Дядя Федор и Кубок Огня (гет)

— Восьмое мяурта — это женский день в России! — важно объявил Матроскин, выпуская из зубов букет и кладя его к ногам Минни.

Та наклонилась и обнюхала цветы, лапой отодвинула мышку, вложенную в букет валерианы.

— Сюрприз! — объявил Матроскин.

Сочная и мясистая мышка из отборной говядины, творение эльфов с кухни Хогвартса, смотрела на них шоколадными глазами — пуговками. Минерва наклонилась и глубоко втянула аромат цветов, удовлетворенно выдохнув.

— Какая крепкая, — заметила она, — кружит голову лучше любого огневиски!

— Я поддержу тебя! — тут же заявил Матроскин, прижимаясь к кошке.

Так они сидели, прижимаясь, некоторое время, на крыше центральной башни, тихо мурча без слов мартовскую песенку. Матроскин, после слов МакГонагалл, вспомнил, как корова Мурка наелась хмеля и давала потом «бешеное молоко», крепче любого спиртного. Собственно, Матроскин задумался о том, что если накормить Мурку валерианой, можно ли будет получить особое молоко — кошачью водку?

— Даже не представляю, что будет, когда вы уедете, — нарушила тишину Минни.

— Переезжай к нам, — тут же отозвался Матроскин, — в Простоквашино! Поступишь работать в Колдостворец, буду приезжать к вам в гости, навещать тебя и дядю Федора.

— Я б поехала, если бы одна была, — вздохнула кошка. — А Хогвартс, а факультет мой? А занятия с учениками?

— Ну, тогда приезжай к нам на каникулы, летом, — подумав, предложил Матроскин.

— Это можно, — повеселела Минерва

И после этого они опять завели мурчальную песенку без слов, прижимаясь, друг к другу боками и потираясь шеями.

Если раньше Гермиону отвлекали постоянные труды, учеба и помощь чемпионам в подготовке к испытаниям, то теперь все немного переменилось. Задание на третий тур должны были объявить только через полтора месяца, а смысл готовиться к чему-то, если не знаешь к чему? Поэтому напряженные тренировки и освоение заклинаний сменились болтовней, и в разговорах этих неизбежно всплыл вопрос домовых эльфов.

Надо заметить, что раньше, в прежних беседах, тема домовых эльфов не поднималась, по совокупности причин. Гермиона расспрашивала Федора, не особо распространяясь о своих делах, говорила не слишком уверенно, и так далее, и тому подобное. Теперь же, когда Гермиона подучила русский, а дядя Федор английский, и Турнир немного отступил в сторону, разговор об эльфах был просто неизбежен.

— Мы не мучаем домовых эльфов, — спокойно сказал дядя Федор после лекции, прочитанной Гермионой, — потому что их у нас просто нет.

— Но у вас есть домовики, которые работают за блюдце молока! — тут же указала Гермиона.

— Есть, разносят почту и получают молоко, — не стал отпираться дядя Федор. — Так же, как ваши совы, которые получают оплату, в том числе и едой, не так ли?

— Да, но совы только носят почту, а ваши домовики — двоюродные братья наших домовых эльфов! Ничего не получают за труд и живут в ужасных условиях, за печками!

Дядя Федор невольно улыбнулся, тут же заработав сердитый взгляд.

— Ну, не сердись, Миона, я не хотел тебя обидеть, — добавил он и начал объяснять. — Да, конечно, домовые эльфы и домовики схожи, и в названии, и в стремлении трудиться, но есть и разница. У нас, если хозяин нерадив, не трудится или если не поладил с домовиком, то домовик просто уйдет к другому хозяину, и все.

— Разве они не привязаны к жилищу? Я читала об этом!

— Привязаны, — развел руками дядя Федор, — но не цепями. Там, где хозяин трудится, там и домовику жить весело, помогать незаметно, и конечно такое жилье домовой никогда не бросит. А если уехал хозяин? Если жилье снесли? Что ж им, помирать что ли? Собираются и перебираются на новое место.

Подумав, дядя Федор добавил.

— Конечно, хозяин может изгнать домовика, вот как у вас с эльфами, когда им одежду дают.

— Эльфы становятся свободны, это цель, к которой надо стремиться! — горячо воскликнула Гермиона. — Они станут свободны, их будут принимать на работу, они смогут менять хозяев, их не будут подвергать побоям, и не будут наказывать за чужие провинности!

— Да, тут конечно все плохо, — почесал в затылке дядя Федор. — Я так понимаю, что сами эльфы отказываются становиться свободными?

— Именно! — еще громче и горячее воскликнула Гермиона. — И Министерство ничего не хочет предпринимать! Всех устраивает это возмутительное рабство!

В порыве чувств она топнула ногой, и дядя Федор невольно подумал, что будь они в библиотеке, их бы уже давно выгнали. К счастью, разговор происходил на берегу озера, и единственным свидетелем был гигантский спрут, лениво выставивший щупальце над водой, как перископ.

— Переезжай к нам, в Простоквашино, — внезапно для самого себя сказал дядя Федор. — Места у нас хватает, никто никого в рабстве не держит. Будем вместе учиться в Колдостворце.

Тут до него дошло, что он, фактически, предложил Гермионе жить вместе с ним, и дядя Федор торопливо добавил.

— Ты можешь жить отдельно, домов у нас в деревне хватает, а когда время придет, сразу же поженимся!

Тут до него дошло, что он, фактически, сделал Гермионе предложение руки и сердца, и дядя Федор покраснел и растерялся. Надо было сказать еще что-нибудь, что исправит положение, но мысли как-то внезапно спутались, а сердце отчаянно и радостно колотилось в груди. И тут же закралось немного страха — что ответит Гермиона?

Страх разрастался, так как Гермиона молчала, смотря на озеро.

Гермиона не знала, что сказать. Конечно, ей нравился дядя Федор, и она временами с тоской думала, что скоро уже Турнир закончится, и делегация Дурмштранга вернется по домам. Будущее представлялось ей примерно так: вести переписку еще три года, пока не закончится школа, может быть, съездить в гости разок, и уже потом решить, как быть и как жить дальше.

Поэтому неудивительно, что прямое предложение застало Гермиону врасплох. Какая-то часть ее готова была крикнуть «Я согласна!» и прыгнуть на дядю Федора, но другие части были против. Родители, друзья, Хогвартс, учеба — все привычное и родное, а что там, в Простоквашино? Бросить все и, очертя голову, ринуться в новую жизнь, надеясь на лучшее, как это было с Хогвартсом?

— Я... подумаю, Федя, — выдавила из себя Гермиона, ощутив, что пауза затянулась за пределы всякого приличия.

Слегка побагровевший дядя Федор облегченно выдохнул и сказал.

— Конечно, Миона!

После чего перевел разговор на какую-то нейтральную тему, но Гермиона знала, что это лишь отсрочка неизбежного. Ей придется все обдумать и ей придется дать ответ, и сделать непростой выбор. Идеальный вариант «все как прежде плюс дядя Федор» увы, был недостижим.

— Вот оно, третье задание! — объявил Людо Бэгмен, обводя рукой поле для квиддича.

— Это живая изгородь! — воскликнул Гарри Поттер и добавил себе под нос. — Так вот почему отменили квиддич в этом году!

Дядя Федор наклонился и провел рукой по кусту, который достигал в высоту его колена. Несомненно, трибуны были унесены и использовались в первых двух испытаниях для размещения зрителей, а поле оказалось засеяно быстрорастущим кустарником.

— Двадцать футов в высоту через месяц, чудесно, а?! — воскликнул Бэгмен и рассмеялся. — Ну, кто скажет, что вас ждет в третьем туре?

— Лабиринт? — выкрикнул Седрик.

— Точно! — радостно подтвердил Бэгмен. — Настоящий живой лабиринт, и в центре его будет размещен Кубок Огня! Кто коснется его первым — получит наивысшую отметку!

Он не стал говорить, что получат остальные, но и без того было ясно, что Флёр Делакур, фактически, уже выбыла из борьбы. Даже сумей она первая добраться до кубка, разрыв в баллах между ней и остальными чемпионами был слишком велик. Дяде Фёдору стало невольно жалко девушку, которая тем временем спокойно уточнила.

— Просто пройти по лабиринту к центру?

— Конечно, не просто так! Будут препятствия, заклинания, тупики, ловушки, Хагрид предоставит парочку созданий! Чемпионы, имеющие наибольшее количество баллов, первыми войдут в лабиринт, а вы, мисс Делакур, стало быть, последней, но шансы на победу все равно одинаковые у всех, ведь все будет зависеть от того, насколько хорошо вы справитесь с трудностями!

Оптимизм и радость Бэгмена казались совершенно искренними, но все равно и он, и четыре Чемпиона понимали, что шансы на победу далеко не одинаковые, что бы ни говорил судья.

— Здесь у остальных Чемпионов преимущество, — заметил Каркаров, когда дядя Федор рассказал ему о задании. — Они привыкли колдовать палочками, и прохождение лабиринта потребует как раз быстрой, спонтанной магии. Здесь не поможет долгое предварительное колдовство... разве что весь лабиринт сдуть или подрезать кусты до высоты в метр, да и это не поможет!

— Да, дядя, — признал дядя Федор, — но не думаю, что у них такое уж большое преимущество. Палочкой нельзя драться, а посохом можно.

— Если там будут магические создания, бить их посохом бесполезно, — покачал головой Каркаров. — Но в целом ты прав, племянник! Основные противники — это, конечно же, остальные Чемпионы, и их надо опасаться больше всего! Одно хорошее заклинание в спину, и все, ты не сможешь добраться до Кубка!

— Не думаю, что кто-то из них будет бить в спину, — вежливо ответил Федор.

— Даже если лицом к лицу, они будут колдовать быстрее, в узких стенах Лабиринта не спрячешься, да даже толком и посохом то не замахнешься, — озабоченно ответил Каркаров. — Тут нужен другой подход, но опять же, он должен быть неожиданным, иначе тебе не выиграть Турнир. Если ты коснешься Кубка позже Гарри Поттера или Седрика Диггори, то победу одержит Хогвартс.

— Я понимаю, — вздохнул дядя Федор. — Но менять посох на палочку не собираюсь, тем более, что когда проводилась начальная проверка, проверяли именно посох.

— Я и не говорю, что надо менять, — воскликнул Каркаров. — Я говорю, что надо обдумать все, подготовиться и превратить посох в преимущество, которое принесет тебе победу!

— Возможноу, — вмешался Матроскин, — взлететь над лабиринтом и сразу к Кубку?

— Нет, — покачал головой дядя Федор, — после того, как мистер Бэгмен сообщил нам задание, ко мне подошел Альбус Дамблдор и вежливо попросил не использовать посох для полетов.

— Дамблдор! — Каркаров с силой дернул бородку, как будто хотел ее оторвать. — Своим подсуживает, но не придерешься, остальные его поддержат! Значит, обойдемся без полетов! Давай думать еще, время есть — целый месяц, как — никак.

Матроскин прямо каждым волоском и усиком ощущал надвигающиеся неприятности. Что-то произойдет в третьем туре, но что? Грюм вот ходит по будущему лабиринту, не пойми, то ли бдительность проявляет, то ли ловушки ставит. То есть ловушки, он ставить будет в любой случае, но вот вопрос, с какой целью? Чтобы помешать чемпионам в рамках Турнира или чтобы сделать какую-нибудь пакость? Доказательств у Матроскина по — прежнему не было, одни подозрения, так как в помещение, где жил Грюм, кот не смог пробраться.

Но подозрения были и крепли день ото дня.

— Грюм? — прищурилась Минерва. — Он просто старый параноик, вот тебе и мерещится!

— Нет, Минни, говорю же, он не просто ведет себя подозрительно, он и пахнет иначе, и двигается по-разному, как будто внутри него живут два, а то и три человека, подменяя друг друга по очереди.

— Аластор Грюм уничтожил мусорные баки, приняв их за дементора. Взорвал присланный ему орден, решив, что это враги прислали ему проклятую вещь, — зевнула МакГонагалл. — И список этот можно продолжать еще два часа без перерыва. Он просто параноик, который до сих пор на войне, хотя та закончилась четырнадцать лет назад. Он... сражается с врагами, которых уже нет, и видит заговоры и опасности там, где их нет. Вполне возможно, что он пьет специальные зелья, чтобы его не отравили, прикидывается другим человеком, чтобы обмануть врагов и постоянно наблюдает за тобой.

— Почемяу?

— Потому что ты наблюдаешь за ним. Скажи спасибо, что он тебя еще в мышь не превратил!

— Не скажу, — подумав, мяукнул Матроскин. — Я присматриваю за дядей Федором, и не хочу, чтобы мне потом пришлось разводить лапами и говорить, что нет у нас мальчика.

— Кажется, Грюм заразил тебя своей паранойей! — еще раз выразительно зевнула Минерва. — Но раз ты так считаешь, давай присмотрим за Аластором.

— Давай, и еще думаю, кое-что надо предпринять, — загадочно заметил Матроскин, но не стал пояснять, что именно.

Гермиона Грейнджер слушала мяуканье, доносившееся с улицы, и вздыхала. Сосредоточиться и сделать выбор никак не получалось, и ей хотелось расплакаться. Просто так. Но вместо этого Гермиона смотрела в темноту, вздыхала и пыталась размышлять наперекор всему.