Сезон безответственности (гет)

Сцена — простенький деревянный помост с лесенками по краям, метра на полтора возвышающийся от земли и крытый высоким пятигранным навесом — расположена на самом отшибе, вклинившись в плотный строй леса, окружившего её с трёх сторон. В глубине неизвестное мне оборудование и пианино, на стене свёрнутый в рулон, широкий белый экран для проектора, а по краям, возле лестниц, большие колонки. «Зрительный зал» под открытым небом, состоящий из нескольких рядов простых скамеек без спинок, обрамляется высоким кустарником, переходящим в лесополосу.

«Аскетичненько».

Неприметную дверцу искомого чулана выдал замок, висящий на дужках, торчащих у правого края помоста.

 

Открыв дверь, осторожно полез в тёмный проём. Сразу за порогом ноги нащупали лестницу, уходящую во мрак. Хвала небесам, хоть не придётся ползать тут согнувшись в три погибели. Вот бы ещё… пошарил на стене в поисках выключателя. Тщедушная пыльная сороковаттка под самопальным пластиковым абажуром, примотанным к проводу синей изолентой, скупо осветила помещение размером с комнату хрущёвки. Разве только потолок здесь пониже: стоя в полный рост, я без труда достаю до него рукой.

Дверца чулана, едва перестал держать её, со скрипом закрылась, движимая собственным весом. Бросив замок с ключом под лестницу, оглядел фронт работ и приуныл. Чего тут только нет: повсюду валяется всевозможное барахло, небольшие предметы мебели, куски декораций, лохмотья, в которых преимущественно угадываются сценические костюмы. Четырёхногий грубый стол у стены полностью утопа́ет в сваленном большим беспорядочным комом тряпье. Разумеется, всё грязное, местами с подтёками, получившимися от просочившейся сверху дождевой воды. По толщине слоя пыли можно даже отследить хронологию появления в чулане тех или иных штуковин.

 

Упомянутые Славей провода лежат относительно аккуратной и чистенькой бухтой в углу справа от лестницы. Рядом с ними одна на одной покоятся две хреновины в металлических корпусах с тремя рифлёными кругляшами на лицевой стороне. А сверху на них плоская коробочка с кучей «крутилок» и надписью: «Дельта-01 Устройство светодинамическое». «В общем, светомузыка», — догадался я. Похоже, это единственные вещи тут, находящиеся в пользовании.

 

Почесав затылок, приценился, с чего бы лучше начать.

«Да что думать, бери с краю».

С краю лежат по паре мечей и щитов из щербатой расслоившейся и частично вспухшей фанеры, с клочками рваной фольги, держащейся только в тех местах, где нанесли клей. Под ними валяются скомканными пара красно-жёлтых котарди со шнуровкой или нечто в этом духе, и две пары жёлтых колготок, похоже, заменявших собой шоссы. Всё пыльное и заляпанное грязью.

Следом пошёл жухлый букет искусственных цветов, намертво слипшийся с ветхой толстой тетрадкой, подписанной неровным почерком: «Атчеты». Из-под тетради, стоило только мне её поднять, пискнув, выскочил маленький серый комочек и тут же скрылся в мусоре. Вскрикнув от неожиданности, не удержался, чтобы не выругаться в адрес испугавшей меня своим внезапным появлением мыши:

— Тебе пожрать больше нечего, дура? 

 

Тряпьё со стола пришлось весьма кстати: из него стал собирать аккуратные узелки с барахлом, чтобы потом удобно было везти на помойку.

* * *

Сперва мне показалось, что что-то не так и помещение почему-то начало рушиться, содрогаясь и издавая жуткие звуки. Но постепенно они выстроились в некий ритм, а потом и вовсе сложились в мелодию, отдалённо напомнившую «Взвейтесь кострами». Да, точно, кто-то наигрывает её снаружи, и не абы как, а на электрогитаре.

 

Сбросив к общей куче очередную вязанку, вылез на улицу, где получил бодрящий глоток кислорода пополам с порцией гитарных запилов, заставляющих всё вибрировать — даже воздух, как мне показалось. У противоположного края сцены, прямо на пятачке между ней и лавочками — вполоборота ко мне — стоит Алиса с той самой гитарой из музклуба. Руки проворно бегают по струнам, извлекая из них весьма недурственный, как это сейчас называют, метал-кавер старого пионерского гимна. Уперев ногу в плоский ящик — его я тоже сразу узнал — и самозабвенно покачивая в такт головой, Алиса настолько увлеклась процессом, что не замечает ничего вокруг. Хоть инструмент и выглядит громоздким в её руках, управляется она с ним очень ловко, и даже умудряется играть почти не глядя на струны.

«Взвейтесь кострами» тем временем через замысловатый проигрыш перешли в другую мелодию, уже более рок-н-ролльную. Как ни старался, узнать её не смог, хоть и считаю себя неплохо ориентирующимся в старом отечественном роке.

Действительно, трудно представить себе более подходящее Алисе хобби. И тем не менее, картина эта повергла меня в культурный шок. Не столько самой игрой, сколько тем, как Алиса это делает. С неё разом смыло всё наносное, явив миру настоящую Алису: увлечённую, позитивную, эмоциональную и очень мило улыбающуюся. Искренне, от сердца… Не знаю, с чего я так решил: наверное, хочется верить, что она на самом деле гораздо лучше, чем пытается показать.

А эта неповторимая энергетика живой музыки… да ещё в сочетании с такой исполнительницей, это как инъекция дофамина прямо в мозг. Я совершенно выпал из реальности.

 

В самый разгар моего восторженного любования Алисой она внезапно увидела на другом конце сцены меня. Даже подпрыгнула от неожиданности и мгновенно переменилась в лице, очень умильно смутившись. Но эта секундная растерянность быстро скрылась за её обычной непрошибаемой надменностью.

— Ты откуда тут?

Я печально вздохнул, мысленно навсегда проводив в далёкие края ту Алису, понравившуюся гораздо больше этой.

— Так говорил же, что у меня наряд.

— М-м… ну и как тебе?

— Отвратительно. Там темно, грязно и душно…

— Дурак, я про игру! — Алиса громко ударила по струнам, и колонки отозвались неприятным визгливым звуком.

— А, конечно… то есть да… нормально.

Рыжая засмеялась.

— Понятно! Сам-то небось даже «Кузнечика» не сыграешь.

— С чего ты решила? Я, конечно, на вот такое не способен, но три блатных аккорда знаю. Уж на «Кузнечика» твоего меня хватит.

«Впрочем, это всё, что смогу извлечь из гитары. И то если очень сильно напрягусь, потому что успел основательно подзабыть её».

— Ясно с тобой всё.

Она снисходительно улыбнулась и водрузила ногу обратно на усилитель.

— Тяжёлый? Вообще, могла бы сказать, что тебе надо усилок притащить. Я ж не зверь, помог бы ради такого дела.

— Ещё чего, чтоб я перед тобой унижалась!

Меня покоробило от настолько оригинального, во всех смыслах, ответа.

— Это нормально, когда люди просят друг друга о помощи, и ничего унизительного в этом нет.

— Ну так я и попросила Мику, мы с ней на па́ру притащили его.

Вот тут стало обидно.

— Понял, видимо, я недостаточно хорош для таких просьб?

— Проехали… ты, кажется, был чем-то занят.

— Ну, пока отдыхаю, но если при мне ты играть не можешь…

— Вот ещё! — воскликнула Алиса, задрав нос. — Буду я всяких тут стесняться.

Теперь я уже окончательно вылез из своей берлоги и вальяжно развалился подле скамейки, распластав на ней руки.

— Просим, маэстро.

Алиса с недовольством посмотрела на мою оборзевшую физиономию.

— Так, либо ты сидишь тихо, либо идёшь отсюда на ху-у… тор бабочек ловить!

Я молча кивнул, демонстрируя полнейшую покорность. Рыжая немного помялась и, вперив сосредоточенный взгляд в землю, заиграла «Моё поколение» — сразу с припева, где темп повеселее. Да, «Алиса» в исполнении Алисы — ожидаемо. Потом сыграла Цоя и пару неизвестных мне мелодий.

 

Как на мой вкус, получается у неё очень классно, она не просто отыгрывает музыку нота в ноту, а пытается делать всякие украшательства, вставочки. Возможно, не всегда удачно, но какие её годы. Учитывая возраст, у девочки определённо талант к этому делу.

Но всё равно больше всего мне понравилось наблюдать за ней самой. Когда красивый человек делает что-нибудь красивое — получается красота в квадрате. Услада для глаз и ушей. Вот я и залип в ней.

* * *

Она оборвала игру резким свипом невпопад и зажала струны ладонью, недобро глядя вдаль мимо меня.

— Всё, концерт окончен…

Обернувшись, я увидел приближающуюся со стороны лагеря Ольгу Дмитриевну.

— Двачевская, ну что ты опять устроила? Час от часу не легче!

— Уже и поиграть нельзя в свободное время, — попыталась угрюмо огрызнуться Алиса.

— Да играй сколько влезет, только не надо ставить весь лагерь на уши. Мне и так начальство всю смену мозг клюёт из-за вашего с Ульяной поведения. Есть же специально для этого построенный клуб, в конце концов! Кстати, раз ты у нас такая музыкальная, взяла бы и выступила с номером.

Алиса фыркнула и спустила гитару с плеча.

— Вот, вот, как всегда… — попеняла вожатая. — Так, а что у тебя с внешним видом? Нагоняй захотела?

Рыжая процедила что-то сквозь зубы и удалилась за сцену поправлять форму.

— А ты — уже всё сделал? — обратилась ко мне Ольга Дмитриевна.

— Перекур.

— Я те дам перекур!

— Да не в прямом же смысле…

— Смотри у меня, — вожатая погрозила кулаком и окинула взглядом окрестности.

Убедившись, что других поводов для придирок к нам нет, одобрительно кивнула Алисе, закончившей приводить в порядок свой гардероб, и направилась обратно в лагерь.

— Заколупала, — бросила рыжая, стягивая с шеи галстук.

— Тяжела и неказиста жизнь советского артиста?

Я не смог сдержать улыбки, глядя на разобиженную рыжую гитаристку.

— Побалаболь мне ещё!

Алиса ринулась с явным намерением отвесить оплеуху, но я тут же подорвался, чтобы ловко скрыться от неё в чулане… план отступления был безупречен, но вот с исполнителем вышел прокол: оступившись на лестнице, больно хрястнулся об неё задницей и свалился вниз, подняв с грязного пола облако пыли. Снаружи, из-за медленно закрывающейся двери, прилетел радостный хохот Двачевской.

— Мягкой посадки, дрыщ!

Я громко чихнул.

— Коза.

Взвизгнула гитара, Алиса выдала на прощанье забористый соляк, и наступила тишина. А я с сожалением вернулся к своему скучному занятию.

* * *

— Ещё раз привет…

Вылезая из чулана с замком в руках, чтобы уже запереть его, увидел Славю.

— Какой кошмар, — она прикрыла рот ладонью.

— Ну, под сценой вообще-то не очень чисто, если ты не знала.

— Не обижайся, но ты так выглядишь, будто специально обмазывался грязищей. Это никуда не годится!

— Ладно, мам, иду в душ, только не ругайся…

— Лучше в баню, она тут ближе. Не хватало ещё, чтобы Ольга Дмитриевна увидела тебя таким в лагере.

— Как скажешь… Погоди, так тут и баня есть?

— Есть, но она не для пионеров предназначена — слишком маленькая, да там и водопровода даже нет, но сейчас душевые не работают, поэтому отряды по очереди пользуются ей.

— Понял. Куда идти?

— Беседку помнишь? За ней тропинка узенькая — не заблудишься, я думаю, да и негде особо плутать, дальше ограды не уйдёшь. Я пока схожу за свежей формой и твоими банными. Они ведь в домике?

Я кивнул.

— Вот и хорошо. Иди тогда, встретимся на месте.

— А там растоплено или как?

— Нет, — Славя улыбнулась, — заодно и растопишь. Я тоже хочу помыться, а то после обеда молодёжь займёт — сегодня черёд шестого отряда.

«Похоже, меня тут пытаются эксплуатировать, коварно прикрываясь самыми благими намерениями!»

— Пользуешься положением, чтобы без очереди ходить в баню?

Удаляющаяся в сторону площади активистка в ответ лишь состроила рожицу и показала мне язык.

 

Спустя пару минут я уже пробирался по узкой тропе среди репейников и колючих кустов. Плутать и вправду оказалось негде, дорожка, пусть и неохотно, периодически теряясь, всё же вывела прямиком к бане — скромному деревянному сооружению… из моего сна. Не в силах стоять на ногах, с размаху уселся в высокую траву на обочине. И тележка с бочкой тут как тут — увидев её, сразу вспомнил вчерашнее сновидение, хоть и обрывочно, отдельными образами, в отличие от утреннего, воспринимаемого более цельной картиной.

«Что я там говорил про третий раз и закономерность? Извольте…»

Это уже не просто дежавю, а совершенно необъяснимая мистика. Все мои насквозь материалистические шаблоны затрещали, разрываемые на куски. Вещие сны явно за гранью последнего эйнштейновского островка разумности, позволявшего мне до этих пор хоть как-нибудь объяснить для себя происходящее. Настало время актуализировать теорию… или согласиться с тем, что медленно, но верно схожу с ума. Я уткнулся в сложенные на коленях руки и закрыл глаза, отрешившись от каких-либо мыслей.

Стало страшно, как в день, когда попал сюда. Только малость пообвыкся, а лагерь, не давая передышки, снова заставляет ломать голову и терзаться тревожными подозрениями. Но теперь уже чувствую, что окончательно теряю связь с реальностью.

— Да лучше б совсем уснул и больше не просыпался… — пробубнил я в руку.

— Сём, ты чего? — прозвучал рядом голос Слави.

Наверное, долго так просидел, раз она успела сходить на склад, в мой домик и прийти сюда.

— Опять нездоровится?

— Нет, всё нормально, — я поднялся, — просто присел отдохнуть.

— И, конечно, ещё не растапливал, ждал меня, — она наклонила голову и поглядела со строгим прищуром. — Лодырь.

— Не стану спорить.

 

Количество заготовленных безымянными героями дров для бани внушило уважение. Спасибо им за то, что хотя бы этих обязанностей мне точно удастся избежать до конца смены.

— Их нам привозят, — сказала Славя, увидев мою реакцию на здоровенную поленницу, высотой под самую крышу. — А то здесь никаких лесов не хватило бы на нас за все годы жизни лагеря.

— Даже так. Мне показалось, «Совёнок» молодой.

На самом деле, конечно, ничего мне не показалось, но раз уж подворачивается повод аккуратно выспросить что-нибудь, надо пользоваться. Кто его знает, какие сведения могут стать в итоге полезными.

— С семи лет езжу сюда. Тогда ещё были планы расширения, под клубы сразу два здания сделали, хотели корпуса строить, но не задалось. А теперь уж и кружков почти не осталось. Мику уедет в конце смены, и даже худрука не будет в лагере.

— Не думаю, что это расстроит пионеров — не заметил у них рвения к музыке.

Славя вздохнула.

— Есть такое. Ладно, я пошла растапливать, а ты носи дрова.

 

Пока возились с растопкой, мне всё никак не давало покоя моё открытие. Особенно когда увидел баню внутри и понял, что она и тут точь-в-точь как во сне. Волнительное тягостное ощущение, щемящее в груди, чем дальше, тем явственнее отпечатывалось и на лице; даже Славя начала бросать на меня обеспокоенные взгляды.

Когда доставил дрова в нужном количестве, а в печке вовсю зашипел и затрещал разгорающийся огонь, мы вышли наружу. Я уселся на лавку рядом со своими вещами. В голове так ничего и не прояснилось, более того, ещё сильнее стал ощущать потребность обсудить с кем-нибудь происходящее. Боюсь, если не вывалю сейчас этот груз, то снова обуяет истерика…

— Ты веришь в вещие сны?

И плевать, что она может счесть меня ненормальным. Мне остро необходимо чьё-нибудь участие, и Славя для этого подходит как нельзя лучше.

— Странный вопрос… да и вид у тебя такой же. Может, я всё-таки за врачом схожу? — с улыбкой спросила она.

— Да, вопрос тот ещё, — согласился я. — Просто считай это продолжением того разговора на стоянке во имя успокоения меня.

Как быстро начинаешь чувствовать себя социальным животным, стоит только выпасть из размеренного жизненного цикла, оказавшись загнанным обстоятельствами в угол без возможности не то, что выбраться, а хотя бы сохранить присутствие духа.

— Ну, раз так… — Славя присела по другую сторону. — А ты знаешь, верю. Но не связываю их с астрологией, магией и подобной ерундой. У меня своё понимание: вещие сны — это проявление обыкновенной интуиции. Когда человек способен тонко чувствовать окружающее, ему могут сниться и такие сны. Ведь сон отражает подсознательное.

— Разумно, — подытожил я и добавил очень-очень тихо: — Но это явно не мой случай.

— Не расслышала, повтори.

— А если снится не ситуация, а конкретный… предмет. Его ведь нельзя предвидеть интуицией.

Славя мимолётно окинула меня заинтересованным взглядом.

— Уверен, что предмет именно тот? Ты не можешь ручаться, что помнишь сон, каким видел его. Он ведь мнимое воспоминание о событиях, которых на самом деле не было. Может, это лишь ситуация из сна, а детали ты уже подгоняешь сам, неосознанно. Память — штука загадочная.

«Точняк, чего только стоит эффект Манделы…»

— Тебе такие снились когда-нибудь?

— Нет, — Славя улыбнулась, скосив взгляд вверх, — но дежавю случались.

— Здесь, в лагере?

— Не только. Так тебя беспокоят какие-то сны?

— Не думаю, что ты правильно поймёшь мои причины для беспокойства.

Я потупился. К более пространным откровениям, пожалуй, пока не готов. А то ведь и правда за врачом побежит.

— Будь по-твоему, — Славя встала и одёрнула юбку. — Ну так что, управишься тут один?

— Да, спасибо тебе.

— Вот и молодец. Прочь хандру! — подбодрила Славя и лёгкой походкой направилась в лагерь.

* * *

Мытьё, переодевание в свежую форму, сдача старой и получасовое дуракаваляние в домике уже не ознаменовались ничем новым. Кроме того, что у меня созрел план. Довольно неплохой, на первый взгляд. Но есть в нём один очень неприятный нюанс: для его воплощения придётся рекрутировать банду рыжих. И, учитывая их скверные характеры, ничего хорошего от этой затеи ждать не стоит. Остаётся только надеяться, что мне в нужный момент хватит настойчивости и силы убеждения, чтобы всё прошло на выгодных для меня условиях.

Да, именно того, чего мне вечно не хватало по жизни.

«Отличный план, Сеня. Сэ — Стратег!»

* * *

— Присяду?

— Валяй.

Алиса пожала плечами, и они с Ульяной вернулись к своему разговору, тут же забыв о моём существовании.

 

Меня одолела робость при одной только мысли, что придётся обратиться к Двачевской со своими личными проблемами. Как ни крути, а она воспринимается мной как совершенно посторонний человек. Даже Лена больше располагает к себе, пусть и держится очень зажато. Но, как бы мне не хотелось, для моего плана не годятся ни Лена, ни Славя. Никто, кроме Алисы.

 

Набравшись смелости, выдавил:

— Алиса, можно тебя попросить кое о чём?

Обе рыжие тут же прекратили беседу и одновременно уставились на меня, из-за чего я ещё сильнее напрягся.

— Только давай без твоих издёвок и подколок. Просто: да — да, нет — нет.

— Ну, так ты, может, для начала скажешь, что надо?

Алиса приосанилась и посерьёзнела.

— Мне нужно кое-куда попасть… — я замялся, выбирая слова.

— А я при чём? С этим к Панамке иди, я тут последний человек, кому доверят какие-то ключи.

«Блин, в голове этот разговор звучал лучше…»

— Да ты не поняла…

Алиса, хитро улыбнувшись, перебила меня:

— Короче, идёшь с нами на пляж купаться, там и перетрём.

«Вот это она ловко… а что поделать?» — я вздохнул.

— Думаешь, постесняюсь с твоими художествами явиться туда?

— Окей, замётано, значит, — рыжая ткнула меня кулачком в плечо и радостно осклабилась. — Будем ждать.

 

Интересно, я до сих пор отдуваюсь за ту глупость в домике или у Алисы уже просто в традицию вошло издеваться надо мной?

Да, не быть мне дипломатом. Даже рта раскрыть не успел, как навязали чужие правила игры. Причём, всё это отнюдь не гарантирует, что моё дело выгорит. Ничто не мешает Алисе, вдоволь нарезвившись, отвергнуть мою просьбу — хотя бы потому, что вся эта история сулит большие неприятности тем, кого поймают с поличным. Уповаю лишь на то, что Двачевская оправдает-таки имидж человека, падкого на авантюры.

 

Вскоре рыжие собрали свои подносы с посудой и ушли, оставив меня наедине с последками обеда и риторическим вопросом: «Доколе?»

* * *

Пляж встретил ничуть не изменившейся, по сравнению со вчерашней, картиной, кроме единственной детали: на этот раз моего появления ждут Алиса и Ульяна. И, судя по оживлённой жестикуляции, ждут с нетерпением. Угрюмо понурившись, я поплёлся в самый центр, где они разместились.

 

— И правда пришёл! — Двачевская широко улыбнулась. — Раздевайся!

Стаскивая с себя шорты и носки, я украдкой поглядывал на рыжую в купальнике и попутно меня посетили странные мысли. Вот если бы мы сейчас были где-нибудь в другом месте, скажем, в помещении или даже пускай на улице, но не на пляже, то приказ парню снимать одежду от почти раздетой девушки звучал бы ну очень двусмысленно, а случись при этом неподалёку Ольга Дмитриевна, то нам обоим и вовсе могло бы перепасть за поведение, порочащее светлый облик молодого коммуниста. Но если действие переносится на пляж, сцена сразу же теряет всю пикантность и становится абсолютно будничной.

 

«Какой только ерундой не забьёшь голову, лишь бы не думать о надвигающемся позоре…»

Пионеры на пляже заняты своими делами, и я не вызвал у них ни малейшего интереса. Подумалось даже, что и вовсе пронесёт, отделаюсь лёгким испугом. Но Алиса, понятное дело, возжелала извлечь из ситуации максимум веселья, поэтому — как только рубашка упала на песок рядом с остальной одеждой и пакетом, в котором я принёс полотенце — стала позади и довольно громко обратилась к Лене, загоравшей с книгой неподалёку:

— Ленка, смотри! 

Рыжая схватила меня за плечи и повернула лицом к ней. Все находящиеся рядом пионеры, хоть и не носят имя Ленка — мальчики так уж точно — конечно же, тоже захотели посмотреть! Их лица мигом озарились улыбками разной степени широты, а я понемногу начал заливаться краской и совершенно оторопел от всеобщего внимания.

— Ну, как тебе? — продолжила Алиса. — По-моему, Сеньке очень идёт, подчёркивает его… фигуру!

Рыжая не выдержала и громко засмеялась, а Лена скромно улыбнулась и спрятала лицо за книжкой. Пионеры поддержали хохот Двачевской нестройными смешками. Некоторые, переговариваясь между собой, тыкают в нас пальцем. А я, каким-то неописуемым чудом, позволил себе улыбнуться. Хотя это скорее всего произошло без моего осмысленного участия — на нервной почве.

Отойдя от оцепенения, проронил сквозь зубы:

— Двачевская, зараза, придушу…

Алиса, отсмеявшись, чувствительно хлопнула по спине.

— Сначала догони!

И наперегонки с Ульяной, смеясь, побежала к воде, оставив меня в компании лыбящейся детворы. Однако пионеры, хоть и продолжили глазеть, повели себя довольно сдержанно и вольностей не позволили. То ли потому, что сочли приятелем Двачевской, а следовательно, находящимся под её защитой, то ли посчитали, что затрещина в моём исполнении, несмотря на надпись, всё равно будет довольно неприятной. А может, их просто сдержало наличие рядом вожатых. Так или иначе, недолго потолпившись, все мало-помалу вернулись к своему досугу, забыв обо мне.

 

На этом очередная моя персональная «Минута славы» — с нотками позора — окончилась, и я побрёл к реке. Два красно-рыжих пятнышка к тому времени уже умотали к самым буйкам, ожидая, наверное, что я пущусь в погоню, поощряя их шалости.

«А вот хрен вам».

 

К буйкам за ними, разумеется, не полез. Далеко, глубоко и неохота. Поэтому довольно быстро вылез из воды и вернулся к своим вещам, где, пользуясь случаем, прилёг немного позагорать, пока рыжие вдосталь наплещутся. Заодно можно ещё раз прокрутить в голове грядущий разговор.

* * *

Алиса и Ульяна пришли вместе. Хоть и лежал с закрытыми глазами, всё равно стало понятно, что это они, когда почувствовал на коже горячий песок.

— Даже не думайте, — предупредил я и смахнул рукой то, что они успели насыпать.

— Бдишь — молодец! Тогда говори, чего хотел, а то скоро тихий час начнётся.

Я сел и осмотрелся, нет ли рядом лишних ушей. Убедившись, что пионеры окончательно потеряли к нам интерес, подвинулся ближе, чтобы мы трое образовали замкнутый кружок.

— Что вы собираетесь делать с тем, что утащили? Ведь ещё не успели ничего?

— Так я тебе и сказала, — в её взгляде засквозила настороженность.

— Не волнуйся, чтобы заложить, мне не понадобилось бы позориться тут. У меня свой интерес.

— Вот как…

— А нам с того что? — вклинилась Ульяна.

Я вспылил:

— Вам с того то, что я прикрыл вас перед Виолой и отработал вечер за Алису!

На мою тираду живо обернулись несколько любопытствующих пионеров.

— Да тише ты, не ори, оглашенный! — прошипела Двачевская и болезненно ткнула меня большим пальцем между рёбер. — Уля, а ты не встревай. Иди лучше ещё разок искупайся. Можешь даже вот взять, — Алиса бросила на песок рядом с ней свои очки для плавания.

Ульяна покосилась на неё.

— Давай-давай, не спорь.

Она недовольно засопела, но возражать не решилась, и пошла к воде.

— Так что, расскажешь?

— Дымовухи мы хотим сделать. Наверное…

— В самый раз, лучше не придумаешь. Давайте сегодня всё устроим, мне нужен переполох в лагере и одна шашка с собой.

— Какой шустрый. А готовить ты их где будешь?

— Ну, в домике, делов-то…

Алиса хмыкнула, важно задрав нос.

— Сразу видно простофилю. Это целая история с географией, дофига чего надо проделать, и по времени немало займёт… короче, наш домик отпадает, только не днём. К нам запросто может завалить кто-нибудь из вожатых или белобрысая — их хлебом не корми, дай засунуть нос в наши дела.

— Запереться?

— Ещё больше подозрений.

— Тогда у меня.

— Тогда уже сразу под Гендой садись и делай, болван! Рядом с тобой Панамка ошивается, развалится в своём лежаке, и как мы мимо неё попрёмся с этой дребеденью?

Я начал набрасывать любые варианты, до каких смог додуматься, но все они отвергались резонными возражениями…

— …у Мику в клубе?

Вместо ответа Алиса лишь наклонила голову и устало посмотрела на меня как на дурачка.

— Верно, это я туплю… ну как-то ведь вы планировали всё провернуть!

— Конечно. После отбоя делать, за два-три вечера. Но тебе надо сегодня — это совсем другой коленкор.

— Предложения?

— Нужно тихое светлое сухое помещение, куда никто не ходит.

— Например?

— Да что толку, как мы туда попадём-то?

— Так у тебя есть что-то на примете?

— Есть. Второе здание кружков. С тех пор, как они закрылись, там просто кладовка с барахлом — заодно, кстати, и для нас что-нибудь дельное может найтись. Вот только она заперта, и на окнах решётки…

— Это я беру на себя.

Алиса посмотрела недоверчиво.

— Каким образом, интересно?

— Секрет фирмы, — я поднялся и стал одеваться. — Как наступит тихий час, будьте наготове — приду за вами.

— Ну-ну.

Она проводила меня скептическим взглядом.