Взгляд с другой стороны (джен)

Я не хочу говорить о любви своей,

Не скажу, что не могу без тебя ни дня.

Просто быть хочу с тобой в комнате твоей,

Просто ты сейчас мое небо и земля.

Так хочу не болеть, не падать, не забывать

Наши с тобой секунды, минуты вечности.

Так хочу последней тебя назвать

В нашей на двоих нулевой бесконечности.

Англия, Бирмингем, 1991 год.

Клаус стоял во дворе дома, наблюдая за рассветом. Гибрид не спал всю ночь, размышляя о жизни. Кто-то бы рассмеялся, если бы узнал, что самый страшный гибрид вдруг решил заняться философией. Даже самому Клаусу казалось это странным, однако, за несколько лет он изменился…

Казалось, он уже должен был привыкнуть к проблемам, которые постоянно шли за ним, находя его во всех уголочках земли, однако, каждый раз, когда он в очередной раз решил проблему, внутри рождается надежда. Надежда на то, что она была последней.

Майклсон усмехнулся. Надежда — это то самое чувство, которое настолько назойливо и обманчиво, что начинаешь терять себя. Каждый раз, когда надежда оказывается ложной, он чувствует себя птицей, разучившейся летать во время полета.

— Еще рано, Клаус, пошли спать. — ее сонный голос ласкал его сердце.

— Рассвет красивый. — она обняла его за спину, кидая взгляд на проснувшееся солнце.

— Тебе тысяча лет, Ник.

— Это делает рассвет менее красивым? — он усмехнулся и обернулся, захватывая ее в объятия. В голубых глазах виднелись искры радости. — Пойдем наверх.

Она кивнула, направляясь в дом. На пороге Клаус развернулся и снова посмотрел на рассвет. Когда же его жизнь так изменилась? Когда он наконец понял насколько Элайджа был прав, говоря о семейных узах, которые невозможно разорвать?

* * *

США, штат Луизиана, Новый Орлеан, 1985 год.

Одинокий вечер Кэролайн украшала бутылка вина. Хоуп уже спала, на часах было десять вечера. Она до последнего надеялась на то, что он придет. Считала минуты, сидела на диване, ожидая стука в дверь. Но его не было. Она вскакивала каждый раз, когда слышала шаги по коридору, но это оказывались или уборщица или сосед по номеру.

К вечеру от ее надежды не осталось и следа. И теперь она пила красное полусладкое, пытаясь абстрагироваться от невыносимой боли от разбитого на осколки сердца. Вампирша усмехнулась. Собственно, чего она ожидала? Прошло столько лет… Он уже давно забыл все слова, что ей говорил.

«Дура, какая же я наивная дура.»

Допивая второй бокал, она снова услышала шаги, однако, в отличии от прошлых разов, осталась на месте. Какой смысл? Он не придет. Возможно, это снова соседи или администратор… но стучались в ее дверь. Не веря ушам, она встала и подошла к двери. Неужели? Нет, это галлюцинации. А если нет? Если он пришел? Положила руку на дверную ручку и замерла. Прислушалась. Но кроме дыхания ничего не было слышно, только угадывался запах явно дорогих мужских духов. Она открыла дверь.

— Ты все-таки пришел. — она пыталась сказать непринужденно, но в ее голосе было слышно облегчение.

— Конечно, ждала? — он прошел в номер, не дожидаясь приглашения. Прошел по гостиной, обратил внимание на опустевшую на половину бутылку вина и кинул на нее ироничный взгляд. Закатив глаза, Кэролайн закрыла дверь. Клаус всегда такой… Клаус. — Ты говорила о серьезном разговоре. Но прежде… Я хочу тебя спросить, дорогуша. — он подошел к ней и остановился лишь когда между ними была пара сантиметров. Стоя почти вплотную, он спросил. — Почему твоя дочь похожа на меня?

В ее глазах мелькнуло удивление.

— Присядь. — кивнула она на кресло, отходя от гибрида. Оставив его вопрос без ответа, Кэролайн достала стакан, бурбон и налила его до краев. Передала Майклсону, который сел на кресло и теперь внимательно наблюдал за ней. Взяв свой бокал, она подошла к окну, глядя на вечерние огни города. — Помнишь Хейли Маршалл? — гибрид кивнул. — До того, как ты покинул город, вы переспали в баре.

— Вот это познания. Ревнуешь, дорогуша?

— Заткнись и слушай. — Клаус усмехнулся и поднял руки вверх. — Елена и Бонни всегда были лучшими подругами, а я была третьей лишней, хотя они старались. Правда, старались, пытались стать мне близкими подругами. Но, недавно я поняла, что даже не скучаю по Елене, уехавшей пять лет назад из Мистик Фоллса. За Гилберт бегали братья Сальваторе, Бонни занималась магией, а я… я была одна. В один вечер я гуляла по парку и встретила там Хейли. Это было семь лет назад, и мы напились. Мы никогда не показывали свою дружбу, мы редко виделись, но, когда одной из нас было плохо, она брала бутылку и ехала к другой. Нам не нужны были слова, мы просто пили. Она стала для меня лучшей подругой, с которой потом я делилась секретами. Мы никогда не осуждали друг друга. Шесть лет назад Хейли пришла ко мне в дом с тестом на беременность. Срок — два месяца. Сколько раз я не спрашивала, она не называла имя отца ребенка. Но на девятом месяце, когда приближался день родов, на нас напали ведьмы.

— Ведьмы? На беременную женщину? — Клаус не любил ведьм, но он никогда не слышал, чтобы они нападали на беременных.

— Да. Они не хотели, чтобы ребенок Хейли родился. — Кэролайн закрыла глаза, вспоминая тот вечер, ту ночь, когда в обычно ярких глазах Хейли померк свет. — Мы сражались. Долго. Победили, но одна из ведьм кинула нам вслед заклинание. В эту же ночь Хейли родила, и… и умерла, оставив Хоуп мне.

— Почему они хотели убить ребенка?

— Потому что, оказалось, оборотень может забеременеть от гибрида. — Кэролайн обернулась и посмотрела в глаза Клауса, до которого, кажется, дошло, что она собирается сказать. — Потому что родная мать Хоуп успела дать ей имя перед смертью. Потому что настоящее имя моей дочери — Хоуп Андрея Майклсон. Дочь самого беспощадного гибрида во всем мире. Твоя дочь, Клаус.

Стакан с бурбоном упал на ковер. Но никто из них этого не заметил — они смотрели друг другу в глаза. Клаус не мог поверить в ее слова, но в памяти были глаза девочки. Копия его глаз.

— Мама? — Хоуп стояла в дверях. Гибрид посмотрел на нее. На девочке была милая ночнушка с единорожками. Она потирала слипшиеся от сна глаза, переводя взгляд с Кэролайн на него.

— Милая, почему ты проснулась? — Форбс кинулась к дочери, беря ее на руки.

— Мне приснился кошмар. — она обняла маму за шею, смотря на незнакомого человека. — Мам, кто это?

— Это… — Кэролайн замялась. Она не знала, что сказать. Врать не хотелось, но поверил ли ей Клаус? Гибрид решил все за нее, поднялся с кресла и подошел к ним.

— Я твой папа, Хоуп.

Где-то далеко в эту минуту одна нить судьбы сплелась с двумя другими, принимаясь плести еще неизвестную паутину новой истории жизни.

* * *

Англия, Бирмингем, 1991 год.

Ему было сложно принять правду, но Хоуп была похожа на него. Тогда он просто поверил Кэролайн, а потом и сам понял, что она — его дочь. Впервые он учил кого-то рисовать. Впервые читал сказку, глядя в детские глаза. Впервые оборачивался на крик «папа!». Он стал счастливым.

В тот вечер, после того, как Кэролайн уложила Хоуп спать, она спросила у него:

— Что ты выберешь, Клаус? Власть или нас?

Он выбрал их. Кэролайн и Хоуп не вернулись в Мистик Фоллс. Она даже не попрощалась. Просто собрала вещи, и на утро они покинули Новый Орлеан. Клаус впервые бросил свою империю. Он отдал власть приемному сыну, о чем до сих пор не пожалел. Втроем они уехали из страны, надеясь на обычную жизнь. Они выбрали Бирмингем, потому что вампирша всегда хотела его посетить. Но спустя шесть лет спокойной жизни, Клаус понял, что проблемы найдут их везде.

И главная их проблема сейчас — тетушка Далия, которая проснулась от столетнего сна и хочет забрать их дочь. Клаус был намерен сражаться с ней до самой смерти, но забрать дочь он не позволит.

Ребекка и Кол, которых он давно освободил, приедут завтра. Финн с Эстер, которая опять воскресла, на другом континенте, к счастью для них самих. Клаус вздохнул и вошел в дом. Фрея, их, оказывается, живая старшая сестра еще спала, как и Хоуп. И единственным, кто ничего не знал и о ком Клаус ничего не слышал уже много лет, был Элайджа.

Старший брат, который всегда верил в него. Брат, который верил в их семью. Единственный из Майклсонов, который не знал о племяннице. И которого Клаус был полон решимости найти. Найти чтобы сказать всего три слова: Ты был прав.

Но поверит ли Элайджа на этот раз? Его ложь ранила старшего брата в самое сердце. Сможет ли он его простить?

* * *

Небольшие волны моря каждую секунду покрывали белый песок, и, возвращаясь обратно в море, оставляли за собой ракушки и цветные камни, напоминающие изумруды и рубины. Женщина с длинными до пояса светлыми волосами наклонилась и подобрала один из камней, покрутив его в ладони.

Ветер развевал полы ее длинного белого платья, которые она так любила. Синие, практически ни чем не отличающиеся от цвета моря, глаза наблюдали за полетом чаек, кружающих над скалой. Птицы делали круг, садились на камень, а потом снова взлетали и летали над морем.

Стая птиц, не способные друг друга предать. Они не покидали друг друга, как влюбленные лебеди, которые не могут прожить без своей второй половинки, если вдруг она исчезнет. Лебеди — верные птицы, чайки — дружные.

Но всю жизнь она любила скворцов, агрессивно настроенных по отношению к другим видам птиц.

Камень выпал из ладони, а на пляже не осталось даже намека на недавнее присутствие человека.