Не дай небу погаснуть (джен)

Клинт видит, как к нему идет Стив. Нет, конечно, его предупреждает Джарвис, но тут это примерно одно и то же. Это просто предосторожность. Не то, чтобы он не чувствовал себя в безопасности в этой башне, но после переезда он первым делом убедился, что будет узнавать о своих визитерах заранее — чтобы иметь достаточно времени для побега. От Стива он убегать не собирается.

Он дожидается стука в дверь, затем неторопливо встает с кровати, словно не знал заранее о своем посетителе. Незачем срывать маскировку.

Клинт едва удерживается от непечатных выражений, когда открывает дверь и видит лицо Стива. Уж лучше бы он сбежал. Помимо обычной целеустремленности, которую так и излучает их лидер, на лице Стива выражение сомнения мешается с пониманием, и это может означать только одно.

Клинт совершенно не расположен разговаривать со Стивом о том, почему он стал таким, какой есть. Несмотря на то, что у него было время морально подготовиться к этому разговору, его решимость слабела с каждым днем. Чтобы стать командой, им не нужны такие разговоры, нужно просто быть добрее друг к другу. У них с Тони прекрасно получается ладить и без игры в вопросы-ответы.

— Нет, — Клинт обрывает Стива прежде, чем тот успевает открыть рот. — Мы не будем об этом говорить.

Если бы не кипящее внутри раздражение, Клинт посмеялся бы над выражением лица Стива, когда дверь захлопывается прямо перед его носом. Он мимоходом думает о том, чтобы удрать через вентиляцию, но от целеустремленного Капитана Америка никуда не скроешься. Поэтому он остается на месте и терпеливо ждет аргументов, понимая, что между ним и Стивом сейчас находится только простая деревянная дверь.

— Клинт, — страдальческий вздох только укрепляет его решимость стоять до последнего. — Открой дверь.

Как много людей до Стива путали его обычную жизнерадостность с ребячливостью и думали, что достаточно использовать властный тон в разговоре, чтобы привести его к повиновению. Клинт не против согласиться, если с ним при этом не обращаются как с пятилетним малышом. Именно поэтому никто в Щ.И.Т.е не знает, как вести себя с ним теперь, после смерти Фила. Никто не ожидал, что строгий и чопорный агент Коулсон прислушивался к мнению своих непокорных подчиненных.

— Ты говоришь прямо как мой отец, — Клинт даже не сразу осознает, что эта фраза сама по себе говорит о нем больше, чем он хотел бы показать — по крайней мере, тому, кто умеет слушать. Он не совсем уверен, что Стив относится к этой категории людей.

— Я просто хочу поговорить, — отвечает Стив с ноткой нетерпения в голосе, совершенно не обращая внимания на подтекст слов Клинта.

Теперь еще хуже — голос Стива напоминает ему о людях в цирке, чьи лица сливаются в одно серое расплывчатое пятно, которое часто преследует Клинта в кошмарах. Они все просто хотели поговорить, но разговоры всегда заканчивались ударами или нежелательными прикосновениями. Скорее всего, это просто совпадение, потому что Клинт уже на грани, но все, что говорит Стив, бьет прямо по больному.

— Я думал, после нокаута Нат до тебя дошло, что это не самый лучший подход, — Клинт опирается о стену, чтобы руки были на виду, и он не мог сделать ими какую-нибудь глупость — например, стукнуть кулаком в эту самую стену, чтобы выплеснуть растущее раздражение.

— Ты не мог бы открыть дверь? — снова спрашивает Стив с куда большей неуверенностью в голосе.

Гнев Клинта вскипает бурной волной. Пожалуй, немного ребячливости в нем все же есть.

Инстинктивно глаза Клинта находят лук, прислоненный к стене возле кровати. Сама мысль о том, чтобы использовать его, выглядит смешной — и не потому, что в ближнем бою лук бесполезен. Это же Стив, их Стив, который хочет все сделать правильно, но не знает, как. Стив, безжалостный и неумолимый по отношению к врагам и беззаветно преданный своим друзьям. Стив, который не умеет принимать отказы.

Сдвинув брови, Клинт распахивает дверь, но при этом встает так, чтобы не пропустить Стива внутрь. Это для него тоже внове — иметь личное пространство и иметь возможность решать, кого туда впускать.

— Спаси… — начинает Стив, но Клинт не в том настроении, чтобы его слушать.

— Хочешь услышать мою историю? — почти рычит Клинт, оскалив зубы. — Ну, слушай. Моя мать умерла, отец алкоголик, а брат — преступник, — в его усмешке нет и намека на веселье. — В цирке совершенно не смешно, если тебя принуждают там жить, а планы уйти на покой из Щ.И.Т.а тоже ни капли не греют, потому что их пенсионная политика не подразумевает смерть агентов от старости. Доволен?

На самом деле жизнь Клинта действительно сводится к этим малоприятным фактам. Конечно, картину можно дополнить множеством уродливых деталей, но всю свою жизнь он каким-то сверхъестественным образом умудрялся попадать из одной дерьмовой ситуации в другую, при этом находясь в постоянной зависимости от других. Работа в Щ.И.Т.е была сносной, в основном, из-за Фила, а позже — благодаря Нат. Команда Мстителей для него совершенно новый опыт, здесь больше волнения, и свободы, и несомненная реальность всего происходящего его слегка пугает. Он не хотел бы тащить свое прошлое в новую жизнь, которую пытается здесь построить.

— Клинт, — снова пытается Стив. Что-то хрупкое и беззащитное впервые проскальзывает в его взгляде. Клинт не хочет этого видеть. Не хочет, чтобы этот взгляд был направлен на него.

— Что? — огрызается он. Иногда ему хочется быть таким, как Наташа. Никто не осмеливается спрашивать ее о том, о чем она не хочет говорить. С другой стороны, ее жизнь была куда хуже его собственной, так что, возможно, лучше каждому остаться при своем. — Думаешь, если будешь говорить таким расстроенным тоном, сможешь меня разжалобить? Предупреждаю: ты слишком часто используешь этот прием, и он уже теряет эффективность.

Губы Стива сжимаются в тонкую линию. Отлично. Чем скорее они оба потеряют терпение, тем скорее закончится этот разговор.

— Я не хотел…

— Да нет, хотел, — снова обрывает его Клинт. Он подступает ближе и смотрит Стиву прямо в глаза. — Может, другие и будут терпеть твое поведение, но я не собираюсь делиться с тобой самым сокровенным потому, что ты с чего-то решил, будто я обязан.

Наверное, Стив вовсе так не думает, он просто выбрал неправильный способ заслужить их доверие, но у Клинта нет ни сил, ни терпения добираться до сути. Он просто хочет, чтобы его оставили в покое до тех пор, пока он сам не будет готов рассказать что-нибудь о себе.

Он уже собирается снова захлопнуть дверь, но ему в голову неожиданно приходит идея, и он ядовито добавляет:

— И не ходи к Наташе снова. Конечно, было забавно увидеть тебя на полу, но, если ты попытаешься еще раз, я помогу тебе там и остаться.

С этими словами Клинт окончательно захлопывает дверь и решительно поворачивается к ней спиной. Он раздумывает, не лучше ли вытащить слуховые аппараты, чтобы не слышать возможных попыток Стива снова заговорить с ним. С другой стороны, он будет куда сильнее гордиться собой, если будет слышать его, и при этом все равно игнорировать.

Клинт не может толком понять, почему он так рассержен. Он знал, что Стив пытался поговорить со всеми членами команды и разговор с ним был лишь вопросом времени. У него было время подготовиться, придумать вежливый отказ. Но ему все равно не нравится то, что Стив считает себя вправе приходить в любое время и задавать любые вопросы, и ему хватает наглости выглядеть обиженным, когда ему отказываются отвечать.

Первое, чему он научился в жизни — хранить секреты. Он научился никому не говорить о том, что его отец — пьяница, который мог рыдать, сидя на диване и тут же тянуться за ремнем, чтобы преподать урок своему неблагодарному сыну. Он научился никому не говорить о своей матери, хотя временами ему отчаянно хочется вспомнить ее. Он научился справляться с шумными соседями и слишком настойчивыми учителями в школе. И все это происходило задолго до того, как ему пришлось врать, чтобы вытащить брата из тюрьмы и стать шпионом.

Клинт вырос с пониманием того, что некоторые вопросы лучше оставлять без ответа. Похоже, Стива этому никто не научил. Ну что же… рано или поздно, все учатся.

— И почему мне кажется, что здесь зреет заговор? — спрашивает Тони, входя в гостиную.

Шторы опущены, и комната погружена в полумрак, хотя солнце только начинает клониться к закату. Мстители сидят вокруг журнального столика, уставленного разнообразной едой, и выражения лиц у всех одинаково кислые.

Хотя нет, здесь не все. Стива нет; его любимое кресло пустует. Над столом мерцает голограмма: Стив опять избивает грушу в спортзале.

Когда Джарвис объявил о срочном собрании Мстителей, Тони надеялся, что повод будет более значимым, чем наблюдение за очередной тренировкой их лидера. Тем не менее, чтобы придать лицам всех членов команды такое озабоченное выражение, требуется что-нибудь похуже, чем вид полуобнаженного Стива.

— Что происходит? — спрашивает Тони, опускаясь в свободное кресло. Он игнорирует свое обычное место рядом с Клинтом, потому что ситуация может потребовать срочного бегства... то есть, стратегического отступления. Это куда проще сделать, если рядом нет стрелка, который может его удержать. Постоянные упражнения с луком сделали хватку Клинта железной.

— Стив, — мрачно отвечает Клинт, указывая на голограмму.

Непохоже, что Стив серьезно расстроен и тренируется в попытке успокоить расшалившиеся нервы. Его движения слегка замедлены, словно он просто выполняет упражнение, а не срывает злость.

— Выглядит он вполне нормально, — замечает Тони, словно предлагая остальным оспорить его слова. — Джарвис, сколько груш сегодня пострадало?

Как это ни парадоксально, количество разорванных боксерских груш прямо пропорционально настроению Стива. Чем больше груш он уничтожает за день, тем хуже его дела.

— Ни одной, — удивительно довольным голосом сообщает Джарвис. — Капитан Роджерс выполняет стандартную тренировку.

— Ну да, — притворно-тяжело вздыхает Тони. — Наш добрый Капитан уничтожает груши только если очень нервничает.

Удовлетворенный своей оценкой ситуации, Тони поворачивается к остальным, все еще недоумевая, зачем они тут собрались. Никто даже не улыбается его откровенно слабой шутке. Им всем приходилось испытывать на себе гнев Стива, но, по сравнению с грушами, они хотя бы до сих пор живы.

— Мы обсуждали его настойчивое желание больше узнать о нас, — коротко объясняет Брюс. Его взгляд прикован к впечатляющим мышцам Стива; несомненно, камера не отдает им должное.

Со времени их разговора об Афганистане прошло какое-то время. Тони слышал о происшествии с Наташей, но думал, что этим дело и ограничилось. Очевидно, Стив обладает еще меньшим инстинктом самосохранения, чем сам Тони.

— Боюсь, в этом виноват я, — прочистив горло, произносит Тор. Его слова удерживают Тони от вопроса о том, с каких пор настойчивое любопытство Стива стало всеобщей проблемой. — Но я имел в виду простое общение, а не расспросы о прошлом.

Тони не уверен, стоит ли ему спрашивать, с чего это Стив перепутал посыл «поговори с ними» с идеей «поговори с ними об их горестях». Уж слишком это похоже на Стива.

— Просто скажите ему «нет», — пожимает плечами Тони, когда становится ясно, что остальные ждут от него хоть какой-нибудь реакции. — Вас он послушает.

Удивительно, что Тони удается произнести последнюю фразу без следа горечи. Возможно, причина в том, что они со Стивом неплохо ладят в последнее время. Или в том, что остальные стали чаще прислушиваться к нему самому.

— Если мы говорим «нет», он отвечает этим дурацким щенячьим взглядом, — немедленно отзывается Клинт, словно ждал от Тони именно этих слов, — как будто именно мы в ответе за каждый отказ, который он получил в своей жизни.

— Не думаю, чтобы ему пришлось получать много отказов, — задумчиво произносит Тор, — учитывая то, как он выглядит.

Хихикнув, Наташа склоняется к нему.

— Напомни мне показать тебе пару фото Стива до сыворотки, и ты изменишь свое мнение, — со сложным жестом, призванным отмести в сторону любые упоминания о соотношении плеч и талии Стива, она продолжает. — Только представь себе его характер без впечатляющей внешности.

Тони старательно игнорирует их болтовню, несмотря на то, что в душе согласен с Наташей, и вместо этого смотрит на Клинта.

— Ты что, боишься недовольной физиономии Капитана Америка?

В этом действительно есть что-то пугающее, словно они расстраивают само олицетворение своей родной страны, золотое американское чудо.

Клинт открывает рот, чтобы возразить, но Брюс снова становится голосом разума.

— Мы отвлекаемся от темы, — эти слова заставляют всех выпрямиться и снова сосредоточиться на голограмме.

— Так значит, революция? — Тони чуть повышает голос, с нетерпением ожидая вариантов приведения Стива в чувство. Теперь, когда башня стала, наконец, их общим домом, жизнь в ней стала невероятно увлекательной. — У вас есть план?

— Мы надеялись, что ты поговоришь с ним, — слова Клинта звучит в тишине, словно колокол.

У Тони вырывается неожиданный смешок. Слегка успокоившись, он замечает, что больше никто не смеется.

— Это, конечно, очень забавная мысль, — он делает ударение на каждом слове, чтобы придать им больший вес, но с растущим отчаянием замечает, что никто даже не улыбнулся. — Вы… вы же не серьезно, да? Вы хотите чтобы я… я? Тони «ты-никогда-не можешь-ничего-сделать-правильно» образумил Капитана Америка?

— Если он скажет это еще раз, я дам ему по морде, — торжественно обещает Клинт. И больше ничего. Ни объяснения, ни извинения за дурацкую шутку — ничего.

— Это отличное предложение, но вынужден отказаться, — рассеянно отвечает Тони, переводя глаза с одного лица на другое. Под его взглядом им становится неуютно, но глаз никто не отводит.

— Если однажды Стив вытащит голову из задницы, он будет ценить тебя больше всех, — беспечно объясняет Наташа, словно это каким-то образом может примирить его с их дурацкой идеей. Слишком уж в ней много если и вдруг.

— У меня нет привычки спорить с дамами, которые могут убить меня одним пальцем, — едко возражает Тони, — но это полная чушь. Стив с трудом меня выносит.

Конечно, они далеко продвинулись по сравнению с тем, что было на хелликарриере, когда они начали ругаться с первой же встречи. В то время Тони никак не мог подумать, что сможет сидеть за Стивом за одним столом несколько раз в день и избежать при этом полного или частичного обрушения башни.

— Наш Капитан высоко ценит твой вклад в работу команды, — торжественно объявляет Тор. Он выглядит так, словно читает свои реплики в разговоре с заранее приготовленной карточки. — И он восхищается твоей личностью.

Пытаясь проглотить очередной приступ неконтролируемого смеха, Тони поворачивается к Брюсу, ожидая его мнения.

— Вы, по сути, совместно руководите командой, — почти извиняющимся тоном произносит Брюс, но не отводит глаз под пристальным взглядом Тони.

Совместно, какой фарс. Тони всего лишь оплачивает счета и следит, чтобы у всех было лучшее оружие из возможного. Еще он иногда пересматривает планы Стива и превращает их в нечто более приемлемое, или корректирует в зависимости от текущей ситуации. Это называется инициативой, а не лидерством.

— Понятно, — медленно отвечает Тони, сузив глаза. — Это не попытка остановить Стива, а попытка заставить меня сделать за вас грязную работу.

Мысль настолько смехотворная, что Тони не понимает, как четверо людей с интеллектом, предположительно, выше среднего, смогли ее сгенерировать и не заметить в ней ничего предосудительного.

— Одно не исключает другое, — Тор говорит почти застенчиво. Ему, по крайней мере, хватает совести выглядеть виноватым. Его комментарий привлекает к нему внимание Тони, и под его тяжелым взглядом Тор опускает голову — в исполнении легендарного бога это выглядит забавно.

— Почему не ты, Тор? — резко спрашивает Тони. — Раз уж ты подал ему эту замечательную идею.

К его удивлению, Тор обдумывает эту мысль, но, к сожалению, отказывается.

— Боюсь, если я возьму свой совет назад, то причиню еще больше вреда в других областях, о которых мы с ним говорили.

Тони испытывает немалое искушение расспросить его поподробнее, и краем глаза отмечает проблеск интереса на лице Наташи, но сейчас у них куда более насущные проблемы.

— Ты сделаешь это лучше всех, Тони, — повышает голос Клинт. Несмотря на его серьезное лицо, Тони знает его слишком хорошо, чтобы пропустить скрытую усмешку.

— Лесть вам не поможет, — бормочет Тони, жалея о том, что вообще покинул сегодня мастерскую. Когда его в следующий раз пригласят на тайное собрание, он заблокирует двери минимум на несколько дней.

А сейчас они, похоже, услышали в его голосе то, в чем Тони не готов признаться даже самому себе, и на всех лицах немедленно расцветают улыбки.

— Так ты согласен? — радостно спрашивает Тор, и у Тони не хватает духу его разочаровать.

— Черт бы вас побрал, — рычит он, потирая переносицу. Он уже предчувствует надвигающуюся мигрень. — Вы испортили мой двухнедельный период относительного мира.

По комнате проносится тяжелый вздох, и Тони кажется, что это уже чересчур, учитывая, что они все еще говорят о Капитане Америка. Да, Стив умеет долго дуться, но при этом он высоко ценит большинство членов команды.

— Если он снова начнет на тебя орать, значит, он так ничему и не научился, — отзывается Брюс, словно это что-то меняет.

— Можно подумать, он хоть раз позволял здравому смыслу остановить его, — Тони спорит уже из чистого принципа. В конце концов, не каждый день его просят поговорить с кем-то. Сам он обычно решает свои проблемы, взрывая что-нибудь — в лаборатории или в бою.

— Ты справишься, — сухо говорит Наташа, поднимаясь на ноги. Теперь, когда он уже согласился, они снова начинают вести себя нахально. Могли бы быть с ним повежливее хотя бы до тех пор, пока он не поговорит со Стивом.

— Требую блинчиков с черникой в качестве компенсации, — объявляет Тони, наслаждаясь возможностью потребовать что-то у этих людей, хотя бы в шутку.

— Это мой конек! — восклицает Клинт. — Будут тебе блинчики.

Поскольку блинчики — это единственное, что Клинт в состоянии приготовить, не превращая кухню в дымящиеся руины, Тони благодарно кивает.

Он наблюдает за тем, как все расходятся: Клинт следует за Наташей, Тор забирает одну из тарелок к себе в комнату. Глядя на голограмму, Тони отмечает, что конец их стратегического совещания совпал с концом тренировки Стива, и теперь он идет в душ, понятия не имея о заговоре, зреющем прямо у него под носом.

Ну ничего, скоро он все узнает. Другое дело, будет ли слушать.

С точки зрения Тони, лучше всего сделать так, чтобы Стив ничего не заподозрил, поэтому он собирается изобразить полное неведение относительно произошедшего. Хорошо, что Тони умеет убедительно врать. Он дожидается конца ужина и задерживает Стива за столом короткой фразой:

— Кэп, можно с тобой поговорить?

Остальные в это время один за другим выходят из кухни. За спиной Стива Клинт, дьявольски ухмыляясь, показывает Тони большой палец, прежде чем исчезнуть за дверями.

Обхватив ладонями дымящуюся чашку кофе, Тони усаживается обратно на свое место и пристально смотрит на Стива, словно он загадка, которую Тони не в состоянии разгадать. В действительности, это не так уж и далеко от истины. Несмотря на то, что он с детства слушал истории о Капитане Америка, его личность до сих пор остается для него тайной за семью печатями.

Как и ожидалось, глаза Стива возмущенно сужаются. Впрочем, если приглядеться, в их глубине можно разглядеть легкий оттенок стыда.

— Почему я…

— Не извиняйся, капитан Сосулька, — обрывает его Тони. Возможно, он слишком сильно наслаждается наконец подвернувшейся возможностью попытаться призвать их лидера к моральной ответственности. Такой шанс действительно выпадает раз в жизни.

— Ты весь вечер смотрел на него так, словно ударил его любимого щенка, — информирует его Тони. — Которого, вероятно, звали бы Счастливчик, и который готов был бы сожрать нас всех за кусочек пиццы, поэтому не смешно.

Стив действительно пялился на Клинта, из чего следует, что их разговор состоялся не так давно. Это также может означать, что именно Клинт был инициатором их общего собрания. Это… удивительно, чтобы не сказать больше. Клинт обладает поистине ангельским терпением в том, что касается чужих недостатков, иначе он вряд ли смог бы так долго выносить присутствие Тони. Значит, Стив и правда задел его за живое, и эта мысль заставляет Тони выпрямиться. Так, где дело касается Клинта, у него срабатывают защитные инстинкты.

— Я не хотел выводить его из себя, — тихо отвечает Стив, изучая поверхность стола прямо перед собой. Что, в свою очередь, навевает подозрения в том, что он сожалеет о том, как он начал расспрашивать Клинта, но отнюдь не о самом факте расспросов.

— Выво… — резко начинает Тони, но внезапно решает, что попытки выудить ответ из Стива займут слишком много времени. — Ах, так ты пытался устроить еще один сеанс беседы «расскажи-мне-о-дерьме-в-своей-жизни». Я мог бы тебя предупредить, что ничем хорошим это не кончится.

Он никак не может удержаться от издевки в голосе. Посторонние люди постоянно копаются в его личной жизни и он давно к этому привык. Клинт, в свою очередь, приложил массу усилий, чтобы навеки похоронить в прошлом свою историю. Не так уж сложно предположить, что прямые вопросы от коллеги ни к чему не приведут.

— Почему? — с искренним интересом спрашивает Стив, словно действительно не понимает. Ну разумеется, ему в жизни редко приходилось иметь дело со сложностями человеческих взаимоотношений. Если все байки о нем правдивы, Стив Роджерс даже до сыворотки предпочитал решать проблемы кулаками вместо того, чтобы просто поговорить. Возможно, это замечательная черта для солдата, но Тони по-прежнему свято верит, что они не солдаты.

— Потому что, — начинает Тони, решив, что немного честности не повредит, — Клинт никогда не принадлежал сам себе. Никогда не мог распоряжаться своей жизнью. Даже сейчас, потому что Фьюри постоянно дышит нам в спину, — они никогда не говорили об этом, но для Тони надзор Фьюри — очевидный факт. И чем больше Тони узнает Клинта, тем крепче в нем желание хоть как-то облегчить ему жизнь. — И сейчас, когда у него, наконец, появился шанс на частную жизнь, появляешься ты и требуешь рассказать тебе все, чтобы тебе было удобнее нами руководить.

Неудивительно, что эта попытка ударила по Клинту сильнее, чем по любому из них. Тор принц и бог, поэтому не отвечает на вопросы, если сам того не пожелает. Брюс умеет избегать нежелательных разговоров — и нежелательных людей. Наташа при необходимости сумеет притвориться кем угодно, но и безо всякого притворства может прекратить неприятный ей разговор. Тони тоже умеет играть в эти игры — собственно, этим он и занимается с самого рождения.

Клинт — боец, который хочет выкарабкаться из кошмара, в который превратилась его жизнь. А еще он слишком сильно чувствует. Жизнь любит бить под дых, а он не желает прятаться от ее ударов. Он принимает их и пытается обратить себе на пользу. Тем не менее, иногда они причиняют боль.

— Я просто пытался узнать его получше, — голос Стива по-прежнему тих, но упрямство в его голосе подсказывает Тони, что он до сих пор ничего не понял.

— И ты решил, что лучший способ познакомиться поближе — расспросить поподробнее о петле на его шее, — странно, но Тони совсем не чувствует удовлетворения, когда Стив вздрагивает. Он притягивает поближе свою кружку с кофе и внимательно изучает ее. — Скажи, — чуть мягче продолжает он, — ты знаешь, какую пиццу Клинт любит больше всего?

Стив слегка хмурится, но тут же отвечает:

— С ананасами. Он никому не дает об этом забыть, — чуть поколебавшись и неуверенно улыбнувшись, он добавляет: — Ты тоже.

Ананасы на пицце — кулинарное варварство, и Тони не собирается защищать вкусовые предпочтения Клинта, но разговор сейчас идет о другом.

— А знаешь, почему?

Тони совершенно не удивлен, когда Стив качает головой. Он и не ожидал ответа. Большинство людей любит то, что любит, потому что им нравится вкус, вот и все. К сожалению, иногда не все в жизни так просто.

— Из-за своего брата он попал в цирк, — тихо начинает Тони, зная, что Клинт рассказал ему лишь малую часть случившегося. — Несмотря на то, что он отлично управлялся с луком, он был самым молодым и бесполезным членом труппы, поэтому никто не собирался делиться с какой-то мелюзгой экзотической едой, даже в виде консервов.

Клинт никогда не говорил этого, но даже в самых красочных историях о цирке он редко упоминал себя самого. Возможно, Тони просто сделал слишком далеко идущие выводы, но, по сравнению с другими членами команды (не считая Наташи), он общается с Клинтом больше всех. Возможно, поэтому, ему удалось краем глаза заглянуть в уголки души Клинта, полностью закрытые для незнакомцев.

Стив не отвечает, просто смотрит на Тони, словно ожидая продолжения.

— О таких вещах можно узнать, обсуждая пиццу, — просто говорит Тони. — Не обязательно для этого брать за горло и допрашивать о том, как мы дошли до такой жизни.

Позже он собирается извиниться перед Клинтом за то, что использовал его как пример. Если они хотят, чтобы Стив, наконец, остановился, Тони сделает это единственным доступным ему способом — попытается воззвать к его лучшим качествам.

— Почему тогда ты рассказал мне об Афганистане?

А вот этого Тони совсем не ожидал. Он-то готовился защищать свою точку зрения — почему-то люди не склонны доверять его мнению там, где речь заходит о человеческих эмоциях. Но Стив его понял, понял, что своими расспросами приносит больше вреда, чем пользы, а сейчас его беспокоит реакция Тони — и это действительно невероятно.

— Я не рассказал и половины всего, что произошло, — признается Тони. — И не собираюсь. Никто не знает всего. Даже Роуди, — только мертвец знает все, и Тони предпочитает, чтобы так все и оставалось. — Но ты мне не доверяешь, и если бы я отказался поговорить с тобой, стало бы только хуже, — заканчивает он, слегка пожав плечами.

Лицо Стива искажается болью, но Тони упорно отгоняет от себя сострадание. С самого начала они знали, что им будет нелегко ужиться вместе. Сейчас они, по крайней мере, общаются, а не пытаются выдержать удары и зализать раны в одиночестве.

— Но ведь ты не хотел говорить об этом? — нет, он не будет, не будет поддаваться мольбе, звучащей в голосе Стива.

Вместо этого он безрадостно усмехается и качает головой. Пора нанести решающий удар.

— Я не думаю, что ты захотел бы рассказать о том дне, когда сержант Барнс упал с поезда. Или о том, как говорил с Пегги, направляя Валькирию в океан.

С лица Стива исчезают последние краски, и он смотрит на Тони так, словно видит привидение. Тони знакомо это чувство — словно удар под дых. Только что они сидели в уютной кухне, и тут же воспоминания выбрасывают их в худший момент их жизни.

— Откуда ты знаешь? — безжизненным голосом спрашивает Стив, стиснув край стола так, что Тони начинает всерьез опасаться за сохранность своей мебели.

Невыносимо, когда кто-то еще знает о твоей боли — но Тони этого не говорит. Он хочет все исправить, а не создавать новые проблемы.

— Пегги — моя крестная мать, — объясняет он, не понимая, как Стив мог об этом забыть. Он знает, что Стив навещает ее. — Она рассказывала мне истории о тебе. В отличие от Говарда, который всегда превращал тебя в небожителя, она говорила о тебе, как о живом человеке. Ее истории мне нравились больше.

Тони не успевает прикусить язык прежде, чем непрошеное признание вырывается наружу. Ничего хорошего не выйдет, если Стив узнает, как Тони обожал его в детстве. Разумеется, многие дети были фанатами Капитана Америки, но Тони всегда чувствовал себя ближе к нему, учитывая то, кем был его отец.

Стив не поднимает глаз, но его челюсть непроизвольно двигается, словно он пытается подобрать слова. Тони ему не мешает. Его все еще удивляет то, что им больше не надо бросаться друг на друга при каждой встрече, но Тони все равно не готов обсуждать со Стивом свои отношения с Пегги. Это неминуемо приведет к разговору о Говарде и ничего хорошего из этого не выйдет. К счастью, Стив тоже не горит желанием развивать эту тему.

— Итак, — наконец, медленно произносит Стив. — Ты хочешь сказать, что я снова все испортил?

В его голосе звучит печаль, и на мгновение Тони хочется дотронуться до него. Он не слишком хорошо умеет утешать людей, понятия не имеет, как утешить Стива, и поэтому благоразумно остается на месте. Все, что ему остается — слова.

Поэтому Тони чуть улыбается, прежде чем ответить.

— С Клинтом? Он знал, что ты к нему придешь. С ним все будет в порядке, не успеешь оглянуться, — Тони уверен, что об этом можно и не упоминать, но на всякий случай добавляет. — Если ты, конечно, снова к нему не полезешь.

— Это, конечно, хорошо, — Стив все еще не выглядит убежденным. — Но я имел в виду всю команду.

Учитывая, что команда организовала целое собрание, чтобы решить эту проблему, вопрос щекотливый. Разумеется, Тони не позволяет Стиву заметить свое смущение. Если бы Стив, с точки зрения команды, совершил что-то совсем уж непростительное, вряд ли они попытались бы спасти ситуацию с помощью дипломатии — если, конечно, идею отправить Тони к Стиву можно назвать дипломатией.

— Вряд ли я тот человек, с которым имеет смысл это обсуждать. Пеппер говорит, что мне недоступны человеческие эмоции, — скорчив гримасу, отвечает Тони, пытаясь немного поднять настроение. Стив не реагирует и Тони снова возвращается к серьезности. — Мы стараемся. Ты, я, мы все. И у нас понемногу получается стать теми, кем мы должны стать, — твердо отвечает он.

— Надеюсь, — тихо отвечает Стив. И почти беззвучно добавляет:

— Я очень этого хочу.

Несмотря на внушительные габариты и суровость, которую Стив обычно демонстрирует миру, сейчас он выглядит странно хрупким.

— Мы все этого хотим, — подчеркивает Тони, пытаясь заставить Стива понять. Как бы странно эти ни звучало, они больше не одиноки.

Тони решает, что на этом лучше остановиться. Ему удалось предотвратить надвигающийся кризис, никто ни на кого не наорал, все хорошо. Тем не менее, плечи Стива все еще напряжены, и непонятная жесткость в его взгляде не дает Тони просто встать и уйти.

— Итак, кэп, — продолжает Тони с лукавой полуулыбкой, наклонившись к нему, — ты, случайно, не затем расспрашивал нас о наших жизненных историях, чтобы заставить нас заинтересоваться твоей собственной?

Он понятия не имеет, что Стиву говорили в Щ.И.Т.е о посттравматическом синдроме и других видах психологических травм; знает ли суперсолдат, что ему необязательно держать все в себе, раз уж ему не повезло оказаться в команде людей, которые не слишком хорошо умеют справляться с плохими воспоминаниями.

— Мне не нужно… — протестует Стив, предательская краска выступает на его шее. — В смысле, я в порядке.

Конечно, люди, которые не в порядке, первым делом говорят именно это. Отрицание помогает держаться… какое-то время. Но иногда нужно позволить себе сломаться, чтобы суметь собрать себя заново.

— Клинт — моя палочка-выручалочка, — признается Тони. Ему до сих пор странно это осознавать — и не только ему. Еще у него есть Роуди, но иногда ему хочется общения немедленно, а с Клинтом они хорошо ладят. — Но Наташа — замечательный слушатель. Правда, если твои проблемы яйца выеденного не стоят, она может тебя стукнуть. Может и без повода. Мне иногда кажется, что ей просто нравится бить людей.

Странно, откуда он все это знает, при том, что еще недавно чувствовал себя совершенно потерянным. Но, раз уж Мстители смогли заставить его почувствовать себя как дома, со Стивом они тоже справятся.

— Я подумаю над этим, — отвечает Стив с видом человека, который просто успокаивает собеседника, но совершенно не собирается прислушиваться к его совету.

— Стив, я действительно так думаю, — ему до сих пор странно произносить имя Стива, он слишком редко его использует, и это ощущение заставляет его временно отвлечься от роли утешителя, которую он сейчас должен играть. — Ты можешь прийти к любому из нас, если тебе это нужно. И необязательно по рабочим вопросам. Мы прежде всего люди.

Когда взгляд Стива немного смягчается, Тони внутренне поздравляет себя. А еще он удивлен тем, насколько верит в собственные слова. Это не просто банальные фразы утешения, которые люди обычно говорят в таких ситуациях. Тони действительно хочет, чтобы у Стива все было хорошо, и чтобы у него все было хорошо именно с ними. Сейчас жизнь в башне стала намного приятнее, но ему хочется, чтобы и Стив был ее частью.

— Спасибо, Тони, — Стив все еще не полностью убежден, но, кажется, не собирается взорваться.

Поднявшись на ноги, Тони выливает остывший кофе в раковину и наполняет кружку свежим из кофемашины.

— Скажи спасибо, что я уберег этот тостер от Тора, — усмехается он. — Мне он нравится, а Тор к тебе прислушивается.

Стив слабо улыбается его шутке, хоть она и не совсем удалась. Тони это ценит.

— Стараюсь.

Проходя мимо Стива, Тони ненадолго опускает руку ему на плечо, гадая, не вышел ли этот жест чересчур самонадеянным. Стив улыбается чуть шире — очевидно, он не возражает.

— Это все, что мы можем сделать, — Тони делает мысленную заметку спросить Джарвиса, когда он успел превратиться в ходячее клише, цитирующее банальности на каждом шагу.

Ну и ладно. Эти банальности выполнили свою задачу. Это самое главное.