Путешествуя с пауками (джен)

"while your out there settling

I will turn to a skeleton

all you've ever longed for is relevance

I'm bursting at the seams with elegence

some might say I'm heaven sent

I just say they're full of shit because

I never asked for this

and now nobody wants me..."

Surrenderdorothy — What could possibly go wrong?

Звенят, голосят, гогочут трибуны. Шерлок кривится от шума: этот гомон — последнее, к чему он мог бы привыкнуть. Он не признался бы и под пытками, но кричащая, бесконечно шумная толпа пугает его своей неорганизованностью, хаосом, ритмичностью рифмованных кричалок.

«Вдох. Выдох. Вдох» — повторяет про себя Шерлок, когда ощущения становятся почти непереносимыми.

Гермиона, уговаривавшая Холмса несколько дней подряд и в конце концов пообещавшая взамен поучаствовать в одном из его экспериментов, поглядывает на него с опаской, уже жалея, что в самом деле попросила его прийти. Она, конечно, делала это для Гарри — тому, разумеется, нужна была поддержка друзей. Это же он летал сейчас посреди поля, он — самый юный ловец Хогвартса! Но… Но Гермиона всё равно чаще смотрит на Шерлока.

— Слишком холодно. — наконец произносит Шерлок.

— Fond de l'air. — со знанием дела отвечает Гермиона. — «Дно воздуха». Очень солнечно, очень холодно.

— Именно этого нам и не хватало… — бормочет Холмс, и снова опускает глаза. Шарф неприятно колет шею, но он согласен мириться с этими ощущениями — знобящая, раздражающая прохлада всё равно хуже. — С каких пор ты говоришь по-французски?

— А почему нет?

— Забудь. — раздраженно фыркает Шерлок. — Слишком много французского.

Он способен пережить пару часов в толпе. Шерлоку Холмсу есть о чем подумать, и в конечном итоге, есть вещи, о которых безопаснее размышлять, будучи спрятанным посреди множества бестолковых крикливых школьников — возможно, его услышат не сразу. Теперь он никогда не будет уверен наверняка. И всё-таки...

* * *

Шерлоку снился первый вечер в Хогвартсе. Свечи, множество свечей, и ещё, конечно, путешествие на лодочках, и те призраки из ниоткуда, и мальчик с лягушкой, да ещё и выпустивший её под ноги преподавательнице… Огромный зал, который пересекали четыре длинных, высоких стола — там, за ними, уже сидело множество школьников. Шум был точно таким же, как на трибунах — гвалт, незнакомые слова вперемешку с обыденными. Теперь Шерлок точно мог разобрать, что говорили о Слизерине: завистливо повторяли, что они непременно получат кубок, если только кто-нибудь не обыграет их в квиддич, но этого не случалось довольно давно. Кто-то хвастался мётлами, кто-то — Холмс ясно мог различить, что это была откровенная ложь — на разные лады повторял, что сумел закадрить вейлу. Он слышал эти разговоры не единожды, иногда раздражался от них, иногда насмешливо комментировал, заставляя лгущего замолчать, но теперь, вслушиваясь в них, Шерлок испытывал только тревогу.

Всё повторялось. Всё повторялось, хотя совершенно точно не могло — это противоречило буквально всем законам — повториться. Ведь нет возможности запустить время заново? Или есть? Или это просто его подсознание заставляет его вернуться туда, где произошло что-то, что он упустил?

Стол преподавателей — Шерлок мог теперь, запомнив их, вглядеться в лица. Хмурился, приглядываясь к Гарри Поттеру, Северус Снейп. Чему-то улыбался, перемигиваясь с профессором Стебль, Флитвиус Флитвик. Минерва МакГоннагалл сосредоточенно подсчитывала первокурсников, вероятно опасаясь, что Лонгботтом, едва найдя свою жабу, исчезнет куда-нибудь ещё. Она была серьёзна, как всегда, строга, но в глазах её, когда она смотрела на рыжего Уизли, точно отражались огоньки. Шерлок не мог считать её выражение: он далеко не всегда мог сориентироваться в том, что означало то или иное проявление эмоций, путался в идентификации истерического смеха и плача навзрыд, полагая, что это явления практически одного ряда, но во сне Шерлок был уверен наверняка — она рада. Она рада началу учебного года. И, очевидно — она рада видеть Гарри Поттера в школе.

«Всё сводится к Поттеру… Все ниточки ведут к нему, и дело отнюдь не только в магической войне. Нет, так не бывает, это не почитание героя — это ожидание, не всегда осознанное, но всё-таки ожидание. Чего?» — думал Холмс.

Он стоял позади своего курса, вновь наблюдая за распределением, но теперь уже не собираясь участвовать — ему хотелось запомнить всё заново, запомнить накрепко, и, проснувшись, воссоздавать ещё и ещё, до тех пор, пока он не поймёт что-то, что его беспокоит.

Иногда Шерлоку действительно снилось прошлое. Порой — сумбурное, похожее на размытые, нечёткие фотографии, порой это были детальные, качественно сделанные сны, напоминающие скорее видео, поставленное на повтор. Сны могли повторяться до тех пор, пока он не находил первопричину их появления — что-то заставило его обратить внимание, но он забыл, что именно. Как правило, это не было сложно. Заметить лживую улыбку матери на Рождество. Увидеть краем глаза Майкрофта, торопливо отправляющего смс. Узнать, как на самом деле погиб Рэдберд.

Но он никогда не оказывался внутри прошлого: так, точно он впервые вступил на порог Большого зала, точно только сейчас он должен надеть Распределяющую шляпу и узнать, на каком факультете ему предстоит учиться, так, точно он… Точно он повернул время вспять. Или же это совершил не он.

Шерлок ещё раз поглядел на стол преподавателей. Профессор Дамблдор пристально разглядывал отражение в своем пустующем кубке, точно дожидаясь чего-то. Секунда, ещё секунда — Шерлок готов был поклясться, что время замедляется, как будто вся школа разом задержала дыхание — и в воцарившейся тишине профессор Дамблдор вдруг повернул голову и пристально взглянул прямо на него. Шерлок в детстве любил рассматривать энциклопедии, и много читал о змеях, хотя и, разумеется, не в таком количестве, как о пауках. Он помнил, что змеям, как и некоторым другим пресмыкающимся, приписывался леденящий, гипнотизирующий взгляд, хотя Шерлоку и не было ясно, как взгляд вообще может быть ледяным... Впрочем, теперь он понял.

Как будто его пригвоздило к месту.

Как будто он стоял перед огромным рентгеном, способным просветить его насквозь.

Как будто это было смертельно опасно, и то, что это всего лишь сон, никак не спасёт от угрозы.

— Кто сказал тебе, что это сон, мальчик мой?

Вдох. Выдох. Вдох.

Профессор Дамблдор не отводил глаза, и к своему ужасу Холмс ощутил, как что-то внутри него начинает поддаваться — точно некая стена, ранее защищавшая его разум, рушится под напором директора школы.

Вдох. Выдох. Вдох.

Никогда не было такой беспомощности, даже когда Майкрофт, зайдя к нему перед ужином, сообщил между делом, что Рэдберд мёртв — нет, нет, не вспоминать, почему он вспоминает худший кошмар, худшее воспоминание? Что заставляет его вспоминать?

Как гулко бьётся сердце, когда кто-то потрошит твою память. Где-то под языком становится солоно. Не хватает воздуха. Как же гулко. Так уже было — Шерлок создаёт паутину из ковра, создаёт её заново из тролля, провести ладонью по амулету, привычные шероховатости должны успокоить, должны, должны…

Вдох, выдох, вдох!

Амулет нагревается, Шерлок чувствует, как амулет почти горит в его ладонях. Так иногда ощущается его палочка, если нужно произнести особенно сильное заклинание, но…

Вдох. Не хватает воздуха. Вдох, ну же, вдох!

Шерлок сжал руки в кулаки и сделал самый смелый поступок в своей жизни: он поджал губы и вопреки цепенящему страху закрыл глаза, накрепко зажмурился, отчаянно пытаясь возвести стену, защищавшую его от взгляда директора, заново. И всё закончилось.

Несколько мгновений кружилась голова, и живот заболел так, точно за ужином Шерлок съел что-то, что совершенно не предназначалось для питания. Помедлив, Холмс осторожно открыл глаза, готовый снова увидеть профессора Дамблдора напротив. Однако его не было. Шерлок находился в маленькой спальне — очевидно, девичьей, это элементарно, всего и стоило только бросить взгляд на пару столиков, стоящих рядом с кроватями. Комната, оформленная в сиренево-фиолетовых тонах, отчасти походила на территорию Рейвенкло, и на долю секунды Шерлок подумал, что по каким-то без сомнения загадочным причинам он начал страдать лунатизмом. Однако же…

— Флаг на шторе — не принадлежит ни одному из факультетов Хогвартса, однако мы всё ещё в школе магии, или, как минимум, в интернате — стоит только посмотреть на те висящие в воздухе полочки, уставленные учебниками… Французский! — Шерлок не смог подавить радостное восклицание. — Шармбатон. Потрясающе. Осталось понять, в чём дело, не так ли? Это больше не прошлое. В таком случае…

— Finite Inkantem! — раздалось откуда-то слева. — Herbifors! Черт, снова розы! Herbifors maxim! Ох.

Кажется, его не замечали. Или, по крайней мере, не слышали.

— Прекрати, Ирэн! Никогда больше не стану просить у тебя помощи! Стоило мне списать у тебя трансфигурацию, как ты решила ставить на мне свои эксперименты! Ты весь факультет ими запугала! — из-за полога одной из кроватей выскочила маленькая растрепанная девочка. Шерлоку она показалась удивительно неприятной. Такой была Паркинсон, одна из тех, кто неотрывно следовал за Малфоем, восторгаясь каждым его шагом. Эта, впрочем, на бульдога не походила; скорее уж на болонку — с визгливым, режущим уши голоском. Маленькие бегающие глазки, поджатые губы, и ещё — испуг, очевидный, раздражающий испуг. Ах, да. На голове у неё вместо волос почему-то были цветы — огромные, точно живые розы шевелились в такт её движениям. По мнению Шерлока, это было потрясающе. Даже лучше, чем Джон Уотсон с шестого курса, сходу отвесивший ему комплимент вместо подзатыльника. Хотя, должно быть, цветы, растущие из головы это немного больно.

— Встань спокойно, Мелинда, я тебя расколдую. — следом за почти плачущей девочкой вышла ещё одна девчонка — в отличие от её собеседницы, нарочито расслабленная. Шерлок глянул на неё с чуть большим интересом. Это была совсем тоненькая брюнетка. Питалась она, очевидно, ничуть не лучше, чем Гарри Поттер, до сих пор напоминавший телосложением восьмилетку, и одета была пусть и аккуратно, но не слишком богато, так, точно, тщательно подбирала, перешивала и берегла вещи, постепенно обучаясь и стилю, и уходу за собой при очень ограниченных средствах. Но важным было не это. На груди девочки висел амулет из необработанного селенита. Шерлоку не нужно вглядываться, чтобы увидеть паука, изображенного на нём.

Вдох. Выдох. Глубокий вдох.

«Лжёт? Нет, действительно хорошо колдует, круги под глазами — мало спит, судя по стопке книг на кровати, учится, хотя это, конечно, не Гермиона Грейнджер. Возможно, она тренируется, готовится для чего-то — но к чему может готовиться первокурсница, очевидно, опережающая программу? Она не француженка, — Шерлок прикусил губу, всматриваясь в неё ещё пристальнее, — однако из страны, где на французском говорит значительная доля населения. И всё-таки своеобразный акцент… Немецкий, немецкий, из каких стран попадают в Шармбатон? Идиот. Бельгия, разумеется. Итак, у нас есть маленькая очень способная бельгийка, недоедавшая большую часть своей жизни, склонная к экспериментам с магией. Опасающаяся чего-то настолько, что только и делает, что учится. Подавленная агрессия, самоконтроль, владение боевыми заклинаниями… Кто же ты?»

— И не подумаю здесь с тобой стоять! Сумасшедшая! Сумасшедшая Адлер! Неудивительно, что тебя родители бросили… — в запале воскликнула девочка.

— Glacius!

Короткий, выверенный взмах палочки — и названная Мелиндой вмерзла в лёд, застыв с искаженным злобой лицом.

— А ты бездарность, которая не в состоянии освоить и программу первого курса, написанную персонально для таких идиоток, как ты. Списываешь у тех, кого ненавидишь, а потом им же и попадаешься. Так нелепо. Жаль, что ты замёрзла здесь до утра, правда? Я могу повторить это заклинание. А потом ещё. И ещё. А потом я выучу что-нибудь новое. Тебе понравится. — Адлер усмехнулась и пожала плечами. — Надо завесить тебя чем-нибудь, пока от твоего взгляда не прокисли книги.

Она ещё раз взглянула на застывшую Мелинду, а затем вышла из комнаты. Шерлок последовал за ней, стараясь идти совсем тихо. Он остановился лишь тогда, когда у лестницы послышалось что-то, напоминающее глухой и сдавленный девичий всхлип. Секунда — и всё прекратилось.

Спустя ещё один глубокий вдох Шерлок проснулся (был ли это сон? и что же это было, если это ему не снилось?) в своей кровати от звона будильника. Он лежал в кровати и недоумевал, отчего что-то странное и незнакомое свербит в груди так, будто его ударили туда, где предположительно находилось его сердце.

* * *

Теперь, когда трибуны продолжали истошно кричать, наблюдая за тем, как Гриффиндор одерживает победу над Слизерином, Шерлок зажимает руками уши. Это слишком громко. Невыносимо.

— Ты умеешь замораживать людей? — он обращается к Гермионе, и та, обернувшись к нему, недоумённо моргает.

— Нет. Нет, конечно. Разве на это вообще способен кто-то на первом курсе?

— Я хотел бы. — помедлив, отвечает Шерлок.

«Кое-кто действительно способен. Кое-кто из Шармбатона. Кое-кто с амулетом прямо как у меня. Кое-кто. Так кто же ты, Ирэн Адлер?» — думает Шерлок, и он полностью поглощен этой мыслью в течение нескольких секунд. А затем трибуны вдруг затихают: когда Шерлок, удивленный наступившей тишиной, поднимает глаза, то обнаруживает, что там, на поле, где до того разгоралась игра, происходит нечто странное. Гарри Поттер, самый юный и, вероятно, вправду талантливый ловец Хогвартса, почти падает с метлы.

Гермиона кусает губы.

Время замедляет бег.