Просто продолжай смотреть (джен)

Сеунг не сразу нашел нужную нишу. Галерея казалась лабиринтом, и солнце, безжалостно струившееся вертикально вниз, сушило и обжигало. Пожилая женщина стояла посреди коридора и тихо плакала, вытирая слезы платком — ему показалось, что это была чья-то мать. Она не посмотрела на него, и он быстро прошел мимо — ни к чему мешать чужому горю.

Ниши все не кончались, тянулись все дальше и дальше, он смотрел на номера, читал иногда имена и отсчитывал в уме даты рождения и смерти, чтобы понять, сколько лет прожили эти люди: восемьдесят девять, девяносто пять, восемьдесят восемь, семьдесят девять… В конце концов он нашел и ее.

Его взгляд остановился на Ари, младшей сестре Юны, которая, склонившись, оттирала от памятной таблички оскорбительную надпись. Сеунг почувствовал злость оттого, что они сделали это снова, и, опустившись рядом, принялся помогать.

— Тебе не стоит сюда ходить, — заметила Ари. — Они всегда приходят вместе с тобой, думают, что это место для их игр.

Сеунг почувствовал ком в горле. Он хотел сказать что-то, но слова застряли. Наконец он выдавил:

— Да. Не стоит.

Движения Ари были быстрыми, напряженными — на этот раз они использовали такую краску, от которой не так-то просто было избавиться.

— Нужен растворитель, — заметил Сеунг, поднимаясь, — я схожу за ним.

Тогда он вдруг заметил, что они не одни и сейчас — две девушки следили за ними с небольшого отдаления, даже не думая скрываться, линзы одной из них даже светились — она снимала происходящее, чтобы потом выложить в сеть. Они же и написали эту надпись. Он почувствовал, как кровь закипает в его жилах. Его голос прозвучал резко, даже слишком:

— Убирайтесь отсюда! Оставьте Юну в покое!

Это не произвело на девушек никакого впечатления, одна из них засмеялась, и ее линзы тоже слабо замерцали, как у ее подруги. Сеунг услышал, как они спрашивали друг друга, пойдет он к ним или нет.

— Не надо снова устраивать сцен, — устало протянула Ари. — Тебя уже считают помешавшимся. Я понимаю, что тебе хочется ее защитить, но…

— Для этого уже слишком поздно, — пробормотал он, снова опускаясь рядом с ней, совсем забыв о растворителе, который собирался принести.

— Точно, — бросила Ари. — Зато смотри, это все-таки оттирается.

Краска действительно наконец поддавалась, и это придало им обоим сил, так что вскоре табличка была отчищена. Ари все еще молчала, мгновение просто рассматривая написанные там буквы, прикоснулась к ним. Сеунгу показалось, что все случившееся сбило ее, она приходила, чтобы снова почувствовать связь с сестрой, но каждый раз вынуждена была думать о том, как видел ее теперь весь мир. В ее жесте чудилось отчаяние и усталость, и было больно смотреть за этим.

— Я всегда знала, что кто-то из вас умрет так, — вдруг сказала Ари, обернувшись к нему. — После всего, что вы делали.

Сеунг почувствовал тяжесть, хотя не мог даже сказать, почему ему так не хотелось услышать это. Юна не должна была умереть — она умерла только из-за него. Она должна была и правда поступить так, как они говорили — бросить его и спастись самой, но она этого не сделала, а вот он именно так и поступил, поэтому был сейчас жив.

— Я бросил ее там, — возразил он. — Она не должна была умереть.

— Ты уже все мне рассказал, и я не хочу снова это слушать.

Ари вдруг вышла из себя, посмотрев на него с досадой и злостью:

— Вы оба идиоты, совершенно одинаковые. Если бы тебя пристрелили, то она бы сейчас говорила то же самое. Но что еще могло случиться, если постоянно пытаться умереть? Кто заставлял вас заниматься этим? Что там Юна говорила? Хочет почувствовать себя живой? У вас было образование, хорошая работа. — На ее щеках заблестели слезы, и она с раздражением вытерла их. — Ну и какой был смысл, скажи мне?

Сеунг невольно усмехнулся — и Юна, и он слышали этот вопрос множество раз.

— Никакого.

Ари смотрела на него, надеясь на какие-то ответы, и он заставил себя продолжить, говорить совершено честно, хотя все эти слова были неуместными и неудобными, слова, которые неприлично было говорить, стоя у могилы своей девушки, умершей из-за тебя.

— Я работал по восемьдесят часов в неделю, без выходных, и у меня не было времени ни на что больше, не было друзей, девушки, увлечений. Я хотел добиться успеха, но в итоге не только не сделал ничего, чем мог бы гордиться, но даже не мог никогда чувствовать себя спокойно с деньгами. — Он не смотрел на нее. — Моя работа была в лучших пяти процентах, но я все равно не мог бы позволить себе купить квартиру, даже через десять лет. Я хотел жить, вот и все. И Юна тоже хотела.

— И что, глупо рисковать было лучше? — со злостью спросила Ари.

— Это было хотя бы что-то. — Сеунг не знал, почему сказал так, это просто первое пришло ему на ум. После арены он не чувствовал себя собой, словно все это уже происходило не с ним. Он говорил честно, но мог бы говорить что угодно. Что значили какие-то слова? Юна умерла.

Ари вытерла лицо рукой и какое-то время молчала, как будто в задумчивости.

— Я думаю, Юна и правда была счастлива — из-за того, что вы делали, даже если это было глупо. — Она говорила все это словно самой себе, снова смахивала слезы. — Но если бы я понимала, почему ей для счастья нужно было рисковать?

Ари плакала, даже когда уходила, и только попрощалась, не сказав больше ни слова о Юне.

Оставшись один, Сеунг долго не мог представить, что теперь делать, и только стоял, раз за разом прочитывая табличку. Он прежде не был здесь, даже на похоронах — его не слишком хотели видеть. С отцом они давно не разговаривали, а мать верила всему, что говорили про Юну, и еще и сама убедилась, что именно в ней была причина того, что из добропорядочного мальчика он превратился в позор семьи. Все эти соцсети обожали его, без перерыва обсуждая, оправится ли он от своего безумия или нет, а Юну называли психопаткой — его тошнило от этого. Комментаторы получали баснословное количество денег, не иначе, так как эта тема продолжала перемываться на стриминге, в фандоме и в официальных группах — и он не мог никак помешать им, у него не было даже прав запретить использование своих фото и видео.

Сеунгу вдруг снова пришло в голову что Ари все-таки не понимала причины случившегося, сколько бы он ни объяснял ей. Юна умерла вовсе не из-за случайности или из-за того, что выбрала неправильный образ жизни — она умерла только потому, что он был слишком слаб, чтобы спасти ее. И все остальное тоже происходило по его вине. Он вдруг пожалел, что не ввязался с Ари в более серьезный спор и спокойно стоял рядом, пока она рассуждала о том, что Юна глупо рисковала. Он был жалок, вот и все.

— Ты бы смеялась надо мной, правда, Ю? — тихо произнес Сеунг, глядя на холодный камень и пытаясь представить знакомый голос. — Как всегда.

Он хотел сказать что-то ещё, но слова застряли в горле. Не выдержав, он опустился на землю, протянув руку к памятной табличке, ощупал выгравированные буквы, будто это могло помочь ему почувствовать её рядом.

— Мы ведь обещали быть вместе до конца, Юна… — прошептал он с горечью. Некоторое время он не мог ничего больше сказать, задохнувшись от боли и снова прикоснувшись к выгравированным буквам. — Прости меня.