Не дай небу погаснуть (джен)

Тони находится в критическом состоянии два дня. Все это время Стив отчаянно ругает себя, но так и не может найти ответ на вопрос Наташи. Что бы он сделал, если бы Тони все же сказал ему о том, что ранен?

Я мог бы не давить на него, упрекает он себя, хотя раньше ему никак не удавалось сдерживаться. В действительности, если бы он знал, что оба его товарища ранены, он мог бы сделать что-нибудь непоправимо глупое и похоронить их всех под обломками здания.

Они могли бы поискать там, внизу, медицинское оборудование, могли бы попытаться остановить кровотечение. Джарвис заверил их, что в отсутствие настоящей медицинской помощи, костюм был лучшим вариантом для Тони. Стив слушал его и понимал: он подвел их. Подвел их всех.

Когда из медицинского блока приходит сообщение, что Тони, скорее всего, выживет, Стив начинает осознавать свои действия уже на полпути туда. Он должен увидеть это своими глазами. Должен сам убедиться, что Тони все еще жив.

Дверь в палату ему преграждает медсестра. Он влетает внутрь, наплевав на ее грозный взгляд — возможно, раньше этот взгляд заставил бы его остановиться и заново все обдумать, но сейчас он смотрит на нее с вызовом, словно предлагая попытаться его удержать. Медсестра, чуть помедлив, все же отступает перед этим решительным взглядом, пропуская его внутрь. Возможно, потом ему станет стыдно — глубокое уважение к медсестрам внушили ему мать и болезненное детство. Он извинится. Позже. Когда удовлетворит, наконец, жгучую потребность увидеть Тони живым.

Тони все еще выглядит так, словно находится на грани жизни и смерти. Его кожа пепельно-серого цвета там, где не покрыта кровоподтеками. Из-за них лицо выглядит, как картина абстракциониста, которую начали в приступе вдохновения и забросили. В больничной рубашке, которая не скрывает гипс на руке и многочисленные бинты, Тони выглядит очень хрупким. Но хуже всего то, что он совершенно неподвижен. Обычно Тони — само движение, сама энергичность: он то барабанит пальцами, то отбивает ногой одному ему понятный ритм, то что-то бормочет про себя. Сейчас только слабо поднимающаяся и опускающаяся грудь — неглубокие вдохи и выдохи — напоминает о том, что Тони все еще жив. Реактор в груди цел и ярко светится, как всегда.

— Тони? — тихо зовет Стив. Он не уверен, что хочет услышать ответ, увидеть, как Тони посмотрит на него слегка затуманенным взглядом — он всегда смотрит так, словно ищет и не может найти что-то в его лице.

— Он еще не пришел в себя.

Стив резко разворачивается, инстинктивно принимая боевую стойку. Движение приходится оборвать на середине — перед ним стоит врач с папкой в руках. Должно быть, он вошел сразу после него и сейчас изучает суперсолдата с нечитаемым выражением лица. Вид у него усталый, но решительный, из чего Стив заключает, что надежда все еще есть.

— Он в порядке? — Стив сам удивляется, как хрипло звучит его голос, хотя он в точности соответствует его самочувствию.

— Несколько раз мы почти потеряли его, — врач уклоняется от прямого ответа. — Честно говоря, я очень удивлен, что он вообще еще дышит. Мистер Старк и раньше не отличался хорошим здоровьем.

Стив никогда раньше не задумывался над этим. Это просто медицинский прибор, сказал Тони, когда они впервые увидели его без костюма с реактором в груди. Стив просто принял это как данность, раз Тони говорил об этом так спокойно, почти пренебрежительно. Сейчас он думает о том, сколько напускного безразличия было в этих словах, ведь дуговой реактор находится внутри грудной клетки и занимает там слишком много места. Он защищает сердце Тони, но как он влияет на легкие, на способность передвигаться и еще тысячу разных вещей, о которых Стив даже не задумывается?

Глядя на врача, Стив отчаянно хочет потребовать объяснений. Его невежество чуть не закончилось трагедией, поэтому он хочет — нет, ему нужно знать все как есть. Он едва сдерживает желание отобрать у врача папку с историей болезни, чтобы получить жизненно необходимые ответы. Их с Тони отношения и так далеки от идеальных, не стоит осложнять их своим любопытством. Возможно, он не получит ответа, если спросит Тони, но им нужно с чего-то начать, нужно научиться общаться. Их неумение разговаривать друг с другом едва не привело к трагедии.

— Сколько времени это займет? — спрашивает он врача. Тот даже бровью не ведет, несмотря на очевидную глупость вопроса — откуда, в самом деле, врачу знать, сколько в точности времени займет восстановление Тони?

Стиву стоит огромных усилий не спрашивать, есть ли вероятность, что Тони не очнется совсем.

— Это зависит только от него, — фраза означает, что они сделали, что могли и теперь дело за Тони.

Стив чувствует слабое облегчение. Тони упрямее их всех, упрямее даже него самого, если такое возможно. Он не захочет умереть вот так — прикованным к постели и кардиомонитору, который фиксирует каждое биение его сердца. Тони не умрет, не сострив и не ухмыльнувшись напоследок. Ему не идут молчание и неподвижность. Он не заслужил такой смерти.

Но бледный и неподвижный Тони, лежащий перед ним, выглядит так, словно уже покинул этот мир, и это не дает Стиву полностью поверить в лучшее.

— Позвоните мне, как только что-то изменится, — говорит он и не добавляет к лучшему или к худшему, потому что исход может быть только один.

Даже когда Стив разворачивается, чтобы уйти, он чувствует себя так, словно должен остаться. Тони не может ответить ему но, возможно, он его слышит, а Стиву многое нужно ему сказать. Но если он скажет все бессознательному Тони, то не сможет повторить это еще раз. У них всегда были трудности в общении, этот разговор назрел давно — но при этом оба должны быть в сознании и трезвом уме. А до тех пор ему лучше подумать о том, что сказать, чтобы не свести разговор к очередному спору.

Тони приходят в себя через три дня, которые Стив проводит в написании бесчисленных заметок и уничтожении всего ,что имеет отношение к подземной лаборатории.

Когда приходит сообщение, он все еще не готов.

Когда Тони приходит в себя, Стив не сидит рядом, держа его за руку и обеспокоенно глядя на него. Это было бы слишком шаблонно. Но, несмотря на мимолетное разочарование, Тони рад этому. Не успев открыть глаза, он уже ощущает действие анальгетиков, которые тормозят мысли и эмоции. Сейчас он не в том состоянии, чтобы выдержать еще один словесный поединок со Стивом. Поединок, который, он уверен, не заставит себя долго ждать.

Почему ты мне ничего не сказал и Ты подверг нас всех опасности из-за своей дурацкой гордости, и другие жалящие фразы, которые так любит бросать в него Стив. Как будто он действительно думает, что однажды Тони сможет стать настоящим командным игроком. В норме он не скупится на язвительные ответы, но сейчас, прикованный к кардиомонитору и больничной койке, он чересчур открыт и уязвим.

Должно быть, кто-то позвонил Стиву. Во всяком случае, когда врачи, наконец, удовлетворены его текущим состоянием, а медсестры перестают сновать по палате, меняя пакеты с физраствором и лекарствами, он появляется в палате — слишком быстро для случайного визита и слишком решительно, чтобы сомневаться в том, что сейчас произойдет.

Тони видит, что Стив слегка медлит возле двери. Его лицо сохраняет нейтральное выражение, и Тони гадает, что его ожидает — ругань или жалость. По правде говоря, сейчас у него нет сил выслушивать ни то, ни другое.

— Ты… очнулся, — ровным голосом говорит Стив, но Тони хорошо знает эту потребность набрать воздуха в грудь, чтобы слегка усмирить бушующие нервы.

Нерешительность не идет их Капитану, думает Тони, слегка пожимая плечами в ответ на реплику. И тут же вздрагивает, когда это движение отзывается острой болью в плече.

Обезболивающие не справляются, каждое движение напоминает о полученных ранениях, но Тони уже потребовал уменьшить дозу. Лучше терпеть боль, чем заторможенность.

— Да, я слышал, ты повел себя как настоящий рыцарь в сверкающих доспехах и доставил меня сюда.

Кто-то — наверняка Клинт, судя по нарисованным в уголке сердечкам — оставил на прикроватном столике газетную вырезку. На фото изображен взволнованный Капитан Америка, несущий Железного Человека на руках по улицам Нью-Йорка. Тони не совсем понимает, почему Кэп взволнован. Тони не из тех людей, кто вызывает у других беспокойство. По крайней мере, беспокойство за него.

Ответ Стива совсем не проясняет ситуацию.

— Джарвис сказал, что скорая может не успеть.

Тони смотрит на него, ожидая объяснения, и, не получив его, скептически переспрашивает:

— И тогда ты решил подхватить меня на руки и бежать сюда?

Это звучит нелепо и вовсе не из-за веса брони — Тони случалось видеть, как Кэп поднимал вещи и потяжелее — а потому, что такое поведение свойственно ему только в самых серьезных ситуациях, например, если речь идет об операции. Или о спасении друга.

— Я должен был оставить тебя там умирать?

Голос Стива звучит так непривычно мягко, что у Тони перехватывает дыхание, и заготовленный ответ застревает в горле. Не думал, что тебя это волнует. Должно быть, что-то в лице Тони выдает его, потому что плечи Стива опускаются. Он, наконец, входит в палату, медленно приближается к кровати и нерешительно останавливается возле стула.

— Сядь уже, Кэп, — командует Тони, потому что ему невыносимо видеть их лидера таким нерешительным. Он гадает, услышал ли Стив в его интонации скрытое «спасибо», хотя подозревает, что их способность к телепатии в отношении друг друга распространяется только на негативные мысли. Оба привыкли думать друг о друге лишь самое худшее.

Стив, наконец, садится, и его лицо принимает то выражение, которого Тони ожидал с самого его появления в палате. В глазах мелькает что-то нечитаемое, но Тони предпочитает над этим не задумываться. Откинувшись на спинку стула, Стив целую минуту изучает Тони, его взгляд скользит по кровоподтекам, гипсу на руке и, наконец, возвращается к лицу.

— Как ты себя чувствуешь? — устало спрашивает он.

Тони фыркает. Так у них сначала будет вежливый разговор ни о чем? Стив никогда их не любил, хватаясь за любую возможность продолжить их многочисленные споры.

— Просто потрясающе, — отвечает Тони, надеясь как можно скорее перейти к сути. К счастью, он обладает уникальным талантом выводить Стива из себя за считанные секунды, с чего бы ни начинался разговор. — Конечно, обслуживание оставляет желать лучшего, матрас такой жесткий, что все тело ноет. А еще мне кажется, что в воду добавляют алкоголь, потому что у меня перед глазами все плывет, так что не советую пробовать.

— Как ты на самом деле себя чувствуешь? — спрашивает Стив с тем же раздражающим спокойствием. Он настойчиво смотрит на Тони, словно пытаясь найти в нем что-то. Тони, в свою очередь, убежден, что ничего нового он в нем не найдет. Во всяком случае, никаких новых поводов для ругани — и старых достаточно.

— Жить буду, — вздыхает Тони и с легкой горечью добавляет. — Как всегда.

Ему бы хотелось, чтобы его голос прозвучал уверенно, а не обреченно. До сих пор ему удавалось выживать не благодаря, а вопреки. Сейчас, когда в крови гуляет морфин, легко признаться самому себе: ему бы хотелось, возвращаясь, знать, что его ждут, а не просто выживать назло врагам.

— Однажды ты не выживешь, — тихий голос Стива словно отвечает его мыслям.

Тони не понимает, что звучит в его голосе — сожаление, радость или признание своей вины. Стив берет на себя ответственность за происходящее так же часто и легко, как и сам Тони.

— Это что, намек на мой возраст? — ухмыляется Тони, предпочитая перевести разговор в шутку, вместо того, чтобы разгадывать головоломку, заданную Стивом. — Или ты, наконец, начнешь ругать меня за беспечность?

Он чувствует, что перегибает палку, что снова провоцирует Стива, но ничего не может с собой поделать. Для Тони хуже самого скандала только момент прямо перед ним: стиснутые челюсти и кулаки, гнев, клокочущий в горле, слова, которые тщательно сдерживаются, чтобы потом все равно прорваться наружу. С последствиями скандалов он, по крайней мере, хорошо знаком — они с самого детства горчат во рту. Он хорошо умеет чинить сломанные вещи, но что делать с неуверенностью он не знает.

Взгляд Стива похож на удар под дых. Никогда раньше он не смотрел на него так, но Тони от этого не легче.

— Я пришел не для того, чтобы тебя ругать.

Не в силах сдержаться, Тони усмехается:

— Надо же, это что-то новенькое, — он пытается скрыть удивление, проскользнувшее в его голосе.

Где-то он это уже слышал. Я не хочу ругаться, но ты меня заставляешь. Или Все было бы нормально, если бы не ты. Все вертится вокруг него и его неспособности оправдывать ожидания окружающих. Дело не во мне, а в тебе. Всегда одно и то же.

Тони чувствует облегчение, когда Стив отводит взгляд, виновато опуская глаза.

— Прости меня, — тихо, с раскаянием в голосе произносит он.

До Тони не сразу доходит смысл его слов. Возможно потому, что он никогда не слышал в свой адрес ничего подобного от их бесстрашного Капитана. То, что Кэп каким-то чудом просит прощения — просит прощения у него — полная неожиданность.

Возможно, это просто уловка. Наверняка Стив просто берет на себя часть вины за то, что они не работали вместе как одна команда, но хочет настоятельно попросить Тони больше так не делать. В этом есть смысл. И этот смысл заставляет его поддаться панике, гнездящейся где-то на задворках сознания. Разумеется, все аппараты, к которым он подключен, немедленно реагируют тревожными сигналами.

Стив подпрыгивает на месте, резко оборачивается, в глазах застывает тревога. Тони оценил бы это движение, если бы не был прикован к медицинскому оборудованию. Он заставляет себя сконцентрироваться на дыхании, оберегая, насколько возможно, сломанные ребра, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце. Ему хочется закончить этот разговор. Ничего хорошего из него не выйдет.

— За… что… — выдыхает Тони, пытаясь сосредоточиться на боли от кровоподтеков на лице. — Я весьма драматично потерял сознание и чуть не умер, подвел всю команду и…

— Мне очень жаль, что я лидер команды, в которой тебе стыдно попросить о помощи, — слышится такой же тихий ответ.

Первое побуждение Тони — съязвить что-нибудь, выдать какую-нибудь шутку, чтобы поскорее свернуть разговор. Так вот в чем дело. Ты недостоин быть частью команды мстителей, так что брось прикидываться героем. Ты всего лишь богатенький испорченный мальчишка. Успокаивать сердцебиение поздно — чертов Роджерс явился в тот самый момент, когда он практически прикован к детектору лжи. Только у нас — сердце Тони Старка разбивается в прямом эфире, когда его вышвыривают из команды Мстителей.

Кровь стучит в ушах. Воздух не проходит в легкие — и дело вовсе не в сломанных ребрах. Тони кажется, что он вот-вот снова потеряет сознание, когда откуда-то издалека до него доносится голос Стива.

— Тони!

Старк. Шлемоголовый. Парень. Продавец смерти. Железный человек.

У него было столько имен. Каждому он старался соответствовать, и каждый раз его ждал провал.

— Тони, — Стив снова зовет его, и в этот раз Тони откликается. Бесполезно пытаться отсрочить неизбежное. Невероятным усилием воли он возвращает себя в реальность, обратно в свое истерзанное тело, которое болит далеко не так сильно, как душа. Он поднимает глаза на Стива и, чувствуя себя так, словно копает собственную могилу, ждет приговора.

— Я тебя слышу, — резко отвечает он. Слова — последнее средство защиты, которое ему осталось. Сейчас ему будет больно, и, раз так, Стиву тоже несдобровать.

Но, стоит ему бросить взгляд на Стива, весь его гнев испаряется. Стив выглядит таким же измученным, как и сам Тони, и впервые с их знакомства на его лице нет разочарования, смешанного с откровенным отвращением. Несмотря на то, что Тони действительно облажался в этот раз, Стив выглядит обеспокоенным, а не разгневанным.

Очевидно, что он ждет от него хоть какого-нибудь ответа, но Тони впервые не может найти слов. Сейчас у них есть шанс все исправить — или разойтись уже окончательно. Тони знает, чего он хочет — чего хотел с самого детства, впервые услышав от отца о Капитане Америка. О чем мечтал, встретившись с ним вживую, сравнив действительность с рассказами Говарда. Он просто не знает, как осуществить мечту.

— Я…. не облегчаю тебе задачу, да?.. — наконец решается Тони. Потому что это правда. Он так боялся не быть частью команды Мстителей, так боялся быть отвергнутым, что ни разу не давал им повода усомниться в себе.

Тони безумно хочется, чтобы искусственный туман от медикаментов в голове рассеялся, чтобы многочисленные неожиданные повороты их разговора не заставали его врасплох. Правда, в этом случае его навыки маскировки, отточенные годами практики, могут разрушить все надежды на примирение.

— Тебе многое дано, — задумчиво говорит Стив. Он опускает глаза, но тут же поднимает их обратно, не давая Тони времени придать лицу более отстраненное выражение.

— Роуди десятилетиями говорит мне, что деньги не могут решить всех проблем, — вот и все, что он из себя представляет: деньги и желание соответствовать. — За деньги не купишь настоящих друзей.

Тони ожидает увидеть на лице Стива жалость. Что там — даже Роуди жалел его, разгоняя очередную банду желающих пообщаться с наследником Старков. И да, лицо Стива меняется, но становится лишь более решительным.

— Ты купил это здание и сделал его нашим домом, — наконец, говорит Стив. Говорит так, словно это достижение. Как будто указания дизайнеру по интерьеру — признак высоких моральных качеств.

— Эээ… наверное, это хорошо, — Тони замолкает, не уверенный в том, куда клонит Стив, как себя вести, когда его не называют злодеем и негодяем. С самого начала их отношений он был частью команды не благодаря, а вопреки.

Конечно, Стив только все усложняет.

— Я считаю вас всех моей семьей, Тони. Включая тебя.

Стив говорит честно, ни следа нерешительности в его голосе. Эта картина настолько сильно противоречит образу вечно недовольного Капитана в его голове, Капитана, который, кажется, не может взять в толк, почему Тони все еще здесь, что он не в силах удержаться от смеха. Смех выходит задыхающимся, потому что его грудь горит огнем, болят сразу все кровоподтеки, но он не может удержаться.

— Ты хочешь сказать, что у тебя тоже был дядя-пьяница, который…

— Я знаю, что у каждого из нас свои проблемы, — прерывает его Стив голосом, в котором нет и следа сожаления. Тони чувствует, как в нем поднимается горечь. Вот он — первый признак раздражения на лице Стива. — Но ты ценный член этой семьи. Мы не просто миримся с твоим присутствием. Мы не просто остаемся здесь ради бесплатного жилья. И мне очень жаль, что мы заставили тебя так думать.

Слова Стива и выражение его лица противоречат друг другу — фразы раздраженные, лицо почти умоляющее — и, хотя Тони знает, что весь негатив Стива обычно направлен на него, в этот раз он уже не так уверен. Стив не тот человек, который умеет легко лгать, глядя в глаза. Поэтому Тони просто продолжает смотреть на него, надеясь отыскать подсказку, как продолжить этот разговор, и спрашивать самого себя, не является ли его ожившая детская мечта плодом наркотического бреда.

— Хорошо, — нерешительно отвечает он. Если это всего лишь сон, он простит себя за это. — Я тебе верю.

Напротив него Стив выдыхает с видимым облегчением:

— Хорошо.

— Но?

Надежды Тони рушатся, когда Стив чуть медлит с ответом. Во сне он должен был уверить Тони, что все будет хорошо, что вся их взаимная злоба до сих пор была ошибкой и с этого момента все будет по-другому. Где-то здесь кроется уловка, он знает это. Его обдает жаром.

— Ты ранен, — мягко говорит Стив. — Мы обсудим это позже.

Тони усмехается. Синяки совершенно не мешают ему думать. Мешает морфин, но с этим он справится. И он бы предпочел покончить со всеми проблемами здесь и сейчас.

— Обсудим что? — раздраженно спрашивает он, но Стив даже не вздрагивает.

— Мы должны научиться просто общаться, не только орать друг на друга, — объясняет Стив, и на его лице мелькает то же целеустремленное выражение, словно решить эту проблему для него — вопрос чести. — Мы умеем сражаться вместе, но как насчет обычного общения? Я даже не говорю о том, что ты не сказал мне о своем ранении. Ты просто обязан был сказать, но промолчал, потому что не доверяешь мне. Я хочу это изменить.

Даже когда Тони перестал верить в Капитана Америка в далеком детстве, когда на него в очередной раз обрушилась пьяная ярость Говарда, он все равно доверял ему. Их встреча в реальной жизни этого не изменила. Того человека, с которым он все время ругается, он воспринимает отдельно от этого образа, хоть и понимает, что это нечестно. Нельзя злиться на людей за то, что они видят в нем настоящего Старка за образом Железного человека, но на Стива он злится.

— Я бы тоже этого хотел, — очень тихо отвечает он. Но Стив сидит достаточно близко, чтобы расслышать. И когда его плечи расслабленно опускаются, Тони понимает, что сумел найти нужные слова.

Стив откидывается на спинку стула, сразу становясь выше. Теперь, когда спало нервное напряжение, Тони удивляется тому влиянию, которое он оказывает на Стива.

— Еще только один вопрос, — говорит Стив, заставляя Тони снова насторожиться. — Хотя ты можешь не отвечать. Что это за история с пещерой?

Сузив глаза, Тони ищет в лице Стива следы насмешки или гнева, любого доказательства, что он не знает о его афганских приключениях. Разумеется, Наташа знает, а раз знает она, знает и Клинт. Брюс догадался сам. Пеппер удалось скрыть подробности той поездки от широкой общественности, но эти двое состоят в Щ.И.Т.е, и у них нет никаких причин скрывать от Стива причину его нестабильного психического состояния.

— Ты что, не читал мое личное дело? — Тони пытается выяснить, как много знает о нем Стив. Тони совершенно не хочется окунаться в воспоминания о стенах вокруг, о липком воздухе, наполняющем легкие, иначе ему не избежать еще одной панической атаки.

Стив склоняет голову набок и слегка хмурится.

— Там почти ничего нет, — чуть помедлив, отвечает он.

Слабая усмешка трогает губы Тони. После того, как Джарвис впервые стер его данные из архивов Щ.И.Т.а, он делал это постоянно, как только они пытались вернуть файлы на место. Он гордится своим детищем сильнее, чем следовало бы, учитывая, что уничтожение документов государственной важности стало для Джарвиса чем-то вроде спорта.

— Так лучше, — беспечно отзывается Тони, старательно скрывая как свою гордость, так и страх перед удушьем, который всегда поднимается в нем при воспоминании о пустыне. И слегка касается реактора на груди загипсованной рукой. — Там я получил вот это украшение.

Возможно, это лишь плод его воображения, но Тони кажется, что Стив слегка вздрагивает, не отрывая глаз от его руки поверх реактора.

— Прости, — повторяет он. Снова.

Мысль о том, что перед ним извиняется Капитан Америка, наполняет Тони легкостью, и это ощущение не имеет ничего общего с морфином.

— Не извиняйся. Честность — сложная штука, особенно для меня, ты же знаешь, у меня проблемы с доверием. Но я хочу попробовать.

— Я рад этому.

Какое-то время они просто открыто улыбаются друг другу, во взглядах ни следа нерешительности и горького послевкусия, лишь взаимное тепло. Потом Стив встает, и Тони охватывает острое чувство потери.

— Тебе пора отдохнуть, — негромко говорит Стив. — Врач снимет с меня шкуру за то, что я тебя расстроил.

В голосе Стива звучит тот самый добрый юмор, который знаком Тони с командных ужинов и совместных кинопросмотров. Этот юмор редко бывает направлен на Тони но, возможно, теперь все будет по-другому.

— Не уходи, — просит Тони прежде, чем успевает осознать, что говорит. И тут же уточняет, пытаясь исправить свой промах. — Здесь совсем нечего делать, только в потолок смотреть.

— Только ты мог выйти из пятидневной комы и пожаловаться на скуку, — смеется Стив.

Словно вспомнив о произошедшем, Тони чувствует сильную усталость. Чернота клубится где-то на краешке его сознания, глаза закрываются сами собой.

— Нельзя же так просто сдаться, — бормочет он, еще пытаясь бороться со сном и не зная, насколько осознанно прозвучит эта фраза.

— Позже я пришлю Наташу или Клинта, чтобы ты не скучал, — в голосе Стива звучит удивительная теплота. — А сейчас спи.

Прежде чем сон побеждает усталое сознание и истощенное тело, Тони думает, не приснилось ли ему все произошедшее, хотя ему редко снятся такие приятные сны. Сейчас ему не хочется возвращаться в реальность, хочется продлить блаженное неведение. Он будет надеяться, что это не сон. Никогда раньше ему так сильно не хотелось стать частью команды — частью семьи.