Сад голубых пионов (гет)

Увернуться от чернильницы, летящей ей прямо в голову, Пиона не успевает.

— Я велел тебе убираться прочь из этого дома!

На первый взгляд Абраксас Малфой кажется ей строгим, но приятным мужчиной. Он безукоризненно улыбается, смотрит на нее сверху вниз замораживающим взглядом, здоровается вежливо, а затем велит забирать Гарри и уходить, потому что он никогда не одобрит ее. Пиона не сразу понимает смысл его слов из-за мягкой, вовсе неподходящей улыбки, растягивает губы в такой же и отвечает, что чье-либо одобрение ей вовсе не требуется.

Боль вспыхивает ярко, волной проходит через все тело, принимает Пиону в объятия, и она застывает посреди кабинета, широко распахнув глаза. Где-то на заднем плане слышится крик, но у нее пелена возникает перед глазами. В ушах страшно шумит, стучит в висках сердце, и кто-то тянет ее за руку прочь. Пиона хочет возмутиться, сказать, что уходить вовсе не собирается, но губы ее точно слипаются между собой.

То, как от пощечины дергается голова Люциуса, она видит будто в замедленной съемке. Ярость вспыхивает в груди, окончательно ослепляет, и Пиона колдует, совсем не осознавая, что именно. Нарцисса утаскивает ее прочь, тянет силком, упираясь пятками в деревянный паркет, и в следующее мгновение Пиона уже сидит на диване, задрав голову к потолку.

Черные пятна чернил наверняка впитываются в волосы, мешаются с потеками крови на разбитом виске, но Пиона больше не чувствует боли. Обида душит ее, подступает к горлу тугими слезами, но Пиона не позволяет себе разреветься.

Мягкие руки Нарциссы накладывают на рану волшебную мазь, пускают по коже мурашки, и Пиона сквозь пелену смотрит на них и сравнивает со своими. У Нарциссы длинные тонкие пальцы с аккуратными ноготками, а у Пионы потрескавшаяся кожа и короткие, обстриженные под корень ногти. Пиона знает, что не подходит для этого дома, потому что она все еще грязнокровка даже несмотря на то, что волшебница.

— Чьей идеей было заказать у меня те дурацкие зелья? — Пиона клонит голову набок, и Нарцисса невольно убирает от ее лица пропитанный мазью ватный тампон. — Все знают, что они бесполезные.

Нарцисса смотрит на нее, вскинув голову, и Пиона растягивает губы в кривой улыбке, совершенно не желая, на самом деле, слышать ответ. Пиона думает, что у нее нет ничего, кроме родительского старого дома, даже Гарри, в сущности, не ее сын, и оттого в груди распускается зияющая пустота. Пиона ничего не умеет, даже варить драккловы зелья из драккловых трав, не имеет каких-нибудь особенных достижений навроде успешной борьбы со злом.

Пиона вся целиком — решительно бесполезная магглорожденная грязнокровка, понятия не имеющая, что делать с собственной жизнью.

— Я, — Нарцисса запинается, глядя Пионе в глаза, и отводит взгляд, — мне нужно было увидеть тебя, чтобы окончательно не рехнуться, и я не придумала ничего лучше.

В голосе ее ни капли раскаяния, будто Нарцисса не понимает, что именно сделала. Пиона откидывает голову на спинку дивана, изо всех сил старается подавить злость и чувствует во рту противный металлический привкус.

Пионе стоит уйти, исчезнуть из этого мира, потому что тогда ничего не изменится, но она не может заставить себя даже встать.

Слезы все-таки вырываются, текут по щекам, и Пиона жмурится, пытаясь их задержать. Пиона крепко сжимает пальцы, вовсе не слушает мелодичный голос Нарциссы и вздрагивает, когда на плечи ей ложатся теплые руки. И Пиона думает, что она, должно быть, и впрямь возомнила о себе слишком много, посмев сблизиться с Люциусом.

Потому что Люциус сгребает Пиону в охапку, прижимает к себе и целует в макушку, а не следует приказу отца и выставляет ее за порог.

И Пиона ревет, точно Гарри в своей беззаветной истерике, прижимается щекой к теплой груди и слушает биение сердца.

— Волшебники живут дольше обычных людей, — когда-то в прошлом объясняет ей Люциус, аккуратно обходя слово «магглы», — может, к сотне лет ты станешь директором Хогвартса.

Пиона тогда кривит в отвращении губы, заявляя, что этому никогда не бывать, а Люциус смеется и предлагает еще варианты. Они обсуждают будущее и приходят к выводу, что решать, кем хочешь быть, еще в школе, вовсе не обязательно.

Дыхание Люциуса путается в волосах, и Пиона чувствует, как насквозь промокает воротник его мантии. Они сидят молча, пока плечи ее содрогаются от рыданий, и Пиона, как бы ни старалась, никак не может остановиться. Все накопившееся вырывается прочь, точно повинуясь приказу, и Пиона цепляется за Люциуса обеими руками, а потом вдруг вспоминает о его щеке, отстраняется и принимается гладить растрепавшиеся волосы дрожащими пальцами.

Лицо Люциуса в совершенном порядке, но на плечах такая густая печаль, что сердце сжимается от отчаяния.