насилу вырвался. Очень хотел жить, даже и в таком виде…

Потом, пару недель и пару сотен миль спустя эфирное тело Тома подверглось ещё одной эфирной атаке. Пролетая над низиной и спускаясь в овраг, туда, где потемнее и повлажнее, он наткнулся на целую стаю смертофалдов. Вот была встреча, я вам скажу… Он опомниться не успел, как, влажно причмокивая, голодные простынки облепили его со всех сторон. Что он пережил, бедный… Вся его несчастная жизнь промелькнула перед глазами, начиная от яслей в доме малютки, продолжая приютом и заканчивая Хогвартсом и мальчишкой Поттеров. Простынки поперхнулись — невкусная жертва попалась. Полизав ещё немножко и на всякий случай хорошенько распробовав, скривились. И выплюнули. Тьфу, пошел вон, сплошь негативный… ни капли вкусных воспоминаний.

Мокрый и липкий от слюны и насквозь разобиженный морально Темный Лорд, подобрав полы призрачной мантии, со всех конечностей поспешно упарил прочь — а вдруг передумают и кому-то он покажется вкусным, с перчиком.

В свете таких скорбных приключений Том всё чаще и чаще обращал взор к Небесам. Стало совершенно очевидно, что неприкаянному привидению крайне трудно выжить в этом жестоком эфирном мире. Тоскующая душа начала требовать перерождения…

Геллерта Грин-де-Вальда приговаривали к смертной казни долго и с довольно громким скрипом, потому что она была упразднена в Британии ещё с шестьдесят четвёртого года. После суток прений был вынесен вердикт, с которым все согласились — Поцелуй дементора.

Но волшебники же такие наивные…

Гелли слишком хорошо знал, что такое человек без души. Коротко и образно говоря — это овощ. Всё равно что положить на стол морковку и забыть о ней до тех пор, пока она не даст о себе знать. Чувствуете — сырой землей запахло? Идите и гляньте на морковку. Боже, что это?! В зависимости от места и температуры забытый корнеплод порадует вас целой палитрой болячек: тут вам и мягкая гниль (слизистый бактериоз); и альтернариоз (черная гниль); и жуткий фомоз (сухая, бурая гниль); и непонятная парша (ризоктониоз); и страшноватый склеротиниоз (белая гниль), когда морковка словно покрывается пушистой белой ватой…

Ужас-ужас-ужас, к ней страшно притронуться, но приходится, чтобы просто выбросить её, пакость такую… Так вот, если сгнившую морковь можно просто выкинуть, то с человеческим телом такое не прокатит. Тело надо кормить, мыть, опорожнять кишечник и мочевой пузырь, стричь постоянно растущие ногти-волосы-бороду, если оно мужского пола…

Тело при этом ни на что не реагирует, как та самая морковка. Оно не говорит, его можно посадить, поставить в какую угодно позу, можно стукнуть, если такое странное желание кому-то взбредет в голову, боль оно чувствует — кожа-то целая — но реакции на неё нет. Тело без души — это просто пустая оболочка, как у резиновой куклы.

И вот. В день казни всё было приготовлено по самому высшему разряду. Приглашены иностранные послы, министры, приволочена за цепь пара молодых голодных дементоров. Они тоненько сопели, принюхиваясь к окружающим, и тянули к ним серые, покрытые струпьями ручки, от которых все шарахались. Собравшись в большом зале суда, гости расселись в амфитеатре, замер посередине площадки стул, нетерпеливо позвякивая цепями… Дали отмашку охране:

— Ввести арестованного!

Двое сторожей идут за узником. Камера предварительного заключения выглядит как мини-крепость, комната полностью изолирована от внешнего мира и насквозь обезмагичена, то есть колдовать там никак не можно… Её стены выполнены из зерен кристаллического муассанита, сцементированного тонкозернистой муассанитовой же массой. Размер зерен достигал величины пять миллиметров при толщине два-три миллиметра. Зерна имели частично кристаллографическую огранку. Это самый твердый после алмаза абразив. Это не только самый твердый минерал. Но и самый кислото-, термо-, щелочестойкий. Внутренние стены были выложены пластинами драконита, считалось, что они блокируют магию. Дверь открывается только с внешней стороны. В общем, изрядно подстраховались ради сохранения пленника и снаружи, и изнутри…

Взмах палочек, и в черной стене проявились контуры двери, которая с тихим зловещим шорохом вышла из пазов и бесшумно отъехала в сторону. Нагнув головы, смотрители вошли в камеру.

Гелли Гриня встретил их самым жутким сардоническим оскалом, присущим всем повешенным покойникам. Да, он ухитрился сбежать даже отсюда, из сверхнадежной камеры, далеко и без возврата самым простейшим маггловским способом — повесился на шнурках. Несмотря на монолитность наружной постройки, внутри все же были стандартные вещи для комфортного содержания заключенных — железная подвесная койка, привинченная к стене, толчок и голый рукомойник в углу, решетка вентиляции под потолком над санузлом. Именно к решетке и был привязан самодельный шнурок, сделанный из ленточек порванной тюремной робы. Шнурок был сплетен из нескольких полос и оказался достаточно прочным, чтобы и задушить, и выдержать вес покойного. Гриня красиво и пафосно ушел в закат, безмолвно сказав на прощание: "Фиг вам, а не моя безвольная тушка".

Крику было-о-о…

Ругались представители МКМ, орали до посинения члены Визенгамота, хм… синие и красные лица весьма красочно смотрелись на фоне фиолетовых мантий. Бегали перепуганными сайгаками сотрудники Министерства магии, сталкиваясь и роняя друг друга. Задумчиво принюхивались к эмоциям молоденькие дементоры, явно примериваясь к кому-нибудь украдкой присосаться, пока никто не видит…

Но ничего уже нельзя было поделать. Гелли сам решил свою судьбу и решил её оригинально, как-то договорившись с собственной магией. Ведь она обычно очень бдительно бережет жизнь волшебника, не давая ему причинить себе вреда. Постепенно эмоции утихли, маги взяли себя в руки, сняли труп с вешалки, оформили смерть по всем правилам, шлепнули печать и закрыли дело. Питера Петтигрю спешно отправили в Азкабан на пожизненное, пока и он чего-нибудь не учудил.

* * *

Свой первый урок истории профессор Бербидж почему-то начал с… собаки. Дети опешили. Сидя за партами, они ошарашенно смотрели на доску, на которой висела маггловская фотография, на ней была изображена могильная плита и надпись:

«Цветок всего рода

Настолько верный, настолько

Храбрый —

Ягненок дома,

Лев на охоте…»

(W.R.Spencer «Gelert, Llewelyn’s dog»)

Памятник собаке принца Ллевелина Гелерту, который был поставлен у Beddgelert (Могилы Гелерта) в Северном Уэльсе.

Пониже висела гравюра — стилизованное изображение ирландского волкодава. Гарри осторожно покосился по сторонам, у всех учеников был обалдевший вид. Гермиона нацелила перо на пергамент, растопырив ушки и готовая конспектировать. Невилл смущенно посмотрел на Гарри и спросил:

— А что, наши новые профессора на собаках помешаны?

Гарри растерянно пожал плечами, тем временем профессор Бербидж откашлялся и начал легенду о собаке, самый первый памятник которой находится в Северном Уэльсе. Он был установлен в XIII веке князем Ллевелином на могиле своего друга — ирландского волкодава по кличке Гелерт. Он рассказывал долго и с чувством, так, что к концу этой лекции все девочки в классе плакали. Гарри оцепенело смотрел на доску, на морду верного волкодава, чья смерть стала упреком. Дурак лорд Ллевелин сделал слишком поспешный вывод и зарубил ни в чем не повинную собаку. Собаку, которая спасла его сына! Что за идиот?!

Гермиона подняла дрожащую руку:

— Сэр, а почему величайшего темного мага столетия тоже зовут Геллертом? Как он может носить такое благородное имя?!

— Никто в этом не виноват, — важно ответил профессор Бербидж. — Просто родители, как и все нормальные люди, гордились своим чудесным сыном и дали ему прекрасное имя. Кто же мог предположить, что мальчик окажется недостойным его.

К тому же здесь имеется лазейка, она маленькая, крохотная, но она есть. Это произношение имени и количество букв "л". Геллерт и Гелерт. Как видите, есть разница и очень существенная.

В один из четвергов, когда выдалась ясная и безветренная погода, профессор Гранд провел с детьми практический урок. Привел на тот самый лужок, собрал перед собой и начал:

— Давайте изучим заклинание Секо. Представьте себе какое-либо оружие — меч, саблю или нож, кому что нравится, вытяните перед собой руку с оружием. И сделайте режущее движение.

Гарри представил катану, легкую и тонкую саблю. Элегантная и стремительная, из белого металла, она сияла голубоватым светом. И как будто почувствовал её нетерпеливую, вибрирующую дрожь, а пальцы ощутили ребристую двуручную рукоять…

Видя, что дети сосредоточены и готовы, лагун повел рукой. Вспучилась мерзлая земля, с треском разлетелась ледяная крошка, и из почвы вынырнули с полтора десятка глиняных элементалей в образе питбулей и ротвейлеров. Грозно залаяв, псы-големы бросились к ребятам. Гарри махнул катаной и крикнул:

— Секо!..

И бегущий к нему ротвейлер рухнул с рассеченной головой и тут же рассыпался песком. Урок защиты жизни начался. Сперва было как-то стрёмно рубить мечом по собаке, но Гарри быстро успокоил свою совесть, припомнив рассказы знакомых и документальные передачи о стаях бездомных и бродячих собак, нападающих на детей...

Постепенно жизнь вошла в свою колею.

Гарри просыпался, брел в душевую, где приводил себя в порядок. Потом, вернувшись в комнату и оценив обстоятельства, принимался подшучивать над Невиллом. Меру он знал и прекрасно изучил нрав товарища, чтобы вовремя обуздать свой норов и не обидеть друга слишком грубой шуткой. Не мог Гарри без этого, привык за годы жизни с Дадли, над которым он с рождения, можно сказать, подшучивал и балагурил. Дадли к тому же в долгу не оставался, возвращал шуточки с процентами.

Утро доброе должно начинаться с хорошей проделки, иначе оно пропадет впустую. Так считал Гарри, и со временем его убеждение передалось и Невиллу. Первая его шутка удалась с блеском. Проснулся Гарри, продрал глаза, на соседней кровати сел Невилл, посмотрел на Гарри и ка-а-ак заорет… пальцем тычет в его сторону и визжит, глаза — с галлеоны. В первый миг Гарри испугался, сидит и себя лихорадочно ощупывает. Потом метнулся к гардеробному зеркалу, осмотрел себя — вроде всё в порядке — ни рогов на голове, ни пятен, пижама чистая… Ничего не понимая, вернулся к постели и внимательно посмотрел на Невилла, тот невозмутимо уставился в ответ. Нащупав подушку, Гарри от души огрел дружка — чтоб его, нельзя же так… Невилл перепрыгнул на его кровать, цапнул подушку Гарри, и какое-то время парни вдохновенно дрались, страстно мутузя друг друга мягкими орудиями, пока из тех перья и пух не посыпались. Только они их и остановили, не видно стало, куда бить. Сели на полу, пыхтят, щурятся на пуховую бурю. А потом Невилл засмеялся:

— Ух ты, Гарри… а это весело!

— А ты что… — Гарри сдул с носа пушинку. — Никогда не сражался на подушках?

— Никогда, — Невилл повесил голову. — Мне не с кем…

— А что так? — Гарри повел рукой, разгоняя летящий пух. Невилл вздохнул и невербальным Репаро загнал перья в подушки. И ага, без палочки… Гарри только удивленно моргнул на это.

— А вот так. Один я у бабушки, ни братьев нет, ни сестер… Правда, есть ещё дядя, но он дурак.

И всё. Больше он ничего не сказал, а расспрашивать Гарри побоялся, и так Невилл зажатый и ни в чем не уверенный. Хорошо хоть сегодня раздухарился — шалить начал! Приведя комнату и себя в порядок, мальчики отправились завтракать.

С тех пор и пошло. Утро начиналось с проказ, потом с приподнятым настроением мальчишки бежали в Большой зал, а оттуда на два утренних урока, после обеда на три остальных, и в пять часов заканчивался учебный день. Вечер до отбоя был посвящен домашним заданиям и мелким развлечениям.

Правда, Гарри ещё старался угодить на отработку к Филчу или Снейпу, потому что в школе не было ни уроков Труда, ни дежурств в классе, а ведь Гарри читал про это, в Японии и России дежурства широко практикуются. И тихо завидовал советским школьникам, которые работают, как взрослые, отвечают за порядок в классе.

И вот, задержался он как-то раз обыкновенно у товарища Снейпа за чисткой котлов. Профессор, как всегда, за уши оттащил его от сорок второго котла… вообще-то их было сорок, просто Гарри по второму разу начал, проверил свою же работу и обнаружил на двух из них по крошечному пятнышку. Мысленно надавав себе тумаков, он принялся чистить заново, высунув от усердия язык. Северус отложил проверенные эссе, глянул на Поттера, потом перевел взгляд на часы над дверью и снова на Поттера. Пора его таки гнать, полчаса до отбоя осталось… Встал, потянулся с хрустом, разминая затекшие мышцы, строевым шагом подошел к пацану и обратился к лохматой макушке:

— Мистер Поттер, вам пора уходить.

Реакции — ноль. Профессор вздохнул, нагнулся ниже и постучал ладонью по плечу. Гарри вздрогнул, покосился на него через плечо и ещё глубже зарылся в котел. Северус вздохнул ещё раз, двумя пальцами аккуратно взял маленькое розовое ухо и легонечко потянул вверх, отрывая мальчишку от желанной и любимой работы.

— Мистер Поттер, пожалуйста, покиньте класс.

Ну, против вежливой просьбы не попрешь, Гарри скорбно убрал котлы на стол, сполоснул тряпки и щетки, прибрал их в шкаф и, приволакивая ноги, поплелся к двери со скоростью объевшейся улитки. Профессор черной скалой стоял возле своего стола и невозмутимо смотрел на эти детские и наивные попытки задержаться ещё на чуть-чуть. Когда Гарри наконец скрылся за дверью, Северус позволил себе широко улыбнуться — вот ведь, маленький шельмец! — и, покачав головой, запер класс и ушел к себе.

Оказавшись в коридоре, Гарри постоял недолго под дверью, мечтая о том, как попасть на отработку завтра, и пошел восвояси. Дошел до развилки и уже шагнул в свой пуффендуйский коридор, когда услышал какие-то звуки, доносящиеся откуда-то с верхних этажей. Гарри нахмурился — звуки были похожи на хныканье. Ноющий, молящий голос. И ещё чьи-то возгласы, громкие и бессвязные. Гарри передумал идти к себе, он шагнул обратно и свернул в центральный коридор. Голоса стали ближе и слышнее.

— Не надо… отпустите, ну что вы делаете?..

— Хе… да ты не тушуйся, ей не повредит.

— Мы давно мечтали ей пинка дать…

— Ага! Года три, представляешь?

— Так что давай, вяжи.

— Уберите руки! Уйдите… пустите!..

Гарри перешел на бег — кричал Невилл. Вылетев из-за угла, он увидел всю картину маслом. Чернокожий парень с дредами крепко держал за руки Невилла, двое других идиотца, рыжих и одинаковых с лица, держали кошку и насильно вливали ей в рот что-то из бутылочки. Кошка хрипела и слабо когтила воздух лапками, Невилл яростно вырывался из рук черномазого и пытался пнуть его ногой.

Гарри испустил гневный вопль, издали и со страху ему показалось, что эти твари его кошку мучают. Талию! С разбегу он врезался в бок одному рыжему и сумел-таки своротить третьеклассника с ног. Тут же, ни секунды не медля, Гарри набросился на спину второго и начал слепо колотить его кулаками куда попало. Благодаря эффекту неожиданности парни вздрогнули и разжали руки, выпуская кошку и роняя бутылочку. Кошка отпрыгнула к стене, но не убежала… что-то в неё успели влить. Жидкость, разлившаяся из бутылки, источала едкий запах аммиака. Гарри глянул на этикетку — полироль для лакированных поверхностей. Ну, с-сволочи!.. И он, окончательно взбеленившись, снова бросился с кулаками на близнецов, но те уже пришли в себя и перехватили инициативу в свои руки, крепко схватили Гарри и теперь с недоумением разглядывали его, как энтомологи — маленького комарика с четырьмя крылышками. Вроде бы и знакомая букашка, а вот поди ж ты, аномалия какая. Первокласснику не по силам справиться с дюжими тринадцатилетними лбами. Поняв, что перед ними всего лишь мелкий первоклашка, братья Уизли разозлились — да как он посмел вмешаться в их святые дела, крысеныш недоразвитый?! Вмазав Гарри по затылку, они куда-то потащили его и Невилла, забыв про кошку. Всю дорогу Гарри и Невилл силились вырваться, но подростки держали их крепко, пока не притащили на площадку Заброшенной башни. Здесь их и оставили, взаперти и без палочек. А сами старшеклассники, бессердечно гогоча и переговариваясь, преспокойненько ушли.

Гарри растерянно оглянулся — голая площадка без ограждения, общим размером со среднюю комнатку, может и были тут когда-то стены, но теперь от них и следа не осталось. Вдали во тьме светятся окна замка, вроде и близко, но все же далеко — не докричаться… Гарри пнул дверь, она дубовая, крепкая и тяжелая, с железными лентами поперек брусьев.

— Невилл, ты можешь её открыть? Ты же умеешь без палочки колдовать, — без особой надежды обратился он к другу, а когда с его стороны не последовало никаких звуков, с тревогой обернулся. Невилл сидел как неживой, там, где его бросили братцы-идиотцы, посередине неширокой площадки. И неотрывно смотрел на край пропасти, не мигая и не дыша. Гарри напрягся, моментально вспоминая все те мельчайшие нюансы поведения, которые он порой замечал за Невиллом: вот они поднимаются по винтовой лестнице на урок астрономии, и Невилл идет позади всех и при этом крепко держится за перила, а на Астрономической башне он старался занять тот телескоп, который стоял подальше от края. На уроках полетов Невилл так ни разу и не сел на метлу, как и Гарри. Но у Поттера были свои причины, тогда как у Невилла они оказались очень и очень серьезными. И в них Гарри сейчас убедился — Невилл Долгопупс боялся высоты. Закусив губу, Гарри нервно огляделся — голая площадка, стена с дверью… бронзовая ручка-кольцо и замочная скважина, вот и все местные достопримечательности. Не зная, как вести себя с фобом, Гарри опустился на колени и на четвереньках подполз к Невиллу, интуитивно выбрав самый верный способ. Шепнул в ухо:

— Закрой глаза.

К его облегчению, Невилл подчинился. Гарри выдохнул, взял руку Невилла и положил к себе на плечо. Снова шепнул:

— Пойдем. Надо к стене подойти… там опора, пошли.

Не снимая с плеча руку и не открывая глаз, Невилл повернулся и с помощью Гарри ползком добрался до стены. Здесь они сели и спинами прислонились к прочной и надежной двери. Из-под неё и в скважине струился желтый свет факелов или свечей. Гарри задумчиво уставился на щель между дверью и полом. На ум почему-то пришла прочитанная когда-то очень давно детская книжка "Калле Блюмквист-сыщик", автор Астрид Линдгрен. Продолжая размышлять о Калле, Гарри перевел взгляд на скважину. Если ключ там…

Миссис Норрис умирала.

Её внутренности жгла и разъедала кислота, рот, гортань и пищевод были обожжены уксусом, горло сдавили спазмы, и изо рта обильно текла слюна. Отравленная кошка не могла сглатывать. Она лежала у стены и стеклянно смотрела в никуда. Такой её и нашла Талия. Не дождавшись Гарри с отработки, она пошла его искать и наткнулась на Миссис Норрис. Подозрительно глядя по сторонам, она обошла коридор, понюхала бутылку. Запах Гарри она нашла сразу, а вот как идти по нему — не знала. Но помимо запаха сына в воздухе струилась ароматная лента чистящего средства, и Талия резонно предположила, что Гарри или его похитители так или иначе запачкались этой пахучей жидкостью. И она уверенно пошла за струей свежего и сильного запаха. Услышав впереди шаги и голоса, кошка благоразумно спряталась в стенной нише за горящим факелом. И молча проводила взглядом трех высоких парней, пахнущих той самой полиролью, потом спрыгнула и поспешила дальше, пока держался запах.

Ей пришлось проделать немалый путь — через ползамка, в самую дальнюю, заброшенную его часть, полуразрушенную и нежилую. Вот и дверь, а за ней мальчики, маленькие и замерзающие… Назад Талия неслась на крыльях ярости, спеша изо всех сил. Прибежав в подземелья, она наткнулась на толпу старшекурсников и профессоров. Филч нашел свою кошку и теперь надрывно домогался правды и справедливости, громко рыдая и ругаясь, потрясая сухонькими кулачками. Сперва Талия попыталась дозваться до мадам Стебль, мяукая и дергая коготками за полу мантии. Но той было не до кошки, она внимательно слушала Дамблдора и давала Филчу советы по промыванию желудка. Не добившись результата, Талия принялась просто громко мяукать, обращаясь сразу ко всем. Так что на фоне голосов теперь слышались пронзительные кошачьи вопли. И они всех дико раздражали. Минерва грубо отпихнула её ногой и прикрикнула:

— Да замолчи ты, несносное животное. Брысь!

В отместку Талия цапнула её за икру, вцепившись когтями и зубами. МакГонагалл истошно заорала и дрыгнула ногой. Но Талия не отцепилась, напротив, утробно завыла, ещё сильнее вгрызаясь в плоть. Северус нагнулся и, ловко подхватив, отодрал кошку от ноги Минервы. И тут же унес от греха подальше. Дойдя до коридора Пуффендуя, он спустил кошку на пол и, выпрямившись, махнул рукой вдоль коридора:

— Ну давай, беги к себе.

Однако кошка не спешила уходить, она царапнула ботинок Снейпа, задрала голову на высокого мужчину и просяще мяукнула.

— Тебе что, дверь открыть надо? — съязвил Северус и покачал головой. — Извини, это не мои проблемы. У вас, у кошек, свои лазейки имеются. Ступай.

И Северус, развернувшись, пошел прочь, Талия потрусила следом, а дойдя до центрального коридора, забежала вперед. И вот тут-то до Северуса дошло, что кошка просто куда-то зовет. А поняв, заспешил за ней.

Коридоры, лестницы вниз, переходы, снова коридоры, лестницы вверх… Пыль и паутина. Иней на окнах и пар изо рта. Старая забытая башня, деревянная дверь с полосками металла, заперта на засов. Кошка носиком — в щель.

— Мяу!

— Т-талия?.. — дрожащий голосок из-за двери.

Не помня себя от ужаса, Северус схватился за брус и, рывком выдернув из пазов, отшвырнул прочь, потянул на себя дверь. Поттер и Долгопупс. Посиневшие и дрожащие, трогательно моргают заледеневшими ресничками. На щеках — замерзшие дорожки слез…

Твою ж мать!..

Содрав с себя мантию, Северус спешно закутал в неё обоих мальчиков, потом, растирая, крепко прижал к себе, горячо дыша на них, поднял и понес прочь. В голове одна единственная мысль — согреть, срочно! Влетев в свои апартаменты, Северус рявком заставил зажечься камин, посадил пацанов на диван, раздел и тут же накрыл их пледом. Кошка, слегка запыхавшаяся от долгого бега, легла поверх пледа на мальчишек.

Северус рванул в кладовую, быстренько нашел Бодроперцовое зелье и принес в гостиную, откупорил и велел пацанам открыть рты. Те послушались, и профессор влил в глотку каждому по порции.

Гарри скривился от незнакомого лекарства и жалобно спросил:

— Ой… что это?..

— Пр… противопростудное, — заикаясь, сказал Невилл.

— Надо же… — Гарри облизал губы. — Вкусно… смесь мяты и перца… И согревает так.

Увидев, что мальчики устало моргают и вот-вот заснут, Севеурс торопливо спросил, не надеясь, впрочем, на честный ответ:

— Кто это сделал? Вы мне скажете?

И Гарри удивил его. Закивал и ответил:

— Эти… Рыжие близнецы и парень с этими… червяками на голове.

Ясно. Уизли и их дружок Ли Джордан.

— Отдыхайте, — сказав это, Северус покинул комнату.

Измученный Невилл задремал, прижавшись к другу, а Гарри смотрел на огонь и мрачно думал о том, что в шалостях всё же надо знать меру. Хотя бы здоровью окружающих не вредить. И вообще, неправильно это, запирать ни за что ни про что двух перваков где-то без шанса на выход, и это при том, что один из них боится высоты… А если б он один был? Стопроцентно бы загремел вниз. И каким же садистом надо быть, чтобы отравить кошку?!

— Минерва МакГонагалл!!! — от бешеного рева дрогнули стены. Минерва подпрыгнула,

Помфри едва не выронила бинт, которым она собиралась перебинтовать прокушенную ногу. Вслед за ревом в больничное крыло влетел Северус — живое воплощение Ужаса в ночи. Лицо перекошено, глаза горят. Мадам Помфри заполошно схватилась за грудь:

— Святой Франциск! Северус, что вы так кричите?!

Северус едва удостоил её взглядом, подойдя, он сурово навис над Минервой и громыхнул:

— Ваши львы совсем распоясались! Они час назад заперли на голой площадке Забытой башни двух первокурсников. Зимней ночью, на морозе!

Минерва заклокотала:

— Мне нет дела до ваших обожаемых змеек! Северус, лучше посмотрите, что со мной сотворила эта ненормальная кошка! Она напала на меня!!!

— Ах, змеек?!. — зашипел Северус, раздуваясь яростью почище кобры. — Ну так давайте пройдемся до ваших львят, посмотрим, чьи палочки они прячут у себя.

После положенных процедур так и сделали, поднялись в башню Гриффиндор. Студенты удивленно смотрели, как отдвинулся портрет Полной Дамы и в гостиную вошли три декана — МакГонагалл, Снейп и Стебль. Северус хмуро окинул взглядом офигевшие лица и буркнул:

— Мистер Джордан и близнецы Уизли. Подойдите сюда.

Трое, нервозно переглянувшись, нехотя подошли, встали перед деканами.

— Предъявите палочки, изъятые вами у первокурсников. Воровство в Хогвартсе мы не приемлем.

— Ну зачем же так, Северус… — запротестовала было Минерва, но тут же осеклась. Под прожигающим взглядом профессора Снейпа Фред и Джорж вытащили из карманов палочки Поттера и Долгопупса.

* * *

Гарри и Невилл стали друзьями.

Бывают такие ситуации, пережив которые, нельзя не проникнуться друг к другу симпатией и пониманием. Поняв, что ключа в замке нет, Гарри пал духом — им не выбраться отсюда. Прочитанная в детстве книжка оказалась бесполезной, не нужен оказался пергамент, найденный в кармане у Невилла, и его собственный ножик, с помощью которого можно было вытолкнуть ключ из замка на лист, чтобы втянуть его к себе. Всё это оказалось ненужным, потому что в скважине не было ключа.

Дул холодный ветер. И дул коварно, прямо на стену, под которой мальчики пытались спрятаться. Прыгать же на не огороженной площадке было равносильно самоубийству — проще сразу в бездну сигануть, чтоб не мучиться. Так что их пока что защищала дрожь, единственная и естественная реакция организма на холод. Вот и сидели мальчики под дверью, дрожа и клацая зубами. Дыша на руки и прижимаясь друг к другу. Сперва держались, но потом к холоду прибавилась боль в обмороженных пальцах и пацанята заскулили-заплакали, не стыдясь больше. Потому что им было плохо. К физической боли присоединилась боль моральная, стало так обидно… почему эти гады так с ними поступили? За что?!

Они не знали, сколько просидели там, на ночном декабрьском морозе, время словно застыло для них, просто остановилось на целую вечность. Тьма, мороз и боль. Далёкие огни издевательски мерцали во мраке, маня и убивая недосягаемостью…

Маленькие волшебники были отрезаны от остального мира деревянной старой дверью, запертой на засов — дубовый брус на петлях. И никто в целом мире не слышал их тихий плач. На грани отчаяния Невилл моргнул и сиплым голосом попросил:

— Г-гарри, столкни ме… ме-ня вниз.

— Ты переохладился, да? Мозг замерз? — от удивления ляпнул Гарри.

— Не-е-ет… Просто меня дядя с балкона выкинул… со второго этажа, а я не разбился… превратился в мячик. М-может, это и здесь сра-бо-тает?.. — простучал зубами Невилл.

— Дурак твой дядя! И сам ты тоже… не выдумывай, — Гарри помолчал и подытожил: — Ты поэтому боишься высоты?

— Д-да… — клацнул сведенными челюстями Невилл.

— Ну вот тем более не выдумывай. Разобьешься на фиг! — авторитетно заявил Гарри.

— А почему? — растерялся Невилл. Гарри чуть ли не на пальцах принялся ему объяснять:

— А потому что не надо путать стихийный детский выброс с осознанной магией. Знать и понимать не равно знанию на подсознательном уровне. Вот представь себе клетку с тигром и запусти в неё взрослого мужчину и ребёнка двух лет. Как думаешь — кого тигр разорвет? Как ни странно, но… мужика. Потому что мужик знает, что такое тигр, и будет бояться его до обморока, тигр почует его страх и растерзает труса. А для неразумного малыша это будет «большая полосатая киса», и он станет играться с тигриным хвостом, гладить его рыжий нос и тянуть за круглые ушки, потому что ребёнок не знает, что тигр опасен. И если ты сейчас сиганешь во-о-он туда, то твоя волшебная магия тебе ничем не поможет. Она сейчас для колдовства, а не для спасения жизни. Ангел не станет тебя сейчас ловить. Ангел пришлет другую помощь.

— Какую, Гарри, и когда?

— Я не знаю, Невилл, надо подождать…

Что ж… Гарри оказался прав, ангел прислал кошку и профессора Снейпа.

Воспоминания вдруг нахлынули бурным шквалом: Миссис Норрис. Нападение. Ледяная площадка и запертая дверь… Кто? И где он сейчас? Он усиленно пытался сложить воедино разрозненные кусочки мозаики. Мозги работали очень плохо, словно пьяный докси под воздействием доксицида. Неожиданно из тумана выплыла первая четкая мысль: Гарри и Миссис Норрис. Где они? Что с ними?

Ему хотелось говорить, но губы не подчинялись. Ощущение ожога немного ослабло, но начали накатывать мощные волны боли.

Северус сгибал и разгибал его руки, восстанавливая кровообращение.

Бабушка, как же больно! Сил бороться не было. По лицу текли слезы — он плакал от боли и изнеможения. Потом плотно закрыл глаза, словно отгородившись от жестокого мира.

Наконец укусы иголок начали понемногу ослабевать. Прекратился и обжигающий дождь. Невилл отважился открыть глаза. Зрение прояснилось, и он наконец увидел…

Гарри лежал рядом, корчась и дергаясь в сильных руках профессора. Судя по застывшему на его лице выражению муки, он пережил то же самое.

Северус вернулся к Невиллу. Казалось, он разрывается между ними, силясь помочь сразу обоим. Сильные руки подняли Невилла, он почувствовал, как они энергично растирают его полотенцем и заворачивают в махровую простыню. Потом его положили на стол и снова принялись яростно растирать, массируя руки, ноги, все тело. На сей раз — мазью.

Невилл почувствовал, как вместе с лекарством по жилам и коже разливается живительная сила, возвращая телу способность двигаться. Хотя внутри еще царила мертвящая пустота, жизнь постепенно брала свое и кровь начинала циркулировать в нормальном, ровном ритме.

Практически воскрешение из мертвых.

Он попытался оглядеться. Неподалеку на диване, завернутый в такую же махровую простынь, лежал Гарри, и сейчас профессор нещадно растирал и разминал его, попутно спаивая какие-то зелья, которые Гарри покорно глотал.

Всё это осталось за гранью восприятия. Просто в какой-то миг Невилл обнаружил себя и Гарри сидящими на диване, крепко завернутыми в толстый плед, а на них лежала кошка. "Странно, приснилось, что ли?" — вяло удивился Невилл. Только что их растирал и ругался на кого-то профессор, а теперь кажется, что это было целую вечность назад, а то и вовсе приснилось… И всё же память утверждала, что это было на самом деле, что грозный профессор Снейп действительно спасал им жизни.

Вот что пережили мальчики, и это сплотило их крепче якорной цепи.

Помона Стебль на деле доказала, что такое разъяренный барсук. Прежде всего она сняла с идиотов три сотни баллов, а потом в качестве сатисфакции изъяла у них волшебные палочки до конца года. А когда кретины вякнули протест, пригрозила их вообще сломать. Это заставило шутников заткнуться. Кроме того, Помона Стебль этим не удовлетворилась, вытребовала у Дамблдора высечь паршивцев розгами. Что интересно, директор не сопротивлялся, разрешение дал. И для публичного наказания пригласили палача из Министерства. Братцы получили по десять розог каждый. И это ещё не всё! Трое идиотцев, подвергшие малышей смертельной опасности, теперь полностью познали все прелести бойкота, иначе говоря, Ли Джордана и Фреда и Джоржда Уизли ввергли в опалу. Воистину — царскую. С ними никто не разговаривал, за столом в Большом зале вокруг них образовывалось пустое пространство — никто не желал сидеть рядом с ними. А стоило им только мельком посмотреть на первокурсников, так тут же все старшеклассники, от пятого до седьмого курса, начинали играть желваками и поглаживать кулаки. И не дай Мерлин случайно покоситься в сторону чьего-либо младшего братика!

Близнецам прилетел Громовещатель. Заткните уши, дети… Клочкастая сова села перед Фредом и строго глянула на него, протягивая письмо.

— Стрелка!.. — ужаснулся Джордж и замахал на сову руками. — Кыш… кыш!

Кто-то хихикнул. Враз побледневший Фред протянул к конверту дрожащую руку, вынул его из клюва совы и распечатал. Невилл заткнул пальцами уши. И в тот же миг Гарри понял почему. Сначала ему показалось, что письмо взорвалось: громадный зал наполнился грохотом, от которого с потолка посыпалась пыль. Но скоро он различил в грохоте слова:

«Фредерик и Джордж! Вы совсем берега потеряли?! Подвергать малышей смертельной опасности! Я не удивлюсь, если вас исключат из школы. Погодите у меня, я до вас ещё доберусь». Миссис Уизли кричала в сто раз громче, чем обычный человек нормальным голосом; ложки и тарелки подпрыгивали на столах от ее голоса, который еще усиливало эхо, отраженное каменными стенами. «…утром… письмо от Дамблдора. Я думала, отец от огорчения умрет. Мы растили вас совсем в других правилах. Вы ведь должны были понимать, что Невилл с Гарри могли погибнуть!» Гарри все ждал, когда же прогремит его имя. И делал вид, что не слушает говорящее письмо, звуки которого раздирали барабанные перепонки, Невилл при упоминании своего имени болезненно вздрогнул. «…абсолютно чудовищно. Отца на работе ждет разбирательство, и виноваты в этом вы, двое никчемных остолопов. Если вы совершите еще хоть один подобный проступок, мы немедленно заберем вас из школы».

На этом письмо кончилось и в зале воцарилась звенящая тишина. Красный конверт, выпавший из рук Фреда, вспыхнул, и от него осталась горстка пепла. Близнецы сидели вытаращив глаза и отдуваясь, как будто их только что окатило волной прибоя. Многие смеялись, но скоро за столами опять возобновилась непринужденная болтовня. Пока не дошло до кое-кого.

— Минуточку… — задумчиво протянул вдруг Люциан Боул за столом Слизерина. — А что значит: «Если вы совершите еще хоть один подобный проступок, мы немедленно заберем вас из школы»? Я не ослышался? «Ещё один подобный проступок»… Это как прикажете понимать? Пока они кого-то не укокошат — родители не почешутся, так, что ли?

Дюжий пятикурсник поднялся из-за стола и, нехорошо прищурившись, посмотрел на близнецов и Джордана:

— Ну, знаете… Я не в курсе, как вас мама с папой воспитывают, но никакого другого раза не будет. Никаких подобных проступков. Выйдем, поговорим…

Вышли. Поговорили по всем правилам джентльменского разговора. Были пересчитаны все зубки и все ребрышки, глаза украсились прекрасными фонариками всех цветов радужного спектра. И симпатично так припухли до китайской узости.

Впечатленные результатом воспитательной беседы Драко и прочие аристократы настрочили письма домой.

Каким-то образом об этом узнала и Августа. Через день после событий в школу нагрянула Железная Леди. Раскрылись входные двери, и в Большой зал вплыла высокая сухопарая старуха в зеленом пальто с воротником из цельной лисы, на голове — роскошная шляпа с чучелом грифа на передней тулье. Несмотря на несуразный вид, в зале тем не менее повеяло арктическим холодом. Побледнел даже Дамблдор. Но она пришла не по его душу, слава Мерлину… Колючие глазки леди Августы сверлили Минерву МакГонагалл. Та сдавленно икнула и попыталась улыбнуться, но увы, улыбаться она как раз не умела, и у неё вышла какая-то жалкая гримаса, которая моментально стерлась при следующих словах:

— Минерва МакГонагалл. Вы по решению совета попечителей лишаетесь должности декана и увольняетесь из школы без права восстановления. Школьники Фред и Джордж Уизли и Ли Джордан взяты на учет в детской комнате мракоборческого центра. Колдовать отныне они будут только под присмотром компетентного преподавателя. При малейшем подозрении на новые членовредительства будут отчислены из Хогвартса с переводом на домашний арест.

И как ни была ошарашена Минерва, она всё же нашла в себе силы возразить:

— Но позвольте, к чему такие меры? Хогвартс же не тюрьма строгого режима…

— Верно, не тюрьма. Но и не полигон для военных испытаний на выживаемость. Это школа, а не аттракцион смерти, где первокурсники подвергаются смертельной опасности.

О том, что происходит, леди Августе рассказала Амелия Боунс.

Северус, растирающий окоченевших мальчиков и полностью впитавший их боль, и как никто понимающий, на какой опасной грани были малыши, обратился в Департамент Магического Правопорядка. К Амелии Боунс. Предоставил ей свои собственные воспоминания. Та, насмотревшись, как плачут и пытаются от чего-то уползти Невилл и Гарри, вынырнув из Омута Памяти, схватилась за сердце.

— Борода Мерлина!.. Это же прямое покушение на убийство! Чем же первачки им не угодили?

— Помешали отравить кошку, — ровным голосом ответил Северус.

Мадам Боунс побледнела. Вот те на, с кошки всё началось… Тут ей совсем поплохело — ведь именно с этого все садисты начинают, сначала кошек терзают, потом на людей переходят. Говорят же, все маньяки так начинали!

В зале стояла тишина.

Все молча и оцепенело смотрели на старую леди, принесшую столь ошеломительные новости. Минерва превратилась в памятник, посвященный удивлению. Выпученные глаза, отвалившаяся челюсть, всё это как нельзя более точно рисовало картину крайнего изумления — хоть сейчас на выставку. Ли Джордан и близнецы Уизли отлично вписывались в композицию: «Офигевание в высочайшей степени».

Им грозит исключение! Да быть того не может!!! Не было в школе ещё такого прецедента, чтобы учеников исключали!

Эти и им подобные фразы возмущенно и проорали близнецы, едва обретя дар речи. Но их пафосные вопли неожиданно прервал Хагрид. Грузно поднявшись со своего места, он печально обратился к залу:

— Неправда. Был такой… пре-це-дент. Меня исключили из школы за то, что вырастил опасное существо, а оно потом якобы убило девочку.

— Якобы? — переспросил Филч. Хагрид грустно кивнул лохматой головой и промокнул повлажневшие глаза краешком скатерти со стола, едва не своротив посуду.

— Арагог не убивал Плаксу. Вы бы её спросили, пока она жива была в туалете… но увы, привидений в замке больше не осталось и у меня теперь нет доказательств того, кто её убил на самом деле.

— В туалете? Ты имеешь в виду — привидение из туалета? — заволновался Кеттлберн. Он тоже поднялся и обратился к коллегам: — Господа, вспомните, в чье логово открывается дверь из туалета?!

— К василиску… — прошептал Филч.

— Мистер Хагрид, вашу проблему мы рассмотрим на совете попечителей! — важно сообщила ему Августа и повернулась к Невиллу: — Мой дорогой внук, ты ничего не хочешь мне рассказать?

— А… о чем, бабушка? — опасливо прошелестел «дорогой внук».

— Ну, например, о том, как ты ухитрился угодить к верным и славным барсукам? — в голосе Железной Леди против обыкновения слышалась неприкрытая гордость, а сама она ласково улыбалась. Невилл моргнул, потом всхлипнул, выбрался из-за стола и бросился к бабушке, крепко обнял и зарылся лицом в лисий палантин. Августа прижала его к себе и посмотрела поверх него на Северуса:

— Я в бесконечном долгу перед вами, профессор Снейп! Благодарю вас за спасение моего единственного внука.

Северус молча наклонил голову, принимая благодарность пожилой дамы, а потом всё же решил внести некоторую ясность:

— На самом деле благодарить надо не меня, а кошку одного из маленьких студентов. Если бы не она… Правда, поверьте мне, никто бы не догадался искать пропавших мальчиков так далеко в заброшенной части замка. Они бы замерзли насмерть, но, к счастью, кошка Поттера догадалась позвать на помощь…

— А-а-а, так вот чего она… — пробормотала Помона Стебль. — Просто прелесть. Минерва, вот я чего не пойму… ты ж сама кошка, так как же ты кошку не поняла??? И даже больше того — ты её пинать начала!

Минерва лишь злобно посмотрела в ответ. В том-то и дело, что кошка-анимаг не является настоящей кошкой, у неё человеческий разум и человечье восприятие мира, и о чем там мяукают посторонние кошки, ей дела нет. Некогда, да и незачем ей кошачий язык изучать, не для того ей анимагия дана, чтобы уподобляться мяукающему комку шерсти! Просто иногда это удобно — превратиться в кошку и отдохнуть от суеты бренного мира.

Дамблдор кашлянул:

— Кхм… Минерва, будьте добры, пройдите в мой кабинет и подготовьте бумаги. Я сейчас подойду и подпишу, — и поднял руку, не давая ей возразить. — Ваше место займет профессор Гранд…

— Ч-что-о-ооо?! — оскорбленно взвилась Минерва. — Это животное?! Дамблдор, вы этого не сделаете!

Директор Дамблдор устало посмотрел на неё и удрученно покачал головой:

— Минерва, что-то вы не похожи на себя прежнюю… или вас так испортил мой двойник? Вы же десять лет были заместителем лже-директора.

— Но я… я исправлюсь! Дамблдор, дайте мне второй шанс!.. Вы же сами утверждали, что каждый достоин второго шанса… — зачастила было МакГонагалл, а потом вдруг осеклась. — То есть… О-о-ооо, это не вы?

Дамблдор опять покачал головой и вздохнул:

— Нет, Минерва, это не я утверждал. Это утверждал Геллерт под моей личиной, а я сам всё это время сидел в аквариуме, у вас на глазах, между прочим. И мою беду понимали настоящие кошки… и даже пытались помочь мне по мере своих кошачьих сил.

— Как? — с интересом посмотрел на директора Кеттлберн. Тот загадочно улыбнулся:

— Ну, в подробности вдаваться не стану, скажу только, что они делились со мной новостями из внешнего мира.

Невилл отлепился от бабушки и задрал к её лицу голову, сглотнув, сипло пробормотал:

— Ба… познакомься с моим другом, Гарри Поттером.

Услышав это, Гарри подошел и вежливо поздоровался. Старая леди внимательно оглядела мальчика, особенно пристальное внимание она уделила его красным рукам в цыпках и заусенцах. Отчего Гарри смутился и застенчиво спрятал свои грабли в карманы штанов.

А бабушка сделала соответствующие выводы:

— Молодой человек, а не слишком ли вас часто наказывают? Судя по вашим натруженным рукам, вы практически не вылезаете с отработок.

Невилл заволновался:

— Ой, ба, а Гарри и правда много наказывают! Он каждый день на отработки ходит.

Гарри только вздохнул и страдальчески посмотрел на Невилла — помолчал бы лучше, и так едва удается сбежать к любимой швабре… И следующие полчаса он покорно вздыхал и кивал, выслушивая строгие нравоучения пожилой дамы о том, что надо хорошо учиться и слушаться старших, а не бездельничать и филонить от своих обязанностей. Обычная и нормальная реакция взрослого на разгильдяя-ученика, которого слишком часто ставят в позорный угол.

* * *

Итак, уволили Минерву МакГонагалл и её место занял лагун Гулливер Гранд. Обрадовались ли этому гриффиндорцы? И да и нет. Старшекурсники привыкли к полной самостоятельности и свободе, которую им обеспечила бывшая деканша своим невниманием. Они считали обыкновенным гнать по спальням мелкоту, чтобы без помех предаться своим «взрослым» делам — попить пивасика, полистать порножурнальчики и потискать девочек. И не девочек — тоже. Каждый старшак шпынял мелкого по возрасту кто во что горазд, семикурсник мог в час ночи погнать пятикурсника и моложе за пироженкой — патамушта сладенького захотелось… пятикурсник в свою очередь тоже отрывался на полную — шпынял прочих малолеток. «Дедовщина» в чистом виде. А что вы хотите, генерал-то отсутствует. И не думали они, не гадали, что генерала могут и комиссовать, вернее, погоны сменят плечи. Перекочевать с нежных женских на широкие и развернутые мужские. С командным гласом и зверской рожей. А рожа у лагуна действительно зверская — лицо покрыто короткой рыжеватой шерстью, львиный приплюснутый нос, раздвоенная верхняя губа, за ними жутенькие желтые клыки. И светятся ехидством зеленые «кошачьи» глаза. Снял свой шерстяной шлем профессор Гранд, продемонстрировал бравым детушкам, с чем им дело придется иметь. Оценили старшенькие, ох как оценили, особенно присовокупив к остальной внешности ещё и внушительные когти на мощных руках лагуна Гранда. Одним словом — не старушка. И не МакГонагалл. Такой спуску не даст.

И не дал. Быстро навел порядок, прошнырнул по всем гостиным-спальням, сунул львиный нос во все тайники и захоронки и ликвидировал стратегические запасы спиртного и порно. Сменил портрет Полной Дамы на картину с датским догом и велел пёсику впускать только своих, а после одиннадцати никого не выпускать из башни, и… не впускать в башню, даже своих — мол, хорошим уроком то будет…

В общем, со всей страстью, любовью и ответственностью принялся за воспитание своих студентов новый декан.

Младшенькие же детки, первые и вторые курсы, почуяв в нем защитника, прямо приросли к воспитателю, бегали за ним повсюду хвостиками. Как утятки за мамой-уткой. А уж во время совместных уроков, когда Гулливер собирал все четыре факультета первокурсников, то детишки этакой стайкой прыгали вокруг него, как пресловутые лилипутики вокруг великана-Гулливера имени Свифта. Повизгивая и вереща на разные голоса, спеша поделиться с Учителем своими достижениями, и Гарри в том числе.

А почему бы и нет? Зверолюди, они такие, надежные. Верные и неподкупные. Доверь такому ребёнка, сохранят до третьего поколения, то есть вернут не только в целости и сохранности, но и с процентами, как говорится, с кучей правнуков в придачу.

И учил профессор Гранд по всем правилам. Если Квиррелл с сентября до декабря только вводные лекции читал о всякой гадости вроде темных магов, ведьм и прочих плохишей волшебного мира, то Гранд, напротив, учил их настоящей Защите.

Миссис Норрис, к счастью, поправилась. Хотя и болела она долго, какое-то время не могла нормально кушать, что ни съест, всё выташнивалось обратно — поврежденный желудок отказывался работать. Но потом с помощью легкого бульона и нежных каш, а также некоторых целебных зелий, сваренных профессором Снейпом, удалось восстановить стабильную функциональность пищеварительного тракта.

На Рождественские каникулы детей распустили по домам.

Оставив основные вещи и сундуки с чемоданами в своих факультетских комнатах, забрав с собой лишь питомцев и сумки с самым необходимым, дети собрались на берегу озера, возбужденно переговариваясь и перекрикиваясь. Вскоре к ним лихо подкатили сани, запряженные белыми конями. Звонко звенели под дугами колокольчики, стучали по льду точеные копытца, и скрипели по снегу широкие полозья саней.

Гарри с интересом посмотрел на белоснежных высоких лошадей — он и не знал, что при Хогвартсе имеется целая конюшня! Кони храпели, мотали головами. Со свистом разлеталась длинная грива, мелодично звякали на упряжи серебряные бубенчики, и страстно горели синие глаза…

На последнем Гарри споткнулся. Замерев, он, ничего не понимая, уставился в горящие синим пламенем глаза коней и почувствовал, как его душа уходит в пятки. Ибо стало понятно, что это не кони, а какие-то мифические монстры вроде келпи или гиппокампусов. В шкуре, там, где шерсть была короче, виднелись проплешины, покрытые чешуйками, особенно заметны они были вокруг глаз и на ногах… Мальчику резко расхотелось куда-то ехать на этих монструозных конях. Но остальные дети как ни в чем не бывало, радостно смеясь, торопливо забирались в сани, так же спокойно к ним направился и Невилл. И Гарри, переборов свой страх, двинулся следом.

Кучера в санях не было, но кони, казалось, знали, куда везти детей. Они терпеливо дожидались, пока все рассядутся, потом, раздувая ноздри и окутанные паром, под тихий перезвон колокольцев и бубенцов трогали сани с места и, перейдя на галоп, мчали их по льду с ветерком. Скорость и свежий, морозный ветерок в лицо примирили Гарри с необходимостью ехать на этих странных лошадках, но любопытство никуда не делось, а только ещё пуще разгорелось. И Гарри спросил, перекрикивая звон:

— Невилл, а кто это?

— Мороны, — крикнул Невилл. — Гибриды, выведенные из коней Диомеда и гиппокампов.

Про гиппокампов Гарри понял и так, а вот про коней Диомеда он вспомнил, что бешеные зверюги царя бистонов во Фракии были хоть и прекрасными животными, но буйными, потому что были прикованы цепями в стойлах, ведь кормил их царь человеческим мясом. Передернувшись, он нервно спросил:

— А они безопасны? Я слышал, что они хищные.

— Ну и что? — пожал плечами Невилл. — Фестралы тоже хищные, но это не помешало запрячь их в школьные кареты. Мы их на втором курсе увидим.

Гарри вздохнул, подумал и отдался скорости — прочь проблемы, нету их! — и смотрел на приближающийся противоположный берег, куда несли их сказочные кони.

Станция, паровоз, раздувающий пары… крохотный вокзальчик, утонувший в снегах… И знакомые парни — машинист и кочегар. Гарри радостно махнул рукой и крикнул:

— Билли, Пол, привет!

На чумазых лицах ответные радостные и белозубые улыбки. Машут руки в брезентовых варежках:

— Здорово, шкет!

Гарри не поленился подойти и поздороваться с работягами за руку, с уважением пожал их натруженные мозолистые ладони, не замечая, с каким ужасом смотрят на это дело аристократы-слизеринцы. Ну да, ну да, для них это было равнозначно тому, чтобы чистокровный лорд в шелках и парче на улице прилюдно обнял трубочиста, вымазанного в саже… Зато Невилл понимающе хмыкнул, наконец-то догадавшись, как именно Гарри приехал в школу и почему его не смогли найти в вагонах.

Задребезжал-загрохотал бегунок, лязгнули сцепки, и засвистел пар. Поезд тронулся. Гарри и Невилл заняли пустое купе, разложили сумки, выпустили из переноски Талию. Сели на лавки и переглянулись. Вздохнули. Они едут домой. Как это волнительно, думать о том, что скоро они увидят родных, будут ходить по дому и смотреть на родные стены, и радоваться им, радоваться собственной кровати, половичку, знакомому до последней ниточки, заглянуть за спинку кровати и увидеть там на обоях старенький рисунок, детскую каляку-маляку, которую никто из взрослых не стирает, несмотря на то, что пол там моется регулярно.

Потом к ним присоединились три девочки — Ханна, Сьюзен и Салли Энн. Первых двух Гарри и Невилл знали хорошо, а Салли не очень, так как она редко общалась с ними в школе, больше держалась поодаль. Да и сейчас она, похоже, не очень-то стремилась пообщаться с мальчишками. Смущенно покраснев, Салли попыталась уйти, но подружки удержали её, сказав, что Гарри с Невиллом не кусаются.

В конце концов Салли Энн перестала зажиматься, выпрямилась и повеселела. И объяснила наконец-то своим подругам, почему она избегала мальчишек. Оказывается, ей от отчима и сводных братьев крепко доставалось, а в той школе, в которую она до Хогвартса ходила, ей не давали проходу все те же братья и мальчишечьи банды. Гарри посочувствовал Салли Энн, прекрасно понимая, что такая же жизнь могла быть и у него. Ему стало искренне жаль эту девочку, тоненькую, хрупкую до прозрачности, с большим, горбатым носом, карими крохотными глазками, с темными густыми волосами. Но жалей не жалей, а поделать здесь ничего нельзя, это, к сожалению, жизнь. В которую и взрослые-то не всегда рискуют вмешиваться, что уж говорить о детях, которые тем более ничего не могут, кроме как смириться с жестокой реальностью. Как смирилась мама Салли Энн…

Но кое-что Гарри смог.

От станции Хогсмид поезд отправляется раньше, чем с вокзала Кингс Кросс. Из Лондона он выезжает в одиннадцать, а от Хогвартса в восемь утра. Вот и посчитайте, в школу дети прибывают в семь вечера, и наоборот, в Лондон в четыре пополудни. Было ещё светло, когда «Хогвартс-экспресс» выпустил пар и остановился у лондонской платформы. Торопливо распрощавшись с Невиллом, Гарри рванул к арке — проходу между мирами и тотчас влетел в драповое пузо папы Вернона. Отчаянно заорав, Гарри пулей взлетел ему на шею и попытался придушить его — такого… толстого, бесконечно родного, и… и… такого, в общем. Папу, короче. Вернон только крякнул, ответно прижимая к себе сынка, а Гарри, повиснув на папиной шее, чуть не ревел от счастья, прижимался так, словно желал срастись с ним, и в красную щеку слюняво чмокал. Краем глаза заметил Салли Энн, плетущуюся к своим, и тут же шепнул в папино ухо:

— Пап, а вот ту девчонку отчим обижает…

Как раз в это время отчим и начал распекать только что прибывшую падчерицу. Да так, что Вернон и Гарри аж заслушались.

К определенному моменту Салли уже и не понимала, на каком она свете, где она и куда приехала. Только тупо моргала, тоскливо глядя на орущего папашу, тощего дядьку с синим горлом. Вернон уже какое-то время стоял рядом, внимательно слушал и конспектировал услышанное в блокнотик. Мистер Перкс выдохся и только теперь обратил внимание на толстяка. И возмутился:

— Эй! Вы чего делаете?!

— Веду наблюдение за колдовством несовершеннолетних, — безмятежно ответил Вернон. Черкнул ещё пару строк и посмотрел на Перкса. — Если по вашей вине ребёнок колданет по вам же, не уверен, что наши успеют вас спасти…

А нахальный Гарри себе под нос забубнил:

— Маленький мальчик сварил холодец. Ползал по кухне безногий отец…

— Чего это он? — дернул кадыком Перкс, опасливо отодвинувшись.

Вернон пояснил:

— А это бригада такую картинку застала, когда по вызову приехала. Папаша детку такими же придирками достал, ну и вот… приехали эти из Департамента Правопорядка и увидели — ползает по дому безногий боров. А пацан в котле суп варит из батиных конечностей…

— Ага, — жизнерадостно подхватил Гарри. — Профессор Гранд как раз научил нас заклинанию нарезки — Секо! Клево режет, как бритва! Я ротвейлеру голову одним махом отрубил, чистенько так, без брызгов.

Угу, без брызг, особливо если пёс из глины…

Папенька сбледнул с лица, кадыку стало тесно в воротнике, задергался туда-сюда в попытке проглотить огромный ком. Салли Энн рассиялась и оценивающе оглядела папины ноги. Гарри ей хитренько подмигнул, мол, не тушуйся, колдуй смело, на этот раз закон на стороне угнетенных детей.

— В общем, так, — подытожил Вернон, внушительно нависая над щуплым мистером Перксом. — Поласковей с ребёнком обращайтесь, глядишь, и неприятностей не будет.

Кивнул Гарри — пойдем, мол. Уже в дороге Гарри озадаченно спросил отца:

— Пап, а что мама Салли такого в этом дядьке нашла?

— А любовь, она такая, не спрашивает, кому феромоны-гормоны включать. Порой такие пары встречаются… Про нас с Петуньей вот тоже иногда говорят, что неподходящие мы — кабан да жираф.

— Неправда! — обиделся Гарри. — Вы самая подходящая пара на свете. Не слушай их, папа! А мама у нас красавица.

— Да знаю я, сынок, ты это другим расскажи. Посторонние-то всё другое видят… вот как ты удивляешься — что мама твоей подружки в этаком мужичке нашла. А ведь нашла что-то, раз живет с ним и терпит его выкрутасы.

— Но так неправильно, — запротестовал Гарри. — Ребёнок-то почему страдает?

— А дети всегда страдают. Даже те, кто живут в благополучных семьях, — жестко отрубил папа, выруливая с Чаринг Кросса.

— Это как? — удивился Гарри.

— А вот так… — нехотя буркнул Вернон. — С самого раннего детства ребёнка охватывает страстное и постоянное желание «хочу». И хочет он всё и всегда — конфетку-шоколадку, вот эту яркую картинку, потрогать блестящий, запретный и оттого притягательный нож, поковыряться пальчиками в этих двух симпатичных дырочках, и страшно обижается, когда мама с воплем ужаса отдергивает его от розетки и кричит — нельзя, током ударит! И это треклятое «Нельзя» сопровождает ребёнка всё его несознательное детство, запрещая всё, везде и всегда. А ему хочется, постоянно всё хочется. И потому он несчастен, что ему ничего не разрешают. Он никак не понимает, почему что-то можно, а что-то — нельзя. И лишь со временем он начинает понимать, что к чему — если, конечно, воспитание правильное.

Гарри с интересом посмотрел на отца:

— А это воспитание — какое?

— Придирки-то? Хм… Это он до неё долюбливается, мозг насилует. По ушам да по нервам ездит. Потом, когда подрастет, она папаше ещё спасибо скажет за эти самые придирки, просто за то, что придирался к ней, внимание оказывал…

Гарри удивленно замолчал и молчал до самого дома. И чем дольше думал об этом невозможном парадоксе, тем больше понимал — папа прав. Девочка хоть и несчастна, но зато всегда на виду, такой отец её никогда и нигде не потеряет. Он всегда знает, где она и что делает. Он, по крайней мере, не равнодушен к ней. Интересно, а когда Салли это поймет?

Дом встретил Гарри новыми занавесками и странно уменьшившимися размерами, в коридоре было почему-то темнее чем обычно. Мама, Дадли, Бастер Китон, безымянная черепаха в аквариуме… всё было по-прежнему и на месте. Правда, в комнате Гарри на столе ждала стопка новых книг, в которые мальчик тут же зарылся, и одна из них его увлекла сразу же. Это был детский классический роман «Таинственный сад», и, читая о приключениях Мэри Леннокс, Гарри вдруг пожалел, что эту прекрасную книгу он не успеет дочитать и её надо будет вернуть…

Куда? Зачем? Ты же дома. Оглушенный этой невероятной новостью, Гарри оцепенело смотрел на родные стены, потом тихо ахнул и прижал к груди книгу. Это же его книга, её никуда не надо возвращать. Он — дома! Поняв это, Гарри бросился вон из комнаты, ошалело влетел на кухню и с визгом обнял маму. Это не она к нему приехала, это он приехал домой на каникулы. Урр-ра-а-а!

Да, бывает такое в раннем детстве, когда возвращаешься домой из санатория или больницы, в котором ты провел очень много времени и даже успел немножко подрасти, настолько, что стены стали ближе, потолок ниже, а глаза отвыкли от привычного освещения коридоров…

Сами каникулы вышли замечательными. Вот только со снегом была напряженка, на севере Шотландии, в горах вокруг Хогвартса, снег лежал плотным белым одеялом, а здесь, в Лондоне, в районе теплых течений Гольфстрима, зима была мягкой. И снега не было от слова «совсем». Были дожди и туманы. Дули влажные пассаты, неся тепло с моря и пролива Ла-Манш. Но это не помешало англичанам справить Рождество, на елочных базарах продавались живые елочки и искусственный снег, выполненный из каких-то полимеров. Его можно было посыпать в гостиной вокруг елочки или расстелить на газоне возле дома.

Дурсли решили обойтись без снега, но с иллюминацией, их дом и снаружи, и внутри украсился гирляндами. В гостиной стояла зеленая пышная елочка, её макушку украшал ангел, на полу вокруг неё — подарки, а на столе источал дивные ароматы рождественский печеный гусь.

Параллельно в то же рождество провели дознание в Министерстве Магии, где состоялся суд над Хагридом. Его дело пересмотрели, подняли все архивы, в том числе и Зал Памяти, где хранились воспоминания всех прошлых дел. И нашли-таки. Свидетельство Арманда Диппета о том, что на девочке не было следов укусов акромантула. В связи с этим послали делегацию в Запретный лес и взяли показания самого Арагога. И старый паук рассказал, что не убивал он девочку в туалете.

Хагрида оправдали. Вернули ему честное и доброе имя и разрешили купить новую палочку. Но Хагрид почему-то отказался от неё, крепко и застенчиво сжимая в руках розовый зонтик.

Девятидюймовый обломок его старой палочки, спрятанный в недрах зонтика, прекрасно служил ему…

Василиска тоже простили. Ведь настоящий убийца был найден — Том Реддл, и не его вина, что сопляк использовал змея в качестве смертельного орудия. Реликтовый змей всего лишь подчинялся приказам змееуста, имеющего над ним всемогущую власть…

В своей комнате в деканской башне стоял Гулливер Гранд и молча смотрел в темноту. Ему было грустно и одиноко. Замок опустел. Но он знал, что это ненадолго, скоро каникулы закончатся и дети вернутся в школу. И тогда он снова будет окружен их вниманием.

На Рождество, как и всегда, приехало много друзей Петуньи и Вернона.

Среди них и знакомый нам генерал Энгус Геркелл. Огромный и красный, как дядя Вернон, Гарри порой спрашивал себя — а не братья ли они? — уж больно похожи… Такие же малюсенькие поросячьи глазки, такие же пышные усы и необъятные пуза. Прям близнецы. Так вот, генерал привез подарок мальчикам. Радиоуправляемого робота-трансформера. Он мог ездить в виде джипа и «ходить» как собака, для чего колеса убирались куда-то в корпус, крылья бампера и багажника превращались в лапы, сам корпус и бампер становились туловищем и головой бульдога, а решетка радиатора — клыкастой пастью. Робот был со звуком, мог и рычать и лаять, и гудеть по-машинному. Мигалки и фары в собачьем состоянии становились глазами и голосовыми индикаторами. Понятное дело, мальчишки прямо приклеились к удивительной машинке, с поистине детским восторгом управляли им по очереди, передавая друг другу пульт и восхищенно ползая вокруг робота.

Гарри был искренне удивлен тем, что электронная машинка может быть такой необыкновенной, такой послушной и точной. Робот послушно превращался в машину и собаку, слушался команд и с предельной точностью исполнял их. Ну волшебная же штуковина!

Именно робот послужил толчком для последующих событий. На следующий день, несмотря на холодную погоду, братья Дурсль решили испробовать подарок генерала в естественных условиях, то есть на природе.

Пригород Лондона Литтл Уингинг не зря считался самым скучным городком. Он действительно был очень тихим и практически безлюдным. Кристофер Пензер это прекрасно знал и, сидя за рулем огромного рефрижиратора, даже не подумал снизить скорость, проезжая по центральной улице города, точно зная, что на этом участке никогда не бывало каких-либо серьезных препятствий. Ни машин на обочинах, ни пешеходов. И конечно же, для него было полной неожиданностью увидеть впереди на обледенелой дороге двух мальчишек и собаку. Или это была не собака? Нечто странное, маленькое, мигающее красными и желтыми лампочками… Он лихорадочно дернул трос гудка, одновременно резко вжимая в пол педаль тормоза. Рельефные шины всех десяти колес попытались сцепиться с землей, но только беспомощно заскользили по льду… Потом изумление водителя сменилось диким страхом: он ощутил то, от чего молил навсегда уберечь его всех богов. Перегрузка, выбрасывающая его с сиденья. Визг колес. Скрежет.

Огромная рефрижераторная фура сложилась пополам. Многотонная махина, влекомая силой инерции, глухо заскрежетала.

Раздался пронзительный визг шин. Следующие за фурой водители отчаянно выворачивали рули в тщетной попытке избежать столкновения с грузовиком, но увы, легковые машины заносило юзом и они, безнадежно сталкиваясь и переворачиваясь, влетали в столбы и дома.

Оттолкнуть Дадли Гарри успел, сам же он опоздал увернуться от опрокинувшегося гигантского сухогруза. Удара он уже не почувствовал.

Телефонный звонок почему-то был оглушающим, странно-тревожным. И, снимая трубку, Вернон ощутил, как в груди слева что-то неприятно закололо. Предчувствие его не обмануло. Звонили из больницы.

Оглохший от ужаса Вернон не помнил, как он доехал до Центра травматологии, рядом с ним сидела посеревшая Петунья, комкающая в пальцах платочек. Вот и больница, стеклянные двери беззвучно разошлись, пропуская посетителей. Широкие коридоры, лифты и лестницы, снова коридоры… В приемном отделении встал с кресла и пошел навстречу бледный Дадли, обнял маму и тоненько завыл. Дадли цел и невредим, лишь царапинки и ссадины на щеках и порвана зимняя куртка.

А Гарри… Гарри в коме с тяжелой черепно-мозговой травмой. Кома искусственная, вызванная специально, чтобы стабилизировать состояние терминального пациента и подключить его к аппаратам жизнеобеспечения. Многочисленные переломы и ушибы, сильные кровопотери, срочно делаются анализы и рассылаются заказы на донорскую кровь редкой, уникальной первой группы «АВ». Есть ли у мальчика прямые кровные родственники с похожей группой крови? Петунья робко предложила свою, врач согласился, пригласил в процедурную, где у неё взяли кровь на анализ. После неутешительный вердикт — её кровь не годится для переливания.

Лучшие врачи, специалисты в области нейрохирургии, провели архисложную операцию.

Гарри не подавал признаков жизни. Весь в проводах и трубках, он лежал в палате интенсивной терапии, и только показания датчиков чутких приборов сообщали миру, что ребёнок жив. Так прошло несколько суток. Тётя Мардж, Вернон и Петунья дежурили в больнице по очереди.

Впрочем, это лишь казалось, что Гарри ничего не чувствует. Спящее в глубоком оцепенении сознание всё же вбирало в себя обрывки чужих фраз, движений и даже мыслей. Гарри знал, что грузовик разбился вдребезги, но виноватых в этом деле не было; а может, виноваты все? Что люди очень встревожены его состоянием и считают, что он умирает. Самого его это не тревожило — было всё равно.

* * *

Северусу приснился кошмар.

Сначала была какая-то беспричинная радость, он во что-то с кем-то играл. Потом пришло понимание: он бегает наперегонки с Лили, маленькой рыжеволосой подружкой. Они, взявшись за руки, радостно смеясь, побежали к дороге, а потом она вырвала свою ладошку и убежала вперед, а он перешел на шаг и с улыбкой смотрел ей вслед.

Лили вдруг остановилась и оглянулась на него. В её зеленых глазах мелькнул страх. Северус похолодел. Прямо на неё несся огромный грузовик. Он махнул рукой и отчаянно крикнул:

— Лили, беги!

Но она не тронулась с места, только печально улыбнулась и отвернулась, чтобы в следующую секунду быть сметенной горой покореженного металла. Её смерть была мгновенной.

— Не-е-е-ет!

Северус проснулся от собственного вопля. Рывком сев на смятых простынях, он, тяжело дыша, смотрел в темноту расширенными от страха глазами. Трясущейся рукой отер со лба холодный пот, ничего не понимая, растерянно моргнул и почувствовал на ресницах слезы. В чем дело? Лили же не так погибла, её убил Темный Лорд. При чем тут грузовик?

Из коридора послышались торопливые шаги, и в комнату вошел отец. По стенам скользнули мазки золотого пламени свечи вперемешку с тенями, и худой силуэт замер возле кровати.

— Север, ты чего тут кричишь?

Северус со стоном отвернулся и лег обратно, натягивая на голову скомканное одеяло. Тоби Снейп вздохнул, нагнулся и тронул мокрую спину сына. Пробормотал укоризненно:

— Север, Север… ты только скажи мне — у тебя не приступ?

— Нет… — глухо ответил Северус, дернув плечом. — Это просто плохой сон.

Отец поставил подсвечник на прикроватную тумбочку и сел на край постели, поглаживая спину Северуса. Тот постепенно расслабился, вздохнул и перевернулся на спину, грустно посмотрел на Тобиаса. Они были очень похожи, только стрижка у отца короткая, армейский ежик со слегка вьющейся челкой, а так ну просто близнецы. В свои пятьдесят три года Тоби выглядел довольно молодо, практически ровесником своего сына. Сейчас, дома, Северус был, что называется, в своем виде — лохматый со сна и тощий, без своей глухой черной мантии он выглядел куда моложе, чем всем известный мрачный и строгий профессор Снейп. Ну а как иначе? Он же должен быть старше своих студентов, имидж обязывал.

Тоби погладил широкую грудь сына и мягко спросил:

— Что тебе приснилось?

Северус нервно передернулся:

— Лили… и грузовик. Она погибла, попала под него… Это было слишком подробно, слишком реалистично, с мельчайшими деталями, в красках и всё такое прочее.

— Всё ещё любишь её, да?..

— Ага… — Северус со вздохом придвинулся, обнял отца и зарылся лицом ему в живот. Глухо забормотал: — Мы могли бы пожениться, если бы не болезнь.

— Эх, Север, Север… ты же сам её оттолкнул. Сам её убедил, что незачем ей такой муж…

— Но я же был прав, я не хотел, чтобы она отдала мне свои лучшие годы.

— Зато с тобой она была бы жива, разве не так? Поттер не уберег её!

— Папа, хватит. Я не хочу об этом говорить…

Северус попытался отодвинуться, но отец не отпустил, напротив, только крепче прижал к себе. Зашипел утешающе:

— Тш-ш-шшш… тише, малыш…

Пару дней спустя в дверь раздался стук молоточка. Тобиас, вытирая руки о полотенце, вышел в прихожую, вслушиваясь в тишину на втором этаже — Северус не то читает, не то спит. Открыл и обнаружил на пороге высокую молодую женщину, в которой внезапно признал Петунью, бывшую соседку, старшую дочь Эвансов.

— О-о-о… смотри-ка кто пришел… Петушок!

— Дядя Тоби? — удивилась Петунья, смущенно разглядывая Тобиаса.

— Он самый! — Тобиас посторонился, распахивая дверь пошире. — Проходи.

Петунья вошла, снимая шапку и расстегивая пальто, Тобиас галантно принял верхнюю одежду и пригласил гостью в гостиную. Петунья, непривычно тихая, прошла туда и робко опустилась в одно из трех кресел. Тобиас неуверенно поинтересовался:

— Что-нибудь выпьешь?

— Нет, спасибо, я… Северус дома? — неловко спросила Петунья, неосознанно комкая ридикюльчик, вышитый бисером.

— Дома. Ты к нему, что ли, Петушок? — озадаченно глянул Тоби.

— Нет… я… — Петунья вдруг всхлипнула и почти простонала: — Мне нужна его помощь.

— Хорошо, хорошо, я сейчас схожу за ним… — встревоженно подхватился Тоби, спешно покидая гостиную. К тому времени как он вернулся вместе с Северусом, Петунья смогла справиться с собой и со своими эмоциями и приветливо улыбнулась старому знакомому. Северус, облаченный в домашнюю одежду — лосины, рубашку и джемпер, — кивнул в ответ на приветствие и опустился в кресло напротив, Тобиас сел в третье.

— Что случилось? Отец сказал, что тебе нужна моя помощь, — ровным голосом осведомился Северус.

— Да, — нервозно кивнула Петунья. — Мне нужна твоя помощь. Я больше не знаю, к кому обратиться. У меня больше нету знакомых волшебников кроме тебя…

— Вот как? — Северус закинул ногу на ногу и откинулся на спинку кресла. — А известно ли тебе, что магическая помощь магглам запрещена Министерством? Петунья, извини, но колдовать тебе я не стану.

— Да не в этом дело, Северус, мне надо… — она судорожно вздохнула. — Найди мне родственников Гарри Поттера. Хоть какого, дедушку, бабушку, прадеда… хоть кого-нибудь.

Северус поморщился — опять чертов Поттер… Но Тобиас насторожился:

— Петушок, что случилось?..

Этот участливый вопрос стал последней каплей, прорвавшей плотину самообладания — Петунья горько разрыдалась, громко и истерично. Мужчины вскочили и суетливо забегали вокруг неё, лихорадочно хватаясь за валерьянку, стаканы, бутылки с бренди и виски, полотенца, журнал со столика. Истерящую Петунью обмахивали журналом и полотенцем, в руки совали стаканы с водой и виски… И вопросы, вопросы, вопросы… бесконечные «что?» да «что случилось?»

А случилось… вот это. Гарри умирает в палате интенсивной терапии. В реанимации. Попал под грузовик. Для спасения его жизни нужна кровь для переливания, кровь очень редкой, уникальной группы. Для чего Петунья ищет родственников Гарри со стороны отца, Джеймса Поттера.

Северус, побледнев, уставился в стену над камином. Вот те раз… вспомнился жуткий пророческий сон с Лили и грузовиком. Тоби включил доктора, встревоженно спросил, какой группы нужна кровь для переливания. Петунья сообщила, вытирая слезы.

Северус и Тобиас растерянно переглянулись — это странно, но у них обоих как раз такая кровь, резус-отрицательная АВ — 4.

* * *

Но Гарри не умирал.

Он вообще не собирался умирать. Круги во тьме и тяжесть ещё причиняли ему дискомфорт, но не было в них той абсолютности, которая давила вначале.

Он не мог умереть. Ведь Дадли останется совсем один!.. Они же всю жизнь вместе, сколько он себя помнит. И кто будет над ним подтрунивать и дарить ему смешные стишки на дни рождения?

И столько дел впереди! Надо починить несчастного робота, он ведь цел, просто немного расшатался от удара… Надо сказать Салли Энн, что отчим её на самом деле любит… Надо выучить полный набор ингредиентов для зелий, чтобы сварить тот, самый первый, самый главный, сварить идеально и точно по рецепту профессора Снейпа… Надо снова окунуться в счастье дружбы с Невиллом… Надо поближе познакомиться с профессором Гулливером Грандом, чтобы наконец-то дотронуться до его густой шерсти на груди… И многое-многое другое.

Чаша весов перевесила в сторону жизни и склонялась теперь всё ниже и ниже. Потому что горячая большая рука согревала тонкое запястье Гарри. Он не знал, чья это рука. И тем не менее, она спасала его. Звала. Настойчиво и упрямо звала его из страшного Небытья. И сердце стучало всё отчетливее и ровнее. И тихо, едва заметно дрогнули сомкнутые веки, пробуждаясь от тяжелого и долгого сна…

* * *

Гарри спал. И видел сон. Сидит он на спине огромного зверя, почти утонув в шелковистой длинной шерсти. И крепко держится за неё, потому что зверь летит по небу. Странное такое, полузабытое ощущение полета… Зверь под ним рычит-рокочет, принимая иногда очертания мотоцикла, а шерсть в его пальцах превращается в чью-то густую бороду. Черную и косматую.

Этот сон снится Гарри уже не в первый раз, он снился ему и раньше, в раннем-раннем детстве. Но сейчас Гарри не хочется лететь на обыкновенном мотоцикле, он хмурится, желая, чтобы Зверь оставался Зверем. Ведь на нём лететь куда интересней!.. Следуя за его желанием, сменяется картина сна, теперь под Гарри находится пушистый и симпатичный пёс-дракон, очень-очень похожий на Дракона Удачи из киноленты «Бесконечная история». Гарри очень рад, его душа поет от счастья. Внизу расстилается бескрайняя залитая солнечным светом долина, по горизонту тянется зубчатый горный хребет, и отражаются кучевые облака в извилистой ленте реки. Белая шерсть похожа на козью, мягко стелются по ветру длинные уши, пушистые пряди лезут в лицо, Гарри становится щекотно, и он тихо, едва слышно смеется. И просыпается.

Помаргивая спросонок, он какое-то время рассматривает потолок. Потолок всё тот же, что и месяцы назад. Он всё ещё в больнице. Уже три месяца прошло с того рокового дня, когда они с Дадли решили испытать робота на улице.

В коме Гарри пролежал две недели. Дальнейшие дни слились в полосу лени и полусна. Если он бодрствовал, то мучился чесоткой и невозможностью пошевелиться. От шеи до пояса он был в гипсе. И вот там-то, под этой осточертевшей гипсовой коркой, всё и чесалось. Кожа горела и зудела, и дико, отчаянно болели сломанные кости. Или не кости? Гарри так и не понял толком, что же именно у него болит.

Когда сняли гипс, Гарри не заметил. Просто вдруг обнаружил, что лежит без него, что его руки свободны и на грудь ничего не давит. Свободна оказалась и шея, и Гарри наконец-то смог повернуть голову и осмотреть палату. Трубки и приборы, к его облегчению, давно убрали, особенно те, которые вели к кало- и моче-приемнику, от них Гарри было почему-то стыдно. Кошмар, это ж так неудобно быть таким беспомощным, как младенец, ей-Богу! Точно таким же неприятным оказался и зонд, с помощью которого его кормили. Было как-то дико чувствовать ту чертову трубочку, тянувшуюся по гортани и пищеводу до самого желудка…

А с тех пор, как сняли гипс, его подвергли другим мучениям — массажу и растяжкам. Физическая реабилитация, чтоб её…

Гарри вздохнул. Повернул голову к окну, за которым уже вовсю зеленеет весна. Растянулись его каникулы. На долгие три месяца. А в Хогвартс он, похоже, вернется только в сентябре, на второй курс. Как же жаль. Он так хотел потрогать лагуна Гранда…

В глубине памяти что-то царапнуло, и Гарри нахмурился, перевел взгляд обратно на потолок, пытаясь вспомнить. Что-то было там, не то во сне, не то где-то. Разговор? Ну, вроде. Откуда-то издалека до него доносились голоса — Гарри напряг память — надо вспомнить тот разговор, он какой-то очень важный… Голоса… ну вот же они! Теперь надо припомнить, о чем и кто говорил. Нет, не вспоминается, голоса незнакомы. Но разговор… вот он:

— Северусу нельзя напрягаться, это опасно для его здоровья. Вы же не хотите довести его до полного истощения, и так две пинты сдал, куда уж больше-то?

— А моя кровь подойдет? У нас с Северусом одна и та же группа.

— И ваша подойдет. Ложитесь вот сюда, начнем забор, а потом и переливание. Вы отец Гарри?

— Нет. Я дедушка Гарри. Его отец — Северус.

— Молодо вы выглядите для деда, мистер Снейп.

— Ну так я и не старик. Пятьдесят три года только стукнуло.

Глаза Гарри растерянно расширились — ну не приснился же ему тот разговор. Он отчетливо его помнит. И понимает. Дедушка. Отец. Северус Снейп его отец, и какой-то молодой дедушка. Мистер Снейп. А также он попытался понять свои чувства к этой новости. Рад ли он, что у него есть ещё один папа, помимо папы Вернона? И дедушка ещё…

Гарри одиннадцать с половиной лет, и он прекрасно знает, что такое переливание крови. Он читал об этом и видел телепередачи, и понимал, что врачи просто так этим не будут заниматься. Значит что? Правильно, они спасали ему жизнь. И против такого факта ему нечего возразить. Он сам слышал, как людей беспокоит его беспамятство и как они говорили, что он умирает.

А почему Северус не с ним? Почему он вырос у тёти с дядей? Он же помнит, как сам уговорил их усыновить его. Биологически они тётя и дядя, а настоящий его отец — Северус Снейп. Так почему они не вместе?..

Поттер. Пришло понимание. Мама вышла замуж за Джеймса Поттера, не за Снейпа. Интересно, как так получилось? Зародили от Снейпа, вышли замуж за Поттера, а вырастили и усыновили Дурсли. Чехарда какая-то!

Северус лежал в той же больнице, но в другом отделении. В отделе кардиологии.

Когда они с отцом приехали в Лондон и предложили свои услуги, бдительные врачи подвергли их тотальному медицинскому обследованию и выявили операбельный врожденный порок сердца у Северуса. Что-то там с клапаном левого желудочка. Кровь для Гарри они взяли, но в пределах разумного — не больше двух пинт. Больше было нельзя, так как опасно для его больного сердечка. К счастью, кровь отца оказалась идентичной его и для спасения мальчика она подошла.

Сам Северус наконец-то понял причину своих приступов, которые в Мунго сочли неизлечимыми и неопасными для жизни. Угу. Теперь Северус покрывался холодным потом от осознания жуткой правды — его жизнь с самого детства и до настоящего времени в буквальном смысле висела на волоске и могла оборваться каждую минуту.

Тобиас на это только вздохнул и удрученно покачал головой. Как врач, он об этом давно подозревал, но Эйлин отчего-то бесилась, стоило ему только заикнуться о медицинском обследовании. Тут же начинала шипеть, что её сыночек нормальный, чтобы он не выдумывал чего не надо! Да и в Мунго подтвердили, что с мальчиком всё в полном порядке. Конечно, она, потомственная волшебница, даже мысли не допускала, что её ребёнок мог родиться каким-нибудь ущербным уродом. А Тобиас видел. Маленький Северус быстро уставал от физических занятий, постоянно хотел спать, жаловался на боль в груди. Во время какой-либо тяжелой работы сильно потел и страдал одышкой. Но мама-ведьма видела в этом только утонченность и изнеженность аристократов Принцев.

Будь его воля, он бы давно схватил сына в охапку и сам обследовал в ближайшей клинике, но увы… Хоть и закончил Тобиас Снейп медфак, но по конкурсу не прошел, вылетел в армию с волчьим билетом. Будучи сыном простого рабочего, Тобиас сам стал работать на фабрике и получал нищую зарплату, которой едва хватало на жизнь. Ему было двадцать два, когда он похоронил родителей и встретил Эйлин Принц. Зачем-то он ей понадобился, амбициозной и властной девочке. И только после свадьбы-расписки в ЗАГСе и на седьмом месяце беременности молодая жена призналась, что она ведьма из вымирающего древнего рода.

Зарплаты Тобиаса не хватало на полное медицинское обследование, но он всё-таки смог сколько-то накопить и тайком от Эйлин сводил пятилетнего сына к кардиологу. И тот, несмотря на примитивную и топорную ЭКГ, выявил классическую болезнь сердца. Операция, как вы понимаете, стоила космических денег.

Поняв, что операция ему не светит, Тобиас беспомощно опустил руки и с горя приложился к бутылке, чтоб не так больно было хоронить сына. На жену-ведьму начал крыситься и огрызаться, когда она делала ему замечания.

Годы шли. Давно покоится на кладбище забитая-перебитая Эйлин, а Северус продолжал жить, несмотря на все самые похоронные прогнозы врачей.

Со временем отец и сын сошлись на общих интересах, поняли и простили друг друга. Тобиас открыл частную ветеринарную клиничку, где специализировался на мелких зверушках вроде канареек, кошечек и собачек. Голый диплом врача всё-таки пригодился ему, пусть и для лечения лохматых и пернатых пациентов.

Появление Петуньи, а затем и Гарри слегка встряхнуло их застоялое рутинное жизненное болотце. Пользуясь случаем, Тобиас выпросил операцию для сына и анализ ДНК для себя. Ему было очень важно узнать, что славная девочка Лили родила от Северуса.

Тем более что сейчас он был вполне платежеспособен.

А когда анализы подтвердились, Тоби вздохнул с облегчением — у него всё-таки есть внук.

* * *

Возвращаясь в Хогвартс с рождественских каникул, Невилл, Ханна и Сьюзен безуспешно проглядели все глаза, высматривая Поттера. Но ни на перроне, ни в поезде они его не нашли. Невилл утешил подруг тем, что Гарри, возможно, снова едет в кабине машиниста. И уже в замке, укладываясь спать и глядя на вторую пустую кровать, Невилл понял, что случилось что-то нехорошее.

Их декан, Помона Стебль, при вопросе о Гарри Поттере неловко отвела глаза и выдавила, что Гарри не приедет до следующей осени.

Что-то случилось и с зельеваром. Куда-то исчез профессор Снейп, и его уроки временно вел Гораций Слизнорт, толстый и смешливый старикан. В общем, богатая пища для пытливого ума студентов выдалась во втором семестре. Миллионы вопросов и ни одного ответа.

Осиротевший Невилл чувствовал себя очень одиноким. И примерно на пятый день после возвращения в Хогвартс он впал в отчаяние. Как узнать, где его друг?! Измученный неопределенностью и смертельно уставший от долгого стресса, Невилл специально отстал от своих после урока Трансфигурации, ушел в какую-то дальнюю нежилую часть замка, забрался на холодный подоконник и, глядя за стекло на черный январский вечер, предался такой же черной меланхолии. Где Гарри, как узнать, что с ним?.. Ох, как же плохо-то ничего не знать… Как с ума не сойти?

Чья-то рука легла на его плечо. Легонечко потрясла, возвращая в настоящее, а мягкий голос профессора Гранда согрел вопросом:

— Невилл, ты что тут делаешь один? Ты не ранен?

Невилл поднял голову и тоскливо взглянул в шерстистое лицо лагуна, в его зеленые звериные глаза. Увидел в них участие и тревогу, всхлипнул и прошептал:

— Никто не хочет сказать мне, почему не приехал Гарри. Я устал, я хочу знать, что с ним!

Гулливер протянул к нему вторую руку и, аккуратно подняв мальчика, прижал к своей груди. И понес. Принес в свой кабинет и посадил на диван. Завернул в плед, ушел в смежное помещение и, повозившись там, вернулся с кружкой горячего шоколада, которую подал Невиллу. Тот покорно взял, сделал маленький, осторожный глоток. Гулливер снова куда-то вышел, а когда пришел, то сел рядом с Невиллом и развернул перед ним маггловскую газету «Дейли пост». И глухо начал читать:

— Двадцать седьмого декабря на центральной улице Литтл Уингинга, на дороге В-7, произошла крупная автокатастрофа — водитель грузовой машины дальнего рейса сбил двух мальчиков. И если Дадли Дурсля брат успел вытолкнуть на обочину, то сам Гарри Эванс Дурсль серьезно пострадал, попав под грузовик.

По словам шофера, он всегда ездил по той дороге с одной и той же скоростью и никаких препятствий до той поры не видел. К чести его нужно сказать, что мальчиков он заметил издалека и заблаговременно затормозил и засигналил, но, к сожалению, дорога была сильно обледеневшей, что подтвердили и несколько других пострадавших водителей, не справившихся с управлением своих автомобилей.

Гарри Эванс Дурсль получил множественные переломы рук и ребер, черепно-мозговую травму и сейчас находится в реанимации палаты интенсивной терапии. Ему предстоит долгое и тяжелое восстановление, лечение и реабилитация.

На всякий случай медики погрузили его в искусственную кому, которая через два дня перешла в естественную. Пока неизвестно, выйдет ли мистер Эванс Дурсль из неё. Мы все переживаем за отважного мальчика, который ценой своего здоровья спас брата, оттолкнув его от машины.

Здесь Гулливер перелистнул газетный лист и, найдя ещё одну статью, снова погрузился в чтение:

— На призыв о поисках доноров откликнулись отец и сын Снейпы, проживающие в Коукворте в северном графстве Мидлендс, что в Манчестере. Они единственные люди, чья кровь оказалась пригодной для переливания. Кровь Снейпов спасла жизнь Гарри Эвансу Дурслю. Радостная новость буквально всколыхнула весь Суррей — мальчик будет жить!

Профессор Гранд читал, одной рукой держа газету, а другой прижимая к себе плачущего мальчика. Невилл беззвучно кусал губы, по его пухлым щекам текли горячие слёзы… Так вот что случилось с его лучшим другом!.. Как же больно и страшно! И легче. Ведь Гарри жив. Будет жить!

* * *

Как-то так получилось, что выздоравливали Гарри и Северус одновременно.

Северусу сделали не одну операцию, а их ему ещё и дожидаться пришлось — вставать на учет, ждать доноров и разрешения на что-то, второе, третье, пятое-десятое… Обычная больничная тягомотина.

Зато и вылечили на совесть. Знатненько так подлатали, не то что примитивно-средневековое лечение в больнице имени святого Мунго Бонама. Да и лечат-то там всего-навсего последствия от всяческих проклятий. И не всегда успешно, вон Долгопупсов до сих пор не могут исцелить, так и пылятся по сей день на койках, изображая клубни женьшеня. На человечков похожи, но не человечки. А ведь диагноз-то у них самый обычный, самый маггловский — сошли с ума от пыток. Обыкновенно это не лечится, пациентов либо адаптируют к новой жизни с чистого листа в случае потери памяти, либо просто запирают в Бедламе. Что ж, Долгопупсов, видимо, сочли безнадежными, поэтому и поселили их в постоянной палате без выписки и без выезда.

Северус вздохнул и переключился на более существенные для него воспоминания. Шок от известия об умирающем Гарри Поттере был ошеломляющим и неожиданным — чего-чего? Этот маленький живчик, любящий драить котлы, лежит при смерти?! Да быть того не может! Петунья, ты же пошутила, правда?!

Увы и нет. Увидев Поттера на больничной койке, обмотанного милями трубочек и обклеенного датчиками, в гипсе, ошейнике-фиксаторе и подключенного к аппарату жизнеобеспечения, Северус понял — не шутила Петунья. Отнюдь.

В груди странно опустело, противно загудело в ушах и отчего-то потемнело перед глазами. Здесь и сейчас умирал его маленький ученик, первокурсник Поттер, вечно нарывающийся на отработку к нему и Филчу.

Позже, много позже, когда подтвердился запрос отца на анализ ДНК, Северус ощутил прямо-таки ликование — а вот фигу тебе, Смерть! Ты его не получишь, я не отдам тебе мальчишку!

Всё то время, пока Гарри находился в коме, Северус приходил к нему в палату, садился на стул и, взяв широкой ладонью тонкое запястье, долго и пристально вглядывался в лицо мальчика, привыкая к мысли, что это его сын. Его кровиночка, чудом рожденная на свет.

Да, чудом, не иначе, ведь после такого разлада на пятом курсе у него не было ни малейших шансов примириться с Лили. Та сцена из далекой школьной и не только школьной жизни до сих пор перед глазами, как будто это произошло вчера…

После яростной стычки, когда Лили, оскорбленная «грязнокровкой» от Северуса и последовавшей шпильки от Джеймса, убежала, а взбешенный Поттер, разозленный отказом рыжей, снова вздернул Северуса вверх тормашками.

— Кто хочет посмотреть, как я сниму с Нюниуса подштанники?

Свою чертову угрозу Джеймс, слава Богу, не успел привести в исполнение, вмешался Гидеон Нотт. Подлетев сзади, он с разбегу впечатал свой пудовый кулак в челюсть Джеймсу, напрочь сворачивая её вбок вместе с носом. Остальные мародеры даже среагировать не успели.

Северус же, поразмыслив, решил, что Лили не стоит унижения, и полностью забил на извинения — а пошла ты в жопу, дура! — я ж не просил тебя вмешиваться-то. В результате сама Лили бегала за ним с извинениями — прости да извини. Но Северус лишь гордо отворачивался и строил из себя незаслуженно обиженного, кем он и являлся, впрочем.

И эта обида куда-то испарилась бесследно в семьдесят девятом году, когда во время очередного налета Пожиратели, хохоча и перекрикиваясь, стащили в кучу свой сегодняшний трофей — несколько рыжих красоток. Среди них оказалась и молодая жена министерского служащего Поттера — Лили. Темный Лорд оглядел девушек, брезгливо потыкивая носком сапога грязнокровок, скривился и велел их убить. Всех. А их было восемь.

Эйвери и Нотт тоже скривились и скуксились — а нельзя ли замужних того… обрюхатить, да и вернуть мужьям-рогоносцам? Идейка Лорду понравилась, он даже похихикал. И согласился, дал своим слугам поразвлечься. Замужних девочек было три, и Лили по жребию досталась Северусу. И даже не спрашивайте — случайно ли?

Сначала она брыкалась, прожигала его гневным взглядом и ненавидела изо всех сил. Но Северус невозмутимо поставил её перед фактом — быстрая смерть от Авады или нежелательная и очень спорная беременность от него и живая жизнь в дальнейшем. Пораскинув мозгами, бывшая подружка выбрала жизнь, но пообещала сделать аборт, так как не желает иметь ничего общего с Пожирателем Смерти. На это Северус лишь плечами пожал — да пусть делает что хочет, ему главное вытащить её отсюда и отпинать домой живой и здоровой.

В процессе у Лили, видимо, планы переменились. Северус был нежен, ласков и внимателен… в его умелых руках её девичье тело играло и пело почище скрипки Страдивари. Она извивалась и стонала, в порыве страсти расцарапав всю спину невольного любовника. Именно тогда до Лили дошло, что Северус ей, вообще-то, жизнь спасает.

И теперь, глядя на Гарри, Северус ясно понимал, Лили всё осознала и аборт не стала делать. Но и не сказала ему ничего. Всё это время он не знал о том, что у него есть сын. Что ж, Лили по-своему тоже отомстила ему…

Погладил тонкое запястье, шепнул:

— Гарри… сынок, ты же проснешься, верно? Я люблю тебя, маленький. Я очень тебя жду. Просыпайся, Гарри, пожалуйста…

И замер — дрогнули реснички. Гарри вышел из комы, но был ещё в полусне. Сознание его плыло, предстояло ещё долгое лечение, но главное-то, главное, он вышел из коматозного состояния! И Северус со спокойной душой отправился на самую первую свою операцию.

И вот теперь, месяцы спустя, Гарри сидит возле койки отца и держит его за руку, тревожно вглядываясь в его носатый профиль. Недавно Северусу сделали самую последнюю, итоговую операцию, и он медленно отходил от наркоза.

Теперь Гарри волновался за папу. Когда он более-менее пришел в себя и начал адекватно реагировать на окружающих, его перевезли в обычную палату, в которую допускались посетители, а не просто постоять снаружи и поглазеть на него сквозь смотровое окно.

Гарри начал задавать вопросы о доме, о школе, о друзьях. Вспомнил и тот разговор, который слышал в полубреду и спросил:

— Это правда? У меня есть дедушка? И… настоящий папа?..

Ему ответила мама, прижимая к глазам платочек:

— Да, это правда. Не вини Северуса, Гарри, Лили ему ничего не сказала. Он не знал про тебя…

Гарри понимающе хмыкнул. Знал не знал, но на помощь всё-таки пришел. Не как профессор, а как папа.

Мальчик вздохнул, сжимая покрепче большую и сильную руку отца, расслабленно лежащую поверх одеяла. Надо подождать. Ещё немного. Он скоро проснется и… Гарри мечтательно задумался, о чем они будут разговаривать. Как они будут относиться друг к другу теперь, когда они знают, что являются сыном и отцом?

Каким должен быть папа, Гарри знает — как папа Вернон, строгим и надежным. Щедрый на тумаки и советы. Но ему всё равно интересно — а каким отцом будет Северус, его злой и вечно сердитый профессор?

Какой у него большой нос. Просто орлиный… с кончика носа Гарри перевел взгляд на брови и вздрогнул, натолкнувшись на ответный, чуть ехидный взгляд. Северус пришел в себя и теперь смотрел на него. Гарри сглотнул и сипло прошептал:

— Ой… привет.

Бледные губы Северуса дрогнули в улыбке:

— Здравствуй, сын.

Гарри слабо улыбнулся и, придвинувшись, лег щекой на папино плечо. Всё у них будет впереди, они ещё познакомятся, узнают друг друга получше. О том же самом думал и Северус — мой малыш, мы же подружимся, правда? Мы теперь всегда будем вместе.

Однажды Северус спросил Петунью:

— Почему Гарри так любит убираться? По-моему, это не слишком нормально.

— Я понимаю, Северус, это наша вина. Когда Гарри был совсем маленьким, он чувствовал, что его не любят должным образом… то есть… Он не ощущал, что мы его любим как родители. Он наш племянник, Северус, и мы любили его как тётя и дядя, но он был маленький и не понимал, почему мы любили его именно так, а не иначе. Ему очень не хватало родительской любви… Интуитивно он это чувствовал и старался заслужить нашу любовь, бедненький ребёнок, он так выслуживался, из кожи вон лез…

Петунья вздохнула и печально улыбнулась, виновато смотря на Северуса. Тот горестно задумался — вот те на… недолюбили мальчонку. Что ж, теперь это станет его задачей — стать отцом для мальчишки. Вот только… получится ли у него?

У него ведь совсем нет опыта в этом сложном деле. Но… кое-кто для подражания у него имеется, его собственный отец — Тоби Снейп. Может быть, достаточно просто взять с него пример? Ведь папа прекрасно справился со своей самой важной в жизни ролью, которая даётся почти каждому мужчине.

Только на Пасху Невилл смог удрать из Хогвартса. Сам побег удался просто. Вместе со всеми Невилл добрался до поезда и доехал до Лондона. А вот в самом городе Невилл схитрил. Бабушке он написал, что на пасхальные каникулы останется в Хогвартсе, так что на станции его не ждали. Подождав, пока рассеется толпа, Невилл с последними магглорожденными направился к разделительному барьеру и храбро пересек его, впервые ступив на территорию магглов.

Постоял, глядя по сторонам и переживая жутковатый контраст между его привычным миром и новым, незнакомым и чуждым для него параллельного пространства. Вместо старенькой одинокой ветки и одного-единственного паровоза, перед ним был огромный бетонно-стеклянный железнодорожный вокзал со множеством линий и поездов.

На какой-то миг ему стало не по себе — ну и куда он сунулся, как он рассчитывает найти в этой мешанине машин и домов больницу с Гарри? Он что, ожидал увидеть здесь на каждом шагу указатели со стрелками и надписями «До Гарри Поттера направо и сколько-то миль»? Подумав об этом, Невилл затосковал ещё сильнее и обвел обреченным взглядом огромное здание вокзала — интересно, а он где-нибудь кончается, как из него выйти? И побоялся отойти от барьера, опасаясь заблудиться окончательно. Но бойся не бойся, а отойти придется, больницы не ходят, её надо найти и пойти к ней. Собрав остатки храбрости, Невилл шагнул от барьера и, дойдя до ближайшей скамейки, сел на неё, отдышался, успокаивая бешено скачущее сердце, и вытащил из сумки газету. Развернул её и, найдя нужное место, свернул её снова так, чтобы на виду была обведенная красным кружком надпись «Королевский Лондонский госпиталь». Ещё посидел, собираясь с силами и крошками храбрости, и обратился к миловидной тётеньке с коляской, в которой сидел годовалый ребёнок:

— Простите, мадам…

Тётенька бросила на него мимолетный взгляд и ускорила шаг, практически сбежав от него. Невилл озадаченно посмотрел ей вслед, потом осмотрел себя — брючки выглажены, ботинки блестят свежей ваксой, короткая демисезонная мантия сидит ровно и нигде не сбилась... В чем дело? В мантии? Но… разве она странная? Вон парень какой-то в пончо идет, а там девушка на каблучках цокает в прозрачной накидке-дождевике. Невилл кисло посмотрел в сторону убежавшей дамочки и буркнул вполголоса:

— Истеричка вы, вот что я скажу…

Поправил сумку на плече и пошел искать полисмена, попутно ломая голову, а во что одеваются маггловские мракоборцы? На бобби в черной униформе и высокой каске он не обратил внимания, а тем временем бдительный страж порядка давно приметил пацана и теперь не сводил с него глаз. Видел, как мальчик обратился к женщине, а та от него шарахнулась. Хмыкнув, констебль кивнул сам себе — угу, на карманника не похож, но вполне может и попрошайничать, иначе с чего ей так удирать, поня-я-атненько, обратился, поди, с просьбой подать на билетик. Знаем, знаем мы таких… Констебль, клацнув ботинками, тронулся с места и в два широких шага догнал Невилла, властно и непреклонно ухватил за плечо. Невилл вздрогнул, поднял голову и испуганно посмотрел на верзилу в черной форме и с двумя рядами серебряных пуговиц на груди, на голове у него была странная высокая шапка куполом, похоже она ему маловата, тонкий ремешок едва наполз на подбородок и был нацеплен на нижнюю губу. От такой несуразности Невилл непроизвольно хихикнул. Бобби нахмурился — точно хулиган! — и коротко буркнул:

— Пройдем-ка в отделение, мальчик.

Невилл хоть и испугался, но всё же рад был куда-то пойти со взрослым, наивно доверившись ему, как и всякий домашний непуганый ребёнок. Спустя полчаса он сидел на диванчике и с любопытством таращил глаза на стенд со схемой здания с зелеными стрелочками и странной надписью «план эвакуации» поверху. Приведший его человек скрылся за дверью, а мимо по коридору беспрерывно туда-сюда ходили самые разные люди. Вот прошли двое, ведя третьего в наручниках. Прошла женщина, говорившая что-то в длинную коробочку с усиком в руке, в коробочке хрипел чей-то голос, дама постоянно повторяла «да, сэр, нет, сэр».

А потом к Невиллу подошел зверь. Большой, бурый, с черной мордой и спиной, у него были стоячие, как у волка, уши и длинный пушистый хвост. Карие глаза зверя внимательно смотрели на мальчика, а хвост медленно вилял из стороны в сторону. Невилл робко улыбнулся ему и опасливо поджал ноги, пряча их под скамейку. Мимо прошагал человек и на ходу окликнул зверя:

— Не отставай, Торин.

Однако Торин только ухом повел, но с места не стронулся, продолжал внимательно смотреть на Невилла. Хозяину пришлось вернуться, он встал рядом и сварливо осведомился:

— В чем дело, Торин? Ты передумал идти в столовую? А как же баранье рагу?

Торин задрал узкую и длинную морду на хозяина и коротко гавкнул. Невилл пораженно ахнул:

— Так это собака?!

Мужчина с пышными бакенбардами и усами заинтересованно прищурился:

— А в чем дело, паренёк, ты что, собак не видел?

— Да нет, видел… — доверчиво сообщил Невилл, невинно моргая синими глазами. — У Хагрида есть пёс по кличке Клык, большой, толстый и черный-пречерный. Он говорит, что с такими на кабанов охотятся. А на кого ваша охотится? — тут же спросил он.

Усач хмыкнул и сел рядом:

— На преступников он охотится, на бандитов разных.

— Ух ты!.. — поразился Невилл. — А разве есть такая порода?

— Конечно есть! — важно приосанился мужчина. — Людей разыскивать для Торина — самое милое дело.

— Правда?! — обрадовался Невилл. И тут же протянул усачу газету и ткнул пальцем в отметку-кружок: — А Гарри… э-э-э, Эванса Дурсля он сможет найти? Он вот тут, в Лондонском госпитале…

Торин понюхал газету, и Невилл тут же развернул к нему лист, показывая буквы, чтобы собаке было удобней читать. От такого простодушия брови усатого дяди уползли на лоб — с какой планеты свалился этот мальчик? Осторожно откашлялся и ти-и-ихо-тихо спросил:

— А зачем тебе Гарри?

Невилл глубоко вздохнул, посопел, попыхтел и кинулся объясняться:

— Понимаете, мы с Гарри после рождественских каникул должны были вернуться в Хогвартс вместе, но Гарри не приехал на станцию Хогвартс-Экспресс. Я приехал в школу один, ничего не зная про Гарри. Я очень испугался, когда понял, что он не приехал. Мне было так плохо без него… К счастью, профессор Гранд сказал мне правду, он прочитал мне вот эту газету, так я узнал, что мой друг чуть не… — тут мальчик запнулся и с трудом проглотил огромный ком в горле. Подышал и продолжил: — Понимаете, я не знал, как и когда выбраться из Хогвартса, попросить мне некого… я мог бы попросить профессора Гранда, думаю, он бы не отказал мне, но… он же не человек, я сомневаюсь, что ему безопасно появиться в мире простых людей. Поэтому я не стал его просить, придумал сам, как убежать из школы. Я написал бабушке, что на пасхальные каникулы не приеду, а сам вот… Заблудился тут, как дурак. Сэр, вы поможете мне, да? Торин найдет Гарри? Пожалуйста!..

С последним словом мальчик просто-таки взмолился, отчаянно заглядывая синими глазищами усатому прямо в душу. Михаил Потапов аж вспотел весь — столько безысходной надежды было в этих детских глазах, такое жаркое, страстное стремление добиться своего во что бы то ни стало, столько преданности другу… Что ж, май бой, повезло тебе, не иначе, знаем мы Гарри Дурсля. Вслух же он обратился к собаке:

— А что, Торин, поможем человеку? Найдем ему Гарри? — и подмигнул, подавая сигнал. Пёс понятливо и радостно гавкнул. Невилл просиял и поспешно утер нос рукавом.

Узнав, как зовут мальчика, Миша сходил к начальству, доложился о том, что дальнейшие заботы о ребёнке он берет на себя, подписал бумагу о сдаче-приеме и был таков. Забрал из приемной Невилла и вывел из здания привокзального полицейского участка. Посадил вместе с собакой в симпатичную красно-белую машину с мигалкой на крыше, сам сел за руль и покатил. Невилл прилип к окну, с неподдельным восторгом разглядывая виды вечернего города. Фонари, фары, светятся все окна в домах, огромные витрины магазинов, Невиллу всё было в диковинку. Потапов в который уже раз задался вопросом — из каких провинций прибыл этот ребёнок и что это за Хогвартс такой?

Но как бы там ни было, а помочь ребёнку — первое дело. Главное, не беспризорник. Убежал из школы проведать друга, обманув бабушку…

Притормозив пару раз на перекрестках и деловито спросив у Торина направление, которые пёс показывал, вертя головой направо-налево, они доехали до госпиталя. Попросив Невилла подождать его в машине, Потапов вышел, нашел справочную и спросил про Гарри Эванса Дурсля. Выслушав подробности, вернулся к Невиллу, забрался в машину и раздумчиво проговорил:

— Время посещений на сегодня закончено, Невилл. Твоего друга лучше навестить завтра с утра и во второй половине дня. Тебе есть где переночевать?

Невилл растерянно помотал головой, внезапно поняв, что влип — переночевать-то ему и негде… Потапов догадался об этом по выражению его лица, расстроенно покачал головой:

— Ох ты ж, горюшко… Где бабушка твоя проживает, знаешь хоть?

— В Лидсе, — виновато сообщил Невилл. — В Долгопупс-Хаус.

Миша на это присвистнул. Вздохнул, посмотрел в глаза:

— Ко мне не побоишься ехать? У меня переночуешь.

— Нет, не побоюсь, вы же добрый… — доверчиво ответил Невилл.

Миша хохотнул и тронул машину. А ведь прав ребёнок-то, он действительно добр.

* * *

Почти все кости в организме человека после переломов срастаются быстро. Согласно наблюдениям, для сращивания переломов разной локализации необходимо определенное количество времени. Так, например, для сращивания ребер и фаланг пальцев необходимо около трех недель, а для лечения перелома плеча или ключицы — не менее полутора месяцев. Эти временные границы были определены сроком, в течение которого происходит наращивание костной мозоли у обыкновенного человека.

А у Гарри кости срослись куда быстрее, чем и сломал врачам все твердо устоявшиеся шаблоны. Из комы он вышел как из ванны, переломы срослись с невероятной скоростью, гематомы и отеки исчезли как по волшебству…

Ну, если припомнить кое о чем, то нам с вами нечему удивляться, Гарри же волшебник. Но бедные медики-то об этом не знают, вот и ломали свои светлые умы маститые доктора — чем и как объяснить сей феномен? Но думай не думай, а толкового объяснения так и не сумели найти, осталось только рукой махнуть и признать факт чуда. Пацан просто в рубашке родился, вот и всё.

Так что к пасхальным праздникам Гарри не только выздоровел, но и выписался. И день выписки совпал с… правильно, с приездом Невилла. К семейному форду Дурслей подъехал патрульный автомобиль, из него высунулся Мишка Потапов и крикнул:

— Вернон, подожди!

Вернон и Петунья озадаченно обернулись с крыльца и молча смотрели, как к ним спешно поднимаются Потапов с незнакомым мальчиком.

— Верн, Пэт, здравствуйте. Это Невилл, он к Гарри приехал.

И за плечи пацана притянул, поставив перед собой. Вернон оглядел его и пробасил в усы:

— А мы за Гарри, его выписывают сегодня.

— О, прекрасно. А за Невиллом присмотрите?

И нагло так подпихнул Невилла к Вернону. И к машине — шмыг. Вернон вслед рявкнул:

— Мишка! А ну стой, поганец!!!

А тот уже прочь выруливает и кричит, перекрикивая рёв мотора:

— Прости, Верн, меня работа жде-е-е-ет!

Пёс с заднего сиденья басом подтвердил:

— Гав!

Невилл растерянно смотрел на этот цирк и не знал, плакать ему или смеяться. Петунья, видя его смятение, осторожно взяла мальчика за руку и ласково улыбнулась ему, когда он посмотрел на неё.

— Всё в порядке. Ты Невилл? Гарри рассказывал про тебя. Пойдем?

Невилл облегченно закивал и благодарно сжал её ладонь. Н-да уж, приключений у него — зашибись… Капитан Потапов накормил Невилла яичницей прямо со сковородки, на ночь постелил ему на диване, и Невилл полночи ежился под кусачим байковым одеялом, пока не устал и не заснул. Проспал до часу дня, испугался, что опоздал к Гарри, но Потапыч успокоил его, сообщил, что звонил в больницу и там сказали, что Гарри как раз сегодня выписывают. Позавтракали — или пообедали? — картофельным пюре с тушенкой, а потом поехали в госпиталь, где и произошла вот эта невнятная сцена. За этими воспоминаниями Невилл и не заметил, как они дошли до палаты. Опомнился только тогда, когда Гарри его обнял и потрясенно спросил в ухо:

— Невилл, ты откуда взялся?!

В ответ он молча сгреб друга в охапку, зарылся лицом в шею и почувствовал, что ещё немного и он сейчас расплачется… Гарри, Гарри, я думал, что больше никогда не увижу тебя…

— Мишка его привез… — чуточку растерянно прогудел Вернон. — Потапов.

Гарри отстранился, оглядел Невилла:

— Разве ты не с бабушкой?

Невилл помотал головой.

— Нет, Гарри, вообще-то я из Хогвартса удрал, а бабушка думает, что я на каникулы там остался… Ох, мне от неё так влетит…

— Это уж точно, Невилл. Чем ты думал?

О своих приключениях Невилл рассказывал в машине, стараясь не заикаться при виде профессора Снейпа, сидящего впереди рядом с водителем. Когда он закончил, то Гарри долго рассматривал его, прежде чем вынести вердикт:

— Невилл… ну ты и идио-о-от…

— Почему? — обиженно насупился тот.

— Тебя могли ограбить, тебя мог увести педофил, валенок ты волшебный! Тебя мог убить какой-нибудь маньяк! А если бы не Миша??? Да тебя в дурку могли упечь за одно произнесенное слово «Хогвартс»! Невилл, ты просто очень счастливый идиот, тебе очень-очень сильно повезло, что ты обратился именно к Мише Потапову.

Всё вышесказанное Невилл тщательно обдумал, а потом робко возразил:

— Мне вообще-то пёс помог, Торин…

— Ну тогда тебе тем более повезло, что его хозяином оказался Миша Потапов.

Северус и Вернон лишь похмыкивали, слушая разговоры сзади, надо же как Гарри по-взрослому рассуждает. Интересно, он хоть понял, что за друг рядом с ним сидит? Настоящий преданный друг, который не побоялся сунуться в незнакомый для него мир, чуждый и враждебный, чтобы найти своего заболевшего товарища…

Невилл вздохнул. А Гарри вдруг обнял его за плечи и шепнул в ухо:

— Не обижайся, Невилл, я просто испугался от твоих приключений. Ты — настоящий друг.

Остаток пути ехали молча. Дорога от Лондона до Литтл Уингинга была достаточно долгой, и Гарри успел прикорнуть, прижавшись к маме. Уставший от бессонной ночи Невилл тоже задремал, привалившись к Гарри с другой стороны.

Услышав машину, на крыльцо вышли Дадли и Тобиас. Вернон зарулил на площадку перед гаражом и буркнул Петунье:

— Буди сорванцов, приехали…

Просыпаться мальчики не захотели, и Вернону с Тобиасом пришлось перенести их в дом. Дадли с интересом смотрел, как незнакомого пацана укладывают на диване в гостиной, тихо переругиваясь на тему, что того некуда пристроить, свалился же на голову, и что драть паршивца надо за побег из школы…

Северуса подвинули в уголочек, запретив тягать тяжести. Ты после операции на сердце — тебе нельзя! На робкое «Я ж волшебник…» пригвоздили к месту ехидным замечанием, что под машину и под нож кардиохирурга оба они угодили вполне по-маггловски. На это Северусу нечего было возразить, и он вынужденно заткнулся.

Вернон унес Гарри наверх, в его комнату, Северус, подумав, пошел следом. Петунья и Тоби утянулись на кухню, а Дадли начал нарезать круги вокруг дивана, разглядывая незнакомца со всех сторон. Он был заинтригован — с обеда его родители отправились за Гарри и Северусом, а кроме них привезли ещё одного мальчишку. Кто такой и откуда взялся?.. И вообще, как-то здорово каникулы начинаются, с нового знакомства.

А Дадлик любил отдыхать и каждые двухнедельные каникулы мчался домой, потому что в Смелтинге не было компьютеров и видеоприставок с телевизорами. Единственный белый экран там служил для проецирования слайдов на скучнейших лекциях. А в кинозале, естественно, крутили фильмы по заданным темам, то есть опять не для поиграться…

Английская школа крайне прагматична. Как общественный институт, она видит свою главную задачу в социализации и стремится вырастить высоконравственную личность, которая найдет свое место среди других людей.

Расписание составлено так, что хватает времени на работу над курсовиками. В этом семестре их два, исследовательский проект по физике и реферат по биологии, каждый объемом около пяти тысяч слов. Нагрузка немаленькая, но и не запредельная.

Так что сами понимаете, появление нового мальчишки было для Дадли сродни глотку свежего воздуха, ведь от такого графика, пусть и с недельными перерывами — ага, на спорт! — он был готов на стенку залезть.

Насмотревшись на пухлые щеки спящего гостя, Дадли сайгаком поскакал на кухню и спросил у мамы:

— Ма-а-ам, а кто это?

— Невилл, школьный друг Гарри, они вместе в Хогвартсе учатся.

— То есть он тоже волшебник, да? — догадался Дадли, его маленькие голубые глазки азартно загорелись. Ну да, ну да, знать одного домашнего мага как семечку облупленную — это одно, а встретить ещё одного и постороннего… это совсем другое. В результате, когда Невилл и Гарри проснулись, Дадли обрушил на их сонные головы целый ворох вопросов, на которые он надеялся наконец-то получить ответы.

Северус, видя, что сын оккупирован сверстниками, незаметно оставил мальчиков и вернулся в комнату Гарри. Осмотрелся. Комната небольшая, но очень уютная. Справа от окна письменный стол, на нем лампа и стекло, под стеклом — календарик и какие-то картинки, таблица умножения, старые фотографии. Стул. Напротив стола кровать. За дверью — шкаф, над кроватью полки с книгами. Обоев не видно из-за плакатов и постеров. Северус с любопытством посмотрел на них, ему интересно, чем увлекается Гарри. Роллинг Стоунз, Куин, Раммштайн… и лошади, довольно много изображений лошадей. Северус нахмурился, Гарри что, о лошади мечтает? Посмотрел на книги, памятуя о том, что по ним можно определить характер человека. Что ж, названия на корочках привели его в замешательство: цикл романов о Мерлине, Властелин колец, Чудозавр Э. Несбит, с краю стоят совсем новые книги — Таинственный сад, Иллюстрированный справочник юного машиниста… Черный Красавчик, Породы собак мира. Северус потер переносицу, похоже у Гарри разносторонние увлечения. А может, он ещё не определился в своих стремлениях и пока только ищет себя?

Он снова обвел взглядом комнату сына и наткнулся на кошку, сидевшую на окне. Серая египтянка старательно умывалась. Вылизав и смочив лапку, она остервенело терла мордочку и за ухом, причем так крепко, что ухо наизнанку выворачивалось. Северус улыбнулся, вспомнив, как кошка зимой позвала на помощь, когда Гарри и Невилл попали в беду, как она с досады разодрала ногу Минерве… и поделом той, нечего пинать честных кошек. До него вдруг дошло, что он до сих пор не знает, как зовут кошку Поттера. Присмотревшись, он увидел на шее тонкий голубой ошейник с пластинкой, подошел, погладил и взял кошку. Повертев ошейничек, повернул к себе табличку и прочел выгравированное на ней имя: «Талия».

— Талия, значит? — проворчал Северус, задумчиво поглаживая кошку. — Что ж, Талия, рад с тобой познакомиться.

Кошка тоскливо висела в его руке и кротко сносила ласку. Разумеется, она помнила Северуса и без труда узнала его в школе. А в свете последних событий Лили-Талия была очень расстроена экстремальными приключениями сынка. Как мать, она сходила с ума, но эмоционально была ограничена кошачьим телом. Всё, что она могла на людях, это сидеть возле домочадцев, печально мурлыкать и мять колени когтями. А когда все уезжали по делам и в больницу, кошка, оставшись дома одна, срывалась в дикую истерику, летала по дому, драла кресла и диваны, а выбравшись на улицу, кидалась на собак, полосуя их морды и уши. И кажется, убила молодого книззла миссис Фигг. Загрызла его, как крысу... просто потому что тот попал ей под горячую лапу.

И Северус… Кошка обреченно закрыла глаза, обмякая ещё больше. Позор. Какой же наивной дурой она была… не распознать собственную беременность. Нет бы с мамой посоветоваться-пошептаться, но не-е-ет, она ж магиня, что ей какая-то мать-маггла? И вот вам, пожалуйста — она до настоящего времени не знала, от кого ребёнок. А отцом оказался Северус… Ну кто же знал, что токсикоз у всех женщин индивидуален и единого шаблона его диагностирования нет. После тех ночей с Северусом она два месяца караулила свой организм, всё ждала, когда он начнется. Но время шло, а токсикоз так и не объявился. А когда произошла задержка… стыдно признаться, она этого даже не поняла, была абсолютно не готова к такому сюрпризу. И что ей мешало с мамой поговорить?

В результате она родила Гарри, будучи в полной уверенности, что его папа — Джеймс. А теперь выясняется, что все эти годы Гарри являлся сыном Северуса.

Тут мужчина, продолжая поглаживать кошку по головке и шейке, прошел по комнате и сел на кровать Гарри, пристроил её на коленях, переместил свои длинные музыкальные пальцы на горлышко и, почесывая его, негромко пробормотал:

— Страшно представить, что было бы, окажись Гарри — Поттером… Ведь Джеймс давно мертв. Как бы мы тогда Гарри спасали, а? Родственников с этой стороны у него и нет…

Северус, вздохнув, замолчал, а Талия, повернув голову, осторожно лизнула его пальцы. И правда, как? Северус, спасибо тебе за всё…

Люди и волшебники издревле не ладили. О чем свидетельствуют вошедшие в мировую историю имена Генриха Инститора, одного из авторов бессмертного альманаха «Молот ведьм», и Томаса Торквемады, самолично сжегшего на кострах не то восемь тысяч, не то десять тысяч двести ведьм и колдунов. Всего же с его легкой и кровавой руки подверглось пыткам и истязаниям около тридцати тысяч человек. По сравнению с жертвами XX века данные цифры не впечатляют. Но в XV веке население Европы было малочисленным. Людей нещадно косили эпидемии, болезни, простудные заболевания. Так что приведённые цифры вовсе не маленькие. А с учётом того, что каждая человеческая жизнь бесценна — просто ужасные.

Люди и волшебники враждуют издревле. Казалось бы, всегда… С самого сотворения мира человечество живет на зыбкой грани света и тьмы, постоянно воюя между собой. И конечно же, колдунов и ведьм приравняли к злейшим врагам человека и святой церкви. К ним для антуражу прибавили вампиров и оборотней, кабы каковые засветились благодаря очередному Ван Хельсингу или Густаву Курбе. Не, ну а чё, лакает бледная тётка кровь, значит упыриха и вампириха, и нечего с ней рассусоливать, на костер её, ведьму драную! О гемофилии и порфириях в те времена не слышали. Прочие лунатики и ликантропики тоже вводили честной народ в ступор — оно луны боится, люди добрые, спасите, волкодла-а-ак!!! Вон, вон туда побег, только что его видел — глаза аки плошки, слюна с клыков капает, ростом с дядю Патрика, упокой Господь его двухметровую душу…

И тем не менее… люди и волшебники — дружили. Ну что вы так смотрите, дорогие читатели? Вижу ведь, глаза у вас — по гринготтскому галлеону… и не опечаталась я, отнюдь. Прошерстите хроники да покопайтесь сами в памяти, небось найдете там истории о Псаммиаде и пятерых детках, о Гэндальфе с хоббитами, о старике Хоттабыче с Волькой ибн Алешей, о Мерлине и короле Артуре. Элли и Гудвин ещё вспоминаются, хоть Гудвин Великий и Ужасный оказался совсем не волшебником, но именно к нему потопала маленькая Элли через всю кошмарную страну в компании огородного пугала, кучи металлолома, пугливого льва и говорящей собаки, именно к обманщику Гудвину обратились герои как к волшебнику, и попробуйте мне доказать, что он им не помог! Итог-то известен — Добрый Дровосек, Страшила Мудрый и Храбрый Лев — каково, а?! Да и сама Элли в конце концов очутилась дома вместе с Тотошкой.

Это я к чему вообще?

А к тому, что Невиллу с пеленок втолковывали, сначала мама с папой до года и с материнским молоком, а потом всю жизнь бабуля Долгопупс, дядя Элджернон и тётя Энид до настоящего времени вбивали в его тупую голову вечный, ставший Истиной постулат, что маггл — это Зло во плоти, кошмар и ужас. Нечего тебе там делать, Невилл, одергивали шебутного малыша родичи, не суйся к магглам, знакомство с ними ни к чему хорошему тебя не приведет. Магглы — плохие, магглы — злые, магглы — это звери в человечьем обличье, говорящие свиньи и грязь под ногами.

В кои-то веки он пробрался на территорию магглов, ожидая увидеть всё вышеперечисленное и готовясь ко встрече с жуткими инквизиторами, о которых каждый ребёнок-маг наслышан с пеленок. И облом-с… где всё плохое, злое, поросячье? На ровных, как стол, дорогах разъезжают шикарные автомобили, в небе — полосы от пролетевших самолетов, а сами самолеты чего стоят! Проезд мимо аэропорта Невиллу не скоро забудется… Ка-а-ак взревело вдруг, почище двухсот хвосторог разом, а потом прямо над головой ка-а-ак пролетело нечто огромное сигарообразное с крыльями да ка-а-ак усвистело в небо синее… Пока Невилл моргал и в себя приходил, Гарри, чему-то веселясь, рассказывал ему о самолетах.

Когда он проснулся, то обнаружил себя в просторной светлой комнате с окнами в пол. Сам он лежал на белом диване, заботливо кем-то накрытый пледом. В кресле напротив мальчик сидел, голубыми глазами лупал, его рассматривал. На круглом лице — сплошное любопытство. Одет чистенько и даже элегантно — джемпер, рубашка, брюки и ботиночки. И ни грамма чего-то звериного. А уж вопросы, которыми тот завалил Невилла… да он едва ли на половину смог ответить. Маггл-сверстник оказался понятнее маггла-взрослого. Все стандарты, вбитые в голову Невилла взрослыми волшебниками, рассыпались подобно песочному домику, смытому прибоем. Дадли Дурсль, простой, как знак вопроса, честный и стопроцентный мальчик-маггл, стал для Невилла центром его волшебной вселенной. Как для бессмертного эльфа Эннеари его недолговечный, но бесценный друг-человек Лерметт, как для могучего Гэндальфа маленький и отважный Бильбо Беггинс… Таков парадокс жизни, сильный тянется к слабому, малое становится великим, а простое — сложным. Вот так и находят друг друга друзья, сложенные из противоположностей.

Невилл робко выразил восхищение железнодорожным вокзалом Кингс Кросс, тем, что он такой громадный и весь такой… стеклянный. Дадли заулыбался и кинулся рассказывать историю возникновения знаменитого района.

Заметив, что Невилл и Дадли увлечены друг другом, Гарри с легким сердцем оставил их и пошел в свою комнату. Войдя, он сразу увидел отца, тот лежал на его кровати поверх покрывала и гладил кошку, лежащую у него на груди. Улыбнувшись, Гарри подошел и присел на край, под бок к отцу, поглазел на Талию и задумчиво сообщил:

— Обычно она так легко не сходится с людьми.

Северус посмотрел на Гарри и у него привычно перехватило дыхание — тонкошеий, с торчащими ушами, большеглазый пацаненок… Ну почему после больниц дети так страшно худеют?! Протянув руку, Северус взял Гарри за плечо, притянул, повалив на себя, и прижал к груди. Глубоко вздохнул. Шепнул виновато:

— Прости за то, что я не знал о тебе…

Гарри засопел, слушая, как совсем рядом гулко бьется починенное сердце отца. Он понял, что на самом деле не знает, каким должен быть отец. Своим поведением Северус его обескураживал, сбивал с толку. Папа Вернон был предсказуем и прост в отношениях, за проступки рявкал и отвешивал затрещины, причем одинаково, ничем не выделяя его и Дадли, сыну так же часто прилетало, как и племяннику. Спокойно и обстоятельно отвечал на вопросы, объяснял ошибки и, если надо, приказывал исправить. Северус же… Гарри порой ловил себя на абсурдном понимании, что он вдруг ни с того ни с сего превратился в хрустальную вазу, готовую рассыпаться от малейшего тяжелого взгляда. Да, Северус обращался с Гарри, как с той самой пресловутой вазой, не то что ругаться, он даже дышать грозно на него боялся. Гарри это поначалу смущало, но позже, понаблюдав за отношениями Тобиаса и Северуса, он понял и мысленно сам себе дал мощного тумака — вот же он идиот, у Северуса сердце больное, вот отец с ним и носится, как музейный реставратор с яйцом Фаберже!

И вот теперь, лежа на папином плече, Гарри смущенно прикидывал, как объяснить отцу-профессору, что с ним можно не церемониться, у него-то всё в порядке, от сердитого окрика он не развалится и не пойдет трещинами. Но как сказать-то, чтоб не обидеть? Тут на Гарри снизошло озарение — а ведь отец тоже с ним осторожничает, просто боится случайно обидеть! Уф, как всё просто, оказывается…

И что с этим делать? И как себя-то с ним вести? Правда, сейчас никак не хотелось, когда папина рука мягко поглаживает его по спине. Хотелось лежать и ни о чем не думать, наслаждаясь незнакомой доселе отцовской лаской. Это было… здорово, очень-очень приятно, где-то глубоко в груди разливалась теплая лужица умиротворения. Понятно теперь, почему Дадли буквально растекался под папиной ладонью дяди Вернона… для него-то он — папа родной, а ему, Гарри, он дядя, и он, зная это, воспринимал его ласку именно как дядину.

Гарри вздохнул. Здесь и сейчас он был счастлив; пусть его и усыновили Дурсли, внутренне он всё же оставался сиротой без папы-мамы, живущей у дяди с тётей. Порой это его злило, и он иногда спрашивал себя — ну почему его не усыновили раньше, чем он начал соображать? Он бы тогда вырос стопроцентным Дурслем, счастливым мальчишкой, имеющим родителей. Ага, и с вечным вопросом, почему у них с Дадли разные дни рождения? Даддерс родился двадцать третьего июля, а он тридцать первого, причем в один и тот же год… и вообще, он же сам их уговорил усыновить его. И нечего тут… Дядя с тётей просто растили племянника-подкидыша и любить его они были не обязаны. Сложилось так, а он просто хотел родителей, хотел иметь право называть их папой и мамой, просто детский каприз. Вернее, он сейчас стал капризом, раньше это была суровая необходимость, жизненно нужная ему, бедному сиротке.

Северус лежал в полнейшей нирване — на груди кошка, рядом, под боком родной ребёнок. Ох, что ж так хорошо-то, а? Тепло так, уютно… Оба горячие такие, сопят-мурлыкают, согревают его тело и душу. Маленькие мои, родненькие…

Так и заснули они, все трое. Гарри на плече и кошка на груди, и во сне руки Северуса нежно прижимали их к себе. И Петунья, зашедшая в их поисках в комнату, так и застыла в дверях, глядя на самую умилительную картину в мире — спящий мужчина в обнимку с ребёнком и кошкой.

К концу Пасхальных каникул трое мальчиков так сдружились, что новость о возвращении в школы их прямо-таки оглушила — как, уже?! Невилл аж зарыдал, как только понял, что придется расстаться с Дадли. Когда-то они ещё увидятся? Сам Дадли тоже подозрительно захлюпал носом и начал отворачиваться ото всех, пряча недостойные мужчины слезы.

Северус и Гарри за эти неполные две недели полностью оправились, а что? Маги же, чего им сделается… Так что, обследовавшись в клинике каждый по своим профилям, они получили у врачей добро на профпригодность и полную реабилитацию.

* * *

В очередной раз обратив свой взор к Небесам, Том вдруг почувствовал, что взлетает. Оторвавшись от земли, он плавно воспарил к зениту, с любопытством глядя, как плывут вниз стволы, а потом и верхушки деревьев. Как раскинулся вширь необъятный горизонт и стало безграничным небо.

Про облака он читал, что они состоят из мириадов капелек воды и, влетая в первое кучевое облачко, Лорд предвкушающе зажмурился, но вместо ожидаемой влаги его призрачного лица коснулся теплый ветерок. Недоуменно открыв глаза, он, однако, ничего не увидел — перед его глазами была туманная пелена. Сначала он тщетно напрягал зрение, пытаясь хоть что-то рассмотреть в этом странном молочно-белом… нечто. Ибо это было не туманом и не пеленой, и вообще, это было ничем. А сам он превратился в пару зрачков без тела и прочего. И он куда-то продолжал лететь. Просто летел вперед и только вперед, никуда не сворачивая, ни вправо, ни влево, ни вверх, ни вниз. Постепенно испуг прошел и ему стало даже интересно — куда принесет его теплый ветер?

Молочная пелена вскоре сменилась полной тьмой, но он продолжал почему-то видеть во мраке Вечности, а ведь она была непроглядной, как и должна выглядеть Абсолютная Пустота. Впрочем, а пустота ли? Сбоку сверкнула крошечная золотистая искорка, и душа Лорда, ведомая нормальным, здоровым любопытством, свернула туда, к источнику света.

Окошко. Источником света оказалось окошко. Простенькое такое, с деревянным переплетом рамы, прозрачным чистым стеклом, за ним на столе стояла лампа с желтым абажуром, благодаря чему и лился в окно золотистый свет. Прильнув к стеклу, Том жадно всмотрелся внутрь комнаты и увидел…

Молодые мужчина и женщина на смятых простынях занимались любовью. Они как раз достигли кульминации, так как кровать под ними ходила ходуном, тряслась и скрипела всеми деревянными и стальными сочленениями. В несуществующей груди Тома разлилось теплое и щемящее томление — ему страстно, до боли захотелось туда, к ним, стать частью их, слиться с ними, соединиться и сделаться их продолжением.

Но… мужчина вдруг вышел из женского лона и изверг сперму ей на живот, сотрясаясь всем своим могучим телом и глухо рыча в экстазе. Промах. Здесь детей не планируют. Душа Тома полетела дальше.

Тьма, бескрылый полет, голубая искорка дневного света. Том подлетел ближе и равнодушно смотрел, как четверо дюжих мужиков виснут на поводьях огромного гнедого шайра, а тот бешено ревет, кося выпученным кровавым глазом на течную кобылу, которую тоже держали четверо мужиков. Вороная кобыла яростно завизжала и мощно лягнула воздух задними ногами. Двухметровый жеребец вскинулся на дыбы, отрывая всех четверых мужиков от земли. Но практики им, похоже, было не занимать, они каким-то чудом, вися в воздухе, ухитрились направить коня в нужную сторону. А может, конь сам хотел? Как бы то ни было, но он оказался на спине кобылы, а его огромный восьмидесятисантиметровый пенис вошел строго по назначению. У Лорда отвалилась гипотетическая челюсть, пока он созерцал эту грубую племенную случку. И конечно же, он совсем не ожидал того, что последовало дальше. Его вдруг потащило, втянуло к ним, и, растворяясь в золотом сиянии возрождения, исчезая навсегда из этого мира, потрясенный Том Марволо Реддл успел протестующе подумать:

— Только не это, только не лошадь! Я не хочу становиться лошадью!..

Невилл зря опасался своей бабушки. Ушлая старушка, оказывается, с самого начала знала, где находится и чем занимается её безголовый внучок. Ещё бы, ведьма-то первого поколения, ей ли не знать простейшее заклинание Следа…

Получив письмо от внука перед Пасхой, леди Августа настороженно оглядела пергамент — что-то почерк чересчур аккуратен. Невилл писал так, словно долго обдумывал каждое слово, прежде чем написать его. Почесав бородавку на носу, Августа поднялась с кресла и прошла к книжному шкафу, порывшись на полках, нашла карту Британии, расстелила её тут же на столе. Ногтем поколупала местечко под названием Северный Хайленд, где-то там, она знала, находится Хогвартс. Подумав, она громко позвала:

— Стефания!

С тихим хлопком перед ней появилась моложавая домовушка в платьице и кружевном чепчике. Вытирая ручки о передник, эльфушка чопорно вопросила:

— Звали, мадам?

— Да, Фанни, звала, принеси-ка мне зелье Подорожника.

Стефания, не задавая никаких вопросов, исчезла исполнять поручение, а леди Августа с сомнением посмотрела на письмо, некоторые буквы расплывались, смазанные не то слезами, не то потом Невилла. Хм, ну, может, пота вполне достаточно, не обязательно волосы искать. Кивнув самой себе, Августа положила пергамент поверх карты и любовно разгладила листы. Вернулась Стефания и протянула хозяйке пузырек, пробка и горлышко которого были залиты сургучом. Взяв его и заклинанием открыв, Августа вылила на пергамент и карту густую коричневую жидкость, источающую сильный запах гуталина и кофе. Домовушка любопытно вытаращилась на всё это священнодействие, ей было очень интересно смотреть, как колдует хозяйка. Вот что она увидела.

Жижа цвета грязи залила всю карту с письмом, при этом почему-то не покидая их пределов и не касаясь лакированной столешницы. Потом она начала ме-е-едленно впитываться в оба листа. Пока не впиталась вся, до последней капли. А потом письмо и карта покрылись пятнами, которые сначала росли и ширились, в следующий миг листы слились в один, да и тот вдруг вспух и пошел волнами. Вскоре перед глазами восхищенной Фанни на столе возник макет Хогвартса с прилегающей к нему территорией — с озером, лесами и горами. И это ещё не всё… Постояв, макет-голем поплыл, меняя очертания и формы, пока не трансформировался в Большой зал, где за столом Пуффендуя застыла маленькая синяя капелька. Следилка была поставлена и включена. Августа удовлетворенно кивнула:

— Отлично. Невилл сейчас в Большом зале.

И потекли дни спокойного наблюдения. Сперва всё было нормально, Невилл перемещался в пределах замка, сидел на уроках и лекциях, обедах и ужинах, находился в гостиной и спал в спальне. А потом, в день отъезда учеников, Августа, приподняв левую бровь и спустив на бородавку пенсне, с легким недоумением смотрела, как капелька Невилла вместе со всеми покидает территорию школы и садится в карету. Далее со всевозрастающим беспокойством встревоженная бабушка наблюдала за тем, как Невилл забирается в поезд и едет до Лондона. В чем дело? Он что, передумал? Его обидели, и он решил всё-таки ехать домой? Бросая взгляды на карту, Августа начала собираться и уже накидывала на плечи лисий палантин, когда следилочка испуганно тявкнула, через силу следуя за Невиллом к… барьеру. Августа приросла к месту, глядя, как её невозможный и непостижимый внук пересек грань между мирами и смело ступил на территорию магглов. Невилл, дорогой мой, ты куда?

В первый миг она хотела трансгрессировать на вокзал за внуком, но тут вспомнила про письмо и усомнилась, что Невилл обрадуется её появлению. Ведь письмо-то написано с тем расчетом, чтоб её дома удержать, чтобы она не приходила его встречать. Попросту говоря, Невилл сбежал. И бабушка в его планы — не вписывалась. А раз так… Августа вдохнула-выдохнула-вдохнула, сняла с плеч рыжий воротник и продолжила наблюдения, готовая, впрочем, переместиться к внуку при малейших признаках опасности.

Полицейский участок, чей-то дом, ночь. На следующий день — госпиталь и снова чей-то дом. А по тому, как Невилл свободно перемещался по этому дому, Августа уяснила себе, что её внук не пленник там, а гость. И лишь укоризненно покачала головой умудренная жизнью пожилая леди — вот же паршивец! Знал же, что разрешения не получит, вот и удрал без спросу в гости к другу… Что за друг, она вычислила уже от фонаря, в школе Невилл познакомил её с Гарри Поттером, стало быть, и в гости к нему отправился. Вот только… Августа внимательно посмотрела на адрес — графство Суррей, Литтл Уингинг, Тисовая, 4 — получается, что знаменитый Гарри Поттер проживает в маггловском доме и на маггловской территории. Интересный коленкор. Это ж кому такому вумному взбрело в голову упихнуть волшебного ребёнка к стопроцентным магглам? Леди недовольно поджала губы — как кому? Лже-Дамблдору, конечно. Настоящий Блэку или Малфоям отдал бы. Или Алисе с Френком, если б те не подверглись нападению Пожирателей, всё же Алиса крестная мать Гарри.

Так что, дождавшись конца каникул и прибытия внука на вокзал, Августа только хмыкнула, зорко следя за тем, как беглец садится в поезд. Ишь ты… провернул-таки аферу, паршивец, далеко пойдет! Августа ощущала понятную гордость — самостоятельный мальчик растет, конечно, но потакать такому не стоит. Ей совсем нежелательно, чтобы внучек ещё и лгуном вырос. А значит, придется его приструнить, когда увидятся на летних каникулах.

Августе хватило такта и мудрости, чтобы не сорваться прямо сейчас и не опозорить блудного внука при всем честном народе. Потом успеется, наедине и с глазу на глаз.

* * *

Северус ушел ещё рано утром, чтобы за день подготовиться к прибытию школьников, а Гарри и Невилла на вокзал доставил Вернон. И, прежде чем отпустить к барьеру, крепко прижал Гарри к себе.

— Будь осторожен, сын, прошу тебя…

— Хорошо, папа… — благодарно хлюпнул носом Гарри, пытаясь обнять необъятное пузо.

Рядом прощались Невилл и Дадли. Взявшись за руки и глядя друг другу в глаза, они страстно шептались, обещая писать-звонить-приезжать… Обнялись, за пазухой у Невилла задушено квакнул Тревор. Спохватившись, тот достал жабу, повертел в руках и… протянул Дадли:

— Бери. Насовсем, я его тебе дарю!

В свою очередь Дадли скинул с плеч рюкзак, достал безымянную черепаху и сунул в руки Невиллу:

— А я тебе хотел подарить… Держи. Её никак не зовут, но ты сам придумай ей имя, ладно?

Гарри только глаза вытаращил, глядя, как парни обмениваются питомцами. Заметив его удивление, Дадли и Невилл вопросительно посмотрели на него. Гарри пожал плечами и примиряюще вскинул руки:

— Я ничего, я молчу. Но жаба, надеюсь, не волшебная?

— Тревор-то? — с сомнением протянул Невилл. — Обычный. Вредный и непослушный.

— И не жаль тебе? — придрался Гарри. — Дядя же подарил…

— Ага, подарил… После того как со второго этажа меня скинул! — разозлился Невилл. — А второй этаж башни равен четвёртому этажу стандартного дома!..

На это заявление всем пришлось заткнуться, попрощаться с Верноном и пройти на платформу Хогвартс-Экспресса. Обиженный Невилл пыхтел вплоть до самого купе, и Гарри несколько раз порывался извиниться непонятно за что. Открывал рот, но тут же передумав, закрывал, так и не найдя слов. Поезд давно уже пересчитывал колесами стыковки рельс, а мальчики молчали, сопели и глазели в окно на проплывающие мимо виды. Потом Гарри рискнул задать нейтральный вопрос:

— Невилл, а я много пропустил?

— Нет, — ожил Невилл. — С зимних каникул ничего нового не было, мы только повторяли и заучивали вводные уроки. Это из-за директора, ты же помнишь, что к Хэллоуину вернулся настоящий Дамблдор?

Гарри кивнул, и Невилл продолжил:

— Так вот, он пока сам разбирается — что, к чему и как, — профессора школьные программы уточняют, с бумагами на подписи к нему бегают. А у первого курса практические уроки начинаются после Рождества, но из-за всей этой катавасии все программы застопорились… Поэтому ты ничего не пропустил.

— Ладно, — благодарно улыбнулся Гарри. — А ко мне ты зачем сбежал? Нет, я помню, ты за меня испугался, но всё-таки?

— Понимаешь… — Невилл насупился и дальше говорил, обращаясь к своим коленкам: — Мы с бабушкой каждое Рождество посещаем Мунго, где мои папа с мамой лежат. Ну и… вот.

Я их и раньше видел, но как-то… боком, что ли? Ну, сторонне как-то, понимаешь? Не затрагивало меня это. А тут… как в ледяную воду с пирса столкнули, увидел вдруг, что папа лежит и бессмысленно в потолок смотрит, а мама мычит и фантики сует… А я их собираю. А потом, когда в школу вернулся без тебя, страшно стало. А уж когда профессор Гранд про тебя в газете прочитал, я вообще умом тронулся, представил вдруг, что ты как папа будешь лежать, смотреть в потолок и слюни пускать… или как мама мычать… и фантики…

Тут Невилл совсем съежился, стал маленьким-маленьким, грустным и очень одиноким, совершенно беззащитным. На правую коленку капнула с ресниц хрустальная слеза. И с тихим звоном разбилась о плисовую ткань. Ошарашенный Гарри перестал дышать, с ужасом глядя на мокрое пятнышко на штанине — по нему ещё никто не плакал. Ох, Невилл, что же ты такого пережил, что друзей по первому же чиху хоронишь?.. Подумав об этом, Гарри окончательно растерялся и не придумал ничего лучше, как пересесть к нему, сгрести друга в охапку и прижать к своей тощей мальчишечьей груди. Невилл уткнулся ему в плечо носом и жалобно завыл. Да. Он терял. Имея живых маму с папой и не получая при этом возможности прижаться к ним, ощутить их объятия, выслушать совет от папы и ласковое слово от мамы, Невилл очень хорошо знал, что такое потерять то, что имеешь.

Гарри виновато шепнул ему в макушку:

— А что с ними случилось? С твоими мамой и папой…

— Их приспешники Того-Кого-Нельзя-Называть запытали Круциатусом. Когда Тот исчез, Лестрейнджи и Крауч напали на моих родителей и запытали до потери рассудка. Мне бабушка рассказывала. Преступников арестовали в ту же ночь, что и Блэка. Они до сих пор в Азкабане сидят. Ненавижу их.

Невилл шмыгнул носом и замолчал, а Гарри задумался. Потом неуверенно забормотал:

— А не слишком ли быстро их арестовали? Прямо сразу после смерти Того… Что-то тут не увязывается. Да и Сириус, вспомни, невиновен оказался…

Тут и Невилл задумался, отстранился и уставился в стенку напротив, напряженно морща лоб. Начал размышлять вслух, прикидывая что-то на пальцах:

— А правда… Если подумать, то и впрямь, с чего они вообще на моих родителей набросились? Ну откуда Долгопупсы могли знать, где находится их господин или мальчик, который их господина того… Или кого они там искали? Кстати, Гарри! — спохватился он вдруг. — Я кое-что из младенчества запомнил, мне три года было и я сидел на руках у дяди Элджи, он с тётей Энид о чем-то спорил, о чем, не помню, но вот фразу, которую он выкрикнул, я запомнил накрепко.

— Какую фразу? — осторожно подтолкнул Гарри.

Невилл зажмурился и выпалил:

— Откаты от магии не лечатся. И пока они не отдадут долг Трисе, не встанут. Вот такая фраза, Гарри. Как ты думаешь, что она означает?

Но Гарри только плечами пожал, искренне не зная, что она означает и как её понимать. Невилл не рассердился — понимал. А дальше до самого Хогвартса они ехали в компании девочек, при которых не поговоришь на личные темы.

На станции Хогсмида Гарри ждал сюрприз в виде весенних лошадей. Ожидал увидеть тех зимних красавцев-моронов, но вместо них в кареты были запряжены нечто трудноописуемое — тела вполне себе лошадиные, но внешне похожи на окапи, длинные ноги и короткая шея — даже непонятно, как их впрягли? На шеях и головах — веселенькие веночки из первоцветиков, ландышей и подснежничков. Челюсти мерно двигаются, пережевывая те же веночки, сдернутые с шеи или с головы партнера — они были запряжены попарно.

— Господи, Невилл, у вас нормальные лошади есть?! Кто это такие???

— Моропы… — растерянно ответил Невилл.

— И что? Чем они отличаются от моронов? — на нервной почве съехидничал Гарри.

— Ну… травоядные. Весенне-летние, — неуверенно выдавил Невилл. — А насчет их наименований Хагрида спрашивай, это он их разводит.

— Хорошо, — покладисто согласился Гарри. — А гибриды они кого?

— Ну, кажется, глиноклока и морагуса…

Гарри стиснул зубы и, больше ничего не спрашивая, забрался в карету. Всё, с него хватит!

* * *

Сириуса из Мунго забрали Малфои. На этом настояла Нарцисса, аргументируя свое решение тем, что он всё-таки её родственник по Блэкам — кузен. Проваландавшись с чиновниками «паспортного отдела» не один час, потом столько же времени потратив на подписание всех бумаг — справки и направления от целителей, — вспотевший от прений Люциус переправил жену и шурина в гостиную мэнора, собрал новоиспеченные документы и прошел в свой кабинет, чтобы прибрать их в домашний сейф. Открыл его и уныло уставился на многолетний пергаментный завал. Зачем-то потыкал пальцем, ему навстречу устремилась соскучившаяся по хозяину пыль, радостно забиваясь в нос и запорошивая глаза, заставляя сиятельного лорда жмуриться и чихать.

Как хозяин, Люциус оказался суров — взмахнув палочкой, он заклинанием Тергео уничтожил преданную и доверчивую пыль и занялся делом. Выгреб из сейфа прямо на пол всё его содержимое. Крикнул в сторону двери:

— Добби!

Тихо хлопнуло у его левого колена, и появившийся домовик, подобострастно помаргивая, задрал на него остроносую голову. Тоненько пискнул:

— Хозяин звал Добби? Что Добби должен сделать?

Люциус махнул рукой на бумажную кучу:

— Рассортируй это. Документы на стол, хлам — в топку.

И отошел к столу, рассеянно перелистывая родословную на гиппогрифа по имени Кандида, пытаясь при этом припомнить — жива она или подохла? Добби обреченно посмотрел на бумажно-кожаную гору и сглотнул — Хозяин задал сверхответственное дело неграмотному слуге. Читать Добби умел поскольку-постольку, так, чтобы отличить список продуктов от перечня гостей на званый ужин. Но делать нечего, Хозяин ВЕЛЕЛ. И Добби, вытерев вспотевшие ладошки о подол наволочки, принялся за архисложную работу. И в большом светлом кабинете настала мирная тишина, нарушаемая лишь шелестом пергаментов со стола и от стены с сейфом. Люциус с головой зарылся в прошлое Кандиды де Ламберо Фила Шоппенгауэр, продираясь сквозь дебри её предков и потомков и выписывая на отдельный листок прибыли-убыли с продажи последних гиппогрифят. С таким же неимоверным трудом продирался сквозь мешанину букв и Добби, до рези в выпученных глазенках вчитываясь в слова и стараясь понять, чем отличается конституция Закона от конституции (стати) собак.

Черный дневничок, затесавшийся среди бумаг, Добби без раздумий и с облегчением — чистый, читать не надо, но старый — с легкой душой отправил в хлам. И сжег потом во дворе. Дневник Тома Реддла, бывшего Темного Лорда, покорно сгорел, будучи простой и честной тетрадкой.

Покончив с этим сложным делом, Добби покосился на хозяина и, видя, что тот по-прежнему занят родословной, тихо и благоразумно смылся, опасаясь, как бы его к спариванию гиппогрифов не припрягли… Глаза Люциуса к тому времени сияли жаждой наживы. Оказывается, его папенька неплохо заработал на разведении этих тварей! И кажется, правнучка Кандиды ещё жива и продуктивна…

Нарцисса Малфой, жена сиятельного лорда и мать небезызвестного Драко, в этот день тоже ломала свою прелестную головку. Забирая кузена к себе домой, она кое-чего не учла, и вот теперь эта неучтенная проблема встала перед ней во всей своей красе, а именно — Сириус был мужчиной. Добби, личный домовик Люциуса и Драко, где-то пропадал, очевидно, был занят, а мисс Пеллигрина, её домовушечка, являлась всё-таки леди. Припомнив о Блэк-хаусе, Нарцисса неуверенно спросила у кузена:

— Скажи, Сириус, у тебя дома домовые эльфы ещё сохранились? Мне кажется, тётя Вальбурга их не всех перебила…

Сириус пожал плечами и застенчиво улыбнулся кузине:

— А я не помню… Да я к ним редко обращался за помощью.

— И всё-таки позови их сюда, дорогой, — попросила Нарцисса.

— А как их надо звать? — кротко поинтересовался Сириус.

Нарцисса подумала и подала ему свою палочку. Подсказала:

— Подними перед собой и произнеси формулу вызова — эльфы Блэк-хауса, ко мне!

Сириус так и сделал. Нарцисса на всякий случай подобрала подол платья и отступила к стенке, но вместо ожидаемой толпы оголодавших без магии домовиков перед ними возник всего один. И какой! Древний-предревний, трясущийся от старческой немощи, с распухшими подагрическими суставами на локтях, коленях и пальцах. Глаза глубоко провалились в глазницы, в ушах свалялась шерсть… вдобавок ко всему он был практически наг, если не считать за одежду набедренную повязку и кулон-медальон на шее. Подслеповато моргая, древний эльф обвел взглядом гостиную, оглядел Нарциссу и Сириуса, сжал зачем-то руками медальон, прижал к груди кулачки и проскрипел:

— Хозяин не должен сердиться на Кикимера. Кикимер много лет старался исполнить последнюю волю хозяина Регулуса. У Кикимера ничего не получалось. Но оно само получилось, Кикимер не знает как. Это получилось осенью прошлого г-года…

Из этой тарабарщины Нарцисса и Сириус ничего не поняли и, естественно, потребовали объяснений. Можно я не буду пересказывать эту всемирно известную историю о посмертном подвиге Регулуса Арктуруса Блэка? Спасибо.

Историю выслушали, в медальоне признали краденную-перекраденную побрякушку Хепзибы Смит, а в её каталоге она значилась как медальон Салазара Слизерина. Потом, вслед за первой реликвией Люциус припомнил о чаше Пенелопы Пуффендуй, хранящейся в сейфе Лестрейнджей. И загорелся идеей вернуть пропавшие ценности Хогвартсу, к истокам основателей.

Сказано — сделано. За неимением настоящих владельцев сейфа пришлось выбивать доверенность через родственника. А кто у Беллы ближайший и живой родственник по прямой линии Блэков? Правильно — Сириус. Ну, Сириуса только попроси… Бывший узник Азкабана кротко подписал доверенность, смущенно улыбаясь, поставил две буковки, которые долго и старательно выводил стальным пером — S. B.

Невилл сказал правду — Гарри ничего не пропустил.

А почему и как это случилось… Когда Гарри вошел в Большой зал, то увидел празднично одетых студентов, вместо черных повседневных мантий на них были надеты яркие, красочные одежды. Пурпурные, изумрудные, синие, серебристые…

С потолка на голову Гарри посыпалось конфетти, вырезанное в форме звездочек, ромбиков, кружочков и полумесяцев. Запели-заквакали хоровые жабы, подчиняясь дирижерской палочке профессора Флитвика. Кваканье весьма ритмично вплеталось в голоса певцов, хозяев жаб. Опешив от торжественной встречи, Гарри растерянно замигал, невольно замерев на пороге зала. И гудели стены зала от мощного эха разливающейся песни о героях:

Мы пройдем сквозь огонь,

Это наша судьба,

Меч сжимает ладонь,

И горниста, сигналя,

К нам взывает труба.

Нам не страшен оскал

Зла на нашем пути,

Жизни этой накал,

Повелел

Сто дорог нам пройти.

Рядом с нами всегда

Много добрых друзей,

Отойди же, беда,

Отойди.

Ты на нас не глазей.

Мы пройдем сквозь войну

За любимых своих,

Даже с неба Луну

Мы достанем для них.

Это наша судьба,

Защищать и хранить,

Пусть она порою груба,

Нас ей — не изменить.

Песня кончилась. Из-за профессорского стола встали преподаватели и молча зааплодировали хору и Гарри Эвансу Дурслю, маленькому герою, победившему смерть. Вот это да!.. Гарри был очень тронут — не ожидал он как-то, что его встретят с такими почестями. С понятным трепетом он смотрел на ребят и профессоров и видел их радостные и искренние улыбки. Поглядел на Северуса, тот тепло посмотрел в ответ, чуть кивнув. Ясно, старается удержать статус строгого зельевара-профессора. Гарри понимающе улыбнулся ему и перевел взгляд на других. Сияют счастьем зеленые глаза Гулливера Гранда, восторженно хлопает в ладони крошка профессор Флитвик, растекается восковой лужицей любимая деканша Помона Стебль. Спокойно и добро смотрит Дамблдор. И вопят, что-то радостно кричат студенты, перекрикивая общий гром аплодисментов. И Гарри вдруг осознал, что у него появился ещё один дом — Хогвартс, где его ждали и любили.

Начался последний семестр учебного года.

Возвращение Гарри Поттера словно влило новые силы в преподов, у тех будто второе дыхание открылось, и они со всей страстью накинулись на школяров, обрушивая на них горы заданий. Ой, как взвыли бедные дети.

Эта чрезмерная нагрузка, как ни странно, пришлась по душе двоим людям. Глядя на сверхзанятых профессоров, они всё чаще и чаще переглядывались и перемигивались. И однажды…

Гарри и Невилл пошли в библиотеку за книгой по минералогии, надо было написать эссе про свойства лунного камня. И вот, бродя среди стеллажей, Гарри вдруг услышал обрывок разговора, который быстро прервался, как только он приблизился.

— Ну что, Ли, достал?

— Ага, держите. Хватит?

— Конечно хватит! В самый раз для того, чтобы он взбесился…

— Тише! Кто-то идет…

Подошедший Гарри сквозь полки с книгами озадаченно проводил взглядом рыжих близнецов и их дружка Джордана. Что-то они неладное задумали. Жаль, что он их спугнул, кого-то они взбешивать собираются. Мелькнув, эта мысль тут же испарилась, потому что слово «взбесился» можно трактовать двояко — либо взбесить какое-то животное, либо довести кого-то до белого каления. Гарри, забыв об этом разговоре, пошел вдоль стеллажей в дальнейших поисках нужной книги.

И забыл бы насовсем, но происшествие на одном из уличных уроков заставило Гарри вспомнить тот случайно подслушанный разговор. Профессор Кеттлберн показывал ученикам крапов, тех самых двухвостых собачек, так смутивших Гарри на перроне прошлой осенью. Ему помогали Хагрид и Гранд. Всё-таки трудно удержать на месте стайку юрких и подвижных терьерчиков Джека Расселла. Вот и понадобились профессору помощники с лишними парами рук, держащих на спаренных сворках белых пёсиков. Почему и зачем стайку, нельзя ли ограничиться одной-двумя? А по оказии. Хогсмид послужил перевалочным пунктом для партии крапов, перевозимых из пункта А до пункта Б. Ну а профессор Кеттлберн, услышав об этом, попросил одолжить собачек на пару часов для урока и просил он как раз двух, а не всю стаю. Но, как это обычно бывает, его, видимо, не расслышали или не так поняли…

Но никто не пожалел, со стайкой жизнерадостных тявкающих собачек урок прошел веселее. Очарованные дети с восторгом гладили симпатичных пёсиков и смеялись, глядя, как забавно и вразнобой виляют парные хвостики. А Гарри и вовсе повезло, его «атаковали» два щеночка, до того умилительных, что он прямо заходился счастливым и заливистым смехом и тискал-тискал-тискал до упоения этих очаровательных малюток со смешными пятнышками на головках.

Краем глаза Гарри заметил движение со стороны хижины Хагрида. Посмотрев туда, он успел увидеть, как от домика удаляются близнецы Уизли, но не придал этому значения — удаляются так удаляются. И переключился на звонко тявкающих Джеков.

Далекий звон разбитого стекла застопорил урок. Все выпрямились и, притихнув, вопросительно смотрели, как от дома Хагрида к ним тяжелым галопом несется огромный черный пёс. В зловещем молчании он пронесся через луг и с разбегу обрушился на Гулливера Гранда. Распластавшись в длинном прыжке, Клык пролетел по воздуху, целясь в горло профессору, но тот рефлекторно загородился рукой, и клыки мастино сомкнулись на ней. В следующий миг лагун исчез под громоздким телом итальянского дога.

Веселый и добрый урок превратился в кошмар — ласковый тихоня и ленивый увалень Клык напал на профессора…

Один только Гарри не впал в ступор вместе со всеми — моментально связав одно с другим, он и действовал так же молниеносно — выхватив из чехла на поясе мамину палочку из ивы, нацелил на голову Клыка и, четко представив точку соприкосновения, твердо скомандовал:

— Хуко!

Мощный удар Воздушного кулака отшвырнул пса, и, обезопасив профессора таким образом, Гарри моментально нанес ещё один удар, на сей раз серьезный:

— Плио!

И пса словно накрыло тяжелым одеялом, неведомая и невидимая сила прижала его к земле, не давая шелохнуться. А Гарри бросился к профессору Гранду, упал рядом с ним на колени и с тревогой заглянул ему в лицо. В ответ сверкнули удивленные и ставшие желтыми глаза. Гарри облегченно выдохнул:

— Как вы, сэр?

— Жив, — коротко отозвался профессор Гранд.

Подошли растерянные Кеттлберн с Хагридом, дети скучковались поодаль, держа на сворках крапов. Сильванус оглянулся на прижатого к земле Клыка и неодобрительно покачал головой:

— Хагрид, Хагрид… твой пёс пересидел взаперти, почаще бы ты его выгуливал.

— Ну, дык… — недоуменно прогудел Хагрид, ломая ручищи. — Я и того… выгуливаю. Сам не пойму, чего с Клыком стряслося…

— Его те двое взбесили, чем-то отравили… — сообщил Гарри дрожащим голосом, в его крови всё ещё гулял адреналин от испуга за профессора Гранда. — Я слышал, как они планировали кого-то взбесить.

— Кто? — спросил Гранд, продолжая лежать на земле, но приподнявшись на локтях.

Гарри быстро ответил:

— Уизли. А Ли что-то достал для них… для их бешеной отравы.

Гулливер задумчиво потер грудь и хмуро буркнул:

— Мою шерсть он достал. Целый клок выдрал, когда на лестнице со мной столкнулся. Артист. Покачнулся, руками замахал, как только лесенка под нами поехала, ну я-то профессор, кинулся его поддержать, а он, как и следует в таких случаях, в меня вцепился, чтоб не упасть… М-да-а-а, не знал я, что он нарочно.

Хагрид и Сильванус одинаково побагровели и… рёв полувеликана перекрыл вопль человека:

— Ишь, гады, чего вытворяют!!! И собаку мою, собаку мою отрави-и-или! Мерзавцы! Клыка ж того… пристрелить придется!..

— Погоди, Хагрид, погоди, не спеши… — Гулливер сел. — Действие-то отравы может пройти, а нет, то профессор Снейп антидот сварит. Главное, чтобы в миске что-то осталось для анализа.

Потом он посмотрел на собаку, так и придавленную к земле чем-то тяжелым, и перевел заинтересованный взгляд на Гарри.

— Кстати, Гарри, а чем ты его так приложил? Я таких заклинаний не слышал.

Мальчик мило покраснел и застенчиво заколупал почву носком ботиночка, спрятав руки с палочкой за спину.

— А это я сам придумал. Профессор Флитвик же сказал, что мы можем придумать свои собственные заклинания, вот я и сочинил. Потому что Секо не так страшно, если по глиняной собаке резать, а живую — как? Ей же больно будет… А эту комбинацию я в больнице придумал — я там долго лежал, и у меня было много времени на всякие размышления — так вот, надо сначала шарахнуть по собаке воздушным хуком, а потом накрыть чем-нибудь. Я сперва хотел сеткой, но не нашлось подходящего заклинания. Правда, потом я нашел хороший вариант — Плио, плита-одеяло. Это как будто плита, только мягкая, она может придавить, но не убить.

Дети, давно окружившие скромного героя, удивленно переглянулись, и Рон спросил:

— А Инкарцеро не годится, что ли?

— Инкарцеро только человека удобно вязать, а собаке таким способом можно лапы сломать, это во-первых, — резонно возразил Гарри. — А во-вторых, слишком длинное слово, долго выговаривать.

Лаванда Браун жалостливо ойкнула и залилась слезами:

— Профессор, вам больно?

Все спохватились и со страхом уставились на прокушенную руку Гулливера Гранда. Рон опомнился первым и взревел:

— Подождите, я сейчас позову мадам Помфри!

И умчался. Тут и Гарри опомнился и сдернул с шеи галстук. Сильванус забрал у него импровизированный жгут и, опустившись на колени, принялся перетягивать руку выше раны. Гулливер смущенно сопел и бросал робкие взгляды на всех окруживших его, явно непривычный к такой заботе о своей персоне. Ничего, привыкай, Зверь, дети любят тебя…

Прибежал Рон, волоча за руку целительницу из больничного крыла. Он был бледен и просто в ужасе от поступка своих братьев. Взбесить добрую собаку и с её помощью совершить нападение на профессора… ну очень «гениально».

И наказуемо. Все трое вылетели из школы с волчьим билетом. Дамблдор смерил их каким-то разочарованным взглядом, покачал головой и вынес окончательный приговор — исключить. Потому что так уже нельзя. И если мальчиков могли запереть в башне случайно или потом сказать — где они, то это было явным преступлением. Покушение на преподавателя. Надо было видеть офигевшие лица рыжих, когда им сообщили об отчислении. А их реакция была выше всех «похвал».

— Чего? Нас отчисляют?

— За что?!

— Он же зверюга, не человек!

— Мы думали, нам за это ничего не будет…

Ну, зверюга не зверюга, а учитель он — в первую очередь. И живое существо, как и двое первокурсников. Не прошли близнецы испытательный срок — не удержались от проказ, решили отомстить зверюге за урезанную свободу.

Гарри, маленького изобретателя новых и гуманных антисобачьих заклинаний и спасителя профессора, представили к награде грамотой и медалью за особые заслуги перед школой. Клыка вылечили, как и Миссис Норрис в свое время, отравы в миске оказалось достаточно, чтобы по ним Северус смог сварить противоядие от навеянного бешенства.

Так много зависит от случайности… Не подслушай Гарри тот разговор, Клыка бы застрелили, как бешеного пса, Хагрид мог потерять добрую собаку и пострадал бы профессор Гранд, растеряйся Гарри вместе со всеми…

Невилл написал бабушке письмо, в котором помимо школьных новостей, задал и главный вопрос о маме и папе. И Августа прислала ответ.

Дорогой Невилл!

Мы в какой-то мере родственники Блэкам. Моя мать — Каллидора Блэк, вышла замуж за Харфанга Долгопупса, твоего прадеда. Мы с ними в родстве боковой ветвью. Это нужно знать, чтобы понимать, за что твои родители получили откат от магии. Когда Белла, Родольфус и Рабастан Лестрейнджи с Барти Краучем-младшим напали на Алису и Френка, то свои страсти они сдерживали, то есть избегали трогать тебя, младенца. Ведь дети — неприкосновенны. Но Френк и Алиса оказались не настолько сдержанны. Более того, Френк, как мракоборец, был самоуверен и беспринципен, считал, что ему, военнослужащему, все промахи так или иначе спустят с рук. И запустил Непростительным в беременную Трису. Его Круцио оборвало зарождающуюся жизнь, Беллатриса потеряла ребёнка. Когда Белла упала, сраженная проклятием, ей ещё можно было помочь, взбешенные Руди и Басти набросились на Френка и запытали тем же заклятием. Пока они были заняты, у Беллы неожиданно началось кровотечение. Любая сострадательная женщина, по идее, должна помочь женщине, попавшей в беду. Но Алисе было не до неё, она боялась за нас — меня, тебя и мужа, которого пытали. И конечно же, она ввязалась в бой, бросилась защищать мужа, вместо того чтобы заняться сыном и свекровью… Я кричала, чтобы меня кто-нибудь развязал, в свалке боя меня услышал только Барти. Он меня освободил, и я попыталась помочь Трисе, хоть и видела, что уже, вообще-то, поздно…

Таким образом, Алиса и Френк получили неслабый откат от магии за гибель нерожденного малыша. На следующий твой вопрос о долге я отвечу так: не все долги можно отдать. Бывают долги неоплатные, долги, которые ничем нельзя компенсировать. И это жизнь, отнятая насильно.

Вот такая грязная история, Невилл, прости за эту жуткую правду, но ты спросил, и я не вижу смысла в том, чтобы лгать тебе и сочинять какую-нибудь красивую и благородную сказочку. Была война, люди гибли. В этих битвах ни за что ни про что погибли родители Сьюзен Боунс, Гарри Поттера, Билли МакКиннона, братья Прюэтт… и многие-многие другие.

И благодаря твоему другу Гарри мы теперь знаем, что виноват во всем этом Геллерт Грин-де-Вальд, превративший в собственную марионетку Волан-де-Морта и взявший в плен самого Альбуса Дамблдора.

С любовью, бабушка.

После прочтения письма Невилл долго и беззвучно плакал, спрятавшись за пологом своей кровати — вот что с вами случилось, мои дорогие мама и папа, вы всё ещё расплачиваетесь за свои ошибки… И будете платить вечно, до самого последнего конца. Мне так жаль, но я все понимаю.

В течение следующих дней время неспешно ползло к экзаменам, а оттуда к долгожданным летним шестинедельным (шесть недель, вы только вслушайтесь в чудесные, изумительные и желанные слова!) каникулам. Где Невилл, приехав домой, получит нежданное разрешение от бабушки погостить у друга всё лето и, конечно, согласится и уедет к Гарри. А Гарри в свою очередь поедет с отцом, дедушкой и Дадли к морю, забрав с собою и Невилла. И будет у мальчишек счастливое лето, полное солнца, ветра и морского простора, и взвеется у них над головами треугольный белый парус маленькой яхточки.

Примечания:

Стихи Владарга Д. С. моего замечательного соавтора и друга, с некоторыми моими правками.

Черепаха Дадли, а теперь и Невилла, похоже, так и осталась безымянной, простите автора, никогда не держала черепах, только лягушку по имени Чарли. Люси не в счет.

Теперь к вопросу о Лили-Талии. Она прожила долго, весь кошачий век — восемнадцать лет, а потом, да, ушла на Радугу, как и все кошки. И до самого конца она оставалась с ними, с Гарри, Северусом и Тоби, всю свою кошачью жизнь веселила и смешила своих любимых домочадцев. Она ушла любящей и любимой.